Раскаты высшего отхода

               


  В  БОЛЬШОМ  кабинете  за  накрытым  столом  с  десяток  сотрудников  научно-исследовательской  организации  закрытого  типа  чокаются  и  шумят , произносят  тосты  и  весело  смеются ; отмечается  день  рождения.
  Растроганная  виновница  торжества  опрокидывает  рюмку  за  рюмкой , ухаживающие  за  ней  мужчины , не  забывая  подливать  и  себе , выкрикивают  банальные  пожелания:
- За  здоровье , за  карьеру! И  чтобы  все  удалось!
- Ты , Светлана  Петровна , человек  что  надо! И  тебе  бы  найти  приличного  мужчину! Чтобы  он  тоже  был  человеком!
- Она  его  найдет!
- Или  он  найдет  ее  сам!
- Да  он  ее  уже  нашел! А , Светлана  Петровна?
- Нашел , нашел! А  не  нашел , так  найдет!
- Кого  бы  он  ни  искал , пусть  он  найдет  именно  тебя!
- За  это  и  выпьем!
  Все  пьют , расслабляются , тянутся  за  закуской ; шестидесятилетний  ученый  Николай  Алексеевич  Самойлов  сидит  перед  стаканом  с  давно  выдохшимся  шампанским , не  намереваясь  изображать  даже  минимальную  вовлеченность  в  происходящее - он  окружен  раскрасневшимися  лицами , вокруг  него  гомон  и  смех ; Николай  Алексеевич  в  этом  не  участвует. Выпестованное  стремление  не  тратить  время  зря  не  позволяет  ему  отвлекаться  от  раздумий , имеющих  исключительно  научную  направленность.
  Коллеги , отдыхающие  с  ним  за  столом , в  курсе , что  Николай  Алексеевич  на  землю  не  опускается , и , восхищаясь  его  талантом  уровень  никогда  не  снижать , оставляют  ученого  в  покое , не  предлагая  ему  поздравить  именинницу , к  которой  он  питает  вполне  дружеские  чувства.
  Если  в  его  случае  можно  говорить  о  каких-либо  чувствах.

  УЙДЯ  с  дня  рождения  раньше  остальных , Николай  Алексеевич  занял  на  бульваре  свою  любимую  скамейку.  В  светлый  летний  вечер  он  поглядывает  на  прохожих , производит  расчеты  и  строит  гипотезы ; занять  свою  скамейку  ему  удается  не  всегда , и  просматривающаяся  на  его  лице  положительная  эмоция   относится  к  тому , что  сегодня  ему  это  удалось.
  Прохаживающегося  народа  немало. Не  потоки , но  и  не  ручьи. Излишней  спешки  не  прослеживается , раздражающего  шума  они  фактически  не  издают , визжащего  в  отдалении  ребенка  впритык  не  подводят - испускаемые  им  вопли  терпимы , но  Николай  Алексеевич , недовольно  скривившись , внутренне  сетует  на  недостатки  общественных  мест  и  замечает  подходящего  к  нему  Олега  Лозинского.
  Олегу  тридцать  восемь  лет , у  него  впалые  щеки  и  сломанный  в  пьяной  драке  нос ; он  работает  с  Николаем  Алексеевичем  в  одном  учреждении , где  его  не  очень  воспринимают , как  подающего  надежды  ученого – на  праздновании  дня  рождения  он  в  противовес  Николаю  Алексеевичу  неплохо  выпил , однако  не  воспарил. Под  тонким  слоем  бравады  явно  понурый  вид.
- Николай  Алексеевич! – воскликнул  Олег. – Будь  народ  более  трезв , он  бы  возмутился  вашими  манерами! Почему  вы  опять  не  досидели  хотя  бы  до  половины? Именинница  на  вас  не  обижается: с  нее  достаточно  внимания  Егора  Константиновича , ну  а  я  на  вас  злюсь и требую  объяснений. Примите мой  комплимент – без  вас  там  совершенно  не  с  кем  вести  вдумчивый  полноценный  разговор.
- Тогда  зачем  ты  на  другой  конец  стола  сел? – спросил  Николай  Алексеевич.
- Я  сел  рядом  с  Лидой. Говорить  с  этой  дурочкой  не  о  чем , но  пощупать , пошептать  на  ушко  возбуждающие  мерзости… в  завершение  вечера  я  планировал  уединиться  с  ней  в  вашем  кабинете.
- В  моем?
- В  мой  кабинет , - пояснил  Олег , - мне  ее  не  затащить , а  в  ваш  гипотетически  можно , но  я  не  нашел  предлога. Мне  не  хватило  воображения. Выпитый  алкоголь  придал  лишь  развязности , и  я  полез  к  ней  при  всех , нарвался  на  окрики  шефа  и  издевательский  хохот  коллег. В  научном  сообществе  ведь  любят  напиться  и  гоготать.
- Пользуясь  правами  старшего , - сказал  Николай  Алексеевич , - я  не  советую  тебе  за  все  научное  сообщество  говорить. Не  у  всех  же  на  уме  одно  пьянство  и  женщины. Только  у  мелких  умов , которых  среди  нас , разумеется , в  достатке.
- Камень  в  мой  огород? – спросил  Олег. – Ну , давайте , швыряйте, большого  урона  не  будет , в  нем  все  равно  ничего  не  растет.
- Людям , посвятившим  себя  науке , - веско сказал Николай Алексеевич , - не  подобает  столь  пренебрежительно  относится  к  отпущенному  им  дару.
- Вы  считаете , у  меня  есть  дар? – с  надеждой  спросил  Олег.
- Я   говорю  в  общем. Относительно  ученых  в  целом. Но  и  у  тебя , при  условии , что  ты  ограничишь  объем  возлияний  и  приостановишь  беготню  за  слабым  полом,  найдется  чем  удивить. Если  не  мир , то  меня.
- Чем  же  вас  удивишь , - пробормотал  мрачный  Олег. – У  менее  гениальных  фигур  удивление  проистекает  из  непосредственного, где-то  даже  детского  взгляда  на  жизнь , а  вы  все  уже  поняли  и  постигли.
- Ты бы смог  меня  удивить  глубоким  научным  трудом , - подумав  о  своем , подсказал  Николай  Алексеевич.
- Опять  вы  об  этом… 
- Не  слушай  меня , Олег. Существуй  за  счет  собственных  мыслительных  наработок  и  продолжай  использовать  любой  повод , чтобы  надраться.
- Да  ладно  вам , Николай  Алексеевич! Кто  надирается? Разве  я  сейчас  пьян?
- Ты  расстроен. Думаю , не  из-за  того , что  мало  выпил. Скорее  всего , из-за  женщины.
- Угу , - пробормотал  Олег. – Из-за  нее. Из-за  них.
- Мужчины  из-за  них  страдают , - уставившись  в пустоту, промолвил  Николай  Алексеевич. – Мужчины  из-за  них  стреляются  и  вешаются. Молодым  мужчинам  отказаться  от  них  гораздо  сложнее , чем  пожилым. По-твоему , я  немолод?
- Если  бы  я  вас  не  уважал… я  бы  сказал , что  вы , Николай  Алексеевич , задавая  такие  вопросы , показываете  себя… с  нездоровой  стороны.
- Вопрос  был  формальным , - надменно  констатировал  Николай  Алексеевич. - Я  знаю , я  немолод , но , занимаясь  любимым  делом , я  не  печалюсь  об  ушедших  годах. Силы  на  занятия  наукой  у  меня  пока  есть, а  отсутствие  сил  на  что-то  еще  помогает  мне , не  распыляясь , сосредоточиться  на  деятельности , приносящей  мне  истинное  удовлетворение. Феноменальное. Недостижимое  обычными   приземленными  средствами.

  НИКОЛАЙ  Алексеевич  у  себя  дома. За  широким  столом  среди  книг  и  вороха  листов  с  серьезными  изысканиями. В  двух  шкафах  лишь  печатная  продукция , на  голых  стенах  ни  картин , ни  зеркал ; непреднамеренным  движением  локтя  книга  сбрасывается  на  пол , на  листе  бумаги  появляется  новая  запись , раскачивающийся  корпус  ученого  расшатывает  спинку  стула.
  Настольная  лампа  высвечивает  произвольно  ползающую  левую  ладонь ; в  правой  руке  пишущая  ручка , и  ее  бег  неудержим , растущие  по  краям  головы  седые  волосы  стоят  весьма  прямо , гробовая  тишина  нарушается  покашливанием  и  сопением , работа  ладится.
  Могучий  разум  захвачен  чем-то  интересным. Несомненная  удача  ознаменуется  удовлетворенным  кивком.
  СМЕНИВ  домашнюю  рубашку  на  несколько  более  презентабельную , Николай  Алексеевич  находится  в  своем  рабочем  кабинете , уделяя  драгоценное  время  тому  же , что  и  всегда.
  Он  служит  науке , сжимает  рукой  крупный  лоб , сидит  и  вскакивает , не  включая  компьютер – дома  у  него  компьютера  нет , Николай  Алексеевич  не  пользуется  им  и  здесь , оформление  кабинета  стандартно , подобные  мелочи  ученого  не  тревожат , он  делает  два  быстрых  шага  и  снова  идет  неспеша.
  От  окна  к  двери , от  двери  к  столу , от  стола  к  двери , Николай  Алексеевич  подходит  к  двери: разворачиваться , останавливается , коснувшись  дверной  ручки , давит  на  нее  сильнее. Она  поддается , и  ученый  выглядывает  в  длинный  коридор.
  Там  никого. Обычно  там  кто-нибудь  есть.
  Николай  Алексеевич  смотрит  в  разные  стороны , крутя  головой , как  при  замедленном  просмотре  теннисного  матча.
  Ученый  не  испытывает  желания  кого-либо  увидеть.
  Минуты  уходят , вопросы  обдумываются ; в  коридоре  объявляется  упитанный  и  добродушный  начальник  Егор  Константинович. Приблизившись к   Николаю  Алексеевичу он  замечает , что  тот  его  вряд  ли  узнал.
  Для  Егора  Константиновича  это  не  новость.
- Прогуливаетесь , Николай  Алексеевич? – спросил  он.
- Я  стою  на  месте , - ответил  ученый.
- Но  только  что  прогуливались? Из  кабинета  вы  для  чего-то  же  вышли.
- Вышел , - согласился  Николай  Алексеевич.
- Ну , вышли  и  вышли , чего  там  вдаваться  в  подробности. Смотрю , настроение  у  вас  боевое , рабочее.
- Вы  делаете  выводы , из  моего  отсутствующего  взгляда  исходя?
- Имею  право , Николай  Алексеевич , - усмехнулся  Егор  Константинович. - Благодаря  нашему  многолетнему  сотрудничеству  я  научился  распознавать  моменты , когда  вы  находитесь  на  пике  активности.
- Мыслей  у  меня  действительно  хоть  отбавляй…
- И  среди  них  ни  одной  посторонней!
- Не  хватало  мне  еще  непойми  о  чем  думать , - процедил  ученый.
- Увидев  в  подобном  состоянии  кого-нибудь , кроме  вас,  я  бы  порекомендовал  ему  для  разрядки  подумать  о  чем-то  суетном: о  ценах , политике , кегельбане – однако  вам  это  не  нужно. Вы  в  своей  колее. И  чем  она  глубже , тем  всем  нам  больше  пользы.
- К  чему  вы  заговорили  о  кегельбане? – с  подозрением  спросил  ученый.
- Да  так. Не  зная  вас , я  бы  попросил  вас  о  нем  поразмышлять.
- А  какой  мне  прок  размышлять  о  кегельбане?
- Чтобы  не  перегнуть  палку , - пояснил  Егор  Константинович. – Излишние  умственные  усилия  способны  привести  к  взрыву  в  мозгу , но  не  в  вашем. Вы  выдержите  любое  напряжение. Легко  и  достойно.
- Вы  настолько  во  мне  уверены?
- Моя  уверенность  в  вас  безгранична , - похлопав  ученого  по  плечу , сказал  Егор  Константинович. – Ну , я  побежал. Сами  понимаете – руководить  непросто. Надо  спешить , суетиться , ежедневно  тонуть  в  зловонном  болоте  административных  проблем, вы , Николай  Алексеевич , на  ваше  счастье  от  этого  далеки. Я  вам  завидую!
  Николаю  Алексеевичу  позавидовали , и  он  растерянно  стоит  в  коридоре, ошеломленно  хлопая  глазами. Уважая  то , чем  он  занимается , Николай  Алексеевич  себя  безусловно  уважает , но  быть  причиной  чьей-то  зависти  ему  нежелательно , и  он  не  верит , что  это  так.
  Его  взор  затуманивается.
  Над  ученым  проплывает  свинцовая  туча , которая  возвращается , чтобы  вновь  закрыть  солнце.
 ОТ  КРЫШИ  деревенского  дома  отскакивают  желтоватые  градины. У  крыльца  лежит  большой  белый  пес.
   Явственно  слышно , как  он  рычит.
 НИКОЛАЙ  Алексеевич  в  собственном  подъезде  у  неработающего  лифта. Мнущееся  рядом  с  ученым  низкорослое  существо  мужского  пола  издает  злобные  нечленораздельные  звуки: за  спиной  у  малооплачиваемого  жестянщика  Виктора  Родина  более  двадцати  трудовых  лет. В  непопулярном  автосервисе.
  Пассивного  смирения  перед  обстоятельствами  он  не  выказывает.
- Что  же  такое  с  этими  лифтами! – воскликнул Виктор. – Снова  оба  сломались.
- У  нас  на  работе  нет  ни  единого , - сказал  Николай  Алексеевич.
- А  сколько  у  вас  этажей?
- Три.
- Ну  и  на  хрен  вам  лифт?! На  третий  этаж  я  бы  запросто  поднялся  без  всякого  лифта , но  мне  же  на  восьмой. А  вам?
- Мне  на  пятнадцатый , - ответил  ученый.
- И  вы  так  спокойно  об  этом  говорите? – удивился  Виктор.
- А  что… мне  орать?
- Вы , знаете , меня  не  доводите. Если  ваша  нервная  система  в  полном  порядке , то  у  меня  не  тот  случай. Жизнь  бьет  меня  весьма  прицельно.
- Личная  жизнь? – поинтересовался  Николай  Алексеевич.
- В  мою  личную  жизнь  вы  не  льзьте , - огрызнулся  Виктор. – Она  вас  не  касается.
- Согласен.
- А  об  остальном  я  скажу – зарплату  мне  не  повышают, а  квартирная  плата  растет , и  это  при  том , что  за  поломку  лифтов  отвечать  никто  не  собирается! Ну  и  гадины… я  бы.. у-ууу… у  вас  большая  зарплата?
- Наверно , средняя , - ответил  ученый. – Я  о  ней  не  задумываюсь.
- Тронутый  вы  какой-то. Точно , точно , вас  следует  опасаться… вы  идете?
- Куда?
- На  лестницу! По  лестнице! Идите  первым – я  не  желаю, чтобы  вы  шли  у  меня  за  спиной.
  Не  вступая  в  пререкания , Николай  Алексеевич  идет  к  лестнице  и  начинает  по  ней  подниматься. Первые  ступеньки  преодолеваются  с  поражающей  его  самого  легкостью , но  приблизительно  на  уровне  второго  этажа  дыхание  сбивается , из-за  навалившейся  тяжести  замедляется  ход ; движущийся  следом  за  ученым  Виктор  Родин  рвется  вверх  и  слышит  исключительно  точное  подобие  предсмертных  хрипов.
  Виктору  Родину  опостылело  ограничивать  свою  скорость  и  он , бурчащий  себе  под  нос  нечто  неопределенное , подбирается  к  выдохшемуся  Николаю  Алексеевичу.
- Идите  быстрей! – крикнул  Виктор. – Я  тороплюсь!
- Можете  меня  обогнать , - одышливо  пробормотал  Николай  Алексеевич. – Я  прислонюсь  к  стене… по  возможности… сделаю  ваш  проход  безопасным.
- Вы  себя  не  переоценивайте , - проходя  мимо  ученого , сказал  Виктор. – При  необходимости  я  бы  и  сам  дорогу  себе  расчистил. Но  раз  отошли , то  нормально. Каждый  остается  при  своем. Если  вам  станет  вконец  погано , заходите  ко  мне. Я  живу  в  тридцать  первой  квартире. С  женой… никакого  желания  ее  видеть.
- А  к  кому  вы  торопитесь?
- К  телевизору , - восходя  по  ступенькам , ответил  Виктор. – Правда , по  нему  тоже  сплошное  дерьмо  показывают. 
  Николай  Алексеевич  дышит  открытым  ртом. Его  челюсти  неподвижны. Оттолкнувшись  рукой , он  отделяется  от  стены  и , покачнувшись , приваливается  к  ней  обратно – лицом. Если  направить  взгляд  прямо  перед  собой , ничего  не  видно.
  ДОШЕДШИЙ  до  квартиры  Николай  Алексеевич  смотрит  на  диване  телевизор - выключив  звук , щелкает  пультом.
  Реклама  дрелей , кудрявый  мальчик  с  гармошкой , приготовленные  для  разделки  мясные  туши , дающий  интервью  художник  Шемякин , выпрыгивающие  из  самолета  парашютисты ; Николай  Алексеевич  останавливается  на  сериале. Там  происходит  выяснение  отношений.
  Яростная  девушка  отталкивает  столь  же  эмоционального  молодого  человека , отвечающего  ей  не  применением  силы , а  вскрикиваниями  и  оскорблениями , об  выслушивания  которых  ученый  благополучно  избавлен. Но  не  всегда.
  НА  СЛЕДУЮЩИЙ  день  он  обособленно  обедает  в  кафе  и , не  отводя  взора  от  тарелки , слышит  за  спиной  обрывки  вторгающихся  в  его  сознание  фраз: «вали  давай… да  я  тебя… да  ты  кто… иди , коза , к  кому  хочешь… да  я  уйду  к  тому , кто  тебя  вообще  тут  уроет… да  пусть  только  дернется… козел  же  ты , ну  ты  и  козел».
  Николай  Алексеевич  поворачивает  голову  и  обнаруживает  юношу , видит  девушку – взирающую  на  парня  с  ненавистью. В  телевизоре  и  он , и  она  были  симпатичными  блондинами , здесь  в  кафе  перед  ученым  ссорятся  уродливые  брюнеты ; не  сумев  сдержаться , юноша  толкнул  девушку , и  она  налетела  на  элегантную  сорокалетнюю даму , приходившую  мимо  Николая  Алексеевича  с  чашкой  кофе  и  удерживаемым  двумя  пальцами  пирожным.
  Пирожное  элегантная  Ольга  не  выронила , но  кофе  выплеснулось  за  шиворот  склонившегося  над  своей  порцией  ученого.
- М-ммм , - простонал  Николай  Алексеевич. – Горячо. Вы  не  специально?
- Простите  меня , - запричитала  Ольга , - простите…
- Вы  не  специально?
- Меня  толкнули. Вон  та  девушка  толкнула  на  меня  того  парня , и  я  вылила  кофе… на  вас.
- Именно  на  меня?
- А  на  кого? – переспросила  Ольга. – Я  вылила  на  вас , вам  не  повезло , вы  тут  сидели , и  я  на  вас  вылила… я  не  нарочно. Вы  не  усложняйте. Можно  мне  к  вам  подсесть?
- Именно  ко  мне? – спросил  Николай  Алексеевич.
- Боже  ты  мой… Вы  сидите  один. За  другими  столами  народа  намного  больше. Мне  же  нужно  где-нибудь  присесть  и  выпить  кофе  с  пирожным.
- У  вас  пустая  чашка , - заметил  ученый.
- Но  пирожное  у  меня  осталось. Не  грызть  же  мне  его  на  ногах, вы  как  полагаете?
- Пожалуйста , - сказал  Николай  Алексеевич. – Это  не  мой  стол. Это  не  мой  мир. Но  это  мое  тело , и  вы  причинили  ему  боль.
- Ну  извините , - развела  руками  Ольга. - Так  получилось , имейся  у  меня  выбор , я  бы  облила  не  вас , а  кого-нибудь  еще.
- Честно? – спросил  ученый.
- Ага , - кивнула  Ольга.
- Я  вам  понравился? Или , чувствуя  за  собой  вину , вы  всего  лишь  пытаетесь  сделать  мне  приятно?
- А  если  и  так? - кокетливо  усмехнулась  Ольга.
- Как?      
- Как  делают  приятное? Неужели  вам  неизвестно , как  это  делают?
- Я  увлекаюсь  наукой , - сухо  ответил  Николай  Алексеевич. – И  с  ранних  лет  игнорирую  все  иное.
- Вы  ученый? – присаживаясь , спросила  она.
- Довольно  видный. Мои  научные  изыскания  мой  карман  не  пополнили, но  на  благо  человечества  несомненно  послужили.
 
  ИЗУЧАЮЩЕ  поглядывая  на  Николая  Алексеевича , Ольга  задает  ему  какие-то  вопросы , делает  попытки  разговорить  его  на  житейские  темы ; ученый  видит , как  у  нее  поблескивают  глаза , смотрит  на  ее  шевелящиеся  губы , но  раздумия  о  собственном  предназначении  не  дают  ему  сконцентрироваться  и  разогнать  застилающий  Ольгу  туман.
  Поначалу  туман  не  рассеивается. Однако  взамен  серости  приобретает  яркость  расцветки - порхают  оранжевые  пушинки , сыпятся  бордовые  песчинки , Николай  Алексеевич  пытается  подхватить  их  подрагивающим  языком , и , если  бы  Ольга  заметила  этот  неосознанный  сексуальный  жест, она  была  бы  удивлена. Но  в  данную  секунду  она  отвернулась  к  окну.
- Столь  широкий  масштаб  общающейся  со  мной  личности , - сказала  она , - заводит  меня  в  тупик. О  чем  бы  я  не  заговорила , мне  не  скрыть  свою  ограниченность. – Ольга  откусила  кусок  пирожного. – Вы  не  женаты? Это  не  обидный  вопрос?
- Вы  меня  ничем  не  задели. Я  не  женат  и  от  семейных  хлопот  избавлен, но  у  меня  много  работы  и  мне  некогда  тут  задерживаться… пусть  и  с  вами.
- А  вечером? – спросила  Ольга. – Рискну  предположить , что  вечера  у  вас  свободны. Не  встретиться  ли  нам  часов  в  семь?
- Здесь? – спросил  ученый.
  Ольга  отрицательно  покачала  головой.
- У  меня? – недоуменно  пробормотал  Николай  Алексеевич.
- Где-нибудь  в  центре. В  кафе  мы  уже  посидели , идти  к  вам  домой  мне , согласитесь , рано , ну  а  прогуляться  с  вами  на  свежем  воздухе  я  бы  не  отказалась. Звучит, как  последняя  чушь.
- Возможно , - уязвленно  пробурчал  ученый.
- Свежий  воздух , - хмыкнула  Ольга. – Откуда  в  Москве  взяться  свежему  воздуху? И  вам  из-за  этого  должно  быть  особенно  досадно – подумайте  сами , в  какой  степени  вырос  бы  ваш  вклад  в  науку , если  бы  вы  дышали  не  нашей  гадостью , а  чем-то  действительно  чистым.
- Хмм , - протянул  Николай  Алексеевич. - Вы  заставили  меня  призадуматься…

  ПО  ШИРОКОЙ  аллее  навстречу  друг  другу  идут  люди , прижимающиеся  либо  к  правой , либо  к  левой  стороне , оставляя  середину  незанятой.
  Достойных  занять  ее  не  находится. По  краям  можно  прогуливаться  в  тени , а  центральная  часть  раскалена  не  думающим  садиться  солнцем ; появившийся  вдали  Николай  Алексеевич  степенно  шагает  ровно  по  середине.
  Большая  голова  откинута  назад , извлеченные  из  карманов  руки  практически  не  болтаются - раздавшийся  где-то  не  здесь  женский  крик  не  доходит  до  слуха.
  Ученого  обгоняет  загнанный  мужчина  с  наружность  клерка ; в  поту  он  разговаривает  по  мобильному.
-… увидимся  и  поговорим , можно  и  не  говорить , да , мне  хочется  с  тобой  просто  увидется… милая  моя , довочка  моя , прошу  тебя , ты  же  для  меня  все  на  свете , не  вынуждай  ты  меня  унижаться , я  тебе  никогда  не  врал , и  я  тебя… приедешь? Спасибо , родная , я  так  счастлив , спасибо.
   Закончивший  разговор  мужчина  сложил  мобильный  и  устало  пробормотал:
- Тварь… ох , тварь… надо  же  быть  такой  тварью…
   НИКОЛАЙ  Алексеевич  озирается , откуда  к  нему  должна  подойти  Ольга , он  не  знает ; привлекая  внимание  всматривающихся  в  него  прохожих, он   шаркает  по  асфальту  старыми  штиблетами , которые  исполняют  соответствующую  его  настрою  музыкальную  композицию.
  Ему  ни  радостно , ни  печально , складывающиеся  к  голове  формулы  создают  крепкую  решетку , не  пропускающие  суетные  измышления ; прищуренными  из-за  солнца  глазами  обнаружена  размыто  плывущая  Ольга.
  Зрению  возвращается  четкость , и  Николай  Алексеевич  с  удивлением  замечает , что  Ольга  сильно  хромает. При  сокращении  разделяющего  их  расстояния  впечатление  не  рассеивается.
  Ученый  не  сдвинулся  ни  на  метр. Расстояние  сокращала  одна  Ольга , хромавшая  к  Николаю  Алексеевичу  в  узкой  юбке  и  тонком  пиджаке.
- Здравствуйте , - через  силу  улыбаясь , сказала  она.
- Здравствуйте , - выдавил  из  себя  ученый. – Не  знал , что  вы  хромая.
- Я  лишь  подвернула  ногу. Весьма  болезненно – чуть  ли  не  на  всю  улицу  закричала. Когда  я  облила  вас  горячим  кофе , вы  перенесли  боль  куда  более  стойко.
- Я  мужчина , - сказал  ученый. - Идти  сможете?
- До  вас  же  я  дошла. Причем , шла  довольно  быстро. Вовсю  старалась  не  опоздать , чтобы  о  вас  не  сложилось  обо  мне  неблагоприятное  мнение.
- Женщинам  свойственно  опаздывать , - сказал  Николай  Алексеевич.
- Вы  хорошо  разбираетесь  в  женщинах? – поинтересовалась  Ольга.
- Так  говорят.
- Ваши  знакомые?
- Мы  не  понимаем  друг  друга , - промолвил  ученый. - Вы  посчитали  будто  бы  мои  знакомые  говорят , что  я  хорошо  разбираюсь  в  женщинах , но  вы  ошиблись. Я  говорил – так  говорят. Не  мои  знакомые  обо  мне , а  совершенно  незнакомые  мне  люди  о  женщинах. Об  их  свойстве  опаздывать.
- Я  не  опоздала , - сказала  Ольга.
- Вполне  допускаю.
- Вы  что , не  смотрели  на  часы?
- Придя  на  указанное  вами  место , я  дал  волю  своему  мозгу , и  он  меня  отсюда  увел. Хотя  я  никуда  не  уходил  и  ждал  вас.
- Не  очень  вы  меня  ждали , - проворчала  Ольга.
- С  чего  вы  решили? – вопросил  Николай  Алексеевич. – Нет… не  вам  решать. Не  задень  вы  во  мне  потайные  струны , я  бы  сюда  вовек  не  заявился.
- Лестно  слышать , - улыбнулась  Ольга. – Переваривать  услышанное  тоже… сплошное  удовольствие. Вы  спрашивали  меня , могу  ли  я  идти.
- Вы  идете. Значит , можете.
- Но  вы  спрашивали.
- Спрашивал. Подтверждаю.
- А  если  бы  я  не  смогла? Вы  бы  понесли  меня  на  руках?
- Понес  бы , - ответил  ученый. – Не  волоком  же  вас  тащить.
- Забавно , - пробурчала  Ольга. - Все  скамейки  заняты , нам  с  вами  никуда  не  влезть… вон  на  той  только  один  человек. Пойдемте  к  нему.
- Мешать  ему  мы  не  будем , - безапелляционно  сказал  ученый , взглянув  на  неприкаянного  задумчивого  человека. – Вряд  ли  он  занимается  наукой , но  мне  видится  в  нем  родственная душа. Погрузившись  в  раздумия , я  тысячи  раз  сидел  один , и  мне  совсем  не  нравилось , когда  ко  мне  кто-либо  подсаживался.
- В  кафе  к  вам  подсела  я , - мягко  заметила  Ольга.
- И  теперь  неизвестно , что  из  этого  выйдет , - пробубнил  ученый.
- Далеко  в  будущее  я  не  заглядываю. А  послезавтра  мы  можем  сходить  в  театр. Там , во  всяком  случае , не  возникнет  проблем  с  тем , чтобы  сесть  и  сидеть. Вы  посещаете  театр?
- Он  не  в  сфере  моих  интересов , - ответил  ученый.
- Предпочитаете  кино?
- Случается. Недавно  я  видел  японский  фильм , в  котором  двое  японцев  остановили  машину  и  долго-долго  смотрели  на  природу. Они  смотрели  на  природу. А   мне  по  воле  режиссера  приходилось  смотреть  на  этих  японцев.   

  В  МАШИНЕ  двое  японцев. У  них  обычные  для  японцев  лица , обычное  для  японцев  выражение  лиц ; в  машине  ничего  не  происходит. Судя  по  выражению  их  лиц , ничего  не  происходит  и  снаружи. В  первозданном  безмолвии  слышен  любой  звук. Капает  дождь , падает  птичий  помет , японцы  все  же  живы , они  дышут  - нечасто , но  двоим  мужчинам  хватает, и  они  смотрят  неизвестно  на  что, положив  руки  друг  другу  на  колени. Первый  держит  правую  на  левом , второй  левую  на  правом , изображение  подрывается  помехами , и  место  японцев  занимают  персонажи  нормального  эротического  произведения , сношающиеся  в  постели  со  здоровой  исступленностью  и  громогласными  выкриками. 
  Разнополые  партнеры  мнут  простынь. На  полу  валяется  скомканный  лист  бумаги. Николай  Алексеевич  сидит  у  себя  в  кабинете  и  никак  не  может  сосредоточиться  на  работе.
  Взгляд  мечтально  бродит  по  потолку , текстовые  материалы  придвигаются  и  опять  отодвигаются , скрипящий  под  ученым  стул  отрывает  от  паркета  то  передние , то задние  ножки ; Николай  Алексеевич  выбит  из  наезженной  колеи  и  не  слишком  злиться  на  влетевшую  в  его  кабинет  смазливую  шатенку  с  высокой  грудью.
  От  чего-то  существенного  она  его  не  оторвала. Бесцеремонность  вторжения  простительна.
- С  кем  работаем , Николай  Алексеевич! – возопила  Лида  Петрова. – Что  за  мужики! Все  мелкие , прижимистые , ни  в  ком  и  намека  на  истинный  размах. Ученые! Так  зажмутся , что  и  копейки  у  них  не  выпросишь – на  рынке  и  это  к  деньгам  полегче  относятся. Другое  дело  вы , Николай  Алексеевич. Настоящий  искатель , плюющий  на  собственную  выгоду  Прометей… вы  не  одолжите  мне  рублей  так… ну…
- Не  одолжу , - веско  сказал  Николай  Алексеевич.
- Прежде  одалживали , - неприятно  удивилась  Лида. – У  вас  с  собой  денег  нет?
- Денег  у  меня  с  собой  даже  больше , чем  обычно.
- Да? И  тогда  к  чему  эти  загадки? Я  же  вам  верну! Я  почти  всегда  возвращаю.
- Сегодня  я  иду  в  театр , - признался  Николай  Алексеевич. 
- В  театр? Вы?
- С  женщиной , - сказал  ученый.
- С  женщиной?!
- Ты , конечно , поражена , но  я  говорю  правду. И  в  театре , как  ты  догадываешься , мне  понадобятся  деньги. Заплатить  за  билеты , сводить  даму  в  буфет , я  до  сих  пор  не  определился  стоит  ли  обрадовать  ее  букетом  цветов , но  деньги  на  цветы  у  меня  имеются. По  моим  расчетам  их  хватит  на  самый  роскошный  букет. И  я  буду  смотреться  ему  под  стать. Глядя  на  меня , ты  ничего  не  заметила?
- На  вас  новый  костюм , - отступая  к  двери , прошептала  Лида.
- Я  не  знаю , в  какой  театр  мы  с  ней  с  пойдем. Куда  бы  ни  пошли – в  этом  костюме  я  бы  отнюдь  не  позорно  выглядел  и  в  Большом. Можно  представить… опера  или  балет: люди  на  сцене  великолепно  поют  или  умело  танцуют… я  в  зале , и  я  кавалер. Моя  дама  меня  не  устыдится.
  Лида  хлопнула  дверью. Николай  Алексеевич  моргнул.

  В  МИЗЕРНОМ  зале  всего  с  десяток  рядов , но  не  заполнены  и  они. Освещение  нельзя  назвать  ярким , на  физиономиях  немногочисленных  зрителей  предвкушение  от  встречи  с  прекрасным  не  просматривается ; на  открытой их  взорам  сцене  разложен  некий  строительный  мусор.
  Николай  Алексеевич  сидит  с  Ольгой  во  втором  ряду  и  пытается  отойти  от  прихватившего  его  еще  на  входе  разочарования.
  Ольга  в  своей  стихии. Улыбчиво  принюхиваясь , она  вылавливает  воодушевляющие  ее  запахи.
  Обманутые  ожидания  ученого  делают  его  лицо  и  угрюмым , и  смешным, самому  Николаю  Алексеевичу  не  рассмеяться. У  него  вызревает  намерение  откровенно  высказаться.
  Обидеть  Ольгу  ему  бы  не  хотелось. 
- Люблю  сюда  приходить , - сказала  она. – Даже  вне  зависимости  от  качества  постановки. Это  помещение  буквально  пропитано  положительной  энергией.
- Угу , - протянул  Николай  Алексеевич. – Но  данный  факт  никак  не  сказывается  на  посещаемости. Что-то  людей  совсем  мало.
- Больше , чем  всегда – сегодня  же  премьера. В  простые  дни  публики  заметно  меньше.
- И  что  перед  нами  изобразят  уважаемые  артисты? – спросил  ученый.
- Не  артисты.
- А  кто? Зрители? Для  других  зрителей? Некое  новое  слово?
- Будет  всего  один  артист , - ответила  Ольга. – Мой  старый  приятель , с  которым  мы  уже  кучу  лет  поддерживаем  добрые  отношения. Он  хорош… Как  артист , как  человек – после  спектакля  мы  пойдем  к  нему  в  гримерку  и  поздравим  с  успехом.
- А  вдруг  провал?
- Абсолютный  провал  исключен. У  него  есть  чувство  меры , отличный  вкус , выстроенный  стиль: определенную  планку  он  выдержит  в  любом  случае. Если  увиденное  здесь  вам  категорически  не  понравится , вы  должны  постараться  списать  это  на  собственную  некомпетентность. Вы  же  не  слишком  разбираетесь в   тенденциях  современного  театра.
- Не  разбираюсь  и  не  стыжусь , - промолвил  ученый. – Говоря  по  совести , я  тут  не  для  того , чтобы  неизвестно  какой  пьесой  наслаждаться. Впустую  проводить  время  меня  не  прельщает, но  по  ходу  спектакля  я  не  уйду. Из-за  вас.
- Спасибо , - переходя  на  предельный  шепот , сказала  Ольга. – Представление  начинается , и  я  желаю  вам  все-таки  получить  удовольствие. И  выполните  мою  просьбу: когда  мы  пойдем  за  кулисы , не  высказывайте  артисту  ваше  недовольство.
- Разумеется , - кивнул  ученый. – Артисты  ранимы. Я  понимаю.            
- Ранимым  бы  я  его  не  назвала , - глядя  на  сцену , прошептала  Ольга. – На  это  вы  не  надейтесь. Он  темпераментный… психованный – в  ответ  на  критику  он  может  сорваться. Такое  за  ним  водится.

  За  СЦЕНОЙ  мерцает  декоративное  пламя. На  низких  частотах  играет  сипящая  дудка. Понемногу  передвигаясь  под  жидкие  аплодисменты , к  публике  выходит  замотанный , подобно  мумии , в  черно-белые  тряпки  артист  Чекрыжевский - узник  своих  фантазий.
  Неуклюже  вышагивая  между  препятствиями , он  молча  ложится , встает  и  ходит , пока  снова  не  ляжет. Он  уже  не  молчит – лежа  кричит ; поднявшись  на  ноги , стонет ; проникшийся  Николай  Алексеевич  взирает  на  Чекрыжеского  раскрыв  от  изумления  рот.
- Опять  кричишь и  стонешь? – воскрикнул  артист. – Что  же  сделаешь , когда  узнаешь  меру  и  дальнейших  бед? Надежд  погибло  много , но  одна  сбылась. Не  стыдно  мне  сказать  совсем  обратное. Я  был  позорно  предан. Ядовитой  травой  меня  накормила  земля , и  добра  не  сулит  мне  начало – все  ясно  здесь. Какой  же  демон  давит  грудь  мою  неодолимым  грузом  так  прекрасно , и  весь  мой  вид , и  храбрость , и  оружие  столь  безупречны, но , увы , исходит  сердце  дрожью  сумрачной. Копьем  в  бою  добытая  наложница  издалека  пускает  меткую  стрелу. Дай  мне  подняться. Пощади! Откликнись! Робей  пред  всякой  властью , льсти , заискивай – молю  богов. От  службы  этой  тягостной  меня  избавить. Послали  ввысь  дозорные  огонь  бегущий. Сейчас  молитву  я  начну , о  женщина. Карает  правда  твердою  рукой: в  молчанье  горестном  сидит  супруг – что  делать! В  сетях  судьбы  запуталась , и  прежде  чем  кровавый  гнев  не  выкипит , к  узде  неволи  не  привыкнет  пленница. Я  содрогаюсь , когда  вижу… тысячи…  мук  и  терзаний – бездну. Бедствий. Твоих. Безумную  речь  услышали   мы: рассудка  туманного  странный  язык.
- Антракт? – тихо  спросил  Николай  Алексеевич.
- Спектакль  идет  без  антракта , - ответила  Ольга.
 - Да , - пробормотал  Чекрыжевский , - скажу  по  праву: научила  жизнь , что  преданность  и  дружба  так  же  призрачны , как  отраженье  в  зеркале  обманчивом. Не  плачу  я. Вот  в  чем  причина. Нет , огненная  пасть   костра  не  в  силах  умер  умершего  сгубить. Отец  мой , вспомни  страшное  купание. О  нем  поют  согласным  хором  в  преисподней. Всего  опасней  словом  пренебречь  отца – кому  еще  идти  к  воротам  выпало? Как  жаль , что  по  злосчастной  воле  случая  достойный  муж  связался  с  нечестивцами. Но  кровь  его  правителей , друг  друга  погубивших , вся  ушла  в  песок. Моя  подруга , в  дом  ступай  и  вынеси  наряд  пристойный  мне. Ему. Поскольку  ведь  лохмотьями  висит  на  нем  одежда  разноцветная , которую  он  в  клочья  разорвал , скорбя. Носит  волною  морские… тела… жадные  дети  пучин  трупы  зубами  рвут  на  куски! И  что  с  того? Неужно  мореплаватель  спасется? если  к  носу  он  побежит  с  кормы , когда  с  волной  высокой  судно  борется? Ну  вот, мы  и  на  месте. У  конца  земли. Долой , долой , пастух  тысячеглазый! Он  по  пятам  за  мной , во  взгляде – ложь , и  не  сольется  с  криком  победителей  вопль  побежденных. Цветами  пышными   печали  оплакиваем  всех  пропавших  в  эту  ночь. Пропавших , не  противясь… желанию  пропасть. Лишь  тем , кто  жалок  люди  не  завидуют. Последние  мгновенья  ценят  смертные. Что  там  такое?! Почему  ты  пятишься?!… Что  говорил , то  говорил  обдуманно. Болезнь мне , значит , сладостная  выпала.
      
   ПО  ОКОНЧАНИЮ  выступления  артист  Чекрыжевский  сидит  у  себя  гримерке , уставившись  в  грязное  зеркало. Частично  он  себя  не  узнает , частично  узнает , но  от  этого  ему  только  хуже.
  Чекрыжевский  считает , что  лицо  ему  досталось  не  самое  лучшее. Протерев  ладонью  зеркало , он  поправляет  прическу  и , приглядевшись , возвращает  волосы  в  прежнее  положение.
  Из-за  его  спины  в  зеркало  заглядывает  и  Ольга. Исчезая  из  зеркала , она  оборачивается  к  стоящему  около  двери  Николаю  Алексеевичу.
  Без  нее  ученый  бы  сюда  не  пришел. Если  ей  вздумается  здесь  задержаться , Николай  Алексеевич  с  чистой  совестью  уйдет  без  нее.
- Сегодня  у  меня  не  вышло , - хмуро  сказал  Чекрыжевский. – Сделано  неплохо , достойно , но  я  могу  мощнее,  у  меня  для  этого  все  предпосылки , я  и  физически  в  состоянии  поднажать  и  дать  в  передвижениях  настоящую  активность… я  невыразительно  двигался. В  сотворенной  мною  мешанине  из  пьес  Эсхила  нужно  местами  что-нибудь  поменять , а  конкретных  подходов  у  меня  пока  нет. Вроде  бы  все  так  сходилось , сливалось  в  осмысленный  текст – я  разочарован. Встаю  в  позу  и  набиваю  себе  цену , ха-ха! Поклон  тебе , Оля , за  твое  участие. Ты  спонсора  привела?
- Он  ученый , - взглянув  на  напряженного  Николая  Алексеевича , сказала  Ольга. – Никакого  бизнеса. На  сегодняший спектакль он  пришел с  единственной  целью – соприкоснуться  с  большим  искусством.
- Думаю , ему  это  не  удалось , - печально  сказал  Чекрыжевский. – Так  думаю  только  я!  Вы  сами-то  что  думаете?
- О  вас? – переспросил  ученый.
- О  моей  трактовке  Эсхила. Вам  знакомы  иные  трактовки  его  вещей?
- Вы  первый , кто  донес  до  меня  его  взгляд  на  все  сущее.
- Вас  впечатлило? – усмехнулся  артист. - Уничижительных  отзывов  я  от  вас  не  дождусь?
- Я  орал  от  восторга  и  хлопал  на  весь  зал , - ответил  Николай  Алексеевич. – Мне  даже  стучали  по  плечу , чтобы  я  не  мешал  людям  слушать.
- За  вами  никто  не  сидел. Я  видел – целый  пустой  ряд. И  сколько  таких  рядов… Вы  хотя  бы  пришли , а  массы , огромные  толпы  шатающегося  по  городу  народа , оплаченным  присутствием   меня  не  удостоили  и  я  на  них  не  сержусь. Элитарность  создаваемого  мною  продукта  не  подразумевает  повальной  давки  на  мои  выдающееся… если  оценивать  объективно… спектакли. С  меня  хватит  избранного  круга  понимающих  меня  специалистов. Сейчас  вы  намерены  пошутить?
- По  поводу? – поинтересовался  ученый.
- Специалистов. Намекнуть , что  речь  о  специалистах , занимающихся  нервно-психическими  заболеваниями. Именно  это  у  вас  сейчас  в  мыслях?
- Не  слова , - ответил  Николай  Алексеевич.
- Слова?
- И  не  шутки. Цифры  и  формулы. Вы  артистично  упиваетесь  вашим  безумием , но  вы  бы  действительно  тронулись  и  от  половины  того , что  во  мне. Относительно  угрозы  помешаться  вы  ходите  пешком , а  я  на  гоночном  авто  езжу. Вас  как , подвезти? Навалиться  на  вас  всем  содержанием  моего  разума?
- Ты , Оля , на  машине? – не  выдержав  взгляда  ученого , пробормотал  артист.
- На  машине.
- Ну , и  увози  его. С  подобными  театралами , моя  милая, я  совершенно  не  хочу… не  желаю  общаться.

  КОРОТКИЙ  разгон  и  плавное  торможение. Выезд  на  магистраль  затруднен  гудящим  транспортом , который  ползет  и  впереди , и  параллельно  с  машиной  Ольги , руль  держащей  некрепко  некрепко ; в  вечерний  час  за  окном  скопление  сливающихся  огней , соприкасающихся  человеческих  лиц , подступающихся  к  дороге  строений , Николай  Алексеевич  усажен  в  машину , и  ему  не  спится.
  Он  никак  не  может  взять  в  голову , с  чего  бы  ему  вздумалось  уснуть.
  Николай  Алексеевич  не  двигается. Едет  только  машина. Открывающийся  ученому  вид  не  меняется , город  остается  городом , все , как  было , так  и  есть , смотреть  на  Ольгу  не  хочется ; посмотрев  на  нее , ученый  прочел  бы  в  ее  взгляде  припрятанную  за  насмешкой  сексуальную  заинтересованность.
- Вы  так  уверенно  сидите , - сказала  Ольга.
- Всегда  так  сижу.
- Как  и  полагается  не  сомневающемуся  в  себе  мужчине. Женщины  замечают  такие  нюансы. Особенно  вращающиеся  в  творческих  кругах , где  шума  и  кичливости  выше  крыши , но  настоящая  твердость  встречается  редко. 
- Я  нигде  не  вращаюсь , - сказал  ученый. – Поэтому  и  не разболтан.
- А  я  вращаюсь , - вздохнула  Ольга. – Набрав  обороты , кручусь  и  ничего  не  могу  с  собой  поделать.
- Вы  женщина. У  вас  меньше  мозг.
- Он  у  меня  вполне  приличных  размеров , - усмехнулась  Ольга. – Неплохой  для  женщины. Но  до  ваших  объемов  ему , конечно , не  дорасти.
- Не  потому , что  вы  женщина , - заметил  Николай  Алексеевич.
- Нет?
- Размеры  моего  мозга  абсолютно  недостижимы  и  для  абсолютного  большинства  мужчин.
- Вы  ученый , - с  уважением  промолвила  Ольга.
- Кто  же  еще…  А  вы?
- Я  театральный  продюсер. Продвигаемые  мною  проекты  чаще  всего  связаны  с  искусством , но  иногда , чтобы  поправить  финансовые  дела , я  опускаюсь  в  мыльные  воды  откровенной  коммерции. Заработав ,  возвращаю  долги. Друзья  получают  назад  одолженные  мне  деньги, а  искусство  спектакли  наподобие  сегодняшнего.
- То , что  мы  видели  сегодня , является  чем-то… связанным  с  искусством?
- В  полнейшем  мере , - убежденно  заявила  Ольга.
- Ну , и  отлично… Значит , вам  дают  в  долг?
- Вам  не  дают?
- Я  не  прошу. Сам  раньше  давал. С  утра  попросили – я  не  дал. Оставил  деньги  при  себе , имея  в  виду  траты , которые  ассоцируются  у  меня  с  театром: билеты  и  все  остальное  по  мелочи… вы  высадите  меня  у  этого  метро?
- Я  отвезу  вас  домой.
- Далеко , - покачал  головой  Николай  Алексеевич.
- Я  хочу  отвезти  вас  домой. И  подняться  к  вам  выпить  кофе.
  Николай  Алексеевич  приятно  поражен. Прижимаясь  щекой  к  стеклу , он  таинственно  улыбается.    

  У  УЧЕНОГО  ничего  не  вышло. Он  мрачен  и  зол. Отвернувшись  от  Ольги , ученый  лежит  в  кровати  и  поеживается  от  успокаивающих  поглаживаний  по  плечу.
  Он  проиграл. Раздосадованная  Ольга  держит  себя  в руках , не  придавая  лицу  оскорбляющее  Николая  Алексеевича  выражение – у  нее  хватает  такта  отнести  произошедшее  к  разряду  мелких  рядовых  неприятностей.
  Ольге  удается  сохранить  хотя  бы  видимость  того , что  она  в  норме.  Николаю  Алексеевичу  об  этом  остается  только  мечтать.
- Не  переживайте , - сказала  она. – Тут  ничего  страшного, со  всеми  случается , вот  и  с  вами , Николай  Алексеевич , случилось.
- Зови  меня  на  «ты» , - пробурчал  ученый.
- Не  расстраивайся… Коля.
- Да  брось… ты… ты  и  я… как  же  не  переживать , что  у  нас  совсем , ну  ни  грамма  не  вышло. 
- У  тебя  был  перерыв , - сказала  Ольга , - и , кто  знает…
- Никто  не  знает! – крикнул  ученый.
- Твое  тело  пока  просто  не  знает , как  ему  отвлечь  часть  сил  от  работы  мозга  и  направить  их  вниз. Ведь  сил  в  тебе  немало.
- В  самый  раз…
- Может , и  моя  зажатость  сказалась. Я  не  спала  с мужчинами… года  полтора  и  тоже  подрастеряла  навыки.
- Зато  сегодня  ты  переспала  и  наверстала , - проворчал  Николай  Алексеевич. – Или  сегодняшний  случай  не  считается?
- Считается… само  собой. Если  не  требовать  от  жизни  слишком  многого , то  кое-что  нам  удалось. На  стадии  объятий  ты  был  весьма  пылок. Признаюсь , я  давно  настолько  не  возбуждалась. Когда  я  поеду  домой , я  буду  об  этом  вспоминать. Убеждая  себя , что  мне  есть  за  что  судьбу  поблагодарить.
- Приезжай  ко  мне  завтра , - командным  тоном  сказал  Николай  Алексеевич.
- Настаиваешь? 
- До  завтра  я  что-нибудь  придумаю. Ты  скоро  поедешь?
- Увы. Меня  ждет  сын.
- Сколько  ему? 
- Четырнадцать , - ответила  Ольга. – Самостоятельный  мальчик: умеет  и  суп  сварить , и  в  телевизор , правда  неудачно , с  отверткой  влезть.
- Пошел  в  отца?
- С  его  отцом  мы  расстались , - с  плохо скрытой болью  сказала  Ольга. - Не  доводя  до  скандала , разошлись , как  культурные  люди. Он  мне  изменял , я  при  всей  своей  поглощенности  театром  это  понимала  и  наконец  не  стерпела. Не  думаю , что  ему  без  меня  лучше. 

  БЫВШИЙ  муж  Ольги  полностью  счастлив. Скаля  в  хищной  улыбке  ровные  белые  зубы , Леонид  сношается  на  медвежьей  шкуре  с  худенькой  блондинкой: за  плечи  подгребает  ее  под  себя  и , надавливая  на  подбородок , отодвигает , затем  затягивает  обратно  и  зажимает  ей  рот ; убирая  руку , позволяет  Ане  выплескивать  стоны – ее  ногти  впиваются  в  его  испещренную  царапинами  спину.
  Падающий  откуда-то  сбоку  свет  озаряет  их  смещающиеся  по  полукругу  тела. 
- Моя  крошка , - хрипит  Леонид , - на  медвежьей  шкуре  я  беру  тебя  куда  сильнее! Я  могу  снова , снова , снова! Твои  похотливые  стоны  меня  дико  заводят , и  я  бросаюсь  в  бой , я  ощущаю  себя  мега-супер… мега-супер…
- Мега-супер , - простонала  Аня. – Лишь  с  тобой  я  ловлю  такой  кайф! Ты  невероятен… ты  больше… во  мне  он  все  больше  и  больше!
- Будет  и  еще  больше! – взревел  Леонид. – Я  разрастаюсь  в  тебе  до  бесконечности! Космос… звезды…
- Чего  космос?
- Я  делюсь  с  тобой  своей  мощью  и  своими  познаниями  в  астрономии. Ха!
- А-ааа!!!
- Снижаю  темп. Увеличиваю  глубину  вхождения. Ха!
- А-ааа!!!! А-аааа!!!
- Ха!… и  вновь… Ха!
- А-ааааааа!!!!!

  НИКОЛАЙ  Алексеевич  на  работе , но  ему  не  до  нее , он  с  непреклонной  решимостью  идет  по  коридору  и  походя  захлопывает  плечом  открываемую  кем-то  дверь ; растирая  плечо , ученый  не  кривится , он  увеличивает  темп , длина  коридора  позволяет  ему  проявить  завидные  скоростные  качества , и  он  едва  не  переходит  на  бег ; засевшая  в  его  голове  мысль  ведет  ученого  к  кабинету  Олега  Лозинского.
  Увидев  у  себя  самого  Николая  Алексеевича , скучающий  Олег  вопрошающе  уставился  на  угрюмого  гостя - в течении  пятнадцати  секунд  никто  ни  с  кем  не  поздоровался  и  не  заговорил  о  погоде.
- Я  к  тебе  за  консультацией , - сказал  ученый.
- Это  такая  шутка? – спросил  Олег. – Гигант  наведывается  к  карлику , чтобы  еще  глубже  втоптать  его  в  грязь?
- Забудь  пока  о  науке. В  ней  мы  находимся  на  разных  полюсах , и , возникни  у  меня  осложения  профессиональные , я  бы  к  тебе  не  зашел.
- Еще  бы , - хмыкнул  Олег.
- Есть  женская  консультация , - тихо  сказал  ученый.
- И  что?
- Мне  нужна  мужская. Я  пришел  к  тебе , как  мужчина  к  мужчине , и  надеюсь  получить  от  тебя  полезный  совет. Меня  занимает  метод… восполнения  ушедших  возможностей , утрата  которых  поставила  меня  в  неловкое  положение  в  кровати… с  интересной  женщиной. Я  не  сумел  ее  удовлетворить. Чего-то  запредельного  она  не  просила , но  я  был  не  в  состоянии  оказать  ей  даже  самого  мизерного… уважения. Сложившуюся  ситуацию , по-твоему , как-то  можно  исправить?
- А  что  это  даст  науке? – с  жестокой  иронией  поинтересовался  Олег.
- Я  же  тебе  говорил – забудь  о  науке! Я  сделал  для  науки  намного  больше  тебя , и  мне  позволено  ее  обвинять , проклинать , хлестать  ее  по  щекам  и  перекладывать  на  нее  ответственность  за  постигшее  меня  разочарование.
- Поблагодарите  ее , - сказал  Олег. – Наука  вам  поможет.
- Как?
- Химия. Специальные  таблетки. Продаются  по  разумной  цене  и  отпускаются  без  рецепта.
- А  противопоказания? – засомневался  Николай  Алексеевич. – На  работе  мозга  в  плане  ухудшения  не  отразятся?
- Ваша  женщина  будет  довольна.
- Если  я  стану  дебилом?
- Дебилом  вы  не  станете , - сухо  сказал  Олег. – Да  и  она… женщины  редко  бывают  довольны - превратившись  в  дебила , вы  бы  поменьше  страдали  от  ожидающего  вас  нытья  и  придирок , а  так  вам  придется  нахлебаться  по  полной.
- Однако  меня  ждет  и  удовольствие , - предвкушающе  улыбнулся  Николай  Алексеевич.
- Никакого. Удовольствие  получит  она. Вы  едва  ли  что-либо  почувствуете.
- Ты  меня  плохо  знаешь , - с  той  же  улыбкой  сказал  ученый. – Заглотнув  эти  таблетки , я  своего  не  упущу.
  ИЗМОЖДЕННЫЙ  Николай  Алексеевич  с  открытым  ртом  и  носящимся  вверх-вниз  кадыком  лежит  на  скомканной  простыне  после  удачного  секса.
  Воздух  едва  проходит  внутрь , колючие  застревающие  сгустки  все  же  держат  ученого  на  плаву , и  он  смотрит , не  нужно  ли  как-нибудь  помочь  Ольге.
  Она  не  выглядит  погибающей , Ольга  вполсилы  мнет  свою  грудь ; к  подергивающему  возбуждению  добавилось  сладкое  расслабление , у  Ольги  чуть  выпучены  глаза. Случившееся  с  ней  настраивает  ее  на  позитивное  отношение  к  жизни.
- Ты  был , - пробормотала  она , - ты  был  просто  великим. После  вчерашнего  я  предполагала , что  мы  проведем  время  исключительно  в  умной  беседе , но  ты… к  моей  радости  ты  меня  буквально  раздавил – подавил  меня  своей  сексуальной  активностью. Откуда  что  взялось , а?
- Я  принял  стимуляторы , - пробурчал  ученый.
- В  твоем  возрасте  это  нормально. Я , Коля , только  одобряю. А  что  ты  сам  об  этом  думаешь?
- Ничего  хорошего…
- Удивительно!
- А  вот  так…
- Тогда  объясни , - попросила  она.
- У  меня  болит  сердце , - сказал  ученый. - Помимо  того , что  болит  живот  и  нестерпимо  чешутся  ноги. И  справа , где  печень , неспокойно. Ком  в  груди , простреливающая  поясница… на  здоровье  я  не  жаловался , и  обычных  таблеток  у  меня  нет. Надо  опять  идти  за  таблетками. Теперь  уже  за  обычными. Отправившись  в  аптеку , закуплю  с  запасом – потрачусь , но  не  экономить  же  на  себе.  На  весьма  существенном  в  себе. Закидывать  горстями  боязно…
- На  выходные  мой  сын  уедет  к  отцу.
- Отлично…
- Готовить  я  не  умею , и  еду  мы  закажем  по  телефону. Потом  обсудим , какую.
- А? – недоуменно  вопросил  Николай  Алексеевич.
- Я  зову  тебя  в  гости. Посмотришь , как  я  живу , поделишься  со  мной  впечатлениями , на  твоем  раскладном  диване  сегодня  все  прошло  замечательно , а  на  моей  двухспальной  кровати… в  сопровождении  томной  музыки… мы  насладимся  друг  другом , достигая  невероятного  предела.
- И  я  подохну , - вздохнул  ученый.
- Ты  выдержишь , Коля. – Потянувшись  к  его  лицу , Ольга  сильно  сжала  ему  щеки. – Как  же  ты  мне  нравишься , какой  же  ты  крепкий  мужик , среди  немолодых  ученых  с  тобой  никто  не  сравнится. Я  на  тебя  рассчитываю! Ты  будешь  прибавлять  и  прибавлять , омолаживая  меня  стойким  вниманием: год  ли  у  нас  впереди , месяц , неделя… сколько  нам  не  отпущено – все  наше. И  мы  не  испугаемся. Ценя  выпавший  шанс , мы  до  последней  капли  изопьем  дарованное  нам  блаженство.
  НИКОЛАЯ  Алексеевича  накрывает  бущующая  стихия. Вздымающиеся  волны  стремятся  перевернуть  крошечный , но  неповоротлиый  корабль , продирающийся  в  шторм  к  затерянным  берегам.
  Если  на  палубе  кто  и  был , то  их  уже  смыло , доносящиеся  из  пучины  стенания  перекрывают  рев  усиливающейся  бури , повсюду  видны  воронки  и  исчезающие  в  них  другие  корабли , черный  небосвод  прорезается  отдельными  лучами , танцующими  на  бурлящем  море  пляску  непобедимого  дьявола – голубое  небо. Спокойная  река. Николай  Алексеевич  плывет  на  речном  трамвае.
  Положив  локоть  на  железное  ограждение , он  сидит  на  пластмассовом  стуле  и  без  видимого  восторга  озирает  заштатные  окрестности.
  Фактически  он  ни  что  не  смотрит. Перед  его  глазами  чистый  лист , который  он  мог  бы  при  желании  заполнить  витиеватыми  знаками: такого  желания  у  него  нет.
  К  Николаю  Алексеевичу  подходит  ненадолго  отходившая  Ольга.               
- Что  там? – спросила  она.
- Дома… вода , деревья. Глядя  на  окружающую  нас  действительность , я  ни  о  чем  не  думаю. Это  очень  полезно  для  моей  работы.
- Не  наоборот?
- Чем  больше  думаешь , тем  полезней? – усмехнулся  ученый.
- Ты  смотришь  на  меня , как  на  дуру , - обиженно  промолвила  Ольга.
- Между  нами  есть  разница. Но  после  моего  разъяснения  для  тебя  все  прояснится – в  подходящих  условиях  я  неспроста  заставляю  себя  ни  о  чем  не  думать. Смысл? Когда  я  ни  о  чем  не  думаю , ко  мне  приходят  настоящие  мысли.
- Я  поняла , - кивнула  Ольга.
- Они  приходят , - повторил  ученый.
- Чудесно , чудесно…
- Приходят  и  мешают  мне  ни  о  чем  не  думать. На  этом  плавсредстве  мы  плывем  минут  двадцать  пять , и  они  еще  не  приходили. Ты  куда-то  отходила , и  они , воспользовавшись  твоим  отсутствием , могли  бы  и  прийти , но  они  упустили  даже  такой  неплохой  шанс.
- Наверное , следует  повторить , - сухо  сказала  Ольга. – Во  имя  науки  я  готова  снова  оставить  тебя  одного. Ты  только  скажи.
- Далеко  ты  не  уйдешь , - растирая  уголки  глаз , промолвил  ученый. – На  суше  ты  бы  не  раздумывая  удалилась  от  меня  быстрым  шагом , а  тут  тебе  деться  некуда. Данный  факт  меня  устраивает. До  конечной  остановки  все  образуется.
- Я  не  исключаю  возможности  сойти  раньше.
- Тогда  я  сойду  вместе  с  тобой.
- А  если  я  на  эмоциях  брошусь  в  воду? – спросила  Ольга. – Ты  и  тогда  за  мною  последуешь?
- Мне  важно  уяснить  цель.
- Свою? Почему  ты  со  мной?
- Твою , - сказал  ученый. – Почему  ты  бросилась  в  воду. Бросилась  ли  ты  в  нее  с  целью  утопиться  или  доплыть  до  берега. Мне  небезразличны  твои  желания. Здесь  немало  людей , и  вслед  за  тобой  в  воду  бы  прыгнул  не  только  я… если  бы  я  прыгнул. Я  бы  подумал  прыгать  или  нет , поскольку  я  уважаю  твое  право  как  продолжать  жизнь, так  и  заканчивать  с  жизнью. Прыгнувшие  спасать  тебя  люди  на  первый  взгляд  не  проявили  бы  безразличия , но  они  же  не  знают,  чего  ты  хотела. Не  прыгнув  за  собой , я  бы , возможно , поступил  более  чутко  и  уважительно.
- Ты  выпил  таблетки? – выслушав  ученого , с  намеком  спросила  Ольга.
- Смотря , какие.
- Я  не  о  помогающих  сексу. В  прошлый  раз  ты  говорил , что  у  тебя  все  болит , и  тебе  нужно  идти  в  аптеку , чтобы  достать  кошелек , опустошить  в  ней  все  полки...
- Я  купил , - пресек  ее  разглагольствования  Николай  Алексеевич. – Парочку  выпил. Приличное  количество  захватил  с  собой. В  гости  без  таблеток  я  уже  не  ходок.
- Сразу  ко  мне  мы  не  пойдем , – сказала  Ольга.
- Мы  и  так  не  пошли. Обозревая  город , катаемся  на  трамвайчике.
- На  трамвайчике , - улыбнулась  Ольга.
- Сидит  и  отдыхаем.
- Покинув  его , мы  пройдемся. На  собственных  ногах  растрясемся.
- Боишься  лишних  килограммов? – равнодушно  поинтересовался  ученый.
- Надо  двигаться. А  то  все  на  машине , на  машине…

  ПРОРВА  машин , едва  не  взлетая , носится  по  свежему  асфальту , и  высаженные  в  переулке  деревья  утопают  в  поднимаемой  ими  пыли ; у  торгующего  цветами  киоска  недовольный  покупатель  сдувает  и  стряхивает  пыль  с  неопределенного  цвета  тюльпанов.
  Закончив  мучить  букет, он  садится  в  машину  и  стремительно  рвет  с  места , проносясь  вплотную  к  тротуару  мимо  вздрогнувшей  Ольги  и  хладнокровного , как  удав , Николая  Алексеевича.
  Ученый  не  только  хранит  самообладание , но  еще  и  пытается  успокоить  свою  напуганную  спутницу. 
- В  такую  сушь  грязью  она  тебя  не  забрызгает , - сказал  он. – Чего  не  произойдет , того  не  произойдет. Сбив  тебя  насмерть, она  бы  забрызгала  меня  твоей  кровью – не  произошло  и  этого. Боже  мой… ну  и  ну…
- Понял , что  зарвался? – осуждающе  вопросила  Ольга.
- А  район  мне  знаком , - не  обращая  внимания  на  ее  слова , протянул  Николай  Алексеевич. - В  детстве  у  меня  здесь  жил  друг , который  потом  переехал , и  я  к  нему  уже  не  ходил. Не  ездил  к  нему  на  автобусе. Вон  там  двор , откуда  мы  с  ним  выбегали , спасаясь  от  прочих  парней.
- Вас  с  ним  били? Тебе  это  нравилось  и  ты  ходил  сюда  за  этим?
- Я  ходил  играть  с  ним  в  настольный  теннис , - отправляясь  во  двор , сказал  Николай  Алексеевич. – Не  обязательно  с  ним , лишь  бы  в  теннис , а  для  тенниса  нужен  стол , и  во  дворе  моего  приятеля  он  был. Вокруг  него  собиралось  множество  желающих  поиграть. Ждать  своей  очереди  иногда  приходилось  до  бесконечности , но  не  нам: из-за  переизбытка  народа  игра  обычно  велась  пара  на  пару  , и  наша  с  Женькой  пара  слыла  лучшей – мы  выносили  всех  подряд. За  это  нас  и  не  любили. Будучи  не  в  силах  справиться  с  нами  в  честном  поединке , нас  исключали  из  игры  неспортивными  методами. Кто-нибудь  начинал  орать , что  мы  всех  достали , его  позиция  встречала  всеобщую  поддержку , и  нас  отгоняли  от  стола , толкая  и  в  спину , и  в  грудь. Сильно  нас  с  Женькой  не  обижали. Они  бы  запросто , но  мы  тонко  чувствовали , когда  нам  нужно  срываться  с  места  и  сломя  голову  нестись  куда  подальше. – Прохаживаясь  по  двору , Николай  Алексеевич  ничего  не  узнает  и  разочарованно  смотрит  на  Ольгу. – Теннисного  стола  я  не  вижу. В  нынешний  облик  этого  двора  он  бы  и  не вписался. Убрали  его  определенно  не  вчера , однако  я  именно  сегодня  зашел  сказать  ему  последнее  прости. А  там , где  теперь  песочница , закопаны  кости  Женькиной  кошки… у  Женьки  была  кошка. Был  и  хомяк.
- Тушкана  не  было?
  За  спиной  у  Ольги  раздается  хохот  трех  молодых  людей , проходящих  по  своим  собственным  делам , смеясь  непонятно  из-за  чего. Совсем  не  факт , что  их  рассмешила  реплика  Ольги , но  ученый  взглянул  на  них  неприязненно.
- Раскованные  ребята , - проворчал Николай Алексеевич. – Скорее  романтики , чем  интеллектуалы. Связываясь  с  такими , не  имеешь  права  на  ошибку. Эй , вы! Молодежь!
- Вам  чего? – спокойно  спросил  один  из  парней.
- Мне… ну , мне… сигареты  не  будет?
- Ты  разве  куришь? -  шепотом  поинтересовалась  Ольга.
- Я  провоцирую  их  на  конфликт , - ответил  ученый. – Ну  что , молодежь? Как  насчет  сигареты?
- Возьмите , - пробормотал  парень.
- Само  собой , возьму , - резко  подойдя , сказал  Николай  Алексеевич.
- Зажигалку  вам  дать?
- А  как  я  закурю  без  зажигалки? – задвигал  бровями  ученый. – Что  вообще  за  вопросы?
 Николай  Алексеевич  вставляет  сигарету  в  рот , щелкает  зажигалкой  и , затянувшись , негромко  кашляет.
  Повторная  затяжка  приводит  к  приступу  глухого  кашля, становящегося  угрожающе  громким ; Николай  Алексеевич  стучит  себе  по  груди , сгибается  и  отплевывается , сконфуженная  Ольга  натянуто  улыбается  ошарашенным  молодым  людям ; ученый , не  до  конца  выпрямившись , помахивает  рукой , показывая , что  все  нормально - между  пальцами  дымится  сигарета. Дым  идет  то  в  сторону , то  вверх. Перестав  кашлять , ученый  обводит  напряженным  взглядом  всех  собравшихся.
- Вы  пьяный? – спросил  у  него  прежде  молчавший  парень.
- Я  пью  таблетки , - признался  Николай  Алексеевич.
- Разные?
- Всякие  пью.
- Еще  хорошо , - сказал  третий  парень , - что  вы  не  проходите  специальный  курс   уколов , не  берете  на  себя  непосильную  ношу… о  последствиях  страшно  подумать. У  вас  и  от  таблеток-то  в  голове  все  перемешалось.
- В  голове  много  чего  может  быть , - промолвил  Николай  Алексеевич. – Но  не  у  всех. У  умных  без  проблем, а  тупым  и  необразованным  приходится  довольствоваться  вакуумом. И  точек  сближения  между  нами  не  найти – мы  из  враждующих  сект. Нам  никогда  не  подписать  мирное  соглашение , но  на  прямом  столкновении  я  бы  не  настаивал. Я  осуждаю  любую  агрессию. А  им-то  чего  надо?
  К  ученому  и  всем  прочим , стоящим  возле  него , спешно  подходят  двое  крепких  мужчин  в  форме  охранников.
  Посторонившийся  Николай  Алексеевич  освобождает  охранникам  путь , но  они  останавливаются: они  шли  к  ним. 
- Что  тут  у  вас  происходит? – спросил  первый  охранник.
- Ничего , - ответил  ученый. – Ничего  лишнего! Мы  кому-то  мешаем?
- Нет. Мы  из  банка.   
- И  в  чем  логика? – поинтересовался  Николай  Алексеевич.
- Мы  видели  в  окно , что  женщину  и  вас , пожилого  мужчину , обступили  какие-то  парни. Нам  это  показалось  подозрительным. Они  на  вас  наехали? Возле  своего  банка  мы  такого  не  потерпим.
- А  вдали  от  него? – спросил  ученый. – Вы  бы  за  нас  заступились , произойди  нападение  где-нибудь  не  здесь?
- Но  мы  же  здесь , - деловито заметил второй  охранник. – Здесь , а  не  где-либо. Как  и  вы.
- Мы  все , выходит , здесь , - задумчиво  пробормотал  Николай  Алексеевич. – Одновременно  мы , как  все  вместе , так  и  по  отдельности , можем  быть  только  в  одном  месте , и  это  место  здесь , но  здесь  на  меня  с  моей  женщиной  никто  не  нападал. И  мы  с  ней  отсюда  уходим. Знаете , зачем  мы  сюда  заходили? Проверить , остался  ли  здесь  теннисный  стол. Вы  думаете , мы  с  ней  не  в  себе? Обо  мне  думайте  что  угодно , а  о  ней  исключительно  самое  лучшее. Она  не  причем.
- В  прошлом  декабре , - чуть  слышно  сказала  Ольга.
- Что  в  декабре? – спросил  первый  охранник.
- Свисающая  с  люстры  новогодняя  мишура  ударила  меня  током. Это  правда. Удар  был  очень  слабым – причина  не  в  нем. Пойдем , Коля?
  Засмеявшийся  Николай  Алексеевич  весьма  доволен  тем , что  Ольга  ему  столь  мастерски  подыграла. Взявшимися  за  руки , они  покидают  двор - оставленные  ими  парни  и  охранники  не  расходятся. Не  говорят  ни  слова. Озадаченно  переглядываются. 
 ПРИДЯ  к  Ольге , Николай  Алексеевич  утопает   в  полумраке  большой  комнаты  и  пьет  с  женщиной  чай ; ученый    не  спешит  уходить  домой , ложиться  с  Ольгой  в  постель  ему  тоже  не  хочется , Николаю  Алексеевичу  достаточно  отхлебывать  обжигающую  жидкость  и  умиротворенно  молчать , впрочем , можно  и  поговорить , стоящее  у  стены  пианино  вызывает у  него  противоречивые  ассициации  ненужного  шума  и  великолепной  музыки , разрезающая  торт  Ольга , предвкушая   ожидающее  ее  в  постели  пламя , смотрит  на  поднимающийся  от  чашек  пар.
  Где-то  за  этим  паром  сидит  Николай  Алексеевич , сдувающий  на  Ольгу  пар  из  своей , такой  же , как  у  нее , чашки: его  симпатия  к  Ольге  растет, но  сгорать  с  ней  в  постели  ученого  не  прельщает.
- Сидим  мы  тут  с  тобой , - сказал  Николай  Алексеевич , - пьем  чай , и  мне  не  по  себе , я  не  привык  так  себя  чувствовать. Как  в  кино. Ты  со  мной , я  сыт  и  спокоен , даже  расслаблен , а  это  для  меня  редчайший  случай. Со  знаком  плюс. О  науке  я  не  и  вспоминаю , и  не  вижу  в  своем  нынешнем  настрое  ничего  отрицательного. И  торт  очень  вкусный.
- Мы  же , как  в  кино , - усмехнулась  Ольга.
- В  старом  добром  кино.
- В  совсем  старом  кино , как  я  помню , тортами  было  принято  бросаться.
- Это  же  песочный  торт , - заметил  ученый. – Жесткий. При  точном  попадание  можно  не  просто  лицо  разбить, но  и  нос  сломать. В  меня  им  кидать  не  следует. Да  ты  и  не  собиралась , я  же  тебя  знаю.
- Ты  меня  не  знаешь , - сказала  Ольга.
- А  ты  меня? – уязвленно  воскликнул  ученый. – Полагаешь , я  перед  тобой , как  на  ладони? Такой  немного  сдвинутый  и  от  оказанного  мне  внимания  потекший?
- Не  будем  ссориться. У  нас  впереди  ночь , и  мы  должны  провести  ее  с  толком.
- Конечно , - согласился  Николай  Алексеевич. – Но  я  бы  сидел  и  сидел , хотя  и  лечь  тоже… хотя  и  трудно. И  вон  пианино. Умей  я  играть , я  бы  сыграл  мелодию , которая  бы  рассказала  тебе  обо  мне , живущем… не  так  долго…  не  мозгом , а  сердцем - как  же  это  опасно! До  конца  я  пока  все-таки  не  определился. Чтобы  я  решился  идти  до  упора , исполни  для  меня  какой-нибудь  шедевр. Великую  композицию , сомнения  безжалостно  убивающую!
- Я  не  смогу , - сказала  Ольга. – Не  задери  ты  планку  столь  высоко , я  бы  тебе  поиграла , но  теперь  не  отваживаюсь. Поставленная  тобой  задача  не  по  мне.
- Не  беда… Будем  сидеть  без  музыки?
- Ты  хочешь  послушать  музыку? Классику , джаз , самбу-румбу? У  меня  сотни  три  дисков , и  я  поставлю  для  тебя...
- Я  сам , - промолвил  ученый.
- Выберешь?
- Сыграю. Подойду  к  пианино  и  сыграю. – Николай  Алексеевич  направляется  к  пианино  и , присев , откидывает  крышку  и  бьет  по  клавишам одним пальцем , спустя некоторое  время  начиная  говорить. – Я… встретил  тебя… сначала  не  придал  значения. Ты  не  оставила  меня  равнодушным… с  первого  раза. Мне  казалось… я  справлюсь. Прежняя  жизнь  порушена. Но  ты  со  мной… мне  предстоит  с  этим  свыкнуться. Я  не  скулю… происходящее  со  мной… было  от  меня  далеко. Я  приближаюсь… и  я  не  отказываюсь. Так  и  есть. Но  так  ли  будет? – Николай  Алексеевич  резко  захлопнул  крышку. – Глядя  на  тебя , я  поиграл  на  пианино. Завтра  пойду  играть  в  теннис.
- До  сих  пор  играешь? – удивилась  Ольга.
- В  спорткомплексе. Год  за  годом , партию  за  партией – там  почасовая  оплата. Заплачу  и  играю.
- С  друзьями?
- Какие  у  меня  друзья… Приятель  имеется , но  в  теннис  он  не  играет. Он  больше  по  женщинам.

  ОЛЕГ  Лозинский  привел  к  себе  женщину ; они  только  что  вошли  и  стоят  в  прихожей , в  равной  степени  поражаясь  тому  факту , что  здесь  горит  свет.
  Женщина  немолода , едва  ли  красива ; Олег  затратил  на  нее  много  усилий  и  еще  ни  в  чем  ни  уверен.
  Не  торопясь  снимать  обувь , застывшая  дама  осматривается. Ее  водянистые  глаза  цепко  шарят  по  ограниченному  пространству.   
  Старающийся  раскованно  держаться  Олег, касаясь  ее  плечом , вытягивает  шею  и  заглядывает  в темную  комнату. Соображение , что  там  кто-то  скрывается , заметно  сбивает  его  настрой.
  Поглядев  на  недружелюбно  насупившуюся  женщину , он  вновь  оказывается  во  власти  нормальных  мужских  желаний.
- Горит  свет , - удивленно  сказал  он. – Словно  бы  кто-то  пришел  раньше  нас. Ты  не  волнуйся , в  квартире  никого  нет , я  живу  в  ней  один , и  из-за  этого , бывает , страдаю , честное  слово. Я  не  намерен  тебе  врать , чтобы  как-то  ко  мне  расположить  или  вызвать  сочувствие , мне  сложно  сказать  что  из  чего  вытекает , в  такой  день  мне  и  задумываться  об  этом  не  хочется , ты  ведь  ко  мне  пришла , и  мы  спокойно  обойдемся  без  заумных  разговоров.
- Мы  помолчим , - сказала  женщина.
- Совместно… без  слов…  попытаемся  одолеть  внешний  мрак , который  давит  на  наш  внутренний  свет , впрочем , свет  беззаботно  горит. Электрический  свет.
- Из  лампы , - пробурчала  женщина.
- Я  его  включил , и  я  же  забыл  его  выключить.
- Ну  так , выключи.               
- Прямо  сейчас? – воскликнул  Олег. – Я  тебя  правильно  понял? Без  танцев , без  шампанского…
- Выключай  и  укладывайся  спать , - сказала  женщина. – А  мне  нужно  идти.
- Домой? – тихо  спросил  Олег.
- Я  не  говорю , что  домой.
- Но  у  меня  не  останешься? – раздраженно  промолвил  Олег. - Шла , шла  и  уходишь?! О  чем  же  ты… деточка , думала?         
- Я  передумала.
- И  на  этом  все? Ты  за  дверь , а  мне  что  делать?! Выходить  на  балкон  и  орать  тебе  вслед  проклятия? На  весь  двор  тебя  материть? Или , переборов  обиду , попытаться  тебя  удержать? Ну , куда  ты  пойдешь , кому  ты , деточка , сдалась , кроме  меня , ты  никогда  не  привлечешь  ни  бизнесмена , ни  даже  уважающего  себя  гастарбайтера – ты  видишь , я  культурно  с  тобою  беседую. Не  оскорбляю , а  взываю  к  твоему  серому  веществу , оно  же  обязано  у  тебя  быть! ты  же  не  искусственная  кукла  на  подсевших  батарейках! веселый  же  человек  твой  создатель… как  же  он  над  тобой  посмеялся – и  с  фигурой  тебе  удружил , и  лицо  слепил  с  твоего  дяди-алкоголика… да  иди  куда  знаешь. Я  тебя  не  задерживаю.
- Ты  надеешься , что  я  останусь , - веско  сказала  женщина.
- Ничего  я  не  надеюсь , - пробормотал  Олег. - Было  бы  на  кого  надеяться…. не  на  тебя  же. Надейся  только  на  себя - вот  что  говорят  мудрые  люди! А  ты… что  мне  с  тебя. Ты  же  не  останешься.
- Ни  за  что.
- Да  пожалуйста. Иди  и  обо  мне  не  вспоминай. Шампанское  я  все  равно  выпью. Как  приложусь  к  горлышку , так  и  высосу  до  дна. Разобью  пустую  бутылку  об  стену  и , раздевшись , брошусь  на  осколки , чтобы  ощутить  себя  йогом , плюющим  на  весь  этот  балаган. Ну  и  жизнь… почему  же  она  так  тяжела… родился  и  ползи – вскакивай  и  беги , но  обязательно  споткнешься. И  поползешь. Не  смирившись… вздувая  жилы!

  В  НЕБОЛЬШОМ  душном  зале  три  теннисных  стола  и  ни  одного  человека. За  исключением  прохаживающегося  по  липкому  полу  Николая  Алексеевича , одетого  в  зеленую  футболку  и  бежевые  тренировочные  штаны.
  Футболка  у  него  под  цвет  стола , в  руке  у  ученого  используемая , как  веер , ракетка , Николаю  Алексеевичу  скучно  и  жарко , он  поочередно  подходит  к  столам , примериваясь , за  каким  из  них  ему  будет  удобнее  поиграть ; вера , что  кто-то  все-таки  подойдет  его  не  покидает , и  проявленное  им  терпение  вознаграждается  появлением  долгожданного  противника.
  Прежде  они  не  виделись. Так  как  Николай  Алексеевич  был  бы  сейчас  рад  кому  угодно , он  приветливо  улыбается. Длинноволосый  мужчина  в  туго  обтягивающих  шортах  подергивает  козлиную  бородку  и  беспардонно  глядит  на  ученого  свысока: начинающему  модельеру  Аристарху  Хынину  стоящий  перед  ним  Николай  Алексеевич  показался  не  заслуживающим  уважения  стариком.
- Что , никого  нет? - спросил  Хынин.
- Как  видите , - развел  руками  ученый.
- Снова  не  кем  играть… Я  догадывался , что  в  это  время  так  и  выйдет. Хотя  тут  всегда  немноголюдно – я  в  четвертый  раз  сюда  заезжаю, и  лишь  однажды  нормально  поиграл  минут  двадцать. С  жирным  жлобом , не  умевшем  ни  гасить , ни  подавать.
- Вы  у  него  выиграли? – с  некоторой  издевкой  поинтересовался  Николай  Алексеевич.
- Ну , не  проиграл  же. Я  нечастно  проигрываю – чтобы  меня  сделать , нужно  быть  весьма  крутым  парнем. В  подобных  местах  такие  не  встречаются.
- Вот  стол , - сказал  ученый.
- Вы  о  чем?
- Вот  стол , - повторил  Николай  Алексеевич. - Вот  вы  и  я. Сыграем?
- Да  не  смешите  вы  меня , - фыркнул  Хынин. – Не  обижайтесь , но  какая  с  вами  игра. Ну , вы  меня  рассмешили… настроение  улучшилось , да.
- До  трех  побед , - спокойно  сказал  Николай  Алексеевич. - Если  я  уступлю , я  отдам  вам  свои  часы. Они  недорого  стоят , но  я  к  ним  привык  и  сражаться  за  них  буду  отчаянно.
- Зачем  же… когда  я  у  вас выиграю , я  их  не  возьму. Судя  по  вашему  взгляду , с  вами  бы  вообще  не  стоило  связываться. Но  я  не  из  трусливых. Моей  ставкой  будет  бита – не  моя  ставка  бита , а  бейсбольная  бита , которую  я  всегда  в  машине  с  собой  вожу. От  серьезных  людей  ею  не  отобьешься , однако  от  людей  вашего  типа… навязчиво  лезущих  напролом , не  имея  оснований  на  что-либо  рассчитывать… у  вас  белые  мячи  или  желтые?
- Я  согласен  играть  вашими , - с  невероятным  достоинтвом  сказал  ученый.
- А  я  вашими , - глумливо  усмехнулся  Хынин. – У  вас  какие?
- Белые. Я  из  дома  мячей  не  приношу , а  здесь  только  белые  выдают. Белые  вас  чем-то  пугают?
- Белые , так  белые , - ответил  Хынин.
- Руки  перед  матчем  пожмем?
- С  чего  бы? – нахмурился  Хынин. – Жать  руки  принято  после  матча. Или  у  вас  какой-то  свой  план?
- А  как  же. План  ни  игру , благодаря  которому  я  предполагаю  разорвать  вас  в  клочья. Вы  очень  самонадеянны  и  явно  препочитаете  атакующую  манеру… мою  защиту  вам  не  пробить. А  мои  контратаки  смертельны. Любую  вашу  оплошность  я  использую  в  плюс  себе  и  во  вред  вам , мой  соперник  уважаемый. Вам  не  уцелеть. Грядет  расплата  за  вашу  браваду. Вы  не  задергались? Морально  я  вас  не  сломал?
- Я  вас  уничтожу , - процедил  Хынин.
- У  вас  не  получится.
  Противники  занимают  места  за  столом  и , обменявшись  напоследок  взглядами , освервенело  машут  ракетками , взвихряют  воздух  сильнейшими  подкрутками , Аристарх  Хынин  напирает  на  бесконечные  гасы , Николай  Алексеевич  сосредоточен  на  защите  и  использовании  чрезмерной  эмоциальности  заводящегося  модельера , все  чаще  посылающего  шарик  в  аут  и  от  бессилия  лупящего  ракеткой  по   столу.
  Николай  Алексеевич  выдержан  и  хитер. Примитивными  наскоками  его  не  обыграть , а  ничего  другого  модельер  Хынин  не  предлагает , совершая  невынужденные  ошибки  и  завистливо  отслеживая  полеты  идеально  раскладываемых  по  линиям  мячей. Они  кажутся  ему  крупнее , чем  они  есть. Мало  по  малу  модельера  начинает  устраивать , что  они  летят  не  в  не  него.   
 БЕЗРАДОСТНО  волоча  ноги , подуставший  Николай  Алексеевич  идет  по  прямой  тихой  улице , представляющейся  ученому  не  очень  прямой  и  не  слишком  тихой ; в  руке  ученого  пакет , где  лежат  ракетка  и  спортивная  форма - в  другой  руке  обернутая  в  газеты  бейсбольная  бита.
  Николая  Алексеевича  слегка  заносит , от  непонятных  шумов  и  пронизывающих  его  тело  болевых  ощущений  ученому  тошно ; остановившись , он  кладет  вещи  на  асфальт  и  глотает  таблетку. Пройдя  вперед , перекладывает  биту  и  пакет  в  левую  руку  и  проводит  правой  по  сердцу , опускает  ее  на  живот ; изогнувшись , держится  за  спину , вытаскивает  и  проглатывает  вторую  таблетку.
  Она  застревает  где-то  в  пересохшем  горле. Дико  морщась , Николай  Алексеевич  практически  бегом  добирается  до  виднеющегося  невдалеке  киоска ; покрасневшие  глаза  ученого  рьяно  скользят  по  выставленным  в  несколько  рядов  бутылкам.
  Нежно  светит  солнце. Гипнотически  колышутся  кроны  деревьев. Николай  Алексеевич  пьет  пиво.
  Солнце  закрывают  серые  облака. Усилившийся  ветер  раскачивает  ветви  и  вроде  бы  стволы. Николай  Алексеевич  на  том  же  месте  пьет пиво , и  пустых  бутылок  у  его  ног  уже  пять ; многозначно  отрыгнув , он  нагибается  за  пакетом  и  битой , и , не  отклоняясь  от  приблизительного  курса, по-немногу  идет. Ровно , неспешно , уравновешанно, но  вскоре  дорога  из  гладкой  превращается  в  ступенчатую  и  уходит  вниз , что  вынуждает  ученого  присмотреться   и  понять – он  спускается  в  подземный  переход.
  Среди  нескольких  киосков  Николая  Алексеевича  привлекает  тот , где  продают  пиво. Ученый  у  него  почти  не  задерживается. В  следующем  торгуют  DVD , и  Николай  Алексеевич  с  интересом  разглядывает  обложки  имеющихся  в  продаже  дисков.
  Работающая  в  киоске  девушка  взирает  на  ученого  равнодушно , что-либо  приобрести  Николаю  Алексеевичу  она  не  предлагает , придвинувшись  к  стеклу , Николай  Алексеевич  вдумчиво  изучает  лица  мускулистых  персонажей  боевиков , психопатов  из  триллеров , комедийных  красоток , анимационных  героев.
- Смачная  девица , - услышал  он.
  Николай  Алексеевич  оборачивается  и  видит  располагавшегося  за  его  спиной  лилипута.
- Я  бы  не  отказался  затащить  ее  в  койку  и  как  следует  отодрать , - сказал  лилипут. – Мне  видится , вы  с  теми  же  намерениями  глазами  ее  поедаете.
- Я  смотрю  не  на  нее , - промолвил  ученый. – Меня  интересует  ассортимент.
- В  этом  киоске  торгуют  страшными  фильмами  про  любовь , душевными  фильмами  про  маньяков.... спросите  у  нее , нет  ли  у  них  фильма  про  лилипутов-убийц.
- Про  убийц  лилипутов?
- Как  вы  со  мной  заговорили , - протянул  лилипут. – Свысока , с  пренебрежением… убийцы  лилипутов  вам  ближе  лилипутов-убийц , и  вы  на  их  стороне. Возможно , я  неверно  истолковал  ваши  слова , но  вы  надо  мной  издеваетесь. Ваше  презрение  очевидно. Вы  направляете  взгляд  куда  угодно , только  не  на  меня… в  газету  у  вас  что  завернуто?
- Бейсбольная  бита , - честно  ответил  ученый.
- К  нашему  разговору  вы  подготовились  заранее , - уважительно  кивнул  лилипут. – Меня  вам  не  провести. Я и  раньше сомневался , что  череп – вещь  крепкая. Разубеждать  меня  в  этом , я  убежден , вы  и  не  подумаете.
- О  чем  тут  думать , - сказал  ученый. – Подумать  не  помешает , и  я  пытаюсь  думать… прямо  при  вас – вы  строите  довольно  непростые  цепочки , и  мне  главного  мне  ухватить. Я  выпил  много  пива. Пока  я  о  чем-то  размышлял , незаметно  пролетело  сразу  несколько  часов , но  не  дней… настолько  глубоко  я  в  себя  не  погружался. Я  знаю  меру. Я  и  пива  больше  одной-двух  бутылок  не  пью. До  захвата  части  рассудка  не-ко-ей  жен-щи-ной  со  мной  такого  не  происходило.
- Вы  размышляли  о  женщине? – спросил  лилипут.
- О  чем  точно  я  размышлял , мне  не  вспомнить. Женщина  была , отрицать  бессмысленно , она  обливала  меня  горячим  кофе  и  затаскивала  в  теплую  постель – меня  подцепляли  на  крюк  и  поднимали… поднимают  на  нем… гораздо  выше , чем  я  поднимался , служа  науке, сделавшей  из  меня  того , кем  я  сейчас… уже  частично  являюсь. – Наплевав  на  внимательно  слушающего  лилипута , Николай  Алексеевич , пошел  из  подземного  перехода  прочь. – Я  не  хочу  сознаваться  себе  в  безвозвратности  былого  спокойствия. При  необходимости  мне  удастся  пересилить  ворвавшееся  в  меня  наваждение. Лежащая  передо  мной  дорога  усыпана  костями  моих  смелых  предшественников…               
  Николай  Алексеевич  на  улице. Он  встал , и  люди  его  обходят: в  магазинной  витрине  двигаются  их  отражения , некоторые  смотрят  на  себя  и  видят  Николая  Алексеевича , стоящего  у  витрины  с  завернутой  битой - разбив  витрину , он  бы  разрядился , подобные  мысли  приходят  ему  в  голову , но  там  не  задерживаются , по  направлению  к  ученому  идет  стройная  незнакомая  девушка , и  Николай  Алексеевич  перекрывает  ей  путь.
- У  вас  есть  телефон? – спросил  он.   
- Позвольте  мне  пройти , - приглядевшись  к ученому , сказала  она.
- Я  о  мобильном  телефоне. Мне  нужно  позвонить , а  телефона  у  меня  нет. Мне  он  и  ни  к  чему , но  бывают  исключения , и  мне  очень  жаль, что  я  вас  побеспокоил. Мне  кажется , вы  это  переживете. Окажите  мне  любезность , и  встреча  со  мной  станет  для  вас  мелким , ничего  не  значащим  эпизодом. Я  заплачу  вам  за  звонок , если  вы  такая  жадная. У  меня  срочная  надобность , и  я  отдам  последнюю  рубашку  лишь  бы  задуманное  воплотить. Но  пока  обойдемся  деньгами. Сколько  вас  устроит?
- Не  говорите  глупостей. Звоните , - передавая  телефон , сказала  она. – Вы  умеете  им  пользоваться?
- Я  человек  науки , - начиная  нажимать  кнопки , пробормотал  Николай  Алексеевич , - авторитетный  специалист  по  невообразимым  для  вас  конструкциям  и  сложнейшим  многоступенчатым  системам , а  вы  мне  про  какой-то  телефон… ну , вы  и  шутница… вы  бы  отошли  и  не  мешали: разговор  у  меня  сугубо  личный.
- Вам  надо , вы  и  отходите , - сказала  она.
- Я  могу  так  отойти , что  вы  меня  и… алло! Оля! Сегодня  ты  ко  мне  не  заедешь? Прости , что  я  с  места  в  карьер , но  я  говорю  по  чужому  телефону , и  девушка , которая  мне  его  дала , стоит  тут  и  не  уходит… из-за  нее  у  меня  не  выйдет  поговорить  с  тобой  страстно… она  меня  слушает. Нормальная  девушка , симпатичная. Да  какое  мне  до  нее  дело! Я  звоню  тебе , и  она… сегодня  не  сможешь? Я  уважаю  твое  решение. Приходи  ко  мне  завтра  вечером – к  тому  времени  я  схожу  на  рынок , ну  и  чего-нибудь  куплю , как-нибудь  сготовлю… отдельные  блюда  я  неплохо  готовлю. Ну , завтра  увидишь. Давай  заканчивать, тут  на  меня  смотрят… будто  бы  я  что-то  украл  у  ребенка-сироты…. угу , угу, пока. Заберите  ваш  телефон , - возвращая  девушке  мобильный, сказал  Николай  Алексеевич. – Для  сглаживания  допущенной  грубости  я  выражаю  вам  сердечную  признательность. И  вам , и  небесам , и  современным  технологиям… имеется  и  мой  вклад – его  никому  не  оспорить. Человечество  не  очень  оценило  оказанные  мною  услуги , но  они  безусловны: за  гробовой  чертой  мне  будет  с  чем  предстать  перед  прочими  великими  умами.
  Николай  Алексеевич  уходит , и  девушка  его  больше  не  слышит. От  обиды  и  непонимания  ее  интересное  лицо  становится  одухотвореннее , чем  обычно.
  НА  РЫНКЕ  преобладают  наглые  толстые  физиономии – стоящая  за  прилавком  одутловатая  женщина  явно  глупа  и  нахраписто  раскованна. Идущий  между  прилавками  Николай  Алексеевич  бросает  на  нее  холодный  взгляд  и  не  останавливается ; она  торгует  приличными  овощами , но  она  ему  не  понравилась  и  он  не  будет  к  ней  подходить ; Николай  Алексеевич  подступается  к  продающему  черешню  унылому  субъекту , не  решающемуся , глядя  на  нахмуренного  ученого , расхваливать  свой  товар.
- У  вас  муха , - присмотревшись , сказал  Николай  Алексеевич.
- Где… я  ее  сгоню… где  она?
- Это  муха  из  прошлого. Обычные  мухи  и  сейчас  заразу  переносят , однако  данная  муха  из  прошлого  и  принесла  она  чуму. Не  задерживаясь  в  настоящем , она  отправится  в  будущее , и  количество  трупов  уравняется. Нынешние  с  будущими  не  обгоняют  прошлых , пошедших  погулять , говоря: «Падайте  бомбы! Теперь , когда  я  ушел , падайте  на  мой  дом!» - если  кто-то  идет  быстрее , я  без  обид  уступаю  ему  дорогу. С  окончанием  зимы  потеплеет. Не  везде , но  всем  и  не  нужно.
  Нарастающий  гул  заставляет  ученого  крутить  головой. Волнение  не  из-за  мух  или  бомб – белая  собака. Всеобщее  внимание  на  неспешно  бегущую  собаку , как-то  уже  виденную  ученым  во  сне  или  наяву.
  Продвижение  большой  белой  собаки  сопровождается  криками: это  она! надо  что-то  делать! Надо! надо  что-то  придумать! Не  орите! Надо  тихо  подобраться  и  убить!
  Николай  Алексеевич  неприятно  поражен  людской  злобой  и  в  корне  необоснованной  кровожадностью. Возражать  всем  сразу  бессмысленно. У  них  есть  право  на  собственное  мнение. Собака  убежала , а  они  не  убегут. Полностью  отмалчиваться  ученый  не  стал.
- Заблудшие  существа , - пробормотал  он  себе  под  нос. – Неизлечимые  дебилы , желающие  друг  друг  смерти. Но  друг  друга  они  бояться , а  бедную  собаку , конечно  же , можно  безнаказанно....
- Вы  не  в  теме , - услышав  его  бормотание , веско  сказал  проходящий  мимо  ученого  мужчина  предпенсионного  возраста. – Вам  ничего  не  известно  об  этой  собаке. Люди  говорят  правильно - смерть  ей. Смерть, смерть… без  вариантов.
- А  вам… не  смерть? – прорычал  срывающийся  Николай  Алексеевич.
- Постойте , - недоуменно  пробормотал  его  оппонент , - а  вы  не  с  ней? Вы  не  такой  же , как  она?
- Какой… такой… я  не  знаю , о  чем  вы! Сейчас  я  дам  тебе  в  зубы , и  ты  научишься  говорить  более  понятно!
- Да  за  что  мне  в  зубы…
- Не  в  зубы!
- Вы  говорили , что  в  зубы…
- Я  тебя  обниму! – закричал  ученый.
- Обнимать  меня…
- Крепче , чем  ты  думаешь! Вот  так!
  Подскочив  к  своему  отступающему  сверстнику , Николай  Алексеевич  заключает  его  в  объятия , и  они , потолкавшись , падают , отчаянно  борются  и  собирают  вокруг  себя  праздных  наблюдателей ; сквозь  плотную  толпу  просачивается  настороженный  полицейский. Появление  работника  правопорядка  лишь  заводит  разошедшегося  ученого , озверело  добивающего  сникшего  противника - милиционер  их  не  растаскивает.
  В  поединок  не  вмешивается  и  взирающая  на  них  толпа, за  спинами  которой  щурится  на  солнце  белая  крупная  собака.            
 НИКОЛАЙ  Алексеевич  в  отделении. Перед  ним  сидит  прилизанный  старший  лейтенант. Ученый  не  смотрит  ему  в  глаза , но  не  потому , что  Николаю  Алексеевичу  страшно  или  стыдно , а  в  силу  того , что  его  больше  волнует  свой  внешний  вид – не  полностью  застегнутая  из-за  оторванных  пуговиц  рубашка , измазанные  и  надорванные  брюки ; взглянув  на  старшего  лейтенанта , Николай  Алексеевич  видит  выглаженную  чистую  форму  и  с  досадой  продолжает  оглядывать  и  ощупывать  поврежденную  одежду , не  трепеща  перед  репутацией  места , где  он  сейчас  находится.
  Старший  лейтенант  на  Николая  Алексеевича  не  орет. Едва  заметно  улыбаясь , он  не  сверлит  ученого  грозным  взглядом.
- Вы  хотели  его  убить? – спросил  старший  лейтенант.
- Мне  нужна  была  чистая  победа , - ответил  ученый. – Что  касается  того , чтобы  дойти  до  того , чтобы  лишить  его  жизни… я  же  сам  с  него  слез – без  вашего  вмешательства. Я  встал , отряхнулся , да  и  он  почти  сразу  поднялся , какая  нужда  конвоировать  меня  сюда  и  пытаться  что-то  выяснить? Он  немолодой  человек , я  не  моложе , у  нас  с  ним  могут  быть  свои  разногласия, непонятные  для  вас , родившихся  гораздо  позже. Перед  схваткой  мы  были  с  ним  в  равных  условиях , но  его  тут  нет – вы  удосужились  доставить  в  это  место  лишь  меня. За  подобную  честь  не  мне  вас  благодарить.
- Вы  меня  удивляете , - сказал  старший  лейненант.
- Ладно… у  вас  курят? Если   курят , то  ладно. Я  не  курю.
- Пока  вы  сидели  в  обезьяннике , я  навел  о  вас  справки. Выдающийся  ученый , огромный  талант , центральная  фигура  закрытого  предприятия , и  вдруг  никчемное  валяние  на  асфальте  со  случайным , чем-то  вам  не  угодившим  прохожим. Зачем  вы  на  него  накинулись?
- Из-за  бейсбольной  биты , - ответил  ученый.
- Он  отнял  у  вас  бейсбольную  биту?
- Ничего  он  не  отнял , - фыкнул  Николай  Алексеевич. -  Ее  у  меня  не  было. Из-за  ее  отсутствия  я  с  ним  в  пыли  и  барахтался: при  наличии  биты  я  бы  размахнулся , да  и  приложился. И  все.
- Ему  больница , вам  тюрьма , - сказал  старший  лейтенант.
- Если  так , то  посидел  бы. У  меня  есть  женщина , и  она  бы , наверное , переживала… кто  ее  знает. Может , ни  разу  бы  и  не  вспомнила. О  личном  я  не  буду – ограничусь  собакой.
- Белой? – спросил  старший  лейтенант.
- Вы  ее  видели?
- Ее  видел  весь  рынок. Там  ее  видят  постоянно , и  не  только  там , о  ней  весь  район  наслышан  – она  бешеная. Недавно  укусила  ребенка… шестилетняя  девочка  чуть  не  умерла. Эту  собаку  все  мечтают  поймать  и  прикончить , но  вы  по  опросам  свиделетелей  возражали , имели , так  сказать , свою  точку  зрения… из-за  бешеной  собаки  напали  на  человека. Мылящего  правильно – не  вам  чета. Оригинальных  мыслей  у  него  мало , он  же  скромный  переводчик  с  венгерского , а  вы  титан! Вам  разрешено  давить  слабых! Ваш  совершенный  мозг  не  позволяет  вам  выглядеть  идиотом!

  НА  ТЕМНОЙ  поверхности  стола  некими  маяками  или  указателями  лежат  четыре  светлые  таблетки. Нерешительно  подталкивая , их  вольно  передвигает , сдвигает  вместе  и  отодвигает  друг  от  друга  чей-то  палец , оказывающийся пальцем  вернувшегося  домой  Николая  Алексеевича ; ученый  в  той  же  рубашке  сидит  за  рабочим  столом  и  манипулирует  разложенными  на  нем  таблетками.
  Одну  из  них  выбрана - Николай  Алексеевич  кладет  ее  под  язык , проходится  по  комнате , опускается  на  диван.
  Ученый  глядит  в  потолок. Николай  Алексеевич  начинает  засыпать , и  это  уже  не  потолок: экран  в  кинотеатре , на  котором  ученому  должны  показать  что-нибудь  занимательное.
  Сомкнувший  глаза  Николай  Алексеевич , слегка  подергиваясь , пребывает  в  ожидании  сеанса.
  Показывают  его  самого. С  ним  испуганная  Ольга. Они  одеты  в  серебристые  облегающие  комбинезоны  и  несутся  на  машине  по  скользской  трассе , причем  за  рулем  Николай  Алексеевич ; он  задирает  колено , свирепо  лупит  по  педали  газа  и , наконец , вжимает  ее  в  пол.
  Из  динамиков  ревет  рок-н-ролл. Глохнущая  Ольга  зажимает  ладонями  уши  и , мотая  головой , жалобно  поскуливает. 
- Ну  и  скорость! – закричал  ученый. – Вот  она  жизнь! Мы  разогнались  и  нам  незачем  останавливаться! Если  только  потанцевать! А  почему  бы  и  нет! Я  вправе  решать  за  себя! И  за  всех , кто  со  мной!
  Затормозив , Николай  Алексеевич  распахивает  дверь  и  вываливается  на  асфальт , исходя  из  предпосылки , что  машина  еще  едет  и  он  выпрыгивает  из  нее  на  полном  ходу , но  машина  уже  стоит. Ученый  поднимается  на  ноги  и , вслушиваясь  в  музыку , меняет  позы. Это  пока  не  танец – ученый  пробует  разные  варианты  и  только  готовится  танцевать.
  Музыка  подгоняет  его  поспешить. Не  вылезающая  из  машины  Ольга  добровольно  увеличивает  громкость – она  не  видит  крупную  белую  собаку , подходящую  к  Николаю  Алексеевичу  со  спины ; Ольга  на  собаку  смотрит , собаку  не  видит – посмотрев  на  Ольгу , ученый  не  видит  ни  подругу , ни  машину , музыка  не  умолкает , Николай  Алексеевич  разыскивает  глазами  исчезнувшую  Ольгу , пропавшую  машину , ушедшую  из-под  ног  землю , ученый  подвисает  в  вакууме , и  на  него  набрасывается  крупная  белая  собака , сливающаяся  с  бледной  рябью  и  стремящаяся  успеть  разорвать  его  до  того , как  ученый  испарится , чем  он  и  занимается , бешено  крича  и  просыпаясь.
  В  ту  же  секунду  Николай  Алексеевич  слышит  звонок  в дверь. Не  до  конца  восстановившийся  ученый  идет  открывать.
  К  нему  пришла  Ольга. Она  стоит  и  не  исчезает. В  ее  взгляде  недоверие, однако  оно  прослеживается  и  во  взгляде  ученого.
- Это  ты? – спросила  она.
- Я , - кивнул  ученый.
- Ты  кричал?
- Тебе  уже  все  известно… я  пребывал  в  сомнениях , но ты подтвердила – кричал  я. Если  дело  не  в  игре  воображения , то  я. Я  честен  и  смел.
- Твой  крик  был  слышен  у  лифта , - обеспокоенно  сказала  Ольга. – Я  вышла  из  него  в  прекрасном  настроении , а  в  в  твою  квартиру  я  зайду… или  не  зайду. Может , сейчас  не  время? Тебе  нужно  побыть  одному , и  я  тебе  только  помешаю… но  раз  все  так  плохо , я  должна  тебе  помешать. Мне  нельзя  оставлять  тебя  одного. Ты  мне  скажешь , на  кого  ты  кричал?
- Я  спал , - ответил  ученый.
- Не  рано?
- Таблетки , Оля , таблетки… я  не  забыл  о  нашем  ужине  и  сходил  на  рынок , продуктов  я  не  принес. О  них  я лишь  теперь  вспомнил.
- А  на  рынке? – спросила  она.
- На  рынке  я  о  них  помнил. Сначала – потом  случился  неприятный  инцидент , и  он  меня  напрочь  отвлек  от  закупок , которые  я  не  начинал. У  меня  все  было  четко  распланировано , но  судьба  внесла  коррективы , и  мои  первоначальные  замыслы  обратились  в  ничто. Ничто… кое-что… в  холодильнике  мы  что-нибудь  найдем. Пойдем  ко  мне , и  ты  не  пожалеешь. - Делая  приглашающий  жест , Николай  Алексеевич  игриво  подмигнул. – Таблетки  могут  не  только  вредить.
- Я  к  тебе  пойду , - сказала  Ольга. – Но  по  поводу  сына  не  знаю… Ты  меня  озадачил.
- Твой  сын  с  тобой? – удивился  ученый. – Стесняясь  меня , ждет  тебя  в  машине?
- Не  сегодня.
- Я  и  подумал….
- На  днях , - промолвила  Ольга. - Я  предполагала  вас  познакомить , но  ты  со  своим  криком  и  таким  вот  расплывчатым  объяснением  заставил  меня  призадуматься , надо  ли  ему  это.
- Меня  ты  не  спрашиваешь , - хмуро  пробормотал  ученый.
- Тебе-то  к  чему  с  ним  общаться? Я  затевала  это  ради  него – он  постоянно  интересуется , почему  я  задерживаюсь  после  заботы , и  ему , вероятно , следует  узнать  причину… следует  ли?
- Тебе  решать , - пожал  плечами  ученый.
- Его  отец  оказывает  на  него  дурное  влияние , и  мне  хотелось  бы , чтобы  ты  сумел  ему  доказать , что  в  нашей  жизни  есть  что-то  важное  и  помимо  денег. Поговорил  бы  с  ним  о  науке , показал  на  собственном  примере… да… да…
- Я  не  в  бизнесе , - сказал  Николай  Алексеевич.
- Ты  не  сдаешься , - натужно  улыбнулась  Ольга. – От  моего  бывшего  мужа  тебя  отделяет  широкая  кипящая  река. Опустив  в  кипяток  свою  ногу , ты  бы  заорал , но  не  выдернул  ее  обратно. А  он  бы  выдернул. Он  бы  струсил.   

  НЕУНЫВАЮЩИЙ  Леонид  в  ночном  клубе. Размахивая  руками , бывший  муж  Ольги  дрыгается  под  электронную  музыку  со  своей  любовницей  Аней , широко  раскрывающей  рот , громко  смеясь  над  выделываемыми  им  фигурами ; ей  очень  весело , начинающий  подскакивать  Леонид  смешит  ее  еще  больше , между  ними  постепенно  вклинивается  некий  здоровый  мужик , желающий  занять  место  беззлобно  посматривающего  на  него  Леонида , которого  настойчиво  оттирают , но  не  выводят  из  себя.
  Он  не  возмущается  и  не  лезет  в  драку ; повернувшись  к  Аней  спиной , Леонид  продолжает  танцевать  словно  бы  ничего  не  случилось.
 ЛЕОНИД  размеренно  потягивает  коктейль. Сидит  у  барной  стойки - он  немного устал , но  застывшую  улыбку  держит  без  напряжения ; оттопырив  мизинец , Леонид  размазывает  по  лбу  блестящие  капли  пота.
 В  присевшей  рядом  с  ним  девушке  Леонид  с  наигранным  изумлением  узнает  измочаленную  танцами  Аню.
- Аня , ты? – спросил  он. – Ты  уже , да? А  я  пока  не  угомонился – скоро  опять  пойду  танцевать. Мне  это  нравится , и  я  ничего  себе  не  доказываю , мне , детка , незачем: как  выскочу , так  волчком  и  заверчусь , а  реакция  окружающих  меня  не  волнует , тут  я  не  на  работе  и  выйти  за  рамки  мне  можно. Я  много  говорю. Ты  мне  чего-нибудь  скажешь?
- Меня  там  достали , - проворчала  Аня. – Тот  амбал , что  влез  между  нами , долго  меня  не  отпускал. Я  говорила  ему: спасибо , но  я  отойду  и  не  приду… этого  я  ему  не  говорила , хотя  ему  до  лампы , что  я  ему  говорю , он  же  завалился  сюда  отдыхать. Придвигает  ко  мне  свою  распухшую  рожу  и  тупо  бормочет: потанцуем  еще , потанцуем  еще… Я  и  танцевала , куда  денешься – откажешь  ему , а  он  разозлится , и  такое  со  мной  сотворит… ты  меня  не  ревновал?
- Я  по  тебе  скучал , - улыбаясь , ответил  Леонид.
- Это  даже  приятнее… Для  меня. Более  теплое  чувство – безусловно. К  тому  же  и  более  безопасное. Если  бы  он  стал  до  меня  открыто  домогаться , ты  бы  меня  защитил?
- Я  бы  позвал  охрану.
- Да  ты , Леня , рыцарь , - пробормотала  Аня. – Царь  Леонид!
- Приличный  коктейль , - беззаботно  отхлебывая , заметил  Леонид , - В  нем  виски , портвейн , сахарная  пудра… Тебе  взять  такой  же?
- Валяй , - без  интереса  пробурчала  Аня.
- Эй , бармен! Такой  же  коктейль  моей  девушке!

  НА  ЗАДНЕМ  сидении  ползущей  в  середине  потока  машины  развалился  подчинившийся  своей  матери  подросток  Валерий. Обиженно  поджав  губы, он  не  разделяет  приподнятый  настрой  сидящей  за  рулем  Ольги , которая  везет  его  гулять  в  парк , знакомиться  с  Николаем  Алексеевичем; на  светофоре  Ольга  оборачивается  и  тянет  руку , чтобы  шутливо  щелкнуть  сына  по  носу , но  Валерий  в  последний  момент  отклоняется  и  напускает  на  себя  еще  большое  недовольство  происходящим. 
- Не  надо  этого , - проворчал  он. – Ты  меня  так… вот  так  пытаешься  развеселить , но  я  же  не  придурок , чтобы  из-за  чего-то  тут  веселиться. Я  еду  с  тобой  против  своей  воли  и  не  забываю , что  ты  меня  нагло  заставила  оторваться  от  моих дел.
- Ты  еще  успеешь  ими  заняться , - сказала  Ольга. – От  прогулки  на  свежем  воздухе  от  тебя  не  убудет.
- Да  я  лучше  бы  с  парнями  погулял! Или  съедил  бы  к  отцу  на  весь  день.
- Твой  отец  тебя  не  звал. И  он  не  любит , когда  к  нему  приезжают  без  предупреждения.
- Подумаешь , проблема , - отмахнулся  Валерий. – Я  бы  ему  позвонил , и  мы  бы  с  ним  нашли , что  придумать. Без  этих  прогулок  и  прочей  твоей  чуши…
- Звони , - протягивая  телефон , сказала  Ольга.
- Можно? – с  надеждой  воскликнул  Валерий.
- Сколько  хочешь. Его  нет  дома , а  мобильный у него  отключен , но  ты , сынок , не  отчаивайся , ищи  папу  по  его  друзьям , по  их  общим  женщинам , ему  будет  приятно , если  ты  оторвешь  его  от  какого-нибудь  бесполезного  занятия  и  пожалуешься  ему , как  тебе  со  мной  муторно. Ну , и  мамаша  у  меня , скажешь  ты  отцу. Никакого  с  ней  кайфа. Тащит  меня  в  парк , а  что  в  парке  клевого? Хиповому  чуваку  там  вообще  нереально  оторваться , чтобы  классно… чтобы  все  супер…
- Про  твоего  нового  мужика  мне  ему  тоже  сказать? – зло  поинтересовался  Валерий.
- Его  зовут  Николаем , - выдержав  долгую  паузу , промолвила  Ольга. – Для  тебя  Николаем  Алексеевичем. Обращаться  к  нему  по  имени  ты  бы  и  не  решился.
- Он  такой  солидный?
- У  него  немало  есть  за  душой. От  минуты  общения  с  ним  ты  получишь  больше , чем  от  недели  бестолковой  болтовни  с  твоим  отцом.
- Вполне  вероятно , - согласился  Валерий. – Но  отца  он  мне  не  заменит.
- Ха-ха , - засмеялась  Ольга. – С  этой  стороны  тебе  ничего  не  грозит. Заменять  тебе  отца  он  отнюдь  не  намерен. 
  НИКОЛАЙ  Алексеевич  прохаживается  у  входа  в  парк. Среди  суетящегося  и  смеющегося  народа  ему  бы  хотелось  выглядеть  символом  возвышающей  его  над  массами  умиротворенности , но  ученому  не  стоится  на  месте  и  не  думается  об  уносящих  от  реальности  вещах.
  Не  зная , откуда  должны  подойти  Ольга  и  ее  сын , он  внимательно  смотрит  перед  собой , зачастую  оглядываясь  через  плечо. Николай  Алексеевич  сравнивает  себя  с  окружающими  и  подмечает , что  здесь  он  самый  старший. Это  его  не  вдохновляет. В  улыбках  проходящих  мимо  него  девушек  ему  видится  откровенный  сарказм. Он  долго  глядит  им  вслед  и, медленно  повернув  голову , натыкается  понурым  взором  на  приблизившихся  вплотную  к  нему  Ольгу  и  Валерия.
- Оля , - смущенно  пробормотал  Николай  Алексеевич , - И  вы , молодой  человек… я  вас  увидел  и  меня  всего  передернуло. От  волнения. До  того , как  вы  подошли , я  чувствовал  себя  достаточно  спокойно. А  вы  волновались?
- Скорее , мы  переругивались , а  затем  искали  место , где  припарковаться , - ответила  Ольга. – Машину  мы  оставили , сами  вот пришли , сейчас  я вас познакомлю. Это – Николай  Алексеевич , это – мой  сын  Валера , первые  впечатления  друг  о  друге  вы  можете  высказывать  без  стеснения. Но , если  вы  не  хотите  меня  обидеть , держитесь  в  рамках  приличий. И  учтите – первое  впечатление  часто  бывает  обманчивым. Ну , Коля? Что  скажешь?
- Нормальный  мальчик , - промолвил  ученый. – Неглупые  глаза , приличная  осанка. Раздражения  не  вызывает.
- А  ты , Валера? – спросила  сына  Ольга.
- Я  не  думал , что  он  настолько  старый , - пробурчал  Валерий. – Ты  меня  не  предупредила: кавалер , кавалер… а  ему  бы  не  с  тобой  гулять , а  в  могилу  ложиться.
- Не  хами , - борясь  со  смехом , вымолвила  Ольга. – За  эти  глупые  слова  я  тебя  накажу. Перережу  провода  у  твоего  компьютера , и  ты  еще  взвоешь , вспоминая , как  плохо  ты  поступил , достойного  человека  обидев.
- Он  меня  не  обидел , - выдавил  сквозь  зубы  Николай  Алексеевич.
- Он  и  не  собирался , - оправдывая сына , сказала Ольга. – Ну , взбрело  ему  в голову  пошутить , посмеяться , глубоко  задеть  он  не  хотел. Он  у  меня  не  злой , даже  относительно  воспитанный , но  старших  в  наше  время  никто  не  уважает…
- У  вас  есть  дети? – резко  спросил  Валерий.
- Нет , - честно  ответил  Николай  Алексеевич.
- А  женаты  вы  были?
- Не  был.
- И  чем  же  вы  занимались?
- Наукой. Я  соотносил  свою  жизнь  с  очень  серьезной  целью  и  в  меру  отпущенного  мне  таланта  пытался  четко  определить  где  ядро , а  где  шелуха. И  чего-то  я  добился. Не во  всем , но в  науке , а  она  для  меня – вся  моя  жизнь , которую  я  на  нее  потратил , следуя  не  чему-нибудь , а  предназначению. С  женщинами  в плане  любви  я  виделся  редко , до  детей  могло  бы  и  дойти , но  не  дошло , и  кто  меня  в  чем  обвинит? Кто  посмеет  назвать  меня  пустоцветом?!
- Я  с  ним  в  парк  не  пойду , - обернувшись  к  матери , сказал  Валерий. – Ни  одной  лишней  минуты  не  пробуду. Он  что-то  чересчур  надавил  мне  на  мозги… отвези  меня  домой.
- Поехали , - кивнула  Ольга. – Но  он  поедет  с  нами. Ты , Коля , меня  не  бросишь?
- Я  с  тобой , - сказал  Николай  Алексеевич. – В  каком  бы  смысле  ты  меня  ни  спрашивала. Я  не  отпущу  тебя , пусть  даже  смысла  ни  в  чем  не  имеется.               
 
  НА  ТЕРРИТОРИИ  гаражного  кооператива , между  двумя  сплошными  стенами  из  однотипных  гаражей , не  глядя  друг  на  друга , праздно  стоят  ученый  и  Валерий – стоят  и  смотрят , как  Ольга  загоняет  машину  в  свой  бокс.
  Она  неуверенно  заезжает  в  него  задним  ходом , но  помочь  ей  никто  не  вызывается ; Николай  Алексеевич  следит  за  ее  действиями  с  теплотой , Валерий  с  равнодушием.
  Обойдясь  без  подсказок , задержавшаяся  в  гараже Ольга  удостоверяется  в  отсутствии  свежих  царапин  и  не  может  видеть  семеняще  подбегающего  к  открытым  воротам  сорокалетнего  мужчину  в  испещренных  пятнами  штанах  и  надвинутой  на  лицо  бейсболке  с  изображением  разъяренного  льва.
- Чей  это  гараж? – нахраписто  спросил  он  у  Николая  Алексеевича. – Вы  хозяин?
- Не  я , - ответил  ученый. – А  вам-то  что? У  вас  ко  мне  какой-то  разговор?
- У  меня  есть  вопросы  к  владельцу. Если  не  к  вам , то  к  выходящей  из  него  дамочке… послушайте , любезная! Это  ваш  гараж?
- Мой , - ответила  Ольга.
- А  платить  за  него  вы  не  думаете? – воскликнул  Сергей  Полушин. – За  обслуживание , за  охрану , у  вас  почти  за  год  не  уплачено. Я  никак  не  мог  вас  застать , но  вы , наконец , здесь , и  я  требую , чтобы  прошли  в  наш  офис  и  срочно  погасили  задолженность. И  не  увиливайте , говоря , что  у  вас  нет  с  собой  денег! Я  вам  не  поверю. Не  расплатившись  со  мной , вы  отсюда  не  уйдете – прибегать  к  силе  я  не  планирую , но  вы  тоже  не  наглейте. На  вид  вы  обеспеченная  женщина , в  кошельке  у  вас  вряд  ли  пусто , я  не  спрашиваю  у  вас  какими  доходами  вы  живете. Ваша  личная  жизнь  меня  не  касается. Зарабатываете  ли  головой , или  каким  другим  местом – ваше  право… 
- Слова  выбирай! – заступился  за  маму  Валерий. – Быдло  дешевое! Мудак  гаражный!
- Ты  у  меня , щегол , допрыгаешься , - процедил  Полушин. – Я  сверну  тебе  шейку  и  выброшу  за  ворота  бомжам  на  прокорм... они  тебя  обглодают , им  только  дай…
- Сейчас  я  проломлю  твою  голову , - сухо  сказал Николай  Алексеевич. – Бейсбольную  биту  я  опять  не  прихватил , но  оскорбленная  тобой  женщина  достанет  мне  из  багажника  железный  инструмент… ключ , домкрат… я  возьму  этот  предмет  одной  рукой  или  двумя , меня  не  затруднит  ударить  сверху  или  сбоку – ты  бы , дурак, побежал. Со  страха , за  помощью , однако  скройся. Когда  она  закроет  гараж , мы  пойдем  к  выходу  и  ты… в  компании  ли , в  одиночку – можешь  нас  поджидать. Легкой  победы  я  вам  не  гарантирую.
- Да  что  с  ним  связываться! – прокричал  Валерий. – Я  скажу  отцу  и  он  пришлет  сюда  бандитов , которые  будут  тут  ходить  и  выяснять: это  не  он? ну  такой  борзый, собирающий  деньги , на  авторитетных  граждан.  наезжая Приведите  его  к  нам , и  мы  ему  оторвем. Без  заморозки! Чпок  и  проехали. Жена  у  тебя  есть?
- Ну , есть – ответил  Полушин.
- А  у  него  нет! Моя  мама  ему  не  жена… а  мой  отец  за  пару  секунд  сделал  бы  из  тебя  инвалида! Ты  уяснил?! По-хорошему  отвалить  догадаешься?
- Я  неправильно  повел  себя  с  женщиной , - виновато  сказал  Полушин , - я  извиняюсь , но  деньги  за  гараж  идут  не  мне , и  мне  нужно  получить  с  вас , чтобы  отдать  начальнику , иначе  меня  уволят  с  работы , а  у  меня  семья… нездоровый  ребенок – парнишке  необходимы  дорогие  лекарства…
- Ты  не  ной! – заорал  Валерий.
- А  ты  не  ори! – осадил  Валерия  ученый. – Я  не  очень  люблю  людей , но  у  тебя , Валера… вконец  недопустимая  крайность.
 НИКОЛАЙ  Алексеевич  апатично  сидит  в  кресле , заждавшаяся  сына  Ольга  мечется  по  комнате , не  находит  в глазах  ученого  никакой  поддержки - Валерия  нет.
  Поведя  спиной , Николай  Алексеевич  привстает , поправляет  сползавшее  с  кресла  покрывало , вновь  усаживается.
  К  Ольге  он  не  направился. За  плечи  для  успокоения  не  приобнял. Его  брюки  и  рубашка  надеты  наспех , правая  штанина  задрана , пуговицы  преимущественно  растегнуты, от  понесенных  физических  затрат  у  ученого  упадок  сил  и  не  предполагающее  эмоций  отупение.
  Ольга  вся  на  взводе.
- Если  бы  ты  на  него  не  накричал , - сказала  она , - он  бы  пошел  с  нами. Скучал  бы , злился , но  мне  было  бы  спокойнее , а  так  он  ушел  пройтись  и  уже  шестой  час  не  приходит… сказал , что  на  полчаса – где  же  он? Задерживаясь , он  всегда  звонит! Сейчас  не  звонит… не  может? Что-то  случилось?
- Еще  светло , - промолвил  ученый. – Ничего  страшного.
- Ужасные  вещи  происходят  и  при  свете , не  только  в  темноте , я  и  думать  о  чем-то  таком  не  хочу… что  нам  делать? Меня  всю  трясет , и  терпение… было  же  терпение , но  оно  утрачено , и  я  не  нахожу  себе  места, и  мысли  все  более  жуткие… чем  мне  заняться?
- Мы  занимались с  тобой  любовью , - тягуче  сказал  ученый. – Опасаясь , что  твой  сын  придет  и  нам  помешает. Он  не  пришел. Это  еще  ни  о  чем  не  говорит , и  я  готов  отважиться  повторно  лечь  с  тобой  в  кровать  и  выложиться  теперь  уже  без  остатка , чтобы  ты  отвлеклась  и  насладилась  жизнью , не  психуя  впустую , ведь  твой  сын - бойкий  парень , и  он  сумеет  за  себя  постоять. На  того  мужчину  в  гараже  он  набрасывался , как  настоящий  боец. Твердо  знающий , что  ему  ничего  не  грозит.
- Там  он  повел  себя  некрасиво , - сказала  Ольга. – Но он защищал  меня , свою  мать , в  дальнейшем  Валера , конечно , зарвался , и  он  заслуживает  порицания , я  бы  его  отругала… не  стала  бы  я  его  ругать! Вернись  он  живым  и  здоровым , я  бы  его  расцеловала  и  не  лезла  к  нему  с  моралью. О  чем  здесь  говорить , когда  он  неизвестно  где… ты  бы  вышел  во  двор!  Посмотрел  бы , поискал , а  я  посижу  у  телефона – как  правило  он  звонит  мне  на  мобильный , но  мало  ли  что , вдруг  почему-то… непонятно  почему  ему  вздумается  позвонить  на  городской. Это  же  возможно?
- У  меня  мобильного  нет  и  я  не  разбираюсь  в  тонкостях , на  какой  из  них  при  каких  обстоятельствах  набирают. Во  двор , если  ты  просишь , я  выйду , и  по  округе , смотря  во  все  глаза , пройдусь: в  кровать  мы  во  второй  раз  не  легли , и  некоторые  силы  благодаря  этому  остались. Мальчишку , если  повезет  я  найду , но  при  беседе  с  Валерием  мне  нужно  обладать  определенными  полномочиями , чтобы  говорить  с  ним  не  только  от  себя , но  и  от  тебя – вдруг  он  откажется  со  мной  идти? Тогда  мне  придется  его  скручивать. Доставлять  домой  методом  принуждения. После  занятия  любовью  я  выпил  таблетку  от  сердца… меня  тревожит  и  голова. В  схватке  с  молодым  парнем  я  опасаюсь  не  преуспеть , и  вся  моя  надежда  на  то , что  я  ему  скажу: пошли  со  мной! Идти  со  мной  тебе  приказала  твоя  мама! Осмелишься  сопротивляться , и  я  сорвусь , донеся  до  нее! лишь  твое! бездыханное  тело!
- Ну  что  ты  тут  устраиваешь , - простонала  Ольга. – Мне  не  до  смеха! Я  же  мать , и  мой  сын… ну  все! Поспеши! Выбежав  из  подъезда , иди  налево – там  хоккейная  коробка , и  в  ней  собирается  разная  молодежь: спроси  у  них. Они  бывают  очень  пьяными. Любят  над  всеми  насмехаться , но  ты  на  издевательства  не  реагируй , и  если  тебя  будут  посылать  по  известному  адресу , не  бери  ложный  след. Попытайся, Коля , напрягись… приведи  мне  моего  сына.

  ОПУЩЕННАЯ  голова  и  вяло  передвигаемые  ноги  при  взгляде  на  асфальт. Отзвуки  детских  игр , незнакомое  пространство , неспешно  вышедший  из  подъезда  Николай  Алексеевич  смотрит  налево , направляется  направо , доходит  до  конца  дома  и  начинает  его  обходить.
  Кусты  и  деревья , бурно  порхающие  насекомые , какие-то  чужие  люди  разного  роста , и  все  они  полны  жизни , при  малейшем  основании  готовы  выпячивать  свое  эго , столпотворения  во  дворе  они  не  образуют , но  они  опасны  и  по  отдельности ; мужчины  перекошены  от  злобы , женщины  от  усталости , молодежь  им  не  уступит – двое  высоких  парней  призывного  возраста  разговаривают  с  третьим , который  намного  ниже  их , и  это  интересно.
  Расширив  глаза , Николай  Алексеевич  вспомнил , зачем же  ему  понадобилось  покинуть  квартиру , и  незамедлительно  двинулся  к  Валерию.
- Валера! – крикнул  он. – Иди  сюда! Пожми  всем  руки  и  незамедлительно  следуй  за  мной.
- Ну , ладно , мужики , - глядя  на  ученого , проворчал  Валерий. – Потом  договорим. 
- Он  за  тобой? – спросил  один  из  парней.
- Куда  он  него  денешься. Первый  день  знакомы , а  уже  и  здесь… в  моем  дворе  достает.
  Отделившийся  от  компании  Валерий  подошел  к  Николаю Алексеевичу   и  ученый  с  мальчиком  пошли  вместе.
- Взрослые  они  для  тебя , - обернувшись , сказал  Николай  Алексеевич , - Намного  старше. Какие  у  тебя  с  ними  дела? Чего  у  тебя  с  ними  общего?
- Вы  тоже  намного  старше  моей  матери , - огрызнулся  Валерий. – И  это  для  вас  разве  проблема? Разумеется , проблема. Типичная  для  пожилого… мужчины.
- Относись  ко  мне  уважительнее. Как  я  к  тебе. Я  же  не  стал  орать  на  всю  улицу: «эй , мальчик! Тебя  зовет  домой  мама!». Я , не  ущемляя  твое  достоинство , позвал  тебя  по-мужски , и  это  должно  добавить  тебе  авторитета.
- Какого  авторитета , - фыркнул  Валерий. – Некий  старик  с  непонятными  целями  сказал  мне  идти  за  ним , и  это  должно  добавить  мне  авторитета?
- Ну , почему  бы  и…
- Вы  считаете? Теперь  я  всех  затмить  здесь  могу?
- Я  веду  тебя  к  твоей  матери , - сказал  Николай  Алексеевич. – Вдумываться  в  задаваемые  тобой  вопросы , как  в  загадки , не  по  мне. Растрачивать  свой  мозг  на  подобные  пустяки  мне  ни  пристало , да  и  тебе  при  всем  твоем  скромном  даровании  так  же  было  бы  полезно  задумываться  не  исключительно  о  насущном , но  и  о  грядущем – покрытом  тайном. Раскладывающем  перед  нами  сплошь  перевернутые  карты.
- Вы  играете  в  карте? – оживившись , спросил  Валерий.
- Я  говорю  умозрительно…
- Я  играю  в  преферанс! И  мама  играет. Нас  научил  отец , и  я  вдобавок  часто  играю  с  компьютером , обыгрывая  его  без  шансов - у  меня , правда , стоит  устаревшая  программа , впрочем , я  бы вчистую  сделал  и  самую  новейшую. Но  не  обещаю. С  вами  проще. Вас  я  натяну  без  усилий.
- В  преферанс? – спросил  ученый.
- Распишем  на  троих? Вы , мама , и  я? Я  бы  дал  вам  фору , но  в  префе  это  невозможно , и  нам  придется  метать  на  равных  условиях – как  забавно… я  превращу  вас  в  клоуна.
- Сомневаюсь , - надменно  промолвил  Николай  Алексеевич. – В  настольный  теннис  я  играю  лучше , чем  в  преферанс , но  долгое  отсутствие  практики  ни  на  что  не  повлияет , не  надейся. В  последний  раз  я  играл… в  теннис  недавно , а  в  преферанс  года  четыре  назад – с  профессором  Никитиным  и  академиком  Столповским. За  вист  мы  брали… немного – точнее  не  скажу. По  ходу  игры  мы  пили  портер  и  рассуждали  о  слабости  теории  Фрейда , психованная  жена  академика  кричала , что  наши  разговоры  не  дают  ей  уснуть – эффектная  женщина… она  мне  понравилась.

  ЗА  СТОЛОМ  сидят  трое. Частично  пришедшая  в  себя  Ольга  подливает  себе  и  Николаю  Алексеевичу  красное  вино , закусивший  губу  Валерий  пытается  проводить  максимальное  прямые  линии – он  расчерчивает  прилипающий  к  его  руке  лист  бумаги: решение  поиграть  в  преферанс  принято  и  не  оспаривается.
  Не  без  снисходительности  посматривая  на  деловитого  подростка , Николай  Алексеевич  смакует  неплохое  вино ; приподнимает  полупустой  бокал и  приветствует  осунувшуюся  от  переживаний  Ольгу.
- Почем  сделаем  вист? – спросил  Валерий. – Чтобы  никого  не  разорить , особенно  задирать  не  будем , но  не  совсем  же  по  мелочи – не  потянет… не  для  уважающих  себя  людей. Я  думаю…
- Никаких  денег , - категорично  сказала  Ольга.
- Как  это… почему?! – возмутился  Валерий.
- Потому! У  тебя  нет  денег.
- А  я  и  не  проиграю , - тасуя  карты , промолвил  Валерий. – Как  и  ты. Ты  ведь  прилично  играешь  и  при  одинаковом  для  всех  везении  своего  никогда  не  отдашь. А  насчет  его  уровня  я  не  уверен. Когда-то  твой  ученый , может , и  был  в  порядке , но  мало  ли  что  когда  было. Дни  его  славы  ушли , и  на  сегодня  он  нам  не  соперник.
- Мне  понятен  твой  план , - усмехнулся Николай Алексеевич. – Ты  намерен  меня  разозлить , и  вместе  с  тем  зародить  во  мне  чувство  собственной  никчемности. Расчет  на  то , что  на  плохих  картах  я  буду  со  злости  лезть  нарожон, а  на  хороших  пасовать  из-за  неуверенности – я  тебя  раскусил. Имей  это  в  виду. Мальчик , дивный  мальчик…
  ИДЕТ  напряженная  игра. С  трех  сторон  вылетают  карты , возле  каждого  игрока  ложатся  взятки , выигрывающий  Валерий  абсолютно  непроницаем , его  мама  нетороплива  и  улыбчива , положение  Николая  Алексеевича  беспросветно , и  при  взгляде  на  ученого  несложно  определить , что  он  однозначно  уступает  и , не  смиряясь  с  поражением , готов  здесь  все  разнести.
- Ты  много  проигрываешь? – невпопад  спросила  у  него  Ольга.
- Очень , - ответил  за  ученого  Валерий. – У  меня  и  в  мыслях  не  было , что  он  будет  настолько  валиться.
- А  что  мне  делать? – заорал  Николай  Алексеевич. – Мне  жутко  не  прет! Я  же  ученый , у  меня  мозг – машина , я  считаю , как  автомат , и  от  меня  ничего  не  ускользает! Все  вышедшие  карты , любые  варианты  с  оставшимися , а  толку  ноль! К  примеру , только  что  третий  круг  распасов , и  у  меня  младшая – десятка , старшая – дама! И  куда  мне  с  ними?! Играть? Пасовать? И  там  подсяду , и  тут  наберу… Переломить  уже , похоже , не  получится , однако  поборемся , старая  закалка  не  подведет… сдавай , парень! Не  затягивай!
- Вы  не  психуйте , - сказал  Валерий. – В  префе  главное  хладнокровие  сохранять.
- Я  посмотрю , как  ты  его  сохранишь , когда  мое  невезение  перекинется  на  тебя. Фортуна  же  изменчива. – Николай  Алексеевич  хищно  усмехнулся. – Сдавай.

  ИГРА  закончена. Ольга  убирает  карты  обратно  в  колоду , усмехающийся  Валерий , оперируя   складываемыми  и  вычитаемыми  цифрами , ведет  подсчет  окончательного  результата ; старающийся  расслабиться  Николай  Алексеевич  постукивает  по  столу  принесенным  кошельком  и  ожидает  объявления  размеров  своего  проигрыша. 
- Я  все  подсчитал  и  проверил , - откладывая  листок , сказал  Валерий. – Недоверяющие  мне  вправе  произвести  собственный  пересчет.
- Говори , - процедил  ученый.
- Всего  вы  проиграли  648  рублей. Из  них  432  мне , и  216 , соответственно , маме. Свои  деньги  я  желаю  получить  прямо  сейчас. Как  вы  будете  расплачиваться  с  ней , меня  не  занимает.
- Мне  ты  можешь  не  отдавать , - сказала  ученому  Ольга.
- Я  расплачусь  со  всеми , - ковыряясь  в  кошельке , пробормотал  Николай  Алексеевич. – Речь  о  моей  чести , и  я  ее  не  уроню , проявив  себя  человеком , достойным  всеобщего  уважения. Такие  удары  безвредно для  здоровья  не  проходят , но  сил  дойти  до  дома  должно  хватить. Ну  а  там  отосплюсь  и  пойду  на  работу. Попытаюсь  заняться  наукой… Довольно  уже  прохлаждаться.   
- Без  науки  вы  никак? – спросил  Валерий. – Не  сумеете  без  нее?
- Исключено , - заявил  ученый.
- Это  вызывает  у  меня  недоумение , - посматривая  на  Ольгу , сказал  Валерий.      
- Не  суйся , куда  не  следует , - назидательно  промолвила  Ольга. – Это  взрослые  дела , в  которых  ты  еще  не  разбираешься.
- Да , крайне  взрослые , - кивнул  Николай  Алексеевич. – Не  обладая  определенным  опытом  и  подготовкой , тут  только  голову  впустую  сломаешь.
 НИКОЛАЙ  Алексеевич  сидит  за  рабочим  столом  и  безразлично  водит  глазами  вслед  за  прохаживающимся  по  его  кабинету  Олегом  Лозинским.
  Шатания  Олега  затягиваются. В  тишине  слышится  изводящий  ученого  скрип  ботинок. Николай  Алексеевич  мнет  край  одной  из  лежащих  перед  ним  бумаг и , придвинув  к  ней  ухо , прислушивается  к  звукам.
  Николай  Алексеевич  нашел  себе  занятие. 
  Вкупе  с  новыми  громкими  шумами  увлекшегося   ученого  отвлекает  нечто , закрывшее  ему  солнечный  свет - Лозинский  сел  на  стол  лицом  к  окну ; стуча  ботинком  по  ножке  стола , к  хозяину  кабинета  он  не  оборачивается. 
- Ты  чего  тут  расселся? – злобно  поинтересовался  ученый.
- Я  вижу , что  вы  не  против , - ответил  Олег. – Вы  меня  не  прогоняете  и  правильно  делаете. Вам  же  не  работается – я  не  слепой. Если  бы  вас  обуревали  колоссальные  идеи , я  бы  это  заметил , и  тут  же  на  цыпочках  удалился. Но  вы  пребываете  в  обычном  для  меня   состоянии , когда  прессует  апатия. И  все  безразлично.
- Некий  ступор  место имеет , - согласился  ученый. – В  личной  жизни  вроде  бы  наметился  позитивный  прорыв , а  на  научных  помыслах  не  сказывается… обнаженная  кожа  ученого  покрывается  мохнатой  шерстью, стоящей  на  пути  обморожения , но  это  тепло… оно  бытового  свойства. Для  сущности  искателя  нужен  торопящий  его  холод – и  не  для  того , чтобы  искать  натопленное  укрытие , а  для  продолжения  бега  по  морозу , проникающему  в  него , подбадривая. Я  упоминаю  о  нем  в  плане  достижения  цели. Учитывая  скромный  объем  отпущенного  нам  времени.
- Кому  оно  там  отпущено , - пробормотал  Олег , - в  каких  размерах... Вам  скоро  на  пенсию , однако  вы… ведь  вы  не  остановитесь.
- Моя  мысль  работает  вне  подобных  ограничений , - сказал  ученый. – И  дома , и  тут… ее  везде  притормаживают. Ты  пойдешь  отсюда  пешком?
- Нет. Меня  унесет  небесная  колесница. Запрыгнув  на  нее , я  постараюсь  не  вывалиться  и  насладиться. Мелькающим  подо  мной  пейзажем.
- А  меня  увезут  на  машине , - признался  Николай  Алексеевич. – Она  поедет  ко  мне , и  ею  будет  управлять  милая  женщина , в  урон  себе  меня  полюбившая. Или  она  меня  не  любит. Общается  со  мной  исключительно  ради  постели. Ты  не  выпучивай  глаза – благодаря  таблеткам  безжалостным  монстром  я  в  постели  бываю. Побочные  эффекты  меня  не  минуют: сердце , печень , боль  повсюду… Расплачиваюсь  по-полной.
- Я  вам  скажу… по  секрету , почему  она  возит  вас  на  машине. Своим  ходом , вы  бы , кряхтя  и  спотыкаясь , к  разложенной  для  вас  кровати  шли  нмощно, а  сейчас  вас  подвозят  к  ней  со  всеми  удобствами  и , подкормив  таблетками , запросто  утоляют  свою  похоть. И  не  надо  на  меня  кричать , утверждая , что  я  нетерпим  к  женщинам. Влюбляясь  в  них , я  сходил  с  дороги , я  валялся  в  кюветах , морщился  от  ослепляющего  взрыва  и  срывал  вросшие бинты , мне  не  удержаться  от  комплиментов , вопя: женщины! Я  вас  прощаю! Вы  не  тревожьтесь. Пощадив  меня , голодными  вы  не  останетесь.

  НЕ  РЕАГИРУЮЩИЙ  на  нудное  течение  городской  жизни  Олег  Лозинский  идет  с  работы. Он  настолько  от  всего  устал , что  его  все  устраивает. Люди , машины , солнце , небо – если  бы  этого  не  было , ему  не  стало  бы  легче , но  пусть  бы  ветер  унес  дома , и  они  бы , попадав  на  солнце , сгорели  вместе  с  визжащими  жильцами ; Олег  шагал , как  в  бреду , он  отклонился  от  обычного  маршрута - прежде  он  ходил  и  здесь. Олег  Лозинский  прищуривается , пытается  вспомнить  в  связи  с  чем  его  сюда  заносило – Олег  поднимает  палец  и  покачивает  им  в  подтверждение  несомненной  удачи.
  Данный  жест  замечен  покосившейся  на  Лозинского  широкой плотной  дамой. Она  сидит  с  сигаретой  на  железной  оградке  и  не  прочь  завязать  отношения.
  Не  имея  в  виду  ничего  подобного , Олег  все  же  обращается  к  ней  с  вопросом.
- Театр  Гоголя , - пробормотал  он. – Он  где-то  здесь… я  в  нем  был… он  где-то  на  соседних  улицах?
- Без  понятия , - выпустив  дым , ответила  Татьяна  Демина.
- Да  и  ничего , - отмахнулся  Олег. – Неведомая  сила  не  влечет  меня  в  этот  театр. Разыскивать  его  мне  не  нужно.
- А  чего  спрашивал-то? – осведомилась  Татьяна. – В  чем  тут… а-ааа… ты  хотел  со  мной  заговорить  и  познакомиться. Ну  и  к  чему  усложнять? Давай  познакомимся , какие  проблемы.
- Незачем , - покачал  головой  Олег. – Не  задумайся  я  о   театре  Гоголя , еще  бы  куда  ни  шло , а  так  ведь  это  знак , и  этот  театр… вернее , воспоминания  о  нем  доказывают  и  выявляют  всю  ничтожность  порывов , поскольку  я  помню , что  я  был  в  этом  театре , посещал  его  с  девушкой , но  я  не  помню  ни  спектакля , ни  лица  девушки , я  даже  забыл , где  находится  сам  этот  театр. И  я  не  собираюсь  его  искать.
- Ты  не  зарекайся , - сказала  Татьяна. – Взгляни  на  меня  и  попытайся  не  раскисать. У  тебя  отчего-то  скребет  на  сердце , и  ты  весь  захирел , а  сейчас  лето…  зимой  придется  гораздо  сложнее: ветрено , скользско…
- Нетрудно  подскользнуться  и  об  стоящую  машину  сильно  удариться. С  кругами  перед  глазами  я  бы  лежал  возле  нее , орущую  сигнализацию  слушая   и  ноги  толпы  на  себе  ощущая. Прибежавший  хозяин  добавит. Думаешь , оттаскивать  его  от  меня  кто-нибудь  возьмется?
- Я  бы  запросто , - сказала  Татьяна. – Лупанула  бы  его  коленом  куда  следует , и  он  бы  завалился  рядом  с  тобой. А  ты  бы , ухватившись  за  мою  протянутую  руку , поднялся , и  мы  бы  попрыгали  на  нем  вместе. Выбили  бы  у  его  машины  все  стекла , оторвали  бы  с  мясом  колеса… со  мной  бы  ты  не  пропал. В  твоей  безысходности  тебе  надо  это  учитывать.
- Но  ты  меня  абсолютно  не  привлекаешь  физически , - посмотрев  на  нее , сказал  Олег.
- А  те , что  тебя  привлекали , принесли  тебе  много  радости? – спросила  она.
- Безмерно  много… По  мне  заметно.
- Ты  присаживайся , - показывая  на  оградку , сказала  Татьяна. – Раз  ты  сразу  не  ушел , то  чего  тебе  стоять.
- Да  нет , я  пойду , - с  сомнением  пробормотал  Олег.
- Как  знаешь… 
- Посижу  и  пойду , - присаживаясь , сказал  он. – Один  ли , с  тобой… в  столице  я , как  на  необитаемом  острове. А  в  Москве  я  всю  жизнь. Мне  не  с  чем  сравнивать.

  ПОДЪЕХАВ  к  дому  ученого , Ольга  останавливает   машину , и  Николай  Алексеевич  вскакивает  с  сидения , стремглав  выходит  и  встает  у  подъезда. Он  чем-то  разозлен – закрывающая  двери  Ольга  смотрит  на  ученого  с  осуждением ; ей  его  жалко  и  она  же  на  него  несколько  обижена.
  Николай  Алексеевич  скрестил  на  груди  руки - в  избранной  им  позе  прослеживается  нетерпение , ученому  думается , что  Ольга  намеренно  задерживается  у  машины , но  вот  она  подходит  к  нему , и  у  Николая  Алексеевича  есть  повод  с  облегчением  вздохнуть , чего  он  не  делает.
- С  чего  ты  завелся? – разводя руками , спросила Ольга. – Не  проще  ли… быть  как-то  попроще.
- Это  противоречит  моим  правилам , - заходя  в  подъезд , пробурчал  ученый. – Я  явно  потерял  высоту , но  ниже  я  не  опущусь , тут  можно  не  сомневаться.
- Ты  разозлился  из-за  милиции? - идя  за  ним  к  лифту , спросила  Ольга?
- Все  вместе , - вызвав  лифт , сказал  ученый.
- Но  тот  гаишник  имел  право  меня  доставать. Я  переехала  через  сплошную , и  заслуженно  выслушивала  его  претензии , а  зачем  вылез  ты , мне  не  понять. И  ты  не  сделал  ровным  счетом  ничего , чтобы  я  поняла. Одно  радует , что  ты  на  него  не  орал. Но  ты  так  на  него  так… я  не  знала , куда  мне  деваться. Он , кстати, тоже.
  Первый  лифт  не  работает. Второй , доезжая  до  четвертого  этажа , уезжает  на  одиннадцатый , оттуда  на  девятый , потом  на  третий  и  на  пятнадцатый ; Николая  Алексеевича  это  бесит.
- Я  бы  заплатила  ему  денег , - продолжила  Ольга , - и  мы  без  нервотрепки  поехали  бы  дальше , приехали  бы  к  тебе  не  такими  издерганными ; если  ты  встал  на  мою  защиту , то  я  тебя  благодарю , хотя  мне  не  грозила  опасность  до  того , как  ты  на  него  уставился , впрямую  нарываясь  на  неприятности. Возможно , ты  был  прав , но  подобное , разумеется , маловероятно , фактически  нереально. Думая  о  себе  с  симпатией , ты  себе  не  доверяй. Объективно  тебе  себя  не  оценить  и , доверившись  мне , ты…
- Я  на  лесницу! – устав  ждать  лифт , вскричал  ученый. – Ты  жди , а  я  поднимусь  пешком… и  выпущу  пар! Встретимся  наверху.
- Ты  с  этим  не  шути , - предостерегла  его  Ольга. – У  тебя  нездоровое  сердце.
- Оно  не  подведет , - сворачивая  к  леснице , сказал  ученый. – Здесь  оно  разорвется  скорее , чем  в  пути.
 НИКОЛАЙ  Алексеевич  на  лестнице. Начальные  пролеты  он  преодолевает  весьма  быстро , поскольку  его  переполняет  раздражение , действующее  в  связке  с  безумной  мыслью  опередить  едущую  на  лифте  Ольгу , но  потом  ученый  сдает , хватает  ртом  воздух ; он  продолжает  идти , держится  за  стены , с  трудом  заставляет  себя  сделать  следующий  шаг , Николаю  Алексеевичу  предстоит  пройти  еще  где-то  столько  же , и  он , слыша  катающийся  лифт , не  отказался  бы  оказаться  в  нем – в  дверном  проеме  курящая  женщина.
  Ей  под  пятьдесят , она  давно  не  была  в  парикмахерской  и  не  засматривалась  с  восхищением  в  зеркало ; на  остановившегося  ученого  Лариса  Родина  глядит , как  на  помеху.
- Вы  идете? – спросила  она.
- Я  встал , - одышливо  ответил  Николай  Алексеевич. – Мне  надо  перевести  дух , а  то , знаете , сплошное  мучение. Вы , между  нами  говоря , тоже  смотритесь  не  слишком  бодрой. У  вас  депрессия?
- Мой  муж  в  больнице.
- Что-то  страшное? – поинтересовался  ученый.
- Не  особо. Пять  дней  назад  ему  стало  плохо , и  его  увезли.
- С  возвратом?
- Как  пойдет , - пожала  плечами  Лариса  Родина. –  Мне  бы  хотелось , чтобы  его  подольше  не  привозили. Опостылел  он  мне… нервный , злой , всех  во  всем  обвиняет – то  у  него  лифты  не  работают , то  денег  мало  платят , ну  а  я  в  чем  виновата? Ни  в  чем , а  мне  все  выслушивай , мне  это… да  пропади  он  в  этой  больнице. Двадцать  лет  я  с  ним. Не  мешало  бы  попробовать  что-нибудь  иное.
- Хмм , - задумчиво  протянул  ученый.
- Чего?
- Какой  у  вас  этаж? Восьмой – тут  на  стене  есть  цифра. Кажется , я  знаком  с  вашим  мужем. Однажды  в  нашей  подъезде  были  сломаны  лифты , и  я  брел  по  лестнице  с  человеком , под  ваше  описание  подходящим. Он  шел  на  восьмой  этаж… по  фотографии  я  бы  его  опознал.
- Мне  идти  в  квартиру  за  фотографией? – спросила  Лариса.
- Да  не  нужно…
- И  бессмысленно. У  меня  в  квартире  нет  его  фотографий. Мы  с  ним  нигде  вместе  не  были – ни  на  курорте, ни  в  исторических  местах , а  сам  он  отдельно  не  снимается , не  настолько  он  все-таки  не  в  себе. Его  фото… ему  что , самому  на  него  смотреть? Никому  другому  оно  не  сдалось.
- В  больнице  его  никто… даже  вы  не  навещаете? – спросил  ученый.
- Я  к  нему  заходила. Десять  минут  пустого  злобного  разговора  отвратило  меня  от  мысли  наведываться  к  нему  до  излечения. Да  его  и  не  излечишь – чем  лучше  он  себя  чувствует , тем  громче  зудит  и  все  проклинает. Кроме  меня  к  нему… понятно. Друзьями  он  не  обзавелся. А  чего  вы  о  нем  спрашиваете? Вы  пересеклись  с  ним  лишь  раз  из-за  неработающих  лифтов… сейчас  лифты  работают. Чего  вы  идете  пешком? Не  ради  смеха. Ваш  рот…
- Вас  волнует  мой  рот?
- Уголки  вашего  рта  притянуты  книзу , - показывая  на  себе , сказала  Лариса. -  Вы  выглядите  разочарованным  и  мрачным… напоминая  меня  на  свадебной  фотографии. Вспомнила! У  меня  имеется  фотография  из  ЗАГСа – на  ней  Виктор  и  я , и  мы  молоды , преисполнены  надежд… вам  ее  принести? Вы  не  заметите , что  я  настолько  состарилась?

  ПРИЕХАВШАЯ  на  лифте  Ольга  утомленно  бродит  по  этажу , куда  делся  ученый , Ольга  не  понимает , она  пододвигает  ногой  к  мусоропроводу  засохшую  апельсиновую  корку  и  с  опаской  заглядывает  на  лестницу.
  Проходит  время. Ольга  покачивает  головой , она  улыбается – ученого  пока  не  видно , но  она  слышит  его  дыхание. Ей  нужно  еще  немного  потерпеть  и  в  ее  поле  зрения  появится  сам  Николай  Алексеевич.
  Отнюдь  не  перепрыгивая  через  высокие  ступеньки , он  появляется.
- Ты  живой? – спросила  Ольга. – Уверенно  идешь , без  перебоев?
- Замертво  я  нигде  не  падал , - ответил  ученый.
- А  почему  так  долго?    
- Я  разговаривал  с  дамой. Что  бы  ты  ни  думала , ты  меня  не  ревнуй – романтических  тем  мы  не  касались. Я  перенапрягался  и , чтобы  восстановить  дыхание , остановился , а  она  стояла  там  с  сигаретой. На  том  этаже.
- И  ты  к  ней , разумеется , подошел , - сухо  промолвила  Ольга.
- Она - измученная  жизнью  женщина , и  ты  на  нее  не  ропщи. Не  бери  грех  на  душу.
- Я  не  о  ней. Не  она  к  тебе  подошла – ты  к  ней. Добравшись  до  следующего  этажа , ты  бы  отдышался  в  одиночестве , и  пришел  бы  быстрее , но  мужчину  тянет  к  женщинам , и  это  естественно , а  то , что  некая  другая  женщина  стоит  на  его  этаже  и  с  нетерпением  ждет , когда  он  поднимется  с  другого… у  тебя  на  каждом  этаже  по  женщине. Ты  в  отменной  кондиции  и  легко  выдерживаешь  тяжелые  переходы. От  меня  к  ней , от  нее  ко  мне… я  над  тобой  подшучиваю. И  у  меня  идея. Она  появилась  в  лифте – ты  поплелся  наверх , а  я  ехала , и  она  пришла: в  поход  мы  с  тобой  пойдем.
- Не  думаю , - пробормотал  ученый.
- В  красивое  место , - сказала  Ольга. - Километров  за  триста  от  Москвы.
- И  все  триста  ногами?
- Сначала  на  поезде , затем  ногами – мой  бывший  муж  любил  там  шататься. Восхищаться  природой  и  от  города  отдыхать. Я  без  него  в  тех  краях  еще  не  бывала , одной  мне  как-то  не  то , а  с  тобой  я  готова  отправиться  куда  скажешь , но  на  этот  раз  скажу  я , и  ты  обязан  ко  мне  прислушаться. Ты  не  возражаешь?
- Мы  поедем , - согласился  ученый.
- Я   рада! – воскликнула  Ольга.
- После  того , как  я  схожу  в  больницу.
- А  к  чему  ты  о  больнице… у  тебя  болит  сердце? Ты  все  же  надорвался?!
- Я  схожу  туда  не  ложиться  и  не  проверяться: кое-кого  навещу. Я  с  ним  почти  не  знаком , но  внутренний  голос  подсказывает  мне  не  полениться  и  наведаться  туда , не  откладывая. К  нему  никто  не  ходит , и  я  отчего-то  ощущая  потребность  сходить… и  поразить  сюрпризом…
- Оглоушить , - кивнула  Ольга. – Нокаутировать.
- Я  навещу  его  с  добрым  чувством. Вызвать   ухудшение  оно  не  должно. О  чем  с  ним  говорить , мне  неведомо… о  чем-нибудь  поболтаем. Предметов  для  беседы  навалом. Только  успевай  отбрасывать.

  ПУСТУЮЩИЕ  дорожки. Тоскующие  на  скамейках  больные. Смеющиеся, собравшись  в  группу , медработники. Из  приземистого  корпуса  больницы  на  просторную  огороженную  территорию  выходят  идущие  на  небольшом  расстоянии  друг  от  друга  Виктор  Родин  и  одухотворенно  потупившийся  Николай  Алексеевич , чьи  желание  сопровождать  Родина  на  прогулку  показалось  Виктору  крайне  неуместным , что  весьма  заметно  по  его , кидаемым  на  ученого , взорам.
  В  дополнение  к  Николаю  Алексеевичу  оглядывающегося  Родина  беспокоит  и  пристроившаяся  за  ученым  пациентка , так  же , как  они ,  вышедшая  из  больничного  корпуса  и  движущаяся  по  тому  же  маршруту  в  одном  с  ними  темпе.
  Покачивая  бедрами , она  не  выказывает  намерения  вступить  в  разговор. Николай  Алексеевич  о  ее  присутствии  даже  не  догадывается.
- Мне , - пробурчал  Виктор , - все  еще  неясно , что  вас  сюда  привело. Вы  мне  уже  говорили  о  лестнице , о  лифте , но  я  до  сих  пор  не  могу  вспомнить , кто  вы  такой. Вы  из  моего  подъезда - я  в  курсе… однако  и  это  не  факт , и  я  вас  подозреваю: мое  право. Я  вам  не  доверяю. Чего  вы  ко  мне  приперлись , каковы  ваши  цели , если  бы  кто-нибудь  мне  сказал… вы  же  не  скажете. Вы  зашли  меня  проведать? А  кто  я  вам? Или  вы  думаете , что  в больнице  я  вконец  ослабел  и  меня  можно  брать  просто  так , без  усилий?
- Куда  вас  брать? – недоуменно  спросил  ученый. – Во  всяком  случае , из  больницы  вас  пока  брать  рано.
- Вы  меня… ты  меня  оскорбляешь? Врачи  меня  не  уважают , медсестры  плюют , к  тому  же  и  ты  тут  как  тут?! Поддерживаешь , да?
- Я  в  самом  деле  пришел  вас  приободрить  и  лично  доказать , что  вы  не  одиноки , не  заброшены , вполне  достойны  посещения  нормальных  людей , но  вы  упираетесь  и , глядя  на  меня , упрямо  не  хотите  поверить  в  отсутствие  у  меня  всякого  интереса , помимо  морального. Вам  знакомо  понятие  морали?
- Не  у  того  спрашиваете , - процедил  Родин.
- Вы  советуете  мне  спросить  у  себя  самого? – поинтересовался  Николай  Алексеевич.
- Спросите  у  моих  врачей. Познакомившись  с  ними  поближе , я  от  них  многого  не  требую – они  выпускают  меня  погулять , и  на  том  спасибо. А  лучше  всего  для  врачей… ну  и  для  меня… было  бы , если  бы  я  ушел  и  не  вернулся. Они  бы  меня  не  искали. На  освободившуюся  койку  положили  бы  очередного  находящегося  при  смерти  человека. И  ухаживали  бы  за  ним. Проверяя  пульс , злились , что  он  у  него  по-прежнему  есть , они  же  идиоты… неужели  не  понимают – одного  увезут  в  морг , но  другого  же  привезут , все  равно  за  кем-нибудь  придется  наблюдать  и  ухаживать , не  бывает  же  так , чтобы  палаты  опустели  и  поддатые  врачи  шлялись   из  корпуса  в  корпус , ни  за  что  не  отвечая. Вы  надеетесь , они  отвечают  за  что-то? Ладно  бы  пьяные  и  веселые , но  они  обычно  с  похмелья , а  случается  и  под  кайфом , наглотавшись  таблеток… поэтому  лекарств  и  не  хватает. И  белье  не  меняют , и  кормят  погано , я  раскусил  их  план: живи  в  грязи  и  ешь  отбросы , тогда  и  сбежишь  поскорее , ну  не  сбежишь , а  уползешь , но  какая  им  выгода? – вместо  меня  ведь  им  еще  кого-нибудь  привезут. И  все  закрутится  снова.
- Вы  подумайте , - порекомендовал  ученый. – Ответ  на  поверхности. Вы  думайте , а  я  вам  его  скажу: вылечат  ли  они , убьют – при  любом  раскладе  будет  замена. Забот  меньше  не  станет. Вот  врачам  и  не  важно  в  какой  пропорции  народ  возвращается  домой , а  в  какой  отправляется  на  кладбище: объем  работ  от  этого  не  меняется. Я  прав? Если  я  прав , я…
- И  я  прав! - воскликнул  Родин. – Я  же  это  и  говорил , из-за  этого  и  возмущался – почему , если  им  все  равно , они  делают  все , чтобы  я сдох?!
- Тут  нет  ничего  странного , - промолвил  Николай  Алексеевич. – Такова  человеская  природа. Обыкновенное  проявление  ее  свойств.
- Я  с  вами  не  согласна , - убежденно  сказала  подошедшая  к  ним  женщина. – Но  с  вами  я  бы  еще  поспорила , а  с  ним  мне  беседовать  не  о  чем. У  нас  он  тут  всем  известен – скандалист , паникер… наверняка , импотент.
- Ты  чего?! – заорал  Родин. – С  чего  ты  это  знаешь?
- Шел  бы  ты , - процедила  женщина. - Не  смотришь  на  меня  и  не  смотри. Я  и  глаза  подводила , и  губы  красила , а  он  на  меня  ни  разу  не  взглянул. Надменно  свою  гнусную  рожу  отворачивает. Доктора  на  меня  и  то  смотрят: не  осматривают , нет , в  плане  лечения  они  мне  мало  помогают , но , как  на  женщину , посматривают , и  я  это  вижу - подобное  обхождение  при  всех  минусах  идет  им  в  плюс. Я  согласна  простить  им  все, если  они  утоляют  мое  женское  самолюбие ,  при  ровном  течении  болезни  не  отмирающее… оставаясь  главным  и  при  кризисе! У  вас  есть  любимая  женщина?
- Любимая – звучит  слишком  громко , - пробормотал  ученый. – Я  бы  не  торопился  гарантировать , что  без  нее  я  свихнусь  от  тоски , но  она  меня  привлекает… посторонней  я  бы  ее  не  назвал. С  кем  попало  я  бы  непойми  куда  не  пошел. С  ней  пойду – в  поход.
- По  ухабам , по  бездорожью , все  во  имя  огромной  любви?! – воскликнула  женщина.
- Она  обещала , что мы  поедем  на  поезде. Затем  какое-то  время  побродим  по  окрестностям , заглянем  в  березовый  лес , послушаем  пение  птиц. Едва  ли  устанем , натирая  кровавые  мозоли  и  вымотавшись  до  озверения  в  поисках  крыши  над  головой. Нежно  обняв  мою  женщину, я  бы  заночевал  и  под  деревом , но  меня  бы  мучили  кошмары , и  я  бы  кричал  и  ее  разбудил. Она  бы  проснулась , а  вокруг  ночь  и  лес , возбуждающие  шорохи , светящиеся  глаза  неспящей  совы , хрустящие  сучья  выдают  присутствие  окружающих  нас  демонов , кромешный  мрак  подсказывает  нам  заняться  любовью…   

  В  ИЗБАВЛЕННОМ  от  деревьев  дворе , у  дома  своего  отца , сын  Ольги  Валерий  поглядывает  на  играющих  детей  и  терпеливо  ждет , когда  к  нему  выйдут. Резвящаяся  детвора  способствует  его  мыслям  о  том , что  он  еще  тоже  ребенок  и  к  тому  же  никому  не  нужный – дети  смеются , показывают  друг  на  друга  пальцами  и  строят  смешные  рожи , смотрящий  на  них , Валерий  находит  в  себе  силы  печального  улыбнуться.
  Удержать  хотя  бы  такую  улыбку  Валерий  не  смог.
  Небрежно  одетый  и  весь  какой-то  помятый  отец  подходит  к  нему , выставляя  напоказ  граничущую  с  осуждением  озабоченность.
- Что  это  за  сюрпризы? – спросил  Леонид. – Что  у  вас  там  произошло? По  телефону  нельзя  было  сказать?
- А  нечего  говорить , - промолвил  Валерий. – Я  просто  хотел  тебя  увидеть. Приехал  и  позвонил… сказал , чтобы  ты  спустился  во  двор: я  немного заскучал. Приехал  к  тебе. Повидаться – больше  ничего.
- И  к  чему  такие  сложности? – удивился  Леонид. – В  квартиру  бы  поднялся.
- В  твоей  квартире  ты  не  один , а  встречаться  с  твоей  новой  женщиной  я  не  особенно  рвусь. С  тобой  я  готов  всегда… пусть  ты  и  не  живешь  с  мамой  и  бросил  нас , как  она  говорит – я  в  это  не  влезаю. Тут  ваши  с  ней  отношения , но  я  не  понимаю , почему  настолько  редко  мы  с  тобой  видимся. Мама  утверждает , что  я  тебе  не  нужен.
- Ты  ее  больше  слушай. Она  тебе  такого  наговорит – ты  и  сам  не  заметишь , как  меня  возненавидишь.
- Этого  никогда  не  будет , - твердо  сказал  Валерий.
- Посмотрим , сынок , - усмехнулся  Леонид. – Посмотрим. А  где  она?
- Уехала , - ответил  Валерий.
- Поэтому  ты  и  загрустил. Бедный  мой  мальчик , он  всеми  покинут , его  съедает  хандра  и  компьютер  ему  не  поможет. – Леонид  потрепал  сына  по  голове. – Держись , сын , запрети  себе  хныкать , ну  же… ну… скоро  ты  вырастешь  и  превратишься  в  крепкого  красивого  мужика , который  сможет  весело  и  свободно  распоряжаться  своей  судьбой , смеяться  и  доводить  до  слез  слабых  и  глупых  женщин – нам  с  тобой  ныть  ни  пристало. Мы  гораздо  сильнее , чем  даже  сами  о  себе  думаем. Если  мы  сами  себя  не  уничтожим , с  нами  никто  не  справиться. Твоя  мама  пыталась , и  что? Куда  это  ее  завело? Куда-то! Она  куда-то  в  одиночестве  уезжает , в  гордом  одиночестве  едет  в  никуда…
- Она  со  своим  любовником , - вклинился  Валерий.
- У  твоей  мамы  есть  любовник? – поразился  Леонид.
- Не  первой  молодости , - улыбнулся  Валерий. - Какой-то  ученый: весьма  оригинальная  личность. Недавно  мы  играли  с  ним  в  карты , и  он  мне  вчистую  продул , а  потом  все  кричал: «я – гений! я – машина! тебе  дико  повезло!». Ты  научил  меня  играть  классно , но  мне  действительно  везло. Без  везения  я  бы  его  не  сделал – он  играл  правильно , без  ошибок , временами  его  подводила  интуиция. Она  у  него  никакая.
- Твоя  мама  его  любит? – поинтересовался  Леонид.
- Откуда  мне  знать , кто  кого  любит , - внезапно   помрачнел  Валерий. – Я  тебя  люблю , честно… а  ты  меня? ты  мне  ответишь? Глаза  в  глаза?
- Да  не  глупи  ты , люблю  я  тебя… ты  мой  единственный  сын , и  как  мне  тебя  не  любить. Мама  когда  приедет?
- А  что?
- Думаю  пригласить  ее  к  себе  на  дачу. С  ее  новым  мужчиной – мы  бы  посидели , выпили  за  знакомство: мне  любопытно , кого  же  она  нашла. Заодно  и  мою  девушку  пора  ей  представить. А  этот  ее… он  низкий , высокий?
- Не  мелкий , - ответил  Валерий. – Ну , а  по  повадкам  гигант… крупная  рыба.

  СКРЮЧЕННЫЙ  мужчина – не  ученый – с  мешком  цемента  на  спине  проходит  внизу.
  Безразмерный   небесный  купол , изумительный  ясный  вечер , перед  скромной  трехэтажной  гостиницей  нет  высоких заслоняющих  вид  зданий, и  стоящий  на  балконе  последнего  этажа  Николай  Алексеевич  смотрит  вдаль  и  вверх , испытывает  позитивные  чувства  от  нахождения  непосредственно  здесь ; навалившись  на  перила , он  пытается  впитать  в  себе  как  можно  больше  зримого  волшебства.
  Ольга  внутри. Не  внутри  его  головы – сейчас  ее  туда  не  впустят: Ольга  в  номере. В  нескольких  метрах  от  ученого , но  Николай  Алексеевич  направляет  свой  взор  в  сторону  противоположную.
- Зря  я  опасался , - сказал  он. – Тут  вполне  ничего , и  вскоре  начнется  закат , солнце  уже  готово  садиться. Ты  иди , а  не  то  пропустишь! Много  мы  не  увидим , но  мы  увидим  нечто… такое , что  должно  быть  красиво. Я  смотрю  на  небо  и  не  знаю , какими  словами  мне  все  это  описывать. Оно  ровное  и  голубое , облаков  нет , самолетов  не  видно , и  что  с  закатом , не  ясно – может , он  начнется  часа  через  три. Впрочем , пораньше , намного… сейчас  в  Москве  еще  светло , темно  там  станет… вскоре… как  и  здесь. Вероятней  всего. Иди  сюда! Встань  рядом  со  мной  и  мы  вместе  поглядим , как  оно  закатывается.
- Не  забывай , что  мы  с  тобой  в  гостинице , - сказала  из  комнаты  Ольга. – А  пара  неженатых  и  недавно  познакомившихся  людей  чаще  всего…
- Я  тебя  слушаю. 
- …. снимает  номер  в  гостинице  для  того , чтобы  заняться  в  нем  любовью. И  мы  с  тобой  не  хуже  других. Едва  переступив  порог , срывать  одежду  мы  не  бросились , но  вещи  мы  с  тобой  разобрали , кое-как  устроились - сейчас  мы  обязаны  упасть  на  кровать  и  не  заснуть. О  сне  ты  даже  не  думай. Ночь… ты  понимаешь? Целая  ночь… она  у  нас  впереди. Ночь  еще  не  пришла , но  это  ничего  не  меняет , ведь  мы  с  тобой  способны  и  при  свете , и  в  темноте , я  лежу  тут  почти  голая , и  ты  меня  окончательно  разденешь…
- Я  лучше  посмотрю  на  закат , - пробурчал  ученый.
- Ты  меня  с  ним  достал! – возмутилась  Ольга. – Чего  он  тебе  дался? Когда  зайдет  солнце , неизвестно , а  твой  личный  закат  не  за  горами , и  ты  пользуйся  моментом! Не  упускай  шанса  удовлетворить  ждущую  тебя  женщину.
- Я  от  своих  обязательств  не  отказываюсь , - сказал  ученый. - Если  я  приехал  с  тобой , то  это  подразумевает , что  я  буду  с  тобой  мужчиной, однако  постель  от  нас  никуда  не  денеться. Ночью  я  тебя  не  оставлю , но  до  ночи  еще  есть  время , и  я  намерен  провести  его  с  пользой , а  ты  на  меня  давишь  и  заставляешь  вспоминать , что  мне  и  завтра  не  будет  покоя… во  сколько  в  поход  мы  пойдем?
- На  рассвете. Ты  звал  меня  поглядеть  на  закат , и  я  в  благодарность  подниму  тебя  поглядеть  на  восход. Не  в  отместку. Ты  меня  с  наскока  не  осуждай – нам  нужно  очень  немало  пройти  и  успеть  вернуться  к  вечернему  поезду. Послушай  поезд: чучух-чучух-чучух… он  привезет  нас  в  Москву.
- Домой , - пробормотал  Николай  Алексеевич.
- Угу , - отозвалась  Ольга.
- Надо  пережить  завтрашний  день , и  я  дома. Хмм… Разве  это  цель – вернуться  домой? Если  бы  меня  дома  все  устраивало , я  бы  оттуда  не  уехал. В  неизведанные  дали  меня  бы  никто  за  собой  не  утянул.

  УЧЕНЫЙ  с  Ольгой   чуть  ли  не  напролом  плечом  к  плечу  идут  по  лесу. Ольга  левее  и  спортивная  сумка  у  нее  на  левом  плече ; у  Николая  Алексеевича  на  правом , ученый  не  шатается -  ему  принциального  не  выказывать  слабость.
  Николай  Алексеевич  пытается  выглядеть  бодрым  и  беззаботным: неимоверная  духота  подкрепляется  атаками  облепляющего  гнуса , ничуть  не  расслабляющая  ходьба  по  переченной  местности  сотрясает  до  самого  основания; если  Ольга  пойдет  медленнее , Николай  Алексеевич  этому  только  обрадуется , однако  первым  он  не  сбавит.
- Приличный  лес , - пробормотал  ученый. – После  недавнего  бурелома  мы  вышли  на  подходящую  тропу, где  ветки  не  лезут  в  глаза. Не  вынуждают  нас  их  закрывать  и  продвигаться  вслепую. Мы  не  заблудились?
- Ты  не  волнуйся , - ответила  Ольга. – В  первые  четыре  часа  ходьбы  заблудиться  тут  невозможно. Потом  уже  можно , но  я  хорошо  знаю  эти  края , и  со  мной  ты  не  пропадешь. Не  отставай , не  забегай  вперед , иди  со  мной  вровень , и  часа  через  два  выведу  тебя  на  поляну , на  которой  мы  устроим  пикник. Недаром  же  мы  прем  эти  сумки.
- А  что  в  них?
- Разные  необходимые  мелочи , - ответила  Ольга. – Помимо  прочего , еда  и  спиртное: в  твоей  сумке  бутылка  красного  и  бутылка  виски. Вино  мы   выпьем  на  привале , а  виски  у  нас  тот  случай , если  мы  все-таки  заблудимся , и  нам  придется  здесь  ночевать. С  бывшим  мужем  я  бывала  здесь  неоднократно , но  тогда  нас  вел  он – я  лишь  глазела  по  сторонам. Сама  я  еще  не  вела… я  в  себе , конечно , уверена , и  оснований  для  паники  пока , разумеется , нет… тебе , как  мужчине , паниковать  нельзя  в  принципе. Мы  дойдем! Ты  не  трусь… разведем  костер , поджарим  сардельки , откупорим  вино. И  потом  пойдем  дальше.
- Не  назад? – хмуро  спросил  ученый.
- Да  зачем  нам  это , - улыбнулась  Ольга. -  Или  ты  устал? Ну , отдохни…. Но  на  ходу – я  понесу  твою  сумку, а  ты  пойдешь  за  мной  налегке , будешь  глубоко  вдыхать  лесной  воздух  и  посмеиваться  надо  мной , думая , как  же  здорово  ты  меня  обманул – я  полон  сил, а  она  еле  ползет  и  все  тащит , какая  же  она  дура , в  самый  раз  для  великого  ученого , сумевшего  за  счет  своих  гениальных  мозгов  провести  ее  вокруг  пальца. Вижу , ты  нахмурился… сейчас  ты  молча  сорвешь  с  моего  плеча  мою  сумку  и  докажешь  мне , что  я  в  тебе  ошибалась.
- Сейчас… ты  только  этого  и  ждешь , но  я  не  поддамся  на  твои  уловки. У  тебя  сумка  меньше , и  однозначно  легче – тебе  нести  ее  нетрудно , а  меня  она  в  состоянии  добить. И  я  упаду… со  мной  упавшим  у  тебя  будет  больше  проблем , чем  со  мной  не  особенно  джентльменом. Скорую  помощь  в  чащобу  не  вызовешь. Встав  на  передо  мной  на  колени  и  прижавшись  ухом  к  моему  сердцу , ты  только  и  узнаешь , что  оно  остановилось.

  ПОТРЕСКИВАЮЩАЯ  тишина. Разбегающиеся  муравьи. Николай  Алексеевич  и  его  Ольгой  сидят  на  поляне  у  костра: ученый  смотрит  на  огонь , а  Ольга  на  ученого , держащего  над  пламенем  шампур  с  насаженными  на  него  двумя  сардельками.
  Николай  Алексеевич  в  раздумиях. Сардельки  догорают , но  Ольга  не  вмешивается , она  дает  шанс  ученому  самостоятельно  опомниться  и  ее  нервировать  прекратить ; рука  с  шампуром  будто  бы  окаменела , нижняя  губа  налезла  на  верхнюю  и  выступивший  вперед  подбородок  придает  Николаю  Алексеевичу  сходство  с  первобытным  человеком , большими  умственными  способностями  существенно  обделенным.
  При  всем  при  этом  Николай  Алексеевич  думает. И  думает  о  важном.
- Убери  их  от  огня , - не  выдержав , сказала  Ольга. – Достаточно: они  уже  подгорели. Свои  ты  сжег , и  мои  туда  же?
- Одна  твоя , одна  моя , - пробормотал  ученый. – Как  и  те  прежние , которые  я  передержал. Не  со  зла – я  просто  ушел  в  себя , и  ты  мне  не  сказала , что  они  превращаются  в  угли. Сейчас  ты  сказала , и  я  их  убираю , ну  вот: они  готовы. Вино  открыто?
- А  ты  его  открыл?
- Я?
- Я , - огрызнулась  Ольга. – Я  его  открыла  и  все  выпила. А  ты  не  заметил – ты  и  без  вина… расслаблен.
- Скорее , я  напряжен , - признался  ученый. – Мысли  шли  рядовые , пожалуй , и  плоские , я  ничего  такого  не  придумал , но , придумав  там , в  голове , какую-нибудь  радостную  вещь , я  бы  попытался  повторить  это  в  жизни , и  ты  бы  согласилась , что  я  думал  по  делу , а  не  вдалеке  от  него , от  науки… с  ней  у  меня  значительные  трудности. Размышляя  о  науке , я  чувствую , как  я  сдаю  позиции , и  на  небосводе… на  научном  небосводе  вижу  себя  огромной  луной  среди  мелких  звезд. Но  любая  звезда  гораздо  крупнее  луны – не  мне  надеяться  на  обратное. Мы  будем  сидеть  здесь  дотемна? Будем  смотреть  отсюда  на  звезды? Ты  правда  выпила  все  вино?
- Вино  я  не  выпила , - ответила  Ольга. – Оно  в  твоей  сумке , и  открывать  его  уже  поздно. Мы  снимемся  отсюда  через  десять  минут  и  спустя  некоторое  время  выйдем  из  леса  на  широкое  поле. Костер  следует  затоптать , но  осторожно , иначе  пламя  перекинется  на  одежду, а  реки  тут  поблизости  нет. Если  бы  ты  запылал , я  бы  побежала  ее  искать , но  я  бы  не  успела… и  не  нашла. Пришлось  бы  обливать  тебя  вином – как  шашлык. Тебя  смешат  мои  шутки?
- Мозг  рекомендует  мне  не  беспокоиться , - промолвил  ученый. – Я  шевелю  пальцами  и  у  меня  получается , а  я  дал  ему  именно  этот  приказ , и  он  довел  его  до  руки , показывая , что  связь  не  нарушена. Куда  мне  идти , зависит  уже  не  от  него – от  тебя. Ты  говорила  о  поле… пойдем  к  полю… чем  оно  шире , тем  легче  к  нему  выйти. Я  бы  посидел  здесь  и  двинулся  к  вокзалу , но  я  не  запомнил  дорогу. Без  тебя  я  из  леса  не  выберусь , поэтому  ты  главнее. Я  вправе  возмущаться  и  орать: скажи  мне , куда  идти! И  я  уйду! Бездарный   порыв – уйти  я  уйду , и  может , даже  дойду , однако  как  же  я  брошу  тебя – здесь , в  лесу… меня  замучает  совесть.
- Прими  таблетку , - посоветовала  Ольга.
- Да  от  совести  никакая  таблетка…
- Ту  таблетку. Для  секса.
- У  тебя  возникло  желание  со  мной…
- На  поле , - веско  сказала  Ольга. – Я  так  решила.
  ПО  ОГРОМНОМУ  зеленеющему  полю , у  которого  не  видно  ни  конца , ни  края , уверенно  идет  Ольга , с  удовольствием  отхлебывающая  из  горлышка  красное  вино. Позади  нее  с  двумя  сумками  плетется  Николая  Алексеевич , поочередно  поднимающий  руки  с  сумками , чтобы  вытереть  с  лица  пот.
  Бутылка  допита , и  Ольга , не  глядя  на  ученого , бросает  ее  через  плечо  и  тут  же  обрачивается  посмотреть , не  попала  ли  она  в  Николая  Алексеевича.
  В  тот  момент  ученый  нацеливал  взгляд  куда-то  в  сторону , и  полет  почти  задевшей  его  бутылки  Николая  Алексеевича  не  встревожил.
  Нетрезвая  Ольга  усмехнулась. От  отчаяния – здесь  ей  не  по  себе.
- Давай  тут , - сказала  она. – С  моим  бывшим  мужем  мы  делали  это  где-то  тут. У  нас  с  ним  была  традиция  приезжать  сюда  и  отдаваться  бурной… безумной  страсти. В  последний  раз  я  шла  по  этому  полю  лет  десять  назад , и  останавливалась , раздевалась , ложилась… ты  уже  возбужден?
- У  меня  все  в  порядке , - ответил  ученый. – Я  же  выпил  таблетку  и  мне  теперь  без  разницы , на  кого  я  смотрю  и  что  я  вижу.
- Это  от  тебя  и  требуется. У  тебя  в  сумке  плед – достань  его  и  расстели.
- Да  будет  по-твоему. – Открывший  сумку  Николай  Алексеевич  в  ней  роется  и  достает  бутылку  виски. – Перед  началом… ну , перед  любовью  я  бы  отхлебнул , а  ты?
- Мне-то  не  помешает , - промолвила  Ольга , - но  тебе… действие  таблетки  оно  не  собьет?
- У  меня  сейчас  такая  дикая  эрекция , что  я  бы  не  возражал  ее  слегка  сбить.
- Даже  не  думай! Из-за  какого-то  глотка  ты  хочешь  лишить  меня  удовольствия? Ты  же  все  испортишь! Мой  бывший  муж  удовлетворял  меня  без  всяких  таблеток , и  я  о  нем  еще  не  забыла! Чтобы  попытаться  забыть , я  тебя  сюда  и… не  вникай! Раньше  случалось  по-разному , но  здесь  я  буду  сверху!
- Ну  ладно , попрыгай , - пробурчал  ученый. – Я  вытерплю. Чем  бы  тут  все  не  обернулось , наши  встречи  должны  продолжиться. Я  не  намерен  с  тобой  порывать , при  всем  при  том , что  ты  меня , конечно , обидела. Я  поехал  с  тобой , и  я  ехал… приехал… думая – я  и  ты. Одинокий  ученый  и  расставшаяся  со  своим  прошлым  одинокая  женщина. А  ты  через  слово  упоминаешь  твоего  бывшего  мужа. Насколько  он  силен , могуч  и  сексуален , но  он  же  помоложе  меня! Я  не  буду  утверждать , что  в  его  годы  я  бы  без  проблем  всех  подряд… я  мог! Физически  запросто! Возможностей  было  не  очень  много – я  все  же  занимался  другим. В  тебе  времена  я  отдавал  науке  всего  себя. Расходовал  на  нее  свою  молодость , да  и  все  последующие  периоды, богатые  профессиональными  озарениями  и  скудные  на  увлечения  и  романы , обходившие  меня  стороной. У   сокурсников , а  позже  коллег , случалось – я  не  завидовал , я  не  слишком  и  замечал: у  кого-то  любовница, у  кого-то  жена , да  пропади  оно  пропадом , у  меня  же  есть  наука , мои  планы , мои  воззрения… не догадываясь  о  своей  ущемленности , я  лез  к  вершинам  и  самодовольно  сплевывал  вниз – интересно, кто  же  там… никчемные  и  серые. Вечно  внизу , в  суете…

  НА  БЕЖЕВОМ  пледе , раскинув  руки  и  сдвинув  голые  худые  ноги , лежит  Николай  Алексеевич - на  нем  с  подергиваниями  сидит  оседлавшая  его  Ольга.
 Они  занимаются  сексом. У  Ольги  закрыты  глаза  и  немного  отвисает  челюсть , Николай  Алексеевич  моментами  смотрит  вверх - видит  кружащую  далеко  в  небе  черную  птицу , кривит  рот , орел  ли  это , ворон , ученому  все  равно ; на  распалившуюся  Ольгу взглянул , голову  набок  уронил - тщетно  пытается  отключиться.
 ГУДЯЩИЕ  и  дрожащие  рельсы. Им  приходится  непросто. Николая  Алексеевич  едет  в  поезде.
  Посматривая  на  темень , что  в  окнах , взирая  на  закрытые  двери   купе , он  идет  по  вагону , переходит  в  следующий, проходит  его  в  той  же  апатии  до  конца  и  оказывается  в  вагоне-ресторане , где  видит  сидящую  за  столиком  Ольгу.
  Свободных  мест  хватает , но  Ольга  сидит  не  одна , а  с  немолодой  крашеной  блондинкой , метнувшей  на  ученого  исподлобья  заинтересованный  взгляд.
  Николай  Алексеевич  уставился  в  пол  и  пошел. Приблизившимся  к  их  столику , окинул  взглядом  затылок  кивающей  Ольги ; ему  привиделось  нечто  эротическое , Николай  Алексеевич  помялся  и  громко  топнул  ногой.
  Ольга  обернулась.
- Ты? – удивилась  она. – Я  тебя  здесь  не  ждала. Ты  же  говорил  мне , что  подремать  хочешь.
- Ты  что-то  перепутала , - промолвил  ученый. – Отпуская  тебя  в  вагон-ресторан , я  планировал  полежать  в  купе  и  подумать  о  жизни , и  мне  все  это  удалось. Раздумия  оказались  столь  тяжкими , что  я  вскочил. Бродил  по  поезду  и  практически  случайно  забрел  сюда. Сейчас  я, похоже , уйду.

- Уйдешь… не  уйдешь… садись  с  нами. Познакомься – это  Людмила. А  это  мой  друг  Николай  Алексеевич. Настоящий  мужик , знаменитый  ученый… наливай  себе  до  краев.
- Такую  маленькую  рюмку  можно  и  до  краев , - подсаживаясь  к  Ольге, сказал  ученый. – С  одной  такой  рюмки  до  свинского  состояния  я  не  надерусь. У  вас , дамы , тоже  пусто… вы  молчите – я  вам  налью. Людмиле , наверняка , полную?
- Не  вопрос , - ответила  Людмила. – Вы  меня  спрашиваете , но  это  не  вопрос – вопрос  в  том , встретят  ли  меня  на  вокзале , поскольку  я  одна… особенно  в  чужом  городе: я  же  не  из  Москвы – у  меня  в  Москве  бизнес , и  я  еду  туда  на  два-три  дня. Первый  день  я , разумеется , буду  не  в  форме. Ваша  подруга  подтвердит – когда  она  ко  мне  подсела , я  уже  плотно  тут  принимала , и  поэтому  попросила  ее  ко  мне  присоединиться , ведь  какая-то  грусть… давит , ломает , необходимо  с  кем-нибудь  пообщаться , отогнать  эту  самую… скажем , грусть… или  назовем  по-иному – надо  меньше  говорить. Вы  мне  налили. Вы  уловили  мое  настроение. Я  в  принципе  оптимистка… посмотрите , что  я  могу!
  Выпившая  рюмку  Людмила  приставила  ко  рту  зажженную  зажигалку , и  из  него  полыхнуло  пламя , направленное  Людмилой  на  неподвижного  Николая  Алексеевича.
- Мощное  пламя , - сказала Людмила. – Сегодня  я  прилично  выпила , и  вот  пламя , и  его  длина – рекордная  для  меня. Вы  меня  не  похвалите?
- Вы - дракон , - пробормотал  ученый. – Все  женщины – огнедышащие  драконы. Кажутся  слабыми , поникшими , жалобно  твердящими  о  грусти , а  в  действительности – драконы. Кто  перед  ними  встанет , того  и  сожгут. Если  не  понравится. А  если  понравится , то  горе  ему. Сразу  не  уничтожат , но  станут  по-немногу  обжаривать , как  поросенка: тем  же  пламенем. Доведя  до  готовности , возьмутся  отрывать  по  чуть-чуть , смакуя… с  расстановкой.
- Ты  повторишь? – повернувшись  к  ученому , спросила  Ольга.
- Слова? – переспросил  Николай  Алексеевич.
- Ее  опыт  с  зажигалкой. Выпей  наконец  свою  рюмку  и  зажигалку  к  губам   приблизь. Чиркни , да  и  выдохни. Посмотрим  на  твое  пламя. Поглядим , кто  ты  есть.
- Идиотская  затея , но  я  попытаюсь , - сказал  Николай  Алексеевич. – У  меня  возможно  получится… это  довольно  забавно. Как  бы  себя  не  опалить…
  Николай  Алексеевич  выпивает  коньяк  и  сильно  дует  на  поднесенную  зажигалку. Она  гаснет. Ученый  пробует  еще  раз  и  вновь  безуспешно.
- Он  сдувает  и  тот  огонек , что  из  зажигалки , - сказала  Людмила.
- Это  символично , - промолвила  Ольга. – Это  по-мужски.
  Уязвленный  Николай  Алексеевич  повторно  наливает , выпивает , щелкает  зажигалкой  и  дует  на  нее  в  третий , четвертый  раз , она  гаснет  и  гаснет , пламени  изо  рта  нет ; разозлившись , Николай  Алексеевич  с  размаха  швыряет  зажигалку  на  стол.
 ПАСМУРНЫМ  утром  под  моросящим  дождем  люди  спешат  на  работу , и  среди  них  идущий  под  зонтом  Иван  Константинович – ненавязчивый  начальник  Николая  Алексеевича.
  Несмотря  на  погоду  он  настроен  весьма  оптимистично. В  его  руке  старомодный  портфель , на  его  ногах  непрокающие  ботинки , шедшие  впереди  него  двое  мужчин  расходятся  в  разные  стороны , и  Иван  Константинович  внезапно  замечает  знакомую  фигуру  Николая  Алексеевича , медленно  бредущего  с  непокрытой  головой  и  без  зонта ; нисколько  не  увеличивающий  темп  Иван  Константинович  быстро  настигает  ученого  у  входа  в  здание , где  они  с  ним  работают. 
- Николай  Алексеевич! – воскликнул  он. – Вы  на  работу?
- А  куда  еще? – пробормотал  ученый.
- Ну  я  так – в  плане  шутки. Однако  моя  ирония  не  лишена  подоплеки , и  вам  она  должна  быть  ясна. По  моим  сведениям  у  вас  в  последнее  время  с  работой  не  очень  ладится , да  и  отношение  изменилось: уходите  рано… в  твердые  рамки  вас  никто  не  загоняет – пожалуйста , работайте  дома , напрягайте  ваш  разум  там , но  держите  меня  в  курсе  и  вашими  победами  со  мною  делитесь , если  есть  чем. Мне , как  руководителю  положено  отслеживать… я  много  говорю  и  вас  отвлекаю: вы  меня  тоже  поймите. Сейчас  мы  встретились  случайно , и  эта  наша  встреча  оказалась  первой  за  довольно  продолжительный  срок. Раньше  вы  заходили  ко  мне , я  заходил  к  вам , мы  беседовали  и  я  знал , как  продвигается  дело. Теперь  я  в  неведении. И  я  за  вас  беспокоюсь.
- За  меня? – спросил  ученый.
- И  за  вашу  научную  деятельность. У  нас  ходят  разговоры , что  на  нее  негативно  влияет  ваша  личная  жизнь. Извините  за  бестактность , но  мне , как  руководителю , наверное , позволено  выразить  беспокойство  и  предложить  любую  помощь…
- Какую  помощь? Чем  тут  поможешь?
- Ничем  не  поможешь , - согласился  Иван  Константинович. – А  вам  нужно  помочь? Вы  в  этом  нуждаетесь?
- Я  пришел  на  работу , - ответил  ученый. – Я  сяду  за  свой  стол  и  начну  размышлять. О  чем? Не  могу  вам  сказать. Это  и  для  меня  пока  секрет – я  способен  задумать  и  о  деле , способен  и  о  другом. С  недавних  пор  у  меня  имеется  выбор. – Николай  Алексеевич  направился  в  здание. – До  глубокой  старости  мне  оставалось  совсем  немного , но  меня  поймали. Когда  я  наивно  полагал , что  мне  уже  ничего  не  грозит.

  ПРИЖИМАЯ  к  груди  стопку  бумаг , по  коридору  размеренно  цокает  Лида  Петрова. В  коридоре  секретарша  одна, но  вскоре  в  нем  появляется  задумчиво  идущий  к  своему  кабинету  Николай  Алексеевич. Они  шагают  друг  к  другу - присмотревшаяся  к  ученому  Лида  понимает , что  он  может  пройти  мимо  нее , даже  не  поздоровавшись. Ей  к  этому  не  привыкать. Она  делает  шаг  влево  и  дорогу  ученому  загораживает.
- О , Николай  Алексеевич , - сказала  она. – Только  что  пришли?
- Нет , я  работал  здесь  всю  ночь. И  до  того  измотался , что  забыл , где  находится  выход. Вот  хожу  и  ищу.
- Ха… а  глаза-то  у  вас  горят. Вы  смотрите  на  меня , как  на  женщину. Я  не  буду  удивлена , если  вы  возьметесь  меня  лапать… или  убивать. У  меня  заняты  руки  и  сопротивляться  вам  я  не  смогу. Я , Николай  Алексеевич , в  полной  вашей  власти , но  времени  у  нас  маловато – мне  надо  спешить. Где-то  среди  этих  бумаг  было  что-то  и  для  вас… одну  минуту… я  найду…
- Потом  занесешь , - пробормотал  ученый. – Я  сегодня  до  вечера  у  себя. Мне  следует  подумать – возможно… думать  я  буду  точно , но , возможно , не  о  чем-то  таком , а  о  походе… и  приглашении  на  дачу. О  походе  меньше – это  прошлое. О  прошлом  думают  не  меньше, и  я  не  осуждаю  тех , кто  о  нем  думает , я  говорю  о  себе , а  что  мне  о  себе  сказать – если  на  даче  спросят, кто  я  такой , я  окажусь  в  затруднении: прежде  бы  я  четко  сказал – я  ученый , я  счастливее  вас… а  сейчас… что  мне  сказать?
- Кому? – переспросила  Лида.
- Бывшему  мужу  моей  женщины. Это  он  нас  зовет. Как  же  не  хочется  выглядеть  перед  ним  глупым  и  старым…
- Вы  не  старый , - серьезно  промолвила  Лида. – И  не  глупый… Какой  вы  глупый?
- Я  и  не… я… спасибо  за  хорошие  слова.
  НА  ВЫБРИТОЙ  траве  в  тени  внушительного  коттеджа  стоит  пластмассовый  стол  с  алкоголем  и  закусками. За  ним  сидят  две  пары. Утомленный  ролью  хозяина  Леонид  и  бодрая  Аня , насупленная  Ольга  и  потерявшийся  в  новых  условиях  Николай  Алексеевич ; за  исключением  ученого , все  лениво  жуют  и , обходясь  без  произнесения  тостов , выпивают: ученый  не  ест  и  не  пьет.
  Общение  за  столом  главным  образом  не  завязывается  из-за  Николая  Алексеевича , и  он  придвигая  к  себе  рюмку – ученый  настроен  все-таки  начать. 
- Вам  у нас  нравится? – поинтересовался  наблюдающий  его  сомнения  Леонид.
- У  вас  большой  дом , большой  участок , все  говорит  о  больших  возможностях. Однако  я  не  чувствую  себя  ущемленным.
- Вам  и  не  надо  так  себя  чувствовать. Причем  здесь  это? Я  не  пытался  вас  принизить , и  ваши  слова  для  меня  не  очень  понятны. Но  вступать  с  вами  в  полемику  я  не  буду. Вы  поднаторели  в  ученых  диспутах , и  мне  вас…
- Я  не участвую в  диспутах , - перебил  Леонида  ученый. – Человеку , достигшему  моего  уровня  мышления , не  обязательно  заниматься  обменом  мнениями  с  другими  людьми. Я  как-нибудь  и  без  этого  продержусь.
- Звучит  самонадеянно , - сказал  Леонид.
- Я – теоретик. Мне  приходится  далеко  отсюда  витать. Народив  и  обглодав  собственные  идеи , я  швыряю  кости  практикам  и  экспериментаторам , и  они  создают  из  них  что-то  реальное. Нечто  обретающее  физическую  форму. Займись  я  конкретикой , я  бы  мгновенно  погубил  свою  репутацию.
- Она  у  вас  высокая? – спросила  Аня. – Как  обычно  говорят: высокая  репутация? Не  высокая , как-то  иначе… или  высокая?
- Не  напрягайся , Анечка , - сказал  Леонид. – Если  бы  ты  захотела , ты  бы  училась  у  институте , ну  и  залатала  кое-какие  прорехи  в  твоем  развитии… не  дуйся! Я  любя. Николай  Алексеевич! Вы  читаете  лекции?
- В  частном  порядке? – переспросил  ученый. – Предлагаете  прочитать  для  нее?
- Забавно , - усмехнулся  Леонид. – Вы  в  институте  не  преподаете? Вы  не  сразу  догадались , о  чем  вас  спросили?
- Угомонись , Леонид , - сказала  Ольга. – Прекращай  распросы. Многого  ты  не  выяснишь , а  настроение  всем  испортишь.
- Было  бы  что  портить , - промолвил  Леонид. – Вы , как  приехали , так  ни  разу  и  не  улыбнулись , да  и  я , глядя  на  вас , бодрость  порастратил. Даже  моя  Анечка  и  та  едва  ли  весела.
- Я  не  согласна , - сказала  Аня. – С  чего  ты  взял? У  меня  отличное  настроение.
- А отличное настроение , по-вашему , испортить  нельзя? –  желчно  спросила  Ольга.
- Ну , попробуйте , - смело взглянув на  нее , сказала  Аня. -  Посмотрим , что  у  вас  выйдет.
- Не  сейчас , - ядовито  усмехнулась  Ольга. – Я  нанесу  удар , когда  вы  не  будете  к  этому  готовы.
- Спокойно! – закричал  Леонид. – К  чертям  ваши  склоки! Кто  хочет  увидеть  меня  голым?
- Я! – крикнула  Аня.
- А  ты , Ольга , не  хочешь? – спросил  Леонид.
- Где? – мечтая  увидеть  его  голым , спросила  Ольга.
- В  бане. Я  ее  скоренько  растоплю , и  мы  попаримся  в  ней  всей  нашей  четверкой – полупим  друг  друга  вениками , посмеемся , подурачимся , разрядим  обстановку ,  нахлестаемся  в  предбаннике  пива , возражающих  нет?
- Нет! – восклинула  Аня.
- Я  тоже  не  возражаю , - мысленно  раздевая  Леонида , сказала  Ольга.
- А  я  возражаю , - категорично  высказался  Николай  Алексеевич. – В  баню  я  не  пойду.
- Вы  такой  стеснительный? – спросил  Леонид. – Мне  представлялось , что  ученые  куда  свободнее  во  взглядах. Я  же  не  заставляю  вас  заниматься  чем-то  групповым  и  непотребным , а  обнаженные  тела , в  том числе и  ваше - это  же  естественно. Чего  тут  стесняться?
- Не  пойду  и  все , - проворчал  ученый. – Я  не  обязан  ничего  объяснять.
- Бедняга , - взглянув  на  Ольгу , вздохнула  Аня. – Без  одежды  вы  кажетесь  себе… крайне  отталкивающим?
- Никакой  он  не  отталкивающий , - резко сказала Ольга. – Он  нормальный!
- Буквально  супермен , - язвительно  пробормотала  Аня.
- Не  тебе  судить! – проорала  Ольга.
- Сдалось  мне  это… и  не  ори  на  меня!
- Сама  не  ори!
- Ты  на  меня , а  я  на  тебя!
- Я  орала  и  буду  орать!
- Ну , и  ори!
- Хочу  и  ору! 
 ПЕРЕХОДЯ  с  одной  зацементированной  дорожки  на  другую , Николая  Алексеевич  прохаживается  возле  коттеджа. Все  остальные  ушли  в  дом  и, вероятно , там  ругаются , но  он  их  не  слышит.
  Ученый  наслаждается  безмолвием. Оно  оказывается  нестойким. Раздающееся  из-за  забора  препирательство  проходит  в  обрамлении  негромкой  работы  двигателей.
- Ты  откуда  здесь  взялся?! Ты , что , не  знаешь , что  едущие  оттуда  всегда  пропускают  едущих  туда?! Видишь  бетонную  площадку? Ну , так  подай  чуть  в  сторону  и  пропусти!
- А  ты  меня  не  пропустишь?
- Тут  принято , чтобы  ты  пропускал… не  только  ты , а  все , едущие  оттуда. Я  тут  езжу  десять  лет , и  вообще  никогда  вопросов  не  было! Тут  давно  расписано  кто , куда  и  почему! А  ты , если  не  в  теме , давай  прислушивайся!
- Я  под  ваши  правила  не  подписывался. И  ты  меня  ими  не  грузи – веди  себя  адекватно. А  не  то  я  разозлюсь , и  носяру  тебе  сворочу. Потом  не  выпрямишь.
- Ты , лошара , допрыгаешься… Я  думал  с  тобой  можно  по-человечески , но  ты  идешь  вразнос , встаешь  в  распор , и  теперь  тебя  по-любому  наказать  нужно. Поверь  мне  на  слово – с  этим  проблем  не  возникнет. У  нас  здесь  живут  люди , которые  подобной  лажи  не  выносят!
- Один  такой  не  выносил. Такой  же  урод , как  ты. Он  не  выносил , ну  и  дернулся , и  из-под  него  утки  выносят.
- Козлина… ты  вынуждаешь  меня  начать  прямо  сейчас.
  Николай  Алексеевич  открывает  калитку  и  выходит  за  участок: наравне  с  любопытством  ученого  ведет  и  намерение  взять  на  себя  неблагодарную  роль  миротворца.
  Ситуация  проста. Между  двумя  схожими  дорогими  машинами  метров  пять , а  расстояние , разделяющие  двух  идентичных  и  знающих  жизнь  мужчин , вдвое  меньше , и  столкновение  представляется  неминуемым.
- Я , - сказал  Иван  Семенов , - позвоню  и  устрою  так , что  ты  здесь  ездить  уже  не  будешь. С  тобой  жестко  поговорят , и  ты  разом  врубишься , с  кем  ты  по  дурости  связываешься. Когда  ты  приползешь  ко  мне  извиняться , я  наступлю  на  тебя  ногой , и  тебе …
- Довольно  этой  параши , - перебил  собеседника  Иван  Гусев. -  Тебе  нечем  заняться , а  я  спешу , и  я  готов  поступить  так , как  скажет  вон  тот  мужчина. Скажет  мне  отъехать  и  тебя  пропустить – я  отъеду. И  ты , если  он  скажет  тебе , тоже  отъедешь. Не  станешь  играть  с  огнем.
- Да  кто  он , - посмотрев  на  ученого , пробормотал  Иван  Семенов , -  не  буду  я  его  слушать. Чего  он  стоит  у  того  дома? Там  живет  другой  мужчина , не  имеющий  с  этим  никаких… вы  кто? Я  вас  спрашиваю!
- Я  бы  вам  ответил , - приоткрыв  калитку , сказал  Николай  Алексеевич. – Меня  бы  это  не  затруднило.
- И  почему  не  отвечаете?
  Николай  Алексеевич  вернулся  на  участок  и  закрыл  калитку  изнутри.
- Эй , вы! – донесся  до  него  снаружи  голос  Ивана  Семенова. – Куда  вы  ушли? Взял  и  ушел… ну  и  придурок.
- Умственный  отсталый , - промолвил  Иван  Гусев.
- Бывает же…
- Случается. Послушай – мы  с  тобой  умные  люди  и  нам  надо  наконец  определить , кто  кого  пропускает. Монету  что  ли  бросить.
- Давай , братан! Какие  вопросы.
  Не  отошедший  от  калитки  Николай  Алексеевич  все  слышал. Его  чувства  можно  охарактеризовать , как  сложные. 
  ЧЕТВЕРО  идут  к  реке ; Аня  с  Леонидом  уже  вышли  из  коттеджного  поселка  на  незастроенный  простор , Николаю  Алексеевичу  с  Ольгой  остается  пройти  последние  дома , между  ученым  и  его  женщиной  чувствуется  разобщенность.
  Из-за  жестокого  солнца  они  надели  соломенные  шляпы и  на  Николае  Алексеевиче , данный  головной  убор  беспрестанно  поправляющем  и  сдвигающем , шляпа  смотрится , как  предмет  с  явно  чужой  головы.
  За  оградой  крайнего  коттеджа  включили  резко  и  страшно  взревевшую  бензопилу.
  Ученый  утомленно  поморщился.
- Еще  и  это , - сжавшись  от  рева , проворчал  он. – Ты  мне  говорила: поедем  на  дачу , на  природу , а  здесь  типично  городская  атмосфера… везде  орут , скандалят , шумят , невозможно  сосредоточиться. Едва  что-то  наметится , как  тут  же  сбивают , и  мысли  не  соберешь. Когда  особенных  мыслей  нет , то  не  так  обидно , и  можно  идти  купаться , не  расстраиваясь. На  реке  нас  поджидает  крикливое  пьяное  скопище , но  мы  идем… нам  не  сидится  за  забором. Хотя  мне-то  что – за  забором  я  тоже  наслушался. Не  прочь  продолжить  и  у  реки.
- Мы  идем  на  пруд , - сказала  Ольга.
- Поплескаемся  в  нем. В  мутной  застоявшейся  воле , в  которой  стирают  белье  и   моют  трактора. Или  к  нему  всех  подряд  не  пускают?
- Я  не…
- Всех  пускают?
- Ну… чего  ты  ко  мне  пристал? – раздраженно  промолвила  Ольга. – Не  хочешь  купаться – лежи  на  берегу. Силой  в  воду  тебя  не  спихнут. Выдающихся  ученых  простой  народ  уважает.
- Ты  думаешь  не  обо  мне , - сказал  Николай  Алексеевич. – О  его  любовнице?
- О  ней… о  молодой  бездарной  шлюшке…
- Вы  с  ней  не  помирились? – поинтересовался  ученый. – Нет… тогда  бы  не  говорила  о  ней  с  такой  злостью , с  какой  ты  на  меня  смотришь. Почему  на  меня , и  в  чем  я  провинился , мне  не  уяснить… и  что  интересно. Твой  бывший  муж  нашел  себе  намного  моложе  себя , а  ты  гораздо  старше. Кто-то  из  вас  сделал  правильный  выбор.
- Ты  надо  мной  издеваешься? – спросила  Ольга.
- Я  говорю  в  контексте  потенциального  одиночества. Оно  может  вернуться  и  к  тебе , и  к  нему , но  если  ты  останешься  со  мной , а  он  с  ней , то  не  факт , что  я  умру  раньше , чем  она  от  него  уйдет. Она  же  от  него  уйдет - спи  спокойно.
- Он  сам  ее  бросит , - пробурчала  Ольга. – Наиграется  и  прогонит… вышвырнет!
- И  позовет  тебя?
- Я  за  ним  не  побегу… Сказать  тебе  честно? Оставшись  с  ним  наедине, я  за  себя  не  ручаюсь.
  Сказав , Ольга  пошла  быстрее. Ученый  не  видит , что  у  нее  написано  на  лице - глубоко  вздохнувший  Николай  Алексеевич  останавливается.
 ВОДНАЯ  гладь  разрывается  изнутри , и  на  поверхность  выныривает  широко  открывающий  рот  Николай  Алексеевич.
  Поблизости  от  него  плавает  Аня  -  на  Николая  Алексеевича  она  посмотрела  и  смущенно , и  лукаво ; ученый  не  понял , в  чем  тут  подвох  и  взглянул  на  берег.
  Ольга  с  ее  бывшим  мужем  стоят  и  беседуют. Все  остальные  лежат  и  загорают. Николая  Алексеевича  это  не  радует. Его  терзает  ревность , к  тому  же  ученый  замерз - он  доплывает  до  мелкого  места , шагает  по  дну  прочь  из  воды ; Аня  вопрошает  ему  в  спину:
- И  куда  вы  пошли? Ну , вы  даете! Вы  бы  мне  их  отдали , а  не  то  мне  придется  всем  обо  всем  рассказать. На  весь  пляж!
- Вы  меня  в  чем-то  обвиняете? – удивленно  поинтересовался  ученый.
- Я  понимаю  шутки. Вы  под  меня  поднырнули  и  сняли  с  меня  трусы… наверное , это  смешно , у  вас  потрясающее  чувство  юмора , но  как  мне  выходить  из  воды , если  вы  мне  их  не  отдадите?
- Чего  отдам , - пробормотал  Николай  Алексеевич , - чего… у  меня  их  нет. 
- Ну , вот! Вы  их  утопили!
- Я  их  не  снимал! – трясясь  от  негодования , заорал  ученый. – Чокнутая  девчонка… Ты  все  придумала! Я  не  буду… мне   не  в  чем  оправдываться.
 Выбравшийся  на  берег  Николай  Алексеевич  ловит  на  себе  насмешливые  и  недоуменные  взгляды  и , гневно  теребя  волосы , подходит  к  Ольге  и  Леониду.
- Мне  доводилось  выслушивать  кучу  всякого  разного , - промолвил  ученый , - и  иногда  я  даже  соглашался  с  претензиями , однако  здесь  меня… меня  просто  оскорбили. И  так  неожиданно. Подобного  взрыва  эмоций  я  не  испытывал  и  при  самых  грандиозных  научных  удачах.
- Значит , вас  проняло , – сказал  Леонид.
- Еще  как! – не  беря  протянутое  Ольгой  полотенце , воскликнул  Николай  Алексеевич. – Может , и  не  без  пользы… в  некоторых  восточных  культах  считается , что  для окончательного постижения  нужен  шок , и  он  был -  отныне  мне  надлежит  видеть  яснее , думать  быстрее… справлюсь  ли  я? Одними  чувствами , сколь  сильными  бы  они  ни  стали , мне  не  прожить , а  дополнительные  возможности  для  мозговой  деятельности  пришлись  бы  весьма  к  месту… и  ко  времени…
- Вам  с  нами  наскучило , - глядя  на  ушедшего  в  себя  ученого , сказал  Леонид. – Ладно… насильно  мил  не  будешь. Ты  думаешь  купаться? – спросил  он  у  Ольги.
- К  чему  рисковать , - пробормотала  она. – Сегодня  в  воде  неспокойно.
- Так  и  есть , - кивнул  Леонид.
- Или  все  это  выдумки. Я  не  знаю , кому  верить. Тебе? – спросила  она  у  Николая  Алексеевича , но  он  ее  не  услышал. – Коля! Ты  как… тебя  что , осенило?
- Нечто  посетило , - размышляя  о  своем , пробурчал  ученый. – Оно  снова  со  мной… удержав , я  не  потеряю , и  я  удерживаю , я  вцепился… у  меня  все-таки  дар…

  ЛИХОРАДОЧНО  меряющий  шагами  свой  кабинет  Николай  Алексеевич  Самойлов  пребывает  в  сладостном  умственном  возбуждении.
  Он  прекращает  ходить  и  топчется  на  месте , но  в  голове  у  него  все  движется  и  летает ; левая  ладонь  упирается  в  лоб. Царапает  пиджак. Похлопывает  по  бедру.
  В  кабинете  откуда-то  взялся  Олег  Лозинский.
  Ученый  его  сначала  не  замечает , а  потом  видеть  не  хочет ; Николай  Алексеевич  изо  всех  старается  не  отвлекаться  и , отстранившись  от  внешнего , еще  глубже  погрузиться  в  себя , но  Олег  не  уходит , и  Николай  Алексеевич  видит  его  отчетливо.
- Говори  быстрей , - сказал  ученый. – Если  ты  поспешишь  удалиться , я  еще  смогу  вернуться  в  то  состояние  и  вновь… вновь  мыслить… мыслить… говори.
- Мне  не  хотелось  сбивать  вас  с….
- Говори!
- Я  пришел  пригласить  вас  на  свадьбу , - сказал  Олег.
- На  свадьбу  ты  меня  пригласил , - пробормотал  ученый. – На  свадьбу  я… на  свадьбу? На  твою?
- Мою. Я , Николай  Алексеевич , женюсь. Из-за  недостатка  средств  я  планирую  провести  все  очень  скромно - в  каком-нибудь  кафе , где  мы  соберем  человек десять  ближайших  родственников. С  моей  стороны  народа  не  хватает , ну  я  и  подумал: почему  бы  мне  не  позвать  Николая  Алексеевича , чье  присутствие  придаст  мероприятию  необходимый  лоск. Родня  моей  невесты  люди  по  большей  части  недалекие  и  их  стоит  разбавить. Научной  интеллигенцией типа  вас. Вы  придете?
- На  свадьбу , - прошептал  Николай  Алексеевич.
- А  куда  еще?
- Свадьба , свадьба… это  слово , как  вирус – в  моей  голове  все  остановилось , как  только  я  его  услышал. Повторяя  его , я  вконец  стираю  и  доламываю… созданное  в  час  вдохновения. Никакого  возврата  или  спасения , о  подобном  и  мечтать  теперь  ни  к  чему , я  не  предвидел… не  закрыл  дверь  на  ключ – ты  бы  не  вошел , и  я  бы  не  пострадал , я  бы… столько  всего… когда  у  тебя  свадьба?
- В  субботу , - пробормотал  Олег. – Вы  меня  простите , Николай  Алексеевич , сглупил  я… я  же , увидев  вас , сразу  понял , что  вы  заняты , и  отвлекать  вас  последнее  дело , но  черт  меня  попутал , и  я  по-идиотски  полез  к  вам  с  моей  свадьбой…
- Я  приду  на  твою  свадьбу , Олег. Если  доживу.
- Вы  и  до  своей  доживете , - с  виноватым  видом  сказал  Олег. – Помните  песню? «Эх , нам  бы  дожить  бы  до  свадьбы-женитьбы , лай-лай-лай… лай-лай-лаааай-лаааай». 
 МОГИЛЬНЫЕ  кресты. Узкая  дорожка  между  ними. Ученый  с  Ольгой  на  кладбище ; Николай  Алексеевич  несет  лопату  и  грабли , в  руках  у  Ольги  завернутая  в  газету  цветочная  рассада ; помахивая  лопатой  и  граблями , ученый  кладет  их  себе  на  плечи  и  с  видимым  безразличием  изучает  Ольгу  со  спины.
  Что  на  нее  смотрят , Ольга  не  чувствует. На  ней  мешковатые  брюки , и  в  ее  походке  не  наблюдается  ни  легкости , ни  эротизма.               
- Неплохо  мы  доехали , - бесстрастно  сказал  ученый. – Избежали  пробок, спиральных  заторов… почему  спиральных? Я  не  готов  это  обсуждать. Без  аварий  и  заторов  на  дорогах  мы  прибыли  на  кладбище , и  тут  так  же  никого. Мы  взяли  напрокат  инвентарь  и  идем  к  твоей  матери. С  твоим  бывшим  мужем  ты  меня  уже  познакомила. Здесь  мы  с  той  же  целью?
- А  что , я  вас  познакомлю , - промолвила  Ольга. – Для  чего  у  тебя , по-твоему , лопата?
- Мы  же  не  будем  выкапывать  ее  гроб.
- Ну  и  фантазии… мы  могли  бы  и  выкопать. Забраться  в  ее  могилу , чтобы  заняться  там  сексом. Ты  бы  хотел? В  могиле  у  тебя  получилось  бы  и  без  таблетки.
- Это  юмор , - сухо  сказал  Николай  Алексеевич. – У  тебя  крепкие  нервы, если  ты  здесь  шутишь… довольно  грубо. Ты  не  любила  свою  мать?
- Я  давно  к  ней  не  приходила , - ответила  Ольга. – Не  только  я – к  ней  никто  не  приходит. Ее  могила  в  запустении , но  мы  пришли  и  поработаем. Вырвем  сорняки , посадим  цветы , протрем  плиту  с  фотографией , кстати , ты  поглядишь , похожа  ли  я  на  нее. Сравнишь  живого  человека  с  мертвым  фото.
- Сколько  ей  было , когда  она  умерла?
- Где-то  столько  же , как  мне  сейчас. Она  ушла  не  в  расцвете… но  вполне  молодой. Себя  я  молодой  не  считаю. У  меня  подросший  сын  и  пожилой  любовник , еле  ползущий  по  кладбищу  с  унылой  физиономией. Из-за  науки? Вновь  ничего  не  идет?
- Шло , - вздохнул  ученый. – И  оборвалось. Найти  бы  концы  и  склеить  их , соединить , а  где  они , не  видно , цепь  разорвана… запить  что  ли… твою  маму  сгубило  пьянство?
- Она  не  пила , - ответила  Ольга.
- Выходит , болезнь?
- Болезнь , самоубийство… дело  прошлое. Нечего  ворошить – землю  на  ее  могиле  мы  перекопаем , а  вспоминать  и  вникать… она  жила , как  умела , и  я пошла  в  нее. Отчаяние  мне  знакомо , но  до  низшей  точки  я  пока  не  дошла. У  меня  есть  мужчина.
- Видимо , не  тот , которого  ты  желала , - предположил  ученый. 
- У  того… Аня. Глупая  дрянь , ну  глупая  же , ну  к  чему  она  ему , ну…    
  СТАРАЯСЬ  не  наступать  на  заросший  холмик , согнувшийся  Николай  Алексеевич  неумело  лопатит  землю. Ольга  праздно  стоит  за  оградкой – она  прониклась  мыслями , к  ее  покойной  матери  никакого  отношения  не  имеющими.
  Контролировать  ход  работ  Ольга  не  расположена. Принесенная  рассада  сиротливо  валяется  у  ее  ног.   
  Николай  Алексеевич  трудится.   
- Для  цветов  я  уже  достаточно  выкопал , - сказал  он. – Ты  собираешься  их  сажать? Или  мне  копать  дальше?
- Глубоко  не  бери , - пробурчала  Ольга. – Гроб  заденешь.
- Я  копаю  вокруг , а  не  туда. Отсюда  не  следует , что  мне  не  найти  ничего  лучшего. Ну , ты  это… где  твои   цветы? Они  приживутся? Надо  бы  сходить  за  водой  и  полить – когда  мы  проходили , я  видел  кран , и  это  близко , за  пять  минут  можно  сходить  и  принести. И  полить. Если  ты  посадишь. Ты  давай – для  них  все  готово.
- Ты  взглянул  на  фотографию? – спросила  Ольга.
- Она  передо  мной. Я  на  нее  смотрю… интересная  женщина. Не  вылитая  ты , однако  сходство  имеется , лично  я  заметил  и  не  стану  тебя  обманывать: вы  очень  похожи. Под  землей  она , разумеется , изменилась  и  теперь  вы  сильно  отличаетесь , у  тебя  в  смысле  внешности  явное  преимущество… я  бы  выбрал  крематорий. Чтобы  не  давать  повода  для  сравнений.
- Ты  и  вечность , - усмехнулась  Ольга. – Ты  и  прах. Твои  научные  труды  останутся  незаконченными.
- Знаешь , Оля…
- А?
- Я  их  по-любому  не  закончу , - берясь  за  лопату , сказал  Николай  Алексеевич. – Пессимизм , реализм , сил  адекватная  оценка - прицел  сбит , приборы  разбиты, недолгая  вспышка  осветила  руины , и  я  с  тобой! Я  вгоняю  лопату! Копаю… для  себя… для  себя! Я  весь  взмок. А  я  не  юноша… тебе  бы  стоило  за  меня  поволноваться. 
  ЛЕЖАЩИЙ   в  кровати  Николай  Алексеевич  никак  не  может  восстановиться  после  секса. У  него  проблемы  с  дыханием , с  сердцебиением , безусловно  и  с  Ольгой - она  обособленно  читает  книгу , Николаю  Алексеевичу  должного  внимания  не  оказывает , внутри  ученого  страшная  пустота. Николай  Алексеевич  с  болью  думает , что  Ольга  его  не  ценит. Жалея  себя,  он  с  любовью  поглаживает  свое  замученное  тело.
- Я - зверь , - тихо  пробормотал  он.
- Ага , - машинально  вымолвила Ольга.
- Я  не  о  сексе – я  не  там… не  тот  зверь. Я – зверь , попавший  в  западню.
- Ага…
- Мы  с  тобой  занимались  любовью. Прошло  всего  ничего , а  ты  уже  читаешь  книгу. Перелистываешь  страницы , когда  из  моей  памяти  еще  не  изгладилось , как  мы… мощно…  ведь  я  был  хорош?
- Ты  не  подкачал , - читая  книгу , ответила  Ольга. – Отдал  все  до  последнего.
- И  в  кровати , и  на  кладбище – я  напрягался , трудился  с  отдачей… и  меня  подчиняет  не  самодовольство , а  разумное  предположение , что  я  сейчас  скончаюсь. От  этого… перенапряжения. Болит  у  меня , болит , повсюду  болит , и , если  мое  время  настало , тебя  я  попрошу , как  женщину , моя  женщину , закрыть  мне  глаза. Когда  ты  убедишься , что  я  тебя  покинул. Навеки…
  Нацелив  на  потолок  свой  остекленевший  взгляд , Николай  Алексеевич  умолкает. Ольга  продолжает  читать. Потом  не  выдерживает  и  отвлекается  на  ученого , чье  застывшее  лицо  не  вызывает  в  ней  бури  эмоций.
  Ольга  возращается  к  чтению. Книга  ее  увлекает – откровенная  книга  о  любви.
  Ученый  в  том  же  состоянии , и  вновь  посмотревшая  на  него  Ольга  тянет  руку , чтобы  закрыть  ему  глаза.
- Я  еще  не  умер , - проворчал  ученый. – Расслабься  и  читай  свою  книгу.
- До  конца  главы  две  страницы , - сказала  Ольга. – Книга-то  любопытная – про  страсть  и  все  такое  между  мужчиной  и  женщиной. Книга  меня  завела… дочитав  главу , я  на  тебя  накинусь. Ты  от  меня  не  сбежишь! Смерть тебя  не  утащила , и  поэтому  я! Я  вместо  нее! Я  поясню  тебе , мужчина , что  жизнь  куда  приятней!         

  СВАДЬБА  Олега  Лозинского  и  Татьяны  Деминой. Пьяных  среди  гостей  еще  нет , от  переедания  они  уже  рыгают , в  радости  за  жениха  и  невесту  вскакивают  и  трясут  рюмками , Николай  Алексеевич  угрюм  и  обесточен. Ему  ни  до  чего  нет  дела. Он  ничего  не  слышит. На  коленях  у  сидящей  напротив  него  женщины  маленькая  белая  собачка.
  Она  соскакивает  на  пол , бродит  по  помещению  и  подходит  к  ученому – взглянувший  на  нее  Николай  Алексеевичи  вспоминает  собаку  белую  и  большую ; собачка  вьется  у  его  ног , и  для  Николая  Алексеевича  она  то  остается  собой , то  превращается  в  большую  и  грозную ; с  укоряющим  взором  на  веселящуюся  Ольгу  ученый  бросает  собачке  кусок  жареного  мяса.
  Повозив  мясо  по  полу , собачка  его  пожирает. Слух  ученого  улавливает  глухое  рычание  и  лязганье  челюстей ; мясо  возили  по  полу , Николая  Алексеевича  по  кровати , у  них  одна  судьба , свадьба  идет  своим  чередом.
  Печаль  ученого  измерению  не  поддается.