Сага о деревеньке Выселки. Игнашка-дурачок

 САГА О ДЕРЕВЕНЬКЕ ВЫСЕЛКИ

ИГНАШКА - ДУРАЧОК

 - Ежели пойдёшь на кладбище в Заболотье, а ты непременно туда пойдёшь,- встрепенулся после недолгого молчания Савватей,- своих Подковыровых могилки ищи рядышком с бугорком Игнашки Полоумного, местного дурачка. Эта история отдельная, но коль захочешь, расскажу и о нём.
 - Конечно хочу, интересно же,- живо отозвался гость, - только не понятно, вроде мои предки уважаемые были люди и вдруг, рядом с дураком похоронили,- огорчился парень.
 - Эк ты сказанул!- разочарованно покачал головою дед Савватей и пояснил,- дурачок, это тебе не дурак. Разница тут большая имеется. Дурак - это беспросветно. Такого набуробит, только держись. Любое дело загубит, ничего дураку поручить нельзя. А дурачок наоборот, ко всему с рвением и желанием непреоборимым относится. Тут, главное проследить, чтобы не наделал лишку, не переусердствовал, не навредил в другую сторону, ненароком. Уж с такой охотой хватался, бывало, за что ни попроси. Ну, уж тут будьте спокойны, не позволяли вольничать! Вот таким был дурачок Игнашка.
   Дитём его потеряли цыгане, которых нет-нет, да заносило в Выселки или может намеренно оставили, кто теперь скажет-то!
   Он рыжий был, курносый, конопушками весь усыпанный, губастый и улыбчивый. От них, цыган, сильно отличался. Украли теперь где-то, милостыню просил чтобы, да видать рвение его утомило их. Вот и остался в Заболотье мальчонка и мыкался неприкаянно по дворам. Плакал сначала, по углам жался, потом прижился. Где покормят, где на ночлег пристроят, а какая мамаша сердобольная глядишь, да в баньке вымоет, вихры его подстрижёт, как и своим пацанам, заплатки поставит на рубаху. Летом-то каждый кустик ночевать пустит, а вот уж в холодную пору больше всего спал и столовался он у бабки Кули, Акулины. Очень услужливый Игнашка, благодарный, а Куле это на руку. Ходила она вечно закутанная, замотанная в платки, неповоротливая баба была, нерасторопная. Таких в деревне называли растопша или кулёма. Она и есть ку-лё-ма. Сидит бывало, часами, семечки грызёт на скамейке у дома. А Игнашка воды натаскает, вымоет избу, печь протопит, во дворе управится, в лавку метнётся и всю сдачу до полушки отдаст Куле. Порядочный паренёк был, без хитринки, потому что глупенький. А бабе такой, как находка.
   Да, люди сказывали, что о пожаре в ту злополучную ночь он и предупредил. Принялся бунеть, орать дурным голосом, благим матом под окнами, всех и переполошил. Не знаю так ли, нет ли, но с благодарностью к нему относились, это своими глазами видал. Спаситель, как-никак! На Пасху-то яички и кусочки кулича всегда на могилку Игнашке положены. Помнят люди доброту, значит.
   Ну ладно о грустном.
   Ох и чудил тот Игнашка по жизни! И об этом уж расскажу, расскажу тебе!
   Шли годы. Почти каждый день наведывался Игнашка в Выселки, часто ночевал. Встречали его с добротой. После пожара ещё помогал в строительстве домов и бани. Поддержит где, перетащит куда - всё помощь. Хоть умком и обижен, зато силушки в достатке. Караулил тёс, кирпич, железо, так как ночью ему чего-то не спалось, а охочих до чужого в любые времена вдосталь. Бабы его подкармливали. Когда мужики на Первую мировую уходили, Игнашка, которому шёл восемнадцатый годок уже, ревмя ревел, на фронт просился, да не взяли его. Да и понятно почему, по слабоумию, конечно. На какого воина похоронка придёт, так и одёжей, бывало разживался. Щеголял тогда в рубахах, пиджаках с чужого плеча, не по росту, в подвёрнутых портках с провисшей до колен мотнёй. Его бабы вдовые снабжали «нарядами». А уж когда вернулись герои в орденах, медалях, ещё того чище - в крестах, совсем загрустил паря и всё тяжко так вздыхал и куксился.
   Завидки его брали нестерпимые. А мальчишки над ним подсмеивались по этому поводу, дразнили:
 - Зыба, зыба растянись, как рыба!- а он кидался в обидчиков комьями грязи.
   Так бывало, Игнашка подсядет к какому-нибудь герою войны и ну разглядывать и щупать его награды на груди, да так умильно в глаза заглядывает, приторно и навязчиво, со вздохами, постанывая даже. Сначала это многим нравилось, гордыню пробуждало. Потом стало надоедать, потом злить. Трётся и трётся возле человека, прохода не даёт. Как-то мужики по пьянке сговорились и решили ему медалей наклепать из консервных крышек, да железок. И ленточки нашли, и булавки прикрепили с тылу. Яркие получились, блестящие. Зазвали в баню парня, велели вымыться, веником отходили как следует, объяснив, что предстоит ему великая радость. Потом, когда в чистое обрядился, торжественно прикрепили на грудь ему медали эти, две штуки и сообщили, что это награда за помощь по хозяйству во время войны. Короче, за то, что бабам помогал. Однако Игнашка разнюнился, разрыдался.
 - Чаво ещё? - мужики не понимая допытываются.
 - А хрест как жа, а ружжо где жа,- рыдает парень,- без ружжа я не солдат поди? Мядали вота дали, а хряста, да оружья нету! Мене хуть ба сабельку каку.
   Мужики ему, строго так:
 - Об крясте забудь, утрися поди! Ишь, чаво схотел? Кровушкой похаркай опосля контузии, вошей окопных своёй шкурой покорми, в лазарете поваляйси, говнюк, а уж потом притяндуй на крест.
   А вот уж ружьё пообещались добыть беспримерно и торжественно вручить и, мол, станет Игнашка охранять Выселки, как караульный аль часовой.
   Вот, совсем другой коленкор! Сразу слёзы - сопли утёр паря и пошёл, побрякивая медальками в Заболотье, объявив там, что поступил на службу по охране Выселок. В этот же вечер ему и сделали ружьё деревянное, с затвором из оконного шпингалета. Красочкой покрасили и вскорости, как оружие высохло, приступил Игнашка к охране Выселок. Смеху ради на въезде у дороги поставили пограничный полосатый столб и шлагбаум из слеги с верёвкою и в противовес железную болванку примостили. Сам Игнашка шалаш себе слепил, так как ходил народ по дороге в Выселки и обратно не часто, утром да вечером, ну и днём кое-когда. Стоять скукота, можно немного и всхрапнуть было. Тут же дворняги набежали, целая ватага и стала прямо застава при дороге на Выселки. Случилось на телеге мне ехать по делам в деревеньку, слышу окрик громкий:
 - А ну-кась, стой! Хто ета прётся, тудыть твою в качелю!- и слышно, как передёргивают будто затвор.
   А это Игнашка ловко шпингалетом туды-сюды клацает. И собаки, всей сворой, будто в подтверждение его слов заливаются лаем. Кошмар!
   Я, не зная ещё о часовом, растерялся так, струхнул, не приведи Господи! С перепугу сполз с телеги и забился промеж колёс. Притих, сижу.
   Опять окрик:
 - Хто здеся, отзовись! А то ща как стрельну! Как бабахну!
 - Это я, Савватей Коншин! - лепечу.
 - Проезжай, растудыть твою,- слышно в ответ.
 - Во как! Дожили!
   И так был этот пост, в общем-то долгонько, да почитай всё лето, народ это веселило, да и Игнашка при деле вроде, не надоедничает, не пристаёт, службу справляет, харч за это, вместе с псинами, получает.
   Да вот вышла как-то уж ближе к осени неприятность, да какое там - беда! Заарестовал этот «пограничник» глупой уполномоченного с райцентра! Да - а! Как лазутчика или шпиона какого! И что нашло на Игнашку? Матерком его отхлестал, руки скрутил и положил на землю мордой в грязь, дождь ночью прошёл тогда. А всё видать оттого, что не понял своего положения товарищ из района и принялся огрызаться и сопротивляться, вот и получил. А потом получили и все в селе, и даже собрание было, и выговоры по партийной линии тоже получили, и в газете районной прописали, что мол у нас дуракам волю дали командовать. Не мог уж отшутиться, чудак-человек! Такой разбор устроил. Я бы вот ни в жизни не признался, что стал жертвой дурочка какого-то. А этот...
   Вот и порушили тогда пост Игнашкин. А он после этого случая присмирел как-то, притих и всё с бабками кружился и стал шибко дружить. А уж они его захороводили, в церкву потянули за собой, потом на моленье. И то сказать, идут крестным ходом бывало, в дорогу много чего берут, а кому тащить? Силёнки не те уж. А Игнашка на что? Сгодится!
 - Помер-то он давно, этот Игнашка?- спросил Фёдор, заинтересовавшись необычной историей.
 - Да годов двадцать назад, по дурному помер,- вздохнул дед Савватей. Ходил Игнашка в основном босой всё лето. Идёт, бывало, грязными пятками топочет, поспешает, будто по делам ему надо. А какие у него дела? Им лично и выдуманные. Жил он в ту пору у старика одного, Акулина к тому времени уж похарчилась. Вот заболел старик этот простудою, а Игнашка на болото за клюквою пошёл, деда отпаивать решил травами да клюквою, бабки подсказали рецепт ему. А было в ту пору Воздвижение креста Господнего, праздник. А все же нормальные знают, что на Сдвиги, как в народе зовётся этот день, змеи в клубки свиваются. Дурные становятся и дюже опасные. На стволики деревцев хилых, болотных лезут и там шипят и клубками скручиваются. Так любовь меж ними происходит. Потом дуреют, срываются и падают вниз. Становятся злые и дюже ядовитые. В такую пору в лес, али на болота, лучше не соваться, а переждать несколько дней, пока по норам не расползутся в спячку. А Игнашке никто не подсказал. Вот там его змея и укусила за ногу. Он об этом умолчал, а ногу-то разнесло, опухла здорово. А уж когда дознались и принялись лечить - поздно было. Дух испустил Игнашка.
Народ сильно горевал, погиб-то опять желая добро сделать. Таких беззлобных да бескорыстных ещё поди, поищи. Так-то.