Пусть весь мир плачет моими слезами

Людмила Корина

Родные-близкие(семейная хроника)Мне снится мама- будто она все годы таилась где-то потихоньку.
На фото - Встреча мамы и отца в Ачинске 27.4.45

Мои раны были не на продажу

До суда окончательного развода С.В. и Л.И. оставалась неделя.Она написала мне в Ленинград. Я успела. Мачеха получила  деньги на взнос в кооператив и что-то из имущества. Я подтвердила письмом, что она и её мать были ко мне добры, когда отец служил в Германии, а меня после смерти мамы отдал им на три года до окончания школы. Одевали, кормили, обували –за всё платили.

Ей хотелось, чтобы я высказалась негативно об отце, но я  на это  не пошла. Это были их разборки, их делёжка, а мои раны  были не на продажу.  50 летняя Л.И.была похожа на гречанку, (еврейку?)гладко зачёсывала тёмные седеющие волосы, среднего роста, фигуристая, с тонкой талией. Но уехав   к отцу в Дрезден, располнела и выглядела на свой возраст. Женщины южного типа быстро стареют. Папаша в отличной форме был ещё лет 20, на три года её старше.

В 46м разведёная москвичка 33х лет(родом с Донбасса), знавшая моих родителей по институту, приютила  военврача 36лет,  посланного на курсы  в Сокольниках (кожные заболевания).Проходя специализацию в Сокольниках, в  46м он предпочёл грязному общежитию или убогости барака родственников более тёплую и сытую жизнь у разведёнки.

Романтика писем отца маме с фронта не сопрягалась после войны с больной туберкулёзом и выжатой работой 35летней Катей, писавшей все годы войны ему письма.Отец не сохранил их, а пачка его писем  остались. Раньше их читала. Сейчас не могу –будто их писал другой человек, а не холодный оборотень, оставивший жену в последней стадии туберкулёза  умирать.Как впоследствии стало понятным, любви  к разлучнице не было –просто удобнее и сытнее. Виновен в смерти моей мамы - это я в свои 14 лет поняла. И сейчас по прошествии   60ти( 11 лет с его смерти в 95ть) повторю.

Дав отцу развод перед его назначением в Дрезден без всяких условий в 49м, уже в начале 50го, оставшись на 17 рублях инвалидной пенсии, мама попросила помочь купить спасительный стрептомицин.Отказал, что мол нет в Германии такого лекарства. А за деньги можно было достать и в России – сначала 55р грамм, потом 18, на курс требовались 40 грамм Посоветовал лечиться в институте(?).С работы его нам высылали алименты 85 рублей(много по его меркам, но мы жили очень бедно).

Дочка писала «дорогому папе», училась отлично, кое-что просила – долг отдать за обучение в музыкальной школе за 2 месяца, портфель купить, ботинки износились. Отец шёл и на эти расходы, только просил тратить деньги по назначению ( не на содержание умиравшей Кати). Если вам не хватает денег, писал не без раздражения, подумайте с мамой о твоём переезде жить в мою семью – временно или насовсем. (Это к мачехе в Челябинск, сам он освободился из армии на середине моей  учёбы в институте).

Значит, маму он в расчёт не принимал, соблазняя меня на предательство ради сытного куска. И это за год-полгода до её смерти. Его приезд за мной после  похорон мамы в марте 52го я почувствовала как второй удар непереносимого горя. Билась, просила дядю с тётей не отдавать меня  на растерзание. Они молчали.. А ему кто  что объяснит?

Он приехал к нам в отпуск в апреле 45го в Ачинск. В 49м, получив назначение в ГДР(по- немецки говорил), приехал  ещё не разведённым к нам в Калинин, чтобы взять разрешение на выезд заграницу в оккупационные войска,  и узаконить  брак с Л.И. Мама была внешне спокойна и достойна в этой ситуации, никаких условий  его отъезда заграницу  и развода не ставила, всё подписала. Алименты с его работы нам высылали, но были задержки и  возмещение недоплат.

Отцу в 46- 49м было ясно, что при вторичном обострении туберкулёза мама обречена. В марте 52го она умерла.Что-то зудело в нём напоминанием о Кате,  говорить о раскаянии в его случае неуместно.Он был  на полпути набивания своих чемоданов  и потом активно сражался за их сохранение. Дочка подвернулась в виде эксперимента педагогических опытов. И одновременно – а вдруг девочка его разорит? Здесь он был бдителен.Пусть её содержит мамина разлучница Л.И. и далее – её мать.

С отцом я  в детстве переписывалась, живя с мамой в Калинине. В 51м за год до её смерти он прислал из Дрездена пианино и кроличьи шкурки мне на шубку- серые в тёмных пятнышках. Мои фотокарточки мы высылали  отцу в Дрезден. Не забуду и моменты доброго ко мне отношения. В 52м достал путёвку в Артек. В 55м сопровождал меня в Харьков на собеседование серебряной медалистки при поступлении в инъяз на проспекте Сталина и сопереживал(кстати, вождь и отец оба умерли 5го марта, но  С.В. жил на 20 лет дольше, до 95ти).

Слово “отец” в первый отпуск его в Челябинске резал ему слух, но иного они от меня с мачехой не добились, я старалась обходиться вовсе без обращения. Потом в трудные  и прекрасные годы моего студенчества  с 58-60й С.В. так опустил себя, что по истечении ещё десяти лет с его смерти в 95ть  и по прошествии 60ти с тех событий, в моей душе  то прошедшее всколыхнулось и болит.

Мама

Лисатова Екатерина Ивановна( 5.12.1910- 18.3.52).Туберкулёз лёгких открылся после моего рождения. Питалась студентка впроголодь, плюс наследственность. Они с отцом учились на 5м курсе 1го Московского мединститута им. Сеченова в 38м. Мама была спортсменка и покорила отца  своими победами в велоспорте. Из крестьянской семьи, старший брат Михаил, врач по призванию, пристроил её в медицинский после акушерского стажа.

Милая, с ярко- голубыми глазами, среднего роста, худенькая. Отца  по окончании ин-та призвали в армию. В июне 41го мама лечилась  в санатории в  Симеизе в Крыму, и когда объявили  войну и всё вокруг заполыхало, стала пробираться ко мне в деревню Сотчино под Калининым, там меня оставили у бабушки Марьи Кирилловны и дедушки Ивана Васильевича, родителей мамы. Под бомбами погибла наша квартира в Кировограде и, доехав ко мне, мама угодила в оккупацию, далее зима.

Немцы сожгли деревню, отступая,  согнав сельчан в конюшню. Из еды был горох. Картина в моей памяти –улица изб слева и справа в огне пожара, а между ними река тающего снега. Сожгли и нашу баньку. Нас вывезла в Калинин мамина сестра тётя Наташа – меня при смерти, как из концлагеря,   помню, как маму с обритой головой везли на  саночках. Она скрыла от немцев, что  она врач и что муж её в действующей армии.

Никто не выдал. Тётя работала санитаркой в госпитале в Калинине. Её дети и я ели сушёные картофельные очистки и конину, что она приносила с работы. Я выжила, мама встала на ноги, и вскоре мы с ней и бабушкой(дед остался в деревне и умер) выехали в эвакуацию в Сибирь г. Ачинск Красноярского края к дяде Мише, военврачу. Там мама с 42 по 46й работала заведующей  в медучилище, сменив брата, и в эвакогоспитале.

Туберкулёз прогрессировал. Отец  всю войну писал маме и дочке Людочке  заботливые письма, высылал аттестат. Приехал в апреле 45го в Ачинск в отпуск. Но он уже встретил в Москве 31 марта 44 года мамину сокурсницу и по возвращении от нас в письме предложил маме “устраивать свою жизнь самостоятельно”. Мама уволилась и мы втроём с бабушкой поездом неделю ехали  на родину мамы,  в Калинин, заехав повидаться с родными отца в Ховрино и с ним. Там он спел маме “Что стоишь, качаясь, тонкая рябина”, аккомпанируя себе на баяне. Со мною играл, как с куклой, наряжая кроватку. Мне в 46м было 8 лет. Я страдала, видя мамины слёзы.

Похороны

Мама работала в Калининской военной академии тыла и снабжения врачом поликлиники, пока ей не запретили по состоянию здоровья и дали инвалидность, 17 р в месяц. Алименты отца получали, но были какие-то задержки. На процедуру  вторичного поддувания лёгких огромной иглой в живот мы ездили вместе. Стрептомицин только появился и стоил дорого, нам  не по средствам. То, что выслал ей дядя Миша из Владивостока, помогло, но надо было продолжать курс. Мама написала ему во Владивосток и в Москву своей сокурснице Кире, занимавшей высокую должность. Та была в ответе  участлива, желала обречённой выздоровления, но отказала по своим причинам.

Дядя Миша   возвратился продолжать службу в Калинин,  поселившись с женой и дочкой Ирой моей сверстницей в нашей комнате.  Мама умирала в городской больнице одна в палате на 6 коек. В бреду звала Серёжу. Он как раз ехал в отпуск из Германии в Челябинск, туда ему  сообщили, что Катя умерла. Ей был 41 год. Хоронили 21го марта 52го  в солнечный день под академический оркестр - разрывая душу, на весь город вопили трубы, процессия шла через центр к недалеко расположенному кладбищу в Перемерках.

Там могилка мамы и бабушки за 60 лет под разросшейся накренившейся сосной .В  прекрасные и мучительные годы 58-60гг моей учёбы в Л-де и  сутяжничества С.В.  из экономии- сбросить меня поскорее , как баласт, я  занималась в фотоклубе и сделала увеличения фото отца и мамы в коричневых тонах сепии. Оба они молодые,  красивые, какие  только и могли быть моими родителями. Любовь к дочери-ребёнку до войны и во фронтовых письмах роднила их ещё больше.

Из дневника, запись зимы 53 года в Челябинске

… Мы в это время плохо жили материально. Мама болела, туберкулёзный процесс измучил её, поддувание делали длинной иглой в живот, стрептомицин не удавалось достать, опухали ноги. Однажды я пришла из школы, и мне сказали, что она упала на улице и её принесли знакомые. Стала потом понемногу ходить. Дали первую группу инвалидности. Денег не было купить ей тапки. Обрадовались, когда дядя Миша прислал две посылки с салом. И стрептомицина 14 гр достал. Но было уже поздно.

Нечем было заплатить медсестре. Нам перечисляли какие-то деньги алиментов от отца, мы уже с мамой обрадовались, но был конец года, мы их не получили. Мама совсем слегла, её положили в больницу. Она замкнулась, ушла в себя, поняла, что это конец. До последнего момента не верилось, что её не станет. Сидела на уроках, ничего не слыша, часто ездила в больницу. В марте маме стало совсем плохо и родных вызвали. Но ещё несколько раз возили передачи.

Я заболела и в школу не ходила.Ни с кем не разговаривала.Мама умерла 18го марта. Соседки и родные готовятся к  похоронам и поминкам. 21го хоронили. Пришли мамины подруги по мединституту, знакомые, родные, мои девочки из класса. Как страшно играл духовой оркестр военной академии, где она работала, как нестерпимо. Перед смертью мама вспоминала отца, она не хотела, чтобы я ехала жить к его жене, на дядю Мишу надеялась, что в своей семье оставит.  А отец в это время ехал в отпуск из Дрездена в Челябинск. После похорон я не пошла на поминки, а сидела у Любы в их маленькой комнате.

6го апреля 52го года мне исполнялось 14. Пришли подруги, что-то подарили, а взрослые на деньги, оставшиеся после похорон, подарили шкатулку и её колечко с рубином.Сказали - от мамы. Весна, скоро экзамены. Повторяю билеты, сдавать нужно много предметов, нелегко. Пока все пятёрки в дневнике, подписанном до смерти моей мамочкой. Я её учёбой не огорчала.

Помню, боялась сознаться, что на коньках привязанных к валенкам упала, пока не повернула замёрзшую руку и не закричала от боли - был сильный перелом. Дядя Миша ходил на телефонную станцию на переговоры с отцом. Ночью я слышала, как обо мне шептались. Надвигалась новая беда. В конце марта приехал отец и настаивал тотчас же ехать в Челябинск, не сдав экзамены. Бегал в школу, надоедал учителям. Ему сказали, что мне немыслимо ехать сейчас. На лето достал мне путёвку в "Артек".

4.9.51 Калинин Письмо мамы брату “ Миша! В июле месяце в посылке для Н.И.(сестры) я получила 14гр стрептомицина. С 20го  июля была в санатории “ Черногубово”, где мне его применяли. Но этого количества недостаточно. На курс лечения требуется 45-50 гр. Бесплатного фонда добиться трудно. Сказали, что 1 сентября грамм будет стоить 18 рублей, а до сих пор он стоил 55. Если можешь, вышли мне ещё грамм 20.

Несчастье в том, что у меня сейчас большое обсеменение. Рвусь на работу, но врачи не разрешают, держится температура и выделяю ВК. Пока применяли стрептомицин, состояние улучшилось, поправилась на 4 кг. Паск мне запретили. Сейчас мне стало хуже. Когда же вы переберётесь с Владивостока к нам поближе?”

Мамина записка из больницы карандашом. Слабой рукой, буквочки едва видны да и поблёкли с годами. “Людочка, хорошо, что ты выздоровела. Я себя чувствую когда как – отёки ещё большие. Доченька, слушайся дядю Мишу и тётю Настю. Компот из слив мне не носите. Лучше апельсин, или кислое яблоко. Аппетит плохой, температура 38,6. Поздравь тётю Настю с праздником 8е марта. В коридоре  о моём самочувствии никому  не говори. Справку мне принесёт дежурный врач и я всё оформлю. Людочка, когда что захочешь, купи себе, дай Люсе денег на апельсины. Будь здорова, береги себя и не обижай Ирочку. Поцелуй её за меня. Я думаю, что когда-нибудь выздоровлю. Целую крепко. Мама”   март 52го 

Людмила Корина 12.1.17 Генуя  Пусть весь мир плачет моими слезами!