Я хочу умереть счастливой

После ядреных морозов накатила на землю волна оттепели. Разновеликие по градусу воздушные потоки, перессорившись между собой в космосе, окутали землю дымкой недовольного тумана. Из туманной завесы, пронзенной солнцем, неведомая сила вытягивала мерцающие иглы инея. Причудливым ажуром лепился иней к ветвям деревьев, меховым воротникам, ресницам. От мшистой снежной россыпи, от сказочного сияния белоснежных кристаллов, в душах людей прорастало чувство эйфории и бесконечного счастья. Волшебное оцепенение вытесняло из сердец накопленную досаду, вымораживая осадок горечи.

Этой зимой мне стукнет восемьдесят шесть лет, шестьдесят из которых я проработала учителем музыки. Возникающие проблемы преодолеваю в одиночестве. Прежнее мое окружение отправилось в небытие, предоставив мне полную самостоятельность в выборе жизненного меню.

Меня не утомляет жизнь, она питает меня энергией добра и жаждой чудес.

Я с наслаждением смакую жизнь, как элексир долголетия, как звуки чудесной музыки.   

Я переполнена неистовым желанием жить бесконечно, уважая людские заповеди.

Я воспринимаю жизнь, как бесценный дар небес.

Я счастлива оттого, что живу, дышу, вижу.

Каждое утро я благодарю Всевышнего за пробуждение, за очередное подаренное утро, дождливое или солнечное, пасмурное или радужное.

Я рада любой погоде за окном, потому что я жива, потому что могу выйти в мир и в очередной раз удивиться его бесконечному совершенству.

Сегодня, впрочем, как и всегда, я иду гулять в парк. Он прекрасен в любую пору. Но в это зимнее утро он дышит по-особому торжественно. Вероятно, из-за волшебной дымки, которая ненавязчивой ретушью инея припорошила убогость скамеек,  пластик  брошенных стаканов, разбухшие окурки, стекло бутылок. Старый, привычный глазу парк, превратился за одну ночь в сказочное царство покоя, величия и снежной чистоты.

 В унисон золотым солнечным лучам, мягко лизнувшим белое великолепие, где-то в небесах нежно зазвенела флейта. Зимняя мелодия, не умолкая, приобрела интересную, выразительную тональность, наплывая со всех сторон. В следующую секунду мерцающая завеса радужных снежинок осыпается мукой снежного помола на лицо, шубу, землю. Я зачаровано стою в кисейном облаке падающего инея под аккомпанемент небесной рапсодии. Надо мной, деловито посвистывая в ветвях рябины, с завидным аппетитом молодости, завтракает стайка свиристелей. Я боюсь пошелохнуться и спугнуть красивых птиц с трогательными хохолками на голове. От каждого движения хохлаток, меня обдает порция сверкающей снежной пыли. Я стою, как вкопанная, запоминая сердцем серо-розовую стайку удивительных созданий. Склевав замерзшие ягоды, пропев на прощанье серенаду сытости, свиристели исчезают из виду. А я улыбаюсь, я ликую, я переполнена счастьем от увиденного чуда.

Мой путь лежит к окраине парка, где с вековыми елями соседствует удивительное дерево, амурский бархат. Как занесло семя таежного гостя в Подмосковье, известно только небесам. Увязая в снегу по колено, цепляясь за припорошенные древесные корни, приближаюсь к прямому, как стрела, величественному исполину. Снимаю варежки, прижимаюсь к красавцу, ощущая теплое касание коры. Бархатная кожа  амурского гостя всегда уютно тепла, даже в зимнюю стужу. А если прижаться к его стволу и застыть, можно услышать сонное всхлипывание задремавшего кочегара. Впитав тепло бархатной зелени коры, отхожу от чудесного дерева, поднимаю голову к его вершине и прощаюсь, возможно, до завтра. Выползаю из сугроба на твердый наст тропы, направляясь к незамерзающему парковому озерцу. Под аккомпанемент ветра, расшалившегося в древесных кронах, амурский бархат в созвучии с вековыми елями, исполняет на прощанье органную ораторию вечной красоте окружающего мира.

По водной глади озерца плавают довольные жизнью, утки. Их подкармливают все гости парка. Я не являюсь исключением, частенько обеспечивая трапезу прописавшимся здесь кряквам. Утаптываю снег, крошу на импровизированный стол хлеб, и отхожу в сторонку. Осторожные утки, озираясь по сторонам, подплывают к берегу. Переваливаясь  с лапы на лапу, подходят к еде, подхватывают снедь желтыми клювами и, поднимая головы кверху, проталкивают хлеб в голодное нутро. Ближе к весне эта стайка пополнится молодняком, от их тонких голосов зазвенит озерцо жизнеутверждающей мелодией весны, любви и верности. Благодарное кряканье несется мне вдогонку, а хруст моих подошв по заснеженной тропе подпевает ему   восторженным  дивертисментом. 

У порога квартиры меня встречает кошка, доставшаяся в наследство от ушедшей в вечность подруги. Кошку зовут Вишенка. И не только из-за глаз, похожих на парочку перезревших ягод. Просто кошачья шерстка  белоснежна, как цветущая кипень вишневых деревьев по весне. Вишенка независима и величественна, как и подобает особям чистейших персидских кровей. Вишенка стара, как и я. Это сходство нас сближает, позволяя терпеть и прощать друг другу издержки  старческого занудства.

Вот и закончился еще один чудесный день моей жизни. Полновесный, запоминающийся, яркий. На сон грядущий проговариваю придуманную молитву, которая звучит как заклинание. Я засыпаю в мире и согласии с собой. Впереди еще много чудес, приготовленных для меня щедротами жизни.

Я мечтаю еще раз услышать песнопение роскошных свиристелей.
Я хочу дождаться цветения моего любимого амурского бархата.
Я должна подкармливать уточек в парковом озерце и успеть налюбоваться юным выводком.
Я не имею права повторно обездолить Вишенку.

А если я не доживу до утра, то дай мне, Господи, возможность умереть счастливой!  А счастье мое в том и состоит, чтобы не объявились злопыхатели, обрадованные моим уходом. Чтобы нашлась хоть одна живая душа в мире, которая просветлеет ликом при воспоминании обо мне…

- " -

Через девять зим, синеву небесного простора растревожили звуки скорбного реквиема. Оркестр детского дома исполнял мелодию благодарной грусти по ушедшей в небытие, любимой учительницы музыки, сумевшей согреть обездоленные сердца и научившей воспринимать жизнь, как бесценный дар небес.