9. Лошади
Матери учат бояться и жить осторожно, словно в мире нет ничего кроме множества опасностей. Но к плохим историям, как известно, сызмальства испытывает непреодолимую тягу каждый любознательный мальчишка, на них учится, и на них мужает вопреки материнским заботам.
На генетическом уровне каждый маленький мужичок понимает, что мужчине должно надеяться на себя, пробиваться по жизни следует самому, методом проб и ошибок выбирая правильный путь, и желательно при этом беречь свой зад от родительского гнева. Замечу, что моя горячая матушка порола меня часто, да и есть хотелось всегда. Однако я был уверен, что среда такой и должна быть, в меру опасной и в меру милосердной.
После случая, когда меня заплевали ученики и вывернул руку учитель, мать значительно ограничила моё восприятие окружающего мира, строго-настрого запретив ходить за высоченный забор. Мамин запрет некоторое время действовал, поскольку меня вполне устраивало то, что забор ограждал меня от враждебного мира коварных латышат. Именно поэтому я занялся изучением мирка постоялого двора. Двор занимал большую площадь перед колхозным рынком. Здесь в базарные дни крестьяне оставляли своих лошадей и повозки.
Мама работала кассиром, и мне казалось, что она была самой главной фигурой на постоялом дворе. У неё был аккуратный ровный почерк, и она важно и не торопясь выписывала колхозникам квитанции об оплате места у коновязей, а я бегал к телегам и вручал их. За постой крестьяне платили какие-то копейки, а мать складывала эти небольшие деньги в жестяную банку из-под леденцов. Эти леденцы как-то подарил мне заезжий водитель трёхтонки из Ленинграда, который оставил свой грузовик с фанерной кабиной у нас на дворе на ночь. Помнится бабушка довольно долго выдавала мне по цветному прозрачному и пахучему леденцу к чаю, но хорошее всегда рано или поздно кончается. Эта банка с причудливым узором на крышке имела причудливое и непонятное мне название - «Монпансье».
Бабушка Варя также играла активную роль в моём воспитании. Только воспитывали они по-разному: мать гневным криком и ремнём за любые слова доносчиков, а бабушка спокойными словами и прутом из голика за непослушание. Не столь страшен был прут, сколько приготовление розги. Вначале всегда следовало предупреждение о порке. Прут доставался мне реже, чем ремень, и поэтому слова бабушки воспринимались гораздо лучше. Бабушка Варя сразу, как только мы поселились на постоялом дворе, стала учить меня уму – разуму:
- Вовка, никогда не подходи к коням сзади. Знай и запомни, опасайся козла спереди, лошадей сзади, а дурака - со всех сторон…
- Почему? – с дураком и козлом оно понятно, а вот с лошадью я не понял.
- Лошадь спугается, взбрыкнёт, вдарит задними копытами, мало не покажется, враз убить может, - увещевала меня бабушка Варуша, но надо ли говорить, что я ей не поверил?
Случай проверить правоту её слов скоро представился, когда стала меня учить как сделать удочку. Я задумал её смастерить в надежде, что меня отпустят на рыбалку. Лески у меня не было, но меня надоумил случай: я нашёл выпавший из хвоста волос белой лошади. Полупрозрачный волос валялся на земле, и я поначалу принял его за лесу и принёс бабушке. Один волос был коротковат, и я решил добыть похожие прямо из лошадиного хвоста. Для этого надо было пролезть под телегой, выбрать в хвосте самый длинный волос и дёрнуть. Первый волос я выдрал удачно, так как кобыла лишь слегка недовольно перебрала копытами. А вот что случилось на второй попытке, догадаться нетрудно: лошадь взбрыкнула, и копыто пролетело у меня перед носом и слегка задело плечо. Перепуганный я с рёвом прибежал домой, забился носом в тёмно-синий подол длинной бабушкиной юбки и стал жаловаться на злую лошадь. При этом, естественно, утаил своё желание проредить её хвост. Но бабушка наблюдала за мной из окна нашей кухни:
- Что ты под телегой делал? Говорила я тебе, не подходи к коню сзади? – поинтересовалась бабушка.
- Я под телегой яблоки искал, - принялся я сразу врать.
- Не лги: грех! – бабуля хорошо меня знала и сразу догадалась о лжи по кончикам моих ушей. - А зачем ты коня за хвост дёргал?
- Так ведь леска нужна, ты обещала научить как удочку сделать, - запасную ложь во спасение я придумать не успел и пришлось сознаться.
- Отчего меня не попросил? – пытала меня бабушка, и не дожидаясь ответа продолжила. - Вовка, хватит лезть на рожон! Как долго Бог будет помогать тебе?
- Всегда: я же теперь старовер! – напомнил я ей.
- Бог долго терпит, да больно бьёт! – и Варуша засмеялась.
- А как же он бьёт, если милосердный? – поймал я её на слове, почувствовав, что за такой вопрос розги не полагается дня два, а то и дольше.
-Да и то верно, всю жизнь помогает, и только раз отвернётся, - вздохнула бабушка, и принялась мне помогать собирать во дворе выпавшие конские волосы.
Когда волос было собрано достаточно, она научила меня вить из них лесу, чтобы была прочнее, из пера и пробки мастерить поплавок, а из куска медной проволоки выгнула крючок. Слева от окна рос куст красной бузины, и для удилища мы выбрали самый ровный молодой побег.
Недавно и ко мне пришло осознание бабушкиной житейской мудрости. Моя родненькая Варуша заикнулась тогда о смерти, но её слова мне тогда были недоступны. Теперь же я понимаю, что быть ещё хуже может быть в любой момент, но кривая обычно выносит нас пока мы живы. Отче наш отворачивается от человека только раз. Да и то для того, чтобы не мешать нашему венчанию с невестой в белом, перед тем как забрать навсегда. Но от длинных рассуждений о смерти вернёмся к жизни постоялого двора.
Везде, где только возможно было пройти или проехать по двору, тяжёлые копыта и колёса телег уничтожали любую растительность. Если и росла трава, обычно различные виды неприхотливого горца, то жалась к фундаментам по периметру строений и в местах между коновязями и высоким забором. Тонкие чувствительные губы самых хитроумных и длинношеих лошадей не могли дотянуться до этой травки, так как сельский люд обычно вязал своих лошадей короткими чембурами, не распрягая их из телег. К этой жалкой траве не пускали ещё и отполированные чембурами горизонтальные балки коновязей, закреплённые на метровых столбах, врытых в землю.
В большинстве своём буланые и гнедые рабочие лошадки бывали смирными и покорными неволе. Разве что иногда, если летающие твари слишком уж донимали животных, те недовольно стегали себя жёсткими метёлками хвостов по маклокам , отгоняя назойливых разбойников. Если кровососы не сильно беспокоили, лошади спокойно дремали с дороги, тяжело опустив голову, печально отвесив нижнюю губу, подобрав заднее копыто и прикрыв свои немного грустные глаза длинными ресницами.
Силясь разгадать эту грусть, я частенько заглядывал в их выпуклые глаза. Лошади большеглазы, но имеют только черно-белое зрение с большим разнообразием серых промежуточных оттенков. Однако в этих выпуклых глазах, словно в линзах просветлённого бинокля, концентрируются отражённые образы окружающего мира и великолепие их красок.
Лошади общительны, не любят и плохо переносят одиночество, поэтому в большинстве своём были не прочь познакомиться со мною поближе, охотно принимая мою дружбу. Подружиться с ними было тем проще, если нерадивый хозяин уходил по своим делам, забывая бросить животинке охапку сена.
Впредь, не столько памятуя бабушкины наставления, сколько получив достаточный опыт, я прогуливался в безопасном пространстве между забором и коновязью. Для налаживания отношений я миролюбиво протягивал лошадкам на открытой ладони загодя подобранный огрызок яблока, и они осторожно брали сладкую сердцевину своими чёрными бархатными губами. Осторожные поглаживания лба до чёлки скрепляли дружбу, и коник запоминал доброту. Когда хозяин приезжал на рынок в очередной базарный день, мы узнавали друг друга. Однако изредка случались и нервные жеребцы, про которых даже кузнец говорил: «Лошадь чертова, да и не лошадь вовсе…» - но как-то умудрялся найти с ними общий язык и подковать.
Далее "Воробьи":
http://proza.ru/2018/01/18/2403
Начало:
http://proza.ru/2020/05/19/427
Свидетельство о публикации №217011201361