Год великого перелома

Страницы из книги мемуаров "Дни памяти моей"


Сегодня 9-ое декабря 2016 года. Я просыпаюсь в каюте океанского круизного лайнера, рассекающего волны Карибского моря по пути в Нью-Йорк. Позади восемь волшебных островов. Далеко не первый, но не менее сказочный круиз должен завершится послезавтра. А сегодня, да, да, та самая круглая дата.  Сорок лет минуло со времени моего, к счастью, не грехо, но, к несчастью, падения.  Да, признаюсь, в тот день мне сильно не повезло. Я шёл на работу по гребню холма. У его подножия змеилось шоссе, ведущее к недавно построенному гребному каналу в Крылатском. До института, где я тогда работал, оставалось пройти с пол километра. Декабрьский мороз заковал тропу в ледяной панцирь. Лед был коварно присыпан снегом. На нём я и споткнулся. Одна нога ушла в сторону, я не сумел удержать равновесие и всей своей пусть и невеликой массой рухнул на левую ногу. Еще не осознав глубины драмы, дёрнулся, пытаясь подняться. Не тут-то было. Дикая боль пронзила меня. Понял, это не вывих, не трещина, это перелом. Я так и остался лежать на ледяной корке в гордом одиночестве, понимая, что могу рассчитывать исключительно на везение. Дорога петляла в стороне. Желающих в тот день воспользоваться моим маршрутом явно не было.
      Лежал я на тропе довольно долго. Почувствовал, что начинаю замерзать. На моё счастье по большой дороге, что пролегала неподалёку, шёл сотрудник института из другого отдела. То ли услышал, как зову на помощь, то ли просто увидел меня. Минут через сорок приехала Скорая, и вскоре я оказался в приёмном отделении больницы Кунцевского района Москвы.  Помню, меня уложили на стол, травматолог резким движением вернул  мою многострадальную, переломанную и смотрящую в сторону ногу в исходное положение.. Не помню, но навряд ли сумел тогда удержаться от крика. Медсестра осторожно сняла с меня обувь и носки. После чего я с ужасом наблюдал за тем, как, вколов порцию новокаина, врач взял в руки электродрель и подступился к моей пятке. На возражения типа, причём здесь пятка, доктор пояснил, что так положено в случае перелома берцовой кости и тут же включил пыточную машинку. Дрель завизжала, но, будучи под наркозом, хотя и местным, особой боли я не ощутил. Когда же меня привезли в травматологическое отделение и поместили в палату, я очутился в обществе ещё пятерых травмированных, один из которых был ходячим. Правда, на его лицо невозможно было смотреть без содрогания. Оно являло собой сплошной синяк.  Николай представился цирковым артистом из Новосибирска, приехавшим в Москву  на гастроли. «Гостеприимные» москвичи подстерегли подвыпившего циркача поздно вечером возле гостиницы, ограбили его и измордовали до неузнаваемости. Так он оказался в местной травматологии. Трое моих новых товарищей по несчастью хромали по палате на костылях с разной степенью резвости, а четвёртый - дядя Лёня был лежачим. Его нога, как и моя, покоилась на наклонной плоскости, сквозь пятку торчал металлический штырь, на который  было надето нечто в виде подковы. К подкове крепился металлический тросик, перекинутый через блок за спинку кровати, на конце которого болталась увесистая гиря - противовес. 
         Только теперь я осознал всю пагубность своего положения. Когда я поинтересовался у «сокамерников», как долго предстоит провести в столь незавидном состоянии, те однозначно дали понять,  указав мне на старика, что лежать тому с видом на потолок предстоит не менее трёх месяцев. Я «примерил» одёжку дяди Лёни на себя, и мне так поплохело, что невольно по щекам покатились слёзы. Я представил себе жуткую картину, что не смогу повернуться вбок, на живот, не сумею подняться и сходить в туалет, что мне суждено столь бездарно пролежать несколько месяцев на этой дурацкой вытяжке. А как же работа? А жена, дочка, друзья? А планы на Новый Год? Всё летело к чёрту. Доктор своим приходом лишь усугубил дело, разъяснив мои ближайшие перспективы. Он объяснил, что метод вытяжки для лечения переломов считался в то время новаторским. Суть его заключалась в том, что противовес, закреплённый на подкове, растягивал вправленные обломки, и с течением времени образовывалась, так называемая, мозоль, которая как бы склеивала кости.
         Сказать, что это было ужасно, значит, ничего не сказать. То была катастрофа. Полная и окончательная. У меня началась жуткая депрессия, несравнимая с теми детскими впечатлениями от первого перелома, описанного в главе моих воспоминаний под названием «Ваш сын сломал ногу». Вечером того же дня у моей постели сидели жена и мать. Они утешали, как могли, но настроения не изменили. Потом меня посетила группа поддержки сотрудников института. Помимо всё тех же слов утешения меня уговорили, что то была производственная травма, так как несчастный случай произошёл по пути на работу, и соответственно, материально я никак не пострадаю.
        Наконец, на следующий день в моей палате появился ещё один коллега по работе предпенсионного возраста по имени Давид Михайлович. У него в том же отделении уже с неделю лежал зять, случай которого был гораздо тяжелее моего. Тот тоже поскользнулся в гололедицу, но, в отличие от меня ударился затылком об лёд, и сейчас находится в коме. Давид Михайлович с дочерью постоянно дежурит у постели больного. Когда я поведал ему о своих фобиях, коллега устыдил меня. – Ты же мужчина, - убеждал он меня, - не имеешь права раскисать от временных житейских неудобств и неурядиц. Ну, да, сломал ногу. С кем не бывает. Но со временем будешь бегать. А вот мой зять – его положение гораздо хуже. Полная неизвестность. А ты знаешь, кто он у меня? Не знаешь. Я тебе скажу. Он хотя и молодой, но уже начальник главного Управления Министерства топливной промышленности. Ты даже не представляешь, какая это ответственная должность. Как-то раз на нескольких предприятиях их главка случился какой-то облом, и зятя вызвали  в Министерство для объяснений. Министр орал, и грозился лишить его партбилета, если тот не устранит причины облома в такие-то сроки. На что мой зять невозмутимо ответил, что это его не пугает, так как он беспартийный. Министра просто обескуражило подобное заявление. Как так? Начальник Главка и беспартийный? Немыслимо. И резолюция. Немедленно принять в партию. Буквально на следующий день в обход всем существующим нормативам и правилам, ему выдали партбилет. Чтобы иметь возможность в дальнейшем угрожать его владельцу карой в виде его отъёма за срыв планов «партии и народа».
       Я был впечатлён рассказом коллеги, но ещё более осознал собственное малодушие, когда всё тот же Давид Михайлович принес мне одну довольно потрёпанную книжечку. В ней было несколько рассказов о героических поступках людей, которые выживали несмотря на те страшные «сюрпризы», что преподносила им суровая действительность. А когда я прочитал повесть о молодом шахтёре, то окончательно распрощался со своими фобиями.  Вкратце, тот шахтёр сумел предотвратить пожар в шахте, выключив рубильник высокого напряжения. Цена подвига – у него обуглились руки и ноги. В результате многочисленных операций, он превратился в обрубок без рук и ног. У парня была девушка, которую до этого он считал своей невестой. Лежа в палате, он мечтал только о смерти. Когда девушка приходила к нему, он гнал её от себя. Он не мог представить себе, что её любовь перевесит его немощь. Но шли день за днём. Она не отступала. Ухаживала за ним, как за ребёнком. Добилась, чтобы парню изготовили протезы. Заставляла его преодолевать себя и заняться реабилитацией. Юноша прошёл немало испытаний. Удивительно, но дело завершилось свадьбой и время спустя, в семье появились дети. Эта поучительная история придала мне сил как-то примириться с моим положением.
        Шли дни. В палате менялись пациенты. Только дядя Лёня всё вздыхал, готовился к операции, назначенной как раз к его 70-летию.  По удивительному стечению событий в тот же день торжественно всенародно отмечался ещё один юбилей – тёзки нашего дяди. Леониду Ильичу Брежневу исполнялись те же 70 лет. Я невольно сравнивал судьбу обоих Лёнь: бедного несчастного старика, три месяца проведшего в постели со сломанной ногой на вытяжке в районной больнице и всесильного генсека Компартии Советского Союза, которому пели осанну, навешивали на грудь очередные звёзды и ордена.
       Между тем, очередной рентген ноги показал явную бесполезность метода вытяжки в моём конкретном случае. На снимках врачи обнаружили некие ткани, попавшие между обломков и не дававшие образовать ту самую чудодейственную мозоль… Лечащий доктор сказал, чтобы я готовился к операции. Утешением и главным призом служило то, что сразу после неё ногу запакуют в гипс и, мне, наконец-то,  позволят выйти из опостылевшего горизонтального положения. Радость потенциального освобождения пересилила страхи по поводу самой операции.
         22-го декабря почти что три недели спустя после злосчастного падения, я перенёс операцию. Титановым винтом скрепили обломки большой берцовой кости, поставили на место малую и упаковали ногу в гипс во всю её длину. Об этом я узнал на следующий день, когда пришёл в себя после общего наркоза. Проснулся  от стыда за то, что накануне кричал на мать, которая сидела у моей постели и  смачивала мне язык влажной марлей, надетой на чайную ложку.  Я отходил от наркоза и безумно хотел пить, а она, зная, что пить после операции нельзя, раздражала меня этой влажной ложкой, и, мне казалось, я кричал на неё и требовал воды.
       Проснувшись, я обнаружил, что, во-первых, опротивевшая гиря больше не тянет ногу, и, во-вторых, у изголовья увидел пару новых костылей. Как раз в это время в палате был врачебный обход, и хирург, похлопав меня по плечу,  объявил, что с сегодняшнего  дня я могу осваивать новый вид спорта – художественное хождение на костылях. И предупредил, чтобы я не форсировал события, а был готов к продолжительному головокружению. Отнюдь не от успехов. Он оказался абсолютно прав. Усевшись на кровати, после длительного пребывания в горизонтальном положении, я ощутил страшную свистопляску предметов вокруг себя. Мозжечок минут пятнадцать адаптировался к вертикальному положению. Наконец, мерзкое ощущение головокружения прошло, и я взял в руки новые костыли, которые подала мне мама. Но здесь меня ждала неудача. За время болезни мышцы рук потеряли силу, и я банально запрыгал на здоровой ноге, с трудом удержавшись от падения. В течение дня  не прекращал усилий по передвижению при помощи костылей. В результате, натёр подмышки рук и ладони едва не до кровавых мозолей.
 Спустя несколько дней, я настолько освоился с моими «помощниками», что самостоятельно передвигался по длинному коридору отделения, выходил на лестницу и звонил домой по телефону-автомату.
      Как-то раз, вышагивая на своих ходулях по коридору, я забрёл на территорию женской травматологии. Женские палаты мало чем отличались от мужских. Те же шесть коек с той лишь разницей, что здесь обитали больные другой сексуальной ориентации. Тут собирались и мужики и травились бесконечные байки на разные темы. В том числе и больничные рассказы. Мне запомнилась одна из них.
        Дело было зимой. В двенадцатиэтажной башне на последнем этаже шумно отмечали день рождения. Именинником был юноша – спортсмен-легкоатлет. В разгар праздника, когда и гости, и хозяин застолья дошли до известной черты, юноша решил продемонстрировать свои спортивные достижения. Для этого не нашёл ничего лучшего, как открыть дверь на заснеженный балкон и продемонстрировать гостям, как он делает «уголок» на балконной перекладине. Не было ничего удивительного в том, что спортсмен не удержал равновесия и полетел камнем вниз. Удивительно было, во-первых, то, что никто не удержал парня от греха. А ещё то, что когда гости и родные сбежали вниз, думая, что на земле обнаружат хладный труп, то увидели сугроб, из которого торчали ноги виновника торжества. Поблизости стоял старый предназначенный к сносу двухэтажный дом. Повсюду валялись обломки арматуры, кирпича, стекла. К счастью, с крыши этого дома ветром нанесло солидный сугроб. Именно в нём вверх тормашками торчал начинающий парашютист. Когда его извлекли из сугроба, весь хмель мигом вышел из дурной головы. Он только пожаловался на то, что колючим снегом поцарапал ноги. Его быстро занесли в дом, так как кто-то из гостей успел позвонить в Скорую, которая уже выехала за «трупом». Далее можно представить такую картину. В больнице идёт обход. Доктор входит в палату. У него в руках карта больного. В ней запись: Причина травмы – падение с двенадцатого этажа жилого дома. Состояние здоровья пациента – хорошее. На следующий день парня выписали из больницы.
        Такого рода байками кормили друг друга в этой палате. Мне ужасно захотелось домой. Тем более приближался Новый Год.
Хирург, которому за операцию мама принесла в благодарность бутылку коньяка, осмотрел меня в последний раз, написал рекомендации и рецепты, и дал «добро» на выписку.
       Утром 31 декабря жена прикатила за мной на такси. Я вышел из дверей больницы и впервые за три недели буквально наглотался московского зимнего воздуха. То был поистине один из счастливейших дней жизни. Радость встречи с семьёй не могли омрачать ни мои костыли, к которым я так до конца не привык, ни загипсованная нога. Она отчаянно чесалась, но доктор просил меня терпеть. И вечером, обернув гипс полиэтиленом, жена вымыла меня в горячей ванне. Я не мылся вот так уже три недели. Это был непередаваемый кайф. И под звон кремлевских курантов в кругу чад и домочадцев я встретил Новый 1977-ой год.

Послесловие:

       Я скакал на костылях ещё целых четыре месяца. Государство рабочих и крестьян всё это время выплачивало мне компенсацию по временной нетрудоспособности. Подобное было возможно только в стране "победившего социализма". Пребывая на больничном, я регулярно ходил на процедуры по реабилитации. За всё платило родное государство. Свободное время я отдавал литературе. В частности, стал сочинять афоризмы. Многие из которых со временем засорили страницы отдельных советских изданий.
   
       Все эти мысли посетили меня сегодня на борту огромного круизного лайнера Norwegian Breakaway, рассекающего просторы Атлантики на обратном пути с Карибских островов в Нью-Йорк. С тех пор минуло ровно сорок лет, а память по-прежнему хранит печальные и радостные события, случившиеся в жизни.