Журавлик в небесах 14. Карен

14. Карен

     Увидев его, Татьяна тут же разревелась: «Прости меня, Егор! Прости, умоляю, У меня нет денег, но я буду работать… Только сына верни, а? Умоляю, верни!».
     Пронзительный, умоляющий взгляд, как перед дулом пистолета, и она, упавшая на колени! Такой картины Егор никак не ожидал увидеть. Он стремительно поднял ее с колен.
     — Ну, вот еще! Лучше расскажи, как Гарик пропал. Когда это случилось?
     — А… А как же это… Не играй со мной, Егор, не играй, прошу тебя!
     Она замолчала, пораженная его прямым взглядом: «Так это не ты?»
     — Не я, не я, — хмуро ответил  Егор, — Рассказывай, давай, у нас мало времени.
     Татьяна прервала плач, но продолжала всхлипывать — никак не могла успокоиться.
     — Три дня назад. Захожу в палату — его нет. Подумала сначала: перевели в другую, потом потихоньку понимаю — нет, вещи-то его здесь. Никто не видел, как его увезли. Кинулась к врачам — они не знают. Господи, что я перенесла! И тут звонок в приемный покой, позвали меня. Это был твой голос, я готова поклясться, это был ты!
     — Да не я  это был, можешь ты это понять?!
     — Не знаю. Голос сказал, что Гарик у них,  и если я не верну деньги — он умрет! — Она снова заплакала. — Кто-то у них отобрал, а я отвечаю, да? Дали срок — неделю, где мне взять их!  Идти банк грабить?  Я готова, кто бы подсказал как.
     Она сидела напротив Егора, а Женя — рядом с ней. «Как сестры — очень похожи», — подумал он.
     — А что милиция?
     — Милиция не знает. Предупредили: за мной следят, если пойду в милицию —  мой сын будет убит, и мне пришлют отрезанную голову его… — она опять заплакала. — Я врачам больницы сказала, что сестра его забрала, чтоб они никуда не звонили.
     Егор почти не сомневался, что это проделки  представителей «благотворительного фонда», но доказательств не было, да и где их искать? Нанять частного детектива? А вдруг он как-то связан с этим аферистом Крапивиным?
     Решение пришло неожиданно. Егор встал, и полез в куртку за мобильником.  «Если долго мучиться, — пробормотал он, глядя на женщин, — что-нибудь получится», — и стал набирать номер.
     — Ты что! — испуганно закричала Татьяна. — Не надо! В милицию?
     — Успокойся. Не в милицию я звоню. Звоню знакомому. — И тут же в трубку:
     — Карен джан, барев — здравствуй. Это Егор Катенин. Помнишь, твой отец работал у меня в Петербурге, а я тебе пересылал заработанные деньги?
     На другом конце провода засопели, помолчали а потом оживленно:
     — Конечно помню, дядя Егор, вы откуда звоните?
     — Я здесь, в Джермуке, в санатории.
     — На лечение приехали?
     —  Нет, по делам. Карен, ты работаешь все там же?
     — Да, на повышение пошел. Я уже капитан милиции!
     — Карен джан, мне сейчас некогда, давай встретимся, я остался должен твоему отцу, хочу вернуть долг.
     — А сколько? — не удержался от любопытства Карен.
     — Двести долларов. Через два часа я приеду в Ереван, давай встретимся у Матенадарана, — хочу, наконец, попасть туда. Сколько приезжал — всегда попадал в выходные или в санитарные дни.
     — Хорошо, дядя Егор, через два часа у Матенадарана.
     Встреча у музея должна была снять подозрения, на случай слежки, а вариант с двумястами долларами долга он придумал экспромтом, дабы сразу пресечь ссылки на «совещания и спецзадания». Он рассчитал верно.
Обе женщины недоверчиво смотрели на него.

                ***
     Карен, худощавый,  высокий молодой человек, с узким лицом и большим тонким носом, приехал к Хранилищу древних рукописей вовремя. Милицейский уазик  подвез его и уехал. Егор обрадовался, что машина уехала — так у него было больше времени  для разговора.
     — Здравствуйте, дядя Егор! — приветливо сказал Карен, как будто всю жизнь знал этого человека.
     — Здравствуй, Карен. Как ты меня узнал? Ты же меня никогда не видел.
     — А здесь, кроме вас, никого нету, — улыбнулся тот, хитро глядя в глаза Егору. — И я же вижу, что не местный…
     Он довольно чисто говорил по-русски, с небольшим армянским акцентом. Очевидно, сказывалась учеба в русской школе и годовая практика в Орле.
     — Ну да, — согласился Егор, размышляя, как начать основной разговор.
     — Вы давно приехали?
     — Позавчера
     — Как дома? Все здоровы?
     — Да все нормально, Карен, все нормально дома… Здесь только ненормально.
     — Что случилось? — Узкое, длинноносое лицо молодого человека еще более вытянулось, стало похоже на камбалу в анфас.
     — Понимаешь, я тебя обманул, вынужден был обмануть, потому что телефонный разговор мог быть подслушан. А от этого зависит жизнь человека. —  Егор  помолчал, потом  вспомнил. — И двести долларов я придумал специально, чтобы подслушивающие не догадались.
     — Да-а-а? —  На лице Карена отразилось сильное разочарование от потери ожидаемых долларов. Глаза, брови, углы губ — все, что могло двигаться на лице,  печально опустилось вниз.  Несколько секунд он переживал случившееся. Потом, как бы стряхнув с себя оцепенение, вернулся в действительность:
     — Егор Михайлович, скажи прямо, что случилось? Неужели так серьезно, что ты решил меня обмануть? — сам того не заметив Карен перешел на «ты».
     — Да не тебя я хотел обмануть! Как ты не понимаешь? Я обманывал преступников, похитивших человека. Короче, Карен,  я тебе все расскажу, а ты уж подумай, можешь нам помочь — помоги, не можешь — ну что ж, на нет — и суда нет. Я на тебя не обижусь.
     Минут десять  длился рассказ Егора, иногда перебиваемый нелепыми вопросами.  Вопросами человека не полностью знакомого со сложившейся ситуацией.
     — И что они хотят? — задал последний вопрос Карен.
     — Что они могут хотеть? Деньги, конечно, десять миллионов.
     — Долларов?!
     — Нет, в долларах это будет около четырехсот тысяч.
     — Сволочи! Ну, сейчас я все понял, Михалыч…  Мне нужно время,  чтобы подумать, хоть полчаса, а?
     — Хорошо, Карен джан,  я на тебя надеюсь, тем более, что мы сегодня за несколько минут перешли от Дяди Егора к Михалычу. — Сказал и тут же пожалел, потому что Карен смутился:
     — Извините, дядя Егор, у меня так вырвалось. Я был так занят твоим рассказом, что не подумал…
     Катенин, хоть и был уязвлен такой фамильярностью, решил не расстраивать  парня:
     — Нет, нет, что ты! Это даже лучше, проще в общении, короче… И для конспирации полезно. Да! Будем считать, что договорились: с этой минуты я для тебя называюсь «Михалыч».
     Молодой человек спустился вниз по лестнице и машинально хлопнул себя по карманам, забыв, что бросил курить уже более трех месяцев. В течение всего разговора они так и не сошли с той ступени Матенадарана на которой встретились.
     Карен думал минут пять, потом выложил свой план:
— Как ты просишь, я никому у себя в милиции ничего не скажу. Мне кажется,  надо так сделать: они здесь и, скорее всего, прячут его в горах. Неприступных. Или в каком-то селе, но все равно в горах.
     Вывезти такого больного незаметно трудно. В городе русских не так много и их было бы легко заметить, они бы привлекали внимание. Так? Найти их непросто, но если мы деньги найдем, они место скажут. Насчет денег — есть «куклы». У меня в отделении. Это вещдок, но я устрою. И еще: нам нужен проводник. Кто-то из местных, житель горных сел. И надо действовать! Такие дела долго не тянутся, если поймут, что денег нет — или убьют, или просто бросят одного в горах. А там, если быстро не найдем, парень погибнет. Тем более, что он инвалид.
Дождемся их звонка, а пока надо хорошо подготовиться.


                ***

     Люди стояли у подножия горы  и,  казалось, парили в воздухе. Именно такое ощущение испытывает человек, оказавшийся в сердце армянских гор. Вверху — неприступные утесы возвышаются друг над другом, внизу — те же скальные породы,  склоны и вершины, уступами уходящие в преисподнюю…  Человек, стоящий в центре,  кажется себе птицей, парящей между скал.
     Кто-то скажет, горы — как горы, что здесь особенного? Нет, армянские горы — каменистые и крутые — они пронизаны тысячелетними катаклизмами. Они как будто прорываются из чрева планеты и стремятся ввысь, к свободе и свежему ветру. Они пахнут Временем. Они помнят Ноя и его потомков…
     Подъем был недолгим,  но очень трудным для неподготовленных. Как ни парадоксально, мешали страховочные веревки.  На их использовании настоял проводник Степан.
     По совету своей тетки  Карен разыскал его в отдаленной высокогорной деревушке и с большим трудом уговорил пойти с ними. Старик согласился только после того, как Карен рассказал о похищении Гарика. Степану было шестьдесят пять лет. Высокий, жилистый, темный, с шевелюрой Эйнштейна, он  плохо говорил по-русски, поэтому большую часть времени молчал. На плече у него кроме рюкзака  висело старое охотничье ружье.
     Временами приходилось карабкаться по крутым, почти отвесным каменным стенам, цепляться за самые маленькие углубления кончиками пальцев, чтобы не потерять равновесия и не улететь в пропасть.  Скалы поражали своим величием и мощью. Они нависали над путником, напоминая ему о том, что время и пространство здесь слились воедино и движутся в бесконечность, забыв взять с собой человека. Они оставили его здесь лишь в качестве пассивного наблюдателя, им нет до него никакого дела…
     — Вон  они — те кусты, — сказал Карен,  указывая на мелкую растительность метров на триста выше и стараясь овладеть свои дыханием. И Татьяна, и Женя, и Егор — тоже задыхались от быстрого подъема. И только старик Степан  неторопливо, но легко и ловко взбирался от террасы к террасе, дыша при этом так, как будто поднялся по лестнице в свою квартиру на втором этаже.
     — Д-а-а, — на выдохе сказал Егор, — кислорода здесь явно не хватает.
     — Еще бы! — Женя уселась на огромный валун, — метров около тысячи над уровнем моря. Чего же вы хотите!
     — Зидес можна остановка делат, — сказал дед Степан, доставая из кармана брюк платок — огромный кусок белой материи — и промакивая им пот со лба. — Эсли они правда сказал, твой малчик там, около кустов. Болше негде.
Они сели на валуны и посмотрели друг на друга.
     — Слушай, дядя Степан, — поинтересовался Карен, мешая армянские и русские слова, — как ты можешь не уставать в этих кручах, бегаешь как мальчик, хотел бы я так научиться.
     - Э-э-э, эта што. Я мало ходил здес. А мой папа… Он не бил алпинист, он бил как горный тур. Мог пригат от скала на скала как тур.
Все заулыбались и про себя произнесли «как горный козел», впрочем, без всякой иронии.
     — Ну и рожи у вас, господа! — пошутила Таня. Действительно, лица у всех были в пыли от осыпавшейся во время подъема мельчайшей каменной крошки.
     — Слушайте, мы здесь как на ладони. Нас перестреляют, словно кур, — заволновался Карен.
     — Лучше пусть они нас видят и поймут, что мы играем в «открытую», что мы пришли не по их  души, а только для защиты Тани. — Егор взял Татьяну за руки и посмотрел в глаза. — У нас все получится, ты должна в это верить, понимаешь, очень верить! Если они заметят хоть какое-то смятение или неуверенность в твоих словах — все погибнем. Проверь микрофон, не оторвался?
     — Держи сумку с деньгами, — Карен подошел к Татьяне и все остальные тоже подошли прощаясь. Наверное, не то слово — «прощаясь»,  но другого для данной ситуации нет: никто не знал, вернется она или останется там навсегда.
     Татьяна взяла сумку с денежными куклами, перекрестилась, сказав «Господи, спаси и сохрани», и пошла наверх.  Сначала медленно, затем  ускоряя шаг, пока позволял склон. Дойдя до первой скалы, высотой где-то в два этажа, женщина опять перекрестилась и, найдя несколько уступов, полезла. Со всей силы прижималась к камню, пальцы немели, но лезла. «Как же я обратно Гарика спущу, — думала Татьяна, — он же не слезет». 
     И тут же отвечала своим мыслям, — «Друзья помогут». Поднявшись метров на десять, увидела слева некое подобие тропинки из грубо высеченных  в камне ступеней. Вскоре заметила шевеление кустов вверху,  и поняла, что за ее движением давно уже следят. «По-другому и быть не могло, — подумала она. — Наверняка они всю нашу компанию видели еще в начале подъема. Будь, что будет!» Одна мысль о том, что через несколько минут увидит Гарика, придавала ей сил и смелости. Друзья внизу следили за каждым ее шагом.
     — Я же тебя предупреждал, чтоб шла сюда одна, — раздался откуда-то из-за скалы мужской голос, как только она вступила на край небольшого уступа, где росли чахлые кусты, — а ты что сделала? Привела с собой целую свору полицейских псов.
     — Извини, Михал Львович, — громко, чтобы через микрофон слышали внизу, ответила Татьяна, стараясь отдышаться и увидеть говорившего, — но  я  не такая дура, как ты себе представляешь. Слово свое я сдержала: к ментам не обращалась, а это всего лишь страховка. Если обманешь, они  с тобой разберутся. В крайнем случае, вызовут полицию. Так что, тебе решать: держать слово или …  Если «или» — ты меня еще не знаешь.
     — Ого! Да ты меня пугаешь никак? Помнится,  раньше в слезах умоляла спасти сына, и была со мной на «вы».
     — С тех пор много чего произошло, — зло ответила женщина, — я многому научилась…  у вас,  господин страховщик. Мой сын — это единственное что у меня осталось в этой жизни.  Без него — я  мертва! И… терять мне нечего, потому, что я и так мертва.
     Она огляделась. За кустами заметила маленькое треугольное отверстие в скале. Такое маленькое, что через него с трудом мог протиснуться только один человек, рискуя при этом серьезно оцарапаться. Только сейчас Татьяна поняла, что с ней разговаривали именно оттуда.
     — О! да здесь проход в пещеру! — громко сказала она, чтобы слышали друзья, — да такой маленький, узкий. Я, наверное, туда смогу пролезть, а вот толстый мужчина — вряд ли. Надо же: прямо за кустами. А вот и террористы пожаловали.
     Действительно, через треугольное отверстие поочередно пролезли трое мужиков, один из которых — тот самый Михаил Львович Энкин.
     — Вот те на! Оказывается вас трое. Трое здоровенных мужиков против одной слабенькой женщины, — продолжила передавать «шпионские сведения» Татьяна и вдруг, срывая голос, перешла на крик:
     — Где Гарик?! Где мой сын, сволочи!
     — Ай-ай-ай, как нихарашо, — язвительно сказал здоровенный верзила, явно из местных, — сама говориль давай чесна, а сам ругаишься, как мушина.  Слюшай Миша, этот баба ничиво, а?.
     Все трое заржали.
     — Вот! Вот именно: где Гарик, где Гарик! А где деньги? А? Деньги где? В этой сумке? — Энкин выхватил сумку из ее рук, открыл, убедился что там лежат аккуратные пачки, и закрыл ее. Ну вот. Теперь все по-честному.
     — Твой Гарик там, — он указал рукой на отверстие в скале.
     — Слушай, а вот внизу я вижу мужчин, это не Катенин там, а? —  всматриваясь вниз заговорил молчащий до этого третий «амбал», коротко стриженный. — О-о-о! Узнаю знакомую физиономию!  Ладно, пойдем, покажу сыночка.
     Татьяна пролезла в отверстие вслед за ним и очутилась в небольшой пещере, метров десять площадью.  В полумраке на противоположной отверстию стене виднелся довольно большой проход в следующее помещение. Двое других бандитов тоже вошли.
     Энкин  церемонно протянул руку в сторону проема. В помещении, размером чуть побольше первой пещерки, было еще темнее, так что около минуты она стояла у входа, пытаясь хоть что-то разглядеть.
     — Вот он, твой сынок, смотри, — Энкин за руку подвел ее к небольшому каменному ложу, где на подстилке из сена лежал ее сын.
     — Мам! Зачем ты пришла! Они же убьют тебя, мам! Не верь им. Я слышал их разговоры — это нелюди!
     — Она наклонилась к нему и провела ладонью по небритой щеке. Слезы, появившиеся в глазах, так и застыли. Усилием  воли она не дала им скатиться. Надо было уходить, пока бандиты не заметили денежные куклы.
     — Помогите вынести его, — обратилась она к Энкину, надеясь, что если займутся транспортировкой Гарика, они не успеют  тщательнее рассмотреть содержимое сумки.
     Даже в темноте была видна его саркастическая улыбка:
     — Да, конечно, сейчас, всех позову, погладим тебе шнурки, потом погладим шнурки твоему сыну… Ты что, совсем дура? Скажи спасибо, что с тобой вообще разговариваю, что сына тебе показал… Там, внизу, твои телохранители — они пусть тебе и помогают. Адью.
     — Привет передавай твоему Катенину, боль-шо-о-ой привет, — сказал стриженный и  насмешливо кланяясь, выбрался из пещеры.
Благодаря  микрофону, спрятанному в куртке Татьяны, внизу все слышали.     Катенин  настаивал, чтобы Женя осталась внизу со старым проводником Степаном, а он и Карен пошли наверх, но она и слышать об этом не хотела. «Мы пришли сюда все вместе, и действовать должны сообща, иначе поодиночке нас всех перебьют», — говорила  она, собирая в рюкзак питание и лекарства для Гарика.
     Карен был бы рад остаться, и даже хотел предложить себя как защитника Жени, вместо проводника, но видя с какой решимостью женщина собирается в опасный путь, не решился  демонстрировать трусость.
     Пошли все. И старый Степан, не знающий отдышки,  опять полез наверх. «Зачем спешит? — разговаривал он сам с собой, опережая остальных. — Спешит нада на ровны степ,  а здес нилзя спишит, голова сламаиш».
     Когда они достигли уступа, Энкин со своими людьми уже спускался по другому, более пологому склону. Осмотрели вход, выглянула Татьяна и знаком позвала их в пещеру. Степан на всякий случай остался снаружи.
     Гарик все пытался встать, но у него не получалось. Ноги отказывали. Две  недели, проведенные в сырой пещере,  перечеркнули некоторые успехи, достигнутые лечением и усилиями Евгении.
     — Мальчик мой, — причитала Татьяна, — что они с тобой сделали!
     — Надо скорее вынести его, пока эти твари не опомнились. — Егор знаком показал Карену,  чтобы тот взял парня под мышки с левой стороны. Сам встал справа, женщины взялись за ноги.
     — На счет три, — сказал Карен и начал отсчет…

    (Продолжение следует)