Вертолёт для Тани

Когда-то в Советском Союзе санавиация была привычным делом. В глухие места или туда, где не было врача определенного профиля, либо на экстренный вызов к тяжелобольному медиков доставляли вертолёты. У них важное преимущество перед машинами – могут двигаться по прямой, сокращая расстояние, им не нужны дороги и приземлиться они могут практически на любой ровной площадке или полянке. Известно, что в 1968 году 164 больницы в стране имели в своём распоряжении самолёты и вертолёты санитарной авиации, которые были за ними закреплены. Разумеется, экстренная доставка врача к тяжелому пациенту или эвакуация больного были, как и вся медицина, бесплатными.

Однажды и мне довелось полетать на вертолете санавиации. Было это в первые годы после развала Союза. Тогда в больницах на столике дежурной медсестры стоял специальный телефон с пометкой «Санавиация». Его трубка снималась только в том случае, когда в этой больнице квалифицированно помочь человеку не могут – необходимо вмешательство более опытных врачей, причем экстренное. Вызов дежурной сестры принимал диспетчер санавиации, и уже от его сноровки и настойчивости зависело, успеет ли помощь вовремя. Диспетчер связывался по телефону с врачом, в котором нуждаются, и обеспечивал его срочную доставку к больному. Ежесуточно тогда в Гродно дежурили по санавиации врачи 16 специальностей, среди них 11 доцентов. Когда требовалось отправить на вызов сразу нескольких врачей, задача усложнялась, поскольку отрывать их приходилось от работы или от дома в любое время суток.

- Бывает, вызовешь всех, соберёшь, уже поехали, а напряжение остаётся, - рассказывала мне диспетчер санавиации Лидия Федорова. - Приходишь домой – ничего не хочется…

Диспетчерская санавиации расположена в областной клинической больнице, у самого леса, здесь же паркуются ее машины, которые доставляют врачей к посадочной площадке в километре отсюда. А вертолёт ждет вызова в аэропорту в 15 километрах от города. За каждым вылетом – крайний случай, вопрос жизни и смерти.

…Председателю колхоза плохо стало прямо на поле. Не вздохнуть, кол в сердце. Вызвали по рации «скорую», но та не рискнула везти председателя в районную больницу. С поля под Островцом забирал его вертолёт, чтобы доставить в Гродно.

Или вот разрезали человека на операционном столе в райцентре, и только тут обнаружили, что нет у него одного легкого! Нужен торакальный хирург, который есть только в Гродно, а счёт пошел на секунды – где уж тут без вертолёта?

У молодого еще человека надо было точно определить место расположения опухоли головного мозга. Компьютерные томографы были тогда далеко не в каждой больнице – и за час с небольшим вертолёт доставил больного на диагностику в Минск.

… На этот раз вертолёт понадобился для транспортировки больного ребенка из Кореличей, от которых до Гродно по автодороге 177 километров. Предположительный диагноз – энцефалит (воспаление головного мозга). Ради репортажа мне разрешают отправиться в полёт вместе с экипажем. Накануне вылета на всякий случай предупреждают: вертолёт – это не самолёт, которым до этого пользовалась больница. Тот, если что, может спланировать, его ведут два пилота, а вертолётчик – один, случись с ним в полете (тьфу-тьфу!) инсульт или инфаркт – заменить некем… Вместе с пилотом и борт-фельдшером меня включают в список экипажа.

Мы взлетаем с площадки у леса, на которую только что приземлился наш МИ-2 – его трёхлопастный винт не останавливал вращения. Мне разрешают занять место второго пилота, борт-фельдшер Пётр Станкевич (без него не обходится ни один рейс) располагается сзади в салоне, в кресле рядом с носилками.

Взлёт вертолёта - это что-то… Восторг примерно такой, какой бывает при восхождении на вершину горы. Вероятно, это объясняется небольшой скоростью подъёма и тем, что застекленная почти до самого пола кабина открывает широчайшую панораму освещённого солнцем города, стелющихся внизу полей, лесов, петляющей ленты Немана. Вдоль него в основном мы и держим путь.

Пилот Витебской вертолётной дивизии (это у неё больница арендует вертолёт) Анатолий Иванов впервые летит по Гродненской области, то и дело сверяя курс по карте. Две недели он ждал в аэропорту этого полёта. Когда нет медицинских рейсов, вертолётчиков используют как лесной патруль. Но вторая половина августа выдалась без пожаров. Хотя стоп, что это впереди?.. Столб дыма вздымается над лесом и медленно расползается вширь сизым туманом … Неужели пожар? Подлетаем ближе и зависаем над очагом. Пилот распахивает дверцу и всматривается…

- Нет, - улыбается, - это  заготовители леса жгут на просеке сучья.

Мы переговариваемся по рации, оглушительный шум винта и мотора смягчают большие наушники.

- Борт два полста семь… на траверзе… высота 400 метров… прошу посадку в Кореличах у районной больницы, - звучит в наушниках.

До Кореличей еще полчаса лёту. Под нами планируют птицы, мы обгоняем их с небольшой, в общем-то, скоростью – 180 км, это скорость спортивной машины, правда, на наших дорогах такую не разовьёшь – вот в чём преимущество вертолёта плюс то, что летим мы практически по прямой.

Проплывает под нами Щучин, компактный, крохотный, вот два пустых и заброшенных его аэродрома..  На горизонте, чуть правее – Дятлово, поодаль посреди густого соснового бора, словно белый многопалубный корабль, высится корпус нового санатория, фишка которого – радоновые ванны. Впереди слева – сгрудились горкой пёстрые крыши Новогрудка. И вот наплывают на нас из бледно-сиреневой дали серо-голубые Кореличи…

- Где здесь больница?! – кричит пилот, оборачиваясь к фельдшеру. Тот указывает рукой – вон комплекс зданий на окраине. Мы снижаемся, мягко садимся, но винт продолжает своё вращение. Навстречу нам по тропинке больничного двора идет женщина с ребёнком на руках – это девочка с худеньким смуглым лицом. Малышку укладывают на носилки, установленные за креслом пилота – примерно, как в машине скорой помощи. Фельдшер берёт у женщины больничные документы, хлопает дверца, женщина с заплаканными глазами остаётся внизу, она становится всё меньше, меньше – мы взлетаем.

Позади меня, вытянувшись в струнку, лежит девочка, одной рукой она закрывает лицо, под второй – градусник. «Температура нормальная», - сообщает фельдшер. По очереди мы читаем выписку из истории болезни. В больницу восьмилетняя Таня поступила вчера поздно вечером, а заболела накануне. Она жаловалась, что болит голова, потом началась рвота, вдобавок девочка упала с кровати и набила шишку на лбу, кончилось тем, что она перестала кушать и говорить. Она не просто молчала – она не могла говорить. Тётя, у которой гостила Таня, вызвала «скорую». В больнице сделали пункцию и предположили энцефалит. Оставлять девочку в Кореличах не рискнули.

И вот мы летим назад в Гродно, чтобы побыстрее доставить Таню в неврологию детской больницы. Мы и в самом деле обратный путь проделали на 10 минут скорее, всего за час добравшись до города. Особых приключений не было. Разве что на подлёте к Новогрудку, когда уже заалели его первые крыши, вертолёт вдруг сделал резкий крен влево – а справа величаво и плавно проплыла стая огромных птиц.

- Аисты! Лучше с ними не встречаться, - комментирует лётчик.

Господи, наконец-то вдали замаячил город, два часа непрестанного шума и качки надоели настолько, что хочется открыть дверь и выйти… А Таня лежит смирно, уши ей Петр Семенович заложил ватой и время от времени посматривает на девочку настороженно и внимательно.

Всё! Сели. У взлётно-посадочной площадки нас поджидает «Волга», которая и доставит Таню в детскую больницу.

… Увы и ах, но оформление Тани в приёмном покое продолжалось, представьте, столько же, сколько наш полёт из Кореличей в Гродно. Причем девочку, доставленную санавиацией специально в неврологическое отделение, принимал почему-то не невропатолог, а педиатр.

Но главное – уже на следующий день Таня стала кое-что говорить и кушать. Диагноз подтвердился, но степень заболевания оказалась лёгкой, хорошо поддающейся лечению. Причина болезни – вирусная инфекция, а началось всё с заурядного кашля.

Спустя неделю в больнице я не узнала Таню: у нее появились щёчки, и вся она стала такая светленькая и хорошенькая. Наконец-то я увидела, какие на самом деле у девочки глаза – они у неё серые и весёлые, а не тёмные и запавшие, какими были неделю назад.

- Ты помнишь, как мы летели?

- Помню.

- Тебе не тяжело было в самолёте? (В дороге Таня была безучастна и на вопросы не отвечала).

- Нет, только жарко. Солнце светило.

Это правда, день был солнечный и, как оказалось, благополучный.