Жили - были

Однажды я прочитала книгу Елены Катишонок «Жили-были». Эта книга мне и помогла оформить накопившийся материал в это небольшое сочинение, написанное по воспоминаниям моей великой тетушки Лены, которое я посвящаю своим дедушке и бабушке, а завещаю сыновьям.

Жили-были дед да баба. И была у них курочка ряба, и корова Буренка, и Сивка Бурка, поросята,  а еще гуси-лебеди, да пруд с серебристой рыбой, сад с наливными яблочками. Было и  прошло…
Но сначала они не были дедом и бабой.
Дед при рождении в 1882 году получил имя Янкаускас Йонас Домаса. Он был старшим в семье, за ним шли братья Йозас, Владас, Балис  и сестра Анеля.
Долго ли коротко ли, подросли детки и выпорхнули из родительского гнезда. Сыны получили от родителя по наделу земли, только Анеля вышла замуж в другую семью. Птицу счастья отправились искать в чужие края два сына: Йозас в Каунас, там он занялся врачебной практикой, а Балис – в Аргентину, где след его и простыл. Остался дед  с братом Владасом жить со своими родителями в деревне. Земли, которыми владели братья, дед выкупил, увеличив свои наделы до 20 га, где были лес, поля, пруды и сад.
Дед только на пятом десятке женился. Как старший из детей, был главным помощником отца, он помог вырастить, а может быть и выучить младших и выдать замуж сестру. Он был крепкого здоровья, красив, среднего роста, белое чистое лицо, голубые глаза, мягкие русые волосы не были густыми, но не было и лысины, тихий мягкий голос, внимательный взгляд, сильные руки – таким был дед.
Много воды утекло с тех пор…
***
И пришла в их дом баба. Долго она шла…
В начале 20 века родилась Меланья Ипполитовна Сегень в Белоруссии в деревне Шеметово  Малодеченского  района Минской области. Была самой младшей из детей. И случился в ту пору тиф. Родители быстро ушли друг за другом, девочка тоже переболела, но осталась жива. Так баба в четыре года осталась круглой сиротой. Несколько лет прожила у родственника.
Началась первая Мировая война. Жили трудно и голодно. Баба только подросла и окрепла. Родственник отправил ее с группой людей на заработки в Литву. Поговаривали, что люди там жили зажиточнее.
Многое повидала баба на своем девичьем веку. Маленькая ростом, крепкая, голубоглазая хохотушка, с русыми косами, подвижная, певунья с радостью принимала жизнь.
На землях Литвы батрачила – пасла гусей и свиней, помогала по хозяйству. Так ее и привела дорога в дом к Янкаускасу Домасу и  его жене Елене, родителям деда.
Работящая, исполнительная, честная молодая работница сразу пришлась ко двору. Любые работы спорились в руках бабы. Одна только беда иногда с ней приключалась. Бывало, потемнеет все в глазах, железный обруч голову стянет, да так сильно что нутро все выворачивает. Ничего тогда баба делать не могла – ни есть, ни пить, не работать. Добрые хозяева ее жалели и отпаивали молоком, единственное средство, которое ей помогало. И через два дня баба опять бралась за работу, словно кошмара этого и не бывало.
***
Хозяин земли Домас - «видный старик» - литовец (так его характеризовала баба), крепко управлял хозяйством. Жена его Елена была полячкой и обладала густой пшеничного цвета косой, за которую муж ее и таскал в сердцах.  Долгие готы потом эта коса хранилась в семье. Домас какое-то время работал в Ялте садовником, знал русский язык, о чем напоминала пепельница с надписью на русском языке «Ялта». Строг он был.
Много ли мало ли прошло времени. Схоронили родителей. И женился дед на бабе, простой батрачке, а старше ее он был лет на 18. Не приняла ее семья Владаса. Редко они общались с неграмотной батрачкой. Другого поля она была ягода для них. Веселая и независимая она строила свое семейное счастье-гнездышко рядом с усадьбой свекра, где остался хозяйничать Владас с семьей.
Поставили дом у большой дороги. Одно окно выходило в сад, другое на дорогу, а два окна смотрели на усадьбу Владаса. За  домом раскинулся яблоневый сад, где прятались два пруда и  банька. Ох, и вкусны были после парилочки моченые яблочки.
Обстановка в доме была простая. Стены сложены из круглых бревен, не беленые, полы деревянные. Слева от входной двери стояла кровать с матрацем из соломы, на которой спали дед и баба,  справа от двери в углу расположилась русская печь. Позже в другом углу поставили еще одну кровать. Напротив двери, между окнами, стоял комод, а в левом дальнем углу расположился стол с лавками.
Первенца Наполиса  родила баба в 1926 году, а второго Йонаса – в 1927 году. Ребята росли крепкими, здоровыми и покладистыми. Дружно жили дед с бабой и работа у них спорилась. Еще солнце не встало – дед на работе, солнце зашло – он еще на работе. Чуть мальчики подросли, родители их брали в поле, чтобы они были под присмотром. Да обязательно в придачу собирали в дорогу на поля и  ночные горшки, иначе юные хуторяне требовали идти домой  по нужде.
Работали много – ели досыта. Где-то на полях, через дорогу, у деда был овин, в котором хранили зерно, там же на полях летом ставили снопы. В поле стоял сарай для инвентаря и телег.
Держали коров. Делали свои колбасы вареные и копченые, солили сало, коптили окорока. Баба продавала на базаре масло, отжимала морковный сок и подсвечивала масло, чтобы красивее было. А еще ели творог, сметану, яйца, пили молоко. В своем саду росли  сливы,  и яблоки -  большие, желтые, янтарные, прозрачные на свет и очень душистые.
Время шло. Ребята подрастали и уже помогали деду по хозяйству.
Только через  четырнадцать лет, в тревожном 1941 году в семье  на свет появилась маленькая девочка. В книге актов гражданского состояния так и записали: Литва, деревня Роджионяй Камайского сельского совета Рокишского района Янкаускайте Эльвира Йонаса, при крещении ее нарекли Аленой. Звали долгожданную девочку ласкательно «Алюте», что значит по-русски «Аленушка», долгие годы Лена носила имя, не подозревая, какие сложности ей принесет потом имя Эльвира, записанное в документах. Алюте – белолицая, голубоглазая, похожая на отца, росла тихой и спокойной. Баба до двух лет ее кормила грудью. Девочка плохо кушала, а научившись говорить, иногда капризничая, говорила; «не буду есть!»,  если что-то  родители ей не позволяли.
Через три года, в военный 1944 году родилась Юля – бойкая, веселая, озорная, зеленоглазая и очень подвижная девочка, похожая на мать.
Подруг у девочек не было. Хутора располагались не близко друг от друга. Алюте любила рассматривать учебники братьев, подражая им, «читала» по памяти географию, историю, газеты. При этом важно усаживалась за стол, опускала ноги с лавки и громко «читала» очень близко к содержанию текста. Уже в шесть лет она научилась читать по-литовски букварь, но братьев тогда уже не было рядом.
Брат деда Йозас жил в Каунасе. У него была дочь Генуте, немного моложе Наполиса и Йонаса. Однажды,  приехав в гости, она подарила маленькой Алюте куклу. Она была вырезана из фанеры, могла стоять, и была раскрашена. Вскоре она умерла. Баба говорила, что ее в классе толкнули, ударившись виском об парту,  Генуте погибла.
***
Семья крепла и обживалась. Неспокойное тогда было время. Шла вторая Мировая война. Война, которая в корне изменила весь уклад в жизни деда и бабы.
В доме часто бывали беженцы. Баба говорила с ними по-русски, а маленькой Алюте это казалось очень смешным. Баба кормила людей из большой сковороды, узнавая о новостях на фронте.
А потом дед тряс толстой пачкой денег, вырученных от продажи коровы: «Вот керенки – да недействительны!»
На семью обрушилось беспокойство. Наполис должен был идти в армию. Дед говорил сыну: «Не ходи! Американцы придут – спасут!»  Сын пробегал от армии весну и осень, прячась у партизан. В народе их называли «Лесные братья». Бывало Наполюк (так ласково его звала баба) принесет яблоко сестренкам и убежит. Затем вышел Указ, в котором Советы писали: «На ком нет крови – сдавайтесь!», и Наполис сдался. Несколько дней его держали под арестом, вызывали на допросы, наверное, били. Дед и баба с тяжелой тревогой спали в те дни. Они понимали, что пытками от сына добиваются информации о том, где он был, кто командиры, имена бандитов, они хорошо осознавали, что среди литовских чекистов-начальников были и оборотни, те, кто днем за советскую власть, а ночью – в бандах. Те люди боялись, что Наполис заговорит.
Теплый февраль…
Допрос…
Дверь открыта..
Только двое в кабинете…
Он и офицер..
Намеренно разобранный пистолет на столе…
Наполис побежал. Начался переполох. Юношу ранили. Он спрятался в сарае. Выследили и застрелили…Ему было только 18 лет. Долгие годы хранила баба платок со следами крови, которым он перевязывал раненую ногу.
Бабу посадили в тюрьму. Из окна в подвале она видела много мертвых тел на улице.
Дед с маленькой Юлей на руках долго смотрели в окно на дорогу, дожидаясь ее возвращения, и она вернулась…
Горе теперь поселилось в их доме, горе тихое, сосущее, бесконечное…
Девочки росли и озорничали. Как-то, разыгравшись на русской печи Юля свалилась в большую корзину с сушеными яблоками, которая всегда стояла у печки.
Потом Алюте, спавшая с дедом на кровати у двери заявила, что больше с папой спать не будет, потому что обнаружила у него что-то колючее.
Война продолжалась…
Девочки с дедом смотрели в небо и видели, как летело очень много самолетов с черными крестами. Они были тяжелые и летели медленно. А потом, в другую сторону летели самолеты с красными звездами, и видно было на крыльях надписи «СССР». Дед говорил, что это – Сталин, Советы, Россия.
 Немцы отступали. Во время бомбежек семья пряталась в окопе недалеко от дома. В тот день вместе с ними были дочери Владаса,  Аделя и Ванда – девочки-подростки лет по четырнадцать-шестнадцать. Коровы, привязанные  в саду, беспокойно мычали. Баба пыталась выйти из окопа, чтобы подоить коров. Но выйти было невозможно. Постоянно рвались снаряды, полыхало зарево от пожаров. Шум и взрывы стихли. Сестренки побежали домой  в свою усадьбу, но предательский снаряд упал слишком близко. Одна погибла на месте, вторая от тяжелых ран скончалась уже дома… Голова коровы с высунутым языком лежала рядом с окопом, отражаясь тихим ужасом в  широко раскрытых глазах маленькой Алюте. Корову отдали русским солдатам.
Война заканчивалась . Но это не принесло облегчения деду и бабе. Литву трясло и будоражило от внутренней неустроенности. Советы укрепляли свои рубежи. Борьба с «лесными братьями»,  было непонятно – кто враг, а кто друг.
 Баба с девочками часто пряталась по чужим сараям. В то время боялись всех – и красных, и литовцев-бандитов, которые могли вырезать всю семью. Тогда-то и спрятали на сеновале Литовский красно-желто-зеленый флаг. Баба строго наказывала Алюте никому не говорить.
В ту пору, второму сыну Йонасу уже исполнилось 18 лет. Он был призван в литовскую милицию и ловил «лесных братьев.»
И приходили в дом русские, вскрывали полы, искали бандитов.
Однажды в дом ворвались злые люди. Баба с девочками спряталась в русскую печь. Они ей орали: «Вылезай, сука!». Она, вся в саже выбралась из укрытия, крепко прижимая к груди двухлетнюю Юлю, а маленькая Алюте спряталась за спиной матери. Она сильно прильнула к спине, защитившей ее, и думала: «Если маму застрелят, то и меня вместе с мамой пусть пуля убьет». Малышки сильно плакали. «Уйми, сука детей ! »- орали плохие люди. Они забрали деда. Увели за дорогу в гумно. Нагрузили мешками с зерном подводы. Дед отвез их в лес, вернулся домой с лошадью и пробитой головой. «Бандиты были ночью с бандой, а днем с начальниками» - так приговаривали дед и баба, залечивая раны и подсчитывая убытки.
Беда не приходит одна.
Йонас, служивший в народной милиции, был арестован в 1946 году и осужден на четыре года, за попытку продать на базаре чужую корову. Долгие годы баба сокрушалась, что молодого, несмышленого «друзья» попросили продать краденую корову, как свою, так как у родителей было свое хозяйство. Потом случился суд. Дед и баба больше никогда его  не видели. Только маленькая надежда теплилась у них в душе долгие годы, что встретятся они со своим сыночком.
***
Ночью пришли люди. Поставили охрану и никого из дома не выпускали. Баба знала русский язык, и охранник ей сказал: «Ты, мамаша, не плачь, а лучше собирайся. Вас будут выселять.» Баба взяла документы, еду, две подушки, теплую одежду. На дворе был май. Уезжали навсегда. На Юле было надето нарядное красное пальто.
***
Отправились поездом. Ехали долго. Ели кислые  противные щи. В Свердловске долго стояли. Всех, как в концлагере, под арестом водили в баню. Там же расформировывали людей по направлениям. Кто посильнее – на рудники и лесоповал, кто слаб и стар – в заброшенные деревни.
Так доехали до Красноярска. Долго перегружались на баржу. У деда было несколько мешков зерна. Потом плыли по Енисею. Река поразила своим размахом. Выселили на правом берегу в Казачинском районе. Первую ночь провели под открытым небом. Комар был такой большой и едучий, что спали с головой под одеялом.
Деревня умирала. Поселили в бараке. Вдоль длинного коридора разместились комнаты. В одну из них поселили четыре семьи. Дед и баба заняли один угол. Так начиналась новая жизнь в деревне Рычково,  в далеком и суровом Красноярском крае. Спали на полу. Запасы быстро кончались. Голодали.  Порой даже ели картофельные очистки, чтобы накормить детей. Девочек временно забрали в детский сад, где кормили невкусно и даже там, Лена отказывалась есть сваренную на воде рисовую кашу.
В Рычково уже было много ссыльных русских , литовцев, латышей, немцев.  Семья деда и бабы приехала много позже и только начинала обустраиваться. Работы и денег не было. Одно ведро – в нем и воду носили и в бане из него мылись. Люди говорили: «Литовцы - засранцы!» Трудно было начинать на новом месте без работы с малыми детьми на руках. Деду уже исполнилось 66 лет, бабе – 46-48 (сирота точно и не знала свой возраст), Лене - 7 , Юле 3 с половиной года.
Гибель сыновей, потеря всего имущества, тяготы и лишения подорвали здоровье деда. На нервной почве на голенях у него появились язвы, которые то подсыхали, то кровоточили. В деревни больницы не было. Бывало, ночью лежат все на полу, выстеленном соломой, девочки засыпают, а дед бабе выговаривает: «Это ты виновата! Не женился бы я на тебе, меня не сослали бы в Сибирь!» На что баба беззлобно возражала. Долго длилась эта перепалка, а маленькая Юля в ночи все ждала, кто из них победит, потом засыпала, так и не дождавшись финала.
Шло время.  Обживались. Дед выращивал  картошку и всякую мелочь, а баба работала в подсобном хозяйстве,  телятницей и свинаркой.
Она не боялась никакой работы. Была невысокая, но крепкая, только часто болела у нее голова, выбивая из колеи. Дед жалел и ухаживал за ней.
 А потом, опять, она маленькая, подвижная, в свинарнике носила  пятнадцатилитровые ведра с кормом для свиноматок. Ведра приходилось поднимать высоко до груди и выливать в кормушку – очень тяжелая работа. Порой брала баба маленьких поросят на откорм. В свинарнике была идеальная чистота, выбелено, деревянные полы выскоблены до желтизны. В то голодное время баба приносила домой детям в потайных карманах то литр молока, а то зерна и муки..
Пришла пора отдавать Лену в школу. Год она уже пропустила, не зная русского языка. А в 8 лет, начав учиться в первом классе, стала отличницей, так с отличием и закончила школу. Лена росла усердной и старательной,  но была очень стеснительной и зажатой девочкой. Спустя многие годы она себя чувствовала ущербной ссыльной, второго сорта человеком. Тяжелые годы детства  очень сильно повлияли на формирование ее самооценки и характера.
Юля же напротив, была подвижная. Веселая, общительная сразу подружилась с ровесниками, была дерзка и независима, быстро освоила русский язык, понимала литовский, который позже стал для нее иностранным языком.
Юля поступила в первый класс в 1952 году. Затем начальная школа была закрыта и баба отвезла ее в деревню Каргино Енисейского района, где уже училась Лена и жила там в интернате. Маленькая третьеклассница так скучала по маме, спала, обнявшись с ее кофтой, которая хранила родной запах. Много плакала и не могла учиться. Баба забрала дочку домой. Целый год учебы Юля пропустила. И лишь на следующий год, когда учителя спохватились, вернулась девочка после нового года и успешно окончила третий класс.
При поступлении в школу девочек  записали на русский лад – Янковская Лена и Янкаускайте Юля. Позже Юля тоже поменяла свою фамилию на Янковскую, долгие годы, скрывая от всех, что семья носит статус ссыльных.
Семья жила в нужде и жестких ограничениях, но с лаской и дружбой. Летом девочки с родителями занимались домашними делами, а баба все приговаривала: «Учитесь, девки! Учитесь!» Безграмотная, много повидавшая и пережившая, она смотрела далеко в светлое будущее своих дочерей. Среди семей, которые жили значительно лучше и крепче стояли на ногах, имели свой скот и хозяйство, в деревне Рычково мало думали об образовании – лишь бы сытым быть!
«Учитесь, девки! Учитесь!»
 И дочери уехали учиться на учителей начальных классов. Лена окончила Канское педагогическое училище, а Юля – педучилище в г. Енисейске.
Лена жила впроголодь на одну стипендию. Училась только на отлично. Студенты других кусов интересовались : «Покажите нам Янковскую, которая все сессии  по всем предметам сдает только на «5». Лена пела в хоре, играла в училищном оркестре на мандолине.
Веселая была студенческая пора. Юля успешно занималась спортом – лыжами и гимнастикой. Пела в хоре. Читала стихи на сцене. Играла на мандолине в оркестре педучилища.
Деревня умирала. Приусадебное хозяйство угасло. Баба ездила на работу в деревню Каргино, оставляя деда  хозяйничать в одиночестве тяжелом, тоскливом и болезненном. К врачам он не обращался. Потом слег.  «Ты хорошая сиделка, »- говорил он бабе. В октябре 1958 года его не стало.  Похоронили его в деревне Рычково Енисейского района. Сегодня этой деревни уже нет.
***
Выучив дочерей и определив их в самостоятельную жизнь, баба поехала в Белоруссию, к своей родной сестре Марии, которую долго разыскивала  и не виделась более полувека. Много было  при встрече пролито слез,  сказано слов, помянуто имен. Мария всю свою жизнь прожила в деревне Шеметово Молодического района Минской области. Мужа ее звали Владек Герасим. Во время войны деревня сильно пострадала. Старшие сестры бабы Стася и Лена погибли в блокадном Ленинграде. Юные и беззаботные Лена и Юля с удовольствием общались с новыми друзьями и родственниками, наслаждаясь неожиданно свалившимся путешествием на их молодые головы. Они не проявляли интереса к истории и трагедии семьи. И теперь уже и спросить не у кого…
Вышли сестры замуж раз и навсегда. Лена -  за Ивана Сентюрина в 1961 году, а Юля – за Александра Сальникова в 1966 году.
По-разному у них налаживалась семейная жизнь, у Лены - тихо и степенно, у Юли шумно и тревожно. Сестры очень дружили и скучали друг без друга. Юля вышла замуж и осталась в Енисейске, а Лена с мужем перебрались к ним поближе в Ново-Енисейск, молодой строящийся поселок, где можно было работать и строить грандиозные планы. Поселок находился на 25 км по Енисею южнее Енисейска, но регулярные автобусные маршруты  делали эти расстояния незначительным препятствием для встреч. (Примечание: В 1975 году объединили три населенных пункта п. Новоенисейск, д. Маклаково  и  п. Новомаклаково  в город Лесосибирск, который растянулся на берегу реки Енисей на 18 км)
Лена с мужем перевезла к себе бабу на постоянное жительство, и она с великой радостью нянчила и пестовала  Олежку, «золотого внучика», и  долгожданную Наташеньку. Иван, выросший на земле и хорошо понимающий уклад деревни, прижимистый, покладистый, охотник и рыбак, работал крановщиком, крепко поставил семью на ноги, обеспечивая ее всем необходимым. А Лена работала в школе учительницей, много сил и времени отдавала чужим детям.
Ночные подготовки к урокам совсем забирали время и силы у Лены от семьи и собственных детей. Сорок маленьких учеников в классе у молодой учительницы, сорок тетрадок по письму и сорок по математике надо было проверять каждый вечер. Да еще сорок разрезных азбук надо для детей подготовить – все буквы вырезать и разложить в кармашки. Вот тогда-то баба и научилась читать, помогая дочери вырезать бесконечные буквы.
 Юля тоже начинала свою трудовую деятельность в начальной школе. Но позже заочно окончила пединститут и 43 года преподавала географию в школе г. Енисейска. Жизнь в ее семье чередовалось радостью и горькими ссорами, но она всегда чувствовала себя любимой и счастливой. У Александра и Юлии родилась шумная, подвижная и бойкая девочка Марина. Александр долгие годы работал профессиональным электриком. Потом несколько раз менял работу в силу сложности характера. Юлия всегда его вела и поддерживала в делах, хотя ей самой бывало несладко. Александр аккуратный. Умелый на все руки мастер, интересный собеседник любил свою Юлю и строго воспитывал дочь.
***
Грусть, тоска  и тревога по пропавшему сыночку Йонасу не покидала бабу. Долгие годы она искала о нем хоть маленькую весточку.
Еще в Литве, бывало, возьмет за руку маленькую Алюте, и пойдут к Анеле, сестре деда. Анелю Янкаускайте, дочь Домаса, выдали замуж в семью, и стала она Матюлевскене, жила недалеко, там же в деревне Раджионю.
Искала помощь неграмотная баба у невестки. Анеля  сочиняла письма и запросы, пытаясь найти хоть какой-то след о Йонасе.
 И потом, баба не переставала отправлять запросы, которые ей помогали писать друзья и соседи уже в далекой Сибири. Она искала сына. Судьба его была неизвестна.
 Спустя много лет в Новоенисейск пришло письмо из Литвы и свидетельство о смерти на литовском языке. Долго плакали,… потом Лена его сожгла. Зачем? Почему?
Не оставляли семью горькие воспоминания и горечь о потерянных возможностях.
Случилось! Вышел Закон об изменении Закона Литовской республики «О восстановлении прав лиц, репрессированных за сопротивление оккупационным режимам», где говорилось, что они не виноваты перед Литовской республикой и все их гражданские права восстанавливаются.
Ссылка с 22 мая 1948  по 30 сентября 1957 года закончилась.
Многие тогда возвращались на свои земли.
Баба с дочерьми осталась в Сибири.  Да и дед уже с миром упокоился.
***
Приятно было собираться по  праздникам в доме у Сентюриных. Богатый и щедрый стол, друзья. Вездесущие дети. Смех и разговоры за столом. Песни до полуночи. Красивое стройное двухголосье народных песен успокаивало детей и они, притулившись к родителям или бабе впитывали образцы истинной народной культуры.
Стало доброй традицией воскресное купание бабы дома. Ноги у нее сильно болели. Она практически не ходила. Ванной комнаты в доме тогда не было.
Купание – целый ритуал.
Вечером, в субботу, приезжала Юля с Мариной. Без Юли баба отказывалась купаться! Это была ее хитрая стратегия. Так она объединяла сестер, не давая им забыться в своих семьях.
Иван с утра затапливал на кухне печь и грел много воды в баке и ведрах.
Баба, грузная, маленькая, с табуреткой, которую ставя перед собой, медленно передвигалась на кухню. Там дочери усаживали ее посредине комнаты, и начиналось… Вода лилась с тела в тазы и на пол, печь гудела и скрипела поленьями, капли воды с шумом кипели, попадая на горячую плиту печки. Смех и приговорки с трех сторон делали эту сцену веселой, теплой и радостной.
 Дети иногда подглядывали в щель, потом обнаруженные врас-плох убегали со смехом заниматься своим делом. Ничего постыдного и безобразного они не могли увидеть в этой сцене. Баба была большая, дородная, ее белое чистое тело, наполненное теплом и женственностью, было так же естественно и красиво как в одежде. Дети любили спать с бабой на ее большой кровати с периной. Олег и Наташа часто, даже уже учась в школе, спали с бабой, прижимаясь к ее мягкому и теплому телу. Жили дети и баба всегда в одной комнате. Только когда приезжала Марина, ей отдавалось заветное место возле бабы. Любили внуки такие вечера. Мастерица рассказывать сказки с юмором и острым словцом, сочиняла новые истории, конца и края, которым не было. Так дети познавали добро и любовь. Они бережно относились к бабе и заботились о ней, помогая родителям. Последние  три года она совсем ослепла.
Внуки подрастали. Олег учился в мединституте на врача. Наташа заканчивала школу. Марина пошла по стопам матери и тоже училась в педагогическом училище на учителя черчения и рисования. Лето. Планов громадье: поездки. Походы, пленэры. Все собрались в доме Сентюриных. Всех она успела повидать. Днем пела и шутила. А потом… тихо ушла…
Была у бабы молитвенная книжка на литовском языке, которая хранится теперь у Лены. Была она общительной, веселой и честной. Даже будучи ссыльной батрачкой ей доверяли своих детей и хозяйство зажиточные люди, когда отлучались из дома. «Тебе идет быть сиделкой,»- говорил ей муж в последний год своей жизни.
Ее  любимые песни «Летят утки» и «Куда бежишь тропинка ми-лая». Там  есть такие слова: «Ой, кого люблю, кого люблю – не дожду-ся…»
«Кого ждала, кого любила, Уж не догонишь, не вернешь..»
Ее сердце изнывало от боли. Ведь она трагически потеряла двух сыновей, которым не было и двадцати лет.
Умерла в 1985 году.
«Отдыхай, мамочка и прости! Мы мало интересовалась твоей жизнью. А сейчас так хотелось бы обо всем расспросить.»

Примечание: Информация постоянно пополняется и уточняется, в тексте
использованы слова и выражения Елены Сентюриной.

Февраль 2010-апрель 2014                Енисейск-Лесосибирск