Лорка и Галчонок

Лорка – успешная художница, рисующая жен «нанолигархов» (это её словечко) в стиле НЮ. В прошлом году мы отмечали очередной Лоркин успех на поприще искусства в китчевом клубе. Пафосные плюшевые красные диваны, рюшечки на тяжелых занавесях, пошлые картины на стенах, и во всем этом великолепии - антуражем гуляют потные мужчины, подпоясавшие свои чресла простынями. На этом фоне - яркими диковинными птицами перемещаются по залу женщины в весьма откровенных нарядах: мелькают попками, разрезанными стрингами, удивляют невероятной длиной ног на шпильках. Ах, эти ножки в сеточку, взлетающие вверх, и кажется, что шпильки сейчас проткнут пыльный потолок, затянутый материей…

Так вот, почему мы пришли в это безвкусное заведение – девочки, женщины, барышни, сударыни. У Лорки отменный вкус и она так скучает по обычным телам и лицам, не обезображенным модной пластической хирургией. Скучает по нормальному женскому телу, где грудь – это грудь, мягкая, нежная и чувствительная, где попа – это попа, с милыми ямочками и округлостями, потрясающих воображение размеров, - скучает Лорка по натуральному упитанному женскому телу.

За столом мы сидели женской компанией, чем, естественно, привлекли внимание. Лорка громко смеялась, шутила, острым взглядом высматривая для себя новую музу-натурщицу. За стол подсел пузатенький крепыш и сразу обратился к Лорке с вопросом, не лезбиянки ли мы. Лорка расхохоталась, показав ему свои крупные белые зубы.

- Витёк,- представился он, - а вон там, моя жена. Галчонок!

Он крикнул куда-то в темноту, и к нашему столу подошла женщина, с ног до головы старательно замотанная в простыню, как индианка в сари.

- Она стесняется немного, - пояснил Витёк, - уже столько раз сюда приходим, а всё стесняется. Мы - семейная пара. Я давно хочу попробовать би. И она тоже хочет, но стесняется. Вы не могли бы соблазнить мою жену? Ну как-то её расшевелить там или ещё как. Она у меня красивая и любит секс, вы не подумайте, но вот, стесняется всё время, мля.

Галчонок – кокон с огромными серыми глазами. Все очертания ее фигуры надежно прятала защитная простыня. И тут Лорка зацепилась, глаза её вспыхнули. Она пододвинулась вплотную к Галчонку, и стала что-то шептать ей на ухо. Галчонок, вздрогнула и еле заметно кивнула в ответ.

- Мы с твоей женой отойдем вдвоем ненадолго, - обратилась она к Витьку, - ты не против?

Витёк, нервно сглотнув, кивнул.

Лорка встала, её большая, крепкая, ничем не прикрытая грудь, вздрогнула, будто приглашая следовать за ней. Галчонок, путаясь в простыне, заворожено засеменила следом.

Это была их первая встреча. Потом, по рассказам общих знакомых, они ещё встречались в клубе, а вот на днях я встретила Лорку в баре отеля, где рядом с ней сидела и небрежно курила сигарету через мундштук невероятной красоты женщина. Я окликнула Лорку, мы радостно обнялись, и я негромко спросила, что это за женщина с ней.

- Как? Ты не узнаешь Галчонка?! – смеясь, удивилась Лорка.

Женщина, услышав своё имя, повернулась к нам, и я вдруг узнала те самые огромные серые глаза.

- Мы уже полгода вместе живём, путешествуем, - объяснила Лорка, - Галчонок ушла от мужа, забрав свою очаровательную дочку. Муж, правда, доставил нам хлопот. Но всё это в прошлом. Я купила небольшой домик на Капри, прям как Алексей Максимыч. Сейчас много работы здесь в Италии. Ты же знаешь, как неспокойно в России и почти все мои нанолигархи перебрались сюда.

Лорка продолжала смеяться и рассказывать о своих планах, о путешествиях, об общих знакомых, нежно поглаживая при этом крутое бедро Галчонка, а та смотрела на Лорку с восхищением, и её огромные глаза светились счастьем.



Лорка, спасибо тебе, что ты есть! Жаль, не часто ты теперь бываешь у нас в Первопрестольной, но каждое твое появление – незабываемо и будем теперь долго вспоминать этот праздник, что ты нам сейчас устраиваешь.

Вечером я уже была у Лорки. Какой-то из ее приятелей нанолигархов отдал ей на время в полное владение и распоряжение свое подмосковное поместье, и Лорка, с присущим ей размахом, обустроилась здесь. Созвала она нас по случаю своего визита и учинила на этот раз представление в декорациях монастыря Юга Франции или что-то наподобие этого.

Сразу же по прибытию мне было вручено на выбор несколько платьев монашки. Я выбрала длинное черное из почти прозрачного шелка, наглухо закрывающее все тело и к нему накидку на голову – такую же черную и длинную, с небольшим белым ободком.
Переодевшись, а вернее просто накинув этот траурный подвенечный наряд невесты Христовой, я вышла в большой зал, где уже собирались гости и слышен был Лоркин звонкий смех и звон бокалов.
Лорка на этот раз была огненно-рыжей и коротко стриженной. Ей очень идет, надо сказать, этот цвет. Все гости были наряжены в разнообразные монашеские сутаны. Лоркин наряд мало чем отличался от моего, за исключением снохшибательного декольте, если можно так назвать глубокий вырез, из которого торчали сосками наружу ее великолепные груди.
Я увидела здесь много своих знакомых, но сейчас я опущу описание всех этих чмоко-обнимашек и расскажу о том, что потрясло мое воображение.
Итак, мы перешли по галерее в другой зал, который был оформлен как католический собор. Лорка рассказала, что один из ее знакомых киношников организовал всю эту бутафорию, и выглядело это потрясающе. Также Лорка привезла из Италии целую «свору» киношников - съемочную группу итальянской порноиндустрии. Они, как и гости, изображали монашек или монахов. Четыре итальянца особенно выделялись из всей этой кучи народа: явно уже зрелые мужчины под- или за- пятьдесят. Трудно определить точно их возраст. Все коротко стриженные, сухопарые, быстрые, с горящими глазами, белоснежными улыбками. Черные одежды священников, оттеняли их великолепный нездешний загар. Поверх сутаны на каждом красовалось огромное распятие, оканчивающееся фаллосом.
Откуда-то сверху заиграла органная музыка. Лорка встрепенулась и поднялась на импровизированный алтарь.
Лоркину проповедь я здесь опускаю. Она сводилась к тому, что призывала нас истинно любить друг друга: как невеста любит своего жениха, любить так, будто это в первый и в последний раз.
Проповедь произвела должное впечатление. Гости уже начали оказывать друг другу недвусмысленные знаки внимания.
Органную музыку сменил фривольный Моцарт, тут же произошло движение и смена декораций: притащили и поставили в центре две исповедальни, в каждую зашли по два священника-итальянца и несколько девушек в очень откровенных, скорее даже непристойных, монашеских нарядах. Священники начали «исповедовать» грешниц, отпуская грехи этими чудо-распятиями.
У двоих девушек грехи были явно очень тяжелы. Священник, наклонил одну из них к зрительному залу задом, задрал подол длинного черного платья, показав нам всем идеальные белые ягодицы, и принялся лупить ее хлыстом. Вторая тут же упала на колени и, целуя распятие, театрально стала просить пощады. Пощада последовала немедленно в виде пениса священника, который бы извлечен откуда-то из складок сутаны.
Это действие, сопровождаемое оглушительными эротическими криками, вздохами-ахами монашек-порноактрис произвело эффект взорвавшейся бомбы. Гости разгорячились. К каждому из гостей стали подходить чудесные приглашенные монашки и монахи и вовлекать в игру.
Двое монахов, взяв под руки, подвели к исповедальне женщину, в сером глухом платье. Из боковой двери вышел мужчина в пурпурной сутане – сутане кардинала и направился к женщине. Она развернулась и опустилась перед ним на колени. На ее платье был потрясающий вырез сверху и до самого низа, обнажавший белоснежную спину и невероятных размеров задницу. Когда она опускалась на колени, медленно приземляя свой пышный зад себе на пятки, зал затих.
Кардинал уселся в кресло, стал поглаживать склоненную голову женщины и что-то шептать ей на ухо. Она подалась к нему всем телом и руками обняла его колени. Платок с ее головы упал, и роскошная копна пепельно-серых волос рассыпалась по ее плечам. Да это же Галчонок!
Кардинал продолжал что-то шептать, а Гала иногда кивала и тоже что-то говорила. Те, двое, что привели ее в исповедальню, наклонились к Гале, стали ласкать ее тело, снимая с нее платье, причем делали это так, чтобы нам, зрителям, хорошо было видно. Очень скоро она осталась совершенно голой. Думаю, Витёк очень удивился бы, увидев, как его скромница-жена исповедуется сейчас сразу трем священникам, да еще и при свидетелях (зрителях).
Из зала вышла одна из монашек – гостей и подошла к Гале, прижалась к ее груди своей оголенной грудью. За ней сразу стали подходить и другие гости и присоединяться. Позы гостей менялись, и только кардинал оставался неподвижен в своем огромном кресле, лишь изредка наклоняясь к кому-нибудь и что-то шепча на ухо…