Глава 8. Ириш. Жизнь между двумя реальностями

Я нахожусь в тюрьме. Голые каменные стены, солома на полу, лежанка, покрытая грубым шерстяным одеялом. Скоро должен состояться суд. Жду, когда за мной придут. Я жертва инквизиции. Меня обвиняют в колдовстве. Я немка. У меня русые слегка вьющиеся волосы, невысокий рост около ста шестидесяти сантиметров, хрупкое телосложение, белющая кожа. Я хожу из угла в угол и думаю, что и как сказать судье, чтобы мне проверили. Тот кто меня обвиняет в колдовстве - это мужчина, мой несостоявшийся любовник.
Приходит конвой и ведет меня в зал суда.
Мой отец был алхимиком. Мама рано умерла, я не помню её совсем. Отец растил меня один. У нас всегда была домработница, она заботилась обо мне. Но вся её забота и девчачьи забавы мне были решительно не интересны. У отца была большая лаборатория. Там было много колбочек, пробирочек. Он там готовил всякие отвары, настои. Мне всё это ужасно привлекало. Я ходила за ним по пятам, не отставая ни на шаг до тех пор, пока не доводила его своими многочисленными вопросами до бешенства. Тогда он брал меня и, не смотря на мои рыдания, отводил наверх и оставлял одну. В этот момент я понимала, что выхода другого нет и пора капризничать. Тут я начинала громко истошно кричать, падая на землю и изображая очередной приступ истерики с захлёбывающимся плачем. Отца хватало минут на пять. После этого он прибегал со слезами на глазах, брал меня на ручки и мы так плакали с ним напару еще полчаса. Дальше, он как всегда начинал мне объяснять, что своей болтовней я его очень отвлекаю, что он не может одновременно и работать и разговаривать со мной, я же, как всегда, клятвенно обещала вести себя, как приличная девочка и молча стоять и смотреть на всё происходящее в лаборатории. Хватало меня после таких встрясок дня на три. Это мне было лет семь. В один прекрасный момент отец, окончательно устав от моих приставаний и болтовни, посвятил неделю тому, чтобы научить меня читать. У него была большая библиотека. До некоторых книг можно было добраться только взобравшись на высокую лестницу. Годам к пятнадцати я практически всё прочла. Отец же всё время проводил в лаборатории, где постоянно что-то изобретал, варил, встряхивал. Приходили пациенты, он с ними сначала сидел, потом что-то измерял и готовил сам лекарство. Все время что-то капало, он смешивал разные ингредиенты, потом делал разведения и тряс пробирку так, чтобы она слегка вдарившись от стола подпрыгнула и так много раз. Потом он брал сахарные шарики и на каждый пипеткой капал свой раствор. За свои услуги отец брал довольно дорого, но людей не становилось меньше. Этих денег хватало на всё. Больные шли к отцу в большом количестве, но при этом он всегда говорил, что не любит людей и из-за этого ведет такой уединенный образ жизни. Хотя, я думаю, что говоря это, он имел ввиду толпу и большие скопища народа. Мы никогда не ходили в гости, а все наши гости состояли сплошь и рядом из его пациентов.
А сейчас меня обвиняют в колдовстве. Отец умер совсем недавно. Он просто лег, уснул и не проснулся. После этого через несколько дней пришли люди, скрутили мне руки и, ничего не говоря, увели меня в эту холодную камеру. Много народу в зале. Почти всех из них отец когда либо лечил. Кто-то смотрит на меня с откровенной ненавистью, кто-то с безразличием. Судья сидит молча, прокурор ходит по залу и все время что-то говорит. Я пытаюсь сказать, что это неправда, но меня никто не слышит. В конце концов я замолкаю. Не хочу ни с кем общаться. Вообще это какой-то абсурд. По реакции присяжных я вижу, что этот бред действует на них. Обвинитель в монашеской одежде. Там еще несколько монахов. Ненавижу их всех. Они сами сбежали от жизни и прячутся от людей и самих себя, прикрывая свои грехи и похоть черной рясой, ненавидя тех, у кого есть мужество жить, не отказывая себе ни в чем. Адвокат мне не полагается. У меня только только умер отец и я еще не успела его нормально похоронить. Не успела прийти в себя и новый удар. Мне тяжело дышать, очень тяжело. Такое впечатление, что я сижу со всеми вместе и смотрю какое-то кино, только смотрю его ещё и изнутри. Я вижу, как он настроил всех присяжных против меня, вижу их взгляды и понимаю, что спасти меня может только чудо. Потом в зал входит женщина. Её вызвали свидетелем обвинения. Мне очень знакомо это суровое лицо. Не могу понять, откуда я знаю ее, и кто она. Тяжело за грудиной от постоянного предчувствия опасности и страшной смерти. Мысль, что меня могут сжечь на костре за то, что я никогда не делала, приводит в отчаяние.
У отца было несколько книг, в том числе трактат Авиценны, не помню какого года издания. А еще помимо всякой анатомии было куча книг по траволечению. Отец был богатым человеком. Когда он умер, пришла домработница с каким-то мужчиной и начали выспрашивать у меня, где лежат деньги отца. Я не знала об этом ничего. Я искала их у отца. Мне действительно нужны сейчас деньги. Они очень нужны и на адвоката и на откуп судье, да вообще на жизнь. Но денег нет. Вообще нет ни копейки. Поэтому я даже похоронить его нормально не смогла. Хоронили не понятно в каком гробу. Причем я уже не молодая девочка, мне уже тридцать с небольшим. По какой-то причине я не смогла родить, а у отца был бздык, что ему обязательно был нужен наследник, не важно кто - мальчик или девочка. У отца ли? Я не могу понять, что со мной не так. Постоянно картинки и сцены перемежаются с полной темнотой и пустотой.
Эта женщина… Всё зависит от этой женщины, от её слов. Я перебираю мысленно все лица, сопоставляю их с именами, но не могу вспомнить. Очень близкое и родное лицо. Странно, но вместо того, чтобы свидетельствовать против меня, по логике вещей, ведь её вызвало в свидетели обвинение, она говорит в пользу меня. Эта женщина описывает меня, как-будто знает как облупленную. Это какой-то бред… Это моя мать. Но я точно знаю, что она умерла. Мы хоронили её, когда мне было лет пять, ходили столько лет с отцом на её могилу. Этого просто не может быть. А она сейчас стоит здесь, как живая, разговаривает обо мне и моем отце. Я в полном шоке, не слышу, что она говорит. Неожиданно в зал суда ворвалась наша домработница, когда выступала перед присяжными мать и сразу после её выступления начала говорить. Она пришла для свидетельствования в мою защиту. Обвинитель не выдерживает, взрывается и покраснев, выбегает. По залу пробегает легкий смешок.
Я очень рано вышла замуж. Мне тогда было шестнадцать лет. Он был очень умный, образованный мужчина, со спокойным добродушным нравом. Ему тогда было столько же, сколько мне сейчас. Он меня очень любил и даже после официального развода продолжал любить. Но продолжение рода для него было превыше всего. А этот монах появился, когда начались все разлады у нас в семье. Муж понимал, что он любит только меня, но чем дольше тянет, тем горше расставание. Это был громкий процесс, гремевший на всю страну.
Пока там присяжные что-то активно обсуждают и решают, я сижу в шоковом состоянии и ничего уже не понимаю, что происходит. Потом судья покидает зал суда для вынесения приговора, присяжные тоже все уходят и на весь зал остались только моя домработница вдвоём с моей матерью. Они обходят весь зал и подходят ко мне. Я говорю, что очень хочу обнять мою маму, но она отвечает, что сейчас не время. На мой вопрос каким образом она ожила, я не получила ответа. Тогда я задала свой наболевший вопрос: почему она умерла. Мама ответила, что ей надоело всё в этом доме.
Входит суд и стучит деревянным молотком. Вошли все заседатели. Я сажусь обратно на свое место. Пока все рассаживаются по местам, у меня идёт волна очередных воспоминаний. Я сажусь в бричку и собираюсь куда-то уезжать.
Присяжные считают меня невиновной и суд с ними согласен. Меня отпускают прямо из зала суда. Я встаю и не знаю, куда мне идти. Кто-то меня хлопает по плечу и поздравляет. Ищу мать в толпе народа и не могу найти. Потом вокруг полный туман и когда он рассеивается я оказываюсь в лаборатории отца. Но она пуста. Нет ни колбочки, ни пробирки. Все пусто и покрыто паутиной. Мне страшно. Я выхожу из лаборатории и иду по дому. Не узнаю его. Вокруг пустота и пыль, как-будто лет сто здесь уже никого не было. Я прихожу в свою комнату, там осталась только моя кровать. Сажусь на край кровати и начинаю раздумывать, а туда ли я вообще-то попала. Приходит мать в таком аккуратном передничке. Я спрашиваю, откуда она появилась, она только улыбается, гладит меня и сочувствующе смотрит. Говорю, что не буду есть, пока она не ответит хоть на один из моих вопросов. Она только улыбается и смотрит, а потом начинает меня кормить как маленькую из ложечки. Она говорит, что не может рассказать мне, где была и опять устало нежно улыбается. Я беру у неё из рук эту плошку с похлебкой и начинаю есть. Резко приходит осознание того, что я давно ничего не ела и очень хочется кушать. Я доедаю, поднимаю глаза, никого рядом нет. Вокруг опять пустота. Перед глазами опять какие-то воспоминания. Я в лесу, хожу собираю грибы. Мне годика три-четыре. Родителей поблизости нет. Передо мной какой-то очень интересный гриб. Иду к нему и попадаю на поверхность, похожую на трясину, только более плотную. Опять темнота и я опять сижу одна в своей комнате. Кровать и та накрытая. У меня такое впечатление, что я псих больная  шизофренией и нахожусь в больнице на лечении. Не поймёшь, что видения, что правда. Мне страшно. Я точно знаю, что никакой мамы нет, она точно умерла. Мозг говорит, чтобы я была спокойна. Возможно это какая-то другая женщина. Все в тумане. Воспоминания плывут и растворяются сами по себе. Такое впечатление, что это все я выдумала. Один кадр накладывается на другой. Вот я сижу у окна. Оно занавешено аккуратными кипельно белыми занавесками. На столе такая же белая скатерть. Этот кадр мгновенно сменяется другим. То же помещение, но оно полностью пустое. Нет скатерти с занавесками, обветшалые стены, потрескавшаяся, свисающая с потолка вместе с паутиной побелка. Шкафы полностью пустые. Нет ни тарелок, ни сковородок. И тишина. Давящая на уши тишина и пустота. Жуткое до боли одиночество. Жуткое, потому что я совсем одна в этой разрухе и грязи.
Уже создается такое впечатление, что не было никакого суда. Это я сама себе его выдумала. В то же время видно, что в доме есть женщина. Я сижу за столом и слышу шаги. Оборачиваюсь и вижу женщину. Она чуть старше меня. Это моя бывшая любовница. Или не бывшая? Она бросается ко мне, а я к ней. Мы обнимаемся, плачем. Она смотрит на меня радостно и вдруг говорит: “Я так рада наконец-то снова вас видеть!” Я удивленно спрашиваю, отчего это, ведь она была на суде, мы там виделись. Она садится на стул рядом, закрывает лицо руками и начинает плакать. Я тогда спрашиваю, почему она плачет. Оказывается, это был не суд, а мед комиссия, где решали, здорова я или нет. Но ведь там была моя мать, она защищала меня. По выражению её лица, я понимаю, что ляпнула что-то не то. Она говорит, что это была наша домработница. Это она её привела, чтобы хоть как-то мне помочь и вытащить меня оттуда, но сейчас поняла, что это было слишком рано, я ещё не здорова.
Хорошо. А кто же тогда мне принес тарелку с супом. Ведь я точно знаю, что я ела суп, и что я сыта. Кто же была эта женщина? Она просит меня описать эту женщину. Да, она действительно жила в этом доме. Это наша бывшая домработница, но не мать. Я пытаюсь сообразить, что же происходит. Спрашиваю, кто же тогда она, и где я, и что я здесь делаю. Она встает, подходит ко мне, обнимает, целует мои волосы и начинает гладить по голове. Начинает рассказывать, как мы любили друг друга.
Подожди, но ведь у меня был муж?!
Да был. Мы сошлись после вашего тяжелого развода, когда вы наконец-то избавились от него. Мы встретились на рынке, столкнувшись лбами между рядами. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда. С тех пор мы не расставались.
Два года назад у меня начались приступы. Я могла сидеть в помещении и описывать то, что здесь было много лет назад, всю обстановку, умерших людей, причем даже тех, кого я не знала. Я спрашиваю, почему здесь в кухне ничего нет и полная разруха. Она начинает опять плакать и просит меня расслабиться. Я закрываю глаза и начинаю глубоко дышать. Она гладит по голове двумя руками. Я открываю глаза и вижу совершенно другой мир, весь в красках и наполненный жизнью. На кухне чистота и уют. Чувствую запах супа, который ела некоторое время назад. Ко мне подходит женщина лет сорока пяти, одетая в довольно строгий костюм. Она называет меня по имени. Меня зовут Ириш. Я хожу по дому и рассматриваю его в новых красках. Всё вылизано, вещи аккуратно стоят на своих местах. Пол блестит, покрывала выглажены. На стенах висят всевозможные картины, ковры с восточными узорами. Везде яркие жизнерадостные краски. Я спрашиваю их, сколько меня не было дома. Три года. Три потерянных года во мраке и одиночестве. Все эти годы Кристин, так зовут мою любовницу, приходила сюда и поддерживала в доме чистоту. Эта женщина ей помогала. Я же пока лежала в больнице, успела со всеми с кем только возможно переспать. Но не с мужчинами. Мужчин я на дух не воспринимаю.
Я хожу и любуюсь цветами и яркостью окружающего меня мира. Это двадцатые-тридцатые года девятнадцатого века. Я спрашиваю про своего отца. Оказывается, он был врачом. На вопрос, а где же его лаборатория, домработница отвечает, что она в подвале и что там всё так, как и было при его жизни. Никто ничего не трогал. Я захожу в подвал и вижу, что эти видения были просто моими воспоминаниями. Уже легче. В углу стоит большая корзина. В ней спит мальчик лет двенадцати, хрупкого телосложения, свернувшись калачиком. Кристин цыкает на меня, чтобы своими вопросами я его не разбудила. Моя память потихоньку начинает приходить в норму. Вспоминаю, что моя Кристин замужем, у неё четверо детей. Не представляю, что буду делать, когда она уйдет домой к мужу и детям, а я останусь одна. Мне опять тяжело дышать. Чувство заторможенности и онемения. Меня слишком усиленно лечили в клинике.
Мы идем в ванную комнату. Кристин меня раздевает и закалывает волосы, я сажусь в наполненную теплой водой с ароматными маслами ванную. Она начинает меня мыть нежно и аккуратно, с наслаждением. А я лежу и выпадаю короткими эпизодами из реальности. Вроде бы ничего не мешает дышать, но в груди тяжело, словно положили тяжелую плиту. Вроде бы ничего не мешает думать и мечтать, но голова абсолютно пустая и тяжелая. Я с ней всем этим делюсь и мы разговариваем, чтобы меня не унесло и чтобы память начала работать исправно. Я начинаю вспоминать… Меня лечили электрошоком два или три раза. Это очень больно. После третьего мои приступы прекратились и больше их не было до сегодняшнего дня. Мы начинаем целоваться и она раздевается и ложится ко мне в ванну. Я начинаю её гладить, мыть, но мне это не доставляет никакого удовольствия. В голове мелькают мысли, что я с женщиной только по необходимости. Мы нежно обнимаемся, вытираем друг друга. Она надевает на меня ночную длинную сорочку и мы идем в постель. Я обнимаю её к себе и понимаю, что с мужчинами у меня совсем ничего не может быть. Это исключено. Да и вообще был ли муж или это очередная моя галлюцинация? Мы лежим и Кристин начинает меня гладить. Это вызывает у меня лишь сдавленный стон и слёзы. Она останавливается и, понимая, что я совсем сегодня ничего не хочу, прижимает меня к себе, как мама и поет колыбельную. Я засыпаю.
Мне тяжело говорить. Такое впечатление, что каждый звук я просто выталкиваю из себя неимоверным усилием воли.
Мой отец был не алхимиком. Он был известным гомеопатом. Он привык, что я все время рядом. Когда у меня начались приступы, я побоялась ему об этом рассказать, так как не хотела его расстраивать. Но он первый догадался о них. Мы сидели пили с ним чай и я рассказывала ему что-то. Помню его округлившиеся глаза и побледневшее лицо, когда он меня спросил, действительно ли я вижу то, что сейчас описываю. Я сказала, что конечно и спросила, почему эта комната такая безжизненная и пустая. Куда всё вынесли и зачем? У меня все приступы так начинались. Мир менялся настолько мгновенно, что я не успевала осознать, в реальности ли это все или нет. Все становилось в серых тонах, везде пустота и заброшенность. Вокруг ничего нет, даже стульев, максимум кровать, и подушка с одеялом, чтобы спать. Со мной что-то произошло, после чего и начались все эти приступы. Произошла какая-то страшная трагедия. Я даже хотела покончить жизнь самоубийством. Помню, как взяла веревку, намылился её и завязала один конец в петлю. Под потолком был крюк, на котором висела старая лампа. К нему я приделала свою веревку, попробовала на крепкость, затянула на шее и пнула табуретку. Сначала я рефлекторно хваталась за шею, потому что было состояние, что сейчас стошнит, потом усилием воли опустила руки, вокруг темнота и я потеряла сознание. Очнулась на полу. Не было ничего, как рассказывают про свет и белый тоннель. Только непроглядная темнота. Отец зашел в комнату в тот момент, когда мое тело перестало дергаться. Он вынул меня из петли и долго приводил в чувства. После этого неудавшегося суицида у меня и начались приступы.
Когда я очнулась надо мной стоял старик с белой длинной бородой и посохом в руке. Он был одет в простую одежду, в рясу натурального льняного цвета впол. Я открыла глаза. Дышать было тяжело, горло болело и все тело онемело и не слушалось. Обстановка вокруг меня привела в шок. Старые каменные стены и потолок, отовсюду свисает паутина с пылью, как-будто здесь никого не было много лет. И всё в полутьме. Я спросила, где нахожусь. Этот старик отцовские голосом мне ответил, что я жива и нахожусь в этом мире.
В этом? В каком этом? Я же умерла!
Он начинает меня трясти и плакать, говоря, чтобы я очнулась. Я закрываю глаза руками, зажимаю и снова открываю их и вижу, что лежу в своей комнате на полу, а рядом со мной сидит отец. И это он меня трясет и обнимает, а не этот странный старик.
Снова туман, переходящий в темноту. Я хочу вспомнить, почему хотела покончить с собой. Это был какой-то случай. Единожды. Меня как-будто не пускают в эти воспоминания. Я лежу в постели в ночной сорочке. Мне массирует голову женщина. Я хочу узнать, но меня выключает. Я вижу свое тело со стороны. Оно всё изуродованное. Оно все избито, изрезанное, всё в крови и изо всех дыр идет кровь, даже из ушей. Это ужас какой-то. Я подхожу вплотную к этой ситуации и меня выбрасывает в сон. Я просто смотрю на свое тело со стороны. Промежность и бедра - это одно сплошное синебагровое месиво. Я пытаюсь прокрутить назад, что случилось. Это грязь и разврат. Я сижу в где-то углу в наручниках. Это какой-то притон. У меня в крови все губы, пересохший язык. Я постоянно прошу подходящих мимо людей дать мне попить. Только одна пьяная баба приносит мне стакан водки. Притягивает и говорит, чтобы я пила, так как мне якобы должно стать легче. Я шарахаюсь от этого стакана, но она настаивает. Я прошу снова у неё воды, а она садится рядом и говорит: “Тебе вода ничем не поможет. Хрен с ней. Выпей водки, пока не поздно. Ты всё равно скоро умрёшь. Тебя этому зверю продали.” Я отворачиваюсь со словами, что тогда вообще ничего не буду пить, а она держит стакан и руку не убирает, пей, говорит, по-человечески тебя прошу, выпьешь и тебе не так больно умирать будет, станет всё равно. Потом оглядывается по сторонам и просит побыстрее пить, чтобы ей не попало. Я беру стакан, он грамм двести пятьдесят, и выпиваю залпом. Я маленькая и худенькая, вливаю в свое тщедушное тельце этот стакан и чувствую, как эта жидкость кипятком разливается в кровь и по всему телу. Через некоторое время за мной приходят двое. Они снимают с меня наручники и собираются куда-то вести. Я сопротивляюсь и пытаюсь снова убежать. Но меня хватают с двух сторон за руки и тащат. Дальше помню всё смутно. Меня дотащили на второй этаж и затолкнули в повторную комнату, заперев за мной дверь. Вначале я мечусь по комнате в поисках другого выхода. Окно занавешено плотной занавеской, вместо ставень на нём металлические решётки. И вдруг я замечаю в дальнем самом темном углу в кресле мужчину. Он сидит молча, а из глаз такое впечатление что светит дьявольский свет. От неожиданности я замерла.
Меня поймали на улице. Я шла то ли на рынок, то ли в какой-то магазин и меня окликнули. Когда я обернулась, увидела веселую физиономию незнакомого мужчины. Он сказал привет и закрыл мне нос тряпкой с эфиром. Очнулась я в карете, связанная и с мешком на голове. Я попыталась распутаться, меня сначала держали, но когда я начала проявлять силу, мне сильно вдарили и я очнулась уже пристёгнутой к этой трубе. Там я просидела два или три дня, эпизодически хотя на помощь, потому что очень хотелось пить, есть и в туалет. Ни пить, ни есть мне никто не давал, в туалет со мной ходила какая-то мужеподобная баба. Она отстёгивала один из наручников и пристёгивала на свою руку. Так мы ходили туда и обратно. Когда я говорила ей, что очень хочу воды и хоть что-нибудь из еды, она отвечала, что раз еда на меня не заказана, значит не положено ни есть ни пить, мол клиент явится и сам разбирается со мной.
Сейчас он встал и идет ко мне. Высокий широкоплечий мужчина блондин с проседью. Он начинает меня бить, но алкоголь начал действовать и я просто упала и не вставала. Помню, как он начал орать, спрашивая, почему я не сопротивляюсь, потом наносил удары ещё и ещё. Дальше я вижу, как он одевается, а моё безжизненное тело лежит в крови на полу. Я начинаю от ужаса кричать. Он открывает балкон. Там что-то очень страшное было в этой комнате. Не просто насилие. Сначала я попыталась сопротивляться, потому что было очень больно, а потом уже просто не было сил.
Я вижу Кристи, суетящуюся вокруг меня. Она быстро ходит по комнате, что-то собирая. Говорит, что забрала младшего сына и ушла от мужа. За старших она спокойна, так как они уже выросли. Кристи пошла готовить мне завтрак, а я проснулась одна в комнате и пошла её искать. Она улыбается, наливает мне кофе на молоке и какие-то капли, говоря, что они от астмы. Что мой отец говорил, что если я их выпью, мне будет легче. Я удивленно спрашиваю, разве у меня была астма и она утвердительно кивает головой и начинает рассказывать, как они с отцом меня нашли. Как весь этот притон разогнали. А человек, который был во главе поиска, главный следователь - это был он, тот зверь, который чуть не убил меня. Почему он не убил меня? Он сказал, что остро нуждается во мне. Я помню, как меня всю передернуло при этих словах. Он приходил несколько раз домой, после того, как меня выходили. Я не могла никому сказать, что это был он, так как он сказал, что если я что-то расскажу отцу, его убьют и убьют каждого, с кем я буду разговаривать об этом. Потом сказал, что не причинит мне никакого вреда и будет заботиться обо мне, если я соглашусь с ним спать. Нёс какой-то бред про то, что я перевернула весь его мир, что он любит меня. Потом выяснилось, что я беременна. Я была в ужасе и каждый день молила Бога, чтобы этот ребёнок умер. А он все ходил к нам, якобы помогая и сочувствуя нашему горю. Через какое-то время, когда он узнал, что я беременна, поговорил с отцом. Тот пришел ко мне радостный, что вот какой человек, любит меня так сильно, что готов взять с чужим ребенком и несмотря на моё несчастье. Что я могла ответить отцу? Что этот человек и есть отец ребенка? Я попыталась покончить с собой, но меня и здесь спасли. У меня стали возникать, постепенно нарастая, приступы бронхиальной астмы. Вначале раз в неделю, как легкое удушье, потом практически каждый день до того момента, пока отец не даст своих капель. Параллельно начались приступы шизофрении. Я скрывала их от отца лет пять. Они были нечастые. Все эти годы Кристин была для меня отдушиной. Она поддерживала меня во все самые тяжёлые моменты. Мы были подругами. Однажды, когда мне было совсем плохо, она осталась у нас ночевать. Но я тогда ничего ей так и не рассказала про то, что следователь и есть тот самый насильник и убийца. Замуж за него я, естественно не вышла. Беременность я доносила. Роды были легкие, но ребенок сам родился неполноценным. Он умер через час после рождения. У меня в душе это вызвало лишь облегчение. Я постоянно сидела на каких-то препаратах, то капли, то пилюли. Отец все разработал и объяснил мне что и как на будущее. Он сам подобрал препараты, на которых я смогла нормально дышать.
Следователь стал приходить все чаще. Он хотел, чтобы я родила ему ребёнка. Говорил, что я первая женщина, которая от него забеременела. Для меня каждое его прикосновение было невыносимой пыткой. Когда он занимался со мной сексом, я отворачиваюсь голову, чтобы меня не стошнило и чтобы не разрыдаться. Он меня очень любил, если это вообще можно назвать любовью и если вообще подобное чудовище, способно испытывать нечто похожее на любовь. Он был со мной нежен и очень аккуратен. Забеременеть я так и не смогла, а приступы повторялись всё чаще и становилось более долгими, потому что мы не знали с Кристин, как их останавливать. Она придумала игру, что если у меня начинается приступ, я просто закрываю глаза, она меня обнимает, я делаю глубокие вдох-выдох три раза, она гладит меня по голове и я открываю глаза и всё прошло. Иногда это срабатывало. Мне везде чудилась смерть, тонны пыли, паутина с множеством пауков и пустота с безжизненностью. Трупов я не видела, только пустые заброшенные дома и мой город, в зависимости от того, где я в этот момент находилась. Это совершенно другой мир, там находятся только мертвые, жизнь покинула его. Когда начинался приступ, я не помнила, что это просто приступ и нечего бояться. Это происходило мгновенно. Однажды подобный приступ произошел со мной на улице. Я упала, ударившись обо что-то боком. От боли я зажмурилась глаза и когда открыла их, то вокруг уже никого не было. Гробовая тишина и ощущение смерти. Все предметы стоят так, как-будто люди мгновенно в какой-то панике покинули город несколько лет назад. Я в панике начала искать свой дом, но никак не могла его найти. Кристи нашла и довела меня до дома. Отец спросил, что случилось, когда мы вошли. Я рассказала ему, что происходит со мной. Он долго копался в своих записях, книгах. Когда приступ заканчивался и я понимала, что со мной что-то очень не так, мне становилось ещё страшней. Отец никак не мог справиться с приступами, они продолжали повторяться. Он знал про нас с Кристин и с пониманием к этому относился. Они долго разговаривали обо мне. Отец считал, что если бы раньше узнал о приступах и начал вовремя лечение, они бы уже прошли. Как бы не так… У них был провокатор - мой мучитель, которого я иногда очень хотела убить.
У Кристин муж был сапожником. Он часто пил и побивал её. Их двое детей, два мальчика-погодки, всегда были на стороне матери.
На следующий день к нам пришел врач. Это был близкий друг отца, психиатр. Очень добрый, спокойный человек. Мы долго разговаривали. Первое, что он спросил, давно ли со мной это происходит и помню ли я, когда это случилось первый раз. Я рассказала ему, что начались они после неудачного суицида пять лет назад. Он спрашивал, что со мной делал тот человек. Но я толком ничего и не помнила, так как раньше ни разу не употребляла алкоголь и что все, что я помню уже рассказала следователю. Никто только не знал, кто же был тем самым зверем-начальником. Все очень его боялись. Как оказалось потом, это было одно название, что притон разогнали. Его владелица вместе с девочками просто официально переехала в другое место, еще более престижное.
Этот маньяк в качестве следователя ходил по городу, выбирая себе жертву. Затем эту женщину похищали и привозили в тот притон, так как он платил большие деньги за это. Он только приходил и брал свое, а потом просто убивал свою жертву. Так как он был главным следователем и братом главы города, никто ему и слова не говорил.
Доктор сказал, что мне придется поехать с ним в больницу, так как ему нужно описать подробно мою историю болезни, а без меня это никак не удастся. Он говорил, что понимает, почему это случилось со мной и очень хочет помочь. После того, как меня положили в лечебницу, следователь продолжил еще некоторое время ходить. Он сказал, что не смотря на то, что я отказала ему в браке, у нас самые близкие и теплые отношения, и что он очень беспокоиться за меня. Но через некоторое время мой лечащий врач заметил, что это совсем не так. После каждого его ухода у меня случился приступ бронхиальной астмы и начиналось истеричное состояние, переходящее в приступ. Когда я видела безжизненное пространство вокруг себя, я начинала кричать до исступления, потому что была одна и постоянно слышала его шаги и безумно боялась, что он придет и заберет меня с собой в ад. Врач после каждого приступа спрашивал, кто этот человек, но я только рыдала и кричала, что он придет и всех убьёт. Он понял, кто этот насильник и перестал его ко мне пускать. Следователю он сказал, что мое состояние совсем ухудшилось и мне нельзя ни с кем видеться. Приступы сохранялись и врачи собрали целый консилиум, в итоге решили, что меня следует лечить электричеством. Мне делали эту процедуру дважды. После первого подобного лечения я отходила дней пять. Приступы не стали более редкими, но сократилось их время и они перестали быть такими болезненными. Мой доктор работал со мной и моим страхом. Через месяца два лечение повторили. Приступы исчезли. Я спросила его, навсегда ли они ушли, эти видения. Но он сказал, что никто не знает и однозначного ответа на этот вопрос нет. Он сказал, что мое лечение в клинике окончено. Потом внимательно посмотрел мне в глаза и сказал, что одно он знает точно, что с этим человеком мне видеться нельзя. Я смотрела на него с ужасом, понимая что он все узнал. Но как? Ответ был прост. По мне все видно. На консилиуме решили, что я здорова и отпустили домой. Но по возвращению, я увидела его. Он стоял недалеко от нашего дома, прислонившись к тополю. Наверное поэтому, по приходу домой у меня опять начался приступ. Мы решили с Кристин, что нам следует уехать подальше отсюда. Мы собрались, вместе с её младшим сыном и поздно вечером покинули город. По дороге Кристи дала мне новый паспорт с другими фамилией и именем. По новым документам мы стали двумя сестрами. Мы уехали в Мюнхен и там поселились в небольшом домике. Приступы больше не повторялись. Следователь нас, вероятнее всего, не искал.
Что было самым страшным и болезненными во время изнасилования?
Он раздвигал мне ноги так широко, как-будто хотел посадить на шпагат. Сам член у него не был большим, но он с такой силой и интенсивностью его всовывал, что, казалось, сейчас все внутренности порвутся. И бедра… мало того, что он их очень сильно раздвигал, он брался за внутреннюю поверхность, сжимая по максимуму эту мышцу и дергал за неё так, как-будто собирался вырвать её оттуда. Поэтому вся эта поверхность и была похожа на одно сплошное кровавое месиво. Боль была такой сильной, что я даже сопротивляться не могла. Зато орала так сильно, что сама глохла от своего крика. А потом он хотел меня убить. Он взял большой нож и подошел ко мне. Не знаю, откуда у меня появились силы, но я его сильно лягнула так, что он отлетел от меня. Он успел меня порезать эти ножом, но раны были не смертельны. Когда он снова ринулся на меня, я встал на ноги. Он на столько опешил, что не успел среагировать, как я со всей силы ударила ему в нос. После этого, мы оба упали без сознания. Он сказал, что после того, что он творил с женщинами, те не то что встать, сесть не были в состоянии, а большинство уже находились на грани смерти. Это настолько поразило его, что когда он пришел в себя, понял, что не хочет меня убивать.
Все. Пошла темнота. Больше ничего нет.