Человек с норовом

Было всего десять часов утра, а Борис Травкин уже был вне себя. Похоже, день у него сегодня потерян. Работа, которую он планировал выполнить до обеда, теперь растянется на целый день. И то ещё не факт, что будет завершена. Ну да ладно. Как говорится, не горит. Завтра можно будет и продолжить. В принципе, какая разница? Погода-то ещё позволяет.
 Больше огорчало другое: благодаря соседям было испорчено настроение. Причём по-настоящему. А зная свой характер, он понимал, что восстановить душевное равновесие у него сегодня вряд ли уже получится. Поэтому обречён мучиться и продолжать терзать своё неуёмное сердце в неравной схватке с существующей действительностью. 
— А мне чихать на твою картошку и маркошку, — прикуривая сигарету от огромной, с ладонь, жигалки, хриплым голосом пробасила немолодая женщина. — От себя воду отвёл, а мы должны страдать? Замучаешься! Не на таких управу находили. Или возвращай всё как было, или отводи воду из канавы. Хочешь, чтобы мы задыхались плесенью? Не на тех напал!
—  Нюра, ну что ты такое говоришь?  —  оправдывался Борис. — Здесь же лужа всё лето стояла. А я, наоборот, — засыпал её. Технику вон нанимал, отсева две машины высыпал, погрузчиком всё разровнял. Хоть в туфлях по двору пройти теперь можно. Для всех же старался! А ты говоришь «верни, как было».
— «Старался» он, — тут же в отместку передразнила она Бориса. —  Поглядите-ка, люди добрые, на этого радетеля! Свои корыстные цели преследует, а нами только прикрывается.Так мы тебе и поверили!
— И как у тебя совести хватает такое говорить?  — попытался, было, в очередной раз усовестить свою соседку по лестничной площадке Борис. — Говорю же, дожди сейчас зарядят на неделю, тонуть будем. Вот я и решил здесь немного порядок навести. Весь хлам вон убрал, планировку площадки сделал. С ЖКХ договорился — двери в подъездах отремонтируют и стёкла на лестничной площадке вставят. Сколько уже можно с фанерой в окнах жить? Или вам всё равно?
— Ты нам зубы-то не заговаривай,  — вступился за жену Толик.  — Нашёл «хлам». Там доски были. Я их на дрова планировал порубить, а теперь их нет. Зажилил уже?
—  Да вон они все за домом лежат! —  снова стал оправдываться Борис. — Зачем напраслину-то наводишь? Сходи да проверь, если не веришь. А кстати, почему до сих пор не порубил их на дрова? Гвозди ржавые,  огромные в этих досках торчат, а тебе всё до одного места. Не ровён час, кто наступит, беда будет.  Так что спасибо ещё скажи, что уберёг твоих дружков от увечья.
— Как убрал, так и положишь! — упорствовал Толик. — А то взял моду всё за всех решать. На этот раз не выйдет! Возвращай, кому сказал, мои доски!
— И канава чтоб  через пять минут была сухая! — поддакнула Нюрка. — А мы пока посидим вот здесь на скамейке, подождём.
—  Эх вы, дармоеды! – выругался в сердцах Борис. — Привыкли жить в дерьме и других туда же тянете. И при этом,небось, считаете себя людьми, достойными уважениями. Сказал бы я, кто вы на самом деле…
—  Но-но, ты поосторожней с выражениями! — раздухарился не на шутку Толик. – Можно и статью схлопотать за оскорбление личности!
— Где тут личности? — не унимался Борис. — Покажите мне хоть одну! Ну хоть одну адекватную «личность», не утратившую человеческое достоинство. То-то и оно! А ещё меня пытаетесь жизни учить…
Собравшийся на крики народ загудел, выражая своё недовольство услышанным. Оно и правда: кому понравится, когда ни с того ни с сего тебя поливают самыми последними словами.
— Ну всё, наше терпение лопнуло! — завизжала, как резаная, Нюрка. — Толян, звони в «дежурку». Пусть пришлют наряд. Сейчас мы его умоем. Будет знать, как с нами связываться.
—  Да пока они приедут, помереть можно, —  вдруг возразил Толик. — Я сейчас участкового наберу, он тут недалеко живёт. Мигом прискачет.  Нюр, дай телефон, а то на моём баланс в минусе.
— Как в минусе? — живо откликнулась Нюрка. — Ты же вчера у меня двести рублей брал, сказал, что на телефон положишь. Опять обманул? Втихаря их просадил? А я-то, дура, поверила тебе. Исчезни с глаз моих, рожа противная!
Толик стал виновато оправдываться и медленно попятился назад. При этом вид его был жалок и смешон. Маленькие прищуренные глаза вдруг заблестели, а шрам на кривой переносице сразу посинел и стал особенно заметен. 
Взгляды собравшихся ротозеев теперь цепко держали в своём поле зрения Нюрку с Толиком. Начинавшийся семейный скандал сулил куда больших впечатлений. А с Бориса Травкина что возьмёшь? Ну, приедет участковый или даже целый наряд полиции. А толку-то? Борька трезвый, никого за грудки не хватал, матом не посылал. Ущерба тоже никакого. Наоборот, вон двор подсыпал, хлам весь с территории  вывез. К нему не придерёшься.
Тем временем скандал между Толиком и Нюркой только разгорался. Воровато оглядываясь назад, он отыскал брешь в людском оцеплении и теперь со всех ног устремился к гаражам. Уж там-то она его точно не достанет!   
Бегство для Толика в последнее время стало настоящим спасением. Совладать с буйной женой, как прежде, в молодые годы, он уже не мог.  Перенеся операцию на желудке, Толик из здорового, крепкого мужика как-то неожиданно для всех превратился не то в худого, с неловкими ужимками подростка, не то в скрюченного, но ещё достаточно подвижного старикашку. Поэтому серьёзно его уже никто не воспринимал. А при случае, наоборот, все  старались его ещё и обмануть или обидеть. 
Заметив, что интерес у толпы к нему резко угас, Борис молча повернулся и пошёл домой. В планах у него было перетаскать в подвал ящики и сетки с выращенным урожаем. Несмотря на засушливое лето, картошка уродилась хорошая. Правда, дважды за лето пришлось её поливать из шланга. Обычно к помощи водопровода он прибегал только для полива всякой мелочи – укропа, свёклы, моркови, петрушки и различных салатов, коих на его дачном участке насчитывалось несколько сортов.
Хранилище в подвале дома теперь было только у него. Все остальные давно побросали. Одни — из-за того, что нечего стало хранить, другие посчитали, что выгодней в наше время покупать овощи в магазине, нежели гробиться всё лето на огороде. А потом ещё ломать голову, как сохранить выращенный с таким трудом урожай. Подвалы частенько взламывали, и их содержимое легко переходило в другие руки. Нужно ли говорить, каким это было ударом для настоящих тружеников.
Борис же не сдался под напором жизненных обстоятельств. Не забросил свой участок зарастать бурьяном. А чтобы было где хранить урожай, укрепил свой сарай. То есть и здесь поступил по-своему, не так, как остальные соседи. Из металлического уголка и арматуры сварил надёжную дверь, листовым железом обшил стены. А вдобавок ко всему ещё и провёл оттуда к себе в квартиру сигнализацию. Подступиться к такому хранилищу желающих сразу поубавилось.
 Управившись с «закромами родины», как в шутку называл Борис свой сарай, он поспешил в магазин. Ему срочно понадобился цемент для укладки кафельной плитки. Ею он решил выложить пол на своей лестничной клетке. Этот, бетонный, за двадцать с лишним лет уже так поистёрся, что и ходить стало опасно. Неровности повсюду, того и гляди — споткнёшься и сломаешь шею. Предложил, было, соседям скинуться по триста рублей и сообща навести в подъезде красоту. Но куда там! Никто и слушать не захотел. 
— Вечно ты, Борька, что-нибудь выдумаешь,  — недовольно пробурчал Виктор Михайлович, уважаемый ветеран, всю свою жизнь проработавший докером-механизатором в порту. — И чего тебе всегда не хватает? Когда уже, наконец, угомонишься?
— Нашёл дураков! — с ходу выпалила Валентина Марковна, другая соседка Бориса, очень быстро располневшая от сидячей работы бухгалтером в городской администрации. — Есть на это ЖКХ. Вот оно пусть и производит в нашем доме все ремонтные работы. Привыкли все вот так, на дармовщину. А ты, Борис Иванович, их поощряешь. Неправильно это! Пусть каждый занимается своим делом. Разве я не права?
—  Ну, как сказать… — уклончиво ответил Борис. — По закону вы вроде бы и правы. А вот если посмотреть в корень проблемы… Ну скажите честно: много нам  управляющая компания в доме ремонтов сделала? Да она готовое-то сохранить не в состоянии. Влажную уборку в подъезде я уж и не припомню когда делали. Да чего там! Окна на лестничной площадке раз в год помыть —  и то не удосуживаются. А вы — «ЖКХ, ЖКХ». Да ну вас!..
Борис быстрым шагом дошёл до гаража. По дороге успел сделать звонок жене, сообщил ей, что хлеб и сметану к обеду купит сам, поскольку едет на рынок.
Через минуту под тихое мурлыканье магнитофона он уже ехал в центр города. Свой автомобиль Борис любит, бережно к нему относится. В принципе, как вы, наверное, заметили, Борис аккуратен во всём. Но к машине у него особенные чувства. И во многом это объясняется тем, что уж слишком дорого она ему досталась.
Разумеется, машина импортная. И купленная, минуя всяких посредников, прямо в Японии. Но главное её достоинство и отличие от тысяч других, бегающих по Сахалину машин в том, что руль у неё находится слева, как у российских и европейских авто. А не справа, как у всех «японок». Это для Бориса было принципиальным при покупке машины. Сколько жена ему попортила нервов, сколько он выслушал нелестных слов от родни по этому поводу, лишь ему одному известно. Но сломить его норов, уговорить повнимательней присмотреться к другим, более дешёвым моделям никому не удалось. Впоследствии все, конечно, с выбором Бориса смирились. Даже в глубине души гордились перед соседями и знакомыми своей исключительностью и дальновидностью. Дескать, если вдруг в России запретят  эксплуатацию автомобилей с правым рулём, им переделывать «свою ласточку» не придётся… 
По дороге Борис заглянул к себе на работу. Последние два года он трудится охранником на одном режимном предприятии. Работа непыльная, спокойная. К тому же много свободного времени. Сутки отдежурит, двое дома. Успевает и на рыбалку сходить, и по грибы-ягоды в лес смотаться. На природе он отдыхает. Здесь ему дышится вольготно. Никто не мотает нервы своими выходками, не донимает дурными расспросами. Этого он не любит с детства.
В дежурной комнате Бориса встретили сухо. Но это его ничуть не удивило. Оно и понятно: стоило ему выйти из отпуска, как закончилась у всех его коллег спокойная жизнь. Снова нужно перед сдачей смены не только заполнять необходимые журналы, но и наводить марафет в «дежурке» – протирать везде пыль, мыть посуду, делать влажную уборку помещения. Иначе он просто не примет смену, да ещё отразит всё в рапорте начальству. А это, как минимум, потеря в зарплате.
 Сам-то он за порядком следит. Тут уж, как говорится, нечего напраслину на него возводить. Что есть, то есть.
А заехал Борис сюда не просто так. Ему не терпелось посмотреть, политы ли комнатные цветы, которые он принёс на прошлой неделе.
Земля в горшках была влажной. А вот пепел от сигареты под креслом  он всё-таки обнаружил. Хотел, было, учинить разборки, но помешал подъехавший следом начальник службы безопасности.
— Борис Иваныч, здорово! — приветливо улыбнулся он, протягивая свою широкую ладонь  для рукопожатия. — А я смотрю, вроде как стекла в окошке нет. Думаю, что за дела такие, кто нахулиганил? А подъехал, глядь — всё на месте.
—  Так мы его вчера помыли, Семён Петрович,  — развёл руками Борис,—  вот вы и «купились» поэтому.
 — Да сообразил уже, неугомонная твоя душа. А чего тебе дома-то не сидится? На смену ведь только послезавтра.
— А вот коллегам водички родниковой завёз. Из крана, сами знаете, гольная хлорка идёт. Мы же не враги своему здоровью.
— Это очень правильно! — по-отечески похлопал по плечу своего подчинённого Семён Петрович. — Здоровье надо беречь смолоду.
Потом смачно высморкался прямо у крыльца, достал сигареты и закурил. А затем смял своим мясистым кулачищем пустую пачку от сигарет, походя выкинул её через плечо и не спеша направился к выходу.
Дежурившая смена охранников дружно загоготала ему вслед.
И только Борис одиноко стоял у цветущей клумбы, задумчиво глядя на  удаляющиеся красные огоньки джипа, уверенно мчащегося по грязным лужам давно проснувшегося города. На какие-то доли секунды он даже потерялся в пространстве, поэтому не мог сообразить, что ему делать дальше  и куда двигаться.
 Но после некоторого замешательства к Борису вновь вернулась былая уверенность и осознание того, кто он такой и зачем вообще пришёл на эту грешную землю.