франц

Притча третья, о Добром Зле и Злом Добре:



/под редакцией Климовой Майя Георгиевна/

(текст содержит ненормативную лексику)


…. И был третий день.
Николь, маленькая Николь, здесь на этом месте, треклятой остановке «Кладбище», горбоносым уродом на черном «Лексусе» была растерзана в мясо. Правда, и самого урода с его дружной,  «убитой в хлам» кампанией (все были в состоянии дурмана опьянения – экспертиза показала), собрать не могли и из чрева авто извлекали с помощью «болгарки».
   Отец притормозил у  остова остановочного комплекса, дождался, когда из машины выйдет Франц, прикрыл дверки и вышел следом.
   Постояли молча, парень положил две белых ветки хризантемы, зажег шайбу свечи, читая «да будет превознесен Бог….», закурил и смотрел на почерневшее пятно крови….
   Из ступора его вывели чужеродные завывания, исходившие из открытых окон подъехавшей тачки. Следом подъехала еще пара автомобилей, из которых  вывалила компания в траурных одеждах с охапками гвоздик. Из забытья Франц наблюдал, как к его хризантемам добавляются, хороня под собой, алые цветы. Кампания накрывала стол, доставала бутылки – представители подземного мира, по-обывательски – «грачи», гыркали на понятном им одним языке. Отец наблюдал исподлобья, и сын молчал.
   Распив первый пузырь, они явно чего-то ждали. Дети недр  достали мобильники, и на ломаном русском стали настаивать на спешности каких-то событий, торопя далекого абонента.
   «Поехали?», - брезгливо посмотрев на гвоздики, обмолвился отец. «Счас, еще сигарета и едем…», - сын выбил из пачки сигарету, глубоко затянулся и надел кепку, о чем-то думая. Подъехала «Газель», «грачи» обступили двух, вышедших из нее рабочих в комбинезонах и, коверкая русскую речь, что-то объясняли, указывая на остов остановки – рабочие, сноровисто и дружно, извлекли из жерла «Газели» инструмент и четыре креста. Работая кувалдами, они размещали кресты на месте трагедии. У Франца непроизвольно приоткрылся рот, сигарета повисла на нижней губе – ступор и ярость.
   Отец долго не размышлял. Со словами: «Валите на х**», он разметал импровизированный стол, и принялся крушить кресты, говоря: «Девчонке и двадцати не было, ваши странные братья ее раскрошили, и вам хватает наглости этим тварям кресты ставить!». Парня прорвало - он сметал поминающих направо и налево, ломая челюсти и носы, сокрушая вандалов, Франц подхватывал поверженных, бил и швырял - неистовство боли придавало сил, утихомирить его не мог и наряд группы немедленного реагирования, вызванный гражданами, наблюдавшими за побоищем. Лишь автоматная очередь полицейского с расквашенным носом, выпущенная в воздух, остановила слепую ярость.
   На шум подтянулся настоятель кладбищенской церкви отец Андрей. Все задержанные были доставлены в участок для разбора происшествия.
   В отделе задержанных в камеру помещать не стали – держали в коридоре. Подъехала группа телевизионщиков, снимая кампанию подземных жителей и стоящих поодаль отца и сына. Отец Андрей давал интервью, взывая к благоразумию – он любил пиар. Под свет прожекторов настоятель приблизился к Францу, протягивая десницу к поцелую и призывая к примирению и раскаянию. Франц отверг отца Андрея, произнеся: «Батюшка, я католик, и постулат «око за око» никто не отменял». Легкий пиар обострялся. Батюшка, озарив непокорного крестным знамением, взалкал: «Возлюби ближнего своего…» - и наткнулся на презрительный взгляд. Ситуация явно была неконтролируемой. Сотрудники полиции собирали материал, делая свою работу, делишко получалось резонансным. Девушка-корреспондент с батюшкой Андреем прошла к компании избитых подземных жителей, которые тут же облобызали персты батюшки, и, коверкая слова и дыша перегаром, крестились, поясняя, что  они  христиане, раскаялись и дадут денег Францу на похороны его девушки - следует лишь примириться. Роль миротворца отцу Андрею нравилась, но что делать - он не знал: парень явно упрется…
   На выручку пришла девушка-корреспондент. Она была острого ума и, налету просчитав ситуацию, и предложила церковнику: «Быть может, переговорите с католическим священником – он образумит парня. Машина есть. Едем?»
…Задолго до описываемых событий.
   На кухне типовой квартиры сидели двое. Текла непринужденная беседа. На газовой плитке, подключенной к баллону с пропаном, закипал  чайник.
- Сумасшедший! Зачем тебе изготавливать стилет, да еще четырехгранный, да в придачу из напильника твоего деда – это статья, а я с Законом дружу, — молвил Трофимов Серега. В одной из комнат у него была оборудована мастерская, где на досуге мужчина ладил перочинные ножи.
Заварил душистый черный чай.
- Товарищ, Ваши слова - «сумасшедший», елеем по уху. Помню пидорок один  «дураком» прилюдно назвал - так захотелось ему впороть, но сдержался . У меня два друга – ты да Андрюха остальные на кладбище, а стилет станет другом третьим. Я его Карлом звать буду, – ответил ветеран локального конфликта.
  Серега разлил чай, и подавая стакан, прихватил болевым прихватом мышцу ноги ветерана. Наблюдая за довольной улыбкой, спросил:
- Не понял юморка, почему молчишь, визжать должен – молить о пощаде, и зачем нашего т-т-товарища гомосеком кличешь, ну и расквасил бы его довольное мурло.
- У меня пониженный болевой порог, потому и улыбаюсь. Не расквасил, а сдержался, потому что эта сука заявление напишет. А пидор он реальный: его братва угостила водочкой — сам знаешь, он любитель халявы, ну, а бродяга один - кликуха «Гусь» - его и оприходовал. Сняли эротический гей-ролик, так он теперь и отмазывает, кого попросят, и докладывает за все движение мусорское, вот такой настоящий полковник.
- Страшные вещи рассказываешь.
- Не мы такие - жизнь такая. Так что, сделаешь мне Карла?
- Ты в штыковую не ходил. Орудием командовал. А резать человека первый раз трудно – психологический барьер, заберут его у тебя и тебе же в печень воткнут. Не обессудь. Купи хозяйственный нож или в «Охотнике» златоустовской стали – не хочу быть причиной проблемы твоей печени.
- Нет! Мне нужен Карл… 
   Юридическое образование позволяло парню просчитать сложившуюся ситуацию, и он понимал, что вопрос был тяжелым:
совершено правонарушение в общественном месте (это остановка  общественного транспорта), ломаные носы и челюсти (это тяжкие телесные повреждения по заключению судебно-медицинской экспертизы ), присутствие отца плюс вырывание крестов (это вандализм группой лиц). Подвиги тянули на третью часть злостного хулиганства - это семь лет колонии общего режима для обычного человека. Франц обычным не был, его ждали так называемые «спецы», то есть клиника закрытого типа для принудительного лечения лиц страдающих психиатрическим расстройством, причем, особенность этого вида наказанья заключалась в том, что рядовой гражданин, попав в места лишения свободы, твердо знал – выйдет срок содержания под стражей и - как бы там ни было - его освободят. На «спецах» же можно пребывать вечно – срок принудительного лечения не оговаривается, и решение - оставить тебя в стенах больницы или ты в этом не нуждаешься - принимает единолично лечащий врач. По делу назначат психиатрическую экспертизу и признают совершение преступления в состоянии аффекта как следствие психиатрического расстройства. Нет, Франц говна не ел, с розетками не разговаривал, однако, с дуру рассказывал, что Творец существует. Понимание вопроса возникло после встречи с Кривым – его признали сумасшедшим. Как давно это было….
   Выход был один – примиренье с потерпевшей стороной, если последняя пожелает помириться.
   Мириться не хотелось.
При входе показалась фигура настоятеля Храма Римско-Католической церкви отца Лежика. Поляк по происхождению, он был кроток, вежлив, со всегда непослушным вихром – он любил людей. За ним следовали батюшка Андрей и группа телевидения, мертвой хваткой вцепившаяся в жгучую резонансную тему. Отец Лежик проследовал с иже перечисленными в  решающие кабинеты, переговорил с потерпевшей стороной, и направился к Францу. Тот покорно склонил голову. Обращаясь к парню, отец Лежик прятал глаза; под наставляющим и важным посапыванием батюшки и света осветительных приборов камер телевиденья, приблизившись, он тихо заговорил с потупившимся Францем и, поздоровавшись, попросил : «Примирись, воздастся им по делам их, я буду за тебя молиться, Франц». Выкурив сигарету и выслушав настоятеля, парень согласился, и отец Лежик добавил:
- Они хотят, чтобы ты стоял в почетном карауле при отпевании их братьев, это их условие примирения.
Это уже была сверхнаглость – заявить, чтобы он стоял в почетном карауле у трупов убийц его Николь! «Грачи» знали, как унизить и растоптать. С мольбой в глазах - Лежик знал историю парня забредшего промозглым, осенним вечером в его храм, - он сказал: – Тебе принимать решение, я не могу настаивать и что-либо советовать, лишь помолюсь за тебя, Франц.
Что ж, хотят унизить – пускай, примирюсь и эту бесовскую службу отстою. Отец промолвил лишь одну фразу – «****ва».
   В церкви «Архангела Михаила» на улице Кленина, в светелке слева  от основного зала стояли четыре гроба – три из них были закрытые с телами чужеродцев, один же был открытый: в нем в белом платье лежала девушка, милое белокурое лицо с застывшей улыбкой на устах – Творец сохранил ее тело в месиве металла. Франц  подумал: «Дура ты, хотя и красивая. И что Вас тянет к этим «грачам», обычных земных парней что ли мало, сидела бы дома – была бы жива, или бы лучше с каким-нибудь Васей пиво пила на лавочке да пару бы уродцев родила – «материнский капитал» бы получила. Так нет, захотела на крутой тачке с уродами покататься - теперь и лежать в сырой земле в их же компании будешь. И что вас, дур, к этим подземникам тянет? Как пчелки к медку, так и вы к ним летите, дуры. Бывает…». Свершив коленопреклонение к телу Христову, Франц прошел к гробам и встал в головах гроба девушки. Строгий черный костюм, белая рубашка с запонками, начищенные, как на свадьбу, ботинки, воинская выправка Франца, придавали строгость и показную картинность описываемой сцене. Подземники, наблюдая за происходящим - считай, вся их диаспора была в церкви - одобрительно зацокали, загыркали, переговариваясь, одобрительно кивая и улыбаясь - они, как дети, любили все блестящее, красные машины – «Чтоби усе било красыва», женщины учтиво потупили взоры - чувство вины им было не чуждо. Франц, заняв позицию, не шевеля губами, читал молитву снова и снова :
                Да будет превознесен Бог,
                Да будет превознесен Иисус Христос,
                Истинный Бог и истинный Человек!
                Да будет превознесено Имя Иисуса!
                Да будет превознесено Пресвятое Сердце Иисуса!
                Да будет превознесена Драгоценная кровь Иисуса!
                Да будет превознесен Господь Иисус
                в Пресвятом Таинстве!
                Да будет превознесен Утешитель Дух Святой!
                Да будет превознесена святая Матерь Божия Мария!
                Да будет превознесено Ее святое
                непорочное зачатие!
                Да будет превознесено Ее славное взятие на небо!
                Да будет превознесен святой Иосиф,
                Ее пречистый жених!
                Да будет превознесен Бог в своих ангелах и святых!
                Аминь…
Франц смотрел на хорошенькое лицо девушки и вторил молитву, инстинктивно он прервался и глянул  ко входу - там стояли два молодых горбоносых подземника, переговаривались и показывали на него пальцем и, улыбаясь, пересмеивались и лопотали на свой манер: «Послющай, Хак, их Папа Рымский - педик», в ответ он услышал: «Этот русськи тоже католик», и в ответ «значит, гей». Они заржали и, продолжив «пойдем его вдавлитварим», они заулыбались, на лица надели скорбные маски и направились к парню. Он языка не знал, но недоброе почуял. Нежданно родилась другая молитва :
Всемогущий вечный Боже,
Молим Тебя через Иисуса Христа.
Сына твоего и Господа нашего,
пошли нам помощь святого Михаила Архангела
против злобы  и козней дьявола.
Пусть этот князь небесного воинства
Загонит в ад сатану  и других злых духов,
Бродящих по свету  на погибель душ.
                Аминь…


Франц читал молитву Архангела Михаила, темп чтения почему то ускорялся, слева от него вплотную встал Хак, справа так же вплотную встал его  друг. Окружают. «Взяли в кольцо, зачем, здесь же территория перемирия – церковь,» - Подумал Франц, а в голове колокольным звоном раздалось :
       
Аминь…
                Аминь…
                Аминь…
Франц обратил взор к расписному своду, всматриваясь в лицо Христа, мелкий озноб и дрожь пронзили тренированное тело – на своей левой ягодице он ощутил мерзкое, похотливое поглаживание правой руки Хака – он улыбался и косился на своего друга, одобрительно подбадривая взглядом. Тот оживился и левой рукой потянулся, ощупывая фаллос Франца. Тот молча читал про себя, шевеля губами, «Отче наш..». Дочитав молитву, он  отработанным до автоматизма движением, извлек с пояса Карла, прихватил левую руку Хака и положил на грудь покойной девушки. Гробы стояли на уровне «выше пояса», выверенным движением Франц вогнал жало стилета в тыльную сторону похотливой руки урода, отсекая сухожилие, его друг пал на колени ниц припал лицом к паху Франца и взмолил: «Нэ надо, просты..». Парень прихватил левую ручонку дружка, совместил с рукой Хака, который выл и не мог оторвать руку от мертвого тела девушки, заливая белое платье черной кровью, второй удар Карлом пришпилил мерзкие десницы к сердцу трупа, орошая его черно-багровым ядом. Франц выпрямился и, читая вслух «Отче наш…», встал у гроба по стойке смирно – его ждали «спецы»…

Весна 2011 год