Мухин зуб

          У мухи разболелись зубы. Точнее, один, – крайний. Если совсем правду сказать, – единственный. Но уж так заныл, что даже слышно стало. Перепугалась Муха: «Ой, что делать? Что делать?»
          Не успела и слова сказать, как Зуб сам заговорил с укоризною:
          – Эх, хозяйка-хозяйка! Не бережешь ты меня совсем.
          Удивилась Муха и покосилась на варенье:
          – Как же не берегу, соколик мой? Как не берегу?
          – А так, – отвечает крайний Зуб. – Третьего дня, помнишь, консервную банку грызла с аппетитом?
          – Так я ж по случаю… – оправдывается Муха. – по недоразумению. Это все он, аппетит. Он виноват.
          – Вот тебе и случай, хозяйка. Вот тебе и аппетит! А ведь я так скрипел, что мурашки по коже. Думал с ума сойду. А вчера!
          – Да что же вчера-то, голубчик? Что?
          – То. Ты зачем вилку укусила?
          – Ой, – испугалась Муха. – Так ведь это… Ну, думаю, почему бы и нет. А там… Вот тебе и здрасьте!
          – Здрас-с-сьте ей! – проворчал Зуб. – Никакого там здравствия. Чуть башку пополам мне не раскрошила. Какое уж тут «здрасьте»?
          – Так я больше ни в жисть не стану, ласковый ты мой, вилки грызть. Ни в жисть!
          – Да, как же! Что сегодня-то с утра делала?
          – А что? – засуетилась Муха, поглядывая на варенье, – Ничего такого не делала. Подумаешь, банку консервную хотела приоткрыть.
          – Консервную! Мной? – возмутился Зуб и опять застонал. – Подумаешь?
И взвыл так, что у Мухи в глазах потемнело и звездочки запрыгали.
          – А-а-а! – заныла Муха. – Пожалей, брильянтовый ты мой!
          – А ты меня жалела? – наседал Зуб. – Жалела, когда подоконник пыталась разжевать? Жалко меня было, когда стрелку от часов пробовала? А донышко от бутылки? А ножик перочинный? Жалела?
          – Помилосердствуй, касатик шелковый! – взмолилась Муха. – Ни в жисть не стану больше подоконники с ножиками грызть! Ни в жисть!
          Тут ей показалось, что за окном поплыли облака в розовый горошек.
          – Вот заладила: «ни в жисть, ни в жисть!» Да кто тебе поверит?
          – Не губи, красавчик, – продолжала подвывать Муха, корча кривые рожицы, – Не мучь.
          Зуб аж поперхнулся:
          – Тебя? Да ты что-о-о? У меня, значит, все бока поломаны, башка в развалку и корешки вдребезги, а тебя «не мучь»?
          Он тяжело вздохнул, а Муха пересела поближе к варенью.
          – А когда ты меня последний раз чистила? – уж без надежды на понимание спросил Зуб.
          Муха глубоко задумалась, глядя на варенье.
          – Вот. Не помнишь, а я и подавно. Эх, Муха-Муха, пора нам с тобой расстаться.
          – Неужели рвать будем?
          – Сам уйду, – отрезал Зуб.
          – Как же так, милок? – пробормотала Муха, а про себя подумала: «А может и к лучшему. Вон варенье какое сладкое! Страсть как попробовать хочется».
          Но Зуб и слушать не стал. Схватился за голову покрепче, подпрыгнул повыше, да выпал. И по полу покатился. Стук-стук-стук!
          – Пойду к Мышке в норку жить, – горько прошептал он и нырнул под пол.
Только Муха его и видела.
          – О! – радостно воскликнула она. –
          Мышка зубик прибрала,
          Все заботы со двора!
          И не больно-то надо. Пой-у сей-ас ва-енья поем. Зуп! Зуп! Кафатик. Тьфу! По-умаес!

          Правда все это, или нет – кто знает? Если не правда, то близко к ней. А если не близко, то около того. А как же? Слыхали, как мухи шепелявят, когда жужжат? То-то! И живут они с тех пор без зубов. Ни хлеба, ни мяса, ни ножиков перочинных не пробуют. Одно только... варенье едят.
          А может так им и надо? :)