Три дня не вся жизнь

АЛЕКСАНДР ПУШИН












ТРИ ДНЯ НЕ ВСЯ ЖИЗНЬ
РАССКАЗ








Я лежал на раскладушке, смотрел в потолок и ни о чём не думал. Неизвестность меня почему-то не пугала. Брезент раскладушки с трудом выдерживал мои сто десять или сколько там килограммов и касался пола. Со стороны я, наверно, несколько напоминал раздвинутую букву V, но только не ту, что в слове «VICTORY».

После четырёх бутылок пиво всё было безразлично и хотелось спать. Даже вчерашнее «отлично» было как-то безразлично. Ваше высочество пиво! Откуда-то летело «Крошка моя, я по тебе скучаю…», третий раз за утро - к чему бы это? -  и ещё кто-то ночью под гитару… А может, и показалось. Музыка!

Вот уже месяц я живу в общаге, так как неожиданно из откуда-то из третьих стран – там или революция началась, или борьба за свободу и демократию -  из командировки вернулись хозяева и попросили меня убраться на улицу. Но в общаге хорошо. Более того! Даже лучше. Пусть полулегально, полузайцем! Наукой можно и в библиотеке заниматься. Наука! Койкоместо! Там плати, тут почти даром. Когда в кармане есть деньги, чувствуешь себя человеком. Когда их нет, живи хоть во дворце – ты дрянь. Кто-то так говорил. Это не я.

Я посмотрел на стол. Почему? Сам не знаю. Стол был уставлен ночными бутылками, и ещё в углу полмешка. А ведь разгар сессии.

Я пошевелился в раскладушке и улёгся поудобней. Мне нужно было поспать хотя бы часика два: в три игра, и надо надрать физмат ну кровь из носа…

Я засыпал, но тут скрипнула дверь, кто-то постучал.

- Войдите! – громко крикнул я – а что, можно крикнуть тихо? -  но не пошевелился. Кто-то вошёл. Я нехотя повернул голову. О! Девушка! Очень красивая девушка. Меня всегда волновали красивые девушки, но я, увы, не влюблялся. Не влюблялся и всё тут! Просто идиот какой-то! А в меня влюблялись? Ну-у, хоть и иногда. Вот, Светочка, например, секретарша декана. А? Но эта девушка… это была Зина Чепухова с первого этажа. Она как-то странно посмотрела на меня и спросила:

- А где Серёжа? Рыженький такой, он же здесь живёт?

- Серёжка? Вон его койка. – Я кивнул головой в сторону окна. – Его нет. Он на тренировке. – Я пристально посмотрел на Зиночку, она также пристально посмотрела на меня. «Почему она всегда смотрит на Серёжку, а на меня нет? - подумалось вдруг мне. – Вот, и как звать его уже знает». Она училась на филфаке, а мы… Сталкивались мы только в столовой или на входе в общагу. Она жила на первом этаже, а мы на пятом. Она…
- А где он сам? – спросила Зиночка.

- Бог его знает. Я ж говорю, на тренировке. – Я поджал под себя ноги, поудобней улёгся и сладко зевнул. Честное слово, я понимал, что веду себя некрасиво, но мне было трудно справиться со своей сонливостью, глаза сами слипались. Пиво?! Нет, я всегда вёл себя как-то странно, когда оказывался рядом с Зиночкой. Как-то странно. Это…

- Тут телеграмма, - сказала Зиночка, и я увидел в её руке лист бумаги.

- Кладите на кровать,  - сказал я и показал рукой на Серёжкину кровать.

- Это срочно… у него отец умер, - совсем тихо сказала Зиночка. После слова «срочно» она сделала паузу, и я почему-то обратил именно на это внимание. Она как-то нерешительно положила телеграмму на кровать и некоторое время молчала.

Я тоже молчал. Я лежал и молчал. Возникла какая-то неловкая ситуация. Я сел на раскладушку и этим чуть не раздавил её. Зиночка как-то странно смотрела на меня. Я почувствовал эту странность.

Я смотрел в угол на груду пустых бутылок и думал, где мне найти Серёжку. Я не заметил, как Зиночка ушла. «Странно. Почему именно она принесла телеграмму. Взглянуть на меня? - Я мысленно рассмеялся. – Ладно, телеграмма подождёт, Серёжка уже скоро должен приехать». – Я зевнул, встал, подошёл к Серёжкиной кровати и заглянул в телеграмму: «сергей умер папа похороны вторник мама» - прочитал я.

Я замер и неподвижно стоял, не двигаясь, не знаю сколько. Я ни о чём не думал. Потом я сунул телеграмму в карман, подошёл к окну и посмотрел в окно так, как будто Серёжка был там за окном.

На улице было жарко, это было видно сразу. Внизу наши пятикурсники играли в теннис. «Где ж искать Серёжку? - Я глубоко задумался. - Такой большой город! А тренировки у него то там, то там…»

Я посмотрел на часы; они показывали три часа ночи. «Чёрт!» - Я вышел в коридор. Пусто. Я постучал в дверь направо. Тишина. Зашёл. Никого. На часах два. У Серёжки до полтретьего тренировка. Может, успею!

У выхода из общаги я столкнулся с Веркой.

- Вер, дай закурить, - сказал я, прижав её к стеклу двери.
- Ты ж не куришь. – Она оттолкнула меня левой рукой.
- Ну и что, - сказал я.
- У меня только безалкогольные, - засмеялась Верка.
- Да-авай! – сказал я. – Спасибо!..
- Ты куда?
- Надо. Отстань!

Верка была нашей старостой. Бойкая девка. Далеко пойдёт, если гравитация не остановит. Ставлю на неё всё-при-всё.

В автобус я не успел, да и водитель хорош, мог бы и проехать метров сто с открытой дверцей… Подъехал другой. Молодец!

«У Серёжки отец умер, вот чёрт», - это вертелось у меня в голове.

- Молодой человек, вы б не курили в автобусе, - прозвучало вдруг, как выстрел в затылок. Что такое выстрел в затылок?..

Я оглянулся: «Святоша! – ухмыльнулся я. - Что он понимает?! Нет, ему не понять!»

И я вспомнил Серёжкиного отца. Прошлым летом мы вместе плыли на рыбалку. Он грёб. Он показывал нам с Серёжкой искусство гребли. Стальные мышцы его работали легко: гребок, и лодка развернулась; обеими руками, и лодка проскочила между корягами. Вот только, не взлюбил он меня. Или мне показалось? Нет, нет! «Не взлюбил» не то слово. Но что-то в этом роде. Толстяк я. «Я женюсь», - сказал ему Серёжка. А он молчит. Молчит, молчит, а потом: «Приехали!» - «Ты обо мне?» - спросил Серёжка. «Нет, - после долгого молчания ответил его отец, - здесь ловить будем!» - И опять молчание. «Я женюсь, па» - повторил Серёжка. «Вот пристал. Женись, если хочешь», - пробурчал его отец. И снова молчание. Он не любил что ли нас? Или злился вообще на всю молодёжь. За что? Ну я, ладно, толстяк… «У тебя внуки будут» - сказал Серёжка. У меня тогда не было клёва. Я не любил ловить рыбу. Я вообще не любил рек, и меня всегда тянуло в город. Город – это эпос, это лирика, это всё! «Внуки – это хорошо! - воскликнул вдруг Серёжкин отец, вытаскивая первую сучку, так он их называл, щук этих. – Внуки – это хорошо!» - И всё-таки мне было приятно с ним. По годам он был очень стар, но как держался. Мужчина! И вот вдруг. Даже не верилось. Эх.

- Молодой человек, выбросьте папиросу, - назидательно сказал старичок в шляпе.
- Да выбросил, выбросил. Это сигарета. Понял? Безалкогольная к тому же! – Я ударил по двери ногой и вытолкнул сигарету в образовавшуюся щелку. Со старым поколением лучше не заводиться, мозги вынесут все.

- Наглец! – вмешалась какая-то женщина, сидящая спиной по ходу.
- Сами вы…
- Нет, вы посмотрите на него…
- А ещё такой толстый…
- Посмотрите! Ну, как? Прощайте, святые люди!..
- Скотина!.. Толстая рожа!.. Свинья!..

Свинья, толстая рожа и скотина выпрыгнули из автобуса, и я побежал на стадион. Да, я был толстяком, но свиньёй быть не хотелось. Не опоздать бы!

На поле было уже пусто. Я – в раздевалку. Там шумели и толпились: переодевались футболисты.

- Привет! Серёга есть? – крикнул я одному знакомому, имени его я не знал.
- Нет, он сразу ушёл, - ответил знакомый.
- В баню он пошёл, - сказал здоровяк рядом с ним.
- В какую?
- Чёрт его знает, - ответил здоровяк и скрылся в душевой.
- Может, в свою, в первую, - крикнули несколько голосов.
- Ты должен знать, - крикнул мне знакомый. – Он сегодня какой-то весь колючий.
- Я знаю, - махнул я ему рукой и выбежал из раздевалки. «А знаю ли? - засомневался вдруг. – Знаю-знаю! Будь спок!»

Высморкаться я не успел, как подъехал автобус. А народу! Откуда его столько? Я всё-таки влез в автобус.

- Откуда едут? – спросил я чей-то затылок.
- Отовсюду, - ответила щека слева.

Мне было жарко. Тридцать в тени! А в автобусе…Пот катился по лбу, по глазам, по щекам, по спине и скапливался у трусов. Ехать полчаса. До конечной. Там отгрохали первую баню. Первая баня! У Серёжки умер отец. Жара. Я попытался открыть верхний люк, но не смог поднять руки…

После первой «сучки» мы поймали ещё пять. Серёжкин отец закурил, а солнце было у него на макушке. Лысый-лысый! Ни волосинки! «Расскажите ваш секрет», - попросил я его. Он затянулся, посмотрел на меня так, как смотрит первокурсник на абитуриента. «Пацаны, чему вас только в вашем УУЗе учат?!» - сказал он. «Разному», - буркнул Серёжка.  «Калеки, моральные», - сказал он, рассмеялся и замолчал. Мы долго молчали, до самого дома. А потом он спросил: «Ну, как она?» - Серёжка сначала не понял, как то вдруг обиделся…Мы сели за стол. Серёжкин отец налил нам водки. «Я не пью», - сказал Серёжка. Его отец посмотрел на него, сказал: «А ещё женишься, - и пропел, - я же – ню-юсь, я же-ню-юсь!» - Мы ели молча. Серёжкин отец ел и пил водку. Самогон. Кре-епенький. Я выпил чуть-чуть и закосел. Разговора не было. Да я и не любил разговоров. Но чувствовал я себя нескованно. Мне было хорошо. «Следующий раз приедете, поплывём на дальний плёс. Сейчас не могу. Перелом ещё не совсем затих» - «Когда он будет следующий раз», - сказал кто-то из нас. Как предвидел. Я почему-то тогда удивился некоторой неприветливости Серёжкиного отца, так не свойственной ему.

В автобусе становилось просторно. Народ постепенно выходил. Уже можно было сесть. Я сел. Смотрел в окно и думал: «Жизнь! Что это за штука? Скажи-ка, красавица смерть! – обратился я мысленно к этой с косой. - Все умрём. Тяжело, когда умирают хорошие знакомые люди. Ради чего он жил? Чтобы любоваться дальним плёсом? Чтобы пить водку с такими сопляками, как мы тогда? Чтоб иметь внуков? Скажи, для чего? Чтобы иметь диплом и держать его в чемодане, как это делает сейчас мой отец?» - «Трудно сказать…» - прозвучал вдруг в голове голос моего отца.

Я почувствовал, что кто-то смотрит мне в затылок, и резко оглянулся. Никого. Стенка, а за ней водитель. Вот…

«Трудно сказать, сынок, - продолжил мой отец. - Это вопрос веков. И спорить тут бесполезно. Я и сам не знаю. Прожил достаточно. Всё видел. А спроси, не знаю. Жить для других? Живи. Для себя? Тоже надо.  Что главное? Всё. Порой самая мелочь. Смотри вокруг. Постигай жизнь. Одно только, не разочаровывайся в ней. В ней, в жизни, столько всего для разочарований. Столько! Но она сама…Я тебе вот что скажу…»

- Оплачивай, дорогой! – прогремело вдруг рядом.
Я вздрогнул и осмотрел водителя.
- Что, конечная?
Все уже вышли, я сидел один.
- Да, конечная. Плати и …
- У меня постоянный.
- У нас не действуют.

Я порылся в карманах и нашёл только руб – деньги как лежали на столе в общаге, так и остались там лежать, когда я выходил из комнаты. Я показал водителю руб:

- Это всё… так вышло…
- И что мне с тобой делать?
- Не знаю. Отпустить наверно.
- Катись, студент!

Я покатился. Автобусник! Ввэл! А вдруг обрадовался, что вдруг вспомнил свой последний разговор с отцом. Ему только пятьдесят, но выглядит он плоховато. Я люблю его, чёрт! В нём  что-то такое… Иногда я сравнивал его с Серёжкиным отцом. Почему? Не знаю.

В бане оказалась вдруг дичайшая очередь. Всем вдруг захотелось быть чистыми. Ох, как захотелось. Главное в жизни, наверно, это быть чистым.

Серёжки не видно. Но Ганнибал стоял. А где ж Серёжка?
- Где Серёга? – крикнул я Ганнибалу.
Ганнибал оглянулся:

- Ты ж видишь, что тут творится. Он психанул и пошёл в «Ручеёк» пить пиво. Он вообще сегодня какой-то… Сказал, что умрёт немытым.

- Точно в «Ручеёк»? – переспросил я.
- Он так сказал. – Ганнибал пожал плечами. – Там сделали ремонт, и это тут рядом. Но если нет, то он на базар пойдёт.
- Сколько уже на твоих.
- Пол четвёртого.
- Фю-ю-ю! Ну-у, привет!
- Привет. Я, может, подойду.

Я не сказал Ганнибалу, что у Серёжки умер отец. Некогда. Ганнибал – это наш с Серёжкой очень хороший друг.

«Ручеёк» был недалеко. Но я сразу заподозрил что-то неладное: пока я шёл к «Ручейку», дверь ни разу не открылась и на ступеньках не было ни одного курящего. И точно: висела вывеска «ПЕРЕУЧЁТ».

- Да-а, сынок, - пропел вдруг рядом старичок и ударил по двери ногой. – Вот только соберусь пивка попить, так у них учёт.
- Эт точно. У вас не найдётся сигаретки?
- Казбек. – Старичок протянул мне пачку.
- Откуда?!! – воскликнул я, доставая из пачки папироску. – В наше-то время.
- Ты прав, сынок, - улыбнулся старичок. – Начка.
Я закурил. Я думал, что делать. Время катастрофически уходило.
- Вот смотри, политики! – продолжал старичок. – Хэ, политики хреновы, вот они…
- Что вы имеете против политиков? – перебил я старичка, я просто так перебил: может, и имею тоже самое, что и он.

- Ничего, - старик пожал плечами. – Но я хотел бы посмотреть на политиков и идеологов за одним общим столом, когда много водки, но мало жратвы. – Старичок начал материться.
- А что нечего есть? – спросил я. Я думал, что делать.
- Жратва то есть, но хочется чего-то большего, - старичок задумался, - чего-то такого. Такого, что…

Я не дослушал старика и помчался на базар. Это было недалеко. Раньше там коней продавали. Я проклинал большие города. Каждые пять минут я спрашивал у прохожих «сколько времени» и думал только, что я скажу Серёжке.

На базаре у входа в «БАР1001» стояли несколько мужчин и женщин и курили. Я с трудом протиснул между ними свою фигуру и оказался в баре.

В баре стоял полумрак. Я сразу заметил Серёжку. В самом углу. С ним за одним столом сидел мужчина, внешность которого меня сразу оттолкнула: лысый, высоченный лоб, острый крючком нос, глаза-прорези и огромный-огромный рот. Я был очень мнительным человеком. Я опять задумался, что и как сказать. Я подошёл к столику.

- Для чего мы живём? – говорил огромный рот. Я видел только рот. – Мы любим женщин, потом – детей. Так? А что они есть такое? – указательный палец огромного рта ковырнул в потолок и упёрся в женщину сбоку. – Что? – Огромный рот глотнул пива и посмотрел на меня: я стоял сзади Серёжки и тряс его за плечо. – Я вот думаю, что ничто, - сказал огромный рот.

- А может нечто? – сказал Сережка и очень громко рассмеялся. Он уже, похоже, был пьян. «Зачем тренироваться, если так упиваться пивом?» - подумал я. Он увлёкся пивом сразу, неожиданно, когда стало ясно, что хорошего футболиста из него не получится. Тренер так ему и сказал: «Сергей, займись лучше бегом, у тебя ведь все данные…» Серёжка вдруг сломался, развёлся с женой, на тренировки ходил по инерции и увлёкся пивом. Да и вообще, зачем было жениться в восемнадцать лет?

- Нечто?.. Это к тебе? – кивнул огромный рот на меня.
- Серёжка оглянулся:
- А-а-а, Ключик!
- Можно тебя на минутку? – сказал я тихо и взял его за руку. Он упёрся.
- Какая там минутка?! Разговор на весь вечер. Садись! – Серёжка широко улыбнулся и подвинулся. Он был очень сильно пьян. Я присел рядом с ним и задел под столом спортивную сумку Серёжки.

- Это мой друг, - сказал Сережка своему собеседнику. – Знакомьтесь. Николай, - он ткнул кружкой в сторону своего собеседника, - наш Ключик, - он приобнял меня.

Я познакомился с Николаем.
- Ты знаешь, Серёжка, - заговорил я тихо.
- Говори, только быстро. Минуточку. – Он сделал Николая знак ладонью.
- У тебя отец умер, - тихо сказал я.
- Отец? – Серёжка отпил немного пива. – Бред. Чепуха. Он же в санатории. Бред. Чепуха какая-то. Ну, Ключик, ты и даёшь! Шуточки у тебя…

- Это правда. Вот телеграмма. – Я полез в карман. В левом кармане её не оказалось, в правый залезть мешал Сережка.
- Где, где телеграмма? – хохотал Сережка. – Хохмач ты. Обманщик. Хочешь?.. Ты пьян!
- Нет-нет! – яростно запротестовал я.
- Я уходил, ты был в дым пьян. Ты всю ночь писал пулю с этими и пил водку. Продолжайте, Николай! – Серёжка кивнул Николаю и подвинул к себе полную кружку пива.
- Я не пьян! – закричал я.

Серёжка не обратил на меня внимание. Серёжка – это человек, который в жизни никогда не тосковал и не грустил. Он был спортсменом и говорил, что спортсмен никогда не должен грустить - может быть серьёзным, но грустить не должен. Иногда я даже сомневался, что он мой лучший друг. Я ведь очень мнительный толстый человек. А он мне показался легкомысленным.

Я всё-таки нашёл телеграмму, протянул её Серёжке и упрямо сказал:
- Твой отец умер.

Он прочитал телеграмму и посмотрел на меня. Улыбка ещё лежала на его лице, но уже только на губах. Николай удивлённо смотрел то на меня, то на него; он видимо, не слышал, о чём мы говорили с Серёжкой. Серёжка ещё раз посмотрел на меня. Я увидел в его глазах слёзы и опустил глаза. К горлу подкатился ком. Я совсем не знал, что надо говорить в таких случаях. Я посмотрел на Серёжку и похлопал его по плечу.

- Ничего, Серёжка, ты ж мужчина, - сказал я. Я знал, что это глупейшие слова. Традиционные? Серёжка как-то странно посмотрел на меня. Мне показалось, что он ещё не всё понял, что алкоголь притупил его чувственность. Что-то вроде улыбки, но какой-то нервной, проскочило по его лицу. Я даже подумал, что он чокнулся. Николай смотрел на него, курил и молчал.

- Ты читал? – спросил меня Серёжка и протянул мне телеграмму.

Я некоторое время задумчиво смотрел на Серёжку, потом взял из его рук телеграмму и прочитал: «ключкину сергею, - так-так-так, - сергей умер папа похороны вторник мама».

-  Что за ерунда?! – прошептал я. Потом я прочитал ещё раз: «ключкину сергею…» - Потом – ещё, ещё…- Папочка! – вырвалось у меня. – Папочка. – Я закрыл лицо руками и заплакал. За столиком было тихо-тихо. Сколько это длилось?..
Николай ничего не понимал. Серёжка смотрел перед собой в стол. Потом он подвинул ко мне кружку с пивом, а Николай плеснул туда водки. Всё это я видел сквозь пальцы.

- Давай, Ключик. – Серёжка вздохнул. Николай покачал головой.
Я сделал глоток пива.




Прошло несколько лет. Много? Мало?..
 «А годы летят, наши годы, как птицы…» - Неважно. Несколько.

Мы возвращались из леса. Ловили, но не поймали рыбу, купались в речке, и жарили шашлыки и пили водку.

Стояла жара.
Наш город! Нельзя сказать, что он находится на юге страны или на севере, но стояла жара, которая вместе с пылью терзала наши измученные отдыхом тела и души. Хотелось уже чего-то.

Нас было много. Восемь из нас сидело в совсем новеньком «Форде Мондео». Серёжка – уже зять директора одной, не помню какой, компании – признавал только «Мондевы». Маниакально признавал. Я сидел на заднем сидении по средине и держал на коленях Светочку. Я уже говорил, что был равнодушен к ней в том самом смысле, но её постоянный в течение дня взгляд в мою сторону меня смущал на столько, что… Машенька упиралась в стекло слева от меня. На её коленях сидел Юрка. Справа от меня, прижатая к стеклу, сидела Наталья, но никем не прижатая и ни на чьих коленях. Ей было шестнадцать лет, она училась в десятом классе и была самой худенькой в нашей компании. Очень худенькая, но необыкновенно нежненькая. Эх!.. Её отец директор швейного объединения. Впереди сидел ещё один Юрка и держал Леночку. Ле-ноч-ка! Вёл машину Серёжка. Серёжке по-прежнему было столько же лет, как и мне, и у него всегда была куча денег. Откуда? Ах да, зятёк директора! Он иногда дружил с Натальей, я иногда… Эх!

Машина ехала медленно. Я, как показало вчерашнее взвешивание, весил сто двадцать пять килограмм, что совершенно на удивление многим не мешало мне прилично смотреться в мини-футболе. Жаль, что футзал появился только-только. Машенька весила около центнера. Остальные в среднем по шестьдесят. Но это была не вся наша компания: недостающие её килограммы ехали  метрах на сорок впереди. Реликтовый «Запорожец» первого выпуска вёл сам Николай. У него раньше была инвалидская машина, тоже реликтовая, осталась ещё от деда, инвалида войны. Николай тоже был толстяком за центнер. Когда мы одновременно входили в троллейбус, водитель подпрыгивал на своем сидении и чуть ли ни матерно что-то кричал. Николай также отлично жарил шашлыки, как я их ел. Рядом с ним в обнимку спали Костя и Ванечка. Они очень устали, ведь за рыбу отвечали они. Ухи поэтому мы так и не ели. На заднем сидении бодрствовали Валюшка и Картошка. Как звали Картошку на самом деле, я не скажу. Картошка – это вторая жена Серёжки. А Валюшка мне нравилась, но только издали. И давно уже, но она уже чужая. Светочка, собственно, тоже чужая… Вот и вся наша компания.

Жара продолжалась. Шоссе кончалось, и начинался наш город. Замелькали дома, витрины, люди. Я вёл с Серёжкой непринуждённую, можно сказать, ленивую полупьяную с моей стороны беседу о достоинствах и недостатках его машины. Я ничего не понимал в машинах – может, у Серёжки был совсем и не «Форд Мондео», но я вёл разговор так очень уверенно, что Серёжка даже в чём-то соглашался со мной. Перед отъездом из леса мне пришлось в одиночку допить бутылку водки. Везти назад или оставлять её в лесу на съедение волкам я не мог, это противоречило б моим жизненным принципам. Нет-нет, я не жаден! Волки, пейте! Так нет же, не будут… Так во-о-от, моё сознание было отуманено алкоголем, и я надеялся отдохнуть от него – от такого  сознания – на работе. Серьёзная научная деятельность очень способствует этому процессу. Особенно, если эта деятельность никому не нужна. А пока же мы трепались. Серёжка завёлся со мной, когда я вдруг восхитился промчавшемся мимо «Внедорожником»... «Внедорожником»?? Он начал страстно доказывал мне, что «Мондео» лучше любого «Внедорожника». Я рассмеялся и сказал ему, что это и дураку понятно, а вот ты докажи, что «Форды» лучше «Запорожцев». И вот тут он начал обзывать меня дурачком, козлом. А ведь я был ему…

- Да я мог бы купить себе любую тачку, - говорил он мне в зеркало, - но я не хочу. Понимаешь, болван? «Мондео» и только!
- Конечно, - отвечал я ему, силясь закрыть глаза. Никуда не хотелось смотреть. – А я б купил самый крутой «Внедорожник», - громко шептал я, -  и огородами-огородами за Урал, через всю Сибирь, по Тихому…
- Но вот «Запорожец» - никогда, даже бесплатно, - перебил мой шёпот Серёжка высокими нотами.

Я заулыбался. Я растягивал время. Хорошо, что время резиновое. Но! Резиновое, если порвётся, может больно ударить.

Все слушали наш лепет и думали, только чёрт знает о чём. Я понимал, что время упущено, но не подавал виду. Время на самом деле было не просто упущено, а убито.

Светочка спала, обняв меня за мою объёмную шею. Спала ли? Она хорошенько набралось, смешивая и вино, и пиво… Я чертовски устал от неё. Целый день на шее. В лесу, теперь здесь в машине. Ноги мои ныли.

Наконец мы остановились. Я понял это по действию сил инерции. Прицепилась же ко мне эта природа со своими силами инерции, тяготения, Кориолисов там разных. Нет, чтоб просто  - остановились и всё!

- Чего они стали? – крикнул Серёжка, оглядываясь на меня.

Я, не открывая глаз, ответил, что мы уже наверно приехали. Серёжка, весь первый ряд, потом Машка с Юркой, Наталья и Светочка – все выбрались из машины. Я свободно вздохнул и закрыл глаза ещё сильней. Всё разлилось оранжевым светом, который я очень не любил. Что делать? Не всё так, как любишь. Я понимаю, красный цвет, синий… фиолетовый люблю. Я посмотрел налево, там – темней; посмотрел вверх – светлей. Кто не пробовал, пусть попробует. Вдруг защекотало в носу, и пришлось поковыряться. Надоело лежать в авто, захотелось вдруг домой.

Когда я открыл глаза, то увидел жару, пыль и людей. Люди нагибались, что-то делали руками, судя по их лицам - что-то тяжёлое, поднимали при этом головы и кого-то о чём-то спрашивали. Да-да, спрашивали, это очевидно. Одни пожимали плечами, другие кивали головами. И все проделывали всё это так серьёзно, что я подумал, что там убили человека. Я думал об этом больше секунды - кажется, четыре секунды, и мой взгляд побежал дальше. Денег у меня не было, но они оставались ещё у Серёжки. Я даже иногда завидовал ему.

Я вылез из «Форда» и с очень важным видом направился в сторону людей. Когда я поравнялся с ними, то увидел следующую картину: посреди людей была куча арбузов, и все их выбирали. Одни выбирали по корешкам, другие по треску, который, видимо, издавали или не издавали арбузы, когда на них давили руками с двух сторон, третьи шлёпали по арбузу открытой расслабленной ладонью и прислушивались, другие ещё как-то по-своему, но тоже как-то мудрёно. Все друг с другом советовались, что-то обсуждали, задавали вопросы продавцу. Всенародные выборы арбузов! После этих выборов арбузов те, кто выбрал себе арбуз, шли к прилавку, где за весами стоял продавец с ножом на изготовку.

Я осмотрел окрестности и улыбнулся. Но улыбнулся только глазами. Потом, зло выругавшись, я вырвал из рук Кости мешок – ха! он был уже с мешком, нашвырял в мешок десять арбузов, пыхтя, как паровоз, подтащил мешок к наземным – или как они там назывались - весам и попросил второго продавца взвесить мешок. Ко мне подбежал Серёжка:

- Ты что, чокнулся?!
- Отвали, - спокойно сказал я ему. – Нет! Отваливай деньги. – Я сделал всемирно известный жест тремя пальцами левой руки – большим, указательным и безымянным. Правой рукой я придерживал мешок.
- Ты что, умеешь выбирать арбузы? – спросил Серёжка, отсчитывая деньги.
- Я на глупые вопросы не отвечаю, - сказал я и подморгнул продавщице: - Что их выбирать? - Вторым продавцом оказалась продавщица, ведь мне везёт на женщин.
  На все арбузы денег не хватило, и пришлось один выложить, но тут подошли девушки и заставили меня выложить ещё пять арбузов.
- Куда нам столько? – сказала Светочка, покачиваясь и держась за меня. – Уписаемся. – И захихикала.

Я вздохнул, похлопал Серёжку по плечу и потащил арбузы к машине.
Потом я ругался, что не люблю арбузы, что у меня от них, как и от пива, аллергия – надувается живот и хочется писать. Потом я начал ругать Светочку, что надо было ещё больше выложить. Потом…

Потом оставшуюся часть пути я молчал и дремал. А все спорили, как правильно выбирать арбузы. Во время спора было решено немедленно поехать к Серёжке и устроить арбузник. После водки, пива и вина арбуз то, что надо! Серёжка сказал, что тесть с тёщей вернутся с дачи поздно, и можно будет ещё и погулять. Я представил себе центр города, и как я буду потом возвращаться к себе. Я сказал Серёжке, что погулять это хорошо, и намекнул, что неплохо бы ещё что-то прикупить.

- Ерунда, - рассмеялся Серёжка. – У тестя в баре всё есть. Ох, как я сейчас и оттянусь!
После этих слов я перестал дремать и заснул.

Наш город очень большой. О-о-очень! Население его – хорошие люди. Очень хорошие. Это мы! И чтобы добраться до центра, где жил Серёжка, надо было катить ещё минут этак… плюс светофоры, арбузы. Можно и выспаться. Но добрались до Серёжки мы хорошо.

Нас было тринадцать человек. Девочки сразу улеглись на огромный ковёр и приняли позы умирающих, постанывая при этом и посапывая. Я улёгся с ними и начал пошлить. А они называли меня «Масик», «Касик», «Лапочка моя», «Ключучик», иногда ругались с матерком, но как-то нежно и ласково по-женски. Серёжка достал из бара коньяк, вермут и ещё какой-то сок. Потом он включил музыку. Стерео! Я спросил:

- Это чья аппаратура? – Потом я спросил ещё: - Что это за группа?
Серёжка отвечал, но я его не слушал. Я спрашивал его и тут же от него отключался. Я знал и уже давно, что аппаратура фээрговсая, а группа английская. Англичане умеют петь, а немцы делать. Да, все всё умеют. Неважно.
Серёжка крикнул:
- Я директор!
Юрка и Костя, перебивая друг друга, прокричали:
- Я бармен!
Николай объявил себя дискжокеем, я себя – скотиной: я буду только петь.
- А кто же мы? -  заплакали девочки.
- А вы мои козочки и газели, - ответил я им. – Сейчас я буду петь вам песни и разжигать вас.
Я, конечно, не пел. Я умел неплохо петь, но не пел.

Начали раздавать коктейли. Девочки сбросили с себя джинсы и устроили полумрак. В юбочках они были бы лучше. Коктейли я не любил и заказал чистую водку. Серёжка принёс из запасов тестя бутылку «Посольской». Я спросил:

- Твой тесть пьёт только с послами?
- В основном, - ответил Серёжка.
- Часто?
- Какое твоё дело? Лежи и пей! – Серёжка налил себе полный бокал какой-то полукоричневой жидкости.

Я лежал и пил. «Посольскую». Потом я сказал, что очень уважаю Серёжку, что он настоящий друг, и полез целоваться с ним. Девочки подталкивали меня. А я сказал, что больше уважаю его тестя, хотя ему – тестю – на это наплевать.

Солнце село. Давно уже село, может, даже ещё в прошлом году. Прозвучал последний глоток коктейля. Все замерли.

- А теперь арбузник! – сказал кто-то, но не я.

Я немножко занервничал, ведь арбузы то мои. Достали самые большие и острые ножи. И началась поножовщина…

На этом я кончаю свой воскресный рассказ. Так надо. Мы устроили себе трудный отдых и заслужили лёгкой работы. Но в подкорке моей висело, что утром меня ждёт тяжёлый научный труд.

Я лежал в своей постели в комнате на четвёртом этаже нашего комплекса для молодых специалистов. Как я в нём оказался сегодня ночью, не знает никто, даже я. Кто в этом  комплексе только не жил! Молодым я уже не был, и жил в нём нелегально.

Взошла Луна и осветила моё бледное лицо. Все арбузы, все - сколько там штук - оказались красными, сочными и сладкими-присладкими, а один из них при прикосновении к нему острия ножа, издав страшный треск, разлетелся на две половины и измазал расписанные маслом стены Серёжкиной хаты… Серёжкиного тестя. Серёжка же был настолько пьян, что сказал, что всё это ерунда, что он и сам не такое вытворял. Хорошими оказались арбузы. Это я помню точно, даже помню, как за арбузами вдруг начали обсуждать американские ужастики и как я в одиночку расправился с бутылкой «Посольской» - вот это настоящий ужастик! Было точно нуль семь, а не нуль пять. Иначе бы…

Приближалось утро. Тусклая Луна по-прежнему, но уже под несколько другим углом, освещала мой бледный, счастливый и пьяный лоб. Я вдруг вздрогнул: рядом со мной стояла тётя Таня с первого этажа и тихонько трясла меня за руку.

- Там тебя какой-то псих очень просит, - прошептала она. – Всю душу вымотал, я даже хотела отключить домофон, но он так просил. Он или пьян, или квартиры перепутал… А ты почему двери не запираешь? – спросила она вдруг.
- Жду, - ответил я.

Тётя Таня вдруг покраснела… Стоп! Что я несу? При тусклом свете Луны заметить, что кто-то покраснел?.. И откуда мне известно, что её зовут Таня, что она тётя да ещё с первого этажа.
- Сейчас. – Я глубоко вздохнул, попытался надеть джинсы, но бросил их на пол и пошёл вниз за тётей Таней.
У дверей квартиры номер пять, прислонившись к стенке, стоял Серёжка с опущенной головой.
- Слушай старик, - оживился Серёжка, увидев меня. – Совершенно забыл номер твоей хаты. Помню только пятёрку. Вы извините, - прикоснулся он к плечу тёти Тани.
- Ничего-ничего,- улыбнулась тётя Таня. – Всегда, пожалуйста.
- Мог бы и позвонить. – Я зевнул в полный рот.
- Да не знаю, куда мобильник делся. – Серёжка тоже зевнул. – Может, у Наташки забыл.
- У Наташки? – удивился я.
  – Неважно. – Серёжка посмотрел на тётю Таню. – Ключище, ты так неожиданно исчез. – Он широко раскрыл глаза, перевёл свой взгляд на меня и потряс головой. -  Скажи, как ты выбирал арбузы. Жёнушка так достала…
- Тихо. Какие арбузы? – Я протёр глаза.
- Ты что, дурачок? Ты вчера выбирал арбузы…
- А-а-а! – зевнул я. – Конечно, помню. Записывай. – Я улыбнулся тетё Тане. Она почему-то не уходила и, как я понял, собиралась слушать, что я буду говорить. - Все, кто выбрал арбуз, - я снова зевнул, - просили продавца надрезать выбранный ими арбуз.
- И? – Серёжка покачнулся; он, похоже, был прилично пьян.
- И, - я придержал Серёжку, - и я… - У меня кружилась голова, и хотелось прилечь. В тусклом свете коридорного освещения высвечивались цветочки на моих новых трусах.
- Ну  что? Как ты их выбирал? – крикнул Серёжка. – Говори, иначе меня домой не пустят. – Он рассмеялся.

Тётя Таня хихикнула.

- Тихо. Спокойно. – Я расправил складки на трусах. – Записывай. Я заметил, что все надрезанные арбузы оказались красными, сочными и сладкими…
- И? – Серёжка изобразил на лице вопрос.
- Я добавил сюда метод математической индукции. - Я задумался, почесал для солидности лоб. – Ты не забыл ещё, что это такое?
- Да бох с ней с индукцией. – Серёжка отмахнулся от меня рукой. – И что потом после индукции?
  - Потом я произвёл пространственную экстраполяцию, - я улыбнулся тёте Тане, - сделал выводы и наполнил мешок арбузами, будучи совершенно уверен, что и все остальные арбузы в куче отличные. Вот и всё.
- Гениально! Просто и гениально! Ключище! – крикнул Серёжка. – Я обязательно попрошу тестя ускорить твой переход к нам в отдел продаж, - продолжил он тише, доставая что-то из пакета. – Довольно барахтаться в инженерной псевдонаучной жиже. -  Он достал из пакета бутылку «Посольской» и помахал её. – Последнюю у тестя стащил. Из заначки.
- Может, зайдёте, - сказала тётя Таня, распахивая дверь квартиры номер пять.
- Спасибо, тётя Таня. – Я почему-то оглянулся.

А потом до самого утра – вот только какого? -  всё та же самая Луна освещала мой бледный и счастливый лоб. Не знаю, что это. Судьба? Удача? Победа воображения? Или арбузы? Не знаю.




Прошло ещё несколько лет. Много? Мало?..
Как-то вдруг совершенно случайно за утренним крепчайшим чаем, листая просто так газету «Городские новости», я узнал, что на Зелёной продаётся дом. Совершенно случайно!  А дом на Зелёной – именно на Зелёной - мне был нужен ох как. «Вот так!» - я мысленно провёл ребром ладони по шее.

Я почистил туфли, погладил брюки (!), рубашку, завязал галстук, надел пиджак, посмотрел на себя в зеркало и потрогал вдруг побелевшие виски.

Потом я вышел на улицу и взял такси.  Дорогой надо было продумать ещё некоторые детали. Итак, Зелёная 25!

Улица Зелёная утопала в зелени. Через забор свисали ветви яблонь и других фруктовых деревьев. И ни-од-ной двустволки! Вот и номер двадцать пять. Я подождал, пока проедет машина, и нажал на кнопку звонка на воротах. Прислушался. Тишина. А ведь в «Городских» было указано и время: с восьми до двенадцати и с восемнадцати до двадцати трёх. Я нажал на кнопку ещё три раза подряд. Через решётку калитки было видно: появился человек, лет сорок, лет пятьдесят, не больше… может, больше. Он в нерешительности остановился на пороге, но очки не снял.

- Дом продаёте! – крикнул я, приподнимая на носках свою более чем центнерную фигуру, чтобы лучше разглядеть того за калиткой. Дышалось тяжело.
- Продаю, - с какой-то иронией в голосе ответил мужчина, подойдя к калитке. Открыв калитку, он тщательно осмотрел меня. А вид у меня был приличный. Дело ж серьёзное. – Заходите, - сказал он и отступил в сторону.

Я зашёл.

- Давайте сразу к делу, - сказал я, остановился и задрал голову, разглядывая дом.
- Конечно-конечно, - очень быстро проговорил хозяин дома. Ирония не покидала его лица. Я понимал: видимо я не первый.

Мы вошли в дом. Сели. Мой стул сильно скрипнул.

- Ну, и жара, - сказал я, снял пиджак и повесил его на спинку стула. – Ничего? – Я кивнул на пиджак
- Да-да, - дакнул хозяин, - жаркое лето в этом году. Жаркое. – Лицо его приняло задумчивый вид. - Так, значит, вам нужен дом.
- Да, мне нужен дом, и вы его продаёте, - сказал я очень уверенно и без тени улыбки. Я даже и не думал улыбаться. Я первый раз в жизни покупал дом. Это такое счастье – покупать дом!
- Да, я продаю дом. Зачем вам дом? – спросил хозяин и посмотрел в мои глаза.
- Странный вопрос. Чтоб жить в нём! В наше время любой более или менее состоятельный и уважающий себя человек хочет жить в собственном доме.
- Так-то оно так, - хозяин почесал свой лоб, - но каждому, как говорят, своё.

  Я посмотрел на потолок.

– Вот вы зачем продаёте дом? – Я естественно улыбнулся. Мне говорили, что мне идёт улыбка.
- Сейчас все всё продают, - ответил улыбкой хозяин. – А вы, - он очень осторожно почесал свой лоб, - что, негде жить? – Спросив, он торжественно улыбнулся.
- Я? – Я задумался. У меня лоб никогда не чесался. Затылок – это другое дело! – Я армейский, - почесал я макушку. – Кончил служить. Бросил здесь якорь. Строиться некогда, а обычную хату я не хочу. – Я осмотрел комнату от одного плеча до другого и свободно вздохнул, как будто дом уже был моим.
- Что-то молоды вы для пенсионера. – Хозяин хитровато сморщил лицо, на его лице опять появилась ирония, которая уже было исчезла. – Да-а-а, и вид у вас не армейский.
- А я не пенсионер, - сказал я и придал своему лицу такое серьёзное выражение, что самому стало не по себе. – Вы понимаете, - добавил я, прищурил глаза и сделал, как мне казалось, таинственную паузу. – Не все штатские штатские, - продолжил я, видя, что хозяин колеблется. – Во мне за сто! Это есть. – Я широко улыбнулся и погладил свой живот. – Вы понимаете?!
- А-а, конечно-конечно, - хозяин, извиняючись, замахал руками,  - я понимаю, я больше не буду. Хотя, «за сто» - это мягко сказано.
- Я вообще мягкий человек, - улыбнулся я. – А почему вы продаёте дом? – спросил я, сделав ударение на «вы», и тут же почувствовал неловкость, ведь я уже спрашивал хозяина об этом.
- Я уезжаю, – ответил он тихо-тихо.
- Туда? – Я кивнул головой куда-то в бок.
- Возможно, туда. – Он кивнул головой в ту же сторону.
- Но зачем же продавать? – сказал я, подойдя к книжным полкам. – Можно сдать или заколотить. Лучше сдать. – Я взял с полки книгу «Аристотель. Сочинения. Том. 2» и сдул с неё пыль.
- Оттуда нет возврата, - улыбнулся он.
- А-а, - вскрикнул я. – Конечно-конечно. Туда! Туда! – Я извиняючись махнул рукой. – А оттуда, - я задрал подбородок, глядя на потолок, -  нет возврата. - Потом я вытер пот со своего жирного лба, потом листанул книгу и вернул её на полку. – Увлекаетесь? – кивнул я на книги.
- Это библиотека жены, - сказал хозяин и как-то уж очень прямолинейно посмотрел мне в глаза.

Несколько минут мы сосредоточенно молчали. Если он о чём-то думал, то я совершенно ни о чём. Я рассматривал комнату и насвистывал «Прощание славянки». Стояла тишина, как перед боем. А где-то Антонов, кажется, Антонов, пел «Ах, белый теплоход…». Я глубоко вздохнул, сел за стол и решительно нарушил тишину:

- Сколько хотите?
- Три млн! – ответил хозяин мгновенно. Ждал!
- Хэ! – Я откинулся на спинку стула и тут же выпрямился: мой пиджак!
- Дом капитальный, с верандой, второй этаж, - заговорил хозяин. – Вы, наверно, уже обратили внимание: четыре комнаты внизу, две наверху. Пройдёмте, я вам всё покажу. – Хозяин говорил медленно, без запинок.

Мы встали.

- Это гостиная. Двадцать четыре метра…
- Нормально. Вот только окна маловаты. Света мало. Я люблю свет.
- Вы придираетесь. – Хозяин развёл руками. – Это не главное. Окна каждый делает под себя. Можете всю стену застеклить.
- Может, может, - согласился я.

Мы прошли дальше.

- А эти комнаты можете использовать, как хотите. Спальни, столовые, для игр, детские… Сколько у вас детей? – спросил он вдруг.
- Достаточно, - почему-то ответил я мгновенно.
- Отлично. – Хозяин почесал затылок. – Три комнаты. Одна шестнадцать метров, две другие по четырнадцать. А это кухня, - он жестом руки предложил пройти дальше, -  четырнадцать метров.

Мы зашли в кухню.

- Да-а-а, - потянул я, - кухня шикарная. Танцплощадка! Здесь я поставлю биллиард. – Я опять вздохнул.
- На счёт биллиарда не знаю… – Хозяин кивнул головой вверх: - Ну-у, наверх?
- Наверх! - сказал я бодро.

Мы поднялись наверх.

- Вот, смотрите, две шикарные спальни. Личные!

Мы зашли в одну спальню.

  - Вы извините, тут небольшой бардак.
- Что вы, что вы! – Я замахал руками.
- Каждая спальня имеет балкон. – Хозяин направился в сторону балкона.
- Вот это не совсем хорошо, - улыбнулся я.
- Ну-у, что вы, - начал огорчаться хозяин.
- Любовнику то, что надо – смыться с балкона, - закончил я свою фразу.
- Да-да, - хозяин захихикал, - я как-то это не учёл. – Он вышел на балкон.

Я вышел на балкон за ним и осторожно облокотился на перила.

- Не бойтесь, смелей! – сказал хозяин. – Балкон на совесть, выдержит ваши сто и более. – Он рассмеялся и кивнул куда-то вдаль. – А это мой сад. Всё растёт: слива, абрикос, груша. А вон там, - хозяин махнул рукой куда-то влево, -  можно и овощи посадить. Вот цветы жены. Нравится? – Хозяин посмотрел куда-то вниз под балкон.

Я попытался посмотреть куда-то вниз под балкон и увидел только какие-то яркие коричнево-оранжевые  цветы, бархатцы что ли, потом я посмотрел куда-то вдаль за деревья сада. За частным сектором начинались новостройки – белые скучные коробки.

- Вообще-то, фрукту я не люблю, - сказал я и сморщил лицо. – Я больше вино люблю. – Я грустно посмотрел на небо. – Нет, мне ваши фруктовые плантации не нужны.
- Да, конечно. Но они не влияют на стоимость дома. – Хозяин улыбнулся и пожал плечами. – Я  продаю только дом, а остальное ваше дело.
  - Как же так, - я прищурил левый глаз, - я куплю ваш дом за два с половиной, а потом ещё за пол буду выкорчёвывать пни. – Я выразительно посмотрел на фруктовые деревья. После подъёма по ступенькам дышалось тяжело. Было даже потно.
- Это не разговор, - сказал хозяин и направился лестнице. – Вы не серьёзный покупатель. Не хотите, не надо. Дом, сам дом стоит не два с половиной, а три млн рублей. Спросите кого хотите. Можете и риелтера подключить. За дешевле и он не найдёт вам такого дома.
- Хорошо, хорошо, - попытался я успокоить хозяина. – Мы ещё вернёмся к этому вопросу. Давайте осмотрим весь дом. – Я ещё раз осмотрел с балкона весь участок.

Потом мы спустились вниз.

- Можно за доллары, - сказал внизу хозяин. – К стати, и за йены согласен. По текущему курсу.
- По сегодняшнему? – Я отрицательно покачал головой.
- А теперь я покажу вам свой погреб, - почти торжественно сказал хозяин.
- У вас ещё и погреб есть!? – Я сделал вид, что удивился.
- А как же без погреба! – оживился хозяин.

Мы прошли в конец узкого коридорчика, по узкой  крутой лестнице спустились – я еле-еле -  куда-то в темноту.

  – Без погреба нельзя. Картошечка своя, лучок, солка. Заходите! Заходите! – Хозяин толкнул дверь, щёлкнул выключателем и отошёл в сторону, жестом руки приглашая меня зайти.
- Картошечка, лучок, - произнёс я. В желудке у меня что-то шевельнулось.
- Вы только попробуйте.  – Хозяин прошёл в конец погреба, достал из бочки помидор и протянул мне. – Лето, жара, а помидоры отборные. И так до следующего лета!

Я проглотил помидор и крякнул?

- Ещё б водочки!
- Нравится? То-то! Можно и водочки. А? Нравится?
- Я непривычен, но ничего. Вино то здесь можно хранить?
- Сколько угодно. Было б вино. А зачем вам вино? Поставьте аппаратик, и вперёд!
- Я предпочитаю вино. Денюшки на вино ещё водятся. А амбарчик нормальный. – Я окинул взглядом погребок.
- Теперь наверх? – Хозяин задумчиво посмотрел куда-то в угол погреба и тут же подтолкнул меня к лестнице.

Мы поднялись наверх из прохладного погреба и вышли из дома. Жара не спадала. Я отпустил галстук, да так отпустил, что чуть не порвал его… или чуть не оторвал голову?..

- Вон небольшая времянка. Её можно… - Хозяин не договорил.
- Нет-нет-нет! – яростно запротестовал я и помахал перед своим лицом  ладонями. – За времяночку я ничего не дам. Это захламление территории, то есть, жизненного пространства. – Я посмотрел на времяночку. - Вы, конечно, и её учитывали, складывая стоимость? – Я прищурил свой глаз.
- Нет-нет! Ну что вы?! – Хозяин почесал левую щеку.
- Ну, как же нет?!
- Но она вам очень пригодится. Всякую дрянь сюда сложите…
- Какую ещё дрянь? – нахально почти крикнул я  и тут же тихо добавил: - Свалите, вы хотели сказать.
- Велосипед сломанный, например. – Хозяин показал рукой на велосипед, прислонённый к стенке времянки.
- Какой ещё сломанный?
- Детский, например. А дети уже выросли из него. У вас есть дети?.. Пардон, я уже спрашивал…
- Ах, детский. – Я почесал подбородок. – Конечно, есть, аж три штуки.
- Ой-ой! – Хозяин помахал руками. – Зачем же так много?
- Кого? Детей?
- Детей. Ха-ха.
- Так вышло, - задумчиво сказал я. – Две дочечки и сынишка. Но сарай мне не нужен. Что хотите, то с ним и делайте. Ломайте, забирайте с собой за границу.
- Коляски, инструмент разный, - продолжал гнуть свою линию хозяин. – Ну-у, борохло там разное.
- Какие коляски? Какие инструменты? У меня всего один инструмент. – Я посмотрел на хозяина, стараясь придать своему взгляду некую загадочность. – Это ножницы. А всю-всю эту площадь жена засадит цветами. Она страшно любит цветы, и детей к этому приучила.
- Та-ак. – Хозяин почесал затылок, шею. – Вот, собственно, и всё моё хозяйство.
- Хорошо. Хорошо. –  Я покачал головой, разглядывая дом, сарай, сад. – Хорошо. Хорошо.
- Хорошо то, что хорошо кончается. – Хозяин бросил на меня, как мне показалось, вопросительный взгляд.
- Мне, в целом, нравится ваш дом. - Я сделал шаг в сторону дома… Точней, наметил шаг в сторону дома, при этом зачем-то кашлянул два раза. Или – три.

Мы зашли в дом. Хозяин пригласил меня присесть. Мы сели за стол. Я некоторое время сидел, задумчиво глядя в стол. Хозяин постоял некоторое время около меня, потом вдруг – так мне показалось, что вдруг - достал из холодильника начатую бутылку водки, две рюмки, солёные помидоры, порезанные сало и лук и сел напротив меня. Расположились, так сказать.

- Мне нравится ваш дом, но… – мой взгляд остановился на бутылке водки, - короче, два мэлэнэ.

Хозяин как-то внутренне улыбнулся и начал медленно-примедленно разливать водку. Разлил точно поровну.
- Ваше здоровье, - сказал он.
- И ваше, - сказал я.

Я выпил. Это был самогон, и я поймал на себе вопросительный взгляд хозяина.

- Здорово, - кивнул я на бутылку и проглотил помидорку. Левый глаз мой исчез в прищуре от удовольствия. Стало как-то хорошо.
- Нет, только три, - твёрдо сказал хозяин. – Я ещё мало беру. Дело срочное. Жена даже не согласна. Я еле уговорил её. – Он выпил,  причмокнул и закусил салом с луком.

Я молчал и начал есть сало с луком.

- Могу и в рассрочку. – Хозяин посмотрел на меня. – Завтра треть, как залог, а через недельки две остальное. А?
- Жарко, - сказал я.
- Да, жарковато.
- Вы не учитываете накладные расходы, - сказал я и цыкнул зубом.
- Какие ещё накладные расходы, - психанул вдруг хозяин. Так мне показалось.
- Мы ж говорили: я должен вышвырнуть сарай, выкорчевать все деревья. Вы будете это делать? Нет, два миллиона – это, сами понимаете. Ну, плюс ещё там чуть-чуть. – Я говорил спокойно и чётко и уже, как мне показалось, вдруг заинтересовал хозяина. – Был бы у вас гараж для моего Вольво. Где я поставлю машину?
- Да, гаража у меня нет, - сказал хозяин и улыбнулся. – Но если б был гараж, дом стоил бы ещё дороже.

Я не обратил внимания на его последние слова.

- Вот видите, - сказал я. – Я понимаю, что рыночная цена где-то в этих пределах, но… - Я развёл руки в стороны и сделал глубокий вдох. – Кризис.

Хозяин разлил оставшийся самогон и задумался.

- Вы тяжёлый человек, - выдохнул он. – Сколько вы даёте? Только серьёзно.
- Два, я же сказал. Ну-у, - я заглянул в рюмку, - плюс стольник. Но эт надо с женой переговорить.
- Это нереально. – Хозяин выпил самогон, выдохнул, пошевелил губами, облизав их языком, но к закуске не прикоснулся. – Меня любой на Зелёной назовёт дураком и простофилей. Нет-нет.

Я выпил «свой» самогон и посмотрел на помидорчик.

- Закусывайте, закусывайте, - кивнул головой хозяин.

Я закусил помидорчиком. Хорошая вещь – солёные помидорчики.

- Сами или жена? – кивнул я на помидорчики.
- Жена, - ответил хозяин после длительной паузы и тут же добавил: - Два семьсот – это моё последнее слово.
- Нормальные, - сказал я, продолжая закусывать помидорчиками, причмокивая и задумчиво покачивая головой. Мои жевательные движения при этом медленно приостанавливались - моя очередь говорить. Я выдержал необходимую для размышления паузу, при этом съел ещё кусочек сало и сказал: - Вы знает, у меня тоже есть жена. – Я вытер со лба пот. Жара донимала.

Хозяин напряжённо улыбнулся.

- Последнее слово, конечно, за мной, - продолжил я. – Боюсь, что она согласится на любое ваше предложение. – Я улыбнулся хозяину. – Она уже бредит частным домом. И Зелёная ей очень нравится. Я должен немного подумать…
- Два миллион шестьсот пятьдесят – это моё самое последнее слово, - уверенно сказал хозяин и положил руку на сердце. – Можете своей жене так и сказать.

Я задумчиво потянулся.

- Ну-у, что ж, - хозяин встал, давая мне понять, что торги окончены, - думаю, что мы договорились. Детали уточним после вашего разговора с женой и потом приступим к юридической части дела. Только я очень попрошу вас, не тянуть. Нет так нет, да так да. Даю неделю. Максимум. Потом я буду искать…
- Ну-у, что вы, - остановил я хозяина, тоже встал и надел пиджак. – Сегодня же я всё расскажу жене, и, наверняка, она захочет сама всё посмотреть. Может даже завтра.
- Это всегда, пожалуйста, - улыбнулся хозяин.
- Можно несколько помидорчиков с собой. – Я посмотрел на помидоры. – Если жене понравятся, так мы и рецептик купим.
- Помидоры? – Хозяин задумчиво посмотрел по сторонам. – Эт можно. – Он рукой залез в банку, достал из неё по очереди несколько помидорчиков, сложил в целлофановый пакет и протянул мне. – Кушайте на здоровье.

Я поблагодарил его. Мы вышли из дома и медленно направились к калитке.

- Да! – спохватился я уже у самой калитки. – Мы даже не представились друг другу.
- Василий Петрович Боженко, - сказал хозяин и улыбнулся.
- Николай, - сказал я и протянул руку. – Просто Николай.

Мы пожали друг другу руки, и я вышел на улицу.

Жара продолжалась. «Итак, дом мой», - выдохнул я, посмотрел на дом ещё раз с улицы и пошёл к автобусной остановке. На улочке было пустынно и тихо. На автобусной остановке – только два человека. Подошедший пазик поднял облако пыли, дыхнув из-под себя чем-то чёрно-серым. Пазиком я доехал да бара «Ручеёк», где устроился за стойкой и заказал стакан коктейля? Надо было обмыть дом. Пока готовили коктейль, я смотрел на себя в зеркало напротив: виски уже как-то вдруг поседели, залысины развились явно не симметрично и нос почему-то выглядел, как опухший.

Я поблагодарил бармена и выпил сразу весь стакан жёлтой жидкости. Я не любил коктейли, они не пьянили и не трезвили, смесь какая-то, в них нечто чуждое моему духовному нутру, но по такому случаю!..

Я кивнул бармену, что уже могу расплатиться.


Бармен положил передо мною счёт на сколько-то рублей и, что самое интересное, 99 копеек. Копейки меня несколько развеселили. Я знал, что бармены этого и не только этого кафе не любили маленькие в размере чаевых заказы. Но я ничем не мог им помочь, я тоже кое-что не любил… коктейли, например. Я полистал карманы пиджака и вдруг вспомнил, что потратил всё на такси, чтобы доехать до Зелёной. И это были все мои…

- Чёрт! – зло произнёс я. – Вы знаете, - остановил я бармена, который собирался отойти от меня, - сегодня такой день, купил дом почти за три лимона, а вот из дома вышел в другом костюме.

Бармен как-то улыбнулся недружелюбно, как-то иронично скривил улыбку и вроде как сочувственно покачал головой.

  – Тыща извинений. - Я достал из кармана пиджака телефон. – Вы позволите, - я кивнул на телефон, - я звякну жене.

Ну-ну, - сказал бармен кивком головы вверх-вниз, вверх-вниз. Ирония продолжала кривить его красивое лицо.

Наш город был очень большим. Его жители отличные люди. Я очень любил жителей нашего города. Я нажал на кнопку «контакты», пробежался по ним немного вниз и нажал «связь».

«Ты что-ли?!» – долетело до меня из телефона. Я отвернулся от бармена и сказал в телефон:

- Зиночка, тут такие дела…
«Какая тебе Зиночка», - закричал из телефона Серёжка, я узнал его несколько истеричный голос.
-…да вот, - продолжил я в телефон, - сделка почти состоялась. Сторговался до двух шестисот пятидесяти… Потом расскажу…

«Ключик, ты что оборзел?! – кричал из телефона Серёжка. – Ты когда мне должок отдашь. Я сам тебе тактично не звоню, мы ж дружбаны, а ты этим…»

- Вот-вот, Зиночка. – Я улыбнулся бармену. – Да вот зашёл в твою любимую кафешку, выпил пивка, а денюшки… пиджак то я одел чёрный рабочий, а денюшки то в красном…

«Какой пиджак, Ключара? – кричал Серёжка. – Какая ещё Зиночка?! И тесть хочет с тобой поговорить. Ты с ним не шути! Я…»

- Денег ни копейки, - говорил я в телефон. – Не могу расплатиться. Ещё в милицию загребут. – Я улыбнулся бармену. Он ответил мне добродушной улыбкой. Да, на его лице вдруг появилась нормальная добродушная улыбка.

«Да я тебя сам загребу!..» - кричал Серёжка.

- Да, в клетчатом, - сказал я громко в телефон. – В левом внутреннем… можно и баксы… Баксы устроят? – спросил я бармена, прикрыв ладонью телефон.
- Ради бога! – всплеснул руками бармен. – Хоть йены!
-Давай, только быстро! – крикнул я в телефон. Я уже не слушал, что кричал Серёжка. - Что-что?.. Взять коньячку? С лимончиком? Ты тоже хочешь обмыть сделку? – Я бросил на бармена как-бы удивлённый и в то же время вопросительный взгляд, а он согласно кивнул головой. – Окей! Бери тачку и быстро! Я жду!..

«Где ты находишься? - кричал Серёжка. – Я щас приеду и с тобой…»

Я отключил телефон и посмотрел на бармена. Бармен улыбался.
- Вы знаееттете, - заговорил он и вдруг чуточку зазаикался, - мою невесту тоже зовут Зззиночкой. Прекрасное имя. – Он мечтательно посмотрел куда-то в глубину моих глаз.
- Зиночка – прекрасное имя, - улыбнулся я.
- Та-ак, ккконьячку… – бармен задумался, – с лимммончиком!.. А вы можете присесть за вот этот столик. – Он показал на столик чуть сзади и слева от меня.
- И сырку порежьте, - сказал я, пересаживаясь за предложенный столик. - Рюмашку можно сразу, чтоб ждать было веселей, - добавил я.
- Всё будет в лучшем виде. – Бармен развернулся по-армейски и удалился.

Я снял пиджак и повесил его на спинку стула. Бармен принёс бутылку коньяка и два коньячных бокала. Приветливая улыбка не сходила с его лица. Я налил в бокал коньяк, пригубил его, потом снял галстук и бросил его на стол.

Стояла невыносимая жара. Я расстегнул рубашку до пояса и сделал глоточек коньяка. Закусил помидорчиком, но тёплый помидорчик уже не имел того вкуса. Тем более в коньяк помидорчик не вписывался никак. Я сделал ещё один глоточек и посмотрел в окно на улицу. Проехавший мимо огромный автобус поднял столб пыли. Это был сноп пыли! Было жарко, но лето уже кончилось. Точка