Прекрасная случайность. Рассказ 1

Католики.

Вот скажите мне: какого числа вы ставите ёлку? В конце ноября? Или в начале декабря, числа этак пятого? Или вы её вообще не убираете? Любой из этих вариантов говорит о том, что вы нормальный человек. Даже если ёлку вы ставите двадцатого декабря, всё равно всё нормально!

Но мои родители люди не нормальные. Сегодня двадцать пятое декабря. Мы живём в малюсеньком мини посёлочке. Я назову его как в математике – посёлочек Х. Короче, в посёлочке Х вообще не продают ёлки, гирлянды, хлопушки, игрушки и прочий интересный хлам. Ну нет у нас магазина с подарками и прочими праздничными штуками. Мы и не планировали покупать ёлку – у нас была своя. Большая и зелёная. Если отойти подальше то и не скажешь, что она искусственная. А если повесить на неё «дождик», игрушки и поставить на верхушку звезду (что, кстати, мы давно не делали; да-да, ель без звезды), то вообще как настоящая! И гирлянды ещё разноцветные! А подставку для ели мы укутывали белым куском ткани (типа снег) и ставили туда подарки. И они тоже были такими красивыми! И на стенах висели снежинки! И мы всей семьёй обматывали вокруг шеи мишуру! И по телевизору с нами говорил Путин!

И мы рискуем остаться без всего этого, потому что папа сломал ёлку… Да. Мало того, что мы собрались ставить её двадцать пятого, так ещё и сломали. Конечно, не саму ёлку. Её ствол сделан на века. А вот пластмассовая подставка… Мда. Я папу не виню. Может, это ёлка потолстела и не влезла в подставку. Может, подставка сморщилась от негодования, что её так долго не доставали из кладовки. Но теперь расколотая на две части подставка в мусорном баке, а наша зелёная красавица заперта в коробке.

Мама вырезает снежинки. Папа наряжает остальной дом. А мне приказано ехать на электричке в город и на остатки свободных денег искать подставку для нашей ёлки или новую ёлочку – маленькую.

Билет «Посёлочек Х – Городина У» куплен и электричка нежно оттолкнулась от перрона. Наушники в уши, чтобы скоротать время. Деньги во внутренний карман, чтобы не стащили. Я знаю один магазин всякой праздничной ерунды около вокзала. Называется он «Праздник». Там рядом есть целых три автобусных остановки и кафе, которое называется «Кафе». Честно признаюсь, всё, что находится около вокзала названо очень остроумно.

От вокзала до «Праздника» недалеко. Поэтому я пошла пешком. По дороге я думала о том, что если я не куплю ёлку или подставку, то Путина всё равно от камеры в Кремле никто не отгонит. Он скажет свою речь и поздравит россиян с Новым годом. В принципе, никто не умрёт, если я не найду то, что надо. В особенности те, кто находится далеко от меня. Китайцы, например, или американцы. Кстати, американцы тем более мне не посочувствуют, ведь у них сегодня свой праздник. А у меня свой. Тот «Праздник», что виднеется через дорогу.
 
На вывеске этого магазина в первые два года его существования не было ничего, кроме персиковой краски. Видимо, закрасили вывеску под цвет магазина. А потом, когда покупателей стало больше, старую персиковую «вывеску» сняли. И повесили новую. Теперь над магазином красуются яркие, светящиеся, пьяные буквы и такой же яркий, светящийся и пьяный подарок. Интересно, о чём думали люди, когда так криво лепили разные по размеру буквы? Но магазинчик процветает. Обычно там нет очередей. Человека три-четыре максимум. Но сегодня фортуна оголила передо мной самую мягкую часть своего прекрасного тела. Восемь взрослых человек, у каждого в руках по игрушке, одна заспанная кассирша и растерянная девочка, которая ищет ёлку. Или подставку. Семь часов вечера. Что эти люди здесь забыли?

Я вошла в «Праздник» (всю эту композицию из людей я видела через стеклянную витрину высотой почти во весь магазин) и, обойдя очередь, принялась искать то, за чем пришла. Подставок в магазине не оказалось. Вообще никаких. А вот несколько елей было. Я представила, как я тащусь через весь город в поисках кусочка пластмассы. Меня передёрнуло, и я стала выбирать ёлку. Были три больших зелёных, одна маленькая белая с розовыми концами искусственных лап и ещё одна маленькая голубая в комплекте со снежинкой вместо звезды. Рядом с каждой из ёлок стояла коробка. В коробках лежали уже сложенные ёлки. Коробку с большой ёлкой я бы не утащила одна. При этой мысли все зелёные ели, казалось, наклонили вниз свои обречённые усталые макушки. Голубую ёлочку снежной королевы мои родители бы не заценили. Пришлось взять коробку с белой. Маленькая и дешёвая. То, что надо. На это решение ушло меньше минуты, и я встала в очередь из восьми человек.

В этот момент в магазин вошёл светловолосый паренёк. Сразу видно, что местный. Кто угодно, мог бы выглядеть так же и в посёлочке Х, но я будто с рождения знала, что он - городской. Немного старше меня. Красивый. Он пропал в глубине магазина и вышел через секунду с мягкой игрушкой-ангелом в руках. Явно не для себя. Ангел был таким милым, что подошёл бы в подарок маленькому ребёнку. Парень встал позади меня и, посмотрев на очередь, устало вздохнул.

 - Эх, нет лучше праздника, чем Рождество! – приятно улыбнувшись, произнёс первый стоящий в очереди. – Оно так удобно расположилось в календаре!
Из любопытства парень, стоящий за мной,  накренился немного вправо, дабы разглядеть говорившего. Тем временем, он продолжал:
 - Вот если бы не было Рождества, то что тогда?
 - Новый год, Юрий, - улыбнулась кассирша, протягивая мужчине чек.
 - Ну да, да. Но всё же сегодняшний день прекрасен. Я так рад, что Рождество именно двадцать пятого декабря!

Толпа взрослых одобрительно закивала, замычала, а второй стоящий в очереди подхватил:
- Да! Правда, прекрасно!
Сначала до меня не дошло, но, когда шестерёнки завертелись в моей голове, то я поняла, что попала в кампанию католиков. Ничего против них я не имею, а вот светловолосый парень немного надул щёки и резко повернулся в сторону гигантских окон, сделав вид, что залюбовался рекламой на проезжающем мимо автобусе.
Подпевала, тот, что второй в очереди, положил на кассу прозрачную упаковку с ёлочными игрушками и протянул купюру. Тот самый Юрий никуда не уходил. Эти двое явно были друзьями, и один ждал другого. Пока кассирша считала сдачу второму, Юрий всё продолжал говорить.
 - Вот если бы я праздновал Рождество седьмого января, это было бы ужасно. У моей супруги день рождения седьмого. Мне бы пришлось покупать ей сразу два подарка. А так у меня есть время, чтобы подумать, что подарить ей на день рождения. А на рождество я подарю сейчас, - и он крепко прижал красивую коробку к себе, - Наша вера, повторюсь, очень удобна.
 - Поэтому вы и пользуетесь ею как штанами, которые вам точно по размеру! – возмутился парень.
 - Простите, что? – деловито переспросил Юрий и обратился ко второму, - Лёша, ты слышал это?
Вся толпа обернулась к пареньку. Я поддалась любопытству и тоже посмотрела на него. Он был серьёзен и пронзал Юрия недовольным взглядом светлых голубых глаз.
 - Может, ты имел ввиду что-то другое? – спросил Алексей.
 - Нет, - ответил парень, - Вы не верующие, вы – пользователи! Вы не можете называть себя верующими потому, что вы подстраивайтесь под обстоятельства, а не верите сердцем!
Он говорил это так спокойно, как священник. Добрая улыбка Юрия исчезла и он, изучив парня высокомерным взглядом, произнёс:
 - Православный.
 - Допустим, - ответил парень и немного наклонил голову влево, как бы спрашивая «Ну и  что с того?».

Я опустила глаза вниз и уставилась в пол. Я не хотела казаться агрессивной. Я, зачастую, отмечаю два Рождества, хотя больше склоняюсь к тому, что правильней отмечать Рождество Христово седьмого января. Но лучше не вмешиваться. Я вообще здесь, чтобы купить ёлку. Я поставила коробку с ёлкой на пол. Кассирша положила сдачу для третьего на кассу, но он не обратил на это никакого внимания. Он смотрел туда же, куда смотрели все.

 - Ребята, нашу веру оскорбляют, - произнёс Юрий и подошёл к парню поближе. Тот стоял на месте и смотрел в глаза взрослому разозлённому католику.
 - Лишние зубы, - объявил Алексей, и я поняла, что мордобоя, а точнее избиения не избежать.
 - Давайте не сейчас, а! – возмутилась кассирша. Где-то в магазине играла «Jingle Bells». А ведь всё может закончиться хорошо, если не стоять столбом. Третий взял сдачу и следующий поставил на кассу такую же коробку с елкой, как и у меня.
 - Нет, сейчас, - сказал Юрий и подошёл ещё ближе. Так близко, что если бы он случайно дёрнул рукой, то прилетел бы мне с локтя в лицо.
 - Идиоты, - вырвалось у меня. Юрий повернул голову в мою сторону и я, поняв что сказала, решила, что оправдываться уже поздно. И добавила, - Нашли из-за чего морды бить. Купили бы то, что надо и разошлись. А то корчат из себя оба.
Как только я закончила говорить, парень вытащил из кармана деньги и положил на стоящую рядом полку со снежными шарами.
 - Это за ангела, - сказал он и вышел из магазина. Все смотрели ему вслед.
Я осталась одна. С католиками, которых разозлил он. И теперь они будут бить меня…
Ну уж нет! Как только Юрий снова посмотрел на меня, я рванула в сторону кассы, растолкав всех католиков, положила деньги перед кассиршей и указала на коробку, стоящую на полу.
 - Ёлка. Маленькая. Белая. С розовыми кончиками.
Слава всем ныне живущим, кассирша быстро всё посчитала, дала сдачу и я, взяв коробку, вылетела из магазина.
 - Хамка! – прозвучал голос Юрия. Но мне было плевать. Я хотела домой. Наряжать ёлку. А тридцать первого кушать салатики и смотреть Путина. Как все.
Светловолосый парень стоял недалеко от магазина. Будто бы ждал меня. Я подошла к нему, и он спросил:
 - Как тебя зовут?
 - Маша, - ответила я.
 - Мария. Как богородица, - улыбнулся он.
 - Ага, - я кивнула и улыбнулась, потому что он улыбался. Я никогда не задумывалась о том, почему меня так назвали. Маша и Маша. Дальше-то что? А он придал моему имени особое значение.
 - А я Елеазар.
 - Как? – не поняла я.
 - Елеазар. Только, умоляю тебя, не пытайся сокращать моё имя. Это глупо.
 - Ну да.
 - Слушай, я же тут не просто так стою, верно?
Я улыбнулась ещё шире. Почти засмеялась.
 - Наверное, - ответила я. А затем я, кажется, покраснела и смутилась. От собственных мыслей. Он не просто так стоит здесь. Тогда зачем? Ждёт меня? Мальчик?

А потом мы пошли в кафе под названием «Кафе». Пили горячий кофе и разговаривали обо всём на свете. Елеазар оказался очень интересным собеседником. Естественно очень глупо было бы открыться ему полностью, всё о себе рассказать, ведь я его совсем не знаю. Хоть и пью с ним кофе за одним столиком и ем пирожные с одного блюдца. Поэтому, я по большей части слушала, а не рассказывала. Таким образом, у меня появилась кое-какая пища для мозга. Например, Елеазар сказал, что он правда православный и его семья очень религиозна. Мне стало интересно понаблюдать за их жизнью. Как они читают молитвы перед принятием пищи, перед сном. Мне захотелось познакомиться с его сестрой Софьей. Мягкий ангелочек был куплен для неё как подарок на Новый год. Мне почему-то казалось, что его родители одеваются как священники и вместе со своими детьми ходят каждый вечер в церковь. Я понимала, что представлять жизнь по-настоящему верующих людей я не могу, потому что не знаю, как на самом деле они живут, как мыслят. И я не думаю, что они обычные люди, как, например, я или большинство моих знакомых. Всё время, пока я разговаривала с Елеазаром, я представляла под его пуховиком крестик. Конечно, он не будет его выставлять на показ. Он же не «те лже-католики из «Праздника»», как он сам и сказал. Я спросила, почему он назвал их лже-католиками, а он ответил, что никто и никогда не будет пользоваться своей верой или её удобством. Если человек верит по-настоящему, то он и будет верить, а не выпендриваться и лезть бить морды. Он будет терпим к вере других, потому что сам верит.
 - Те мужчины, что были в магазине, уж точно не верят в Бога. Может, конечно, я чего-то не понимаю, но, по-моему, так нельзя говорить и поступать. Ты же сама слышала – для них католичество это предмет удобства и уюта. Они не верят, я ручаюсь, - говорил Елеазар, и мне всё больше хотелось встать на его сторону, вернуться в «Праздник» и высказать тем чучелам всё это в лицо. И, когда я сказала об этом Елеазару (в более мягкой форме, конечно), то он спокойно улыбнулся и ответил, - А зачем лезть на рожон. Разве они достойны наших нервных клеток? Зачем тратить жизнь, добиваясь справедливости, если тебя всё равно обхают и обсмеют. Может, даже побьют. Не лучше ли нести свет там, где это необходимо, где ты реально можешь помочь?

И так мы беседовали около часа. Философская беседа на равных быстро превратилось в школу жизни, где Елеазар был учителем. Я удивлялась как спокойно и красиво он говорит, не понимала, почему он не в гневе и не хочет как-нибудь отомстить лже-католикам. Мне было стыдно из-за того, что Елеазар открывался мне полностью, говорил то, что правда думает, а я не могу. А вдруг он разозлится, если я скажу ему, такому чистому и спокойному, что я хочу пробить этим лжецам башку снежным шаром? Поэтому я сидела и внимала. И вскоре успокоилась.

Когда кофе был выпит, пирожные съедены, а католики ушли из «Праздника», мы пошли в сторону вокзала и в ожидании моей электрички проговорили ещё ровно двадцать одну минуту. А когда вагоны остановились перед скамейкой, на которой мы сидели, я встала и попрощалась с ним навсегда, ведь в городине У тысячи людей и вряд ли я увижу Елеазара снова. На прощание он поцеловал мне руку и пожелал счастливого пути. И всю дорогу я думала о тех нравоучениях и гладила правой рукой левую, поцелованную, понимая, что это лишь правила этикета.