Дар. Глава 15

Глава 15
Солнечный свет заливал класс, падал на склоненные головы детей, превращая даже самых непоседливых из них в ангелов. В такие дни Рита любила свою работу особенно сильно, когда лучи вот так проникали в высокие окна, когда не оставалось места для теней, когда ей приходилось щуриться, сидя за своим учительским столом. И особенно хороши были моменты, когда дети были заняты чем-то, и она могла позволить себе хоть на пару минут отвлечься и просто наблюдать.
Все кабинеты первого этажа с солнечной стороны занимали начальные классы, малыши ведь итак с трудом привыкали к новому распорядку жизни, а солнце по утрам бодрило их и настраивало на нужный лад. Как и учителей, подумала она, сидя за столом и наблюдая, как ее новый первый класс старательно рисует. За окном день был просто нереально ярким, как будто кто-то добавил красок с помощью компьютерной обработки. Широкий газон, подходивший почти вплотную к фундаменту, зеленел так неистово, что было больно глазам, деревья, чуть дальше, посаженные по периметру школьного двора, шелестели на ветру, их листья сияли, отражая солнечные лучи, как тысячи маленьких зеркал. А небо, такого насыщенного глубоко цвета она не видела даже летом.
Все было прекрасно, все, как она любит, но почему-то сегодня она не могла наслаждаться ни красотой дня, ни склоненными детскими головками. Тревожное чувство разъедало ее с самого утра. Она не могла описать или объяснить свои ощущения, просто не находила себе места, как будто опаздывала куда-то, не зная куда. Вибрирующее, звенящее предчувствие какой-то беды или какого-то большого события просто разрывало ей сердце, но первые два урока она еще пыталась бороться с собой, пока на перемене перед предпоследним уроком не взяла мобильник и не увидела пропущенный звонок. Сердце ее упало, в такое время звонить могли только Аннета или Антон. И явно не с хорошими вестями. Особенно в такой день, когда они собирались отвезти эту брошь. Может, я нервничаю из-за этого, сказала она себе, может просто само поручение и предстоящий визит в больницу к женщине в коме, которую мы, к тому же, никогда не видели…
Хорошая попытка, сказала она сама себе, после второго урока, когда чувство не ушло, только усилилось, хорошая, но провальная. Она пыталась отвлечься, выкинуть мысли из головы, просто строго приказать себе погрузиться в работу, но ничего не выходило. Она машинально писала на доске буквы, как делала тысячи раз до этого, машинально рассказывала детям то, что рассказывала в это время каждые три года – никакого творчества, никакой искры, она ненавидела так работать. На перемене перед третьим уроком, к счастью, предпоследним, она не выдержала и достала мобильник, просто, чтобы убедиться, что все в порядке или позвонить Аннете и поговорить…но мигающая лампочка разрушила последние рубежи ее хлипкой обороны. Звонила Аннета, причем, звонила тогда, когда точно знала, что у нее урок, что она не возьмет трубку. Значит, что-то случилось, и она хотела, чтобы Рита об этом знала.
- Привет, - она тут же перезвонила, руки дрожали, но из голоса она постаралась изгнать все эмоции. Почти получилось. – Ты так сразу ответила…
- Да, держу телефон в руке, - голос у ее подруги тоже был какой-то странный, и Рита поняла, что сейчас окончательно проиграет панике. – Я звонила, знаю, что у тебя урок, но…
В трубке послышалось ее учащенное дыхание, и Рита поняла, что ее странное чувство было ненапрасным.
- Что случилось? Ради бога, я с ума схожу! – проговорила она, отходя к окну, перемена вот-вот должна была закончиться, но сейчас она об этом не думала.
- Не знаю, - выдохнула после паузы Аннета, - может пока ничего, но мне как-то… стрёмно. Я места себе не нахожу, сама не знаю. Как будто жду чего-то или куда-то…
- Опаздываешь, - закончила за нее потрясенная и напуганная Рита. – Со мной тоже самое.
Она оглянулась, убедилась, что никого рядом нет, и никто из учителей из соседних классов не решил вдруг перекинуться с ней парой слов, и добавила:
- Мне так страшно! Я не знаю что, но что-то не так, что-то происходит!
- И я так думаю, - тут же ответила Аннета. – Не знаю, что делать, я хотела позвонить Антону, но не стала, вдруг он спит. А ему итак хреново. Решила позвонить тебе, просто не могла больше выносить этот мандраж.
- Да, не стоит звонить. – Согласилась Рита, - я так хочу поскорее уйти отсюда, отвезти эту брошь и… не знаю, оказаться дома, поговорить с Антоном, вдруг эта монета что-то делает и с нами?
- Или с ним, - задумчиво сказала Аннета, - раньше уйти ты не сможешь, так?
- Да, - прозвенел звонок, дети с криками понеслись в свои кабинеты. Рита вынуждена была подождать пару секунд, пока шум хоть немного стихнет. Этого времени хватило, чтобы в голову пришла идея. – А ты? Я подумала, может, ты зайдешь к нему? Ну, просто проверишь, в порядке ли он.
- И как это будет выглядеть? – усмехнулась Аннета, - он итак задолбался от нашей опеки, никто не любит чувствовать себя неполноценным, так что…
- Да, прости, ты права, - согласилась Рита, представив, себя на месте Антона. Она знала, что он очень благодарен им за заботу и поддержку, но сегодня он попросил их отвезти брошь, так что лучшее, что они могут сделать – выполнить его просьбу. – Я просто на нервах вся. И у меня начался урок. Подожди…
Она убрала трубку от лица и сказала детям, чтобы они рассаживались и доставали рисовальные принадлежности, потом вернулась к окну.
- Жаль, я не предметный учитель, - вздохнула Рита, возвращаясь к разговору, - могла бы отменить урок, и детки с радостью просидели бы его в столовой, но у меня малыши. Пока не придут родители, я связана по рукам и ногам.
- Я выйду чуть пораньше, - сказал Аннета, - буду ждать тебя у ворот школы, так будет лучше.
На этом они распрощались. Рита понимала, что лучшего выхода все равное нет, пока не закончится 4й урок, она не могла покинуть школу. И не могла попросить Аннету отвезти брошь – знала, что это было бы нечестно: просить о таком, но чувствовала, что время уходит и его надо беречь – потому что та самая брошь лежала в ее сумочке. Так уж вышло, что ее школа была ближе к центральному району, к тому же, Аннета не хотела тащить пусть и дешевое, но все же, ювелирное изделие в бар.
Надо спешить, подумала она, хотя откуда пришла эта мысль и почему, она и сама не знала. Вернулась в класс, дала детям задание и села за свой учительский стол, не замечая ни красоту дня, ни спокойствие в классе. Я могла бы отвезти ее одна, думала она, страшно, конечно, но могла бы, а Аннета… но второй раз просить ее нарушать покой друга без веской причины? Нет, это не вариант, это она понимала, а настаивать, опираясь лишь на какое-то нервозное чувство – глупо.
А вдруг он умирает, она решилась озвучить про себя самую страшную мысль, именно она не давала ей покоя, вдруг, вернувшись домой, мы найдем его… дальше продолжать она не решилась. Но тут услышала в голове голос Аннеты, так четко, как будто та сидела рядом с ней: «Он все равно умрет, и мы все это знаем. Чем ты можешь помешать? Ничем? Тогда принимай то, что посылает судьба и уважай право других проживать то, что им отмерено так, как они могут или хотят. Все, что ты можешь – отвезти эту брошь и приколоть к пижаме его матери. Так что не бери на себя слишком много и не пытайся держать все в своих руках».
Она всегда была сильнее меня, подумала Рита и невольно улыбнулась, теребя маленький золотой кулон в форме цветка – подарок от родителей ее последнего выпуска. Ей дарили и другие украшения, и она всегда искренне благодарила, но редко носила их. А этот цветок ей сразу понравился, он был каким-то индивидуальным, в отличие от безликих изделий, которые ей, да и другим учителям, обычно дарили. А потом она открыла, что у него есть еще одно прекрасное свойство: теребить его в моменты нервного напряжения или просто задумчивости было так приятно и так успокаивающе. Он как будто был создан для этого. Изогнутые золотые лепестки так и скользили между пальцами, а маленькие белые камешки, как роса покрывавшие их – точно не бриллианты – слегка царапали кожу, и это было приятно, это отвлекало. Но в это утро даже кулон не помогал. Что-то случилось. Надо спешить. Эти мысли повторялись у нее в голове, как заезженная пластинка, а в груди все вибрировало и сжималось.
Еще один урок, подумала она и, закрыв на мгновение глаза, сделала глубокий вдох, еще одна перемена, потом 40 минут – и я свободна. Эта мысль вызвала облегчение и страх, странный, отвратительный на вкус коктейль.
- Маргарита Семеновна, - позвал мальчик в третьем ряду, кажется, его звали Дима, а может, Толя, она еще не до конца привыкла к новому классу и еще путалась в именах. Кроме хулиганов и плакс, они всегда запоминались первыми. – А у меня дерево не получается.
- Сейчас… - она встала из-за стола, напомнив себе, что надо посмотреть имя мальчика на тетради или дневнике и, наконец, запомнить. – Давай помогу.
Но, склонившись над партой и взяв в руку карандаш, Рита без удивления обнаружила, что она дрожит.
***
Антон наблюдал сквозь темные очки, как проносится город, постепенно уступая свои позиции природе. Сначала позади остались деловые кварталы с высотками и роскошными ресторанами, люди, в основном хорошо одетые  и с дорогими портфелями в руках, спешили по чистым улицам, обходя по широкой дуге случайно забредшего попрошайку. Полиции в этих районах тоже было достаточно, так что надолго гости из других уровней жизни здесь не задерживались. Антон видел все это сотни раз, но все равно смотрел внимательно, цепляя взглядом единственного глаза каждую мелочь, каждую деталь – он прощался с миром, который знал, в котором прожил жизнь, пусть этот мир был жестоким и непонятным, но другого он не знал. Что ждет меня там, подумал он, хотя, лишь бы что-то ждало. Сейчас, когда каждый поворот колес такси приближал его к смерти, он вдруг понял, что боится не ада и не разгневанных чертей, на самом деле больше всего он боялся, что там, за гранью ничего нет. Конец, и точка. Вечная тьма.
- Как думаете, дойдет до нас эта гадость, - таксист, средних лет мужчина с уставшим лицом и тронутой сединой щетиной, молчал всю дорогу, что очень радовало Антона, - или пройдет стороной?
Антон, вырванный из собственных размышлений, повернулся на голос, не понимая, о чем идет речь.
- Ну вот, на горизонте, - указал водитель, - такой чудесный день был, и на тебе. Типичная жизнь.
Антон слегка наклонил голову и посмотрел сквозь лобовое стекло туда, куда указывал водитель. На горизонте – теперь, когда они миновали самые приличные районы, он был виден – собирались тяжелые облака. Пока они были далеко, и, на самом деле, могли пойти в другом направлении, но то, что они несут жуткий ливень или даже град, сомнений не было. Антону стало как-то жутко от этой картины. Может быть потому, что она очень точно отображала его судьбу.
- Будем надеяться, пронесет, – искренне ответил он, - очень не хочется портить такой прекрасный день.
- Еще бы, - отозвался водитель. – Если ливанет, пикник ваш точно накроется.
Он помолчал секунду, потом добавил:
- Хотя, может, вы успеете до дождя. Или он вообще пройдет мимо.
Успею ли я? Эта мысль снова сковала его страхом. Потому что, скорее всего, до прихода этих туч он будет уже мертв. И ливень будет поливать его мертвое тело. Господи, как же страшно, подумал Антон, чувствуя, как паника железной хваткой вцепилась ему в горло. Он был на грани того, чтобы повернуть назад, прямо сейчас сказать водителю, что передумал, что тучи заставили его отказаться от пикника. Очень убедительно. Очень правдоподобно. А главное: он увидит, будет ли ливень или пройдет стороной. Я правда собираюсь это сделать, ошарашено подумал Антон, стараясь унять нарастающую нервную дрожь, я совсем, видно, сошел с ума.
- Собственно, день вы выбрали очень удачный, - продолжал водитель, - погода просто райская, будний день, так что вас там точно не будут вымораживать толпы. И никаких орущих детей. Благодать! Я и сам предпочитаю брать выходные на неделе, все работают, а я отдыхаю. И в кино билеты всегда есть, и в любое кафе сядешь. А по выходным – тут занято, там мест нет, тут только по предзаказу.
Знал бы он, подумал Антон, сражаясь с паникой, зажав руки между колен, чтобы унять дрожь.
- Да, я тоже именно так и подумал. – Выдавил он, - я не люблю массовку, моя стихия – тишина и уединение.
- Ну тогда вам повезло вдвойне, - усмехнулся таксист, - если туда еще кто-то и собирается, тучи эти распугают этих немногих. Так что всё – ваше.
Такси быстро катило на север, оставляя позади город, в котором Антон прожил всю свою жизнь. Деловые и спальные районы закончились, теперь машина с шашечками прокладывала путь по извилистым дорогам пригородных территорий. С северной стороны они были очень приличные – не то что такие знаменитые районы, как Речной. Здесь селились семьи среднего класса, дома – таунхаусы или дорогие кирпичные строения, асфальт на дорогах приличный, по обочинам росли деревья, а пред домами были цветы или просто зеленые газоны. Здесь было тихо и спокойно, дети бегали по улицам и играли возле домов, мамочки с колясками сидели на лавочках и дышали чистым, в отличие от городского, воздухом. Никаких банд, никаких бродяг. Оно и понятно: через этот район пролегал самый популярный маршрут к знаменитой поляне для пикников, главным украшением и достопримечательностью которой было Голубое озеро – местное чудо.
Антон подумал, что проезжал здесь последний раз, когда был еще ребенком. И вдруг страх нахлынул снова, а вдруг за эти годы что-то изменилось? Вдруг это место теперь не узнать? А что если озеро закрыли? Антон почувствовал, как грудь сдавил железный обруч, так далекой зайти и потерпеть такое глупое поражение?
- Знаете, - начал он, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал, - в последний раз я был там совсем ребенком. Там ничего не изменилось? Ну, может чего-нибудь понастроили, как обычно, или…
- Не, такие вещи не меняются, - протянул водитель, - я туда часто детей вожу, там все по-прежнему. Только парковку перенесли подальше, теперь приходится топать пешком. Но и то, я например не против, так воздух чище.
- Да, - Антон почувствовал настоящее физическое облегчение, стальной обруч, сжимающий грудь пропал. Остался просто страх. – Это правильно.
Остаток пути они проехали молча, водитель включил радио, а Антон погрузился в свои мысли, с грустью наблюдая, как последние островки города остались позади. Теперь дорога превратилась в широкое шоссе, по обеим сторонам которого были поля и редкие лесополосы. Когда-нибудь город доползет и сюда, подумал Антон, и на этих полях вместо кукурузы и овощей вырастут многоэтажки, землю закроет асфальт, и те, кто будет жить на нижних этажах, уже никогда не увидят такого яркого и прямого солнечного света. Как и я. В жизни так много «никогда», подумал он, и оно так бескомпромиссно.
Дорога плавно извивалась, то поднимаясь на пологие холмы, то опускаясь, за полями начинались равнины, кое-где виднелись крошечные с такого расстояния фермы и темные пятна – стада. Антон любовался просторами, залитыми солнечным светом и сожалел, что никогда не выбирался сюда, что пропустил всю эту красоту, бегая по пыльным улицам города между высоток, как крыса в лабиринте. Ему так хотелось попросить таксиста остановить машину, выйти и просто бежать по этим зеленым полям, просто лежать в траве и смотреть в это глубокое синее небо и вдыхать полной грудью запах земли и ветра… Внезапно эта жажда жизни затопила его разум, вытеснив мысли о предстоящем конце. Какого черта, подумал он, это мой последний день, а даже приговоренным к смерти преступникам дают возможность на последнее наслаждение. Он взглянул на часы 11:20, девушки еще на своих работах, потом они поедут в больницу, потом только домой… и куда мне спешить, подумал он, смерть – это билет в одну сторону, а вот обратно я уже не вернусь.
- План поменялся, - сказал он, наклонившись к водителю с заднего сидения, чтобы тот услышал его за громкой музыкой, - остановите у самого въезда, там ведь еще такая длинная аллея, да?
- Да, - кивнул водитель и убавил звук, - эту аллею теперь поделила на две части парковка. Что, охота пешочком пройтись?
 И он понимающе улыбнулся Антону.
- Точно, - радостно кивнул Антон, - такая красота за окном, не хочу терять ни минуты этого дня.
- И правильно, - согласился водитель, - особенно, когда на горизонте такие тучи.
Скоро поля снова сменились густой лесополосой по обе стороны шоссе. Почти приехали, вспомнил Антон, он был рад, что эти деревья еще не стали жертвой ненасытных чиновников, уничтожающих все ради пары ларьков и кафешек. Машин почти не было, только грузовые микроавтобусы, едущие в город, иногда большие фуры с логотипами супермаркетов или известных компаний, а вот легковушек было крайне мало. Этот факт Антон тоже отнес к сегодняшнему феноменальному везению. Он даже не смел мечтать, что останется один на озере, а теперь с нарастающим волнением подумал, что такое вполне возможно. Сегодня было возможно все, в этот последний волшебный день.
- Ну, приятель, - начла водитель, снижая скорость, когда на дороге появился большой указатель со стрелкой и надписью «Голубое озеро», - не передумал насчет прогулки? А то могу и до парковки довезти.
- Нет, спасибо, - Антон весь дрожал, на этот раз от возбуждения, - я, правда, с удовольствием пройдусь.
- Как знаешь, - согласился водитель и остановил машину на обочине. Антон расплатился и вышел, солнце тут же ударило по глазам, вернее, по единственному оставшемуся глазу, и Антон еще раз порадовался, что на нем очки. Такого яркого дня он давно не видел. Видно, и буря будет под стать, пронеслась в голове мысль. Таксист еще немного постоял, укладывая полученные купюры и переговариваясь по рации, а потом резко развернулся и укатил обратно в город, оставив облачка пыли. Антон остался на обочине совершенно один.
Последний этап моего путешествия, подумал он, наслаждаясь теплыми лучами на лице и свежим ветром, прилетающим из лесополосы, и какое счастье, что я пройду его без свидетелей. Он вспомнил, что раньше на обочине вдоль шоссе сидели жители ферм и продавали свою продукцию, его родители покупали фрукты и мед, но никогда молочные продукты, теперь Антон понимал, почему. Хотя, подумал он, я бы сейчас купил бутылку молока и выпил ее прямо на поляне, инфекций мне уже можно не бояться.
Он не планировал этот мини-поход, поэтому не взял с собой ничего кроемее маленькой бутылки воды, и теперь жалел об этом. Можно было бы устроить себе прощальный пикник, подумал он, точно как заключенный пред казнью ест свой последний обед. Только вот я свободен,  и я делаю это по собственной воле. Но он так давно не бывал здесь, что забыл, как красиво и как завлекающее выглядят поля при свете солнца, как пахнет ветер, летящий по равнинам, как нежно и прохладно прикасается к коже трава. Все, что он помнил – вонь выхлопных газов, бетонные лабиринты, шум машин и лифтов, грохот работающей техники и ругань вечно озлобленных людей.
А жаль, вдруг подумал он, если бы я мог все вернуть, я бы сделал все правильно. Зато, теперь я знаю, что правильно, пришла мысль, и он нашел в ней утешение. Редко кому хватает жизни, чтобы понять ее  смысл, подумал он, мудрые обычно что-то понимают под конец, когда уже ничего не вернуть и нет больше шансов, а глупцы так и уходят, ничего не осознав. Я прошел ускоренный курс, думал он, глядя, как ветер играет кронами деревьев по обе стороны шоссе, как солнечные блики отражаются от еще зеленых листьев, и если есть, все же, что-то дальше, я хочу сохранить это знание, пронести его с собой в следующую жизнь, чтобы хоть один раз не тыкаться в стену непонимания и фальшивой истины, как слепой котенок.
Вдохнув глубоко, как мог, Антон зашагал по обочине к повороту, где стоял еще один громадный указатель. Он чувствовал себя странником, открывшим вдруг дорогу в другие миры, волшебные и прекрасные миры, которые всегда были у людей под носом, просто никто их не видел. Ну, почти никто. Он чувствовал силу, пронизывающую мир, чувствовал жизнь, и на глаза наворачивались слезы, потому что эту жизнь надо было сохранить, за нее надо было сражаться, за нее было не жаль умереть.
В мире тысячи дорог, думал он, глядя, как пустое шоссе убегает куда-то вдаль за холмы к самому горизонту, и каждая – это шанс, а время так неумолимо уходит. На что же я так бездарно тратил свою жизнь?? В этих мыслях не было грусти, только легкое сожаление, если ничего не вернуть – об этом глупо печалиться, еще один урок его спецкурса, время драгоценно, но энергия – она еще дороже, и ее надо тратить на стоящие вещи, понял он: познание, радость, доброе дело, любовь. А использовать драгоценную жизненную силу на сожаление или ненависть или страх – это все равно что кидать золотые монеты в помойную яму, а потом умирать от голода и холода в нищете.
Но одну монету выкинуть необходимо, подумал Антон, ту, что высосала из меня жизнь и лишила возможности изменить свое будущее. Зато, подумал он, я умру хоть что-то поняв, а так, прожил бы всю жизнь как загнанный дурак, причем загнанный собственным невежеством.
- Просто для особо непрошибаемых кретинов и существует шоковая терапия, - проговорил он и улыбнулся.
Спасти душу или тело, так сказал ему тот старик, и теперь Антон не только не сомневался в своем выборе, он просто не понимал, как можно поступить иначе. Тело не живет без души, а вот душа без тела… И пусть в мире правит зло, но есть еще столько прекрасного, и каждый просто делает свой выбор, не ради чего-то, а потому что  не может иначе. Конечно, думал он, повернув на широкую аллею, если бы я знал тогда, я бы не взял эту монету и вообще не вышел бы из дома в тот день, но так случилось, и я выбрал свой путь.
Тут перед глазами вдруг всплыло прекрасное лицо девушки из больницы. София. Он вспомнил, как падал утренний свет на ее шею, как светлые пряди обрамляли лицо, он вспомнил ее пылающие от эмоций глаза и удар кулачка по ладони…
 - Я пройду его до конца, - твердо прошептал он, - ради всего хорошего, что есть в этом мире.
Все доброе и правильное в мире дается с трудом, тогда как все плохое и злое – почти без усилий, это он тоже понял уже давно. Поэтому в мире и правит зло – потому что люди ленивые и трусливые, в лучшем случае – просто пассивные наблюдатели, с молчаливого согласия которых и творится все зло на земле. И никто не задумывается, что жизнь всегда имеет лишь 2 пути – ты либо вносишь с вой вклад в добро, либо помогаешь злу. И нет никакого бездействия или нейтралитета. Каждую секунду каждый из нас – солдат на поле боя, каждая мысль – оружие, летящее в цель. А вот в какую, решать нам.
Так думал Антон, удивляясь, как раньше он жил и не понимал таких простых и очевидных вещей.
И иногда приходится отдавать свою жизнь, думал он, солдаты гибнут, такова природа войны. Но если цель – достойная, тогда даже страх не позволит тебе отступить.
Он ощущал необыкновенную легкость, как будто летел навстречу свету, и нечего больше терять, нечего бояться и нечего ждать.  Жребий брошен, и он намеревался до конца сыграть свою роль в этом дьявольском спектакле. Но напоследок он твердо решил сделать все, чтобы прощание с миром вышло теплым и приятным.
Аллея почти не изменилась за те годы, что он провел в городе, только деревья по обеим сторонам стали раскидистей, а кустарник на зеленой зоне, разделяющей аллею – гуще. Он почти забыл, какой же широкой она была, даже тогда, в детстве, когда все кажется огромным и удивительным, ее размеры поражали. Сейчас Антон ощущал тот же восторг и восхищение, от одной обочины до другой аллея больше напоминала развязку мегаполиса, только без машин и разметки. Никаких тротуаров не появилось, все такое же асфальтовое полотно – без ям, недавно отремонтированное, как он заметил – разделенное посередине небольшим участком земли, засаженной кустарником.
Он помнил, как люди и машины двигались одним потоком, в выходные водителям было трудно проехать сквозь массу пешеходов, в основном все приезжали на большом автобусе, который останавливался там же, где Антон покинул такси. Он и сам приезжал на том автобусе и так же точно шел пешком… только тогда с ним шли его родители, сам он был здоров, и его ждала впереди целая жизнь. Внезапная грусть навалилась на Антона, он вспомнил себя маленького, полного надежд и уверенности, и чем все это обернулось? Как бесстрашно он улыбался тогда, глядя в небо, даже не подозревая, что оно пошлет ему.
Все дети верят, что их ждет счастливая жизнь, подумал он, что мир всегда будет казаться таким удивительным, что именно твои мечты сбудутся, что смерть – это то, что случается с другими. А потом время проходит, и жизнь бьет в эти открытые сердца, оставляя уродливые рубцы и раны, которые уже не заживут никогда. И мир теряет свое очарование, он больше никогда не будет таинственным и полным чудес, отныне уставшие глаза бывших детей видят его в ином свете – пыльным, грязным и смертельно скучным.
Хорошо, что мы не может предвидеть будущее, подумал Антон, иначе мы лишились бы и того крохотного островка безмятежности и волшебства, который взрослые называют наивностью.
Впереди показалось какое-то заграждение, далеко, аллея была длинной, но Антон не спешил. Наверное, та самая стоянка, решил он, и на какое-то мгновение даже пожалел, что у него нет машины – расстояние было приличным, а он не спал всю ночь, не считая того, что жизненные силы итак почти исчерпались. Дышать было трудно, но он не останавливался, просто замедлял шаг, когда перед глазами… перед одним оставшимся глазом начинали плясать черные точки и пятна. По обеим сторонам аллеи были искусственные лесополосы, деревья, посаженные ровными рядами, поэтому Антону хорошо были видны черные круги от костров и импровизированные лавочки из поваленных стволов – некоторые предпочитали устраивать пикники под деревьями, не доходя до озера – там разводить огонь было запрещено, это Антон помнил с детских времен.
Солнце начинало припекать всерьез, и Антон все с большим желанием поглядывал на кружевную тень лесополосы, там наверняка было прохладно, а шум деревьев навевал покой. Скоро меня ждет вечный покой, напомнил себе Антон, заставляя себя двигаться дальше, но силы стремительно истощались. Я могу дотянуть до озера, говорил он себе, а там немного передохну, в конце концов, куда мне спешить? Но, как он уже усвоил, жизнь тормозит самые смелые планы – голова вдруг закружилась, и в обоих глазах воцарилась темнота, Антон почувствовал, как ноги стали ватными и подогнулись. Он приложил все оставшиеся силы, чтобы не упасть на асфальт и не разбить себе голову, он знал, что монета, силы зла, стоящие за ней, сделают все, лишь бы помешать ему. Он выставил руки вперед и тяжело осел на обочину, в висках стучало, легкие раздувались, пытаясь добыть кислород, но его как будто не осталось в воздухе, грудь снова сдавил стальной обруч, и что-то теплое потекло из носа.
Впрочем, это сейчас занимало его меньше всего, он отчаянно сражался с собственным телом, чтобы восстановить контроль и добраться до озера. Черт с ним с отдыхом или прощальным созерцанием мира, главное – сделать дело, выполнить миссию, а потом… Антон сел на прохладный асфальт, подтянул ноги к груди и оперся лбом о согнутые колени. Он пытался успокоиться, пытался вдохнуть достаточно кислорода. Дышать приходилось ртом – нос был залит кровью. Через несколько бесконечных минут его зрячий глаз снова стал видеть мир, пусть в нем и плясали точки, а на периферии зрительного поля как будто шел дождь. Теперь все это не имело значения, главное – он снова видел, ведь без зрения его миссия могла и сорваться.
- Ни за что, - твердо сказал себе Антон, - время еще есть, и пока я жив, я буду ползти к этому озеру на ощупь, но седлаю то, что должен.
Решимость, звучавшая в его тоне, вернула ему силы, он зажал нос рукой и стал ждать, разглядывая причудливые кровавые узоры на штанинах, которые оставила кровь. Ему показалось, что он видит сердце.
Несколько минут спустя, он медленно встал и побрел в прежнем направлении. Из носа больше не текло, голова не кружилась, хоть и была тяжелой, а на тошноту он уже практически научился не обращать внимания. Ко всему мы привыкаем, подумал Антон, он шел, низко опустив голову, радуясь каждому шагу, даже к самым страшным вещам. Что мы за существа?
- Существа, нацеленные выжить, - ответил он шепотом сам себе, - и ради этой цели мы готовы вытерпеть все.
Просто есть разные уровни выживания, подумал он, есть выживание особи, а есть выживание всего вида, и оно всегда важней.
Добравшись до стоянки – совершенно пустой в этот будний день – Антон остановился, тяжело оперся о высокую ограду из железных перекладин и нарушил первое обещание: достал из сумки бутылку с водой. Он долго держался, но жара и усталость, все же, победили. Ругая себя, он достал свой скромный запас воды, понимая, что если не сделает хоть пару глотков, всё равно не дойдет до пункта назначения. Только два глотка, строго сказал он себе, не больше. Вода нужна была, чтобы поставить жирную точку в этом адском действе. Он, конечно, мог попить из озера, ему все равно терять было нечего, да только вода в Голубом озере не была обычной – это была отвратительная горько-соленая смесь вулканических остатков, местных пород и минерального источника. При всем желании сделать хоть глоток этой гадости никто был бы не в силах. Более того, Антон был уверен, что даже если заставит себя проглотить красивого цвета воду из озера, она тут же выйдет обратно, а вот этого как раз никак нельзя было допустить.
Никудышный из меня бойскаут, подумал Антон, сразу видно – в походы не ходил, к внештатным ситуациям не готовился. Нет бы взять воды побольше, еду захватить, просто на всякий случай… хотя, может, он подготовился бы лучше, если бы монета не отняла все силы. Учитывая обстоятельства, подумал Антон, я еще неплохо держусь. Сил идти дальше не было, усталость навалилась на Антона и похоронила под своей тяжестью, как лавина. Он понимал, что надо заставить ноги нести его вперед, но стоять вот так, под этим горячим солнцем было так хорошо, так приятно…
- Соберись, - прошептал он, - время уходит, а я дал себе слишком маленькую фору. В тайных операциях я полный дилетант. – Добавил он и усмехнулся.
Он попытался оторвать руки от прохладного металла, решительно заткнув голосок, шепчущий: «Ну еще секунду. Что случится за секунду? Просто еще немного постоим, передохнём, разве ты это не заслужил?». Заслужил, подумал Антон, но у меня всего одна попытка на все, и не хочу я тратить ее на отдых на стоянке. Вот доберусь до озера и тогда…
В глазах снова потемнело, а воздух опять стал густым, как сироп. Мышцы ног дрожали, как желе, и Антон понял, что просто не в силах удержать вертикальное положение. И это солнце, такое горячее… Медленно, он опустился на четвереньки, радуясь тому, что он здесь один и никто не видит его позора. От асфальта веяло теплом, и от этого все запахи обострились, тошнотворная вонь бензина, машинного масла и резины – запахи стоянки ударили в нос, тошнота накатила мгновенно, поднялась откуда-то из глубины, как цунами. Не успев понять, что происходит, Антон согнулся пополам и его вырвало.
Замечательно, подумал он, но без особых эмоций, на них просто не осталось сил, я зря потратил воду. И придется потратить еще, с тревогой понял он. А ты думал, все будет так просто? Шепнул голосок в голове. Думал, просто приедешь сюда и станешь героем? Нет, чтобы стать героем, надо пройти через ад, и чаще всего, в нем и остаться. Ради чего? Чтобы другим не пришлось.
- Не придется, - одними губами прошептал Антон, стоя на четвереньках с закрытыми глазами и ожидая новых спазмов. – Это я тебе обещаю.
Но его желудок успокоился так же быстро, как и взбунтовался. Выждав еще несколько минут, Антон рискнул открыть глаза. Крови не было, уже хорошо. Хотя ему, по большому счету, уже было все равно, но если бы началось внутреннее кровотечение, и сильное, его время и шансы заметно сократились бы. А он не хотел уходить, не попрощавшись. Очень не хотел. Поэтому медленно, опустив голову, он пополз в сторону леса. Встать он не мог, даже пытаться не стоило, все могло закончиться падением, а обморок или разбитая голова никак не входили в его планы. Уже недалеко, думал он, наблюдая, как камешки и трещинки в асфальте медленно уплывают назад под его руками, сумка тащилась за ним на ремне, монета тянула к земле, как гиря, свисая в нагрудном кармане. Ему вдруг стало необходимо убраться с этого палящего солнца, оно стало таким ярким, таким горячим, оно притягивало тошноту и било по единственному глазу. Антон бросал жадные взгляды на тенистую лесополосу. Она совсем рядом, говорил он себе, там тень, там прохладно, там я смогу передохнуть, и мне станет лучше.
От стоянки до открытой поляны, где располагалось озеро, оставалось совсем немного, а лесополоса заканчивалась еще раньше, резко переходя в покрытый зеленой шелковистой травой луг. Дальше деревьев не было, только бархатные холмы уходили вдаль, превращаясь в фермерские поля и пастбища. За стоянкой аллея, все так же обсаженная деревьями с двух сторон, могла похвастать скамейками и даже торговыми ларьками. Все они были закрыты в будние дни и открывались только по выходным. Можно прилечь на лавочке, прикинул Антон, но быстро отказался от этой идеи – асфальт, солнце, пусть и немного ограниченное ветками… нет, ему хотелось более укромного местечка. И потом, туда еще надо было доползти, а лесополоса была совсем рядом.
Собравшись с силами, Антон преодолел воняющий машинами и пылью асфальт. Едва он оказался под деревьями, ему сразу стало лучше. Воздух здесь был намного прохладнее и пах свежестью, правда, ползти на четвереньках было трудно – корни, торчащие из земли, мелкие ветки и ямки сильно осложняли эту задачу. Добравшись до ближайшего дерева, он рискнул и попытался встать. Медленно, держась за ствол и делая глубокие вдохи, но ему это удалось, еще одна маленькая победа. Между ровно посаженых стволов он видел длинную, уходящую за холм лужайку – до Голубого озера было рукой подать. Вот там и отдохну, подумал он, глядя на границу между лесом и лугом, под ветками мне будет хорошо, а трава выглядит такой мягкой.
Ему очень хотелось пить, но он держался, строго запретив себе прикасаться к воде, пока не окажется на границе лесополосы. И то, я смогу позволить себе всего пару глотков, думал он, ругая себя за непредусмотрительность.
Двигаясь от ствола к стволу, как пьяный, Антон добрался до последнего ряда деревьев, отсюда он еще не мог видеть озеро, но вид покрытых шелковистой травой холмов и равнин завораживал. Пейзаж казался просто картинным, сочная зеленая трава, и отчаянно голубое небо, кое-где уже покрытое белыми облаками, равнины и холмы, уходящие к горизонту. Лучшего места, чтобы провести свои последние часы Антон не мог себе представить. На душе снова стало легко, улыбаясь, он осторожно опустился и присел, облокотившись спиной о ствол дерева. Ветки образовали над ним нечто вроде навеса, защищая его от солнца, из лесополосы веяло прохладой, а теплый ветерок, летящий с холмов, нежно гладил лицо. Последний привал, подумал Антон, доставая бутылку с водой, немного отдыха и – в последний путь.
Эта мысль была совершено будничной, никого трагизма или героизма он не ощущал. Просто план, который надо выполнить. Может, я просто очень устал, подумал Антон, с жадностью глядя на воду в бутылке, так устал, что согласен даже на вечный отдых.
Отвинтив крышку, он с тоской посмотрел на стремительно уменьшающийся запас, а потом сделал первый маленький глоток. Такого блаженства он, казалось, давно не испытывал. Будто сама жизнь растекалась по всем клеткам. Антон закрыл глаза и позволил себе просто наслаждаться ощущениями – ветер на лице, пахнущий травами и мечтами, чистый вкус воды, широкий шершавый ствол дерева за спиной. Все его мышцы расслабились, это была не та слабость, которую вызывала монета, это было настоящее расслабление тела и духа.
Антон понял, что наслаждение будет полным, если он ненадолго приляжет на эту шелковую траву под ветками деревьев и будет просто смотреть в небо. А почему бы нет, спросил себя Антон, я заслужил немного радости, скромную плату за то, что я пережил и за то, что собираюсь сделать. Вставать он не рискнул. Вместо этого неохотно оторвал спину от ствола  и снова пополз, только на этот раз шелковистая трава под руками напоминала ковер. Выбрав место у самой границы лесополосы и луга, Антон сначала сел, ощущая прохладу земли – лето выдалось дождливым, и земля уже остыла. Как хорошо, что мне можно об этом не беспокоиться, подумал он, доставая из сумки заветную бутылку с водой, все же, истинную свободу обретаешь, только поставив на карту всё и всё проиграв. В этом правы самые отчаянные люди.
Сделав второй глоток, он закрыл глаза, ощущая, как блаженство растекается по телу, над ним шумела листва, защищая его от солнца, вокруг был просто вихрь ароматов. И в тот момент не было ни страха, ни страданий, ни смерти. Жаль, больше нельзя, подумал он, засовывая бутылку обратно от греха подальше. Но у него оставалось еще одно удовольствие в запасе – с улыбкой, Антон растянулся на траве, положив руки за голову, перед ним простиралась бесконечная громада неба. Как прекрасен мир, подумал он, как совершенен! Так что, нечего бояться, Тот, Кто создал такое чудо, наверняка все продумал. Ему казалось, что он никогда не испытывал такого покоя и умиротворения, он забыл про свою болезнь, про монету, про то, что ждало его впереди, впервые за много лет он был счастлив и расслаблен.
Облака неспешно плыли по небу, белые и причудливые, как будто на них были целые замки или города. Кто живет в этих воздушных замках, подумал Антон, кто проплывает над миром в вечной красоте и безмятежности? Наверное, ангелы, ответил он сам себе, только они достойны такой красоты. Вот бы стать одним из них…
Это была его последняя мысль, веки потяжелели, усталость и истощение взяли свое, он и сам не заметил, как погрузился в сон. И впервые за очень долгое время улыбка так и не покинула его лицо.
***
- Солидное место, - сказал Аннета, когда они, пройдя по ухоженному двору, подошли к крылу А, - но все равно жутковатое.
- Больница есть больница, - кивнула Рита, - пусть даже шикарная. Здесь всем плохо, и это чувствуется.
Над головами девушек шумели деревья, ветер разносил запах цветов, еще цветущих на клумбах, несколько больных из других корпусов сидели на лавочках и задумчиво смотрели куда-то в пространство, им было что осмыслить и над чем подумать. Но возле крыла А не было никого, кроме двух посетительниц.
- Ну что, сделаем это и – домой, - сказала Аннета, глубоко вдыхая ароматный воздух, - нет у меня желания здесь задерживаться. Грустное место, и навевает грустные мысли. Особенно сейчас.
Обменявшись взглядами, они вошли в помещение и направились к посту медсестры, все так же копающейся телефоне.
- Распишитесь и наденьте это, - она так же машинально подсунула им журнал, свернутые бахилы и маски, - и не забудьте указать номер палаты, а то сегодня все как сговорились.
Девушки снова обменялись удивленными и взглядами, а потом по очереди расписались, едва не забыв от волнения номер палаты. Теперь они поняли, почему Антон так настаивал на том, чтобы они записали его в телефон или блокнот.
- Вообще не помню номер, - прошептала Рита, глядя на подругу круглыми от ужаса глазами, - как будто и не знала никогда.
- Я помню только, что в конце была буква А, видимо, по названию корпуса, - задумчиво ответила Аннета, уже доставая телефон. – Сейчас.
- 9А! – радостно возвестила она, спустя пару секунд, - хорошо, что я его послушала и записала номер…
Она не закончила фразу, потому что в голове вдруг яркой вспышкой промелькнула мысль: хорошо, что я послушала его и в другом, гораздо более важном.
Они расписались и вернули молодой медсестре журнал, та автоматически просмотрела новую запись и, так же, не отрываясь от увлекательной переписки в телефоне, сообщила:
- Тоже в 9А? Прямо день открытых дверей сегодня.
Девушки, успевшие надеть маски, удивлено уставились друг на друга. Над голубым синтетическим материалом их глаза сверкали от возбуждения и удивления. Рита нахмурилась и кивком указала на медсестру, Аннета пожала плечами. Кто мог еще приходить сюда? Они не знали, им казалось, что женщину в палате 9А навещал только ее сын… но что они вообще знали о ней и о ее семье? А спрашивать они не посмели. Да и запись в журнале не могла им ничего сказать, даже если бы они обратил внимание – там был только номер палаты, время посещения и кое-как поставленная подпись.
- Ладно, - тихонько сказал Рита, - пошли. Чем скорее начнем, тем скорее закончим. Но все рано как-то неловко…
Аннета согласно кивнула. Они, как и Антон рано утром, чувствовали себя чужими, словно не имели права находиться здесь. Только причина у девушек была другая – они ни разу в жизни не видели мать Антона и опасались, как бы кто-нибудь не попросил их оттуда. Обе понимали, что этого не случится, но страх и волнение все равно оставались. И это тревожное чувство в груди, чувство, что они упускают что-то важное.
Молча они вошли в бирюзовый коридор, невольно озираясь и разглядывая новое место. Обстановка поразила обеих – уютно, чисто и тихо, как в гостинице. Лампы на столиках выключили, солнечного света из палат было достаточно, откуда-то лилась тихая спокойная музыка, под ногами пружинил толстый ковер пастельных оттенков. Иллюзию нарушал лишь едва уловимый больничный запах и пробивающееся сквозь музыку пиканье приборов. Навигация для смертников, подумала Аннета и передернула плечами, ничего не могла с собой поделать. Тишина и покой крыла А не могли обмануть ни ее, ни кого другого – здесь почти не было жизни, она почти ушла, как выцветшая картинка или выветрившийся аромат духов.
- Господи, бедные люди, – выдохнула Рита, когда они, проходя мимо очередной палаты, увидели в открытой двери неподвижного мужчину, одиноко лежащего под маской. Рядом никого не было, и он напоминал куклу или оболочку, оставленную в чулане до утилизации. – Не представляю, что это за чувство, когда вот так лежит твой родной человек. И как Антон с этим справлялся?
- Он сильнее, чем кажется, - нежно улыбнулась Аннета, - и намного сильнее, чем он сам считает.
Вместо ответа, Рита нашла ее руку и крепко сжала, глядя подруге в глаза. Так, не разнимая рук, они дошли до номера 9А. Ни одной медсестры они по пути не встретили, и никто из немногочисленных посетителей не окликнул их и не спросил, куда это они идут. Это немного успокоило девушек.
- Не уверенна, что готова увидеть… ну ты понимаешь. – Сказала Рита перед дверью. За ней была тишина, и ждать могло что угодно.
- Это же не морг, – попыталась улыбнуться Аннета, но шутка напугала ее саму. Да, не морг, но почти. – Там ничего ужасного, ни кровищи там, ни кишков… Просто немолодая женщина спит. Ты же видела остальных.
- Да, но это мать Антона! – прошептала Рита, - и мы вот так с ней знакомимся. А еще надо приколоть брошку…
- Одно могу сказать точно, - на этот раз улыбка Аннете удалась, - она тебя 100% не укусит.
Рита пыталась сдержать улыбку, но не вышло. Она легонько толкнула подругу локтем в бок и нажала на ручку двери. Обе девушки напряглись, ожидая, что в палате может оказаться медсестра или врач, они до сих пор опасались, что те спросят, кто они такие и что здесь делают, а когда услышат, что они не родственники этой пациентки – прогонят прочь. Обе прекрасно понимали, что это глупые мысли, но детский страх пред больницами был сильнее. Покажу им брошь, думала Рита, сжимая сумочку, пусть сами тогда прикалывают ее, а я не уйду, пока не удостоверюсь, что воля моего друга исполнена. Эта мысль снова напугала ее. Воля моего друга. Звучало так, как будто он уже умер. Хотя, кого они обманывают, все трое давно знали, к чему все идет. Но знать что-то и пережить – разные вещи, подумала Рита, переступая порог палаты первой, мы знали, что его мать в коме, но столкнувшись с этим, увидев своими глазами…
В палате никого не было, только женщина в разовой пижаме как будто спала под монотонное пиканье приборов.
- Это ужасно, - вырвалось у Риты, - она как будто…просто задремала…и в то же время, видно, что ее здесь нет. Не знаю, как еще объяснить.
- И не надо, - ответила Аннета, - я ведь и сама вижу все то же самое. Бедный Антон, я даже не представляю, каково ему было приходить сюда, видеть ее, ждать…
- Самая долгая кома длилась 37 лет, - сказала Рита и пожала плечами, не отрывая глаз от женщины на кровати, - прочитала в интернете. Просто хотела знать, что нам предстоит…но к такому невозможно подготовиться.
- Она слышит нас? Как думаешь? - спросила Аннета, - в кино обычно говорят, что они всё слышат и бла-бла, но а ты как думаешь? По мне, так непохоже.
- Кто знает? – снова пожала плечами Рита, - точных данных нет. Думаю, каждый верит, во что ему легче. Я вот думаю…хочу думать, что раз они не совсем ушли, значит, что-то они чувствуют и узнают. Мне так кажется. И Антон, наверное, так думает, иначе не просил бы нас вернуть брошку.
Аннета промолчала, просьба Антона была ей понятна, но что-то внутри говорило о том, что в ней есть некий скрытый мотив. И это ее тревожило. Да и Риту тоже, это нельзя было не заметить.
- Ну что, - Аннета взглянула на подругу, - давай выполнять обещание и сматываться. Это явно не то место, где хочется задерживаться.
Рита порылась в сумочке и достала брошку. Маленькая и изящная, она смотрелась крайне неуместно в больничной палате, хоть и напоминающей гостиничный номер. Сверкающие серебряные нити, усыпанные блестящей крошкой, оплетали жемчужину причудливым узором, ловя свет и отбрасывая блики. Рите казалось, что это россыпь крошечных камней, но приглядевшись, она поняла, что это обработанный металл, отполированный до зеркального блеска. Несколько секунд она подержала брошь на ладони, любуясь ее скромной, но уникальной красотой, а потом решительно шагнула к кровати.
В вещах всегда можно найти черты их владельцев, подумала Рита, чувствуя, как в горле образуется ком. В этой маленькой вещице было столько от Антона… она не могла бы объяснить это словами, просто чувствовала.
- Они так похожи, - раздался за спиной голос Аннеты, она тоже подошла поближе и теперь с любопытством разглядывала лежащую неподвижно женщину. – Черты лица, нос. Только веснушек не хватает.
- Это, должно быть, передалось от отца, - прошептала Рита, не в силах отвести глаза от неподвижного лица. – Как думаешь, может, стоит поговорить с кем-то из персонала, чтобы эта брошь осталась с ней?
- Не знаю, - ответила Аннета, - скорее всего, ты права. Антон, вроде говорил, что предупредил врача. Но придется, наверное, найти кого-то и все объяснить. Но сначала давай вернем ее владелице.
Она протянула руку, краем глаза заметив одинокое кресло, и грусть снова кольнула сердце – всего одно кресло, всегда только один посетитель. А теперь и он не в силах прийти.
- Я только сейчас поняла, – прошептала Рита, вдруг обернувшись к подруге, - мы ведь даже не знаем ее имени!
Для них она просто была мамой Антона, им даже в голову не пришло спрашивать ее имя – они ведь не собирались с ней разговаривать. А он никогда его не называл.
- Не думаю, что это так важно теперь, - пожала плечами Аннета, - на разговоры времени все равно нет. Да и что мы ей скажем? Если она вообще слышит.
- А я верю, что слышит, - упрямо заявила Рита и повернулась к женщине, - и я скажу ей, должна сказать, что мы принесли и от кого.
- И это будет правильно, - мягко сказала Аннета, кладя руку ей на плечо, - никто из нас не знает истину. Просто делай то, что велит сердце.
Рита несколько секунд смотрела на неподвижно лежащую мать их друга, а потом кивнула и наклонилась к самому лицу неподвижной женщины.
- Здравствуйте, - робко прошептала она и облизнула губы, - я не знаю, как вас зовут, знаю лишь что вы – мама Антона, а он наш друг. Мы пришли по его просьбе. Я и моя подруга.
Она повернулась, как будто ища одобрения или поддержки, Аннета кивнула с едва заметной улыбкой. Улыбка была теплой и понимающей и, хотя маска скрыла ее, она отразилась в глазах, и Рита продолжила.
- Меня зовут Рита, а мою подругу Аннета, - она сделала паузу, собираясь с мыслями. Пальцы нервно теребили брошь, - мы… Антон попросил нас прийти и отдать вам кое-что. Подарок. Он сказал, эта вещь дорога вам, и вы бы хотели, чтобы она была с вами.
Она снова повернулась к подруге.
- Знаешь, я сейчас возможно скажу ужасную вещь, - она прикрыла рот ладошкой, как будто опасалась, что женщина на кровати ее услышит, - сейчас я даже рада… ужасное слово, но другого подобрать не могу… я рада, что она не может спросить, почему пришили мы, а не ее сын, и что с ним.
Аннета понимающе кивнула, покосившись на пациентку крыла А.
- Я тоже как раз об этом подумала, - прошептала она, думая о том, как иногда вопросы причиняют больше вреда, чем ответы на них и возможные последствия. И как раздражают и отталкивают люди, забрасывающие тебя этими острыми копьями-вопросами, вынуждающие возводить между ними и собой высокие толстые стены.  - Не представляю, как бы мы отвечали.
Рита закивала, мрачно поджав губы под маской, а потом снова повернулась к женщине.
- Сейчас я приколю к вашей пижаме брошку, - она перестала теребить украшение и приложила его к груди женщины, примериваясь, ища лучшее место, - Антон говорит, вы влюбились в нее с первого взгляда и не расставались с ней. Пусть она радует вас и передаст вам частичку его любви тепла.
Она наклонилась еще ниже, вдыхая запах лекарств и цветочного мыла, место было найдено, но пальцы никак не хотели слушаться. Едва касаясь и затаив дыхание, она медленно и осторожно проколола розовую ткань, блики света, падающего из окна, тут же засияли на крошечных полированных поверхностях. На удивление, украшение смотрелось совсем не странно и не выглядело инородным предметом в этой обстановке. Брошь как будто заняла свое место, слившись с хозяйкой, даже не смотря на больничную пижаму и пикающие приборы вокруг.
Просто это действительно ее вещь, подумала Рита, а когда что-то является частью твоего образа и твоего пути – все остальное меркнет перед этим. 
- Надо же, - прошептала Аннета у нее за спиной, - она как будто обрела свое место. Даже странно как-то…
Этот момент так растрогал ее, что она поспешно опустила глаза и стала дышать глубоко и редко – не хотела плакать как все эти безмозглые курицы из сериалов… но теперь они уже не казались ей такими уж пустыми и глупыми.
Рита возилась с замочком броши, стараясь едва касаться розового материала пижамы, как будто та могла ударить током, или еще хуже – заразить и ее комой. Брошь никак не хотела застегиваться.
- Здравствуйте, - раздался вдруг голос за спиной, ни одна из них не услышала почти беззвучно открывшейся двери. – Кто вы и что вы делаете?
Девушки вздрогнули от неожиданности, Рита уколола палец застежкой и тихонько ойкнула, отдернув руку. Обе инстинктивно повернулись, в дверях стояла невысокая полная медсестра средних лет, лицо скрывала маска, но глаза были холодными и серьезными.
- Итак, - повторила она, - если не хотите, чтобы я вызвала охрану, отвечайте, что вы делаете с моей пациенткой. И кто вы такие?
- Мы все объясним сейчас, - начла Аннета, примирительным тоном, Рита стояла за ней, бледная, как полотно, посасывая уколотый палец. – Мы здесь по просьбе сына этой женщины, Антона, вы наверняка его знаете…
- Допустим, - лицо медсестры оставалось бесстрастным, а глаза по-прежнему изучали незнакомых посетительниц с холодным недоверием, - и..?
- Мы его соседки, мы дружим, - Аннета тоже волновалась…но раньше, а теперь вдруг ощутила уверенность и спокойствие. Они имели право здесь быть, более того, они делали доброе дело. – Да, мы никогда раньше здесь не были, но сейчас он попросил нас приехать и отдать его матери кое-что…
Она отступила в сторону, давая возможность увидеть брошь.
- Вот эту брошку, - она указала на украшение, приколотое к груди женщины, - он сказал, что она дорога ей и должна быть у нее. Вот это мы и делали – прикалывали ее. Выполняли обещание.
Взгляд медсестры метнулся к украшению и тут же сместился обратно на девушек.
- Ладно, - сказала она, уперев руки в бока, глаза оставались такими же холодными, - а почему он сам ее не принес, если это фамильная вещь и все такое?
Девушки переглянулись. Это выглядело не в их в пользу, но они ничего не могли поделать.
- Потому что он болен и не может прийти, - ответила Рита, открыто глядя медсестре прямо в глаза. Честность – лучшая политика, подумала она, так какого черта?! – Он давно не был здесь именно по этой причине. А теперь ему стало хуже, и он попросил нас об этом. Не думаю, что ему очень хотелось доверять такое дело кому-то, но…
Она пожала плечами, как бы говоря, что выхода не было.
- Мы не делали ничего ужасного, - продолжила Аннета, - мы расписались в журнале и просто выполняем обещание. И у нас есть к вам просьба…
- Никаких просьб, - ледяным тоном сказала медсестра, делая шаг к двери, - я вызываю охрану, потому что вы только что попались на очень крупном вранье…
Глаза у обеих девушек стали размером с блюдца. Они снова переглянулись, на этот раз на их лицах легко можно было прочесть не только удивление, но и страх.
- Подождите, - предприняла попытку Аннета, - о чем вы? Мы не…
- Хватит. – Железным тоном оборвала ее медсестра, - я хорошо знаю Антона, он не болен и ни про каких подруг или брошку он мне ничего не говорил. Он был в отъезде и сам мне об этом сказал…
Глаза девушек становились все больше, Рита невольно прикрыла ладонью рот, Аннета стояла неподвижно, пытаясь совладать с внутренним цунами, которое поднималось в душе.
- Сегодня утром, когда навещал свою мать. – Закончила медсестра и уставилась на них, ожидая реакции. И она последовала.
- Чтоо?? – они сказали это почти одновременно и снова переглянулись, но на этот раз страх в их глазах был каким-то другим. И еще было заметно какое-то понимание, как будто они только что получили подтверждение совсем не радостной теории.
- Он был здесь?
 - Сегодня? Это точно?
- Я так и знала!
Медсестра с возрастающим беспокойством смотрела на происходящее, уже почти выйдя в коридор. Она решила, что надо срочно звать охрану, что-то здесь явно происходило, что-то ненормальное. Но прежде чем она успела открыть рот или сделать шаг, незнакомки обменялись напряженными взглядами, как будто между ними шел телепатический обмен информацией, а потом, не говоря ни слова, выскочили из палаты и помчались по бирюзовому коридору.
Она была медсестрой, а не полицейским, поэтому несколько секунд просто смотрела им вслед, думая, что оно и к лучшему, главное – она спугнула странных девиц. Но что они здесь делали? И тут ее взгляд упал на сверкающий предмет на груди пациентки. Они не врали – к розовой пижаме была приколота брошь. И она действительно смотрелась на удивление гармонично.