Когда я сидел в сумасшедшем доме...

Стоит мне в разговоре с собеседником (-ами) начать фразу словами: "А вот когда я сидел в сумасшедшем доме...", как публика в испуге отшатывается.  А что такого? Подумаешь, сумасшедший дом...

В армию меня забрали в 1962-м прямо с военной кафедры физического факультета ЛГУ.  По непонятной причине я стал исключением - парни продолжали учиться, а меня забрали.  Забрили.  Еще больше мне нравится слово "посадили".  Такая несправедливость по отношению ко мне меня сильно возмутила.  В армейском карантине перед принятием присяги каждый должен был рассказывать перед строем свою биографию.  Всех нас строго-настрого предупредили, что выражение "забрали в армию" не приветствуется.  Ну я и сказал: "Меня посадили в армию три недели назад".  Получил пять нарядов вне очереди за якобы хулиганскую выходку.  А где хулиганство?  А???  Я же выполнил требование начальства, не сказал "забрали".

Первый год срочной службы я провел в учебке.  Занимался шагистикой, драл полы в казарме, чистил нужники, торчал навытяжку у тумбочки, уплетал "блевонтин" (кашу из дикой смеси каких-то круп вперемешку с насекомыми), попутно осваивал специальность вычислителя тактических ракет и разрабатывал план комиссухи.  Парни бегали в самоволку за водкой и по бабам, я - в городскую библиотеку на предмет изучения психиатрии.

Однокашники начали замечать во мне некоторые странности. Их удивляло и смешило, что я очень боялся сырой картошки. Не в том смысле, что я не хотел чистить ее во время кухонных нарядов, а просто боялся, и все. Примерно так, как люди боятся бешеных собак, змей и скорпионов.

Парни решили меня разыграть и засунули несколько сырых картофелин мне под подушку. Реакция моя была ужасной: я с воплями бросился вон и начал вешаться на солдатском ремне.

Меня скрутили, отволокли в санчасть и вкололи лошадиную дозу успокаивающего. Через пару часов из Питера примчалась неотложка с могучими санитарами, которые тут же повезли меня в дурдом, что на Удельной - в психбольницу имени Скворцова-Степанова. За пять минут, выделенные мне на сборы, в числе зубных щеток и прочих мыльниц я прихватил с собой заранее заготовленную опасную бритву.
 
Диагноз: делирий, реактивное состояние, суицидальная попытка. Замысел с бритвой оказался абсолютно правильным - бритву присовокупили к истории болезни.

Всех новых психов прогоняли конвейером через три круга ада (дабы жизнь медом не казалась и чтобы психовали поменьше): электростул (то бишь электрошок), спинномозговая пункция и уколы то ли аминазина, то ли инсулина - не помню, потому что после пункции (сделанной, как мне показалось, трехгранным армейским штыком) я выпал в мелкокристаллический осадок. До электростула дело не дошло - к великому моему счастью, сие орудие пытки было сломано. Но аминазина не избежал.

Сначала я лежал в полупривязанном виде в так называемой "надзорной палате", а спустя несколько суток меня развязали и перегнали в общую. Случилось так, что там из шести коек четыре пустовали, а на одной лежал псих и нёс примерно такую ахинею:

"ВОТ ВОЗЬМЕМ ЧЕРТЕЖ НА КОТОРОМ НАДО НАЧЕРТАТЬ РЫБУ НЕИЗВЕСТНОЙ КОНСТРУКЦИИ НО ТАК ЧТОБЫ ВАТМАН НЕ ИСПАЧКАЛСЯ РЫБЬИМ ЖИРОМ А ПОТОМ ПОВЕСИТЬ КРЫСУ НА ПОТОЛОК И ПОСМОТРЕТЬ ХОРОШО ЛИ ОНА ОСВЕЩАЕТ УГЛЫ И НЕ ОБЛУПИТСЯ ЛИ ПРИ ЭТОМ КРАСКА..."

(и так далее в течение многих часов без остановки). Мне стало страшновато. Когда наступила ночь и сиделки разбрелись по углам, псих прервал свой монолог, глянул на меня взглядом кадавра из повести Стругацких и спросил: "Мужик, в шахматы играешь?"

И вытащил из-под подушки портативную коробочку с шахмотьями.

Вот так я познакомился с первым "артистом", играющим роль невменяемого. До сей поры чрезвычайно ему благодарен за бесценную информацию по "закрытым" армейским психиатрическим статьям и по тактике, которой надо следовать во имя достижения цели - комиссухи.  Забегая вперед, скажу, что сам комиссоваться не сумел, но помог откинуться другим.

В сумасшедшем доме я просидел три месяца. Этот период требует отдельного рассказа, но если я пущусь в подробное описание своих дурдомовских приключений, то это получится не рассказ, а многотомник Льва Николаевича Толстого. Скажу определенно, что если бы я поступал в театральный не до, а после описываемого события, успех был бы мне обеспечен. Такие могучие актеры, с которыми я пообщался и от которых набрался опыта за решеткой военного отделения дурдома - мечта любой профессиональной сцены. Впрочем, немало там было и натуральных придурков - например, майор Гаджиев, упоминание о коем имеется в моем стишке (http://www.proza.ru/2016/05/23/372).

По ходу общения с подобными мне психами и придурками выяснилось, что комиссуха по выбранному мною диагнозу чревата последствиями на гражданке - психиатрический учет, запрет на учебу в вузе, неизбежное "выздоровление" и дослуживание в частях нашей славной Советской Армии. Но отсидка в дурдоме мне сильно понравилась благодаря контактам с крайне интересной во всех отношениях публикой, и возвращаться в часть ох как не хотелось. Мне посоветовали, как вести себя на врачебной комиссии при выписке, дабы остаться в дурдоме еще на какой-то срок - я должен был сыграть определенную роль и с этой задачей неплохо справился.

Фрида Исааковна Гринштейн, зав. военным отделением:
- Поздравляем вас, больной. То есть бывший больной... с полным выздоровлением. Мы выписываем вас в часть.

Я:
- Очень благодарен всему медицинскому персоналу за лечение. Я чувствую себя отлично и готов вернуться в казарму. Только... (заминаясь, перетаптываясь с ноги на ногу) - только как же я это с клеймом-то ходить буду?

Фрида Исааковна:
- Да вы что, снова с ума спятили?? Какое клеймо?? Никто и знать не будет о вашей прошлой болезни. Вы здоровы. Никакого учета и надзора. Мы выписываем вас с чистыми медицинскими документами.

Я:
- Да я не то клеймо имею в виду.

Фрида Исааковна:
- А какое?

Я:
- А вот иду я как-то по Невскому, а навстречу мужик, а на лбу у него клеймом выжжено: Псих.

Меня без разговоров отправляют обратно в палату.

***

Большую часть выпускников учебки, моих однокашников, переодели в гражданку, выдали широкополые шляпы (гитар и ярких шарфов почему-то не выдавали) и в облике тамошних мачетерос-гуахирос дель канто отправили на дружественную Кубу устанавливать ракеты в деревенских силосных башнях.  А я, как свежеиспеченный псих, такой чести не удостоился.  Меня отослали в компании с двумя алкоголиками в Закавказье защищать от турецких посягательств юго-западные рубежи нашей великой Родины.