Мертвец из ада

Это был конец декабря. Морозный день, по-особенному пасмурное небо. Серые снежинки хлопьями ложились на землю, словно пепел. Последний день месяца омрачила метель – лютый ветер проникал под пуховики, многослойные толстовки, сводил судорогой пальцы рук, колол и резал лицо. Многие улицы замело снегом, а машины, вроде тех, что стояли припаркованными во дворах у своих домов, оказались похороненными под большими сугробами. Несмотря на все эти напасти и проказы злосчастной королевы-зимы, люди не утратили новогоднего настроения, и дух праздника горел почти в каждом из окон. Но правда ли это был тот самый светлый дух рождества и радости или его искаженный образ, злобный брат-близнец? Люди с жадностью и суетливым энтузиазмом закупались всеми необходимыми атрибутами, надвигавшегося Нового Года так, будто этот день и в самом деле должен был стать последним не только в этом году, но и в их жизни.
Но что делают в такую ужасную погоду на улице два молодых человека? Вон те, что взволнованно трутся у киоска с газетами, оглядываясь по сторонам. Саша и Миша – именно о них пойдет эта история; история о предательстве, человеческой ненависти, желании, скоропреходящей надежде и… коварной смерти.


– Ты боишься? – нарушил тишину Саша, совершая странные телодвижения, чтобы согреться.
Миша ему не ответил, отвернувшись и поглубже засунув руки в карманы черной убогой дырявой куртки; она несильно спасала его от налетавшего хлесткого ветра.
– Да не боись, – сказал тот, выпуская пар изо рта, – у меня есть план.
– Знаю я твои планы, – наконец тихо отозвался мальчик. – Они все однообразны. Вечно встреваем в какое-нибудь дерьмо, а я потом выручай.
– В натуре сто пудовый верняк, – проигнорировал недовольство друга Саша. – Вот увидишь! – Он шмыгнул носом и как-то резво перешел на другую тему, словно опасаясь, что друг сорвется и уйдет домой. – Родаки решили в этом году не праздновать. Отец сказал, что устал, и елку покупать ради двух-трех дней не собирается. Вместо этого принес домой чекушку. Ну и к черту! Я сам устрою себе Новый Год такой, какой захочу. Все будет, как надо. Вот увидишь!
– Угу, – с характерным скепсисом буркнул Миша, но предпочел промолчать, зная, что переубедить друга ему не удастся, а свирепый холод уже давно завладел его телом и, кажется, покрыл льдом его несчастные кости. – Все, еще немного и я ухожу.
– Вон, смотри! – неожиданно крикнул подросток, указывая рукой вперед, куда-то на невидимую цель.
Миша проследил взглядом за пальцем товарища, но из-за снежной бури ничего не обнаружил. Прищурился. Его ресницы покрылись инеем. Обветренные губы дрожали.
– Ну и что ты там увидел? – раздражено пробубнил он, доставая из кармана пачку сигарет. В такие минуты, чтобы успокоиться и ни на кого не сорваться, он предпочитал выкурить одну сигаретку – это также помогало ему в принятии затруднительных решений. Закусил зубами фильтр, собираясь прикурить, когда внезапно на пешеходной дороге возник размытый силуэт. Рука с зажженной зажигалкой поднялась до половины, но потом Миша замер на месте и оцепенел, словно из густой и заснеженной пелены медленно выплывал призрак.
Это был довольно высокий и весьма щуплый молодой человек невзрачного вида, в черной тонкой ветровке с накинутым на голову глубоким капюшоном, и с рюкзаком за спиной. Он напоминал забитого, преданного лишь науке студента. Его фигура была сгорблена, словно он не хотел выделяться из толпы (а желательнее всего раствориться в ней), от узких худосочных плеч плетьми свисали длинные руки, которые находили себе укрытия в карманах черных затертых джинсов.
– Наш человек, – довольно сказал Саша и толкнул Мишу в плечо, отчего у того выскользнула из пальцев сигаретка и бесшумно упала на землю. – Идем.
Под ногами заскрипел снег. Миша отправился за другом, забыв о своем никотиновом счастье, которое мгновением позже было похоронено под плотным снежным покровом.
Они не отставали от него ни на шаг. Слегка ускорились, и уже через пару минут поравнялись с пареньком, который иногда бросал на них косые, беглые взгляды.
– Слышь, друг, мобила есть позвонить? – спокойно и непринужденно начал Саша, обращаясь к незнакомцу, который вдруг остановился и повернулся к ребятам. – Срочно нужно, – продолжал говорить Сашка, – один важный звоночек. Давай, выручай, друг.
Парень сгорбился еще больше, подтягивая лямки рюкзака на плечах. Подозрительно оглядел двух своих собеседников и нервно затоптался на месте.
– Да, кажется, где-то была, – слабым, тихим голосом ответил он, шаря по карманам, – сейчас посмотрю.
Сильный ветер затрепал его капюшон, но дети так и не смогли разглядеть его лица, довольствуясь лишь робким, сухим голосом.
– Вот и славненько, – с возбуждением воскликнул Саша и слегка подмигнул Мише, который лишь с отвращением от него отвернулся.
– А деньги есть? – выпалил он, вернувшись к новому знакомому.
– Какие деньги? – удивился голос.
– Которыми обычно расплачиваешься за разные услуги, друг.
Паренек растеряно на него воззрился, не понимая, что происходит. Повисла гнетущая тишина. И тогда Саша вынул из куртки складной ножик, который вытянул и приставил к груди «студента».
– Поделись улыбкою своей, и она еще не раз к тебе вернется, – сказал он, сохраняя беззаботный, немного дружеский тон, однако крепко сжимал рукоять, словно боялся выронить нож или струсить. – Только не дергайся, друг.
– Ч-что?
– Доставай все, что у тебя есть. Только не дергайся, – снова повторил он, как будто самому себе.
Парень беспрекословно повиновался, отдавая ему свой телефон и помятые купюры.
– И кольцо! – вскричал Сашка, заметив орлиным глазом у него на среднем пальце блестящий предмет.
Паренек медленно перевел взгляд на черный перстень в виде жабы, сидящей у него на пальце, затем на Сашу, словно размышлял над чем-то.
– Давай, давай, – поторапливал его Сашка, касаясь острием ножа тоненькой ветровки.
Он послушно снял перстень с пальца и передал подростку. Миша все это время стоял в стороне, стараясь не участвовать в их процессе. Пытался успокоиться. Вспомнил, что у него для этого есть подходящее лекарство. Взял из полупустой пачки очередную сигарету и поднес ее к губам, когда его бесцеремонно прервал возглас Саши, вырывающий из забытья.
– Ну все, уходим!
От его толчков Миша снова обронил сигарету в снег. Он не стал ее подбирать и кинулся следом за другом, опасаясь, что их обнаружат.
«Студент» оставался на месте. Он не кричал и не звал на помощь, стоя там, на улице, в центре бушующей метели. Безропотно смотрел на удаляющихся от него ребят и даже, кажется, помахал им рукой, если зрение не изменяет Мише – так ему почудилось, когда он бросил последний взгляд через плечо, прежде чем тот растворился в снежной буре. И по спине мальчика пробежал неприятный холодок. Что за чертовщина, подумал он, отворачиваясь, кто этот парень?
Они благополучно добрались до квартиры Миши. Родителей дома не было.
– Что это, твою мать, было!? – возбужденно вскричал он, закрыв дверь на щеколду и устало прислонившись к ней спиной. От длительного бега он задыхался и жадно глотал ртом воздух.
– Ограбление века! – сказал Саша, победно вскинув руки. – У нас получилось! Этот придурок был в таком шоке, что даже не стал звать на помощь! Уверен, в его джинсах сейчас не хилая куча, сечешь о чем я? – Саша громко загоготал, словно его шутка была тоже «шуткой века». Он скинул с себя обувь и прошел в зал. Плюхнулся в кресло.
– Ты идиот! – вспылил Миша. – Чертов Капонэ!
– Да расслабься ты, как будто в первый раз это делаем. Лучше глянь че надыбали, я думал у этого мудака кроме пары монет за проезд и сопливого платка больше ничего не сыщешь.
Саша любовался черным перстнем.
– Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? – Его губы изогнулись в улыбке. – Какая мерзкая черепаха.
– Это жаба, кретин, – поправил его Миша.
Жирная черная туша с разинутой пастью сидела на кольце, упираясь в него всеми четырьмя лапами. Широкая гадкая морда. Недовольные узкие зрачки сверкали от изумрудных камней, инкрустированных в глаза.
– Да какая разница! Она, наверное, стоит кучу денег. Редкость. Я же говорил, что отлично проведу этот Новый год, говорил! Одного не могу понять: откуда эта вещь взялась у этого мудака?
– Может, родаки богатые, – предположил Миша. – Покажи хоть, че взял.
Саша выгреб на стол все «богатство», что у него было. Последним положил мобильник.
– Весьма не дурно, – заключил он, покручивая в руках телефон. – Помнишь, как мы с тобой прикалывались, читая смс-ки разных лохов с их мобил? – Он изменил свой голос. – «Дорогая, я схожу по тебе с ума, я без тебя не могу» – вот умора-то! Посмотрим сообщения нашего приятеля?
– Не можешь просто выкинуть симку, тебе нужно обязательно поиздеваться? – спросил Миша.
Саша пожал плечами.
– Это весело. Нужно брать от жизни все, друг.
Он принялся копаться в телефоне, на время оставляя жабу в покое, которую спрятал себе за пазуху, словно не доверял своему партнеру.
– Ни фа се! – Саша присвистнул. – Да у него тут четыреста фоток. Охренеть.
Миша усмехнулся:
– И двести из них селфи в лифте, да?
Саша проигнорировал вопрос. Его лицо внезапно побледнело. Глаза расширились от страха, рот слегка приоткрылся.
Миша прекратил разгребать на столе вещи и недоуменно на него уставился.
– Ты чего? Что случилось?
Но мальчик, словно лишился голоса, и не отвечал ему.
– Язык проглотил, что ли? Да что ты там увидел!?
Миша выхватил из его ослабевших пальцев мобильник и поднес к своим глазам.
– Оххххх. – застонал Миша.
Он почувствовал, как напряженно сжалось его сердце, и болезненно заныл желудок. В горле образовался тяжелый ком. На снимках были откровенно показаны множество тел. Только тела. Они лежали в разных немыслимых позах, рядами и хаотично. Оторванные конечности, залитые темной кровью; кости, с кусками разложившегося, тошнотворного мяса, облюбованного сотнями мелких личинок. Это выглядело так натуралистично, словно сделаны были на месте какого-то настоящего преступления! Особое внимание снимавший уделял процессу омертвления и деталям, вроде подробного фотографирования каждого надреза, каждого шрама, насечки на серой, рыхлой, истерзанной, изрезанной гнилой плоти, в том числе на причинном месте, словно это вызывало у него какой-то болезненно-сексуальный восторг. На одном из снимков изображались отрубленные головы, взваленные в одну большую вонючую кучу; головы с пустыми глазницами, со срезанными губами, ушами, веками, носами, и черными провалами вместо ртов; какая-то розоватая жидкость вытекала из их глаз, ноздрей и ушных раковин... Мозги? Из вспоротых грудных клеток и животов торчали багровые склизкие внутренности...
От такой концентрации бессмысленной тупой ненависти и немыслимого зверства Мише вдруг поплохело. Ему захотелось забыть это, как дурной сон, выкинуть, как один из ненужных отрывков, но оно, напротив, словно паразит вторгалось в память и с каждым противоборствующим желанием становилось только сильнее. Он уже явственно и отчетливо представил у себя в голове – все эти безвольные жалкие массы, валявшиеся где-то в каких-то помоях на влажном полу, покрытом бурыми разводами и пропитанным гноем, кровью и тленном. Ему не было дано постичь всей природы дьявольского садизма, как будто человек в этом не был замешан, как будто все это сотворило что-то другое – совершенно иного склада ума и мировоззрения, слишком чудовищного, чтобы быть понятым. Человек в этой игре лишь исполнял роль инструмента – его использовали, как куклу... Фотографии сменяли друг друга – одна ужаснее предыдущей. Некто приближал объектив, снимал последствия от долгих изнурительных издевательств и пыток, порожденных самыми сакральными, темными и кошмарными фантазиями – безобразное и бесчеловечное, что только способно было угнездиться в одном великом, но невероятно коварном, неистово злом и беспощадном сознании.
– Что это такое? – тихо сорвалось с Мишиных губ; кажется, он произнес это на автомате, даже не задумываясь над тем, что сказал. Затем, словно очнувшись от глубокого шока, он встряхнул головой и с отвращением отбросил мобильник на диван. – Ты где взял это? – Он перевел взгляд на друга.
– Нигде, – поражено ответил Саша.
– Ты где взял это? – снова повторил он.
– У того парня… мы же у него мобилу стыбзили.
– Откуда у него на фотографиях это дерьмо!?
– Может быть, это не по-настоящему? – взволновано забормотал Сашка. – Мне он сразу не понравился. Паренек со странностями… Может быть, он увлекается ужасами, любит все эти извращенские штучки… по кайфу ему от них… Это какая-то ошибка, Мих? Миха? Я не понимаю… что это такое?
– Ты грабанул маньяка, ублюдок!?.. Твою мать! – Миша нервно схватился за голову, крепко вцепился пальцами в волосы. Он никак не мог унять дрожь и успокоиться. Инстинктивно потянулся к левому карману штанов, чтобы закурить, но вспомнил, что пачку оставил в куртке, однако он не отправился за ней. У него не хватало сил пошевелиться. – Значит так, – наконец произнес он, с шумом выдыхая воздух, – об этом никому нельзя говорить, особенно родителям. Ни в коем случае никому, слышишь?
– Почему? Почему мы не должны сказать? Ты же видел этих трупаков. Сука! Эти тела – чьи они могут быть?..
– Заткнись, идиот! – грубо прервал его Миша; он встал с кресла и начал беспокойно ходить по комнате. – Мы не должны были этого видеть, это не наше дело, понял? Нужно избавиться от этой мобилы, выкинуть куда-нибудь подальше к черту, и забыть. Просто забыть об этом, ты понял?
– Угу, – Саша кивнул, глядя на друга, как послушная собака смотрит на своего хозяина, – я все понял, чувак – забыть.
Мишу передернуло, когда он представил те жуткие уродливые, выпотрошенные тела, валявшиеся как мешки с мусором, как кровавые свиные туши, идущие на убой. Этот ужас, проникающий в него медленно и мучительно, сводил с ума своими образами. Будоражил детское сознание, пускай и воспитанное на голливудских страшилках, но ничего в жизни подобного не видавшее. Это было настоящее безумие.
– А что с остальным делать? – спросил Саша. – Тоже выкинуть?
– Да, – отозвался Миша. – От всего избавиться, от всего!

                ***

На улице сгустились сумерки. Саша возвращался домой. Буря уже успокоилась. В небе еще кружились одинокие снежинки и безмятежно ложились на мягкую белую землю. Голые ветки деревьев покрывал пушистый снег, искрившийся и сверкавший при тусклом бледном свете луны. Саша не хотел уходить, но на часах уже было почти девять.
Он сделал все, как велел ему Миша, только перстень оставил себе – уж больно приглянулась ему эта вещица, и так просто распроститься с ней было, по его мнению, очень глупо, ибо только таким образом их риск мог быть хоть чем-то оправдан.
Он шел по людному проспекту, освещенному неоновыми вывесками и таблоидами. Но затем завернул в переулок. Во дворе лаяли собаки. Он двигался быстро, постоянно оглядывался, словно опасался чего. В темноте столкнулся с кем-то плечом – прохожий возник внезапно, словно вынырнул откуда-то из угла, бросил в его сторону проклятия и также поспешно скрылся из виду, будто бы его и не существовало вовсе. Саша малость опешил, но продолжил путь, тем более до его дома оставалось пройти через двор.
Что-то заставило его резко остановиться. Ему почудилось, будто кто-то за ним идет. Это ощущение нарастало и распирало его изнутри. Он замер на месте, прислушался, и погрузился в глухую мертвую тишину. От этого стало как-то неприятно на душе. Он неуверенно зашагал дальше, вновь услыхав тот же звук уже более громкий – ритмичное поскрипывание сапогов. Резко обернулся, но в темноте никого не обнаружил. Даже из дома напротив ни в одном из окон не горел свет, не было слышно лая собак или другие признаки жизни. Его дыхание участилось, зубы забили дробью. Подул ледяной промозглый ветер. Саша тяжело сглотнул. За его спиной действительно раздавались шаги и становились ближе, он не мог этого больше игнорировать. Кто-то идет за ним по следу. Сердце в панике учащенно забилось. Он ускорился. К своему ужасу он вдруг осознал, что не помнит, куда ему надо, не знает дорогу и лишь всем существом жаждет поскорее оторваться от своего преследователя, который тоже перешел на бег. Что ему нужно? И кто это такой?
Ботинки утопали в сугробах, он замерз и дико дрожал, растерянно оглядываясь по сторонам, словно искал выход из этой ловушки. Жилые дома исчезли, в темноте было видно только снег, а в ушах страшным эхом отдавался топот и свист ветра.
Саша застыл подобно ледяной статуе, неподвижно устремив обезумевшие от страха глаза вперед, где из черного тумана медленно выплывал, словно древний призрак высокий сутулый силуэт. Он буквально задохнулся от ужаса, когда узнал в нем того «студента», с виду робкого и пришибленного, но очень странного и загадочного в душе, в закоулках коей таилось и блуждало нечто противоестественное, нечеловеческое, отдающее ужасной сладковатой вонью, как будто из адской глотки.
Он приближался к Саше. Неприятно поскрипывал и хрустел под его сапогами снег. Тихо шуршали черные ветви деревьев под шепот и завывания мрачного ветра. Незнакомец остановился напротив парализованного подростка, готового бежать, но не способного это сделать. Лицо парня по-прежнему было скрыто от чужих глаз. Инстинктивно Саша почувствовал, что он улыбается – эта была хладнокровная злая улыбка, не имеющая ничего общего с земными эмоциями. Так улыбаются чудовища, нашедшие свою жертву.
– У тебя амулет Осквернителя, – произнес он сухим, бездушным, властным голосом. – Отдай мне его.
И протянул свою длинную худую в багровых пятнах руку. Саша неожиданно отпрянул, выхватывая из куртки складной нож, и всаживая ему прямо в живот. Холодная ржавая сталь мгновенно проткнула ветровку и прошла сквозь грубую кожу. Из раны быстро заструилась кровь, но парень не пошевелился и не издал ни единого звука. Он равнодушно опустил взгляд, исследуя рукоять, которая торчала из его нижнего ребра.
Саша мертвенно побледнел и вскрикнул. Отошел на пару шагов, когда парень поднял на него пронзительный, полный ненависти и презрения, взор.
– Надо отвести его к Бергитте, – шепотом проговорил он кому-то, словно заклинание. Ветер усилился, яростно ломая ветки старых древесных растений и закручивая снег. А потом кто-то ударил Сашу по голове, и он потерял сознание, успев напоследок заметить, как парень спокойно и непринужденно вытаскивает из своей плоти кровавый ржавый ножик.

***

Ночью Мишу разбудил громкий рингтон на его мобильном, извещающий таким образом о том, что от кого-то пришла смс-ка. Не отрывая щеки от подушки, он пошарил рукой по поверхности тумбочки, пока не наткнулся на свой телефон. Поднес его к глазам и зажмурился от яркого света, ударившего из дисплея. Миша прищурился, взглянул в углу экрана на время. Было почти двенадцать часов ночи. Сообщение было от Саши.
[Саша]: Нужно встретиться.
[Миша]: Ты издеваешься? Я спал!
Он отправил сообщение и, не сдержав приступ зевоты, стал ждать. Буквально через пару секунд прозвучала знакомая мелодия.
[Саша]: Извини, это срочно. Дело жизни и смерти.
Миша почувствовал, как застучало сердце. У него было дурное предчувствие на этот счет. Он принялся быстро печатать по клавишам.
[Миша]: Знаю я твое дело. Что ты опять натворил?
Мгновением позже пришло сообщение, и Миша в волнении сел на кровати. Что-то сдавило в груди и мешало ему дышать. У него вспотели ладони, и в горле образовался ком, когда он вновь вспомнил о тех кошмарах больного разума, в который сегодня вечером он насильно был затащен самой судьбой.
[Саша]: Это насчет фоток. – Единственное, что было написано в сообщении друга. И Миша понял, что он не способен уйти от этого, не сможет убежать или зарыться под одеялом, погрузившись в сны. Ему нужно выяснить, что случилось. Разобраться с этим, раз и навсегда, иначе это будет преследовать его до конца дней.
Он вернулся к мобильнику.
[Миша]: Что нужно делать?
[Саша]: Встретимся у нашего места, где это произошло. Буду ждать тебя там через двадцать минут. Прошу, не опаздывай.
На этом они закончили.
Миша торопливо оделся, вышел на балкон и закурил, уставившись пустым мрачным взором в тихое чернильное небо. Провел мокрой рукой по волосам, торчавшим во все стороны. Наконец, закончив, он вернулся обратно в квартиру, взял в одном шкафчике, что хранился в кабинете отца, пистолет с тремя патронами и сунул за спину под кофту за ремень джинсов. Надеюсь, он мне не пригодится, подумал мальчик, очень надеюсь. Он глубоко вздохнул, еще раз. Накинул на голову капюшон и тихо вышел из дому, стараясь не разбудить своих предков.
Через двадцать минут Миша стоял в условленном месте, напротив закрытого киоска с газетами.
Еще разбуженный от странной смс-ки друга, Миша подозревал о чем-то нехорошем. Но уже сейчас, когда он находился здесь, среди мертвых, кривых деревьев и потускневших, грязных, жилых трущоб, нависших над ним, словно серые доисторические горы, – не было никаких сомнений в правдивости того факта. Что-то не так.
Какого черта я здесь делаю, размышлял мальчик. Согнувшись, он держался неподвижно, словно неправильный оловянный солдатик, окоченевший то ли от холода,… то ли от страха. Он и сам толком не знал. Потянулся к карману за очередной сигаретой, но замер на месте, когда невдалеке увидел очертания некой фигуры, выходящей из-за деревьев. Он не мог различить, мужчина это или женщина, однако ощутил исходящую от нее страшную опасность. Фигура стремительно двинулась к нему.
Это не Саша, сразу подумал подросток с нарастающей тревогой. В его голове лихорадочно возникали мысли, отбивающие всякое желание продолжать участие в этом таинственном представлении. Что-то здесь не так. Это ловушка. Его обманули. Надо уходить, пока не поздно! Пока не случилась беда… но было уже поздно.
Он неуклюже развернулся и внезапно столкнулся с еще одной жуткой фигурой, вплотную подошедшей к нему сзади, отчего Миша поскользнулся и упал, сильно ударившись затылком о лед. Нестерпимая боль резко пронзила молнией всю его голову и заставила закрыть глаза. Ему показалось, что голова раскололась на части, взорвалась на мелкие куски. Перед тем как упасть, он мельком разглядел лицо того "человека" в капюшоне – его пристальные желтые глаза, горевшие из тьмы. Но это было не лицо – жуткая, дьявольская харя, вытянутая, как у пса, но лишь отдаленно имеющее сходство с собакой. А потом все заволокло красным до боли режущим светом, который становился ослепительно ярче и ярче, и затем сменился бездонной, непроницаемой чернотой… Миша погрузился в забытье.
               
***

 Старые кирпичные стены были все в трещинах и пятнах от цемента.
Он лежал на сыром грязном полу. В помещении было довольно плохо с освещением. Сквозило какой-то подземной затхлой прохладой. Блики от факелов плясали на красных стенах. У передней стенки находился прямоугольный деревянный стол.
Я в каком-то заброшенном доме – в подвале или под землей, судорожно соображал Миша, приходя в себя. Но воняло здесь действительно, как в канализационном коллекторе. Он попробовал встать, но почувствовал сильное головокружение и острую боль. Слегка приподнялся, опираясь на локти. Нащупал пальцами что-то липкое и теплое у себя на затылке, приблизил к лицу и обнаружил кровь. К горлу подступила тошнота. Ощущение было, словно кишки выворачивают наизнанку. А потом взгляд сфокусировался на двух очень странных объектов, стоявших недалеко от него у стены. Образ их был гадок и страшен. Они больше не прятали своих лиц под капюшонами и откровенно разглядывали Мишу, как пришельцы только что прибывшего на их родную планету землянина. У них были большие выпученные желтые рыбьи глаза, вытянутые, как у змей, морды в порезах и отвратительных шрамах.
Господи! Кто это такие, испугано думал мальчик. Какая-то порочная помесь человека и рыбы… или лягушки. Что это, нахрен, такое!?
Они долго молчали, словно не умели говорить. Или не знали, что сказать. И тогда тишину осмелился нарушить Миша.
– Пацаны, – начал он громко, стараясь придать своему голосу уверенность и твердость, – я вас не знаю, ни че у вас не крал. Что вам от меня надо?
– Это интересный вопрос, – наконец произнес один из них водянистым голосом. – Стало быть, что будет с твоим другом тебе совершенно плевать?
– Нет, – слабо возразил Миша, отводя глаза от пристальных взглядов двух декадентов. – Он, конечно, накосячил. Пусть отвечает за свои поступки. Я ему сразу говорил, что не надо, но парень он упертый. Тупой, конечно, и упертый, но хороший. Вы же его отпустите?
Они вдруг залились злобным беснующимся смехом, напоминавшим больше какофонию диких агрессивных бабуинов. От такого представления Миша вздрогнул. Этот ужасный хохот многократно повторился эхом, прокатываясь по длинным сводчатым стенам туннеля, будоража его глубинные тайные чертоги.
– Что смешного? – растерялся мальчик. – Где Саша? Он жив?
– Ты пойдешь за ним, когда мы закончим, – сказало существо.
– Мы отведем тебя к Бергитте, – вторил ему другой, и его обезображенная морда, освещенная рыжим пламенем, просияла. Он прошел к прямоугольному столу, на котором были разложены какие-то не связанные друг с другом предметы: случайные мобильники, различных размеров и форм ножи, серпа, меховая игрушка медведя с оторванной лапой и пришитым за место нее сырым свиным копытом, камера с разбитым объективом, глиняный кувшин, наполненный до краев чем-то мерзостным и пахучим, и сотни, тысячи черно-белых и цветных снимков разбросанных по всему столу с ужасающим на них больным содержимым, которое как-то довелось лицезреть Мише.
– Меня зовут Мидас, – сказало существо. – Мы нашли эту пещеру совершенно случайно. И тогда мы поняли, что это предназначение. Кто-то вел нас сюда. В той пещере была книга – ветхий фолиант, написанный неким автором под именем Неизвестный. В ней было много чего такого, о чем шепчутся лишь в глухих подворотнях и пьяных кабаках при свете луны или одиноких свеч. Но не смеют произносить вслух при большом люде. Мы нашли алтарь и инструкцию. Изучив ее, мы усердно взялись за дело. Это приносило нам... удовольствие. Здесь мы обрели нашего спасителя, которому стали служить.
– Что вам от меня нужно? – попробовал выяснить мальчик; его голос дрожал.
– Мы приводили сюда многих. Они были слишком слабы и не доживали до встречи с Великим. Женщины повреждались умом, дети теряли сознания и умирали старики. Молодые сердца тоже холодели раньше времени. Им не удавалось доходить до финала, они не удостаивались чести видеть нашего бога во всей его славе и величии. И просыпались они лишь в его голодной пасти, что вечно пожирает кости, кровь и плоть.
– Ты увидишь Ее, – с упоением вторил другой. – Матерь червей, мать подземелий и болот.
– Вы просто ненормальные! Вы понимаете, так поступают только настоящие маньяки и психи! – надрывно закричал Миша. Он хотел, чтобы они услышали его, но они оставались равнодушными. 
– Так говорит общество? Мы не относим себя ни к тем, ни к другим. У нас свое общество и свои правила, которым мы подчиняемся. Для нас вы такие же ненормальные дикари, как мы для вас.
Миша прижал ладонь к раненому месту на затылке. Ноги затекли. Он не мог встать. Не мог ничего сделать, чтобы спастись. Чтобы попробовать сбежать от этих уродцев.
– Зачем вам это? Что вы хотите?
– Ты будешь следующим, – сказал тот, что был у стола. Он осторожно взял в руки камеру и передал ее второму. Тварь делала снимки, приблизившись и фотографируя буквально каждую эмоцию, отраженную на уставшем и измученном лице подростка. Оно словно собиралось добраться до его сжавшейся девственной души и похитить ее через радужные оболочки.
– Всякая смерть должна быть осмысленной. Ритуальной. Этот ритуал называют по-разному. Но, пожалуй, самое распространенное ему дали имя…, – На пару секунд Мидас замолчал, наслаждаясь своим превосходством и убийственным страхом пленника; острая чешуйчатая рожа расплылась в ехидной гримасе, выставляя передние зубы, покрытые кусочками сырого недожеванного мяса. –… Оно получило имя – Мертвец из ада. Практика преподношения жертвы высшему хтоническому существу. Мы с братом кормим ее, заботимся о ней, наполняем силой. Это было кому-то нужно. Мы жрецы, стяжающие боль и страдания. Привыкшие к таким условиям и жизни во тьме. Больше мы нигде не нашли утешения. Это наш приют и наша работа.
Он взял со стола длинный, изогнутый ритуальный нож, блестевший в свете огней.
– Мы научились искать новые грани чувств. Добывать эмоции через боль, которую выделяет душа посредством тела. В этих поисках мы неостановимы.
Миша почувствовал, что должно за этим последовать и немедля выхватил из-за спины отцовский пистолет, который чуть было не выронил из трясущихся рук. Он поспешно снял его с предохранителя и навел на Мидаса. С рычанием тот кинулся в его сторону и Миша выстрелил. Промахнулся! Оставалось всего два патрона и несколько секунд до того, как этот монстр доберется до него, чтобы разделать, как тушку. Миша снова спустил курок и в этот раз был точен. Пуля прошила грудь в области сердца насквозь. Брызги окропили заднюю стену алой кровью. И Мидас безжизненно повалился на пол.
Мальчик перевел затравленный взгляд на второго. Он весь вспотел. Оставалась всего одна пуля, от которой зависела чья-то жизнь. Существо, прежде уставившееся на своего мертвого товарища, вдруг увлечено принялось делать фотографии Миши, пока он не прервал его выстрелом в голову. И тварь упала на землю замертво, по-прежнему сжимая в своих корявых пальцах фотоаппарат.
Миша застонал, пытаясь встать. Напряг все свои мышцы. И у него получилось! Он поднялся, ошарашено осматриваясь, где он находится. В нескольких метрах лежали два тела изгоев. Они не шевелились и Миша решил, что убил их.
Он направился к выходу. Шел по бесконечно длинному, сумрачному туннелю, непроизвольно считая количество настенных факелов, видимо, чтобы успокоиться. Среди этой неестественной тишины слишком громко билось его сердце. Создавалось впечатление, что он спускается по склону. Направляется к центру Земли. Тропа наклонялась, а из-за стен доносился какой-то нечеловеческий, потусторонний вой, как будто там и вправду обитали мифические существа. Им овладела паника. Куда идти? Как отсюда выбраться? И сигареты кончились, черт!
Он достиг поворота и внезапно услышал, выбивающийся из общей какофонии, шум. Будто где-то что-то ползло (или тащили). Что-то тяжелое и склизкое передвигалось по полу. Какие-то шорохи. Возникали тени. Ему показалось, что он сошел с ума, пока не добрался до прохода, из которого шли эти леденящие кровь звуки. Он не хотел туда идти. Хотел пройти мимо, но нечто заставило его заглянуть. Он двинулся к отверстию, опираясь руками на стены и поддался вперед. В каком-то полуобморочном состоянии Миша свалился на колени, больно ударяясь о камень, и поднял свой взор...
Узкое маленькое помещеньице, скорее похожее на келью или темницу, скудно обставленную мебелью - а именно тем мусором, который можно встретить на любой обыкновенной свалке, - заливало тусклым светом от нескольких факелов. У стены, с задранными к верх руками и привязанными к какой-то трубе, сидел бродяга, чью одежду составляли лишь трусы, да порванная майка, обнажающая изувеченную кровавую спину. Голова висела в воздухе. Его нещадно били плетями, (и судя по состоянию не один день) с особым усердием рассекая мясо до кости. Миша в ужасе затаил дыхание, узнав в этом скукоженном и совершенно раздавленном создании своего некогда лучшего друга Сашку и при виде него у мальчика что-то защемило в груди.
Он кинулся его освобождать. Узлы оставили на запястьях Саши багровые следы. Миша попробовал привести его в чувства, но, кажется, он был мертв, ибо вся его дряхлая худая внешняя оболочка указывала на такую трагическую мысль. Тогда Миша наклонился к нему, пытаясь уловить дыхание и внезапно тело дернулось, как от удара тока. Саша широко раскрыл глаза, ведущие к порогу, за которым тянулось необозримое безумие и с поразительной силой обрушился на друга, прижимая его к земле. Ледяные, заскорузлые пальцы медленно начали смыкаться на горле Миши, перекрывая доступ к кислороду. Бледное и исполненное крайней мукой, истощенное лицо, покрытое шрамами и грязью, и потом, отображало дикую, первобытную злость и кровавую жажду, сверкавшую в его неистовых глазах. На Мишу глядела искаженная, обратная сторона человека, доведенная до полного отчаяния. От Саши остался только образ и воспоминание, но то, что было в нем сейчас являло собой жестокого, горевшего лишь насилием, монстра, в котором временами пробивался неопределенный отголосок страха.
Миша не мог его скинуть с себя, и удары не приносили должного результата (он словно не обращал на них внимания, погруженный в транс). Перед глазами мальчика все стало расплываться - потолок будто растекался, подобно краске под дождем. Рука, уже слабо шевелящаяся в стороне, сумела нащупать тяжелый, шершавый предмет - камень! Хрипя и задыхаясь, Миша потянулся к камню, сжал в своей ладони и пустил острым краем точно в висок Саше, который отлетел от него на несколько ярдов и больше уже не вставал. Наконец-то, Миша с шумом вдохнул спасительный воздух, который проникал в легкие, как чудо и даже в этом затхлом, насквозь пропитанном разнообразными необычайно мерзостными ароматами, помещении был для него слаще любого нектара. Рука по-прежнему сжимала камень, а рядом распластавшись на полу лежал его теперь уже, наверное, покойный друг. Миша долго смотрел на него, потом на тот булыжник, а затем с пронзительным воплем принялся разбивать лицо Саши, превращая его в кровавое месиво. Ошметки крови, кожи и мяса брызнули во все стороны. Он продолжал опускать на него камень, словно опасался, что парень встанет, чтобы закончить начатое. И он бы не угомонился, если бы не почувствовал, что позади него кто-то стоит и пристально наблюдает за этим зрелищем. Кто-то положил худую руку на плечо Миши, заставляя его прекратить зверство.   
– Вот и твой друг пытался уйти, - сказал он нежным шепотом. - Ритуал почти завершен.
Как будто только сейчас пробудившись от наваждения, из глаз Миши внезапно брызнули горячие слезы. Губы затряслись от страха. Его била неконтролируемая дрожь. Он потерял самообладание и громко заревел.
– Пожалуйста, – умолял он, стоя на коленях в ободранной мокрой одежде, перепачканный в крови и каком-то дерьме. Жалкий и беспомощный, окончательно раздавленный и сломленный, как душевным, так и физическим, под натиском тех могущественных сил, с которыми человек был просто не способен сражаться в одиночестве и был обречен на погибель. – Пожалуйста... пожалуйста... пожалуйста...
– Твой друг предлагал нам сделку, – холодно говорило существо. – Тебя взамен его спасения. Это же он привел тебя сюда. – Оно гнусно ухмыльнулось. – Мы не любим технику, за исключением тех штук, что делают снимки. Он написал тебе, чтобы ты пришел и взамен просил отпустить его. Хотел обмена. Но мы предложили ему иной вариант. 
–... пожалуйста, прошу вас... умоляю... – рыдал он, как дитя. – пожалуйста... умоляю...
– Ты заслужил шанс. Но ты должен кое-что для сделать. Твои родители – приведи их сюда, – властно приказало существо и желтые рыбьи глаза сверкнули.
Все еще заходясь в слезах, Миша позволил себе слабо улыбнуться, как будто проблескам надежды – новому восходящему солнцу, которое обманчиво светило завлекающим черным светом. Существо заботливо обняло мальчика и прижало к своей шершавой болотной коже.
– Мы все пришли к этому таким образом. Возвращайся к нам снова, и ты получишь здесь утешения, – змеино шептал Мидас. – Возвращайся к нам снова, брат. И Она утешит тебя... возвращайся к нам снова и мы откроем тебе секреты... ты станешь мертвецом... ты уже мертвец... мы все пришли к этому так...

Конец