Demons

Тусклый свет фонаря. Вечером, когда небо уже стало грязно-фиолетового цвета, пошел снег.
Пустой двор. Недавно, (если месяц можно считать коротким сроком), здесь, на дороге, лежали красные хризантемы — свидетели неожиданной кончины Павла Николаевича.
— Закрой все зеркала.
— Бред.
— Может, ты перестанешь постоянно мне перечить? — это мама говорит.
Я достала сигарету и зажигалку. Холодный ветер пронизывал до костей, поэтому, чтобы зажечь фитиль, требовалось встать к ветру спиной и сильно постараться. Когда я наконец закурила, то посмотрела на небо. В голову лезли разные неприятные мысли.
— А что, если Валера меня не любит?
— Любит-любит, — потом они поженятся, нарожают детей, разведутся и не будут даже здороваться.
— Ты одинокая, мне тебя жаль, — сказала Рита таким тоном, будто перед ней сидела полная сирота. — Серьезно. Найди кого-нибудь, сразу на бабу похожа станешь.
Потушила сигарету. С моих губ не сходила усмешка. Я уткнулась подбородком в «замок» из рук и пристально наблюдала за ней: как она заторможенно двигается, как бедна её речь, как примитивны мысли.
— Ну, что ты молчишь?
— Мне нечего сказать, — это было действительно так.
Я не заметила, как курить стало нечего, и на глаза навернулись слезы. Когда умирает кто-то, с которым мы знакомы лично, но в то же время ограничиваемся лишь приветствиями и ежегодными поздравлениями, становится грустно и тоскливо. Тоскливо, потому что в этот период мы чаще всего задумываемся о смерти.
— Вот ваша сдача, — кассирша подозрительно взглянула на меня, затем просунула через маленькое окошечко три монеты и пятидесяти рублевую купюру.
— Спасибо, — я всегда стараюсь меньше говорить с людьми. Поэтому быстро убрала мелочь в кошелек и пошла подальше от ларька.
В руках у меня был еженедельный журнал под названием «Оракул». Его выписывала мама. Она была яростной поклонницей всяких экстрасенсов, целителей, медиумов и прочих шарлатанов. Заранее скупала подобную литературу и вечера у нас проходили в приглушенном свете с навязчивым запахом ладана, шалфея и эфирных масел.
— Ты точно ничего не видишь? — который раз спрашивает мама. Её глаза блестят лихорадочным блеском и в данный момент она абсолютно невменяема.
— У меня хорошее зрение, — «призналась» ей.
— Ты у меня необычная, дочь. Какая-то не такая, как все.
— Тебе показалось, — я собиралась уже уходить.
— Ходишь, себе на уме, мало говоришь, постоянно смотришь куда-то.
Она, видимо, считала неоспоримым доказательством моих «паранормальных» способностей.
— Ты уже проверяла, я ничего не вижу, — хотелось побыстрее избавиться от пагубного влияния матери.
В общем, мне кажется, это из-за возраста. Я ей постоянно покупаю кроссворды, но она вырывает из них листы и кладет в кошачий лоток. Читать мать совсем перестала (кроме эзотерической литературы, от которой она без ума).
Мне хочется реветь от беспомощности, ведь, пока она сама не захочет, никто ей не поможет.
В пуховике становилось холодно. Но возвращаться домой абсолютно не хотелось. Сегодня очень красивое небо: фиолетовое с розовыми прожилками. Вдалеке красуется моя школа. Какой-то маленький ребенок упал и расплакался. Мне захотелось поскорее отсюда смыться и я махнула через полуразрушенный забор к старой отцовской фабрике. До самого здания идти сотню метров. Главное — не сбиться с дорожки, потому что повсюду валяется металлолом. Проткнуть ногу очередной железкой просто как пить дать. Именно поэтому сюда и ходят разные маргинальные элементы: представители субкультур, игольщики, анархисты.
— Что это такое?
Черная картинка с криво нарисованным белым кругом.
— Заяц.
— Что он делает?
— Бежит?
— От кого?
— От охотника.
Я выдохнула. Шаг. Нога преодолела последнюю преграду и ступила на промерзлый бетон. Пахло сыростью и гарью. В бочках валялись окурки, горелые носки, разная одежда. Я поморщилась: запах от всего этого исходил отнюдь не благоприятный. Подождала, пока глаза привыкнут к темноте.
«День спешит грядущий» — гласила надпись на стене.
«Все кончено! Сдавайтесь, дети мрака!»
Я взяла баллончик и добавила:
«Берегись, вошедший».
Получилось сносно, даже страшно.
Не помню себя. До остановки каких-то пять минут. Мое лицо от мороза стало неподвижным, а ноги непослушными. Было темно, так как фонарей на улице не наблюдалось. Взгляд падал на коробки, странные черные тряпки и бутылки из-под алкоголя. Во рту пересохло.
Автобус подоспел нескоро. За это время я успела досчитать до ста и обернуться вокруг своей оси двадцать раз.
— Ты как? — Рита тревожно на меня смотрит. — Ты какая-то задумчивая.
Вероятно, она заметила мой остекленевший взгляд.
Кивком показала одновременно, что слушаю и все в порядке.
— Мы будем ведь всегда вместе?
Стены, покрытые зеленой плиткой. Старая ванна. Душ выпускает неровную струю. Он снимает его и медленно водит потоком теплой воды по моей спине.
— Не спеши с выводами, — теплые губы касаются шейной артерии и я задерживаю дыхание. — Все когда-то кончается, милая.
Один из тех, чьим пристанищем является старая фабрика. Один из одиноких теней, слоняющихся по бетонным конструкциям. Я не знала, где он живет, зато знала чем живет. Также не знала его номера телефона, фамилии и даты рождения. Он появлялся из ниоткуда и тут начинались наши странные отношения.
«все когда-то кончается…» — пожалуй, он преподал мне хороший урок.
— Ты слушаешь? — Рита трясет своими рыжими кудрями, затем хлопает меня по плечу.
— Да-да.
— Что я сейчас сказала?
— «Мы поженимся и умрем в один день…».
— Не смешно.
— Я не смеюсь.
Она прожигает взглядом и обеспокоено спрашивает:
— Ты выглядишь вяло, словно постарела лет на двадцать.
— Неужели я выгляжу на сорок?
— Да, а то и хуже. Иди поспи.
— Не хочу.
— Поешь.
— Не хочу.
— Хоть попей.
Не сводя глаз с Риты делаю глоток холодной воды. Она заметила мое инстинктивное движение к карману и закусила губу.
— Покурить?
— Да, — мое пальто было плотным, черным, а еще с кучей карманов, в одном из которых лежит пачка сигарет. — Будешь?
— Не смей мне предлагать эту гадость.
— Ладно.
Я задымила и сразу выбросила окурок.
— Пойду домой.
— Почему? — знакомая удивленно захлопала ресницами и даже привстала. — Ты обиделась?
— Нисколько.
— Хорошо… я перезвоню… или напишу… потом.
— До встречи.
Руки спрятала в пальто и медленно пошла к дому. За один вечер мне довелось вспомнить последние события своей жизни, правда, жертвуя временем, проведенным с «нормальным» (так любила говорить моя мама про Риту) человеком. Не могу сказать, что это было приятно. Но это есть, и изменить ничего уже нельзя.