коричневая тетрадь. 1914 г, Война

   Война. Слёзы, плач, бедствие. Беженцы из Польши докатились до нас, немцы неумолимо наступают, фронт уже недалеко от нас ,  180-200 километров. Наш скот реквизирован, осталось две коровы и лошадь. Должен отметить, что материально мы быстро оправились, появился заработок на оборонительных работах. Сёстры пошли работать землекопами, в день им платили- 1руб 20 коп  + килограмм хлеба. Я работал возчиком, получал 5-10 рублей в день. Впоследствии я стал плотничать, а извозом занимался папа. Цены на всё были невысокие, несмотря на войну, получилось -  стали меньше работать,  но жить – сытнее.  Долго снились потом коровы, куры, телята. Тяжелые сны.
   Особенно мне досталось в 1914-1915 годах. Мне ведь всего 12  лет, и всё время – в извозе, от военного ведомства. Вот пример: утром , около семи утра получаю наряд на доставку имущества – военного снаряжения -  в Бобруйск, а это за 40 км, прямиком по замерзшему болоту. Добираюсь  с грузом  к двум часам дня, покормил лошадь, немного груза – и обратно. Один. Бывали и поломки саней, и портилась сбруя, или ещё что-то, и ждёшь на морозе, во вьюге помощи, не всегда её и получишь! Мальчик, в 12-13 лет, много ли можно и надо с меня спрашивать? Но жизнь заставляла. К  ночи появляются близкие к дому деревни, на душе становится спокойней, как -никак дом недалеко, в деревне знакомые, помогут. Напою лошадь в деревне Высокий полк, теперь гнать её нельзя, надо дать ей высохнуть, запряжешь мокрую от пота – она заболеет, погибнет.
   Приехал домой, распряг лошадь, отвёл в сарай, покрыл попоной, задал ей сена, сбрую собрал, повесил на место, сани развернул в сторону выезда из ворот и поставил набок, чтобы полозья не примерзли. Не сделаешь всё как надо – беда, папа был очень строг. Помоешься, покушаешь. Лошади овёс засыпать в кормушку можно только через полтора часа, поспешишь – лошади конец. И так 6 дней в неделю, с осени до весны, летом ездки были местные, дальше возили баржой, пароходом.
    Порою думаю – почему же одевались скромно в это время, ведь деньги уже были? По-видимому, некогда было носить приличную одежду. Затем дензнаки потеряли цену, народ одевался в армейскую одежду,  шинели перешивали, полушубки , бельё, брюки, рубахи – носили без переделки. В общем, мужчины были экипированы, появились долгополые с оторочкой зипуны – казакины.
   1917 год, семья- - 11 человек. Работы по строительству оборонительных сооружений кончились. Скота у нас – 2 коровы и лошадь. Помещиков прогнали, земли свободной достаточно, стали пахарями. Нам осваивать эту работу было легко, потому что дедушка в местечке Щедрин  занимался хлебопашеством, папа знал эту работу до женитьбы, он научил меня всему – пахать, боронить, сеять, косить. В общем, как-то жили. Время было тяжелое, власть часто менялась – то красные, то белые, то бандиты. Бумажные деньги – мусор.
   Пришли белополяки, новые лозунги, некоторые мои сверстники стали комсомольцами, забросили отчий дом, семьи. Душой я был с ними, но от семьи не оторвусь. Не могу, папа очень болен, я старший, я опора семьи. Все домашние дела папа решает только со мною, без меня – ничего.
  Стал подпольщиком,  все сведения передаю ребятам – Ошеру, Акиве, Баскину, дома, конечно, не должны ничего  знать. Провал, сижу под замком, к утру – расстрел. Удалось бежать.  Отца забрали заложником, кроме меня ему инкриминируют то, что до прихода белополяков он был председателем местечкового совета и главой ревисполкома Паричского района – он ведь был очень уважаемым человеком. Спасли папу его авторитет, его общественная работа в синагоге – доказательство, что он набожный и не большевик. Заступились за него поляк-мельник Домбровский, жена врача полька Чайкова, казенный раввин Глускин. И при поляках его опять-же  назначили председателем местечка (типа, бургомистр). Белополяков выгнали летом 1920 года и я вернулся, вступил в отряды ЧОН – Части особого назначения по борьбе с бандитизмом. Но вскоре в нашем районе организовали сельхозартель и я стал работать пахарем.
   Я пишу здесь только о делах семейных, о том, как я, старший сын, добывал средства  для содержания семьи, на хлеб, одежду и прочее. Оторвись я от семейных забот в 20-х годах, моя личная жизнь пошла бы иначе. Ведь я, парень из местечка, к двадцати годам уже имел среднее образование! Анализируя последующие события, многие знающие меня, мою трудоспособность, мои дарования, моё умение оценивать складывающие обстоятельства, говорили, что я всё растерял, все годы до Великой отечественной войны отдал родным, знакомым и остался у разбитого корыта.