Амнезия

     - Ибо так говорил Заратустра, - высокопарно заявляет Серега и закидывает пустую бутылку подальше в кусты.
      - Говорил, говорил, да не заговаривался. К чему ты сейчас это сказал? - сварливо отвечаю я, откупоривая вторую. - И вообще, чего это тебе заблажило вытащить меня из кровати в четыре часа утра?
      - Они вернулись.
      - Давно?
      - Вчера вечером.
      - Скверно... И что делать будем?
      - Жить, как жили.
      - Ты уверен?
      - Так же, как в том, что я завтра полечу на луну.
      - То есть уверенности нет?
      - То есть никакой.
      - Обнадеживает.
      Я разливаю коньяк по стаканчикам, и, отсалютовав друг другу, мы выпиваем.
      Этого следовало ожидать - надолго они никогда не уходили, и рассчитывать, что они не вернутся в этот раз, было как минимум наивно. Вообще, нельзя было сказать, что присутствие безликих как-то сказывалось на нашей повседневной жизни, просто город охватывала какая-то нервозность, из-за которой жизнь словно цепенела, и от этого было как-то некомфортно.
      - Говорят, их перепрофилируют, и они вернулись, чтобы закрыть эксперимент.
      Я посмотрел на внезапно ставшего серьезным Серегу.
      - Как думаешь, это хорошо или плохо?
      - Не знаю, - он пожевал губами, - но, похоже, игра близится к концу, и выигрышных комбинаций осталось немного.
      - Надеешься что-нибудь урвать напоследок?
      - Надеюсь не потерять оставшееся.
      - Ты для этого вернулся?
      Где-то прозвенел первый трамвай - значит, новый день уже начался. Сам я приехал обратно в Город где-то с месяц назад и помаленьку уже вновь свыкался с его спокойной, размеренной жизнью. Хотя, как и все здешние жители, иллюзий по поводу того, что такая ситуация затянется хоть сколько-то надолго, не строил.
      Сейчас, уже несколько часов спустя, я, вспоминая этот разговор, уже полчаса ходил по какому-то кварталу, пытаясь найти выход на другую сторону железнодорожных путей, пересекавших в этом месте Город, чтобы попасть в расположенный там старый госпиталь. Конечно, самое простое было вернуться назад и воспользоваться другой дорогой, но упрямство и самонадеянность мне этого сделать не позволяли. Поэтому эти несколько улиц я уже почти выучил наизусть. Странно, я был уверен, что квартал жилой, хотя и располагался на окраине, но пустые улицы без прохожих и машин, как и тишина, смущали. Смущали дворы, где, несмотря на солнечный летний день, не бегали детишки, а у подъездов не сидели бабки. Еще смущало то, что все газоны, лужайки заросли высокой, по пояс, травой, по которой явно никто не ходил. Странными были и закупоренные, несмотря на жару, пыльные окна, и полное отсутствие звуков. Только вдалеке, откуда я пришел, виднелись редкие фигуры прохожих. Завернув за угол очередного дома, я наткнулся на сожженный и уже проржавевший остов автомобиля и, злобно посмотрев на исписанный граффити и матом забор, за которым виднелся лес, развернулся и пошел обратно - к цивилизации.
      
      Спустя какое-то время я все-таки добрался до больницы. Посещения в это время были запрещены, но меня это не смутило. Я спокойно прошел через приемный покой и поднялся по лестнице на третий этаж. Его палата находилась в самом конце длинного узкого коридора, с одной стороны которого располагались редкие окна, а с другой - двери палат. Так что пока я до нее дошел, мне пришлось разминуться с несколькими из пациентов. Голова одного из них была наголо выбрита сзади - от макушки до шеи, и сквозь обильную зеленку виднелись толстые, грубые, видимо, недавно наложенные швы. Оторопело заглядевшись на него, я чуть не налетел на другого абсолютно лысого человека, стоявшего с отупелым видом перед окном. Его череп, благодаря широкой и глубокой впадине на том месте, где должно бы быть правое полушарие, напоминал наполовину сдутый детский резиновый мяч. Я поежился и постарался выкинуть из головы мысли о том, что с ними могло произойти и что они сейчас чувствуют. Заглянув в нужную палату, я застал своего приятеля валяющимся на кровати.
      - Здорово, симулянт!
      - Сам ты симулянт, - он выглядел заспанным, - пойдем, покурим, пообщаемся. Здесь как-то... - он покосился на соседей.
      - Пошли, - я тоже никогда не любил разговаривать при посторонних.
      Он сел на кровати и стал ногами нашаривать тапочки. Мы спустились в курилку.
      - Ну что, как самочувствие?
      Хотя я и пришел по другому поводу, не задать этот вопрос я не мог - просто из вежливости, для соблюдения ритуала, чтобы ни у кого не было сомнений, что я просто забежал навестить захворавшего приятеля.
      - Нормально. Ну и местечко здесь. Какие-то дела непонятные. Создается такое впечатление, что в этой больнице проводятся какие-то эксперименты на покойниках. Ну, на тех, которые никому не нужны: бомжи, старики какие-нибудь одинокие, психи. Их где-то оживляют, затем привозят сюда и для начала кладут на кровать в коридоре возле окон. Ну ты видел, да?
      - Кровать? Да, видел.
      - Они еще не пришли в себя, - не дослушал он, - и поэтому не помнят, как их зовут, не узнают ничего вокруг, это как будто пустые оболочки. Через некоторое время их переводят в палаты, и они постепенно начинают перемещаться по коридорам. Как зомби из фильмов ужасов. Жуть!
      - Да, я уже видел. - Мой друг всегда был излишне впечатлителен и, видимо, последние события повлияли на его психику. - Просто люди после серьезных травм. Сам посуди: на хрена оживших мертвецов рядом с живыми людьми реанимировать, для их последующей социализации что ли? Ты сам-то не слишком сильно головой ударился? Может, тоже теперь из зомби?
      - А почему нет? - это прозвучало как-то слишком, неприятно серьезно. - Я, например, совершенно не помню, как сюда попал. То есть просто позавчера ночью очнулся, лежа здесь в палате. Но если честно, то такие здесь кадры встречаются! Вот на днях привезли какую-то бабку, она была закутана в серые толстые шали. Абсолютно беспомощная. Мне она новорожденного огромного котенка напомнила. Так вот! Ее пытаются переложить с каталки на кровать, а она лишь отчаянно пищит и цепляется за каталку всем, чем может. И в этот момент она еще сильней похожа на котенка, которого пытаются спихнуть с полюбившегося подлокотника. Вскоре наступает ночь. Бабушка-котенок просыпается и начинает звать кого-нибудь на помощь: у нее, мол, замерзли ноги, и она жалобно просит укрыть их. К ней подходит измученная медсестра и видит, что ноги у нее укрыты и к тому же на них теплые шерстяные носки. Она пытается объяснить это старушке. Но для той это не имеет значения. Да и какой прок от носков и одеял, ведь бабушке ХОЛОДНО, бабушке СТРАШНО.
      - Слушай, ты здесь с таблетками все-таки поосторожней. А то какие-то странные вещи начинаешь придумывать.
      - Да ну тебя! - он явно обиделся. - Полежи здесь, как я, попробуй.
      - Ладно, ладно! Выздоравливай скорей, да встретимся - сходим куда-нибудь, отдохнем по-человечески. Тут как раз Серега приехал обратно. Кстати, поговаривает о том, что безликие вернулись. Не слышал ничего такого? - я, наконец, перешел к причине моего посещения.
      - Ну, слухи какие-то ходят, хотя, на мой взгляд, они никуда и не уходили.
      - В общем-то, возможно. Но по крайней мере деятельности их не ощущалось.
      - Молодые люди, закругляйтесь, закрываться пора! - В курилку заглянул старик охранник, по виду военный отставник.
      - Хорошо. Пять минут и всё!
      - Пять минут - не больше!
      Мы подождали, когда его шаги стихнут дальше по коридору.
      - Он еще говорил, что они собираются сворачивать какой-то эксперимент. Давай, давай, не молчи - времени мало. Говори, что знаешь!
      - А что я могу знать такого, чего не знаешь ты? Ну, народ в последние дни какой-то слегка взбудораженный стал, по ночам теперь больше работают. Во-всяком случае, сквозь сон я постоянно какое-то движение в коридоре слышу. По два-три раза за ночь приезжают машины, судя по звукам двигателей - грузовые. Я так понимаю, что привозят новых пациентов сразу помногу. А так, никакой принципиально новой информации у меня нет.
      Он был прав: знать что-то большее, чем остальные, он вряд ли мог. Вернее, мог - многочисленные знакомые часто по дружбе сливали ему информацию, но если не знал он, то, значит, не знал практически никто.
      - А почему ты решил, что привозят пациентов? Может, наоборот - кого-то или что-то вывозят?
      - Я же говорю: работы у врачей стало больше. В операционных всегда кто-то есть, хотя я понимаю, что это странно, потому что в палатах людей как-то не прибавляется.
      Вернулся охранник и молча встал в проходе, с укоризной глядя на нас.
      - Ладно, мне пора, - я поднялся.
      - Давай, заходи еще.
      
      В принципе, любой из нас в любой момент мог уехать из Города, но решались на это почему-то единицы, да и те, как правило, вскоре возвращались. Говорят, что опиум умеет ждать. Не знаю. Но то, что Город и безликие ждать умели, - это точно, испытал на себе. Идти домой не хотелось, и я уже третий час бесцельно кружил по району, выкуривая сигарету за сигаретой, отчего во рту скопился мерзкий, тягучий привкус, который я забивал пивом, и немного начинало мутить. За полночь, выйдя из очередного супермаркета, я, прислонившись к стене, устало в очередной раз закурил. В нескольких метрах напротив меня стояли они. Их синие, наполовину разложившиеся тела в истлевшей одежде не мерзли на ветру, хотя ночь была холодной; они стояли, чуть покачиваясь на непослушных ногах, и тихонько поскуливали. Когда-то они тоже были людьми: они влюблялись, где-то работали, у них были жены, дети, и полная луна, стоявшая сейчас над парком и их головами, не выгоняла их на улицу. Они стояли и, ожидая чего-то, тоскливо смотрели на меня. Что бы они мне рассказали, если бы могли говорить, если бы могли помнить? О чем они думают, и думают ли они вообще? Кто знает, может, они могли бы передать какие-то вести от ушедших? Но парочка опустившихся алкоголиков, хотя и казалась в ярком лунном свете восставшими из могил зомби, все же ими не была. Глядя на них, я подумал, что и мне с пьянством пора бы заканчивать. Я поднял бутылку на уровень глаз и, мрачно посмотрев на плещущуюся в ней жидкость, сделал хороший глоток. И сквозь арки и неосвещенные лестницы пошел домой, решив обязательно исправиться завтра или послезавтра.
       То, что безликие вновь активизировались, не могло не тревожить - ничего хорошего от таких периодов активности ждать не приходилось. Чем это закончится для нас на этот раз, оставалось только гадать. Придя домой, я разулся, бросил на кресло куртку, не раздеваясь, упал на нерасправленную кровать и мгновенно отрубился.
      
      Проснулся я от того, что замерз. Судя по начинающему робко сереть небу, было часа четыре утра. Так всегда бывает, если, перебрав пива, ложиться спать, - когда просыпаешься, то нестерпимо хочется в туалет и пить. Приоткрыв глаза, я встал и, немного поколебавшись, сначала посетил туалет, а затем нашел на кухне банку с кипяченой водой и выпил из нее почти половину. Вода была теплая и противная. Когда я вернулся в комнату, он сидел в кресле, задумчиво разглядывая царивший в комнате беспорядок.
      - Привет, что ли! - он с интересом взглянул на меня.
      - Привет... - я присел на кровать. - Что-то ты давно не заходил.
      - Некогда было, да и ты сам-то так ли давно в Город вернулся? - усмехнувшись, он закурил. - Я тут по какому делу... Там знают, что мы с тобой друзья, поэтому просили передать, чтобы вы не очень больницей интересовались. Ни к чему это. Пока. С приятелем твоим я знаком постольку-поскольку, но, я надеюсь, ты ему передашь.
      - А чего такой переполох? Неужели действительно там со жмуриками что-то делают?
      - Да нет! Это глупости. Там обычные люди работают, а не какие-нибудь сумасшедшие ученые.
      - А в чем тогда дело?
      - Не в курсе, но поверь, не стоит там копаться. Не стоит - мало ли что может случиться.
      - Что, например?
      - Ну не знаю я! Честное слово - не знаю! Какой же ты все-таки упертый?! - он улыбнулся одними губами, голос его прозвучал неожиданно устало: - Все не так просто, чтобы это можно было объяснить человеку со стороны. Тем более что я терпеть не могу что-либо объяснять тем, кто все равно ничего не сможет понять. Вот только без обид! Я не говорю, что ты тупой. Просто для того, чтобы ты смог меня понять - действительно понять, о чем я говорю, а не просто ухватить какую-то часть информации и интерпретировать ее в рамках своей картины мира, - мне бы пришлось объяснять тебе всё несколько дней или даже недель. А времени на это у нас нет.
      - Как-то странно все это. У кого у нас? - мне было действительно непонятно, но он не ответил.
      - Может, выпьем? - после паузы спросил я. Естественно, он все знал, но рассказывать явно ничего не собирался.
      - Ты же завязывать хотел? Что, кстати, правильно. Хотя, если по чуть-чуть, то давай.
      Помолчав с минуту, он помахал мне рукой.
      - Ау!
      Я очнулся от своих мыслей. Сходив на кухню за бутылкой и закуской, я достал из шкафа рюмки и сел напротив него. Мы молча выпили.
      - Да, давно я тебя не видел, - он закурил новую сигарету и, закинув ногу на ногу, начал пускать кольца. - Ты ничуть не изменился, прямо человек-константа.
      - А сам-то! - возмутился я. - Ты где пропадал?
      - Ты уже спрашивал. А я уже отвечал - занят был. Какой-то ты сегодня невнимательный, - он усмехнулся и вдруг, став серьезным, наклонился вперед ко мне: - Слушай, на твоем месте я бы не стал этого делать, но если тебе это действительно интересно...
      - Что "это"?
      - Не перебивай! - поморщился он. - Больница...
      Если честно, то до его появления я про этот больничный бред и не вспоминал, но теперь мне действительно стало любопытно.
      - Так вот. Если тебе это интересно, я могу тебя связать с одним человечком. Он раньше работал санитаром в морге госпиталя, кличка Понурый. Могу дать телефон.
      - Давай. А почему Понурый?
      - Увидишь - поймешь. Наливай!
      Я разлил, мы выпили, потом еще. И вскоре как-то незаметно я уснул. Мне снилось, что я хожу в одиночестве осенним вечером по старому сосновому лесу и чего-то ищу. Тихо, промозгло, тоскливо, и никого, и ничего вокруг, лишь тишина и цепочка следов за мной. Когда я проснулся, его, конечно, уже не было, и о том, что он действительно был этой ночью у меня, напоминали лишь две рюмки на столе, окурки от двух разных сортов сигарет в пепельнице и бумажка с номером телефона.
      Приведя себя и комнату в порядок, я позвонил по оставленному телефону и договорился о встрече в четыре часа в кафе у городского архива.
      Где-то без четверти я, развалившись в пластиковом кресле, уже сидел за столиком и помаленьку пил горячий чай. На улице сегодня было еще довольно тепло, поэтому место я выбрал не внутри помещения, а на летней террасе. Он появился примерно через полчаса, извинился за опоздание и вопросительно посмотрел на меня. Я заказал ему пиво. Действительно, с первого взгляда на него становилось понятно, почему кличка так приклеилась к нему. Это был длинный, тощий, сутулый, со скомканными, давно не стрижеными волосами человек лет тридцати - сорока - точнее было не определить. Кожа его была сплошь покрыта белыми пятнами от какой-то болезни. Было ощущение, что жизнь избивала его ежедневно, и он с этим давно смирился.
      Я вдруг поймал себя на том, что и мне очень хочется дать ему хорошего пинка. Не для того, чтобы унизить его еще больше, а чтобы спровоцировать его на ответ, чтобы он сбросил с себя этот виноватый вид и потребовал бы к себе уважения. Но я продолжал сидеть, глядя на него, положив подбородок на сложенные в замок пальцы и вытянув сложенные ноги перед собой.
      - Не будем ходить вокруг да около. Что ты знаешь о больнице? - помолчав, начал я разговор. - Ты ведь об этом хотел мне рассказать?
      - Госпитале, - улыбнувшись, он мягко, но с какой-то значительностью поправил меня. - Это бывший военный госпиталь, а может, что и не бывший. Мне говорили, что ты этим заинтересовался, - он вздохнул. - Ну что сказать? Там на самом деле какими-то темными делишками занимаются, но не персонал, нет. Кто-то другой. Те, кто там работает, - обычные врачи, сестры.
      - И они не догадываются? - насмешливо "удивился" я.
      - Догадываются, конечно. Возможно, даже знают о происходящем. Я-то всего лишь санитаром был. Куда мне? Но весь персонал, даже бывший, живет рядом с госпиталем.
      Я вспомнил пустые, затихшие кварталы и поежился.
      - И вообще, это довольно закрытая профессиональная община, поэтому любая информация остается внутри нее. И к тому же эту тему не принято даже между собой обсуждать, не то что кому-то постороннему рассказывать.
      - Боятся?
      - Конечно!
      - А ты?
      - А мне уже бояться нечего, всё - отбоялся, - он мерзко усмехнулся.
      - Так, а конкретно - что там происходит?
      - Да черт его знает. Я ведь всего лишь санитаром был, - он начал катать по столу - из руки в руку - пустую кружку, и я заказал ему еще одну. - А когда начал любопытство проявлять, то... - он посмотрел на покрытые пятнами руки, - пришлось уволиться по состоянию здоровья.
      Мне стало немного не по себе, вот, видимо, что значит: "Не стоит там копаться". Я перелил оставшийся чай в чашку и попросил принести себе новый чайник, заодно заказав ему еще пива. Он поблагодарил.
      - Однако любопытство ты по поводу чего-то же проявлял, не просто же так?
      Глядя на то, как он жадно, как будто для того, чтобы успеть выпить больше за чужой счет и потом на свои только "отшлифоваться", глотает принесенное пиво, я вдруг почувствовал то лицемерное брезгливое презрение, которое испытывает к алкоголикам человек, уже начинающий спиваться, но пока еще держащий себя в руках.
      - А ты отчего такой злой стал? - он сидел очень прямо, как-то только на половине стула, и, втянув голову в плечи, смотрел на меня. - Я тебя совсем не знаю, но мне почему-то кажется, раньше ты был добрее, человечней что ли.
      - С чего ты взял?
      Он был прав, и это было почему-то неприятно. Я действительно в последнее время стал как-то циничнее, резче, нетерпимее.
      - Не знаю, просто мне так показалось. - Я продолжал смотреть на него, и он смутился. - Не похож ты на жестокого человека.
       - Ладно, допустим. А что ты знаешь о безликих?
      - Ничего. Но я думаю, что их на самом деле не существует. По крайней мере в том смысле, в котором вы их понимаете. Вы их придумали, чтобы оправдывать свои действия или бездействие, хотя они на самом-то деле ни на что повлиять не могут. Но это мое мнение.
      - А теперь слушай, - вдруг доверительно наклонившись ко мне, зашептал он. - У меня школьная подруга тут в архиве работает, и, как я понял, ну, из некоторых ее намеков, архив имеет к этому определенное отношение - структуры все же соприкасающиеся, все дела, - и какой-то информацией она, наверное, сможет поделиться. Конечно, если ты скажешь, что от меня.
      Он с легким самодовольством улыбнулся. Я догадался, что, видимо, эта подруга была влюблена в него еще со школьной поры, и, скорее всего, она единственный человек, который остался с ним после болезни. Что ж, жизнь сложная и порой крайне мерзкая штука.
      - То есть ты хочешь сказать, что если я сейчас пойду в архив и поговорю с ней, то могу что-то узнать?
      Он утвердительно кивнул и пододвинул ко мне бумажку, на которой, видимо заранее, были написаны имя и должность.
      - А ты подождешь здесь?
      Он снова кивнул. Я допил свой чай, расплатился и пошел в архив, который находился в том же доме, где-то в двадцати метрах от кафе.
      
      Разгоряченный после долгого сиденья на солнце, я с удовольствием зашел в прохладное помещение. Оглядевшись по сторонам, я заметил сбоку от двери с надписью "Бухгалтерия" каморку вахтерши. Я заглянул туда: женщина лет пятидесяти увлеченно смотрела сериал по старенькому черно-белому телевизору.
      - Здравствуйте, а как бы мне увидеть...
      Договорить я не смог - вдруг меня внезапно накрыл приступ. На непослушных ногах, не слыша сквозь гул в ушах, что мне говорила вахтерша, не обращая внимания на появившееся на ее лице выражение недоумения и беспокойства, я быстро вышел на улицу и, оперевшись рукой на ствол дерева, начал собирать в кучу разбежавшиеся по сторонам мысли, чувства, определения.
      Немного отдышавшись, я посмотрел в сторону кафе: Понурого, конечно, за столиком уже не было. Как не было уже и самого столика, и кафе. Улица была абсолютно чужая и незнакомая. "Наверное, я, пока отходил от приступа, просто куда-нибудь забрел" - пришла мне в голову спасительная мысль. Я начал кружить по улицам, пытаясь найти это кафе, но безуспешно. У прохожих спрашивать я не решился - непонятно было, что они обо мне подумают. Полчаса я ходил по городу, не узнавая ни улиц, ни домов. "Вот, наверное, что-то подобное испытывают больные амнезией", - подумал я. Но я-то ведь все помню, а значит, это что-то другое. В чем тогда дело? Внезапно на одном из поворотов я наткнулся на старинное кирпичное здание, стоявшее на самой окраине города, среди начинающегося соснового леса. И вдруг я начал вспоминать...
      Я вспомнил этот вросший в землю, заброшенный небольшой монастырь, вспомнил Леху в летной куртке, музыку, которую он играл на разбитом фортепьяно. Этот город фактически уже был захвачен, и, в сущности, мы были обречены. А я сидел и слушал тоскливые обертоны его пальцев. Это не было агонией, скорее апатией, апатией оттого, что мы проигрывали эту войну. Да, ночь становилась все длиннее, но это уже не имело никакого значения - нас становилось все меньше и меньше.
      Воспоминание промелькнуло перед глазами за пару секунд, но я понял: да, это то самое место. Но как я здесь оказался и зачем? Чем было то, что я только что вспомнил, и когда это могло произойти? Что вообще все это значит?
      Сзади тихо подошел Леха и встал рядом.
      - Бинго! Привет еще раз!
      - Здравствуй, здравствуй, - я был не на шутку на него зол, - ты это все специально подстроил?
      - Зачем? - он пожал плечами. - Рано или поздно это все равно бы случилось. Честно говоря, рад, что ты вернулся.
      - Я тоже. Слушай, а как так получилось, что я ничего этого не помнил, жил в каком-то другом мире? И почему я смог вспомнить все это сейчас?
      - Я думал, ты уже догадался. Ты же помнишь то ли теорию, то ли легенду о ветре воспоминаний?
      - Дай подумать... Кажется, что-то знакомое, но все-таки давай поподробней.
      Он помолчал, собираясь с мыслями. Затем закрыл глаза и начал рассказывать голосом отвечающего на экзамене ученика.
      - Ветер воспоминаний дует везде и всегда, составляя наш мир, и мы, и наши действия являемся лишь частью потока, воспоминанием чего-то о чем-то. Что-то вспоминается часто и четко, что-то забывается, какие-то воспоминания со временем искажаются, хотя и не принципиально, - он открыл глаза и заговорил нормальным, человеческим голосом: - А вообще, по сути дела, воспоминание, как и сон, очень легко изменить, потому что физически ни того, ни другого не существует. Просто нужно знать как.
      - И ты знаешь?
      - МЫ знаем, - он достал из внутреннего кармана фляжку, - будешь?
      Когда я отказывался?
      - Буду, конечно.
      Мы по очереди отхлебнули из горлышка и, отойдя в сторону, сели на широкие каменные ступени крыльца. Мимо проехал тяжелый грузовик с красными крестами на темно-зеленом тенте.
      - Чем тогда все закончилось?
      - Ничем. Это не закончится никогда, по крайней мере для нас. Заправься, - он поднялся и поправил берет. - Пойдем - тебя ждут.