Полночь

                .

  Он подошёл ближе к ночи. Когда уже сумерки, бледные как Тургеневские девушки, стали уже поспешно отдавать честь первоосвещения уличным фонарям. В свете тех, на фоне дома с колоннами, роились с монотонным жужжанием собравшиеся. К нему потянулись руки, вопросы, улыбки. С кем-то он кактытамался, с кем-то обнимался. Дежурно. Тех, кого уж очень бы хотелось увидеть, здесь не было… Прошли в залу. Она, двусветная, днём, видимо выглядела прелестнейше, но и в ночи претендовала.

    Стали говорить речи, но, поскольку сидячих мест не было, больше по делу и кратко. Фуршетные столы у задней стены и танцы пустили в ход одновременно. Загомонило. Даже рок не оглушал, а всё медленное уходило в разговорное. Она появлялась из хороводоворота не раз. Молодая, или сохранившаяся. Не расспрашивала ни о чём, не рассказывала. Во время танца щебетала или трещала, но поди узнай о чём. Язык птиц – это из орнитологии? Или ещё рано? На ней были волосы чуть до плеч или вроде того. Русые или там каштановые, но точно не рыжие (рыжих и блондинок он опознавал). И глаза, такие раскосые, что ли, но как-то круглые, и, бездонно-бездонно чёрные, хотя, может быть, зелёные. Было платье на манер «комбинации» советских времён, казавшееся бальным. И глаза, голубые, быть может, или карие, или каурые наконец, но все равно очень чёрные…

   Тут позвали на балконную часть смотреть мультимедию. Там, заместо стульчиков отчего-то амфитеатрились лежаки наподобие шезлонгов. Да вот у края балконного ни баллюстрады ни леерного заграждения. Он и прилёг на край, чтобы возбуждённые танцами не попадали. А тут она. Лезет мимо него прямо по краю. И охнуть не успел, как, взмахнув рукой, ушла вниз. Только за правую щиколотку успел прихватить. На мгновение. Рука на излом, рывок и только туфелька с ремешками в руке…

    Он не мог сбежать вниз первым – впереди бежали. И спрыгнуть не мог – там лежала она. Но, когда добежал завопил:
- Пульс, проверьте, пульс есть?, что вы её как куклу таскаете? Её же трогать нельзя! Если пульс есть… Её стали обыскивать на предмет пульса, а она вдруг открыла один глаз, а потом и второй.
- Тебе больно? Пошевели пальцами ног! – Орал он, перекрикивая безнадёгу. А она пошевелила пальцами той самой ноги, что без туфельки, и приподняла её. «Неужели!» - обрадовался он, но тут она со словами, а я и встать могу, поднялась, и рухнула после первого шага как подкошенная. Её стали укладывать на шезлонг, похожий на плетёную корзину.
- Пошевели ногой!... Она напряглась, но нога осталась неподвижной. Её глаза смотрели грустно, но без укора или отчаяния.
- Вы что, удержать её не могли! Она же спинной мозг из-за смещения позвонков порвала когда вы, чудовища, позволили ей подняться!
- Ты ешё не всё о ней знаешь! – подошла к нему объёмная тётка в цветочек, - не переживай за неё!
- Да вы что! – закричал он и проснулся. Видимо громко всхрапнул во сне…

       К чему бы это? Стал он отходить ото сна. Позвал было Фрейда для толкования, да тот не пришёл. Экран потолка запредельно тёмен – полночь!

  Такие подробности… Вот если бы за руку? Так руки уже ушли! За платье?... Нет была только нога…
 То есть, не схвати я её за ногу, она упала бы  боком и не могла бы повредить позвонки?
Ты кого об этом спрашиваешь?
А почему она осталась жива?
Это же сон.
И она смотрела на меня без укора потому что я погеройствовал? Да? А результат?
Это сон, там всё возможно.
А в жизни…
А в жизни… медведь как лучше хотел – теперь про него, про его услугу...
Полночь, тёмен экран потолка, и мысли, мысли, мысли по кругу.