Олень

                ОЛЕНЬ...
                - мажоритарная новелла -

                Большое страшно и на расстоянии.
                Авторская  мудрость.
   

                I.               
      Бог вам судья !  И даже коллектор.
   Пусть Сам разбирается с вашими перестройками-переделками и вытекающими из них духовными возрождениями публики. Сокращённо ДВП.  Если, конечно,  Он есть и если Ему в таком гуано  возиться охота. Я, автор,- здесь и далее с маленькой буквы,- пас.
      И у меня для этого  есть  полный рюкзак аргументов.
      Помните? «Чемодан компромата». «Мешок доказательств».
  А закончилось всё четырьмя  чеканными строками лучшего, талантливейшего барда  пятого подъезда нашего крупнопанельного (ради Бога, я стихов не пишу). Вместившими  в себя  всю эпоху ДВП:

                Вором мента обозвал прокурор.
                Быстро судья разрешил этот спор.
                «Зря вы ругаетесь, молвил судья:
                Оба вы воры. Как, впрочем, и я...»

   Да: рюкзак у меня аргументов. Потому что стоит включиться  в многовековую  дискуссию с целью  наконец выяснить, почему те,  что сзади нас, уже едят, -  как упустишь более важное. И  очередной доминантный на данный момент идеолог, которому  внятен и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений,- а такая ерунда, как  обустройство России, тем более!-, убедит доверчивые массы, что  сгинувший строй, о развалины которого мы ещё долго будем спотыкаться,  якобы  «держался  только на КГБ и райкомах».
    Обидели человечка !
    Власть наша на обиды всегда была горазда.
    А что вы от неё хотите?  Простые, как дети, отечественные историки называют её прямой наследницей Золотой Орды, неукоснительно соблюдающей компактный Устав мамы-учредительницы.
   Да, очень обидели! И обиженный ей, наследнице названной Орды (все вопросы -  к Вернадскому и Ко ), по полной программе отомстил.
    Как он там, наш Главнообиженный ? 
   «Я подготовил идеологическую бомбу в несколько мегатонн.» 
   Круто: месть в тротиловом эквиваленте!
 А за месть в нужный исторический момент,- даже в обычном  идеологическом эквиваленте !-, престижные международные премии дают. Не заморачиваясь отличить законное желание обиженного подложить обидчику большую свинью от высокого творчества...
    Я от тебя  тащусь, человечество !
    Я от тебя балдею !
   Меж тем, зачем лезть в эти дебри, мне самому не понятно. Я -  что: тот строй любил, который кэкнулся, или обожаю этот, который сейчас шумно портит воздух? Ради Бога: вся разница между ними в том, что один ловко выворачивал душу, а другой нагло чистит карманы.
    Меня другое гнетёт и гложет:  мне Вову жалко.
    Лучшего соседа всех времён и народов !
    Он-то за что пострадал?
   Членом партии Вовчик никогда не был: плотнику не обязательно им быть. Работу свою знал хорошо и обожал безумно.
    Особенно ему нравилось ставить стропила на многоэтажных домах.
     Городок  где-то внизу.
     Утром  такая  красота, что  душа поёт !
     Пахнет  свежей сосной: тёс для  стропил многоэтажек партия (Вове было душевно теплее за все заслуги по лесу, гвоздям и шиферу воздавать именно ленинской компартии)  поставляла отличный.
     И тёс, и, подчёркиваю особо, гвозди.
    Лучший, талантливейший поэт пятого подъезда, время от времени работавший у Вовы подсобником, - обратите внимание: поэт никогда не дотягивает до полноценного плотника, а будущий президент - до комбайнера, они лишь  подсобники и помощники, но пальцы веером именно у них! -, по этому поводу однажды написал:

                Граждан бы делать из этих гвоздей -
                Крепче бы не было в мире людей!   
   
    Такая  вот чепуха, как любит говорить мой лучший сосед.
   Короче: «Он жил мужским трудом, тёс превращая в крыши и веря, что народ вздымается всё выше». И это была нормальная жизнь русского плотника. Хотя, конечно, не более того.



                II

      А вот с женщинами у Вовы, к сожалению, не всё было гладко. 
      Хотя  - он, что ли, такой один?  Не смешите.
   Женщины  всего мира  не любят  (и никогда не будут любить!)  плотников, которые не стремятся стать хотя бы бригадирами  плотников.  А значит  в автобиографии на получение в перспективе хоть каких-то льгот, у них нет ни малейшего шанса написать о себе что-то типа:  «Вся жизнь была в труде. За пятьдесят лет прошёл путь от выбойщика мешков до старшего выбойщика мешков.»
     Да-да, не любят таких женщины!
     А  в кризисы -  даже презирают.
     Это общечеловеческая ценность, с которой надо смириться. 
    Однако, если я расскажу, почему жена ушла к маме,- подчёркиваю!-, от тридцатилетнего здоровяка Вовы -  вы меня высмеете, ибо не поверите. И я не обижусь: правда очень часто бывает смешней лжи.
    А дело в том, что Вова недавно без злого умысла и чисто случайно спалил ваучер (вон когда это было!),  который, по мнению его супруги и Анатолия Борисовича Чубайса, эквивалентен двум «Волгам».
      То есть Вова сжёг два  лучших отечественных автомобиля  сразу !
      Ситуация была такая.
     Вечером  случилось веерное отключение, Вова чиркнул последнюю спичку, чтобы найти свечу. Огня не хватило. Впопыхах схватил какую-то бумажку на холодильнике - и поджёг.
      А это оказался ваучер!
      Попробуй не уйти от такого бесперспективного идиота...
     Однако  истоки  трагедии, составляющей данный сюжет, не в этом. Никакой хоть презренной, хоть священной частной собственности Вова никогда не имел и  обзаводиться ею не собирался. Фишка в другом: его охватила настоящая тревога, когда он услышал по  телевидению ползучее, как сороконожка, мерзкое слово...  «многопартийность». Да: охватила тревога. Если не вообще - паника.
     Только не нужно ни пожимать плечами, ни поднимать брови.
     Это нам с вами, нынешним,  всё по барабану и фиолетово.
     Вам - не всё?
     Извините!
     Мне буквально всё заподлицо, констатирую  с печалью. 
     А он, русско-советский плотник, воистину не представлял (а русский сочинитель, чья месть была оценена международным сообществом как высокое творчество, о его муках, видимо, ничего не знал), как может быть  много того, что фактически -  единственное на свете? 
    «Много» того, что - ум, честь, совесть эпохи?! 
     Того -  кто «наш рулевой»?
     Много рулевых, что ли?
     Но такого просто не может быть!
    И Вова стал  со всё  возрастающим напряжением  думать по этому диковинному для плотника вопросу. А потом - робко спрашивать начитанных соседей, в том числе, естественно, меня,- как же, как же: начитан-с  до неприличия,- что, мол,  это такое,-  «многопартийность», если партия  всегда была исключительно одна на весь мир ? 
    И перед ним, перед плотником Володей,  не только наяву, но даже во сне со всё нарастающей  интенсивностью  начали мелькать  пугающие картины. Которые, если бы Вова знал такое слово, можно было бы назвать апокалиптическими. Но он такого слова не знал.
    В одних мыслях и снах горкомов и райкомов не было вовсе. В других целые улицы состояли только из горкомов и райкомов. Стаи каких-то острополитических личностей рассыпали вокруг себя слова, которые не было сил не то что понять, даже  просто выговорить: «мунилиципатет» (ясно, что неправильно, но вы-то знаете, как надо), «плюралицизм», «мажаритарная система». От «мажары», что ли? 
     Ужас и полная энтропия. Последнего слова Вова, слава Богу, тоже не знал. Поэтому хоть оно ему не снилось...
    Я  с тревогой убеждал  дрогнувшего соседа,- у нас многоэтажка, а с верхних этажей прыгали тогда только так !-,  что всё это (не прыжки, а слова) не так страшно, а главное - временно. Я говорил: мол, устаканится - и выяснится, что партия, как была одна, так одной и осталась. Но  по глазам видел: человек мучительно пытается моим  доводам  поверить, однако у него  ничего не получается.
   Страх, что рушится гигантская система, - которую даже Буш-старший просил не разрушать до конца,- нарастал, как огромный оползень.
   И Вова дрогнул...
   Он стал всё реже выходить из своей однокомнатной. А потом и вовсе  каменно сел перед не выключаемым телевизором. И вперился в экран, с ужасом ожидая наступления многопартийности. Которая уже на все голоса причала по стране, что за горизонтом нет не только бесплатных магазинов, но  даже платные там очень плохие.
    Сзади - Монголия, впереди - Польша.
    Всё !
    Приехали!
    Видимо, опять не тем путём надо было идти...
    Работа, кстати, из Вовиного городка куда-то исчезла заподлицо.
 Тысячи их тогда  каменно сидели, Вов русских,  перед оглушительными телеэкранами, - где парламентарии яростно таскали за волосы оппозиционных дам, а мужиков из других партий чётко насаживали на кумпол прямо в залах пленарных и прочих заседаний, -  по всё ещё шестой части суши. Гигантские тысячи !
   Это были уже «разбитые яйца» для очередной  общероссийской яичницы, о которой говорила Каменная Жопа. Именно так называл когда-то своего партсоратника, ставшего впоследствии большой фигурой (извините за жёсткий фольклор: «На бесптичье - и жопа соловей» )  Владимир Ильич:  я, скромный, всего лишь цитирую вождя.
    Десятки тысяч разбитых  яиц  для так и несостоявшейся яичницы!
   В этой связи  - мой совет пророкам Отечества:  хотя бы задним числом откажитесь от глупейшего утверждения, что «та власть» держалась на КГБ и горкомах. На миллионах Вов она держалась.
     В том, именно в том  её дивная фишка !
  И, если мы не поймём, что российский «человеческий фактор» именно такой, то объявляй святыми хоть всех царей   вместе с их  Малютами Скуратовыми-Плещаевыми-Бельскими, а всех Лаврентий Палычей английскими шпионами, - ничего у нас не получится.
      Ничего !
      Никогда !

                III.
 
   И вот спит в одну, скажем так, прекрасную летнюю ночь русский плотник Вова, напряжённо думая  даже во сне о каверзах многопартийности,  и чувствует:  к койке кто-то  подходит.
    Осторожно.
    Едва слышно.
    Почти вплотную...
    Ужас охватывает Володю. Потому что он понятия не имеет, кто это? 
    Как он прошел, проклятый: сквозь стены, что ли ?
    Но главное - кто он?!
   Вова никогда не был трусом. В действительную он был отличником боевой и политической подготовки. К тому же у него была эксклюзивная грамота от командира части за то, что он ни дня за три года не болел. Так и было сказано: «Рядовому Имярек, который ни разу не был в медчасти». Но именно этот здоровяк - боится теперь открыть глаза и увидеть того, кто, не видимый в темноте,  тяжело дышит рядом с его,- ныне чисто юридически, - двуспальной кроватью.
    Сон разума, как известно, рождает чудовищ.
    Что только не накрутил впавший в панику разум плотника Вовы !
    Сперва он подумал, что это...  Дзержинский. А почему - нет?
  «Феликс,- небось, сказал Владимир Ильич,- разберись с этими идиотами, которые предают социализм. И начни с дурака попроще, который живёт один и членом партии не является. Плотник? Нормально, батенька мой. Спроси этого кретина: неужели он думает, что буржуазия будет поставлять ему такие гвозди, как поставляла партия большевиков?  У него - что: крышу сорвало?!»
   Однако Вова вспомнил, что он как раз - за однопартийность. Он как раз  верит, что партия есть всё то,  что сказано  о ней выше!
      Короче, Дзержинский отпадает.
    Может, отец? - думает Вова.- Но он тоже беспартийный. Вряд ли надо приходить аж оттуда, - отца уже давно нет,- если ты не член.
    .Неужели - дед?  Дед в войну вступил. В войну надо было вступать: говорят, малость легче воевалось. То есть дед -  это логично...
    Вова медленно-медленно открывает глаза, будто питерские мосты со скрипом разводит, - и видит: рядом,-  ну, почти-почти  рядом,-  с его кроватью стоит не дед погибший, а огромный...  Олень. Которого лучше писать от греха с большой буквы.
     Автора -  да: с маленькой. Оленя - с большой.
   Вова прямо из положения лёжа плашмя отпрыгнул к стене. И так стукнулся головой, что перед глазами поплыли розноцветные звёзды.
   Олень тоже отпрянул к двери спальни. И задом-задом,- пятясь и лошадино громыхая копытами,- так и исчез.
     «Ушёл на кухню,- сообразил плотник, любивший ставить стропила на городских многоэтажках.- Это хорошо: там и буду его ловить... ».
     Вова запустил руку под подушку: молоток лежал на месте.
    Когда ушла жена, он стал спать с молотком. Не потому,  конечно, что  супруга  его защищала. Что за ерунда! А потому, что когда в голову лезет чумное всякое, то с молотком  спокойней.
     Держа наизготовку тяжёлый плотницкий инструмент, которым забил, наверно, уже миллионы гвоздей, -  нет-нет Вова любил зверей: это только на крайний случай, исключительно  для самообороны,- осторожно заглянул в кухню:  Оленя не было !
      Значит, ушёл в зал. 
     «Это хуже, - решил Володя.- Там телевизор: может скрыться  через экран.» Поэтому в зал пошёл очень  осторожно.
      Чуть опустив огромные рога, Олень стоял спиной к  «Фунаю».
   Тяжёлый плотницкий молоток умного зверя впечатлил. Он стал медленно пятиться,  ещё ниже опустив дерево своих роскошных рогов,  - и вскоре исчез в серо-голубоватом зеркале...
   Несколько суток Вова жил в своей двушке практически вместе с лесным зверем. Ситуация была, мягко говоря, неоднозначная.
   Олень неожиданно выходил буквально отовсюду! Он появлялся прямо из стен. Ловко возникал из-за шифоньера. Стоял, если присмотреться,  за спиной телеведущего на экране телевизора.
      И - молчал.
      Олень не ответил ни на один вопрос плотника!
     Поэтому Вова так и не смог узнал, как же само огромное животное относится к многопартийности, которая уже вовсю шагала по стране.
    Крикливые партии с овощными  и фруктовыми названиями, за которыми, однако, как правило, скрывались имена создавших их вождей, - «Дыня», например, образовалась из осколков имён Дыховицкого и Нямчего,- отбирали у КПСС лучшие городские и сельские здания - и,  вселяясь туда всем своим многоязыким и шумным  либеральным кагалом,- вешали на дверях таблички с расшифровкой смысла своих политических новообразований: «Либерально-справедливая», «Бескорыстная рабоче-крестьянская».
      Но что - Олень ?
      А зверь молчал. 
   Несколько раз, не выдержав его высокомерной немоты,  Вова переходил в истерическую атаку. Однажды даже разбил, метнув в Оленя тяжёлую гантелину, чугунную батарею отопления.
    Деньги ещё были: заплатил безропотно.
  Но бдительные соседи, испуганные шумом, вызвали милицию. Пришлось объясняться. Вова честно всё рассказал: Олень замучил!
  Изящный старлей, мало похожий на милиционера (тогда все кидались не туда, на что учились, а где хоть что-то платили), вздохнул и посоветовал плотнику сходить к доктору.
     - К какому? - робко переспросил Вова понравившегося лейтенанта. 
    Стоявший позади офицера органов дебёлый участковый захохотал:
      - По жвачным и копытным !
      Но юмор продолжения не получил: ситуация была явно не та.
 
                IV.
    Не та ситуация была тогда везде. В том числе в  нашем знаменитом здравоохранении, невнятном, но зато  бесплатном.
    Зная, что поликлиника уже отдала душу своему ведомственному богу, я посоветовал Вове идти в больницу. Она, разумеется, тоже умирала. Но, судя по запаху хлорки, долетавшему из выбитых одичавшими пацанами окон (страна, готовь бабло на льготы детям перестройки, поскольку на льготы детям войны ты так и не собралась) ,  всё же была,  скорее,  ещё жива, чем уже   нет...
       В холле с ободранными стенами,- словно здесь держали взаперти тысячи кошек и они, наконец, вырвались на волю,- наперерез депрессивному русскому плотнику с криком «Бахилы!» буквально бросилась большая русская тётка.
      Вова слова «бахилы» ещё  не знал, оно лишь входило в моду, - и на всякий случай отпрянул к стене. Но всё оказалось не  так страшно.
       Когда посетитель отказался от сдачи, тётка, с благоговением, как перед какими-то мощами,  опустилась, скрипя суставами,  перед плотником на колени и завязала ему эти полиэтиленовые кульки.
      А потом объяснила, что доктор в больнице остался один: все другие ушли в торговлю (травматолог якобы даже в рекет). Но к нему, к последнему из докторов,  надо идти со своей ножовкой.
     - Почему? - испуганно-удивлённо поинтересовался Вова, не оттого, что нужна ножовка, а краем глаза с ужасом видя, как со второго этажа, грозно склонив рога,  уже  спускается по лестнице Олень. 
     Тоже, кстати, в  правильно завязанных бахилах.
  - Так он же хирунг,- удивилась, со своей стороны, Вовиной неосведомлённости тётка.- А струмента никакого в больнице больше нету: сами же и покрали. Теперь, небось, в гаражах пилють-режуть.
       Вова хотел было начать развязывать бахилы, потому что ножовки у неё с собой не было,  но тётка вкрадчиво прошептала:
        - У меня есть струмент напрокат: рупь час...
        Вова заплатил. Сдачи опять не взял. Тётка даже расплакалась от благодарности. А он, спрятав ножовку по металлу под полу летней курточки, пошёл уже  с дорожной картой в руках,- тётка, оказывается, была профессиональным картографом и, по ходу объяснив Вове, кто такой Меркатор, быстро её нарисовала (то есть «струмент», «хирунг» и прочий фольклор - это камуфляжный сленг в соответствии с новой тёткиной должностью),- искать по бесконечным больничным коридорам последнего врача.  Который без ножовок не принимает...   
    Несмотря на летний солнечный день,  в коридорах  главного храма здоровья было мрачно, хламно, смрадно-вонливо  и сумеречно.
     Вова спотыкался о кучи строительного мусора.
     Раз даже упал, зацепившись ногой в бахиле за макет человеческого скелета. Что напомнило ему: это больница - и он идёт именно к врачу. 
  На одной из стен плотник Владимир прочитал чётко выбитые, кажется, отбойным молотком стихи. В которых были правильно расставлены все знаки препинания, что, видимо, доставило бы радость Дитмару Эльяшевичу Роненталю, прочитай их ещё и он:

                Не жалею, не зову, не плачу,
                Что не дали мне в том шопе сдачу:
                Я фальшивкой расплатился в шопе - 
                Значит шопмен оказался в ж...!

    Вова робко-виновато улыбнулся (простой русский человек всё время чувствует себя виноватым за всё и за всех на свете, и государство это его состояние горячо приветствует: мол, да-да, мужичок, ты главный козёл отпущения, именно тебя надо долго мыть, чистить, трепать и драть, чтобы толк вышел, а у нас всё в  образцовом поряде!). Решил, что стихи, наверно, самого Пушкина: на Лермонтова, который «Бородино», вроде бы не смахивает. И пошёл дальше
   Наконец, впавший в распятие, то есть глубоко задумавшийся,  русский плотник  Володя услышал свежий запах нитроэмали и логично  предположил, что последний врач где-то здесь.
      Так и оказалось!
      Мужчина средних лет в не очень, но всё-таки в белом халате сидел прямо на полу и красил широкой малярной кистью ржавую батарею отопления в ярко-оранжевый цвет. Рядом с врачом лежали отбойный и обычный плотницкий молоток.  А с другой от врача стороны стояли ящик с гвоздями и пузырёк с прозрачной жидкостью, на которой было написано: «Спирт медицинский».
      Мужчина курил и сбивал пепел в ненормально красивую, с учётом окружающего бардака,  модерновую пепельницу  в виде роскошной женской задницы в стрингах с  отверстием в соответствующем месте, куда доктор  сбрасывал пепел и, видимо  просовывал окурки.
      Оторвавшись от работы, врач успокоил неожиданного гостя :
     - Без паники, товарищ! Всё нормально: я к концу смены больного могу уже не видеть, но рану - я вижу всегда! У меня красный диплом... Ножовка - есть? Ну, Дина Феликсовна, Дина Феликсовна,- усмехнулся доктор,- перехватила-таки  клиента!  И что, братан, пилить будем?
        - Рога Оленя,- сказал Вова.
    - Вот так! Это интересно. Но для рогов и копыт, дорогой мой человек, нужна ножовка по дереву. Не надо спорить с профессионалом:  могу презентовать напрокат. Брать - будешь? Молодэц! Открой автоклав. Нет, это сейф: автоклав в углу. Там две ножовки: советую с мелким зубом. Рупь зуб. А где, пардон и ещё раз пардон,  - олень?  В дверях?!  Хорошо: тебе виднее...
       Вова оглянулся: Олень, и правда,  уже стоял в дверях.
   - Он тебе мешает, дорогой мой человек?- в голосе доктора почувствовалось  высокая медицинская грусть.- Он тебя, сволочь, преследует?!  Тогда сделаем так. Ты у меня покупаешь десять малярных кистей. И, как только появится эта рогатая тварь,- будешь швырять ей  в рожу кисти с криком «Минздрав предупреждает!» Смотри, братуха два уха,  как это делается.
    Доктор вскочил с пола, оказавшись красивым мужчиной очень высокого роста. И с рёвом «Минздрав предупреждает!» - метнул измазанную кисть в дверь кабинета.
        Оленя как не бывало !
        - Просто, да ?  Ты на чём, братишка скорбный,  крышей поехал? 
     Вова объяснил. Доктор долго хохотал, уже вновь сидя на полу. Весёлые слёзы текли по его красивому лицу. И он вытирал их полой условно белого халата, измазанного высохшей оранжевой краской.
    - «Многопартийность» - это очень интересно... Тема для докторской диссертации:  «Многопартийность и paranoia в эпоху радикальных реформ»... Возьми, дорогой мой человек, гвоздей ? Бесплатно: кончатся  кисти - будешь метать жменями грозди. Слоган тот же: «Минздрав предупреждает!»
    Доктор выписал рецепт. И, отечески приобняв Вову, со вздохом проводил его до дверей кабинета, скорбно бормоча: «Иди-иди, сермяжный.  Влипли мы  опять по полной программе. Страна дураков:  Верхняя Вольта с многопартийностью...» 
    Когда  плотник шёл через холл, Дина Феликсовна спросила:
    - Нашёл? Умница!  Ты, если не жалко, верни бахилы: я их помою - и продам второй раз другому зазевавшемуся российскому плотнику...
    Олень ждал прямо на порожках больницы.
  Вова выхватил малярную кисть и метнул её  в наглую морду четвероногого непарнокопытного. Парно? Извините!
     Зверь мгновенно исчез.
    Вова аккуратно достал рецепт и с удовольствием прочитал на свету:
               
                «Минзрав»! Как много в этом звуке
                Для сердца хворого слилось!
                Но новые явились суки -
                И всё к хренам оборвалось...
                Мечи в них кисти, брат мой скорбный,
                И гвозди. Да хоть кирпичи !
                Мечи в наглючии  их морды -
                Мечи-мечи-мечи-мечи !
                И будет всё у нас не хило.
                У них же  - вовсе не шиша.
                И мы на душу по бахилам
                Обгоним млядские те США !
               

               
                V.

     Человек с малярной кистью дал, по мнению Вовы, очень хороший рецепт. Но какой-то скоротечный, что ли. Фактически, можно сказать -  одноразового действия.
     Поскольку Олень являлся, - из стен, с потолка, из телевизора,- постоянно: крик  «Минздрав предупреждает!»  отпугивал его всего лишь на час с небольшим, - то Вова  довольно скоро и все кисти израсходовал, и  все гвозди жменями в наглого зверя пометал.
        А когда прикупил новые,  то оказалось, что они не действуют !
    Плотник понял: Олень принял это за  самолечение. Прекратив малоэффективное  метание, - правильно говорит Минздрав: надо советоваться с лечащим врачом, даже если он красит батареи,-   стал думать о мерах, так сказать,  на более отдалённую перспективу...
   Он внимательно проанализировав все варианты появления Оленя и  нашёл в них одну общую деталь. А именно: если  животное возникает на телеэкране рядом с телекомментатором и особенно если  оно само ведёт телепередачу, не произнося ни слова, а всего лишь листая копытом слайды, то за ним  сзади обязательно плещется море. Судя по огромным крабам, кальмарам и китам, какое-то дальневосточное.
  И  Вова  с большим душевным облегчением решил, что это - прямое   указание  свыше немедленно ехать на Дальний Восток.
       А как иначе ?
       У вас есть варианты ?
       Он не знал, для чего это нужно, но то, что нужно,  - однозначно...      
   Не откладывая сборы в долгий ящик, Володя выключил все электроприборы, перекрыл газ и воду. Выпустил на волю попугайчика Кешу через оконную форточку, а рыбок из аквариума - через унитаз.
       Пусть плывут в  свою родную стихию!
    Затем, сев в кухне за стол,  нарисовал схему, для чего сперва нашёл красивый листок ватмана: жена была чертёжница. И, заперев двери на два оборота, приклеил схему скрепками на внешней стороне двери. Там стрелками было указано, - в принципе, конечно, для жены, с которой они официально ещё не развелись,-  что ключ спрятан надёжно:  под ковриком. Но ему не понравилось, как именно он нарисован ключ. Подумав, Вова  написал крупными печатными буквами, что  именно означает эта раскоряка. А вспомнив, что в  данном  слове мягкого знака быть не должно, поставил твёрдый.
      Получилось почти как при царизме:  «ключъ»...
   Энергично справившись с домашними делами, Вова пошёл на железную дорогу. Сел на гостеприимную для русского человека крышу вагона огромного товарного поезда - и поехал на Дальний Восток.
     Олень его провожал. Но на крышу не полез!
     И это подтвердило Вовины мысли, что поступает он правильно.
    Прощально махнув  Оленю рукой,  Володя впервые за последние месяцы рассмеялся. Облегчение было огромное!
    Казалось, что с души сняли не просто камень: казалось, что с неё сдвинули   тяжёлую и ржавую чугунную ляду...


                ***
     Поскольку перед поездкой на Дальний Восток с утра Вова хорошо покушал, - плюс масса новых впечатлений! -, то первые сутки есть ему не хотелось. Он п\расслабленно сидел на крыше пульмана (так народ называл когда-то все большие товарные вагоны) и любовался пейзажами. Сперва мелькали знакомые степные картины. Потом  весело побежали кудрявые российские перелески.
    Не видя нигде Оленя, Вова продолжал  смотреть в  родные дали Отечества и улыбаться до тех пор, пока не ощутил,  как что-то острое упёрлось ему в шею справа. А слева  тут же послышался знакомый гитарный аккорд, похожий на выход к знаменитой «Цыганочке». 
     Как это?  Бацать «Цыганочку» с выходом.
     Вот она -  красота истинно вольной народной жизни !
  Однако гитара, сделав виртуозный пируэт,- Вова даже головой покачал, насколько, конечно, позволяла финка (он уже понял, скосив глаз, что его держит на пере худощавый парень, улыбаясь рыжими фиксами): как люди умеют! как они умеют! -,  да, сделав красивейший перебор, гитара забацала что-то в залихватском переулочном ритме, совершенно ему не знакомое. Хотя такую музыку плотник любил и знал. А гитарист запел с цыганским шиком, любезным русскому уху.   

         Гоп-стоп! Сушите вёсла!
         У вас чего в руке?
         И это вот снимайте,
         Что, блин, на ремешке.
              Я  мачо Кукарача
              Без краков и понтов.
              Ведёт меня удача,
              Я к ней всегда готов.
        Ну что вы, по натуре:
       Зачем вам ваш браслет?
       Вы купите с зарплаты -
       У нас зарплаты нет.
               Я мачо Кукарача,
               Походка под фокстрот.
               Я не могу иначе:
               Судьба меня ведёт!
      Уймите ваши слёзки,
      Я жадных не люблю.
     Желаете натурой -
     Браслетик уступлю.
                Я мачо Кукарача
                Из города Ростов.
                Работаю без сдачи:
                Менталитет таков.
        Лаве я маю скоком:
        На этом с детства рос.
        Я вор по гороскопу -
        С него чините спрос! 
         
   Забыв про финку у шеи, Вова благодарно захлопал.
   Но тут же услышал:
   - В рыночных условиях, мужичок,  искусство бесплатным не бывает. Можно хавкой, но сидора у тебя нет. Давай лавэ: солисту и антрепренёру надо хорошо и регулярно кушать.
   - Так у меня и денег нет! - весело и честно сказал Вова.- Я, ребята, от Оленя скрываюсь: замучил меня Олень. Еле от него оторвался!
    - То, что оторвался, это хорошо, - перестав сверкать фиксами, строго  похвалил худощавый парень с финкой, которую он продолжал держать у Вовиной шеи.- Олень - фамилия участкового?  Ах, не участкового... Ну, ты на понт нас, мужичок, не бери: «просто олень» - это в тундре или в зоопарке. Короче: выворачивай карманы. И не дёргайся: поезд идёт быстро, а с крыши падать  очень высоко. Травмы будут не совместимы  с жизнью. Понял-нет ? Начинай с нажопника...
  Вова почти с удовольствием вывернул все карманы. Показал потенциальные заначки. Фиксаный в нескольких местах даже аккуратно разрезал ему финкой подкладку лёгкой летней куртки.
     Спросил, внимательно присматриваясь к Вове:
     - Ты, вообще-то, дядя, куда курс держишь?
     - На Дальний Восток, - удивился Вова,- Я же говорил!
     - Понятно-понятно. И вот ты выходишь во Владивостоке, а Оленя - нет. Верно? В этот смысл твоего путешествия, дядя ?
     - Конечно!
     - А кушать? -  поразился цыган, так тряхнув инструмент, что  дека гитарная  жалобно-удивлённо взвыла.- До Дальнего Востока это же - миллионы железнодорожных километров!
     - Цыганских,- уточнил фиксатый.- Ладно, Мыкола, не трожь ты его: каждый должен рвать когти от  своего оленя в одиночку. Давай, мужичок,  курточку: мы воры,  нам не красть по Понятиям не положено . И будь здоров -  не кашляй: сейчас и голому тепло !
     Поезд как раз остановился. Внизу кипел небольшой базарчик. Вова смотрел, как фиксатый и цыган продают его курточку.
     Продали, между прочим, быстро. Воры не жадные: они продают по дешёвке. Они, воры, себе ещё украдут...
     Цыган  с  гитарной подтанцовочкой куда-то исчез. Но вскоре вновь  появился, когда поезд уже начал лениво трогаться.
     - Лови, Олень безрогий ! - крикнул цыган - и  ловко бросил на крышу вагона буханку чёрненького;  которую Вова тоже ловко, а главное благодарно поймал.- Кушай, чавэла, хорошо !
 

                ***
  Вова так и сделал: кушал с аппетитом, но аккуратно. Хлеба ему хватило до Волги. Если тщательно жевать,  КПД еды возрастает.
  Матерь рек российских,- Вова к таким прилагательным ещё не привык, поэтому не очень правильно, но очень эмоционально называл её в мыслях своих «Главная река СССР»,-  переезжали ночью.
    Сидел он на крыше уже пассажирского вагона поезда «Адлер-Новокузнецк»: товарняк застрял где-то в тупике перед переправой.
     Когда пересаживался, заметил Оленя, который  метался между составами.  Однако зверя удалось обмануть...
      В полусне и в дрожи (без курточки на крыше было несмотря на лето довольно холодно) Вова напряжённо всматривался  в мерцание всяких огней,  пытаясь понять их смысл.
      И вдруг ощутил прикосновение рук, заботливо прикрывших его чем-то тёплым-тёплым. И услышал тихий скорбный плач. А затем - и прорывающиеся сквозь него слова.
   - О подлый век, в который жить с тобой нам выпала судьбина! Неужно два России сына вот так должны по жизни плыть?! Скрипят уключины тоскливо. Мы выбиваемся из сил. Спаси нас, Господи, спаси!  Хотя бы на краю могилы...
    Впечатлительному Вове показалось, что они, и правда, плывут. Даже послышался тревожный плеск волн! Но оказалось, что это слёзы невидимого в ночи, горько  плачущего человека...
     Внизу справа плыл какой-то строгий, уже  сибирский город . По плохо освещённой улице ехала грузовая машина-фургон. С четырьмя большими черными буквами на борту.
       Невидимый человек тихо плакал и говорил-говорил-говорил. 
      - Вот «Хлеб» проехал: на расстрел, наверно, повезли кого-то. Вот ворон каркнул: где-то кто-то, наверно, заживо сгорел... Давай не плакать, брат, с тобой: давай рыдать на всю планету! И со слезами звать к ответу того, кто сделал жизнь такой...
   - Вы - поэт? - робко поинтересовался Вова, которому вдруг показалось, что это прекрасно: не видеть поэта, - не знать, какой он (длинноносый или курносый, лысый или кудрявый), а просто слышать его живой голос и считать ангелом небесным, гласом  высокой Истины.
    - Нет, я не Пушкин: я другой!-  с громким плачем взахлёб  ответили из ночной сибирской темноты.- Котов на цепи не сажаю. Царей в стихах не воспеваю. Изгой -  мой истинный герой: отныне он со мной всегда!  Его беда - моя беда...
    Хотя невидимый собеседник в течение ночи не сказал прозой ни слова, Володя узнал о нём почти всё. Оказывается, он едет на встречу с читателями и утром сойдёт с поезда. Оказывается...  хотя  зачем пересказывать, если всё утром повторит проводница? 
     Уже перед рассветом невидимый собеседник  спросил:
    - Мой брат любимый, попроси меня о том, чего ты хочешь? Не вечно быть в России ночи! Проси  меня, проси, проси !
     Вова вздохнул:
     - Кушать очень хочется... А так -  вроде бы всё нормально...
     - О русская душа святая !- голос вновь просто брызнул слезами.- Я думал, что все тайны знаю...  Чего ж молчал ты? Боже мой! Великой нации изгой. Мне просто стыдно жить на свете, где голодают даже дети! Но я, мой по судьбе товарищ, и взрослым тоже помогаю...
     Когда чуть рассвело,- поэт к этому времени уже  с крыши исчез,- на остановке, где видимо, он сошёл с поезда, к Вове по какой-то железнодорожной спецлесенке поднялась ласковая проводница с огромной плетёной корзиной еды. Сказала:
   - Это вам от Лучезара Святополковича Святогорского, очень крупного поэта новой демократической России...  Можно я у вас попробую крабика? Спасибо. А омарчика? Большое спасибо! Лучезар Святополкович ехал  на нашем поезде в мягком купе. Кстати - совершенно один.  Очень скучал. Очень! Но скучал только днями: вечером он уходил в народ,  лазая по крышам вагонов. Чтобы, как  он  говорил,  не отрываться от действительности: ему почему-то нельзя отрываться.  И пармезанчик, если не возражаете...  Вы очень любезны! Да, курточку вам Лучезар Святополкович подарил: он  переживает до слёз, когда российский народ мёрзнет... Одну рафаэлку? Три!  Вы сама доброта ! Чувствуется благотворное влияние  Святогорского. Огромное  спасибо:  взяла - и ушла...


               
                ***   
      Свесив ноги на межвагонье и почти усыплённый теплом  курточки, сытностью  удивительно разнообразной еды, о которой раньше даже слыхом не слыхивал,  и  мягкостью  подрагивания состава на стыках бархатных рельсов, Вова с удовольствием  кушал огромную пиццу - один из подарок выдающегося поэта новой России Святогорского...
      Благодарный за щедрые угощения, преследуемый Оленем плотник с умственным напряжением пытался вспомнить хоть что-то из Лучезара Святополковича, читанного  самим поэтом в ночи. Однако ничего, кроме мачи-кукарачи из города Ростов,  в голове не осталось.
      Вот она, благодарность читателей!
      Вот она - мифическая «память народа».
      Не зарастёт тропа!
      Ой ли ?
      Что за странное самомнение !
    А с двух сторон от поезда величественно шла и шла бескрайняя сибирская тайга. Шла бесконечными часами.  И ничего, кроме тайги, в тайге не было. Ну, разве ещё -  небо над тайгой...
     Иногда из чащоб сибирских, из дебрей их немереных выходили олени. Настоящие благородные олени! Хотя и с маленькой буквы.
    Но величественные звери  с таким безразличием смотрели на бегущий куда-то состав, что  плотнику Вове даже в голову не приходила мысль о том, как и почему можно их бояться.  Тем более -  как можно бежать от этих прекрасных животных на край света...
     - А это - что такое ? - вдруг сказал кто-то строгим голосом, подойдя по крыше вагона сзади.- Обжираться в то время, когда тысячи российских детей голодают!?  И вам не стыдно поглощать это зарубежное дерьмо? Вы вообще из каких будете, господин хороший? У вас, наверно,  мама - русская, а  папа - инженер? Очень я, уважаемый, этим интересуюсь  в критический  для России момент!
  Вова чуть не подавился большим куском пиццы, только что опрометчиво им откушенным. Он с ужасом подумал,- хотя это, конечно, нелепо,- что сзади подкрался...  Олень и заговорил человеческим голосом, чтобы  сперва сбить его с толку, а потом - и с крыши. Но страхи-ужасы оказались напрасными: сзади стоял во весь рост человек в тяжёлых роговых очках с измождённым  лицом профессионального  идеолога.
     Таких лиц не бывает?
     Здравствуйте вам:  а Суслов?  а Геббельс ?!
  - Вставайте,- строго сказал  измождённый человек в  очках.-  Вставайте-вставайте!  И, если вам дорога судьба граждан своего Отечества,  молча делайте то,  - что я вам  сейчас велю...
    Вова безропотно поднялся.
    Виновато давясь уже  почти прожёванной пиццей,  ответил на ряд вопросов о себе: имя, профессия, национальность (он её едва вспомнил, поскольку всегда старался выполнять указания государства, которое, как известно,  убрало этот нелепый пункт из паспортов).
      «Какое счастье, что мы - русские!»
      Хорошо вам, Александр Васильевич, шутить:  вы давно умерли.
     И они, плотник и идеолог,  пошли по вагонным крышам. Строго в том направлении, которое властно указал человек в очках...
    Вова как бы издали, что ли, знал эту  породу людей и очень их боялся. Потому, что они могли цитировать наизусть  не только всякие статьи Закона, но даже их отдельные пункты и подпункты. А он однажды пробовал читать уголовный кодекс, но, кроме того, что убивать и воровать нельзя, - так ничего и не запомнил.
      Особенно  из правил  самообороны.
   Поэтому как-то вечером, когда на него стаей налетела пьяная детвора и начала бить, чем попадя, Вова совершенно не знал, что делать. Можно ли вообще сопротивляться,- тем более реально отбиваться!-, от детей, которые ещё не достигли, скажем так, уголовного совершеннолетия? Они же ничего не понимают: бьют да бьют, дети!  Единственно, на что отчаялся плотник, это сгрёб троих в охапку и держал несколько минут. Но пьяные «цветы жизни»,- хотя, может, и не пьяные, а какие-то другие: водкой от них вроде бы не пахло,- даже из охапки продолжали царапать  его и кусать. Что расширяло возможность других  лупить Вову битами, дружно крича:
         - Ты чего, козёл, душишь несовершеннолетних? 
         - Это тебе что -  Америка? 
         - У детей презумпция невиновности, садист проклятый !
        Не выдержав, Вова бросил держать  детей в охапке  - и неуклюже побежал под оглушительный свист-хохот прочь.
       Вот она - наша юридическая полудикость и настоящая дикость! 
      А если добавить к ним ужас многопартийности, то как  не понять плотника, дрогнувшего от сложностей переходной жизни крышей?!   
     Это тому, кто идёт сейчас сзади, уперев, как штык, в Вовин затылок свой презрительный взгляд,  внятно всё.  И  как поломать Россию,  и как её обустроить. И каким путём куда ей идти, старой кляче с бескачественным населением. И - что нужно долбанному «человеческому фактору», а что ему  не положено категорически...
     - Сейчас будем раздавать продукты голодным: здесь же, на крышах, пол-России едет!- гневно сказал  Вове человек в очках.- Вы хоть отдаёте себе отчёт в том, что творится в стране? Ах, вас преследует Олень!  Не надо косить под дурака. Сейчас всем кажется, что их кто-то преследуют. Следите за ходом моих мыслей -  и старайтесь запомнить хотя бы самое  главное...
     Они шли и шли по крышам вагонов. И  Вове казалось, что никогда не кончится ни состав, ни еда в плетёной корзине, подаренной рыдающим поэтом Святогорским. И голодные люди, которых, казалось Вове, на крышах было несметно,-  воистину «пол-России»!-, будут всегда тянуть к ним руки, плакать и кормить своих худых и сопливых детишек. И повторять-повторять-повторять, что Россия - щедрая душа и что правда есть только в ней. А во всём ином мире никакой правды  никогда не было, нет и не будет. А есть лишь ложь...
     Человек же в очках, как включился - так и говорил  беспрерывно.
     - Вы улавливаете суть  слов, которые рвутся из уст в очередной раз униженного и оскорблённого своим же государством народа?  Да, правда - только в России. Но не в коридорах власти: она в душе нашего величайшего этноса и его новых пастырей!  Кстати, на Земле два равно- и главнопротивоположных народа. Да-да,  как два крыла у птицы: мы и англичане. Не надо бессмысленно метать брови на низкий купол лба своего. Мы и англичане. Без вариантов ! И эти две противоположные силы  уже века борются друг с другом, даже не всегда отдавая себе в том отчёт.
      Мы и англичане.
      Мы и англичане!
      Запомнили?
     - Да,- тихо и виновато сказал Вова, у которого уже начала слегка кружиться голова от обилия информации. - Мы и эти:  американцы...
    Голос человека в очках, который как раз раздавал едущим на крыше голодным  соотечественникам жареных перепелов из корзины Поэта, буквально взвился то ли от раздражения, то ли даже от гнева:
     - О Боже мой, с кем я имею дело! Какие ещё американцы?  Американцы  - лишь грубый и примитивный технический инструмент в руках Британии. Повторите: мы и англичане!
           -  И эти: англичане... - виновато прошептал Вова.
       - Слава Тебе! Но неужели, Отец, «венцу» Твоему нужен шок, чтобы он поумнел, чему пример - японцы?! Так вот: мы и англичане... В чём же различие этих величайших народов? Запоминайте по пунктам! ... Омаров нужно есть так же, как раков, а не вместе с хитином, уважаемые... - бросал человек в очках людям на вагонных крышах.- Да-да, а вы запоминайте по пунктам!  У русского Бог - в душе. У англичанина - в банке. Не в «какой», а в каком! Что с вами? Сосредоточьтесь и перестаньте вспоминать о каком-то дурацком олене: олень, кстати, у вас в голове. Отключите её - и включите душу: я говорю именно с ней... Русский считает, что ему дал жизнь Господь , англичанин - что жизнь дала обезьяна: отсюда и Дарвин, и клонированная овечка Долли, и суррогатная мать, вынашивающая дочке английское чадо из спермы зятя... «Как это, как это» - так это, как я сказал!  Русский считает, что этот мир сотворил Господь и что им нужно коленопреклонённо любоваться. Англичанин - что мир примитивен и его надо постоянно совершенствовать. Содомия и массовое педофильство даже клира («попов» - так понятно?) при такой «бочке зрения», которую англичанин из века в век катит на Божий мир,-  совершенно логично и неизбежно.  Надо, мол, попробовать: может, так - удобней размножаться?  Мужик с мужиком. Баба с бабой. Но именно при таком взгляде на мир для них логично-неизбежно и многое другое. А именно: стремительный технический прогресс, изобилие материальных ценностей. В том числе вожделенной жратвы.  И совершенно самоистребительная жажда быстрее,- быстрее всех в мире!-, создать искусственый разум. То есть не только чтобы не работать физически, взвалив сие на плечи машин, но и умственно, отдав эту часть человеческих забот киберам...  Вы понимаете, господин плотник, - Вова сказал человеку в очках не только то, что он убегает от Оленя, но и то, что он по жизни плотник,- к чему это неизбежно приведёт? Вы это, чёрт побери, понимаете ?!
   - Будет много чего кушать,- прошептал Вова,- а люди будут культурно отдыхать.
      - Вам нужно не от оленя бежать, а от собственного IQ, сэр,- нервно вздохнул человек в очках. - Господи, и это те, кто по Твоему замыслу должны познать и себя, и Тебя! Куда я попал? Как называется эта планета дураков ?! Создание искусственного разума - гибель рода людского.  Вы это понимаете, о плотник? Хоккинд наконец понял, когда я  объяснил ему на пальцах. Да-да-да: искусственный разум - это обходной лист человечества. И я думаю: может, оно  его  заслужило?
     Вова тихо плакал: жутко болела голова. Возникла даже мысль: может,  пусть появится Олень -  и спихнёт очкатого с крыши?
    - Ха! - сказал идеолог, словно читая его мысли.- А вы не допускаете, - плотник,- что я и есть Олень вашей  дурацкой беды?!
     Вова сжался в комочек. Но человек в очках, кажется, закруглялся.
   - Что же случилось с Россией:  почему она залезла на вагонную крышу и едет в никуда? Все просто: потому что её немудрая власть, презрительно отринув взгляд на мир собственного народа,- приняла  чужую  точку зрения. С властью это бывает ! Но - хватит ныть: утрите слёзы, господин плотник,- такие сальто всегда заканчиваются  приземлением. Не сверните шею: приземляйтесь на задницу! Это наиболее развитая часть вашего бренного тела.      
               

                ***
      Поезд остановился. Вова осторожно открыл глаза. Пытаясь понять, спал он или не спал. И вообще: а был ли строгий человек в очках или никакого человека в очках, и никакого поэта с харчами не было...
   Справа возвышалось красивое здание вокзала. На  фасаде которого  крупными буквами было написано: «Вот это и есть Дальний Восток».
       На крыше огромного поезда Вова  был абсолютно один.
       Куда же пол-России-то делось?
   Внизу стоял крупный  дальневосточный милиционер и призывно махал рукой с палкой-демократизатором:
       - Спускайся: приехали !
   Вова спустился, держа в руке корзину с остатками даров от большого поэта новой России (то есть он - точно был!), на дне которой ещё лежал огромный омар и роскошный ананас, который люди на крыше кушать просто побоялись. Или  не знали, как  это делать.
       - Зачем - приехал? У кого - украл? Имена подельников? - тихо, как вулкан Кракатау перед знаменитым извержением,  спросил милиционер, глядя не  на Вову, а в корзину.- Фрукт изымаю для детского сада «Цветущая сакура»: у нас тут свои приколы. Омар пойдёт в фонд голодающих пенсионеров Владивостока... Ну!? Чётко: за ложные показания - статья номер такой-то пункт такой-то УК РФ...
      Володя всё честно объяснил: поэт Святогорский, терроризм Оленя.
  Милиционер кивнул, приглашая Вову указательным пальцем нагнуться. Плотник добросовестно выполнил инструкцию представителя органов. Когда приблизил своё лицо к бронзовому лицу милиционера, тот железными пальцами правозащитника (защитника именно самих Прав, а не тех, чьи права нарушаются)  схватил его за нос и прошипел с нескрываемой ненавистью :
       - Сука! Если ты не свалишь с  нашего Дальнего Востока на крыше первого же товарняка, - я тебе так врежу в лоб, что у тебя самого, козёл ты невнятный,  рога на жопе вырастут!  Ну?  Считаю до одного...



                ***
      Представив себе такую  жуткую ситуацию,- это как же сидеть, если там - рога?! -, Вова, выручив свой нос с помощью мычания и жестов,  бросился из парка пассажирского в парк грузовой.
      Там было бессчётное число поездов.
      Один как раз начинал медленно двигаться в сторону Европы.
    В ужасе увидев, что дорогу ему перекрывает Олень, Вова решил броситься под колёса. Это не жизнь! Так жить нельзя: мы опять бредим от удушья и  ждём  новых перемен! 
      Но услышал насмешливые слова зверя:
     - Такой сюжет уже описан Толстым. Не валяй дурака, плотник.
     Вова растерянно остановился, не зная, что делать.
   Олень, кстати,  был без рог и одет во всё железнодорожное. А главное -  он хорошо говорил по-русски. Хотя  и с некоторым акцентом. Который, не исключено, наука называет парнокопытным.
      - Чего ты меня преследуешь? - со слезами спросил Вова.
      - Чтобы узнать, зачем ты от меня убегаешь,- засмеялся  зверь
     - Брат,  но я не могу смириться с многопартийностью ! Я не могу представить, как может быть много единственного в мире !
    - Так и я за однопартийность, -  пожал плечами  в  железнодорожных погонах Олень. - Других проблем у тебя нет?  Счастливейший ты из всех   хордовый на Земле ,  русский плотник Вова!
.   Человек и зверь медленно приближались друг к другу, словно их притягивало каким-то невидимым магнитом. А потом со вздохом, похожим на радостный крик,  вдруг обнялись. И полезли на крышу...
    - Фу-у-у! - облегчённо вздохнул Вова, уже привычно сидя на огромном пульмане с копчёной горбушой для европейской части России внутри и прижимаясь всем телом к тёплому меху зверя, пробивающемуся сквозь железнодорожную форму. - Бог знает,  что такое: я ведь,  брат, думал, что ты  - за многопартийность.
    - Ты слишком много думаешь, русский плотник, -  засмеялся и покачал головой Олень. - Причём всё время не о том и не тогда. А плотник должен думать о качестве тёса и гвоздей для стропил...
    - Э, брат, не скажи ! - лукаво усмехнулся теперь уже Вова, поражаясь  ясности своей мыслей.- Мы уже не те плотники, что были до семнадцатого года: если я не буду думать о многопартийности,  то шустряки будут твердить и постепенно всех убедят, что «тот строй» держался на КГБ и на  райкомах, а меня  все будут считать за быдло ...
    - Ну-ну: с возвращением вас, Владимир! - Олень дружески потёрся замшевым лбом о  крутое плечо плотника.- Только без нервов ! Давай  думать  о чём-нибудь хорошем: для души...
   - Конечно - давай! - обрадовался Вова.- Не знаешь, когда будем переезжать Волгу, мать рек советских ?
     Олень буквально расхохотался:
     -  «Граждан бы делать из этих гвоздей - крепче бы не было в мире  людей!»  Когда захочешь - тогда и будем переезжать.
     - Можно - днём ?  Очень посмотреть охота!
    - Да никаких проблем -,  пожал плечами, на которых уже не было никаких железнодорожных погон,  Олень.- Днём так днём...
     И не только погон не было на звере, но и шерсти. И вообще это был не зверь, а человек. Который ехал домой после сезонной шабашки на Дальнем Востоке: рыбу несметную он  здесь потрошил.
    Заработал? А как же! Но он не лось, человек этот: он деньги уже жене отослал. И даже экономит теперь на железнодорожном билете.
      - А ты чего сюда забрался ? - поинтересовался хомо сапиенс.
      - С ума я сходил,- честно признался Вова.- Мульт шёл.
      - Это нормально,- успокоил плотника человек разумный.- При такой власти, я бы сказал, это даже закономерно... Сейчас - отпустило?
      - Фу-у-у ! - Вова вытянулся на крыше во весь рост, как на перине. - Отпустило...  Жрать только опять ничего нет. А ты не поэт...
       - Зато у меня сидор горбуши. Будет у нас с тобой рыбная неделя!
      Вот так бы и всем нам, мужики противоположного агнянам этноса: сошли с ума, а потом спокойно и дружно назад в него вернулись.
       Чего проще!?      
               
                *


      

                ДВА  ВАСИ       
                -биствольная новелла-
               
                «Какое счастье, что мы - русские!»
                Александр Суворов.

      Интродукция: постоянная Планка.

      Когда мудрые пастухи наши перестали нас пасти  и, бросив всё стадо на  выгоне,  дружно разбежались кто в банки, кто в банды, причитая «Не тем путём надо было идти!»,- мы стали пастись самостоятельно.
      И вскоре среди нас, с одной стороны,  появились экземпляры, которые при   диалектическом материализме появиться просто не могли. С другой - пышным цветом расцвели те, которые были с нами всегда, но настоящей видовой зрелости,- пусть так, что ли, - достигли только сейчас.
     Каждый молодец стал на свой образец. Сбылась, наконец,  мечта Маяковского, кричавшего: «Сволочи! Только если вы разрешите мне  делать буквально всё -  я не буду делать ничего плохого!»
     Разрешили.
     Спасибо.
     И что мы от этого поимели?
     Что, скажем,  объединяет героев этой биствольной новеллы?
     То же, что Максима Максимовича и княжну Мери: то есть  - ничего. Кроме эпохи, авторского произвола и того, что у нас  их зовут одинаково.    
      Кстати, с моей точки зрения, Василий не самое популярное и не самое успешное в истории шестой части суши мужское имя...
      Шукшин, говорите?
      А что — Шукшин? Ну, Шукшин.
      Ни одного приличного царя Василием не называли. Даже князья-бояре имени сего какие-то ущербные: то Шуйский, то Тёмный. Среди великих полководцев и учёных  — тоже шаром покати. А в сказаниях и былинах наших пьяница всегда был Василий...
      И ещё - в рамках вступления.
      Люблю сравнивать своих героев  с известными артёрами. Это избавляет от занудливых описаний внешности:  уши такие-то, нос такой-то, глаза как...  У Горького  в «Матери» среди революционеров был мужик «с ласковыми глазами женщины». Это хорошо, что ли: зачем мужику ласковые глаза женщины?  Уж не намёк  ли какой, упаси Господи?!  Или даже у самого Льва нашей словесности: «Маленькая княгиня с усиками». Это -  комплимент юной женщине?
      Что за ерундень!
      Сравнение персонажей с артистами экономит мне  место для размышлений ( нос как у Гоши Куценко, рост как у Валуева и не  заморачиваемся). Правда, во всех случаях  надо вводить некий поправочный коэффициент вроде пресловутой «постоянной Планка».
      Я, например, знал скотника с внешностью Тихонова времён Штирлица, а бандюгана - с  лицом  Ланового времён «Офицеров»...
      Успокойтесь, женщина:  конечно, Лановой -  Василий. Ну и ?
      Однако  каждый раз, как уже сказано,  приходится добавлять «постоянную Планка»: но, мол, они, персонажи, напоминали таких Тихонова и Ланового, которые последние тридцать лет (из сорока)  ежедневно пили самогон и выкуривали в день от пачке и более сигарет без фильтра, из которых табак сыпался, как дрова...
     Вроде теперь со вступлением -  всё.
     Повествую о самих Василиях.

                * 
                За рекой, в тени деревьев...
               
                Бактериям можно ввести гены животных или
                растений, и они будут вырабатывать
                соответствующий белок. Ген, кодирующий
                нужный белок, вырезают из ДНК высшего
                организма и встраивают в плазмиду —
                кольцевую молекулу ДНК бактерии...
                Но можно ничего этого и не делать!               
                Мысли вслух .
             
                I
     Когда всё началось уже по-серьёзному, - без клятв в верности позавчерашнему выбору,  без обещаний заменить звериное лицо на человеческое,- ребята шуганули из властных кабинетов кто куда.
     Но наиболее смышлёные  - за речку:  теснить Сидоренко.
     Потому что за речкой  ещё то местечко. Там не лес и дол, видений полный: там мутные  от грязи волны так называемой реки качают в тине пузырьки,- уж так им любо их качать!-, из-под «Шанели» № 5...
    И самый высокий рейтинг в группе рейдерской атаки, - что вполне закономерно, - оказался у Шкваркина. Бывшего зава комиссии, которая знала обо всех всё. Атеиста от Бога. «Душегуба по Звёздам» (ну, это не буквально и не нами придумано). А поскольку суды были тогда независимы и подчинялись только райкому, то  именно Шкваркина  трепетали все как...  Да  я  и не знаю, как «чего». Но  точно не как огня.  Огонь — вызывай 01, а выпрут из партии — ставь на своей карьере  жирный  крест. Поэтому и титул такой от коллег: душегуб по звёздам...
     Жутко боялся Шкваркина и «вождь придурков» (последняя по времени рабочая кликуха) Сидоренко. Поскольку знал, что в грозном досье у названного товарища есть очень нехорошая информация и на него, связанная ещё со временем работы в совхозе имени Смольного.
     Ну, о названиях сельхозпредприятий — это не ко мне. Не я придумывал колхоз имени Пушкина или тем более -  имени совхоза «Гигант». Это к самому Сидоренко:  он бывших  идеололух. Да:  и так говорили. Не обо всех, конечно. Но о нашем идиологе именно так...
     И вот -  Заречье.
     Гигантский корпус из белого кирпича с нежно-розовой крышей.
     На фоне саманных хат под серым шифером сразу чувствуется могучий государственный массштаб. И первое впечатление не обманывает: психоинтернат федерального  значения !
     «Вождь придурков»,- как с завистью называли его теперь  коллеги по предыдущей работе в райкоме,- сидит за огромным столом, строгий и справедливый. Российский начальник всегда строгий, поскольку, как правило, больше ничего не умеет. Не наше это  национальное хобби — управлять, руководить и предвидеть:  иначе бы не приглашали Трувора и Синеуса (Рюрика — само собой), а лучшей императрицей России не была бы София Августа Фредерика Анхальт-Цербстская, ставшая у нас Екатериной Великой...
     За спиной  Сидоренко  на стене - огромные  и строгие портреты Ельцина и Черномырдина. То есть вон когда исторически это было.
     Вдоль стен в кадках навырост — всевозможеные субтропики: рододендроны, пальмы, олеандры. А в углу, лишь слегка прикрытые этак распявшимся на страже фикусом, -   три огромных ящика, только что полученные от высшего профильного руководства из Москвы.
    Видимо, написавшего в строгих отчётных бумагах: «А,Б и В (нетто   85 кг)  отправлено в глубинку товарищу, - или уже господину? за нами  в смысле терминологии не уследишь !-, Сидоренко. Остальное упало в пропасть».  И на этих  федерального вида ящиках-контейнерах буднично сказано:  колготки фирмы «Леванте», духи фирмы «Шанель», ананасы бразильские.  Нормально:  государство лелеет своих  душевнобольных и хочет, чтобы от них хорошо пахло...
    Дверь распахивается словно от удара ногой.
    В кабинет входит Шкваркин.
    Он решителен, как матрос Железняк. Его крохотный офисный носик алеет под грузом тяжёлых  роговых очков. Взгляд профессионально устремляется на ящики:  быть председателем той  комиссии и не впитать в себя дух той  комиссии -  нельзя.
    Но Сидоренко, если так можно выразиться, побледнел  не по делу. Если бы  он побледнел по делу, если бы его вялая мысль сработала в правильном направлении, то он бы  побледнел ещё больше.
    Много больше!
    Дело в том, что Шкваркин не просто давно похерил принципы, которым служил: он их проклял. Шутка ли  - полжизни отдать мифам, которые так легко разрушить! И, прокляв, стал похожим на бывалого опера, перешедшего в криминал. Циничного, умелого, неуловимого и совершенно безжалостного, как  вырвавшийся из банки тарантул.
    Именно безжалостность стала теперь стержнем его души. 
     -  А где мясо омаров в собственном соку?- внимательно прочитав написанное на ящиках из Центра, спрашивает Шкваркин.- Неужели клиенты не заказывают? Не поверю!  Параноиком   может стать только тот, кто носит колготки «Леванте», пахнет «Шанелью» и ест омаров.
    Мгновение -  и он уже у директорского стола, гость грозный.
   Спрашивает, кивнув на обязательные портреты:
   - Мы, значит, сидим в мягких мебелях, а святые люди — висят на стене? Знали бы они, кто ими кощунственно прикрывается, не исключено — мгновенно бы отменили мароторий на смертную казнь !
    Расплывчатое лицо  директора грустно-приимного дома  мгновенно покрывается  мелким потом: он тщится  осмыслить всю  глубину проникновения гостя в свою биографию — и его охватывает ужас.
    - Вы, Василий Валерьевич, - просто так или  вы -  по делу? - собравшись с духом, выдавил из себя тот, кого товарищи по работе в райкоме считали как бы единицей измерения и, давая кому-либо характеристику, нередно добавляли: «Он глуп, как два Сидоренко».
   - По делу, по делу,- садясь в гостевое кресло,  таинственно-грозно говорит Шкваркин.- Причём  -  по уголовному...
   Твердокаменный  гость временно перебивался в те дивные времена на невысокой должности во внутренних органах. Откуда, кстати,  когда-то и был призван в райком как комсомольская косточка.
   Мелкозарплатная  должность его, что очевидно, не устраивала. А то, что  роскошным домом с розовой крышей  и такими  вот супер-ящиками,  регулярно идущими прямо из лукаво-наивной Москвы  (он, она, оно, они, «не знали» —  таков наш многовековой припев касательно осведомлённости  любимой власти)   рулил  главный райкомовский лох, - Шкваркина  буквально бесило.
   Надо восстанавливать в стране справедливость!
   Хватит коррупции и двойных стандартов!
   Сколько можно издеваться над собственным народом !? 
   Мы все вышли из такой терминологии   - и остаёмся ей верны...   
   - Ты помнишь, Алёша, дороги Смольненщины? - говорит Шкваркин, щуря левый глаз («И Шкваркин, щуря левый глаз, стал тихо целить. Но как раз...»), издевательски чётко делая ударение на первый слог.
   Никакого «как раз» со стороны Сидоренко, разумеется, не получится. Потому что если на Руси пьяница обязательно Вася  ( Шкваркин - исключение:  находясь всю жизнь в состоянии перманентного запора,  он не пил совсем), то Алёша -  вечный лох и мямля.
   На Руси надо называться Александром, Владимиром, можно Андреем и Романом. Остальные имена  — классом  гораздо ниже.
   И Сидоренко, вместо того, чтобы выстрелить, «как раз» затрепетал:
   - Какая ещё эта? Вы что имеете в виду, Василий Валерьевич?
   Интересно: тот, кто «предаёт устои», «отказывается от принципов», «колеблет треножник», прежде чем навсегда перейти в другую политическую веру, на Руси очень часто проходит через чистилище облатнения. И это совершенно удивительно напоминает то, как самые честные русские мужики, расставаясь с воинствующим атеизмом,- подчёркиваю: именно с воинствующим,-  сперва обрушиваются в настоящее язычество и только потом медленно бредут,  даже ползут ко Христу, обдирая о колючки бурелома кожу души своей.
    Но, как видите, нечто подобное бывает и с персонажами совершенно другого уровня. Поэтому автор даже зауважал Шкваркина, который ответил недостойному директору психоинтерната так:
    - Вы, Алексей Иванович, козёл недорезанный и  сраный подонок ... Меж тем следователи по особо важным делам  сидят без дела! Не с наркотой же им бороться, не с палёной же водкой: за такие штучки мафия и семью вырежет.  Поэтому за  сюжетец  с  обворованным  совхозом имени Смольного они всеми четырьмя  копытами схватятся.  И вы будете дописывать правдивую, но клеветническую  книгу «Архепилаг ГУЛАГ» в солнечной  Воркуте...  Начнём, гоп-стоп, мы подошли из-за угла -,  разбираться в деталях ?
   - Не надо ! - вырвалось у Сидоренко.
   - Это уже голос мужа,- похвалил Шкваркин. - Хотя и наложившего в штаны... Насколько я в курсе, тебе ещё пять лет до пенсии. Нормально:  оформим как женщину. Тем более фамилия твоя в половом смысле нейтральна. Или могу оставить в качестве худрука: что за дурдом без художественной самодеятельности? Запустил ты работу с клиентурой! Наличие колготок «Леванте» и  духов зарубежной фирмы  «Шанель» в тумбочках у контингента проверять —  будем?
   - Не надо !
   - То-то. Уходи-ка ты, брат, совсем: а то будешь у меня в сортир по хронометру бегать. Я, как ты знаешь, всегда строгий был. А теперь стал злой, как собака,-  зачем-то честно признался Шкваркин.- Обидно: столько времени на вас, гадов, в той млядской комиссии потратил...
   Да, такой вот разговор.
   В очередной переходный для страны период.

                II
      - Хорошо,-  написав  заявление под диктовку гостя  (в связи с пошатнувшимся  личным здоровьем и  волею занедужевшей у  мя жены), смиренно сказал Сидоренко.- Но учтите, Василий Валерьевич, лезете  в пекло: положение здесь, я бы сказал, очень напряжённое...
     - Не темни, жулик смольненский: кто тут кого у тебя напрягает ?
     - Движение они организовали...
     - Они — это кто: пожиратели ананасов в белых халатах, нюхальщики «Шанели» из бухгалтерии?  Давай конкретику:  явки, пороли, маршруты передвижения товаров среди сотрудников !
      - Да нет:  сами страждущие создали ...
      - Вот так !  Это уже интересно:  движение - не «Демократических реформ», надеюсь? Этих тварей ненавижу. Это, Сидоренко, то, что уже было:  там — все люди братья, а тут вся братия -  ёнибратия. Жёсткая власть нужна! Крупный калибр по всей вертикали: в башку вбил — из задницы вылезла !  Понял-нет?  И что у них за «движение», у тех, кому ты омаров не заказал ? Колись, Сидоренко, и сваливай: я сам займусь художественной самодеятельностью в дурдоме !
      - «Возрождение в лицах».
      - Ну, это мы проходили:  кто был никем -  тот станет всем, чем ему прикажут. Тут, Сидоренко, главное -  выбрать правильный вектор развития движения . И — дело пойдёт!
      - Это, интересно,  как же, Василий Валерьевич? 
      - А это вот так, - ты собирай личные вещи: в тюрьме пригодятся,- а я буду тебе всё подробно  рассказывать.
      - Василий Валерьевич? Мы же так не договаривались!
      - Ну, хорошо-хорошо: на пенсии пригодятся...  Вот ты вроде бы  безупречный,-  «Сидоренко» —  это куда же ещё ? предел этнической чистоты ! -, а сделал в заявлении две ошибки: «сдесь» и «из-под тишка».  Фу, какая лингвистическая  гадость! И этот урод,- ты не обижайся на правду,- был генеральным директором прекрасного федерального учреждения! Куда катится Россия: кто возглавляет её дурдомы?  А Дитмар Эльяшевич Розенталь,- не напрягайся: заворот ума будет,- написал сто пятьдесят учебников — и не сделал ни одной ошибки. Да  если бы даже и сделал, то тут же создал бы для них новые правила, по которым они перестали бы быть ошибками, а стали бы образцом грамматической корректности. Так умные люди поступают всегда и в любой сфере деятельности. Поэтому для умного любой строй, Сидоренко,  -  коммунизм...  Вот, скажем, твои дураки  решили духовно возродиться в виде кадетов как политической партии. Но я выхожу на трибуну и говорю: «Господа, великий Розенталь,  как вы знаете, - всю сознательную жизнь хотел стать кадетом, но  так и не мог:  потому что ему не удавалось определить, как слово «кадет» пишется в родительном падеже множественного числа. А кадетом может стать только том, кто освоит склонение слова «кадеты»  во всех падежах и даже числах. Давайте  не заниматься всякой ерундой, а приступать к  изучению языка немедленно:  «Я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Дитмар!»
       - Василий Валерьевич, - чуть приоткрыв рот, поинтересовался Сидоренко, - а как  надо правильно писать:  «кадетов»  или «кадет»?
       Шкваркин небрежно отмахнулся:      
        - Это — к Розенталю. А Эльяшевич уже кэкнулся... Ты давай быстрей собирайся, Сидоренко ! Громкая связь у тебя -  вот это?  Всё : был — и весь вышел! Ты никто. И  зовут  тебя никак.


                III    
    Через пару минут Шкваркин уже сидел в сидоренковском кресле, хранящем тепло реабилитированной новейшими словарями части тела  предыдущего хозяина. Однако, как человек высокообразованный  (не понял: вы до Шваркина  знали, что Дитмар Эльяшевич написал сто  + икс-игрек учебников по разным языкам и не сделал ни одной орфографичесвой, синтаксической или стилистической ошибки ? да бросьте!),  он  был сведущ и в физике.  Которая гласит... 
    Не понял? Ах, хужожественном произведении нельзя писать «которая гласит»! Значит, это не художественное произведение. Мне без разницы...  Так вот физика гласит, что теплота не является  специфической субстанцией чьей-то части тела,  а есть категория абстрактная. так что отриньте брезгливость. И, как Шкваркин,  сочным басом,  - кстати, совершенно неожиданным при общей субтильности его поджарого офисного тела, -  говорите хоть по громкой связи.
   Шкваркин говорил именно по ней и вот что.
    - Через семь минут всем участниках движения  «Возрождение в лицах» - собраться в актовом зале. Любые причины отсутствия будут считаются  неуважительными!
     Вас что-то смущает?
     Бедный вы бедный человек:  «Шкваркин ещё не утверждён вышестоящим руководством». Руководством не были утверждёны ни Наполеон,  ни Гитлер! Не смешите меня, Христа ради.
     Ещё такой ерунды я не описывал: утверждение в должности.
     Тогда потребуйте от меня, чтобы я писал, как всё это время Шкваркин дышал, как  у него бурчало в животе и  как один раз он, извините, выдал «из нижнего горла архангельски гулкую фугу пленённого духа». Роскошный эвфемизм придумал Андрей Андреевич  Вознесенский: сразу и не поймёшь, что грозный гость  пёрднул прямо при Сидоренко, ускоряя его уход. То есть выпердил его из кабинета...
       А через семь минут десять секунд (директора нужно слегка как бы  ждать)  Василий Валерьевич Шкваркин  уже был на трибуне. И взглядом оценивал аудиторию  переполненного зала.
      Народ был напряжён и  в  основном, что ожидаемо, бледен.
      - Матвей Иванович — здесь? - звонко крикнул в зал Шкваркин.
      Гробовая тишина была  ему ответом.
       - Я имею в виду, господа,  графа и генерала от кавалерии Платова,- уточнил, пока не представляясь,  новый шеф дурдома.
      Встал высокий красивый больной, отчеканил по-военному:
      - Атаман Платов — здесь!
      - Прекрасно,- кивнул Шкваркин.- Но забывать своё имя-отчество нельзя: это чревато расколом движения «Возрождение в лицах»,- зал захлопал, Шкваркин сделал успокаивающий жест рукой:  не надо аплодисментов.-  Матвей Иванович,- обратился он непосредственно к высокому,- каких казаков будем возрождать: белых или красных? И как будем писать: «ко» или «ка»? И на какой слог будем делать ударение?  И какой, что особенно принципиально,- утвердим цвет лампасов на форменных штанах: оставим старый или есть предложения ?
      Вновь — гробовая тишина.
      - Хорошо,- успокоил Шкваркин, - всё это мы  решим в рабочем порядке: не надо волноваться. Главное, что вы - здесь и  что вы, Матвей Иванович,  - с нами! Остальное приложится.
      Зал вновь робко захлопал.
     - Перехожу к глобальным вопросам, - сказал новый генеральный директор.- Наше движение уже широко известно в области. Достигло оно и ЮНЕСКО. Которое считает, что возрождение в лицах — именно то, что нужно сейчас прогрессивному человечеству... Надоел этот братоубийственный парламентаризм! Народ устал от митингов и демонстраций. А в лицах,- это прекрасно, подчёркивает, в частности, ФИФА. Особенно, если разбиться на роты. Итак: что же за Лица мы возрождаем персонально? Продолжите вы,  товарищ,  или, пожалуй, уже господин в капитанке. Кстати, вы в третьей роте: запомните это.
     И вновь бледный человек с лицом мученика, которого переход из эпохи в эпоху сделал инвалидом и о котором великий поэт пятого подъезда сказал (вернее, сказал он это, конечно, о себе, но полностью подходит и ко вскочившему человеку): «Если распилить меня, как клён, и спокойно в кольцах разобраться, станет ясно: а ведь я влюблён в смену исторических формаций!  Мясом меня, гада, не корми — дай и всё пожить в другой эпохе...»  И так далее.
     - Адмирал Колчак! Расстрелян по приказу Уральской чека без суда!
     Шкваркин чуть не ляпнул: «Я вижу, что расстрелян», но сдержался.
     - Садитесь, ваше благородие. Будем разбираться в перегибах и добиваться улучшения питания для  всех репрессированных. В первую очередь — для казаков и дворян!
     Зал дружно зааплодировал. Шкваркин не перебивал.
     Продолжил, переждав шквал оваций :
     - Вы, пожалуйста?  Да-да: с перевязанным лбом, четвёртая рота...
     - Шведский дипломат Валленберг: спаситель евреев. Сгинул в вечной мерзлоте Колымы!
     - Понятно: будем извиняться перед Тре Крунур. Дальше -  поротно.
     - Маршал Тухачевский!
     - Академик Вавилов!
     - Поэт Мандельштам Клюев!
     - Даже так?  Чувствуется разрушительная идеологическая работа прежнего руководства. Определитесь: или Мандельштам, или Клюев.
     - Инесса Арманд !
     С галёрки хихикнули:
     - Чокнутый: она умерла от тифа!
     - Ничего-ничего,- успокоил аудиторию Шкваркин,- тиф новое руководство тоже берёт на себя. Ничто не забыто, никто не забыт! Питание по мере возможности будет улучшено всем...
     - Борис Савинков !
     - Батька Махно!
     Шкваркин поднял руку. Зал мгновенно стих.
    - Ну, что ж, суть вашего благородного движения понятна. Мы возрождаете не какую-то черносотенную демократию, ломом подпоясанную. А конкретных мёртвых людей. Это прекрасно...
     Почти рядом с трибуной, в заднике неглубокой сцены, чуть приоткрылась потайная дверь. Мелькнуло злое и любопытное лицо Сидоренко.  Шкваркин чутко оглянулся на шорох: у него был  феноменальный  слух. За что товарищи по работе иногда называли его «Ухо партии». Спросил шёпотом и без злости:
     - Ты ещё здесь, животное?  Линяй ! А то утоплю в унитазе...
      Вспомнив об аудитории, Шкваркин вновь повернулся в зал.
      - Да-да, это прекрасно! Но мы пойдём другим путём: не таким путём надо идти. В сущности, надо идти синтетическим путём !
       В зале захлопали.
       Новый директор  удивлённо поднял брови. Подумал молниеносно:  «Интересно,  а этот с чего дивный восторг?  Ах, да: они бредят от удушья и, жаждя перемен,  ждут, что я им сейчас  их предложу! Поразительно:  люди остаются людьми, даже когда сходят с ума...»
       Словно сливаясь с залом, Шкваркин сказал:
       - Вы мне представились, господа. Я теперь знаю и люблю каждого из вас. Но разрешите представиться и мне, скромному гендиректору?
        Зал оглушительно зааплодировал.
        Выдержав паузу и слыша шаги уходящего с исторической арены  по лабиринтам  закулисья Сидоренко,  экс-ухо партии сказал:
        - Я - Николай Второй, чудом спасшийся от репрессий  оевреенной верхушки партии. Однако этому не нужно удивляться ни вам, господин Савинков, ни даже вам, в товарищ Махно, ни всем, вместе взятым.  Открою тайну. Только вы не волнуйтесь. Дело в том, что  до меня руководство этого прекрасного просветительского учреждения тоже  возглавлял Николай Второй. Но он был  Кровавый, а  я — Святой. В этом  между нами вся  небольшая разница. Однако она глобальна!
        Зал  вновь взорвался овацией. Послышались рыдания.
        - Спокойно, братья и сёстры!  Спокойно,  товарищи по разуму!  Сосредоточьтесь — и приготовьтесь петь хором. Пока, как говорится, только это в наших силах, чтобы Землю от пожара уберечь ...
      Сидоренко уже почти выбрался с территории родного предприятия, не знавшего при его правлении художественной самодеятельности, но  зато густо им озеленённого. За рекой в тени деревьев, прошли его лучшие годы: тишина, единомыслие, беспрекословность.
     Поразительно, какая это благодать:  в стране уже несколько лет раздрай и бардак, а здесь все ещё продолжают и спать, и кушать, и даже  думать по звонку. По твоему личному звонку.
     «Какая сволочь! - мстительно и бессильно подумал бывший гендиректор о новом.-  Усёк, гад, где ещё можно нормально жить в этой чумном мире. Чтоб ты сам  тут чокнулся, ухо партии !»
     А из актового зала  психоинтерната  с розовой крышей  уже неслась психологически успокаивающая и товарищей, и господ песня :

                «Боже, царя храни !» -
                Это бесстрашных клятва.
                Вновь говорит вдохновенно Фидель:
                «Боже, царя храни !»

       Уже бывшее движение  душевнобольных «Возрождение в лицах»  нащупывало новое, как и призывал Шкваркин,  русло: синтетическое.
       Исполать ему в деле этом.
       И правда:  для умного человека всякий строй  - коммунизм !
       А уж в дурдоме - вообще однозначно.
            
                *

                Пейзаж  без ментов

                В юности Дороти досталась книга основоположника
                рентгенокристаллографии сэра Уильяма Генри Брэгга
                «О природе вещей», которая побудила в девушке
                интерес к проблемам исследования рентгеновской
                дифракции при изучении кристаллов.
                Но такие книги достаются в юности не всем !
                Поэтому некоторые рентгеновской дифракцией,
                к сожалению, не интересуются ...                               
                Мысли публичным шепотом.               


                I
      В Уноданвотсоре, город есть такой на российском юге... 
      Не пудрите мне мозги  тоталитарной географией:  все совпадения и несовпадения -  случайны !  Да, город такой есть:  Уноданвотсор...
      Ну, что вы, ей-богу! 
      А река Онь в Сибири «на карте обозначена» ?  Меж тем действие целого романа на этой реке-миф происходит. И ничего !  У меня же всего одна из двух историй в познавательной  новелле. 
     Что не так?
      Просто какая-то дискриминация и ущемление авторских прав.
      Так вот я говорю:  город такой есть -  Уноданвотсор.
      И в городе том вся торговля почему-то сосредоточена возле Храма.  Вот что должно бы вас  насторожить ! А не отдельно взятое название, с чиновничьей  географией не совпадающее...
     Да, затянул Ты, Господи, со вторым Пришествием. И обнаглевшие торговцы,  Тобой когда-то с паперти гонимые, фактически на ней укогтились:  большую маржу ловят, отвлекая верующих от вечного и высокого. Но  не это, однако,  главная тема истории о втором Васе. Которому, судя по моим наблюдениям, книга осноположника  рентгенокристаллографии в юности, увы,  не досталась  и проблемами дифракции  при изучении кристаллов он, к сожалению,  не увлёкся, а начал воровать.  Однако  пока  эту тему  оставим...
     А недалеко от торгового месива  возле  огромного, простоватого по архитектуре Храма,  есть некий закуток, где никакого товара в руках молчаливых людей  нет. Но они тоже торгуют:  сдают квартиры.
     Дело это было ещё во времена, когда мы бредили от удушья и ждали перемен. Поэтому люди стояли и делали вид, что ничем не торгуют и ничего не сдают. Просто стоят как вкопанные.
     В Конституции ведь нет такой статьи:  «Стоять  - нельзя»?  Или: «Больше трёх не собираться»?  Вроде бы нет. Вот и стояли.
    Мне же тогда срочно была нужна комната для племяша-студента.
    Поручение я такое  имел от брата, поскольку пребывал на курсах повышения всяческой квалификации  в городе Уноданвотсоре. В котором находится институт умного моего племяшки.
    Долго описывать ситуацию не буду. Картина известная.
    В блиц-изображении она выглядела так.
 
    Нахмурив брови,  сомкнувши фланги, народ суровый  стоит фалангой.   Молчит, как рыба на сковородке. Всё больше бабки, всё больше тётки. Постдетородной поры,  однако. «Опалом»  в небо дымят со смаком. Народ бывалый в делах базарных! Молчит, а очи горят азартом:  не тронь базара лихую бабу — мгновенно будешь той бабой схаван. А уж облаян, так это точно!
      Многоточие...
      Трамвай чуть сбоку по рельсам катит.
      Под ним на рельсах лихие тати суды вершили в года былые. Но что нам сказы и что нам были: у нас другие сейчас задачи.
      Ну?  Улыбнись мне разок удача.
      Стою в сторонке от массы общей.
      Менты подходят:
      - Квартиросъёмщик ?
      - Я? А с чего вы вдруг так решили?
      - Нет?  Вот и ладно:  мы пошутили...

      Короче, народ и тогда голыми руками брать себя не давал.  Его вяжут, а он орёт: «Это вам  не Америка! Свободу Маргарет Тэтчер!»
      И вот, видимо, меня расшифровав, подходит,- дождавшись, пока   слиняют менты,  -  некий уноданвотсоровец (я их в  любой толпище  иногородних вычислить могу: в Уноданвотсоре даже попы  блатнятся и это визуально их характеризует) весьма запоминающейся внешности.
      Василий Лановой, слушай сюда!
      «Постоянная Планка» -  та же: однако такой Лановой, который последние тридцать лет (примерно из сорока пяти) регулярно пил самогон  и выкуривал в день от пачки и больше сигарет без фильтра.
    Единственно, что могу добавить именно  об этом, чуть в наклон и слегка враскачь приближающемся  ко мне Лже-квази-антилановом, что он сидел. Так ходят люди, долго державшие руки за спиной или стоявшие в позе зэка: лбом в стену и ноги в два раза шире плеч. Причём  вряд ли сидел он один раз:  в Уноданвотсоре принято делать  по три ходки.
     - Привет, пацан.  Держи клешню.
     Лжелановой протянул мне руку с непонятной биографией: изначально  большую и тяжёлую руку человека, жизненный  ресурс которого почти исчерпан. Однако  трудовыми мозолями  рука обременена не была совершенно. Странная какая-то «клешня».
    - Я тебя с фронта срисовал,- голос хрипл и подвально глух, прокурен до дна,  но самоуверенности не потерявший.- Смотрю: фраерок набушмаченный в распятие впал. Значит — клиент: хату ищет... Есть бесплатная хавера:  могу хоть сейчас завернуть...
   Так. Спокойно! Надо расставить точки по всей строчке.
   Говорю с не свойственной мне интеллигентностью:
   - Вы ошиблись:  я не был на фронте.
   Уставшие глаза мужика с лапой без мозолей слегка оживились. Когда-то они, как положено бывшему  красавцу, были большие и, конечно,  не красные. Карие, если не ошибаюсь, они были: глаза.
   - Ты чё? - удивлённо-разочарованно говорит мужик.- Совсем - Вова ? Или с тараканом в котелке?  Не ожидал: я обычно с фронта рисую.
    -  Вы ошиблись: меня зовут...
    Как меня  для него зовут, с фронта он, видите ли, рисует?
    Пусть  я  - Андрей, что ли.
   - От Васи слышишь, -  мужик, когда-то красивый, несколько убавил градус своего разочарования.- Повторяю, Андрей, держи крюк бодрей: хата — бесплатная!  Аля-улю?
    Я взял себя в руки. Что это со мной: разве я не в славном городе Уноданвотсоре, где в свободное от литургии время даже клир не чужд фени? И правда -  «Вова»: что по чистописанию, если не изменяет память, есть синоним лоха несусветного. Говорю бодренько:
    - Я вас андестенд, Василий. Смотрим хату!  Вы нас — андестенд?
    - Мы вас шпречен зи дойч. Поехали, в натуре!
    - Такси?
    - Хватит и трамвая:  не похоже, чтоб у тебя бабки столбом стояли.
    - Это точно.
    Василий Лжелановой, обсыпанный пеплом жизненных обстоятельств, объяснил любовь к общественному транспорту так:
    - Мне дед завещал в трамвае ездить. И смотреть сзади на рельсы: на них в нашем городке столько коней по самые помидоры  за нехорошее поведение отрезано. Дед считал, когда смотришь, как рельсы бегут, - память освежается...  Аля-улю ?
    А то не аля-улю, что ли!
    Конечно, аля-улю.
    Едем смотреть бесплатную хату.
    Что, видимо,  есть какая-то финансовая гипербола.
    И тем не менее...


                II

   Обожаю я этот город. Который Уноданвотсор.
   Не ищите на карте: крыша поедет.
   Всюду лозунги-лозунги: «Досрочно чего-то, досрочно кого-то!», «Не в деньгах счастье, а в их отсутствии!», «Ум хорошо, а два сапога пара!»
   Муниципальная мудрость регионального масштаба...
   Самая активная в стране власть, конечно, — в Уноданвотсоре: её суть — бежать впереди паровоза и первой  закрывай грудью,- естественно, грудью так называемых «избирателей» (придумают же слово!)  все наипилотнейшие проекты вышестоящих контор.
    Как говорится:  я-я очевидец ! 
    А что случилось? 
    Ничуть не сомневаюсь, однако,  что Вася живёт не на улице, где лозгуны (местное название лозунгов) и трамваи, которыми так удобно отрезались исторически  ещё недавно неправильные ноги «сук позорных»,  а на улице параллельной.
    Она рядом!
    Но там, на улице параллельной,  совсем другой мир...
    Приехали.
    Спешились.
    Идем.
    Вот он: вишневый сад российского юга!  Сбывшаяся мечта чеховских травоядных. Которых не устают крутить на сценах всего мира: и одетые они, и голые (модерн), и в виде роботов японских.
    Видел бы доктор: то-то была бы ему радость!
    «Хорошо,- сказал бы, - что я умер».
    Но сама улица - это же красота рукотворная !
    Тишина.  И благодать.
    Вишни, если это вас интересует, как раз цветут: смотрите ботанику, там процесс оплодотворения косточковых   подробно описан.
    Зато  в ботанике нет ни слова о  самих садоводах.
     А я с одним из них иду по тишайшей улочке Уноданвотсора, где каждый двор как бы слегка проходной:  хамулю-хамулю — и сквозняком  к Котовскому. Очень удобно!  Особенно, если за тобой гонятся, хлопая голенищами не хромовых сапог, люди из любимых местным народов силовых структур .
     И садовод говорит:
     - Да ты меня, фраерок , - я должен обижаться?  спасибо за подсказку, справимся сами -,  скорее всего знаешь.
     Вот так:  я — Вова и знать его просто обязан.
     - В каком смысле?
     - Телевизор смотришь?
     - Ну, бывает.
     - Пока на воле, смотреть надо  регулярно.
     - Я исправлюсь.
     - Большой молодэц будешь...  Нас с Серёгой восемь лет назад с неделю подряд за скок по цыганам крутили.  Помнишь-нет? Налётчики. Грабители. «Хорошо законспирированная банда, несколько лет державшая в страхе». И всё такое.  Мы тогда  в авторите были и  за фантомасами вторые по популярности по всем блатхатам  канали. Аля-улю?  Я по удо  чуть больше года назад откинулся.  А его, гегемона хренова, всего недели две   назад как отвязали: у него довесок к сроку был за попытку откусить нос соседу по камере: стучать  сосед стал...  Но от  Серёги  я такого заподла не ожидал: волк, в натуре,  а чуть не ссучился! Благодарил меня потом. Каялся...
     - И где он сейчас?
     - Серый? Где положено:  в больничке -  вавки зализывает.
     - А что случилось?
     - Поцарапал я его.
     - Чем?- спрашиваю, поражаясь тупости своих вопросов.
     - Ну ты, даёшь, Вова:  не правильно я тебя срисовал...  Топором, конечно, чем же ещё серьёзные люди учат?
     Я уже понял, какая хата ждёт моего умного племяша. Но остановиться нет сил: «Какой  типаж!»-  сказал бы кинорежиссёр Якин.
     Кстати, я видел когда-то молодого Пуговкина в старой Москве. Не надо ничего  высчитывать:  Зельдин всё равно меня старше. Он шёл, Пуговкин-Якин, зимним вечерков недалеко от «Астории». Шуба была слегка распахнута на его широкой груди, и он улыбался, и был похож на циркового силача, который рвёт руками цепи, а дамам -  сердца.
     Да, законченный типаж этот хозяин Вася.
     А если типаж -  мне всё, я  балдею :  иду за ним  -  как таракан на тепло. Как там у классика?  «Очарование человеком». Не зависимо от того, в  плюсе он или в бесконечном минусе, тот хренов  чек. 
    Тут уж, как карта по жизни легла.
    И будь что будет ! 
    А там будем посмотреть.


                III

    Но вот и бесплатная хата.
    Я думал,-  хотя почему?-, что она значительно хуже.
    Хаты  тут, -  на улице,  параллельной трамвайной линии и  текущей эпохе, -  почти сплошь на визуальный вскидяк  (а вот этого не надо:  великий и могучий на каждой улице свой) одинаковые.
     А сами улицы - с типично звонким для  Уноданвотсора названиями:  Счастливая, Солнечная, Победителей, Ударников, Маяков Труда.
     Мы оказались  на Большой Стахановской.
     Хозяин Вася, когда вошли  в этот  цветущий  бело-розовый рай,- дело было в мае,-  назвал её хрипло, но сочно по-своему:
     - Дядя, вас приветствует Большая Стакановская. Хата -  тут...
    Чтобы не маяться с описанием, перейду на стишата.  С ними  удобней: рифма как бы ретуширует скудость авторской мысли и  мягко скрадывает неумение автора  находить яркие тропы.
    Какие ещё «тротуары»» ?  Бог с вами: стилистические фигуры, сэр...
 
    Наличники в наивных кружевах. Герань на подоконниках в горшочках. И фонари разбиты на столбах: чтобы темней, как можно, было ночью, когда несет старательный народ всё, что украл в конце рабочей смены. Здесь гегемон, как правило,  живёт и нет здесь даже мелких бизнесменов. А чаще в этом вишневом раю  працюют те, кому гоп-стоп по теме. Власть никакую здесь не признают. И чхать им, что там нового в системе ... Но  я - причём? Товарищ прокурор, я на твой горький хлеб не посягаю. И никому моралей не читаю. Я, рот раскрыв, — вхожу в Васильев двор.
     Он как у всех. Сарай из горбыля, пилёного рукою неумелой.
     Собачья будка. Но у кобеля давно охота лаять отлетела. Что тут стеречь, если хозяин вор?  У вора кто же,  Боже мой, украдет!  К тому же проходной у вора двор и точно же такой у вора сзади...
     Но  мне- то  что? Мне бы хоть чуть понять, что в этом мире ценно, что не ценно. И, как Василий говорит, слинять с чужой и очень мало внятной сцены...
     А сад как сад:  он просто сам растёт. Все вишни - в нежно-белом, как невесты!  Им хорошо здесь, словно сёстрам, вместе. И наплевать, что в хате вор живёт.

   Но я не вишня.
   Мне не плевать.
   Мне интересно.
   И я, как таракан, бегущий на тепло,- знаю, что уже было, но какой образ: так авторы о себе не говорят, они себя любят и кажутся себе мудрыми, - иду за хозяином Васей, который почему-то ведёт меня сперва в горбылёвый сарай. Который от хаты слегка на отшибе.
   - Отопление печное. Понял-нет? Дрова пиленые и колотые.
   - Сам пилил?
   - Обижаешь:  я тяжелей ТТ никогда в жизни  ничего не поднимал.
   - Но топор-то не легче ТТ, а он в крови...
   - Что ты в натуре такой занудливый! Ты случайно не дознаватель?
   - Никак нет. Но дяхан должен знать, куда пристраивает племяша.
   - Это правильно,- хвалит меня хозяин Вася.- Так вот ты, дядя недогадливый, пристраиваешь племяша - прямо к Христу за пазуху. Я на несколько месяцев в дурдом слиняю. Понял-нет?  Но это племяшу  твоему аж лучше: его  будет пасти вся Большая Стакановская -   волос со стюдента  не упадёт ! А если упадёт  -  обидчик будет собственный гарнир хавать. У нас тут, дядя, строго : по Понятиям живём...
   - Извини, Василий:  но почему - в дурдом? Я не заметил...
   - Чего не  заметил? - хозяин слегка бледнеет. - Ты любишь всё замечать — да? И записывать в блокнотик !?
   - Да нет... - внимательно смотрю на топор и на дверь одновременно: вроде бы, в случае чего, успею.- Но ты, Василий, и меня пойми:  кровь на топоре !   Гусей, что ли, к какому-то празднику рубал?
   Хозяин Вася неожиданно смеётся. И лицо у него вдруг становится даже добрым. Очень красивый когда-то был мужик!
   Представляю, сколько элитных уноданвотсоровских дур ( девчата здесь  красоты чрезвычайной: юдо-греко-армяно-казачий коктейль) об эту бетонную стену с арматурой в виде тюремной решётки разбились.
   Как там в песне поётся: «Если ты не знаешь горя — полюби меня!»
   К сожалению, смех у Василия переходит в яростный и долгий кашель курильщика. Он кладёт руку на окровавленный топор. Но, кажется, лишь для того, чтобы обо что-нибудь опереться. Да и дверь в сарае раскрыта настежь. Я уже упоминал? Извините.
   Прокашлявшись и вновь став серьёзным, хозяин Вася говорит:
   - Ты укроп беспонтовый или ты гнедой, лохом прикидывающийся? Какой поц гусей весной бьёт, в натуре!?  Не надо вот этого: извиняться будешь перед прокурором...  Я же тебе русским языком нарисовал:  причесал корешка Серёгу - топором !
   -  Постой-постой,- перебил я, рискуя вызвать гнев нервного квартиростадчика.- Сергей в больнице с ранами от какого-то холодного оружия. Врачи обязаны вызвать милицию. Милиция обязана спросить, что случилось.  Опера приходят к тебе, а у тебя до сих пор топор -  в крови! О каких же квартирантах речь, Василий ?!
    Хозяин побледнел. И у него сперва задергалась щека, а потом глаз.
    - Ты на что намекаешь, дикий фраер ? Ты не косяк ли на Большой Стакановской давишь ?! - Васина рука лихорадочно заметалась по столу, ища топорище.- Если у тебя в голове параша, так ты думаешь, что Серый меня ментам выдаст? Да, он последние годы был на зоне гегемоном. Да, он там попу на всю катушку покаялся и решил из- братвы выпрыгнуть навсегда.  Но это  -  одно, хотя и не по Понятиям. Но выдать товарища ментам... Молись, что Серый не слышал !
    Я честно трижды перекрестился:  действительно, какую гадость подумал о достойном человеке! И виновато развёл руки.
    Но одновременно в руки себя взял.
     - Слушай, Вася, что ты тут нервами машешь? Не надо меня пугать: я не такой пугливый, как тебе кажется.  Ты хату - сдавать будешь?  Тогда объясни последнее:  о каких ты говоришь телепередачах с вашим участием, которых я не видел. Ты ничего не перепутал:  как можно  «бомбить» цыган, которые сами побираются ?!
    Хозяин Вася удивлённо покачал головой:
    - Нет, ты у нас смешной по самые помидоры. Пошли в хату — там расскажу на живых примерах. Понял-нет !?
    Я малость растерялся.
    Ладно, не придирайтесь: пусть будет «малость». Но обезьянье любопытство взяло верх. Пойду, хрен с ним ! Однако давайте так.
    Вот адрес  Васиной хаты:  Большая Стахановская, 17,а. В правом ботинке у меня будет лежать металлическая газовая зажигалка. Когда будете шурудить по саду миноискателем под уже отцветшими вишнями -   металл  должен зазвонить :  это - я …

                IV. 
      Входим в хату.
      Я стараюсь  идти  так, чтобы Вася не был сзади. Мало ли что.
   Хотя это уже перестроховка: за пазуху он, что ли,  топор положил...
      Надо же: чистота  в хате  идеальная!
      Спрашиваю:
      - Сам  управляешься?
      - Матушка приходит. Она у сеструхи контуется.
     - А чего не вместе живёте?
     - Того:  бухаю я, дядя племянников. А когда я начитанный — дурак дураком:  даже хуже, чем трезвый.
     - Понятно. Читаешь -  запоем?
     - А то,- хозяин Вася  чешет затылок даже несколько виновато: мол, не пример для молодёжи. -  Вот и линяю в дурдом, - так он, оказывается, называет неврологию. - По-чёрному, дядя, читаю: двигаю от всех страстей напролом. Предыдущий раз  три  недели из пике не выползал. Матушку узнавать перестал: раз даже  Люськой назвал. Ну,  которая всю жизнь  меня с кичи ждала. От полковников в ночнушке на вокзал бегала, когда я очередной раз из зоны откидывался. Аля-улю?
    - Андестенд, Вася, андестенд.
    Ничего:  пусть и он напрягается без переводчика.
    - Думал — всё:  загудел мальчишечка в дом для жизнерадостных! С ксивой в один конец. Опять в натуре пронесло...
    - Матушка помогла?
    - Люська:  на рельсы  легла !
    - Не понял...
    -  А оно тебе и не надо. Ты ж о цыганах хотел?
    -  Да: давай о цыганах!
    -  Давай...
    Мы уже сидим за столом, покрытым чистенькой кухонной клеёнкой в веселый цветочек. Вообще, женская рука, - рука мученицы, родившей красавца-сына и проводившей его на всю жизнь в тюрьму: он уже между делом сказал, что сидел крупно три раза и всё за гоп-стоп, - чувствуется буквально по всём: коврик из разноцветных тряпочек у входа,  салфеточки, тщательно обмётанные,  ухоженная геранька на подоконниках. Нет-нет,  никаких описаний — дофантазируйте сами: русская  хата в пролетарском городском квартале. То, что здесь живёт вор, а не пролетарий, - существа дела не меняет. Пейзаж  известный...
     Смотрю на  визави, водярой выщелоченного.  И на  мгновенение меня охватывает ненависть к сидящему напротив. И даже хочется, чтоб он на меня кинулся. Тем более, что лежащей на холодной грубке молоток я визуально контролирую.
     Тварь ты негожая! - охота мне заорать.- Тебе мама-папа рожу подарили, которой любой артист позавидует!  А ты?  Жизнь двух женщин,- да только ли двух!-, в ад превратил. Свою мусорной  свалкой сделал.  Товарища топором порубал.   
     И ещё какие-то права  тут мне качаешь!?
     Но вдруг кое-что вспоминаю, энциклопедист хренов,- и злость мгновенно исчезла. Да и хозяин Вася уже  вновь заговорил.
     - Беса гонишь,  прикидываясь умственно отсталым ? Гоняй, если нравится. Но меня на понт не возьмёшь: за Целиковским такие, как ты, парашу в крытой языком мыли...«Цыгане нищие»!  Слушай сюда, дядя-сарай:  если чавэла с кобылы слез и своим домом живёт — у него от рыжевья сундуки трещат! Торговать наркотой в особо крупных размерах это тебе, что — шутка?  Бабки столбом стоят !  Аля-улю?
     - Андестенд.
     - Ну, мы чавэл с Серёгой и трясли.
     - И много натрясали?
     - Люська у меня вся в золоте по шею ходила!
     - Новое покупал или в ворованном? - рискнул я, косясь на молоток.
     - Уел ты меня, просто в краску вогнал, Вова: неворованного золота на Земле не бывает.  А мы  своё рыжевьё , рискуя на цыганское шило налететь,  с Серёгой добывали. Понял-нет ?! 
     - Извини...
     -  У меня уже тогда с корешом принциальность вышла. Правда,  я  по молодости лоханулся:  внимания за бесконечными кабаками, за Сочами этими хреновыми, - гуляли клёшем! -,  не придал... Короче, занырнули мы как-то ночью не просто к чавэле, а вроде как к барону настоящему: шалаш  у него из белого камня в три этажа дыбом стоял!  А  крутой Будулай рогом упёрся:  мол, всё рыжевьё в банках лежит, извините, пацаны,- ничем помочь не могу.  Ну, у нас всё по программе расписано,  по пунктам. Зафиксировали мы чавэлу на трёхспальной шконке - стали утюгом гладить.  Молчит, как Зоя !  Я говорю:  Серый, ты, мол, беседуй с товарищем, а я по хате пошмонаю... Времянка — кремлёвский дворец отдыхает! Минут через двадцать слышу:  жареным слишком сильно пахнет. Канаю в пыточную, а кореш уже контакты намочил: прибрал мой корефан закадычный   цыгана заподлицо!  Я на дыбы: это, в натуре, — что? Это -  работа профессионала?  Да это же глухой форшмак для настоящего вора!
     Хозяин Вася унял дрожь в клешне  с беломориной.
     Да-да: беломорина — это, знаете ли, совсем другие возможности по сравнению с  сигаретой. Это - не табачком единым !
     Продолжил, взяв в себя в руки.
     - Короче, вызвал я характер  —  говорю:  «Ты что  творишь, беспредельщик? Ты, говорю, забыл, как утюг выключать?! Ты зачем человека убил - и меня на мокрое поставил? Ты не скокарь: ты  вшиварь отмороженный...  Малость я тогда Серого на перо не посадил.  Потому что человека убивать - нельзя:  гладь его утюгом, души ! Но  жизни лишать — это другая профессия... Понял-нет ?
     - Понял: заповедь, значит,  у вас такая — не убий! Правильно?
     -  Всё путём: на лету хаваешь.  Дальше понятно, что было:  попёрла на нас буром вся ЧК.  А там от и до схвачено: повязали быстро. Серёга пошёл паровозом:  пять-шесть у него никогда не играло.  Да он паровозом  и  по жизни был.  Остальное я тебе,  дядя-сарай, уже раньше рассказал. Достань блокнот - записывай...
      Рассказал-рассказал, дядя-рассказчик, новельщик ты хренов.   
      Я глянул в окно:  там  была уже темень.  А  мне ещё ехать  до общаги минут сорок. И потом идти с километр по Малой Стакановской, где тоже цветут вишни. Дурацкая ситуация: закопают в чужом микрорайоне - ищи тогда свищи по всему Уноданвотсору.
      - Так чё -  с хатой? - спросил хозяин Вася, нервно роясь в карманах.- Надо ж:  ключ потерял, а второй  - у Люськи... Тебе далеко ехать?  Ого!  По темноте  не советую: штопарнут... Давай так:  вот шконка — сядь на спину и дави храповицкого. Я утром вернусь с ключом,- не бросать же открытую хату? У воров тоже крадут: шпана не признаёт никаких авторитетов. Беспредельщики!  Аля-улю?  Утром и договорим. А если кто будет ломиться —  ты знаешь, где топор...
      Растроганный таким безграничным  доверием, я закинулся на крючок после Васиного ухода. Положил молоток под подушку — и заснул по сумме впечатлений сном нервного младенца.



                V.
   
       Во сне  Гейне долго и весело  бил в колотушкой, выкрикивая :

                Стучи в барабан и не бойся!
                Целуй маркитантку под стук!
               
       Брэк был однообразный, но рисунок  выдержан чётко.
       Хуже было другое:  поэт явно забыл продолжение своего же текста и тупо повторял две первые строчки.
      - Генрих, - крикнул я,- ну что ты в натуре?  Слушай сюда: «Вся мудрость житейская в этом, весь смысл глубочайший наук. И Гегель, и тайны природы - всё в этой доктрине одной... »
      Не договорив, я, наконец, проснулся.
      Без спешки достал из ботинка зажигалку (а как же: автор, как и ведьма, должен отвечать за свои слова).  Был час ночи. 
      В  дверь кто-то настойчиво колотил ногой.
      Подойдя, говорю максимально грозно:
      - Что за хипес?  Хозяина нет !
      - Как нет ?  Кто сказал? - хрипят с той стороны.- Я хозяин !
      Всё понятно.
      Открываю (свет уже включен) :  Вася начитан до не могу. По-моему, даже начитан-плюс: глаза совершенно белые, а у пьяного должны быть красные. То есть -  в полной радости человек.
       - А-а, - говорит хозяин.- Дядя-сарай!  Так ты роги не заломил? Молодэц !  Садись спиной   обратно на свою хренову  шконку:  я люблю спать за столом в полнный рост...
       - Ключ привёз ?
       - Какой ключ?  Понял: от хаты. Нету ! Не доехал я до Люськи:  кореша  старинного  возле бана встретил...
       - Серёгу?!
       Хозяин Вася  замолчал, словно  поразившись глубине моей глупости.  А потом  стал хохотать и  биться лбом об клеёнку.
       Хотелось бы верить — в шутку.
       Смех становился всё громче, всё безудержней,  всё истеричней.   И, наконец, стал как бы  искусством для искусства, что ли.
       В смысле: смехом для смеха.
       Никогда не слышали? Жутковатое, я вам скажу,  впечатление:  химически чистый смех наркомана, слегка разбавленный алкоголем.
       - Ну, ты поц! Ну ты дядя-сарай ! - время от времени выхрипывал из себя хозяин Вася волны смеха.- Прикинулся шлангом, да ? Идёшь по пятому номеру? Мы что — в реанимации с ним бухали, с Серым?  Я ж его топором шваркнул, чтоб не ссучился !
       - Успокойся,- попросил я,- а то тебя накроет, Василий.
       Он удивлённо замолчал, медленно и тупо  анализируя  только что мной сказанное. Наконец, ответил спокойно, даже рассудительно.
        - Ты прав, Вова. Но обычно она меня догоняет в три ноль-ноль.
        - Кто — она ?!
        - Падучка, кто ж ещё. И я тебя, дядя,  прошу, как близкого родственника мальчика-постояльчика:  в случай чего, падай на меня сверху, дави меня гада  - и постарайся сунуть между зубов какую-нибудь хренотень. А то я их сцеплю, зубы,  и откушу себе язык...
        Ни фига перспектива!
        Мне тоже захотелось смеяться долго-долго. Еле сдержался...
        Минут пять хозяин Вася  лежал головой на клиёнке молча.  Вроде бы начал даже  уютно похрапывать.  Однако  вдруг проснулся и сказал голосом  совершенно трезвым:
        - Хочешь — шпокну:  я старый глиномес...
        Ну, скотина !
        Меня аж шатануло в сторону, хотя «сидел на спине».
        И буквально взорвало:
        - Хочу! - благим матом  заорал я.- Только сначала проломлю тебе башку молотком.  Понял-нет?! Он лежит у меня под подушкой!
        - А вот за это - молодец,- тихо и глухо, словно засыпая,  похвалил меня хозяин Вася.- Сарай, а соображаешь. Мало, какой таракан мне в башку влезет, верно?  А молоток — это хороший козырь... Всё:  спим спокойно. Как тебя зовут?
       - До встречи с тобой звали Андреем.
       - Хорошее имя:  Андрей — держи крюк бодрей. Не забудь сунуть беревяшку в пасть, когда меня колотить начнёт...
       - Ручка молотка устроит?
       - В самый раз... - уже  явно засыпая, прошептал хозяин Вася...
       Ударило его ровно в три.
       Он грохнулся на пол — и начал жутко  мычать и биться.
       «Зачем мне эта гуманитарная акция? - подумал я. - Пусть бьётся: он эту пляску заслужил!» Но когда включил свет — не выдержал.
       Нет-нет, не бойтесь: не стану я описывать, «как это выглядит». 
       Он долго пытался меня сбросить, как дикий бык ковбоя. Наконец я улучил момент  и сунул ему ручку молотка поперёк рта.
       Постепенно хозяин Вася затих, вцепившись зубами в дерево.
       И заснул с молотком во рту.


                VI.
       Вскоре начало робко сереть. Лучшая из моих ночей на курсах повышения квалификации  заканчивалась. Хозяин Вася  очнулся, тяжело сел на полу.  Медленно вытащил изо рта молоток.
       И, глянув на меня, спросил удивлённо:
       - Ты, мужик, кто такой? По какой статье сидишь, брателла?
       Бедный человек, однако.
        - Квартирант я твой, Вася. Правда, бывший.
        - Вспомнил.  Спасибо за молоток:  выручил...
        В дверь энергично постучали. Но стук был явно женский.
        - Открой :  мне вставать нечем...
       Я откинул кованый ключок.
       У  порога стояла немолодая, маленькая, кареглазая  и очень решительная женщина, явно из бывших красавиц-южанок. 
       Спросила, глядя на меня с безразличным удивлением:
       - Целиковский — дома ?
       - Дома:  хворают-с. Встать не могут.
       Всё ещё полные, хотя морщинки змеились к ним со всех сторон, губы бывшей красотки исказились презрительно-гневной гримасой:
        - Да ты что? Горе-то какое! Передай ему вот это, - не открывая и  лично в руки!-,  от лучшего друга Серёги Очакова.  Понял-нет?!  Пусть чайком лечится, болезный. И набирается сил для новых подвигов.
      - Понял:  в руки и не открывать...  Серёже — лучше ?
      - Серёже хорошо: умер он. Я выполняю просьбу покойного. Ясно !?
      У женщины на глаза навернулись слёзы. Однако она явно не хотела выдавать своих чувств: резко повернулась — и ушла...
      Чайная шкатулка была очень красивая:  конные господа, элитные гончие псы и псицы. Явно английская  вещица. Видимо, охота на лис.
      Коробку несколько раз перевязывала  узкая  лента, алая и шёлковая.  Но странно было другое:  странной была совершенно не нормальная, никак не чайная тяжесть  дивной шкатулки.
      Когда я обернулся, чтобы идти в хату, хозяин Вася, бледный и слегка покачивающийся, был уже  совсем  рядом :
      - Давай сюда !
      Он едва не вырвал у меня из рук штакулку. Сказав глухо:
       - Ничего не надо кракать. Я всё слышал...
       Мы молча сидели за столом минут  пять.  Василий медленно-медленно, как во сне, снимал красивую ленту с красивой коробки.
       - Ну, так я пошёл ?
       Он кивнул:
       - И ежу понятно...  Только погоди пару минут...
       Наконец, шкатулка была раскрыта.
       В ней лежал маленький черный пистолет.
       - Козырь наш заначный,- задумчиво объяснил хозяин Вася.-  Крови на нём нет. Но - будет...   Серёга попросил передать:  менты табуном  в больничку ходить стали. Мы с ним  пропуль Клавкой  организовали: она там всю жизнь санитаркой пашет. Если бы мусора  его совсем прижали,  Серый  бы пулю схавал. Но козырь бы пропал...
     Я хотел спросить:  а ты не будешь пулю хавать? Как раз в тему: друга топором зарубал. Чего не застрелиться, Вася?
     Но кто я такой: прокурор, что ли, господний?
     Встал. Говорю: 
     - Бывай, Вася Целиковский,  лучший друг Серёжи  Очакова :  пора искать  любимому племяшу квартиру.
     - На Стакановской не ищи...
     - Да уж куда яснее !
     Он достал из  разузоренной чайной шкатулки фотографию, лежавшую под чёрным пистолетом. Сказал человеческим голосом:
     - Глянь, какие мы были...
     На старой фотке было четверо. 
     В центре - две писаные уноданвотсорские  красотки (одну из них я только что видел: между прочим, узнавалась, хотя красивые обычно стареют хуже страшных).  А с фотофлангов -  незаконное бандформирование: слева — хозяин  Вася ( Лановой времён «Офицеров»);  справа — покойный друг Серёга, буйностью шевелюры и чернотой очей похожий на молодого Валонтира.
      То есть,  когда он «гладил» утюгом  несговорчивого цыганского барона на гоп-стопе, это было похоже на сцену из апокалипсиса.   
     - Пока! - сказал я.- Красота, дорогой товарищ с топором, не спасла мир: она его чуть не угробила... Даст Бог, не встретимся !

                ***
     Я вышел из Васиного двора и, пройдя метров двадцать в сторону трамвайной линии, остановился. Оказывается , варфоломеевской ночью был небольшой дождик - и цветущие вишни благоухали.
     Я прислушался.
     Увы: абсолютная тишина.
    То есть он  хочет «бегать» и дальше?
    Или всего лишь решил помочь похоронить Серёгу?
    Мне  стало жалко всех:  убитых, убийц, адвокатов, прокуроров.
    Мне  стало жалко даже самого Творца! Который не запатентовал Подобие своё — и мир наполнился всякими изначально брачными изделиями.  У этих декольте на заднице. У тех пистолет в чайной шкатулке. Перечислять беды наши — жизни не хватит...
    Я б генетики пошёл.
    Пусть меня научат !
    Как там всё просто, у генетиков, как поразительно понятно.
    Если этот ген отвечает за чего-то  два , а одно из них — страсть к маранию бумаги или к бесконечному изобретению велосипеда, то и ежу понятно, что второе «чего-то» называется по фольклору «шизя».
   Это же сообщающиеся сосуды:  не нормативное мировосприятие и то, что люди с телячьим восторгом называют творчеством !
    А за какую  именно пару психологических  качеств отвечал доминантный ген в тёмной в утробе Васи и Серёги — мне, пусть и несостоявшемуся гению генетики,  - тоже ясно, как божий день...
    Поэтому я бы  хитро заманил  их  в свою лабораторию, когда они только-только собирались  выходить на тропу  своей преступной войны ,-  и перепрограммировал бы  им ген агрессии на ген борьбы с агрессией. Это он, сволочь, -  он, хренова палка о двух концах!-,  сделал из красивых уноданвотсоровских ребят бешеных скокарей. 
    Я бы всё переделал!   
    И будущие бандиты стали были у меня  будущими следователями уноданвотсоровской прокуратуры по особой важным делам.
    Гениями сыска они бы у меня  стали...
    Сзади раздался выстрел.
    Он ?!
    Я резко обернулся:  нет-нет, это с багажника одиночного мотоцикла на асфальт Большой Стакановской упал сорокалитровый железный баллон. Видимо,  с какой-то жидкостью.
    - Твою мать! - сказал мужик, ставя мотоцикл на подножку.- Помоги, брателла, придержать моцик, пока я эту заразу привяжу...
    Вот именно:  твою мать в эту заразу.
    Неужели я никогда  не выберусь с Большой Стакановской и не найду племяшу хату со цветущими вишнями, но без топора в  крови?
    Господи, помоги мне с квартирой!
    Или Ты нас тут  одних навсегда бросил ?

                ***
   
Виксавел-2