Морда бобриная

 Вчера вернулся с охоты на бобров.Промерз. Ругаюсь зверски.А жена Олька еще и подъелдыкивает - далась вам эта бобровая струя... Нашли с другом Володькой бобриную столовую, он завалил матерущу березу через речку, всю обгрыз. Кора у нее сладкая, ему как конфеты. Сели с другом в засаду в сумерках,перед этим просморкались, прокашлялись и все такое прочеее. Он зверюга чутьистая. Река на перекате журчит, снежок то идет, то звезды покажутся. И чувствуешь себя древлянином, Чингачгуком эдаким. Сидишь, весь настороже,но убаюкивает мерное журчание, поневоле засыпаешь. И чудится - лезет из полыньи бобр, да такой мордатый,такой мохнорылый, тянет лапу - "Дай выпить, брат...". Вскинешь голову как лошадь - а нету бобра,полынья в сумерках черным пятном, речка шумит, снежок шуршит.

И вспоминаешь бобриные истории. У меня есть любимое место охоты - Кипуя, это по Мурманскому шоссе. Рюкзак, когда идешь на два - на три дня, тяжел.Кило 25, однако. А я был молодой и дурной. У нас во Львовской области бобров нет совсем. Видать, хитрые мои землячки, не дожидаясь, пока бобры речки перегородят, плотин понастроят, норы нароют, их выдавили зовсим. И вот лет сорок назад пру я танком по тропе к зимовью, а она вся перекрыта сентябрьской травой. Иду без палки. И вдруг - бабах, правая нога улетает до самого паха куда - то. И я падаю, а рюкзак припечатывает меня к траве. И я чувствую, как меня что - то резануло у макушки. С трудом скидываю лямки рюкзака, по лбу течет теплое. Кровь. Выбираюсь. Нора. Здоровенная. А то, что меня резануло у макушки - "карандаш".Молодая осинка, которую бобрина - вражина, отгрыз на конус, и осинка засохла, стала как кремень.Такими колышками вьетконговцы американских морпехов убивали. Натянут над тропой проволоку, а в траве колышки заостренные набьют. Хренак - и нету морпеха! А этот "карандаш промахнулся. Сантиметров 15 ниже и не писал бы я этих строк. И затаил я на бобришек лютую злобу. Представил, как медленно доходил бы с проткнутым глазом над этой норой. Бррр! Срезал палку и зашагал дальше. А сколько раз эти заразы мохнатые пугали меня до пота бегущего по спине. Идешь к тому же зимовью в сумерках. Естественно, держишь ружье на изготовку. Потому что один раз у тропы дрых здоровенный секач. И до того заспался, что вскочил метрах в четырех. Взвился ракетой из кустов и пошел чесать по лесу, треск страшенный. Я включил фонарик - а он себе целое гнездо соорудил из старой травы и мха. Так бобры поступали так же - допускали метра на четыре, а потом - бултых в воду. Аж брызги на метр. Как кони, ей богу!В них же весу до сорока кило.

 Зимовье срубили четыре моих друга по пожарной охране. Зимой, по льду большой мелиоративной канавы, раньше это была река Елена, притащили на санях бревна, доски, буржуйку, глину. На озерке,что рядом с зимовьем, была и щука и карась - с лапоть и линь с тарелку. А в диаметре оно было такое, что простреливалось до середины. И осенью туда садились стаи гусей. А по мелиоративным канавам водилась кряква. Табуны кряквы. Потому что у шоссе тянулись поля, на которых сеяли овес и пшеницу.

Потом появились бобры. Стали строить плотины. И на большой канаве. И на малых. На разливах у канав стало еще больше уток. Но вот эти поганцы - инженеры мохнорылые построили две плотины на канаве, что шла мимо зимовья. И как - то раз прихожу я уже в темноте, а ночь октябрьская, ветер, дождь сечет. И не узнаю тропу у зимовья. Озеро разливанное. Мохнорылые надстроили плотину. Добрел до зимовья осторожно, щупая тропу палкой, ведь могли, стервецы и нору выкопать. Захожу в зимовье, батюшки святы...Дрова плавают, на стенках плесень, матрацы на нарах мокрющие. Ну - идет война народная, священная война. Выпил сто фронтовых, салом закусил - и к плотине. Думал, руками раздергаю, ногами ископычу. Ан нет, так все пригнано, так все грязью да травой позатыкано. Вырубил кол, и минут сорок ворочал как медведь. Сделал проран и вода пошла. Да с шумом. Уровень озера стал падать на глазах. А уже спать хочется, спасу нет. Да ведь печь затопить надо, лапнику притащить, на влажных матрацах спальник в полчаса уделаешь. Устелил нары лапником, матрацы на веревки развесил, как же думаю, хорошо, что в прошлый раз сухих дровишек на полку положил. А то бы сейчас в лесу топором тюкал. С тем и уснул. Проснулся по малой надобности. Спустил ноги с нар - ах ты ж етическая сила! Опять вода по колено. Одеваюсь и с древними тюркскими словами, мол - сарынь на кичку, иду воевать. Эти разнузданные после Ленинского декрета зверюги заделали проран! У них, бацилл тифозных, видать бригадный подряд. Стахановцы недобитые.


А главное - они мой кол куда - то унесли. Ба, да он же из осины был. Понятно, про запас стибрили. Вырубил новый. Еловый. Сделал проран. Ушел спать. Кол унес с собой. Не спится. Свечу фонариком - опять вода стоит. Снова делаю проран. Снова ложусь. Сна уже от войны - ни в одном глазу. Ясно, что физической силой их не одолеешь. Но ведь я - хомо сапиенс! А они - животные. У меня - интеллект. А у них - инстинкты. Начинаю рыться в памяти. И в мозгу щелкает. Англичане никак не могли подавить восстание сипаев в Индии. Картечью лупили. Стоят. Залпами из штуцеров палили - стоят. Да еще в атаку идут. Привязывали к орудиям и стреляли, чтобы разнесло в клочья, чтобы хоронить было нечего. Воюют еще злее. И тут кто - то из лордов догадался, видать был из гавночистов, а давайте мы этих чистоплотных сипаев будем гавном забрасывать? Соорудили катапульты, стали в них заряжать глиняные горшки с "золотом" и.... Как долбанет такая бомба среди рядов индусов и в радиусе 20 метров все чистоплотные в дерьме. И вот тут сипаи побежали, были рассеяны и биты доблестной английской инфантерией. Побрел я к плотине. Снова сделал при помощи кола и такой - то матери проран. И наложил злобно две кучи. С двух сторон прорана. Подойдут "сипаи", нарвутся на мины. И отступят, мерзавцы. Они же - чистоплотные зверюги. Очень довольный своими ассенизаторскими подвигами ушел в зимовье под звуки бегущей воды. И спокойно проспал до заветного часа, когда над озером загоготали гуси и с шумом сели на воду. Я вышел из зимовья. Вода ушла. В небе ярко сверкали октябрьские звезды.