Эйрэна 3 тур

2.1
Снеговик
http://www.proza.ru/2016/12/17/594

  Год 2517 начался незаметно, в городском шуме и грохоте техники, ставшими постоянным фоном жизни на Земле. Планета пережила динозавров, Ледниковый период, революции и войны, но только стремление человечества обзавестись личным пространством проживания со всеми удобствами, смогло нарушить хрупкий баланс в природе. Похоже, что тот самый Апокалипсис, которого ждали от сил мрака и тьмы, сотворили сами люди. Перенаселение повлекло за собой нехватку пространства, поэтому практически всё свободное место на планете было застроено. Урбанизация вытеснила поля и леса, каменные джунгли заменили даже пустыни.

  Нехватка ресурсов была решена изобретением нового вида топлива, однако заводы по его изготовлению занимали большие территории, и наполняли едким дымом всё вокруг. Глобальное потепление уже дало плоды, кардинально меняя климат.

  Ник Хантер, механик монорельса, смотрел в бронированное окно вокзала. Он наблюдал, как на город льёт короткий кислотный дождь, оставляя пятна ржавчины на металле, и постепенно разъедая здания.

– Ещё один результат работы топливных заводов! – подумал Ник. Он до сих пор не мог привыкнуть, что раз в неделю на город обрушиваются ядовитые струи.

  На глазах у пассажиров, пережидающих в защищённых стенах, аэромобиль белого цвета потерял управление, и камнем рухнул вниз, в темноту свай и перекрытий, на которых крепилась подвеска монорельсовой дороги.

– Кислота попала в двигатель! – констатировал факт кто-то из толпы.

  Ник подошёл ближе к многослойному стеклу, но увидеть в темноте и лабиринте креплений упавший аэромобиль не смог. Он понадеялся, что аэромобиль управлялся автоматически, и был без пассажиров. Дождь тем временем уже закончился, но выходить было опасно – ядовитые пары держались в воздухе, пока трудились парящие над землёй роботы-сборщики, вбирая из атмосферы остатки жидкости и испарений.

  Когда же прозвучал сигнал, возвещающий о том, что очистка воздуха завершена, у Ника Хантера как раз началась смена по обходу территории.
  Он неспешно обошёл подземные этажи монорельса, и вышел наружу. В сотне метров от прочных, будто вросших в землю свай, Ник обнаружил остатки аэромобиля. Ни людей, ни даже андроидов в обломках не было – он действительно был на автоматическом управлении. Груда металла и пластика возвышалась на пустыре жалкой горкой, как свидетельство недолговечности достижений техники. Ник подошёл ближе, и вдруг что-то привлекло его внимание. Это было так несвойственно тому миру, в котором жил он, что Ник не сразу осознал что перед ним. Книга! Настоящая печатная книга, со страницами, ламинированными плотной плёнкой, лежала среди обломков.

  Руки сами потянулись, и Ник Хантер бережно поднял раритет. Детская книжка с картинками была сборником зимних сказок, стихов и рассказов. Присев на камень у разбитого аэромобиля, Ник аккуратно перелистывал страницы. Какое-то неведомое доселе чувство билось в груди бабочкой, готовой выпорхнуть на волю. Иллюстрации хранили тот мир, который ушёл безвозвратно пару сотен лет назад. Лес, с нарисованными елями и соснами, с сугробами белого снега, выглядел так сюрреалистично по сравнению с тем, что окружало Ника. Ледяной каток с краснощёкими ребятишками, нарядное новогоднее дерево, украшенное блестящими стеклянными шарами и гирляндами ярких лампочек, снежинки, падающие плавно с неба – когда-то Ник обо всём этом слышал, и смотрел обучающие фильмы в школе. Но всё это казалось сказками, неправдоподобными и совсем непохожими на реальную жизнь.

  Только сейчас, держа в руках книгу, Ник Хантер поверил, что так и было сотни лет назад. Отчего-то защемило на душе, и захотелось умчаться на машине времени туда, где падает снег, туда, где ещё растут деревья, а лес простирается на сотни миль, туда, где существуют праздники и неподдельная радость и веселье.

  На одной из страниц было стихотворение о снеговике. На картинке под стихотворением улыбающиеся дети лепили снеговика из снежных шаров, украшали глазками-угольками и носом-морковкой.
  Руки техника-механика сами потянулись к запчастям, оставшимся от аэромобиля, а в голове начала складываться схема. Выбирая детали, подгоняя одну к другой инструментами из сумки обходчика монорельса, Ник чувствовал себя скульптором. Вот появилось обтекаемое туловище, стоящее на шарнирных ногах, руки и голова сложились в единое целое из мозаики металла и пластика. Найденный красный колпачок из деталей двигателя стал носом-морковкой, а баллончик с чёрной краской пригодился, чтобы нарисовать улыбающуюся рожицу с точками чёрных глаз.

  Спустя недолгое время, снеговик был готов. Он заводился ключиком, совсем как древние механические игрушки, и ему совсем не нужно было супер-топливо, на котором всё работало в двадцать шестом веке. Снеговик умел шагать, поворачиваться, двигать руками-ногами-головой. Его корпус был белоснежным, а нарисованная улыбка придавала добродушное выражение механическому лицу.
Ник ещё раз оглядел снеговика, завёл его ключиком до упора, и проводил взглядом удаляющуюся по пустырю фигурку.

– В добрый путь! Найди нам зиму! – прошептал Ник вслед снеговику.

  Вздохнув, Ник бережно положил книгу с зимними историями в сумку, и отправился обратно, в здание вокзала.
  На следующий день Ник опять вышел на осмотр территории вокруг монорельса. Ему показалось, что местность неуловимо изменилась. И вдруг он увидел приближающегося снеговика! Но он выглядел иначе – совсем как на картинке в той детской книжке, что нашёл Ник.

  Снеговик улыбался, и смотрел прямо на Ника. Что-то холодное упало на щёку, и, растаяв, оставило капельку воды. Потом ещё, и ещё! Ник поднял голову вверх. С неба падали на землю снежинки, кружась в медленном танце, плавно опускаясь на чёрный грунт пустыря. Казалось, сам воздух стал другим – свежим, морозным, таким, которого не было на Земле уже давно. Ник сел на камень, и стал смотреть на удивительный хоровод снежинок, на падающий лёгкий снег. А пустырь начал покрываться островками белого снега, ещё совсем маленькими, но уже знаменующими приход зимы. Первой зимы за сотни лет.

– Ты нашёл зиму, дружок! – подмигнул Ник снеговику. – Теперь всё будет по-другому!

2.2
Вернуть зиму
http://www.proza.ru/2016/12/18/351

  Выглянула Олеся в окошко, ставни расписные распахнув, улыбнулась солнцу, из-за гор восходящему. Зорька ясная светлый день предвещает, новую встречу, радость и счастье бескрайнее. Ведь день-то сегодня особенный – сватов Петро засылает, гости будут в доме. Давно Олеся с Петром дружбу водили, ведь выросли-то вместе, в соседних дворах, да друг без дружки и жизни не мыслят. Так уж вышло, что детская дружба чувством сильным сменилась, любовью крепкой стала.

– Олеся, не студи хату, закрой окно! – батько окрикнул. – Что-то рано воздух стынет, зима, поди, суровой будет!

  Олеся закрыла окошко, поёжившись – и впрямь холодом тянет со двора, а ведь лето только закончилось. Да и некогда на зорьку любоваться, дел невпроворот! Шустро прибираться в хате начала Олеся, всё в руках ловких заиграло чистотой, затеплилось уютом. Ухватом горшки в печь, веничком по полу, скатерть чистую на стол – нет и минутки свободной! Ведь сама хозяйничает давно, унесла матушку Мара тёмная… Вдвоём с батькой живут, годков уж десять, почитай.

  Осталось Олесе воды из колодца принести, да тыкву с огорода. Но тыква так, для соблюдения традиций, она сегодня без надобности. Ведь по любви сватовство, да по взаимному согласию!
  Выскочила в огород Олеся, да сразу зябко стало, как двери отворила. Будто не сентябрь на дворе, а декабрь холодом до костей пробирает. Да и небо цвет поменяло, с голубого на серый. Того и гляди, дождь хлынет, или снег повалит. Подивилась Олеся, затревожилась. Неясное предчувствие тенью на сердце легло.

  Померк свет в одночасье, молнии небо прорезали, гром грянул. Завыл ветер холодный, северный, вихрем налетел. Опомниться не успела Олеся, как подхватил ураган, от земли оторвал. На помощь зовёт – крик в горле застывает, руками за плетень схватиться хочет – и плетень уж в воздухе, закружился, да рассыпался! Холод обнял, заковал, вихрь унёс в дали дальние…

  Сверкающие снега белоснежной пустыней раскинулись далеко, столько глазу не объять. Посреди снегов дворец ледяной сверкает-искрится. Во дворце том красавица живёт, статная да сероглазая. В платье длинном серебряном, инеем запорошенном, волосы пепельные в косу тугую заплетены. Хороша дева, да взгляд стеклянный, неживой будто, как за стеклом толстым душа спрятана. День-деньской дева пряжу прядёт, да не простую. Облака да тучи в окна высокие заплывают, в руках умелых нитями тонкими становятся. Из нитей сети лёгкие дева плетёт, а ветер сети те подхватывает, да вдаль уносит. Попадёт сеть такая на землю – обледенеет земля, погибнут все ростки, что до весны спят. Попадёт в воду – до самого дна вымерзнет озеро, река толстой коркой ледяной покроется, воду быструю в глубине схоронив. Надолго чары сетей тех, а может и навсегда. Если сплетёт дева сетей столько, сколько хватит всю Землю сокрыть, все озёра-реки заледенить, то не придёт весна никогда, будут вьюги да метели царствовать, холод да стужа пировать. Не зима вовсе, а час мрака настал.

  Творит дева дело тёмное, да не по своей воле. Раз в год выбирает подземный бог Карачун, морозами повелевающий, деву, что прясть да ткать умеет, во дворец ледяной уносит. Но не могут девы юные в ледяном плену жить, стынет кровь, да погибают от холода лютого, успев лишь несколько сетей сплести. Оттого и приходит весна, лишь зимы время закончится. В этот раз зачаровал Карачун деву, чтобы не чувствовала она ни мороза, ни холода. Ни жива-ни мертва, лишь руки проворные, к веретену привыкшие, прядут нити тонкие, нити крепкие, из зимних туч да снеговых облаков. Если не наступит весна, то навечно останется Карачун повелителем на земле, не вернётся в царство своё подземное, где три четверти года прятаться должен.

  Вокруг дворца ледяного медведи-шатуны бродят, буранами оборачиваются. Волки белые дворец охраняют, метелями снежными завывают. Никто не сможет во дворец попасть, никто душу девичью теплом не растопит. Если будет сети плести дева до двадцать третьего декабря, до самого холодного дня в году, то накроют ими всю землю ветра да вьюги, разнесут повсюду холод да стужу вековую. Настанет тогда время Карачуна, что день светлый укорачивает – время тёмное да лютое, беспросветное.

  Не знает Карачун, что тот, кто деву спасти всем сердцем мечтает, уже в дороге. Не могли позволить Осень с Весною, да с Летом красным, чтобы земля ледяной пустыней стала, сговорились помочь спасителю. Сами Петра нашли, когда он Олесю повсюду звал, в поле да в лесу искал свою суженую. Рассказали, где любимую искать, одарили подарками особыми. Осень одела в одежды тёплые, цвета золота да багрянца. Весна посох волшебный дала, что поможет с ветрами да буранами сразиться. А от Лета платок расписной в подарок Петро получил, да для чего он, только ему шёпотом сказано было.

  Долго ли, коротко, добрался Петро до пустыни снежной, где Олеся во дворце ледяном томилась. Холод землю твёрже камня сделал, вьюги в глаза колючим снегом бросают, мороз до костей пробирает. Да только не страшен холод ледяной Петру, одежда Осени лучше любой печи согревает! Увидели слуги Карачуна, медведи да волки, что идёт ко дворцу гость незваный. Буранами да метелями обернулись, воют, с ног Петра сбивают, сугробы вокруг наметают. Да только стукнул Петро посохом, и сила Весны вмиг ветра буйные утихомирила, вьюги сковала. Утихла метель, и вот уж ко дворцу ледяному Петро подходит.

  Отыскал Петро любимую в комнате, что под самой крышей. В окна высокие без стёкол тучи снежные залетают, пряжей становятся. Вертится веретено в руках Олесиных, споро нить наматывается. Только будто каменная сидит суженая, взглядом пустым да холодным Петра окинула.

– Зря пришёл, спаситель! – голос рядом раздался. – Заворожена она, да теперь уж недолго осталось – ещё немного, и она мне будет без надобности, так и застынет здесь ледяной статуей!

– Не бывать этому! – вскричал Петро.

  Стукнул он посохом Весны об пол ледяной. На том месте вмиг росток пророс, за ним ещё один. Растут веточки, ввысь тянутся, в стороны изгибаются. Потянулись змейками к ногам Карачуна, обмотали накрепко, выше потянулись, прочно по бокам руки пеленая, чтобы не смог ворожить. А Петро к Олесе подбежал, да платок летний на голову накинул. Прижал крепко к сердцу, да поцелуем согрел. А платок тот не простой – на нём и земляника лесная в жаркий день, и поле пшеничное, на котором колос спелые зёрна роняет, и жаворонок, что трелью поутру будит. Сила Лета заклятье растопила, да любовь крепкая ото сна ледяного Олесю разбудила. Спали льдинки с глаз, слезами растаяли, как узнала Олеся любимого. Вернулись краски губам алым, да волосам огненным. Серебро зимнее с одежд снегом осыпалось.

  Как только очнулась Олеся от заклятия, закричал страшно Карачун, разорвал путы весеннего посоха. Солнце заглянуло в ледяной замок, согревая воздух холодный. Заслепило глаза богу подземному, не смог он больше пребывать на поверхности. Топнул ногой, да провалился в свою пещеру. А от солнечных лучей стали таять сети, что землю да воду сковали, возвращая всё, как прежде было.
  Как только покинули ледяной дворец Петро с Олесей, рассыпался он тотчас, да снежной горкой обратился – детям на радость на санках кататься!

  Зима вступила в свои права, обычная, такая, какой и должна быть, без тёмных сил да без злого вмешательства. Ведь кроме снега да мороза, приносит она отдых полям, даёт время росткам набраться сил под тёплым снежным покрывалом. Соблюдая законы мирозданья, всем временам года должно быть своё место и в календаре, и на земле. Да и у каждого есть свои праздники, что приносят радость и веселье, а уж зимой-то их в достатке!

  Воцарился порядок на земле, а Олеся с Петром вмиг у дома родного оказались – и от Зимы подарок получили! Свадьбу справили в дни зимние, дни снежные. С тех пор в тех краях сказку рассказывают про злого Карачуна да смелого парубка, что победу над ним одержал, да зиму вернул. Сказывают ещё, что суженую свою отыскал, от заклятья спас, потому как сердце было у него горячее, верное да любящее.