Глава 11. Коса на камень

- Змей… Змей… Вот подонок… Вот подлец… Бывают же на свете такие гады! И как тебя только земля носит, упырь прыщавый!

Густой ворс ковра заглушал шаги, но и без того каждый человек во дворце знал, что Правитель который день сам не свой, бегает по кабинету, как тигр по клетке и что-то бормочет себе под нос. В такие моменты заходить к нему решался только Тузендорф, но и он сегодня почему-то запаздывал. Молоденькая и хорошенькая горничная, крепко сжимая ручки подноса с завтраком, топталась перед дверью, не решаясь постучать. Наконец, караульный солдат, которому она давно нравилась, набрался мужества и три раза стукнул, покрываясь испариной.

Шаги за дверью замерли.
- Кто там?

- Завтрак, Ваше Высокопревосходительство! Разрешите?

- Входите.

- Вот видишь… - парень ободряюще кивнул горничной и распахнул дверь, пропуская ее, как в клетку с тигром.

- Давно пора. Где вас носит? – раздраженно буркнул Орландо. Руки девушки затряслись, и посуда на подносе зазвенела. – Вы мне еще разбейте тут что-нибудь!

Он выхватил у горничной поднос и мотнул ей головой, чтоб убиралась:
- Понабрали криворуких… От лакеев до министров… Только и могут, что блеять, как овцы…

Жертвой вероломства Змея уже пали два министра, пять действительных советников и целая куча мелкой сошки. Дурное настроение Правителя требовало крови.

- Я ничего не понимаю… Если ему мало было денег, почему не сказал – зачем вот такое делать-то?! Как вообще можно работать с людьми, как им доверять после этого? Ну да, он не человек, он скотина паршивая!!! – кулак Орландо с размаху опустился на стол рядом с подносом. Кофейная чашка подпрыгнула и выплеснула свое содержимое на свежеисписанный лист с новой директивой генералу Мбенге. – Чччерт!!!

Утро было окончательно испорчено, теперь придется еще и директиву переписывать. Может, уволить горничную? Откинувшись назад, Орландо сжал пальцами виски и собрал всю свою волю, чтобы заставить себя успокоиться. Яростно стучавшее сердце не желало успокаиваться, но он вслушивался в его биение, мысленно приказывая ему замедлиться. Не сразу, но стало получаться.

- Если начистоту, то я сам и виноват во всем. Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.

Орландо встал и подошел к зеркалу, с ненавистью уставившись в свое отражение. Все та же рябая физиономия, которую даже время не брало. Таким же он был и тогда, когда заключал со Змеем свою судьбоносную сделку, только волосы были покороче, да не было в глазах этого мертвенного холода, пугавшего окружающих.

- Хорош… Умный, как утка. Вот скажи мне – если были у тебя подозрения, почему не проверил все досконально? В таких делах мелочей не бывает, а теперь остается только кусать локти.

Он поднял руку, сделав вид, что собирается укусить себя за локоть, и со вздохом опустил.

Принцессу он не видел, доказательств ее подлинности тоже, но где-то в глубине души сразу решил, что она настоящая. Сам удивился, но сердце подсказывало ему, что никакой ошибки тут нет. Он даже нашел в шкафу свой рабочий блокнот, относящийся к тому времени и внимательно перелистал его, обнаружив на полях некие закорючки, несомненно указывавшие на то, что в процессе выполнения плана «Х» возникли внештатные обстоятельства, требующие самой тщательной проверки.

- Почему я этого не сделал? Почему?

Тысячу раз, снова и снова, как сломанная музыкальная шкатулка, он возвращался в 616 год, в ту самую ночь, когда погиб король Ибрагим, и скромный деревенский мальчик Орландо начал свой путь к трону. Он вспоминал, как договаривался со Змеем, и нисколько не сомневался, что его пожелания не могли быть двояко истолкованы.

- Я точно помню, что велел убить ВСЕХ. Всех, до единого, включая женщин, детей, болонок и попугаев. Никаких вариантов тут быть не могло. Как этот идиот додумался до такого? Он просто подложил мне бомбу замедленного действия, дождавшись, когда у меня будут трудности, и внутренние, и внешние…

Гнев снова начал закипать в нем, нетерпеливо толкаясь кровью в подушечки пальцев.
- Мне казалось, он понял меня правильно, и совсем не возражал против моих требований. Так почему тогда он меня подставил?

Он вспоминал каждую минуту их разговора и не мог уловить в Змее какого-то двойного дна, скрытого намерения. Ему казалось тогда, и он был уверен сейчас, что ящер не планировал предательства. Но что же тогда произошло? Орландо снова открыл «Познавательную бестилогию» профессора Марион Соренсен на главе о Draconis Glorixidis:
«Представители данного вида обладают ярко выраженной агрессивностью. В обычных условиях Draconis Glorixidis жестоки и безжалостны, социопатичны, поэтому не образуют колоний, и живут поодиночке»

- Да уж, жестоки и безжалостны… - Правитель вспомнил так поразившую его некогда герань на окошке у Draconis Glorixidis и со злостью захлопнул книгу, - один урод на весь род, да и тот мне достался.

Именно герань тогда навела его, еще юного и зеленого, на мысль о том, что Змей не любит убивать. И он решил сыграть на противоходе, задеть гордость чудовища! Он еще так гордился собой, считал себя великим психологом! Идиот. Однако, успокоившись, Орландо сказал себе, что все, в общем-то получилось, Змей выполнил задачу, хоть и не на сто процентов.

- Всегда есть факторы, которые лежат вне сферы моего контроля. И сентиментальная жалость Змея – один из них, я не мог на это повлиять, я не мог этого предвидеть. Однако дальше начинается уже область моей ответственности.

Действительно, в ту страшную ночь Орландо держал в руках все нити, он еще управлял процессом. Вспоминая каждый свой шаг на поле трагедии, Правитель ясно видел, что принцессы там не было. И это он понял еще тогда.

- Ибрагим был там, примотанный к оглобле, Зоя была без головы, а ребенка не было. Совершенно точно не было, и я это заметил, и я не заблуждался. Почему же я тогда поверил Змею, что он сожрал принцессу?

Проливной дождь, кромешная тьма, бочки с золотом во дворе берлоги… И Змей с похудевшей мордой, на которой горели провалившиеся глаза… Он сильно нервничал тогда, даже сорвался и принялся орать, что, мол, съест Орландо, если тот не заткнется.
- Потому и нервничал, что врал. А еще, наверное, боялся, что я найду ребенка. Интересно, как я умудрился внушить такой страх «проклятию Сигизмундовичей»? Ну, узнал бы я, что ребенок жив, что я, не заплатил бы ему? Да лучше бы я еще тогда вдвое приплатил сверху, чем теперь разгребать эту кучу!

Но мысль его потекла в другом направлении, а что если правда, он узнал бы тогда о том, что принцесса жива-здорова? Змей, видимо, боялся, что он сунул бы ребенку отравленную конфетку или придушил шелковым шнурочком из-за забора?

- Что я, людоед, что ли? – Сам себе возмутился Правитель,  но тут же подумал, что оставлять ребенка в живых было невозможно в интересах государства. Его все равно пришлось бы убить. – Но это же не разбой или маньячество, это необходимость!

И сам поразился: какая к черту разница, когда глаза потухают и целый мир, чей-то мир перестает существовать? Что безумный похотливый маньяк, что дальновидный государственный деятель – одна сатана. Он даже закашлялся от неожиданности и покраснел:
- Извините, я не обещал, что все будет легко и красиво…

Пристыженный, он сел завтракать, машинально помешивая остывший кофе.


Слухи, будоражащие город, докатились и до Касабласа, к великому облегчению Ирьи, которая уже все котелки проглядела, силясь понять, по каким кустам таскается ее ученица. Узнав, что повстанцы находятся в предгорьях Нарамана, она немного встревожилась, но потом подумала:
- Ничего, Лия справится, она может.

Место там было гиблое, оно выпивало людей, как мех с вином, и бросало пустых, беспомощных, без сил и удачи. Нипочем бы Ирья не отпустила своих учениц туда, и нипочем бы не посоветовала им там оставаться, но только свой ум в чужую голову не вложишь. Тем более в ту голову, которая от тебя так далеко. Ирья много думала и гадала, вопреки собственным убеждениям, что в будущее лучше не соваться, все равно обманешься – уж очень ее беспокоила судьба своих учениц.

О том, что Мими сбежала со свадьбы, она узнала из газет, которые наперебой обсасывали светскую хронику, ибо говорить о войне стало в прессе дурным тоном – как о веревке в доме повешенного.

- Ай, молодца! – Ирья хлопнула ладонью по столу, - Так и знала, что из нее будет толк! Вот только куда она теперь подастся?

Надеждам на то, что Мими заглянет к ней на огонек, не суждено было сбыться – юная баронесса прогремела по улицам Амаранты в свадебном экипаже и растворилась где-то в полях. Всевидящий котел показывал ведьме, как она мотается по проселочным дорогам, как скачет по предгорьям Нарамана, как суетится в лагере повстанцев.

- Так тому и быть. – В том, что девчонки снова были вместе, виделась Ирье великая надежда, ибо то, что произошло с Лией, было по всем параметрам плохо. И не потому, что та не послушалась ее совета, а потому что совет не просто так был даден. – Рано она вылезла, не нужно было высовываться еще лет десять. Слабенькая она совсем и глупенькая, а Орландо силен! Он пока силен, еще не кончилось его время… С другой стороны, у каждого своя судьба – глядишь, поумнеет и повзрослеет. Люди иногда меняются с фантастической скоростью, глазом моргнуть не успеваешь. Так я и пойду однажды в толпе на коронацию Лии, и не узнаю ее – будет вместо моей девочки, смешной и теплой, могущественная королева.

Лицо ведьмы омрачилось на секунду, но брови скоро разгладились:
- Это жизнь. Я свою роль уже сыграла. Мне пора обзаводиться котенком, начинать печь пироги и писать мемуары – не вечно же продлится это безумие, однажды мои знания кому-нибудь понадобятся.

Из этой программы она выполнила только третий пункт – печь пироги для себя одной было невероятно скучно, да и не съедались они, а котенка брать специально рука не поднималась. Сколько Ирья не говорила себе, что все это предрассудки, она не могла переступить через вековую профессиональную убежденность, что кошка должна сама ее найти. Но зато писанина ее увлекла – ранним утром она вставала с постели, варила кофе и чем-нибудь наскоро завтракала, после чего открывала окно в кабинете, садилась за стол и писала до самого обеда, изредка прерываясь на какие-нибудь эксперименты. Потом обедала и снова работала часов до восьми вечера. За створками окна тихонько шелестела листьями черемуха да жужжала муха, успокаивая и настраивая на нужный лад. Если шел дождь, Ирья немного прикрывала створки, чтобы внутрь не заливало, но все равно радовалась потоку свежего воздуха, лившемуся из открытого окна.

За многие годы у нее накопилась уйма заметок, наблюдений и открытий, которыми она постоянно пользовалась в работе, и теперь она решила, что пришло время привести все в порядок. Куча заплесневелых блокнотов и тетрадей, извлеченных на свет, громоздилась перед ней, и она классифицировала, систематизировала, выписывала без какой-либо надежды, что ее труд будет когда-нибудь востребован, но с огромным удовольствием от проделанной работы и прожитой жизни.

- Мне чудовищно, невероятно повезло: я люблю свою работу. Если подумать хорошо, то я не работала ни одного дня в жизни – я творила и наслаждалась процессом.

Она вспоминала многочисленные приемы, трудные случаи, бессонные ночи, и благодарность за то, что все это у нее было, согревала сердце.

Сейчас она писала большую главу о гаданиях, пролистывая каждый блокнот, делая закладки и выписки, вспоминая всю свою обширную практику. Для начала нужно было найти все записи и все вспомнить, потом разложить по полочкам, решить, что оставить, а что выбросить. В каждом из блокнотов были записаны ее мысли, вещи, которые удивили или напугали ее в свое время, какие-то вопросы и загадки, технические приемы.

«Мурз. коф. смерть сына от воды. Большой конфуз» Прочитав эти, на первый взгляд малопонятные строки, Ирья от души расхохоталась: на заре ее практики пришел к ней один торговец по имени Мурзакарим, просил погадать на своего сына – он только что выделил ему свою торговлю, и хотел знать, будет ли у отпрыска успех в делах. Она решила использовать кофейную гущу, все сделала честь по чести, рассказала торговцу, что у него есть единственный сын, но только ждет его не успех в делах, а скорая смерть от воды буквально в течение месяца. Мурзакарим был очень сердит, однако, спустя пару месяцев пришел и доложился, что у сына все хорошо, дела идут в гору, и ведьма она никудышная. Ирья только обрадовалась тому, что ошиблась, но тут торговец с тревогой пояснил, что сын-то утонул у его соседа, и есть у него подозрение, что… В общем, было дело, захаживал он к соседке по молодости.

Ирья погадала снова и видит, что детей у него нет больше. И так ей смешно стало, что не сдержалась – Мурзакарим совсем оскорбился, плюнул и ушел, а она еще долго хохотала, оттого что не один он, голубчик, по соседям бегал.

И таких случаев было море, знай успевай записывать. Ирья приканчивала уже четвертый блокнот, когда натолкнулась на другую запись, сделанную ею однажды пасмурным утром, второпях, перед визитом к королю. Воспоминания нахлынули на нее и подхватили: когда-то давно, в свой самый первый визит к ней, Орландо, тогда еще просто управляющий в доме герцога Карианиди, оставил на столе монетку. И она гадала ночью, и еще тогда решила для себя, что этот человек опасен. Но только теперь она могла объяснить кое-что из тех своих видений: она знала, что это было за поле с мертвецами, по которому он ходил с факелом, она знала, почему он смотрит в небо с Синей Башни. Но оставалось еще два образа: комната, залитая светом, с непонятной женщиной, и кукла в темноте. Кукла!

Ирью как подбросило – это же Лори, кукла Лии, которая лежит наверху, в ее спальне! Для верности она сбегала наверх и принесла ее, потрепанную, но чистенькую, безмятежно смотревшую голубыми стеклянными глазами в этот мир. Это она, точно она, но что она делала в образе из жизни Орландо? Какое отношение она может иметь к всесильному правителю? Как его судьба может быть связана с судьбой ее хозяйки?

Тревожные предчувствия, от которых она не без труда избавилась, снова подняли голову. Работа была забыта, Ирья ходила взад-вперед по кабинету, и пыталась понять, откуда идет это неприятное ощущение страха, каждый раз, когда она думает об Орландо.

- Только бы девчонкам не навредил… Делай, что хочешь, только детей не трогай… Вот что, дорогуша, раз уж твои ноги торчат из этой истории, хотя бы приноси пользу.
С этими словами Ирья снова стала разжигать огонь под треножником.


Пока Ирья рефлексировала, Орландо не терял времени даром: он собирал информацию и обдумывал возможные выходы из затруднительного положения, в которое он попал по милости Змея. Следуя букве закона, он должен  был сложить с себя полномочия правителя и приветствовать принцессу как законную хозяйку страны Вечной осени, но не тут-то было! Для чего он потратил столько лет и сил – чтобы вымостить дорогу какой-то девчонке, которая ничего в жизни не умеет, и которая должна унаследовать трон?

Все то, что он всегда ненавидел, снова поднялось и встало перед ним, как Кащей Бессмертный. Орландо много лет убил на отмену наследственного права, втихаря надеясь, что прерванная династия уже не восстановится, и должность главы государства тоже станет выборной. Он рассчитывал, что к концу его жизни вырастет поколение людей, никогда не знавших, что такое короли, и не понимающих, как может человек получить верховную власть за просто так. Он был близок к этому, все шло по плану, если бы припадочная сентиментальность Змея не опрокинула дело всей жизни. Но как бы он не бесился, факт оставался фактом, и с ним надо было что-то делать. Существовало несколько способов выхода из ситуации. Первый указан выше, он Орландо совершенно не подходил; второй – отвлечь часть регулярной армии на поимку Лии, тоже не годился,  армия нужна на фронте. Третий: попытаться справиться внутренними силами, привлекая население – опять маловероятно, горячей поддержки населения Орландо уже давно не имел.

Печально, но факт, население не поняло и не приняло его далеко идущих планов. Военная кампания, затеянная им, являлась чистой воды авантюрой, направленной на получение выгоды, а такие идеи плохо приживаются в массах. Даже если бы министр внутренних дел лично разъяснил каждому сапожнику суть и цель войны, его бы не поддержали. Слишком это все абстрактно для простого народа, он понимает только то, что можно взять на зуб или то, что затрагивает его болевые точки. Ни тем, ни другим затеянная война не являлась.

- Эти идиоты не хотят немного потерпеть и пожертвовать малым, чтобы потом получить все! Как это знакомо! Меня от них тошнит. - Правитель стоял перед затертой картой, на которой красной полосой тянулась линия фронта, то отступая, то приближаясь.

«Пожертвовать малым…», с тоской подумал военный министр Стейнбок, который в прошлом месяце потерял на фронте сына. При короле, и даже при герцоге Карианиди, он бы и не подумал посылать на войну своего отпрыска, но теперь приходилось ощущать себя не только министром, но и гражданином. Его старший сын был офицером, красивым и блестящим салонным полотером, но случилась беда, и пришлось мальчику примерить на себя сначала солдатскую шинель, а потом и братскую могилу. Но что ему, вершителю судеб, до человеческого горя – это ведь малая жертва.

- За прошлую неделю мы продвинулись на два километра вглубь. Темп наступления сохраняется, план выполняется. Генерал Мбенге прислал отчет, изволите ознакомиться?

- Разумеется. Положите на стол. Можете идти.

Да,  война была трудная, успехи были малы, но они были стабильны. Мало-помалу войска Страны вечной осени прижимали Драгомила, который, надо отдать ему должное, отчаянно сопротивлялся. Сейчас самое главное – не сбавлять темп, не давать ему передышки, давить и давить. Награда будет высока, только бы дотерпеть.

- А они этого не понимают, им подавай сытое брюхо и голубое небо! Вспомнили бы сейчас, как жили при короле, блаженном папочке этой самой принцессы, чтоб ей обосраться: ходили нищие, с голым задом, не смея пикнуть. За любое мяу вешали без разговоров. А теперь, понимаешь, отъелись, обнаглели и решили, что сами себе хозяева!

Орландо плюхнулся в кресло, сраженный внезапной мыслью, что ведь именно этого он и добивался – хотел, чтобы народ уважал себя, умел отстаивать свои права и никогда не становился послушным орудием в руках какого бы то ни было правителя, пусть даже самого лучшего.
- За что боролся, на то и напоролся, - мрачно подумал он.


В дверь постучали – принесли от барона Тузендорфа записку о текущем положении дел по секретному предмету. Орландо быстро проглядел ее, спеша к результативной части, в которой говорилось, что отряд принцессы в настоящий момент скрывается в предгорьях Нарамана и численностью близится к тысяче человек. Заканчивалась записка витиеватым и мудреным предложением, которое в переводе значило, что пора бы уже что-нибудь предпринять.

- Тысячу человек! – Орландо ужаснулся. – Тысяча отщепенцев за месяц! Среди кого я живу! Что вообще, черт возьми, происходит?

Страх забился вместе с сердцем. Какие бы крепкие нервы у него ни были, иногда действительность по-настоящему выбивала его из колеи. Быть Правителем – работа не для хомячков.

- Тысяча человек… тысяча человек… - он снова ходил взад и вперед по кабинету, бормоча как мантру эти страшные слова. Ему было отчего пугаться – по причине военного времени гарнизон Амаранты насчитывал еле-еле триста человек, все остальные были на фронте. Ну если с полицией, то четыреста. А тут тысяча! Стоит этой девице двинуть на столицу, и он может собирать чемоданы в ссылку.

- Тузендорф прав, пора что-то предпринять, но воевать с ней не стоит, война на два фронта еще никого до добра не доводила. Тут нужен какой-то ход конем.
 
Но перебрав в уме всех известных ему коней, Правитель понял, что зашел в тупик. В таких случаях он не брезговал пользоваться чужим умом, но дело было щекотливое, кому попало такое не расскажешь. Была у него одна кандидатура на поговорить, и он решил, что сейчас, пожалуй, самое время.


Одной чертой Орландо, которую он сам в себе любил, была демократичность, вернее то, что он называл этим словом. Он мог, например, запросто сам прийти в любое министерство посреди рабочего дня и побеседовать со служащими о деле. Такие его визиты доводили министров до инфаркта, потому что каждый знал, что он имеет свойство самолично влазить в любые мелочи, и надуть его крайне сложно.

Приходилось налаживать работу, ибо никто никогда не знал, в какую папку сунет нос вездесущий Правитель в следующий раз. Частенько его визиты заканчивались увольнениями, но сейчас он был спокоен по поводу работы. Место, куда он шел, всегда работало без всякого напоминания.

Базилевская улица была довольно короткой и заканчивалась, вливаясь в широкую, просторную Литейную, по которой день и ночь сновали пролетки. На Литейной жили представители самых богатых коммерческих кругов – аристократы там не селились, предпочитая округ Ла-Уньон, но близость Королевского дворца действовала на богатых людей гипнотически. Орландо и сам этому удивлялся, но скорее приятно, потому что он тысячу раз предпочитал жить рядом с банкирами и купцами, нежели с каким-нибудь маркизом Карабасом.

- Почему? – как-то удивилась княгиня Шварцмауль.

- Уж очень они свинячат… - шутливо ответил Правитель, непонятно о ком, но княгиня, похоже, его прекрасно поняла, потому что и сама придерживалась такой же точки зрения. Ее особняк, представлявший собой четыре этажа серого камня без всяких архитектурных излишеств, располагался на углу Литейной и Алебардовой. В этом же самом доме располагалось правление банкирского дома «Фромм и Ко», сама же княгиня занимала два верхних этажа.

- Я живу на работе, - иногда притворно вздыхала она, но даже и ухом не повела, когда по наследству от брата ей достался особняк на Черешневой улице. Впрочем, она и сама была в состоянии купить весь квартал Ла-Уньон, но привычкам своим не изменяла.

- Вот зачем мне эти глупости? Отсюда моему курьеру две минуты ходом до Биржи, пять минут до Коммерческой коллегии и десять – до администрации, а сколько времени придется тратить каждый день, если я буду жить в Ла-Уньоне? Нет, спасибо, вид из моего окна меня меньше всего волнует…

Княгиня была настоящим подарком для Орландо, родственной душой. Именно к ней он направился, когда столкнулся с серьезным затруднением. Путь был недолгим – миновав Базилевский переулок, Правитель вышел на оживленную Литейную, словно вывернул из затхлого ручья в большую, полноводную реку. В обоих направлениях улицы сновали пролетки, грозя снести зазевавшегося прохожего, люди с озабоченными лицами спешили куда-то по своим делам, все здесь было занятым и торопливым. Как же любил Орландо это деловое оживление!

Он перешел улицу и двинулся направо, к Трехвесельному мосту, пересекавшему канал Сигизмунда II - там, серыми непроницаемыми окнами дом княгини смотрел на грязную воду. Время от времени по каналу проплывали лодки, нарушая его свинцовую неподвижность, и тогда тяжелая серая вода с силой билась в гранитный парапет, словно давая пощечину. На фасаде здания, слева и справа от входа, красовались бронзовые таблички «Банкирский дом Фромм и К», отполированные до зеркального блеска.

Орландо внимательно посмотрел в правую табличку, изучая свое отражение – сейчас за массивную дубовую ручку держался неприметный клерк из судейских или торговых, одетый в черное. Он всегда так одевался, когда выходил без охраны, чтобы ничей любопытный взор не распознал в нем всемогущего Правителя, без ведома которого даже листья в садах не падали. Он вообще не любил публичности, портрет свой на монетах не чеканил, и простому горожанину было невдомек, как же выглядит правитель Орландо, что весьма помогало ему в его частных вылазках.

Полюбовавшись вволю на свою физиономию, Орландо поднял руку и постучал в дверь специальным молотком, выполненным в форме лисьей головы – символа дома Аль-Нижадов. Скрипнуло маленькое потайное окошко, о существовании которого Правитель прекрасно знал, и дверь отворилась быстро и бесшумно, стоило ему только подмигнуть привратнику.

- Я к ее Светлости. Княгиня принимает?

Вопрос был излишним, Правителя княгиня принимала в любое время дня и ночи, тем более, что он не злоупотреблял визитами. Склоненная спина привратника так и побежала впереди, показывая хорошо знакомую ему дорогу в рабочий кабинет на втором этаже. Первый этаж был занят канцелярией и расчетным отделом, там всегда находилось много людей, и шла напряженная работа. На втором этаже заседали небожители, то есть главы подразделений и сама княгиня, поэтому второй этаж был  тих, как музей, и ноги посетителя сразу же тонули в роскошном ворсе таннерского ковра, заглушавшего любые шаги.

Каждый раз, проходя пустыми, величественными коридорами, Орландо думал, сколько труда стоит лакеям содержать этот ковер в порядке. Старая профессия нет-нет да и давала о себе знать. Он шел и прикидывал – как бы он стал чистить это чудовище, и сколько времени бы на него ушло. В любом случае получался кошмар, и он мысленно давал себе зарок никогда не заводить во дворце ничего подобного.

- Ваше Высокопревосходительство… - княгиня поднялась во своего кресла и слегка склонила голову в знак приветствия, - чем обязана вашему неожиданному визиту?

- Добрый день, Ваша Светлость. Погода сегодня не радует.

- В самом деле? – госпожа Шварцмауль выглянула в окно, близоруко сощурившись, - действительно, неважная. Вы знаете, вид у меня тут не то, чтобы очень, так я лишний раз и не выглядываю.

Орландо подошел к окну, пытаясь совладать с тугой перчаткой, которая никак не желала сниматься.
- Зря вы так, нормальный вид. В солнечную погоду, наверное, даже приятный – лодки по каналу плавают, вода блестит, чайки мордастые летают…

- Вода здесь никогда не блестит, она серая, как наше учреждение. Чем же мне вас угостить, Ваше Высокопревосходительство? – хитро сощурилась княгиня, прекрасно зная ответ на свой вопрос – в темном вишневом серванте дожидалась своей очереди зеленая бутылочка земляничного вина, проясняющего разум.

- Точно! – обрадовался Орландо, - я к вам вообще-то не за этим, но небольшое просветление будет очень кстати, а то у меня уже мозг опух от думанья.

Он снял плащ и расположился в кресле посетителя, наблюдая как княгиня наливает маленькую рюмочку толстого стекла.

- А почему одну? Разве вы не составите мне компанию?

- К сожалению нет, я ведь не знала о вашем визите, и уже успела остограммиться с утра, а злоупотреблять сим эликсиром я никому не советую.

- Очень жаль, глядишь, мы бы с вами быстро придумали решение одной проблемной ситуации. – Потрясающий запах леса, свежести и солнца поплыл по комнате, заставив Правителя поневоле сглотнуть слюну и даже немного замечтаться.

- А мы и так постараемся, - ничуть не смутилась княгиня, - вино ведь ума не добавляет, оно лишь помогает привести в порядок мысли и настроиться на нужный лад. Все чудеса разума уже существуют в нас самих.

Неспешно болтая, госпожа Шварцмауль поставила рюмашку перед Орландо и уселась за стол в свою обычную позу, словно готовясь слушать посетителя. Однако ее холодные голубые глаза внимательно впились в лицо Правителя, на котором она читала сильное беспокойство, спрятанное за вежливой улыбкой.

- Вы правы. Недавно я подслушал разговор двух поварят во дворце: один из них хвастался другому тем, что его допустили к нарезке овощей и говорил со вздохом, что разделка мяса остается его голубой мечтой, ибо должно случиться чудо, чтобы его, простого парня, допустили резать мясо на дворцовой кухне. Нарезка мяса! Чудо! С ума сойти! Когда я такое слышу, я не знаю, то ли мне смеяться, то ли плакать.

Княгиня внимательно слушала его, не перебивая. Прошлое Правителя было скользкой темой, за которую лучше не браться, ибо, несмотря на то, что он так явно и свободно приглашал обсудить свою карьеру, в глубине карих глаз плескались льдинки, колючие и острые.

- Все действительно в наших руках, когда мы приходим в этот мир, у нас есть все, что нужно для того, чтобы жить счастливо. И мне это очень хорошо известно. – Орландо тонко улыбнулся, наслаждаясь букетом вина, но еще не решаясь его пригубить. – Кстати, простите мне мое любопытство, княгиня, но каждый раз я ломаю себе голову и каждый раз забываю спросить: как чистить ваш ковер? Тот, пушистый, который в коридоре.

У княгини от неожиданности глаз дернулся. Как ни была она внимательна и осторожна в разговорах с Правителем, но он всегда находил возможность выбить ее из колеи. Вот и сейчас она растерялась – что ему ответить? Что-нибудь соврать не получится, он быстро разгадает ложь, а сказать правду, что она понятия не имеет, как чистить ковры – значит косвенно намекнуть Орландо на разницу в их происхождении и его низкий статус. Однако в замешательстве она была не более двух секунд, а потом подняла руку и позвонила в колокольчик.

- Господин Менакетти, - сказала она явившемуся секретарю самым деловым своим тоном, - будьте добры, пригласите госпожу Ригби к нам. Прямо сейчас.

Секретарь, поклонившись, исчез за дверью, а Орландо с интересом наблюдал за тем, что же будет делать госпожа Шварцмауль.

- Самое главное – не помнить наизусть, а знать, у кого спросить, - подмигнула ему княгиня, когда в дверь протиснулась опрятная пожилая женщина в форме прислуги. Вид у нее был напуганный, ибо вызов к начальству посреди рабочего дня редко означает повышение.

- Добрый день. Госпожа Ригби, расскажите нам, пожалуйста, каким образом происходит чистка ковров с длинным ворсом, которые лежат на полу второго этажа?

Экономка растерянно заморгала.
- Мы их выбиваем, Ваша милость, очень тщательно выбиваем, и пропитываем ворс, чтобы он отталкивал воду.

- Каждый день? – с интересом вмешался Орландо, который снова почувствовал профессиональный интерес, как в те далекие дни, когда он был лакеем в доме Карианиди.

- Что вы, сударь, конечно нет. У нас есть запасные дорожки, мы их меняем, если сильно пачкаются, но так вообще грязи много не бывает, господа в чистой обуви приходят.

- А чем вы их пропитываете? Что-то воскосодержащее?

Княгиня сохраняла на своем лице безусловный интерес к предмету разговора, одновременно размышляя о том, что давно уже не оказывалась в столь идиотской ситуации.

- Все так, сударь, готовим пропитку на воске, чтобы вода и грязь не приставала. Очень хорошо держится, скажу я вам, да и сами посмотрите – ковры у нас чистехонькие, комар носа не подточит.

- Это точно. Благодарю вас, госпожа Ригби, это было очень интересно.

Экономка откланялась, а княгиня все размышляла – зачем пришел Правитель, и почему мается ерундой, заставляя ее терять время и выслушивать всякую чушь?

- Хорошо, когда люди работают с огоньком! – Орландо проводил глазами женщину, - мне бы такого министра!

- Берите. – Не моргнув глазом парировала княгиня. – И все ковры в стране будут блестеть, это я вам гарантирую.

Правитель тонко усмехнулся.
- Но вы ведь понимаете, сударыня, что я пришел сюда не для того, чтобы поговорить о чистке ковров.

- Понимаю, Ваше Высокопревосходительство, и уже полчаса ломаю голову над тем, что привело вас ко мне в рабочее время и без предупреждения.

- Простите, - Орландо как никто другой умел ценить время и сам счел бы бестактностью подобный визит – но дело действительно важное. Вернее, не то, чтобы важное, но трудное и щекотливое, поэтому ваши знания и житейский опыт мне крайне необходимы. Вы, должно быть, знаете о самозванке, которая объявила себя чудесно воскресшей принцессой?

Княгиня откинулась на спинку стула – так вот оно что. Видимо, это его беспокоит, потому что вид у него нервозный, да и визит без предупреждения тоже о многом говорит.

- Да, я что-то слышала. Это вас беспокоит?

- Еще как! Она уже располагает бандой в тысячу человек, которая пасется в предгорьях Нарамана и каждый день увеличивается в размерах. По-моему, тут есть повод для беспокойства.

- Тысячу? Это точные сведения?

- Сейчас их уже больше. Откуда в моей стране могло набраться такое количество идиотов и предателей?

Госпожа Шварцмауль прикусила сустав указательного пальца, о чем-то размышляя, а Орландо продолжил брюзжать, никем не сдерживаемый:
- Это уму непостижимо! Я понимаю, что люди могут быть недовольны ситуацией, все-таки мы сейчас переживаем не самые лучшие времена, но поголовно дуреть и начинать верить в сказки?

- Я не думаю, что они верят в сказки, Ваше Превосходительство. Эта девица просто придает их притязаниям видимость законности, ну и доставляет удовольствие фантастичностью своей истории. Дело ведь совсем в другом.

- В чем же?

- Это попытка вашего народа поговорить с вами, господин Правитель. Голос его слаб и может быть услышан иногда только в самой причудливой форме, вот и появляются такие принцессы-зомби.

- И что же мой народ хочет мне сказать? – Орландо тоже откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди, и глаза его нехорошо сверкали.

- Я могу только предполагать, я же не народ, но думаю, что люди хотят сообщить вам то, что им не нравится все происходящее. Причем не нравится настолько сильно, что они не готовы терпеть дальше. Не припомню случаев, чтобы народ говорил что-нибудь другое.

- Не нравится им, видите ли… А мне нравится? Мне, что ли нравится поднимать налоги, и видеть, как рушится то, что я создавал огромным трудом? Вы не представляете себе, сколько сил и труда я вложил в то, чтобы создать ту налоговую систему, которая была до войны, и потом я должен был сам ее разрушить. Своими руками. Думаете, мне это доставляет удовольствие? Но я понимаю, чем я жертвую, и во имя чего…

- А они – нет, – хладнокровно перебила его княгиня, - и никогда не поймут. Поэтому для сохранения стабильности вам лучше поскорее победить, Ваше Высокопревосходительство. И не смотрите на меня так, это не я там бегаю с кастрюлей на голове по Нараманским пустошам, я всего лишь высказала вам свое мнение, раз уж вы пришли его узнать.

- Нет, я пришел к вам не за этим, - сердито сопевший Орландо наконец опомнился и залпом хлопнул поднесенную рюмашку, - я пришел к вам за советом, как избавиться от самозванки с наименьшими потерями.

- Вы меня пугаете. Ни в жизнь не поверю, что вы сами не можете додуматься – дайте ей денег, и она растворится в тумане быстрее, чем вы успеете заметить.

Правитель заерзал в удобном кресле, нервно почесывая кончик носа.
- Нет, тут это не пойдет, надо как-то по-другому…

- Что, уже пробовали?

- Ну да, - соврал Орландо, - она того… идейная… даже не знаю, как подступиться.

- Так дайте денег ее ближайшему окружению, ее заместителям, заместителям ее заместителей, ее конюхам и лошадям. Купите их всех, и они сами ее удавят.

- Это ж сколько денег мне потребуется?

- Сколько бы ни потребовалось, все равно получится дешевле, чем воевать с ней. – Княгиня прищурилась и произнесла веще-зловеще, - попомните мое слово, это только верхушка айсберга – устранив самозванку, вы не решите проблему, ее породившую…


Неприятно иногда слышать от других людей то, что говоришь сам себе бессонными ночами, и вроде бы, это не секрет и не новость, а из других уст все равно неприятно. Орландо вышел от княгини с неприятным чувством, словно его отчитали, хоть и не услышал ничего нового. Возвращаться к работе в таком настроении не годилось, поэтому он решил пройтись немного, чтобы развеяться и привести в порядок мысли.

Что бы ни случалось в его жизни, но Амаранта всегда оставалась его самой большой любовью, единственной и неповторимой. В трудные моменты город умел успокоить его, дать надежду, заставить поверить в то, что все лучшее еще впереди. Правитель Орландо знал, что никакой Тузендорф, никакая княгиня Шварцмауль не смогут так хорошо ему посоветовать, как Амаранта. Поэтому он направился не обратно во дворец, а вышел на берег канала, постоял там какое-то время, глядя на серую тяжелую воду, действительно ничего не отражавшую. Почему-то подумалось:
- Хорошее место для бандюков, сподручно трупы прятать.

И тут же одернул самого себя – думать всегда нужно только о хорошем, иначе сам накличешь беду. Беда! Да, он и правда был взвинчен и расстроен. Нисколько не заботясь о том, наблюдает ли за ним княгиня из-под плотных штор, Орландо двинулся вниз по берегу канала, размышляя о том, что после войны надо будет вплотную заняться городом – осмотреть все набережные, одеть их в камень, вычистить каналы, а то и правда в такой жиже начнут трупы прятать.

Канал, вдоль которого медленно шел Правитель, был назван именем Сигизмунда II, того самого, который по мнению маркиза Фредриксена, узурпировал трон у своего старшего брата. Несмотря на славное имя, принятое им для царствования, он оставил о себе память, как о слабом и бесхарактерном государе, при котором народец бунтовал почем зря, и ему это сходило с рук. Очень часто Орландо любил подумать над историей, переосмыслить ее под другим углом. Это давало ему множество необычных и парадоксальных находок, которые он надеялся использовать в своей деятельности. Вот и сейчас он подумал: почему Сигизмунда II назвали бесхарактерным? Не потому ли, что он, в отличие от своей маменьки, славной королевы Мириам, не устилал трупами городские площади, а старался прислушаться к своему народу, когда тот желал с ним говорить.

Слова княгини Шварцмауль приоткрыли ему другое измерение проблемы: если он сам возводил в абсолют некогда недоделанное цареубийство, то княгиня видела в ситуации более глубокие корни, для которых личность девицы особенного значения не имела. Принцесса она или не принцесса – глубоко безразлично до тех пор, пока за ней стоит народ, измученный, разочарованный и желающий изменить ситуацию. Действительно, ведь не кучка аристократов выдвинула ее, добиваясь для себя того же, чего в свое время добивался герцог Карианиди, а крестьяне, ремесленники и разорившиеся торговцы.

- А все же я славно поработал! – Неожиданно усмехнулся Орландо, - передавил эту шатию-братию настолько, что им даже в голову не пришла подобная мысль.

Он имел в виду аристократов, которым он действительно укоротил руки и позашивал карманы. Сейчас никому не пришло бы в голову претендовать на ручейки из госбюджета или на бесплатные земли в качестве сувениров за хороший анекдот. Орландо почти полностью избавил себя от общества «первых людей» страны. Он знал, что они где-то кучкуются и сплетничают, но не интересовался их возней. Единственное, что он поручил Тузендорфу, так это следить, чтобы не происходило чрезмерного усиления какого-либо дома. Тот справлялся на отлично, успевая вовремя подрезать крылышки наиболее ярким петушкам. Сейчас, в связи с военными действиями, это стало еще легче – людей на фронте всегда не хватало, так что ослабленная аристократия не могла выделить из своей среды кого-то, достаточно сильного, чтобы поднять голову.

Но ведь принцесса была из аристократии, если хорошо подумать, она была первой аристократкой в государстве. Однако сколько Орландо не думал о ней, у него она ассоциировалась скорее с Касабласом, чем с пышными приемами в Найкратово. Принцесса из квартала булочников и сапожников могла быть только с теми, кого понимала и знала, а значит – с народом. Удивительное дело, Орландо вспомнил тот день в поместье Беккенбауэра, когда он встретил короля Ибрагима. Ее родители были олицетворением роскоши, прогнившей до основания. Красивая, лакированная грязь, пустота и гнилье, никогда бы не подумал, что у них может получиться хоть что-то стоящее, даже ребенок.

Правитель очень внимательно прочел протоколы допроса капитана Спалетти, который нес восторженную чушь о принцессе, несмотря на то, что ему грозила отправка на фронт, и они ему понравились. То бишь, ему понравилось, как Спалетти описывал принцессу – уже давно он не встречал кого-то достойного и интересного, и с большим удовольствием бы понаблюдал за развитием событий, если бы они не затрагивали его самого.

По набережной канала Сигизмунда II он добрел до Обводного канала, и встал в затруднении – куда же двинуться дальше. Ноги привычно понесли его улицей Длинных ножей, вверх, в направлении «Муськиной радости», под сенью ярко-желтых деревьев. Маленькая, уютная улочка, устланная опавшими листьями, была тиха и молчалива – лавки не работали, витрины заколочены или закрыты большими ставнями. Большая тощая собака бродила в одиночестве, безуспешно тыкаясь носом в прелую листву – искала ли она что-нибудь съедобное, или просто не знала, чем себя занять. Орландо непроизвольно опустил руку в карман, но вспомнил, что собаке деньги без надобности, а сосисок он с собой не носил.

Дворняга каким-то шестым чувством уловила его движение и подняла голову, глядя ему в глаза. Сердце Правителя екнуло, он почувствовал жалость и вину перед этой худой псиной, как будто это он выгнал ее из дому скитаться по людям.

- Пойдем, я тебе куплю поесть… - собака подошла поближе и несмело вильнула хвостом, - пойдем, чего уж там.

Он поманил собаку рукой и ускорил шаг, стремясь скорее миновать пустой и покинутый переулок, наводящий тоску. Но зрелище, открывшееся ему на выходе из переулка, окончательно испортило и без того неважное настроение. Он, конечно, знал, что «Муськина радость» закрылась, трактирщик пропал без вести, но не предполагал, что на месте его любимого трактира теперь осталось только пепелище. Каменный остов здания, черный от огня, скалился пустыми окнами, как череп глазницами. Внутри уже побывали мародеры, растащив все, что не сгорело, и даже на месте знаменитой деревянной вывески с портретом Муси I было пустое место.

С болью в сердце смотрел Орландо на останки трактира, думая, что вся страна теперь напоминает это здание, сгоревшее и разрушенное. Но тут мокрый нос ткнулся ему в ладонь, напоминая о делах насущных.
- Ах, да, я же обещал. Ладно, пойдем в другое место, надеюсь, в этом городе еда еще осталась.

Вдвоем с собакой они спустились на Капитанскую улицу, где еще работали трактиры. Орландо зашел внутрь одного из них, почище на вид, и заказал себе обед, заодно велев трактирщику накормить до отвала собаку, юркнувшую под стол. Тот удивился, но вид звонкой монеты подействовал на него как нельзя лучше – и очень скоро Орландо помешивал ложкой жирный крестьянский суп, а из-под стола доносилось довольное чавканье дворняги.
- Ешь, ешь, когда еще такое счастье подвалит…

Помещение было низким и довольно грязным – никакого сравнения с «Муськиной радостью». Трактирщик тоже не страдал любовью к чистоте, его передник и нарукавники были одного цвета с заплеванным полом, но обед был вкусным и сытным. Орландо почувствовал, что сыт, когда еще даже не приступил к третьему блюду. Собака под столом вылизала миску и тяжело навалилась боком ему на ногу, видимо, решив вздремнуть после сытного обеда.

- Что-то вы, сударь, плохо кушаете. Или жаркое нехорошо? – вблизи трактирщик оказался пожилым, усталым человеком со свечной копотью в морщинках.

- Нет-нет, все очень вкусно, но я привык мало есть.

- Очень полезная привычка в наше время, но мне она несет только разорение.

- Не беспокойтесь, я заплачу за весь обед.

Старик пожевал губами и взял со стойки грязный стакан, чтобы начать его вытирать еще более грязной тряпкой – совершенно бессмысленное занятие.

- Я не из-за денег спрашиваю, сударь, а потому что за обед беспокоюсь, вдруг и вправду нехорош. Когда дела идут неважно, легко скатиться под гору и опустить руки. Но пока я сам работаю хорошо, я могу уважать себя, а это важнее денег.
Орландо не без удивления поднял глаза на грязного трактирщика, он не ожидал услышать подобное.

- Скажите, что, дела идут совсем плохо?

- Хуже некуда, сударь. Вернее, я каждый день говорю, что хуже некуда, а назавтра оказывается, что есть куда – и так каждый день. Я сейчас не зарабатываю деньги, а проедаю то, что было заработано за всю жизнь. Вы знаете, какой у меня налог? А какая выручка?

- Но ведь это временно…

- Ах, я вас умоляю, нет ничего более постоянного, чем временное! Неужели возможно быстро закончить войну в горах? И о чем только большие господа думают в Королевском дворце? – старик всплеснул руками.

Глаза Орландо сузились.
- На вашем месте я бы воздержался от комментариев. Большие господа отнюдь не дурнее вас, и раз они затеяли войну, значит, у них есть причина.

Трактирщик вдруг страшно испугался, видимо подумал, что сболтнул лишнего при шпионе. Лицо его побледнело, губы задрожали, а перед глазами уже замелькали картины заснеженной Драгунаты. Орландо поднялся, оставив на столе монету в четверть септима, и направился на выход. Но тут под столом раздалось пыхтение, и прикорнувшая дворняжка вылезла с твердым намерением продолжить путь со своим новым другом. Правитель совсем про нее забыл, и тут вдруг замер, осененный мыслью.
- Послушайте меня, хозяин: хотите полное освобождение от налогов?
 
Старик вытаращил на него глаза, опасаясь промолвить хотя бы слово.

- Что молчите? Отвечайте быстренько: хотите не платить налогов до конца войны?

- Кто ж этого не хочет, господин, только ведь так нельзя…

- Нельзя, но я могу это устроить, - что-то властное во взгляде посетителя говорило о том, что он и правда может, - но это не бесплатно.

Трактирщик мял в руках грязную тряпку, умирая от страха - а что если его сейчас схватят и бросят в тюрьму, какие уж тут налоги…
- Хочу, сударь, но я честный человек….

- Так и я не мошенник. Видите вот эту собаку – вы ее возьмете, будете кормить и ухаживать за ней, а я освобожу вас от налога. Завтра вы получите бумагу, которая даст вам право не платить в казну до конца войны. Но я буду проверять, как ей живется, и если меня что-то не устроит, я взыщу с вас вдвое. – Он повернулся к собаке, радостно завилявшей хвостом, - Ты остаешься здесь, это теперь твой дом, а я буду тебя навещать.

С этими словами Правитель Страны Вечной Осени взялся за ручку двери.
- И… приберитесь тут, пожалуйста.


Мысль о том, что он сделал доброе дело, согрела его, разогнав тучи, накрывшие душу. Он шел по улицам, смотрел на закрытые лавки и пустые магазины, но все равно отмечал, что город прекрасен. Повернув назад, в Найкратово, он решил сделать крюк и навестить свою подружку, железную королеву Брижитт на Ратушной площади в надежде, что она подаст ему какую-нибудь удачную мысль.

Он давно вызубрил наизусть ее дневники, иногда даже развлекался гаданием, задавая себе вопрос и открывая наугад какую-нибудь страницу – прочитанная фраза и была ответом. Как ни странно, но очень часто полученные ответы если и не решали проблему, то помогали посмотреть на нее под другим углом. Так что сейчас он бодро шел по направлению к Синей башне, туда, где на большой площади возвышался бронзовый монумент.

Орландо терпеть не мог официальных изображений королевы, он даже всерьез подумывал исправить лицо на памятнике, но сейчас это было не так актуально, тем более, что денег и так не хватало. Но он не смог удержаться от того, чтобы не поморщиться, увидев королеву, вытянувшую скипетр так, словно собиралась играть им в городки.
- Ах, господин Бартоломео, как вам повезло, что вы померли сто лет назад! Иначе я бы вас заставил переделывать этот ужас маникюрной пилочкой…

Если бы давно почивший скульптор был жив, он бы точно помер от икоты, ибо каждый раз, глядя на монумент, Правитель понимал его нехорошим словом. Но сейчас уже ничего нельзя было поправить, и Орландо только божился про себя, что обязательно переделает ненавистную железяку.

На площади было многолюдно – никакая война не могла остановить людей от стремления заключать и расторгать браки. Возле входа в правое крыло ратуши толпилось человек сто, настоящая сельская свадьба. Они галдели, размахивали руками, что-то громко рассказывали друг другу, и на красных физиономиях ясно читалось, что праздник уже начался. Орландо походил вокруг памятника, пытаясь сосредоточиться и мысленно поговорить с королевой, но получалось плохо: галдящий народ сбивал его с мысли, да и лошадиное лицо статуи сегодня казалось особенно уродливым.

- Чтоб вас всех! Сегодня же велю переделать это уродство! – Он присел на гранитный парапет и только сейчас почувствовал, что ноги гудят. – Ишь, как разорались, делать им нечего. Работали бы с такой энергией, как орут….

- Это ты зря, милок, людям ведь и отдохнуть надо. Они и так всю жизнь работают.

Голос раздался откуда-то из-за спины Орландо и заставил его буквально подскочить на месте. Обернувшись, он увидел старуху с лицом, похожим на скорлупу грецкого ореха – морщинистую и коричневую. Сидя рядом с ним на парапете, она достала из кошелки свадебный пирог, серьезно убрала с него ленточку и стала радостно шамать беззубым ртом, аккуратно собирая крошки трясущейся ладонью.

- Ты это, бабушка… так не делай больше… Я чуть со страху не помер.

- А что пугаисси-то? Али совесть нечиста? – старуха захохотала, показав, что в наличии у нее еще имеется четыре зуба, а при таком раскладе ей сам черт не брат. – Нашел, кого пугаться, баушку. Я вон, хучь старая, а тебе не боюсь.

- Так я и не подкрадываюсь из-за спины!

- И я не подкрадываюсь. Я ж подошла, села рядком, пирожок свой достала и кушаю. Вижу сидит человек, крепко думает, аж глаза вытаращил. Бормотит что-то, а что и сам не ведает. Так ведь и в желтый дом попасть недолго – там, бают, как раз таких и держат, которые не ведают, что говорят.

Орландо поднял глаза на здание на левое крыло ратуши, где располагались министерские кабинеты – еще с прошлого года его стены были окрашены в бледно-желтый цвет.
- И не говори, бабуся, твоя правда… - тонкая улыбка скользнула по губам Правителя.

- А то! Баушка зря не скажет, я ж тебе не кобель брехливый. Только вот ты на людей зря ругаешься, у них праздник сегодня. Большой праздник, а ты дурным словом… Тьху! – бабка махнула рукой, словно понимая всю безнадежность воспитательной работы в отношении такого взрослого мужика.

- Чему радоваться-то, бабушка? Кто жених? Вон тот солдатик? Так ему завтра на фронт, даже и не помилуется с женой как следует. Зачем жениться-то, если завтра голову сложишь?

- Экой ты глупый! Когда ж жениться, коли не сейчас? Что завтра будет – кто ведает, надо жить сегодня. Завтра оно такое… я вот девяносто лет живу на свете, и все никак его не дождусь. Спать ложусь, думаю, проснусь уже завтра, а просыпаюсь – глядь, опять сегодня!

Бабка дожевала пирожок, забросила в рот крошки с ладони и немного помолчала, пригорюнившись:
- Им, сердешным, может, и свидеться более не придется, а все ж хоть память останется. Коли ждать кренделей небесных, так и жизнь пройдет, пуста-а-ая… Как твоя голова. – Коричневый палец ощутимо постучал Орландо по лбу. – То правнучка моя, и жених ейный, хороший парень. На сапожника учился.

- Что ж, совет им да любовь. Пошел я, бабушка, не поминай лихом.

Как бы он не торопился, жизнь все равно шла впереди.


- Да уж, бабуся, философ ты хренов, сидела бы на печке и не высовывалась, – он потер лоб в том самом месте, где бабка долбанула его пальцем, - знала бы, кому в лоб дала, померла бы на месте.

Орландо вернулся во дворец засветло, переоделся, поужинал и немного поработал над бумагами. Мысль его посетила уже во дворце – та самая, ради которой он тащился к памятнику. Королева Брижитт не подвела его и на сей раз – выход из ситуации нашелся настолько простой, что он долго не мог понять, как же раньше до такого не додумался. Воистину, все гениальное просто.

Зря княгиня Шварцмауль подсчитывала расходы на подкуп, зря он волновался по поводу численности отряда – все это не нужно. Сейчас он понял, что не надо воевать, не надо бороться за власть, надо просто жениться на принцессе. Она вроде бы уже семнадцатилетняя, в брак вступить может, да и он совсем не стар – у них еще и дети могут быть.

- Вот это номер! И как я раньше не догадался-то? Это же будет фокус века – никто, никогда, ни при каких обстоятельствах еще не творил такого: родиться крестьянином, стать Правителем, а потом еще и жениться на принцессе и стать королем! Хотя нет, не королем… Королем я не стану, а этим… как его… - он постучал себя по лбу, как бабка, стимулируя мозговую деятельность, но нужное слово затерялось в глубинах памяти. Тогда Орландо взял ключ от библиотеки и задул свечи на столе.

- Позовите ко мне барона фон Тузендорфа. И принесите в библиотеку бутылочку Сейлежского вина.

Чувствуя небывалый душевный подъем, Орландо решил отметить такую удачную мысль, а заодно отблагодарить королеву, которая, по его мнению, ему покровительствовала.
В сумерках библиотека выглядела таинственно и тревожно. Орландо никогда не зажигал свечей, входя туда ночью – все еще надеялся встретить призрак Брижитт и похвастаться своими достижениями. Но сегодня все было тихо, фонари на площади отбрасывали блики в высокие окна, и те путались в многочисленных портьерах, опадая на пол бледными пятнами. Тишина. Помедлив минуту-другую, Правитель чиркнул спичкой.

Вытащив из тайника нужный ему блокнот, он задумался – как поступить? Никому на свете он бы не дал его в руки, но на его страницах было несколько рисунков, изображавших королеву такой, какой он ее видел, и эти рисунки должны были послужить отправной точкой для художников, которым он планировал поручить большую работу.

Скрипнула дверь – лакей принес вино и два бокала. Не дожидаясь Тузендорфа, Орландо налил себе и произнес в пространство:
- За вас, Ваше Величество! Теперь я понимаю, что мне суждено было пройти этот путь, и вы явились мне тогда не по ошибке. Что ж, благодарю вас за заботу о своем дальнем родственнике от лица этого самого родственника. И поверьте, с сегодняшнего дня я наконец-то займусь тем, чтобы потомки могли видеть ваше настоящее лицо – это такая малость, но я не могу сделать для вас что-нибудь более существенное. Триста лет между нами это не баран чихнул…

Тихонько подошедший Тузендорф с изумлением обнаружил, что его господин разговаривает сам с собой, да еще и в компании бутылки вина.
- Кхе-кхе-кхе… Ваше Высокопревосходительство…

- А, это вы! Входите, господин барон, у меня для вас куча дел. Выпьете?

- Благодарю, но у меня язва.

- Как хотите. Итак, приступим: вы знаете трактир на Капитанской под названием «Можжевельник»?

Тузендорф закатил глаза, мысленно представив себе требуемую улицу, потом коротко кивнул.
- Отлично. Подготовьте для его хозяина разрешение на освобождение от уплаты налогов до моего особого распоряжения, и проследите, чтобы завтра эта бумага была у трактирщика. Кроме того, велите курьеру хорошенько посмотреть, есть ли в трактире большая серая собака с белой мордой. Если есть, то сыта ли и как выглядит – потом мне доложите.

Лицо Тузендорфа вытянулось. Видно было, что он до смерти хочет знать, чем прославился трактирщик из «Можжевельника», и причем там эта собака, но спросить не решается. Министр прекрасно знал своего повелителя, и в моменты переменчивого настроения, как сейчас, опасался возражать ему даже в мыслях.

- Будет сделано, Ваше Высокопревосходительство. По собачке отдельные распоряжения будут?

- Только то, что я вам сказал. – Орландо снова наполнил свой бокал. Тепло разлилось по его телу, наполняя его спокойствием и радостью. – Вы разбираетесь в живописи, господин министр?

- Слабо.

- Это плохо, потому что вам будет трудно. Завтра с утра вы пришлете сюда, в библиотеку, лучшего художника в нашей стране, который займется наконец приведением изображений королевы Брижитт в человеческий вид. Я устал лицезреть того крокодила на площади.

Тузендорф снова поклонился, но на сей раз не удержался от комментариев:
- Я понимаю ваше благоговение перед величайшим государственным деятелем этой страны, но не является ли это немного несвоевременным? Все-таки сейчас идет война.

- Именно поэтому и надо спешить. Неизвестно что со мной завтра будет, и я могу многого не успеть. Мне сегодня попалась одна замечательная бабка, Тузендорф, которая наставила меня на путь истинный. Так что художник должен быть здесь в восемь утра, и не тот болван, который писал мой парадный портрет. Вы меня поняли?

Министр внутренних дел поклонился в очередной раз, задавая себе неприличный вопрос: «Он пьян?» Да, Орландо с особенным придыханием относился к памяти королевы-реформатора, об этом знали все. Ничего особенного в его привязанности не было – каждому человеку нужно на кого-то равняться, и Брижитт была отличным ориентиром для такого деятельного и беспокойного Правителя. Но его постоянные претензии к имеющимся изображениям королевы тревожили Тузендорфа, ибо он говорил о них так, словно сам ее видел. Несколько мелких портретов, где-то им найденных, послужили основанием для того, чтобы переделывать изображения, сделанные людьми, которые видели Брижитт, в отличие от него самого – это и пугало. Но хочешь не хочешь, а к утру придется найти художника, да еще такого, чтобы угодить Орландо в столь важном для него деле.

- И наконец, самое главное: вы не находите, что появление принцессы-самозванки имеет под собой вполне объективные причины?

- Простите? – вечер у Тузендорфа явно не задался.

- Самозванка – это только следствие, а причина заключается в другом: народ хочет мне что-то сказать таким образом. И его слова сплошь матерные, вы не находите?
«Точно пьян». Министр изобразил на лице гримасу, которая могла означать что угодно – таким способом он выходил из затруднительных ситуаций.

- Но я хочу послушать все, что мой народ желает мне высказать, а это значит, что нам необходимо провести переговоры с самозванкой.

- Но вы же сами сказали, что ее не существует! – возопил барон, - то есть ее не должно существовать официально!

- Разумеется. Переговоры будут тайными. А так как вы большой мастер тайных дел, вы их и проведете – можете начинать договариваться.

- Но она не такая дура, чтобы ехать сюда!

Орландо развел руками:
- Так поедем к ней. Чтобы вам не было так страшно, я поеду с вами в качестве вашего секретаря. Заодно у вас будет возможность денек оторваться на мне за мой скверный характер.

«Он пьян в стельку!!!». Тузендорф мгновенно позабыл о всех сегодняшних трактирах, собаках и художниках.

- Так нельзя! Это полный идиотизм – совать голову в пасть дракону! Они возьмут нас в заложники и все, битва проиграна!

- Вы знаете, я однажды уже клал голову в пасть дракону, и, как видите, жив до сих пор. Так что не учите меня с ними обращаться. Завтра вы напишете принцессе, что желаете побеседовать с ней при условии, что она своим честным словом гарантирует вам безопасность.

- Нет, я не буду этого делать!! Если вы хотите моей смерти, можете казнить меня прямо сейчас, но я не собираюсь становиться причиной вашей! Вы нужны стране, и я намерен защищать вас до последнего вздоха!

- У вас куча иллюзий, господин барон… - вздохнул Орландо, допивая свой бокал, - слушайте меня внимательно: я не сошел с ума, не пьян и не под наркозом. Я знаю, что я делаю, и я уверен, что у меня все получится.

Он посмотрел на своего министра так, что тот вытянулся в струнку. Действительно, как он только мог подумать, что Правитель пьян?
- Вы напишете письмо принцессе и отправите его сегодня же. Вы сделаете это так, чтобы об этом никто не узнал, ибо в скрытности наша сила. Какая ближайшая деревня к Нараману?

- Вильневка.

- Назначите встречу в Вильневке. Естественно, позаботитесь о том, чтобы мы в любом случае не пострадали. Что мне, вас учить, как такие дела делаются? Ступайте. И не забудьте про художника!

Тузендорф вышел нетвердой походкой, и, как только оказался вне поля зрения Правителя, рухнул на кушетку.

А Орландо достал из кармана свой блокнот, в котором он носил важные бумажки. Между страниц лежал конфетный фантик, на котором гвардейский офицер изобразил девичью головку.
- Принц-консорт, вот как это называется. Я вспомнил.

Действительно, зачем огород городить – пусть она будет королева, а он принц-консорт. Она будет царствовать, но не править, а он править, но не царствовать, все довольны.

Эта идея его так воодушевила, что он некоторое время бегал кругами по библиотеке, все никак не мог успокоиться. С большим трудом придя в себя, он решил, что горячку пороть не стоит. Вдруг она и вправду самозванка, корявая и страшная дура.
- Хорошо, что я Тузендорфу ничего не сказал. Ладно, рано радоваться, сначала надо на нее посмотреть.

Но его безумный план приводил его в восторг именно своей ненормальностью, все-таки Орландо был в душе авантюрист. Чем нереальнее казалась цель, тем больше он верил в то, что достигнет ее. Когда он думал о принцессе, он приятно волновался, как будто его предложение уже приняли.


- Ну-ка еще раз! Мимо! Давай, пробуй! Еще пробуй!

Мими металась по полянке, уворачиваясь от шишек, которые кидала в нее Лия. Большой деревянный щит, с которым она должна была учиться обращаться, бесполезно висел в опущенной руке.

- Ты чем занимаешься? Ты должна щитом отражать шишки, а не уворачиваться от них! В бою, когда полетят стрелы, ты тоже будешь танцевать?

- На самом деле, не всегда нужно закрываться, - раздался голос Эрикура, - щит у госпожи маленький и легкий, он может отразить только стрелы. Если полетит копье, он не выдержит, поэтому лучше будет увернуться. Но Ваше Высочество правы – нужно учиться закрываться, пока есть возможность практиковаться на шишках.

И он засветил мелкой шишкой баронессе по лбу.
- Убита.

- Чтоб ты сдох… - проворчала Мими, потирая ушибленное место, - Лия, этот говнюк меня ненавидит.

- Тебя это действительно беспокоит?

- Нет, иначе я бы его давно зарезала. И не смейся – я стала нервная и кровожадная, бездействие действует мне на нервы. Когда мы уже слезем с этой горы и начнем драться?

- Драться – много ума не надо, - Лия задумчиво подбрасывала на ладони ту самую шишку, от которой пострадала баронесса, - неужели ты не видишь, что чем дольше мы сидим, тем больше у нас сторонников?

- Ага, и тем больше шансов, что Орландо одумается и отзовет действующую армию.

- Он никогда не отзовет действующую армию, - улыбнулась Лия, - Ай! Эрикур, это нечестно!

Но каменщика поблизости не было. Принцесса наклонилась и подняла с земли странный предмет, ударивший ее по затылку. Это оказалась шишка, обернутая в бумагу и перевязанная веревкой, на конце которой красовалось подобие сургучной печати.

- Это еще что такое?

- Лазутчики! – Мими схватилась за меч и унеслась быстрее ветра в ту сторону, откуда прилетела шишка. Лия огляделась кругом, но никого не заметила – лес был пуст. Она закрыла глаза и попыталась почувствовать чужое присутствие, но было слишком поздно, лазутчик успел удрать. Тогда она сломала печать и развернула бумагу.

«Ваше Высочество, от имени верховного закона Страны Вечной Осени, и по просьбе Его Высокопревосходительства Правителя Орландо, я обращаюсь к вам с предложением…»

Прочитав до конца, Лия только приствистнула.
- Мими!!! Мими, где ты??!!!

- Я поймаю этого гада!

- Оставь его, иди сюда! Тут такое!!!

Да уж, не каждый день Лия получала письма от правителей. Мими пробежала глазами убористые строки:
- Ишь какой хитрец! Да ни за что на свете!

- Ты о чем?

Мими скомкала письмо и зашвырнула его в кусты.
- Ты не будешь с ним встречаться.

- Это еще почему?

- Потому что он этого хочет.

- И что?

- А то, что все, что он хочет – это навредить тебе. Никогда не делай того, на что он рассчитывает – дольше проживешь.

- А ты откуда знаешь, на что он рассчитывает? Ишь, какой специалист! Посмотри на меня: разве я хочу навредить Правителю? Нет. А почему он должен хотеть навредить мне?

- Да потому что ты принцесса, а для него это означает конец его власти. Шышел-мышел взял да вышел! Все! Снимай корону, иди сади капусту. Оно ему надо?

- Он и так не в короне, - Лия подняла брошенную бумажку, - я хочу знать, чего он хочет.

- Твою голову он хочет, на блюдечке с голубой каемочкой.

- С головой придется обождать, а вот поговорить можно.

- Не о чем тебе с ним говорить!

- Это я уж как-нибудь сама решу, ладно?

Незнакомые металлические нотки в голосе Лии смутили Мими, раньше за ней такого не водилось. Расстроенная и взъерошенная, баронесса Ферро слонялась по лагерю, щедро раздавая взыскания направо и налево, будучи уверена в том, что все это – ловушка, в которую Лия с радостью готова кинуться.

Уже стемнело, когда ее наконец разыскал Нурик.
- Ее Высочество ищет вас, говорит, что срочно.

- Срочно, срочно… Почему посты ворон считают? Сегодня в лагерь пробрался лазутчик, ла-зут-чик, понимаешь? Это значит, что вся наша охрана – коту под хвост! Ее Высочество лучше бы об этом позаботилась…


Ночью, сидя в избушке, надутая Мими слушала черновик письма, которое Лия переписывала уже в пятый раз.
- «…встреча между нами возможна только в нашем лагере, куда вы сможете прибыть без оружия, в сопровождении одного человека. Я, своим честным словом гарантирую вам личную безопасность…»

- Я еще раз тебе говорю, что в топку твое честное слово. Когда этот Тузендорф сюда прибудет, надо его схватить и узнать у него все-все-все…

- Что «все-все-все»?

- «Все-все-все» - это значит «все-все-все» и еще больше! Глупость ты делаешь, вот попомни мое слово…