Волк

Пришлось мне однажды помогать пожилому волку, вляпавшемуся как-то в проволочное ограждение-путанку, растянутую  вокруг заброшенной, расформированной зоны под Магаданом. Путанка, это такая объёмная сеть из тонкой, но очень прочной проволоки. Сплетёна она таким образом, что при попадании в неё, петли проволоки затягиваются вокруг тех частей тела, что в петлях. При попытке вырваться из неё петли могут затянуться так, что прорезают плоть до кости. Применяется в военном деле, как МПЗ (малозаметное полевое заграждение) и для предотвращения побегов заключённых. Почему в ней оказался зверь, обходящий самые хитрые капканы с лёгкостию необыкновенной – тайна сия велика есть. По следам мы позже так и не поняли, что его сподвигло. Возможно, подвело то, что её никто не прятал, не маскировал и в неё не заманивал. Может быть поэтому, он просто не счёл её опасной, а что-то его заинтересовало в её недрах. Те же мыши. Летом волк мышкует. Не знаю.

Зверь висел в затянувшихся петлях, едва опираясь на землю одной задней лапой. Петли проволоки затянулись кроме всего прочего, на шее и на морде волка. В некоторых местах, на одной из лап и на морде, проволока уже прорезала кожу. В другой ситуации я, увидев волка, угостил бы его зарядом картечи. Мы ведь многовековые враги, человек и волк. Но вид могучего зверя, распятого и медленно погибающего в петлях проволоки – это отвратительно. Это неправильно и не честно, что ли. Это вызывало желание помочь.

Пробираться к животине пришлось, набросав куски полусгнивших досок на проволоку, что спокойствия и уверенности в будущем волку не добавило. Он дёргался и рычал, пытаясь подороже продать свою жизнь, углубляя раны и затягивая проволоку ещё больше.

У меня были с собой небольшие бокорезы в инструментах в вездеходе. Первое что я освободил ему, была пасть, поскольку петля вокруг верхней челюсти врезалась уже до кости и причиняла ему сильную боль. Проволоку я обрезал с двух сторон, чтобы не протягивать её через рану. Мне пришлось подобраться вплотную к волчаре, практически обнять и зафиксировать его башку. Для дикого зверя позволить человеку прикоснуться к его голове – немыслимо. С его точки зрения это смерть. Сил у него оставалось немного, но он отдавал последние в битве, как он полагал, за жизнь, отчаянно вырываясь из моей руки. Проволока окрасилась свежей кровью. Раздались два щелчка, петля, терзающая морду, исчезла, а человеческая рука убрала из раны кусок проволоки. Потом отпустила голову. Я отполз подальше назад, прежде чем разжал руку. Зверь выплюнул кусок проволоки, оставшийся в пасти, повернулся, насколько смог, ко мне и яростно ощерился. Мы встретились глазами на несколько незабываемых секунд … . Ярость в его глазах стала затухать. И я увидел, что волк всё понял! Когда я освободил ему вторую заднюю лапу, он стоял смирно с практически свободной башкой и не делал попыток вцепиться в меня, только глухо ворчал и немного скалился, когда мне приходилось обнимать его, освобождая противоположный от меня бок или убеждаясь, что я не оставил в его мехе обрезанной, но затянутой петли. По понятным причинам, последней я освободил шею. Это был момент, прямо скажем...

Я больше часа елозил по нему, пытаясь разобрать в его густом меху проволоку и перекусить её. Наверняка делал больно и не один раз, ведь проволока наделала ран. И когда волк оказался свободен, я как попугай на жердочке, балансировал на паре досок на пружинящем матрасе путанки, без оружия, с бокорезами в руках. Мой товарищ, с ружьём, заряженным картечью, в тот момент был бесполезен для меня, я был во власти волка. Но единственное, что он сделал после того, как почувствовал свободу, это здоровенный прыжок за пределы проклятой проволоки. Правда, отбежав метров на пятьдесят, оглянулся, замерев на пару секунд. Потом ушёл. А нам с товарищем, честно говоря, было из за чего принять на грудь. Что мы и сделали в итоге. Незамедлительно.