Улыбчивый покойник

Странного покойника привезли в морг по весне, когда начала звенеть капель и таять сосульки. В то время люди часто становятся жертвами падения этих сосулек. Вот и наш покойник случайно был убит наповал огромной сосулькой, которая попала ему прямо в темя. Какое-то время она еще торчала из его головы, пока не растаяла. Врачи не стали её вынимать, так как ещё на месте происшествия констатировали смерть и отправили несчастного прямо в морг. Правда, мельком кто-то из них заметил, что покойник странно улыбается. Значения этому не придали, подумали, что сосулька повредила какой-то лицевой нерв, и поэтому улыбку на мертвеце как бы "заклинило".

Покойника привезли в морг до установления личности. Документов при нем не было, и судя по его бедной одежде и плохим зубам, это мог быть какой-то нищий или даже бомж. Как полагается, тело задвинули в ящик холодильника, не потрудившись даже вынуть из головы убийственную сосульку. Про него вспоминали лишь время от времени, когда кто-то приходил на опознание. Покойника тогда выкатывали из ниши, и он всегда выглядел очень смешно со своей сосулькой в голове и с довольной улыбочкой на лице. Испуганные моргом и смертью люди от неожиданности тоже начинали улыбаться и даже хихикать. Студенты-практиканты любили поглазеть на Клоуна, - так прозвали покойного в узких медицинских кругах.

Ни через месяц, ни через год его так никто и не опознал. За это время Клоун ничуть не изменился, все такой же лучезарной была его улыбка, вот только сосулька куда-то исчезла, наверное, постепенно растаяла. Без неё он был уже не такой смешной.

Врач-патологоанатом Игнатий все же никак не мог привыкнуть к этой странной улыбке, его всё время подмывало вскрыть труп и посмотреть, что же там у него внутри такого смешного. Оставаясь в одиночестве, он часто вынимал Клоуна из ячейки и, тяпнув немного разбавленного спиртика, порою даже с ним беседовал по душам. С Клоуном всегда было приятно беседовать, ведь он постоянно молчал и улыбался, словно со всем, сказанным собеседником, был полностью согласен.

Но однажды Игнатий был не совсем в духе. Настроение было крайне безрадостное и паршивое, и даже медицинский спирт не помогал расслабиться. Хотелось просто кому-то набить либо морду, либо ампутировать какую-нибудь лишнюю часть тела, и тут он вспомнил про Клоуна. Резким движением он выдернул его тело из ячейки и переложил на операционный стол.

Блаженная улыбочка Клоуна в этот раз не умиротворила, а наоборот, стала раздражать Игнатия ещё больше. В пьяном угаре его вдруг осенило, что у Клоуна под языком, стопудово, спрятана марка с ЛСД, и он потихонечку его посасывает, поэтому постоянно улыбается. Чтобы проверить свою гипотезу, Игнатий даже хотел заглянуть Клоуну в рот, но передумал, потому что тот был слишком хорошо заморожен. Нужно было подождать несколько часов, пока тело не растает, и вот тогда стало бы ясно, под ЛСД Клоун или нет.

Вечерняя смена только началась, и Клоун должен был оттаять примерно к полуночи, в самый жуткий, так сказать, час. К тому же, в ту ночь было полнолуние, да ещё и пятница 13-е. Короче, на двигался какой-то дикий ужас, но Игнатию было так паршиво на душе, что он уже ничего не боялся. В эту ночь он решил стать садистом по отношению к самому себе и получить от этого мрачное моральное удовольствие.

Как только пробило 12, Игнатий сделал самокрутку с травкой, и когда дым стал понемногу оказывать действие, настало время поговорить с Клоуном. Для начала Игнатий спросил, давно ли тот сидит на ЛСД. Но Клоун молчал и в ответ только глупо улыбался. Тогда Игнатий приоткоыл ему рот и заглянул под язык. Странно, но никакой марки он не обнаружил. Это озадачило Игнатия, и он решил ударить Клоуна побольнее, чтобы тот перестал нагло и вызывающе улыбаться. Он было размахнулся, чтобы дать Клоуну по причинным местам, но потом вдруг вспомнил, что лежачих не бьют. И мёртвых тоже.

Но демон все же овладел Игнатием в ту ночь, и он не смог удержаться от вскрытия. Безумно хотелось посмотреть, что такого особенного есть в Клоуне, отчего тот вечно ухмыляется: нищий, беззубый, никому не нужный. Наркотики отпадали, оставалась только религия. Но эту версию Игнатий отбросил, так как сам не верил в Бога. Оставалось узнать истину путём кропотливого вскрытия.

Тяпнув ещё немного спирта для храбрости, Игнатий приготовился вскрывать Клоуна. И едва он занёс над ним скальпель, как Клоун вдруг поднял руку и показал Игнатию неприличный жест с поднятым вверх средним пальцем.

- О да, по ходу, ты все ещё жив! И не хочешь, чтобы тебя вскрывали? - иронично спросил Игнатий Клоуна.

Тот нничего не ответил, только безжизненно опустил руку и расслабил пальцы.

- Как это ни печально, но ты давно умер. Братан, уже год как ты лежишь в этом холодильнике и тупо лыбишься неизвестно чему. Чо ухмыляешься? Не надо мной ли смеёшься? - продолжил Игнатий, стараясь сделать свой голос грубым и грозным.

Несколько минут патологоанатом сомневался, вскрывать ли Клоуна или оставить его тело в покое, но потом все же приступил к вскрытию. Было страшно, но безумно интересно. Тайна улыбающегося покойника целый год никому в морге не давала покоя, и сегодня она должна была быть раскрыта!

Едва Игнатий сделал разрез, как из отверстия на голове покойного показался малюсенький музыкант в мексиканской одежде, то есть в коасном пончо и в огромном самбреро на голове, с литаврами в руках. Игнатий решил не пугаться этого, а просто хладнокровно понаблюдать. Мексиканец громко ударил в литавры, и вслед за ним из головы Клоуна выбрался целый мексиканский оркестр. Игнатий понял, что вскрывать труп придётся под музыку, и это было как раз то, что нужно, ведь делать это в ночь полнолуния одному и в тишине было бы просто ужасно. Мексиканцы, спрыгнув с головы Клоуна на рабочий стол, видавший множество покойников, заиграли весело и довольно душевно. Музыка придала Игнатию смелости, и он продолжил резать. Клоун лежал отрешенно и смирно, все еще улыбаясь, и никаких неприличных жестов больше не показывал.

Если бы кто-то посторонний вошёл в этот момент в прозекторскую, он был бы страшно удивлён. Под весёлые звуки небольшого, но дружного мексиканского оркестра Игнатий вскрывал Клоуна, и делал он это как-то необычно. Начал с головы, и, потянув за кожу, вдруг обнаружил, что под ней находится другой человек, совсем не похожий на Клоуна. Игнатий снял кожу с покойного как будто одежду. Под ней лежал совсем другой мужчина, и тоже улыбался. И если Клоун выглядел как беззубый городской нищеброд, то возникший под ним труп имел золотые зубы и даже бриллиантовые кольца на руках. Усатый и упитанный богач хитро улыбнулся и показал Игнатию всё тот же неприличных жест, что и Клоун.

Становилось чертовски интересно, что же будет дальше. Оркестр играл во всю мощь, бренчали гитары, пели трубы и звенели литавры. Игнатий занёс скальпель и, сделав небольшой разрез, обнаружил, что под телом усача находится ещё одно тело. Клоун оказался многослойным, как русская матрёшка. Таких покойников Игнатий ещё никогда не видел! Им овладело жуткое любопытство докопаться до самой сути и понять, кем же в конце концов был этот странный Клоун.

Под огненные звуки мексиканского оркестра на свет появилось тело девушки, прекрасной, как сама Джоконда. Если бы она вдруг ожила, Игнатий, стопроцентно, влюбился бы в неё. Но девушка только улыбнулась прекрасными мертвыми губами и тоже вскоре показала ему неприличный до ужаса жест...

Пришлось продолжить вскрытие. Все внешние и внутренние оболочки Клоуна вскоре валялись вокруг стола, как разноцветная сброшенная кем-то одежда. Все они были полыми внутри, и под каждой новой оболочкой пряталась следующая. Игнатий даже устал резать и снимать эти оболочки. Это был прямо не Клоун, а целый спрятанный в нём цирк, и каждый новый артист улыбался шире и многозначительнее предыдущего. Все они любили взять и зачем-то показать Игнатию неприличный жест, мол, сколько ни режь, ничего ты, по ходу, не поймёшь, ибо ты туп, как задница Фореста Гампа.

Мексиканский оркестр всё играл, словно ему хорошо заплатили, а Игнатий упоенно вскрывал тела. После двадцать пятой оболочки Клоуна он просто сбился со счёта и перестал считать. Вообще он понятия не имел, как объяснит наутро всем остальным, откуда в прозекторской взялось столько трупов, и куда делся сам Клоун. Но ему уже было на всё наплевать. Он извлекал из Клоуна атлетов, аскетов, русалок, демониц, монстров, красавиц, уродцев, древних царей с державой и скипетром в руках, и ещё каких-то непонятных существ, то очень красивых, то крайне уродливых. Если бы не взволнованная игра мексиканского оркестра, он, наверное, сошёл бы с ума: столько всякой всячины-мертвячины оказалось спрятанной в Клоуне! Весь пол был завален его многочисленными бренными оболочками...

И вот, наконец, окровавленный скальпель опустился в последнее тело, под которым оказалась пустота. Едва Игнатий раздвинул мертвые ткани, как в лицо ему ударил яркий свет. Из тела, словно из тюрьмы, вышел сияющий ярким светом дух, озарив собою всю заполненную мертвецами комнату. У него было не лицо, а лик, и тонкие прекрасные губы сложились в лучезарную улыбку. В этот момент мексиканец в последний раз ударил в литавры, и весь шумный оркестр сразу же замолчал.

Ангел ничего не сказал Игнатию, только приложил прекрасный палец к божественным губам, давая знак молчать. Несколько секунд он пристально смотрел на Игнатия, а потом, многозначительно и лучезарно улыбнувшись, взмыл куда-то в небо, исчезнув в мрачном потолке прозекторской. Вместе с ним куда-то исчез и оркестр, а все оболочки Клоуна тут же собрались в одну, скрывшись под личиной обычного беззубого нищего. Клоун снова приобрёл свой прежний знакомый вид мертвеца, и даже почему-то оказался в ячейке холодильника, только он уже... не улыбался! Теперь он был обычным, ничем не примечательным городским покойником с уставшим от жизни и хмурым лицом.

Игнатий тоже почувствовал усталость, и, запихнув Клоуна обратно в холодильник, сразу же прислонился к стене и уснул. А когда проснулся, то не мог понять, наяву всё происходило или же во сне. Впрочем, это было легко проверить: если Клоун всё ещё улыбается, значит, вскрытие лишь приснилось Игнатию. А если он серьезен, значит, всё было на самом деле.

Преодолевая беспокойство и страх, Игнатий медленно пошел к холодилтнику. Потянул на себя знакомую ячейку и замер: Клоун лежал, утомленный, слегка нахмурившись. Он больше не улыбался. Это означало, что всё было на самом деле...

Рассказать кому - не поверят! В Клоуне, как показало вскрытие, тайно жил ангел, как впрочем, и в каждом из нас. Это он улыбался той самой лучезарной улыбкой сквозь все материальные мирские оболочки, сквозь все беды, невзгоды и неудачи. Показывая свой неприличных жест, ангел хотел сказать, что он недоступен ни пониманию смертных, ни времени, ни земным тревогам. Ничто не могло заставить сползти эту блаженную улыбку с его лица, вернее, с его лика. Она поступала сквозь все оболочки, исходя из самой сердцевины, из сокровенного...

Так вот почему улыбался Клоун! Обычно после смерти тот ангел, что внутри каждого, улетает, забрав с собой все оболочки, и остаётся лишь одна, самая отдаленная от оригинала. Но в случае с Клоуном что-то пошло не так, и Ангел застрял. Очевидно, его прибило сосулькой... Его улыбка уже не могла покинуть Землю, и стала манить к себе сквозь мертвое тело. (Не о том ли говорит и улыбка Джоконды? Об Ангеле, скрытом в каждом человеке, который порой проглядывает через все материальные оболочки и исподволь даёт о себе знать?!..)

В то хмурое и туманное утро Игнатий вышел с работы с чувством радости от исполненного долга. Личные проблемы больше не донимали его, он был абсолютно счастлив. Ведь ночью, ничего не пугаясь, он нечаянно освободил Ангела, и тот улетел. Теперь он знал, что точно такой же ангел живёт в нем самом, и вообще в каждом. Вот почему, улыбаясь, мы даем нашему ангелу выглянуть сквозь все наши земные оболочки, и потому улыбка всегда так прекрасна!

Со временем сорудники морга всё же заметили, что Клоун перестал улыбаться. Зато улыбаться начал Игнатий! Это тоже было замечено, но связи двух улыбок сотрудники не поняли. Игнатий никому ничего объяснять не стал, лишь чему-то молча и таинственно улыбался. Конечно, за бутылкой-другой в компании друзей его так и подрывало рассказать всю правду про вскрытие Клоуна, и про загадочный мексиканский оркестр, и про Ангела. Но, сжав зубы, Игнатий мудро помалкивал и лишь ангельски улыбался уголками губ...