Московское заведение для колонновожатых

По окончанию войны с французами, отец Михаила Николаевича вышел в отставку и поселился в Москве, с тем, чтобы посвятить все досуги свои хозяйству и устройству своих имений. Но эта решимость продолжалась однако же очень не долго. Вскоре Николай Николаевич занялся по прежнему образованием молодых людей, готовивших себя к военному поприщу. Не взирая на очевидные невыгоды для хозяйства, Николай Николаевич возобновил у себя чтение лекций, вследствие настоятельных просьб своего сына, побуждаемого, как кажется, честолюбивым желанием, сделаться со временем преемником своего отца и вместо Общества для чтения математических лекций создать другое, в более обширных размерах, постоянное правительственное учреждение для образования офицеров генерального штаба. Очень может быть также, что Муравьев, опасаясь склонности своего отца к дорогим и опасным агрономическим опытам, думал направить деятельность отца к занятиям более определенным, совершенно знакомым и не столь разорительным. Во всяком случае, какое бы ни было тайное побуждение к открытию этих лекций и, наконец, кому бы ни принадлежала эта благая мысль, отцу или сыну, но лекции были открыты в самом начале 1815 года, в том же доме на Большой Дмитровке, в том же самом размере и на тех же самых основаниях, как они читались до 1812 года в Обществе Математиков, возникшем, как мы уже видели, по мысли молодого Муравьева. Не взирая на свое краткое существование, прежнее Общество Математиков принесло уже хорошиeплоды. Вышедшие из него молодые люди поступили в 1812 году на службу в армию и вообще все оказались отличными офицерами. В продолжение отечественной воины они были распределены по различным корпусам и частям армии и назначены к исправлению обязанностей офицеров квартирмейстерской части; — в следующем 1813 году уже все они были переведены в квартирмейстерскую часть, а в 1814г.
некоторые из них и в гвардейский генеральный штаб. Знаниями своими и отличным исполнением обязанностей, они обратили общее внимание как на себя, так и на Н.Н. Муравьева, давшего им в столь короткое время такое отличное для квартирмейстерской службы образование. Князь Волконский, имевший возможность в предшествовавшие войны убедиться в способностях офицеров, вышедших из Общества Математиков, предложил Николаю Николаевичу Муравьеву чрез его сына Михаила Николаевича, возобновить чтение лекций, но уже не в виде Общества Математиков, но с целью более определенною и под названием Московского Учебного Заведения для колонновожатых, с тем, что те из молодых людей, его слушателей, которые пожелают служить по квартирмейстерской части, могут немедленно вступить в службу колонновожатыми. Двенадцать человек тотчас же приняли это предложение.
По прежнему, лето было посвящено практическим работам, ознакомлению с геодезическими инструментами и съемке планов. Занятия эта производились в 12 верстах от Москвы, в селе Хорошеве. В сентябре 1815 года Михаил Николаевич Муравьев возвращаясь с Кавказской Линии, где он находился по делам службы, провел несколько дней у своего отца в Осташовском имении. По случаю открывшейся раны, он ходил тогда на костылях. Пребывание его в деревне доставило ему возможность на месте увидеть летние занятия молодых людей, препровождение ими своего свободного времени и, наконец, соответственность всей научной подготовки с будущим служебным поприщем. Наблюдения его оказались не совсем удовлетворительными. Молодые люди, по большей части дети богатых и известных фамилий, освободясь от родительского надзора, не только слабо занимались науками или геодезическими работами, но, пользуясь мягкосердечием и может быть чрезмерною снисходительностью его отца, не мало времени проводили в пирушках, праздности и забавах, выходивших по временам из разряда детских. Хотя по случаю приезда Михаила Николаевича, колонновожатые сочли нужным приостановить свою разгульную жизнь, но непривычная сдержка не могла долго продолжаться. При первом случае, Михаил Николаевич счел долгом обратить внимание отца на распущенность доверенных ему юношей и неминуемый затем упадок их заведения в общественном мнении и в глазах князя Волконского. Эта беседа с отцом не осталась без добрых последствий. По общему соглашению, были обсуждены необходимые меры для занятий молодежи и лучшего ими управления и с тем вместе составлен план для будущего устройства основанного ими заведения. Муравьев видел, что отец его, уже утомленный летами, несет на себе труд превышающий силы одного человека, и что ему нужен помощник. Осенью того же года, с началом нового курса, поступили еще 13 человек в колонновожатые. Для преподавания математики были приглашены: профессора московского университета Чумаков и магистр Щенкин, старинные члены Общества Математиков; а преподавание географии и статистики принял на себя ректор университета, трудолюбивый профессор Гейм, издатель известного французско-русского словаря. При этом следует заметить, что эти почтенные московские профессора, получавшие весьма умеренное содержание от университета, приняли на себя преподавание без всякого возмездия — образец безкорыстия, достойный всевозможного подражания, но столь редко уже встречаемый нами! Между тем Михаил Николаевич по возвращении своем в Петербург, отдавая отчет князю Волконскому о поездке своей на Кавказскую Линию, упомянул между прочим, что на обратном пути заезжал к своему отцу и видел там летние занятия колонновожатых. При возникших по этому случаю расспросах князя, Муравьев между прочим объяснил, что если смотреть на московское заведение для колонновожатых, как на разсадник хорошо образованных офицеров для квартирмейстерской части, то желательно бы было воспитывающихся приучить к их будущему поприщу, ознакомлением с некоторыми военными порядками и требованиями дисциплины; между тем отец его, занятый хозяйственным управлением заведения и в то же время преподаванием нескольких предметов, при всем желании не может иметь достаточного надзора над юношами в неклассное время, несет вообще труды свыше своих сил и нуждается в офицерах, которые бы могли быть его помощниками, как для поддержания дисциплинарного порядка, так и для облегчения его в преподавании военных наук, незнакомых профессорам университета.
Замечания Муравьева, были одобрены князем Волконским и приняты к сведению. Об этом можно судить по сделанным вскоре распоряжениям. Таким образом в конце 1815 года колонновожатые стали обучаться фронтовой службе, для чего командированы были лучшие унтер-офицеры из квартировавшей в Москве дивизии. Одежда слушателей установлена была однообразною и сшита по образцу колонновожатых, состоявших на службе. Из одного донесения Н.Н. Муравьева к князю Волконскому видно, что даже образцы одежды были высылаемы из Петербурга подпоручиком гвардейского генерального штаба Myравьевым 5-м. Молодой экзаменатор находился в безпрестанной переписке с своим родителем, которому сообщал из Петербурга о всех новостях и преобразованиях по военному ведомству.
Между тем число новых слушателей безпрестанно возрастало: в 1816г. поступили колонновожатыми еще 19 человек и на летнее время все отправились с Н.Н. Myравьевым в имение его - село Осташово. В июне Муравьев известил своего отца о приезде в августе месяце в Москву Государя, присовокупляя при том, что с Государем прибудет и кн. Волконский, который вероятно сам пожелает убедиться в успехах колонновожатых, для чего советовал отцу немедленно перебраться в город и не щадить трудов для приготовления команды своей наилучшим образом. При этом сообщил отцу для соображения роспись или программу офицерских экзаменов, объявленную в приказе по квартирмейстерской части 2 марта н.58. Князь Волконский одновременно с Государем прибывший в Москву, действительно, для поверки успехов колонновожатых по части наук, назначил им публичное испытание в своем присутствии, на которые были приглашены многие генералы, находившееся тогда в Москве в свите государевой. — В числе посетителей были граф Аракчеев и генерал-адъютант Дибич. — Недовольствуясь предметами, определенными вышеприведенною росписью, многие из колонновожатых весьма удовлетворительно отвечали еще из аналитической геометрии, конических сечений и геодезии.
Последствия этого испытания были очень важны для Московского заведения колонновожатых. В день тезоименитства государя, 30 августа, одиннадцать человек из них были произведены в прапорщики свиты Его Величества по квартирмейстерской части. Тогда же Н.Н. Муравьев, по приглашению, снова вступил в службу генерал-майором свиты Его Величества по квартирмейстерской части. Из числа новопроизведенных офицеров оставлены при нем, для преподавания математики и других наук — прапорщики Вельяминов-Зернов, Хриcтиани и Бахметев и прикомандирован на тот же предмет гвардейского генерального штаба прапорщик Колошин. Этими офицерами были заменены приглашенные для преподавания профессора московского университета. Но едва ли не самым важным назначением было прикомандирование к московскому заведению М.Н. Муравьева, бывшего тогда уже поручиком гвардейского генерального штаба. С его прибытием заведение колонновожатых получило ту внешнюю военную обстановку, которая вызывалась новым направлением заведения. Первое дело, которым он занялся с особым рвением, было составление подробных программ всем наукам, читавшимся до того колонновожатым без строгой системы, от чего некоторые второстепенные предметы читались слишком обширно и отнимали время от преподавания предметов существенно необходимых. Для устранения такого неудобства составлена была тогда им новая программа наук, отличавшаяся лучшим распределением учебных занятий. По утверждении князем Волконским 17 сентября 1817г., она была напечатана отдельною книгой под заглавием: Программа для испытания колонновожатых Московского учебного заведения, под начальством г. генерал-майора Муравьева состоящего. — Предметы преподавания, определенные этой программой, были следующие: I. из математики: 1) арифметика; 2) алгебра, до уравнения 2 степени включительно; 3) геометрия; 4) тригонометрия плоская; 5) тригонометрия сферическая; 6) приложение алгебры к геометрии вообще и аналитическая геометрия со включением конических сечений и 7) начала высшей геодезии. II. из военных наук: 1) фортификация полевая; 2) фортификация долговременная; 3) начальные основания артиллерии, и 4) тактика. Сверх того история русская и всеобщая, география и черчение особенно ситуационных планов. — Из языков, кроме основательного знания русского, требовался при поступлении который нибудь из иностранных: французский или немецкий. — Для усовершенствования же в русском и французском языках занимали воспитанников уже в самом заведении упражнениями в переводах и сочинениями. Все означенные в программе предметы были распределены на четыре класса: четвертый, самый младший, продолжался один месяц. Он считался приуготовительным для вновь поступающих. Из него переходили в третий класс, делившихся на два отделения, из которых второе при начале не существовало, но образовалось по окончании четвертого класса. В нем занимались всего полтора месяца и потом поступали на два с половиною месяца в первое отделение того же класса. Из третьего класса переходили во второй, в котором оставались не более двух месяцев, и затем переходили в первый класс. Таким образом весь курс оканчивался в течение года, но если кто не выдерживал экзамена в котором либо классе, то оставался в заведении еще на год. Кроме предметов, показанных в выше приведенной программе, излагались еще существовавшие в то время правила для продовольствия, одежды и вооружения нижних чинов. Правила эти составляли краткий и несовершенный курс военного хозяйства. Впоследствии, при учреждении офицерских классов присовокуплено было преподавание краткой астрономии, теоретической и практической и краткой военной истории. Устройство этих классов было поручено особому комитету, председателем которого назначен был М.Н. Муравьев, а членами П.И. Колошин и В.X. Христиани. — Таким образом курсы были пополнены теми специальными предметами, которые по современным понятиям считались необходимыми для образования ученых офицеров генерального штаба. Не обширное, но основательное знание этих предметов требовалось во всей строгости на экзаменах и главный характер учения состоял в том, чтобы возбудить любовь к наукам и доставить средства заниматься ими потом в продолжение жизни.
Кроме вышеупомянутых программ М.Н. Муравьев составил еще устав для Московского Учебного заведения, которым оно и руководствовалось до конца своего существования. Проект этого устава быль утвержден кн. Волконским 23 октября 1819 года и в том же году появился в печати под названием: Учреждение Учебного заведения для колонновожатых. Так как при делах генерального штаба не сохранилось экземпляра этого устава и он не был включен в Полное Собрание Законов, хотя и носит на себе некоторые признаки высочайшего утверждения, как наприм. право употреблять печать с государственным гербом, то выписываем здесь некоторые правила из сего устава, любопытные как материал для истории нашего генерального штаба. — Заведение имело целью приуготовление российского дворянства к военному званию; особенно же к службе генерального штаба. Так как все поступающее в заведение должны были иметь по крайней мере 15 лет от роду и оставаться жительствовать в родительских домах; посему нравственное образование, хотя и входит в непременную цель сего учебного заведения, однакож по невозможности, как из вышесказанных причин явствует, всегда за оным блюсти, предоставляется благомыслию родителей, которые конечно обращали особенное внимание на сию важнейшую отрасль воспитания. При всем том Учебное заведение для колонновожатых, занимаясь умственным образованием юношества для военной службы, всевозможное обращает внимание и на нравственное, принимая самые строгие меры для прекращения всяких благородному званию неприличных поступков. — Число учащихся ничем не ограничивается. Те из них, которые желали поступить в генеральный штаб, должны были подать о том прошение и если имели 16 лет от роду, то по испытании принимались в колонновожатые. Колонновожатым определено от казны по положению квартирмейстерской части жалованье и указный месячный провиант. Число их не должно было превышать 60 человек; желающие же и достойные принятия в службу сверх сего числа могли быть приняты, но не пользовались ни жалованьем, ни провиантом до поступления в комплект. Учащиеся с колонновожатыми, слушая преподавание наук, поступали наравне с ними в равные классы и подчинялись общим порядкам. По сделанном испытании, колонновожатые ежегодно производились в офицеры генерального штаба. Шесть месяцев в году, т.е. с 1 ноября по 1 мая, заведение находилось в Москве; остальные же шесть месяцев для практических занятий проводило вне города. Зимние месяцы посвящались теоретическим занятиям, а летом к теории присоединялась практика, и колонновожатые вместе с учащимися прикомандировывались к офицерам, составлявшим большую тригонометрическую и топографическую съемку московской губернии; они также занимались разбивкою лагерей и полевых укреплений. Сверх того каждый день и в продолжении целого года, исключая времени, посвящаемого на съемку, колонновожатые и учащиеся, в часы утра, свободные от преподавания наук, занимались черчением и рисованием планов. Учебное заведение для колонновожатых не уклоняясь от цели приуготовлять юношество, попечениям его вверенное, для военной службы, предполагало сверх того ознаменовать свое существование составлением большой тригонометрической съемки московской губернии. Заведение имело печать с изображением государственного герба.
Приведенные выше программа и устав Московского Учебного заведения без сомнения много способствовали внешнему порядку, без которого не могла быть достигнута благая цель самого заведения; но чтобы судить с некоторою основательности о заслугах, оказанных Муравьевыми, отцом и сыном, отечественному просвещению, необходимо выслушать показания бывших воспитанников Московского заведения. Один из них, уже в преклонных летах и которому пришлось, как он сам говорит, испить горькую чашу испытаний, сообщает в своих воспоминаниях весьма любопытные подробности о месте своего воспитания (См. Записки Басаргина в „Русском Архиве" за 1868г. и в первой книжке „Девятнадцатый Век”, изд. П.И. Бартенева).
«В нашем заведении - говорит он - между взрослыми воспитанниками существовала такая связь и такое ycepдие помогать друг другу, что каждый с удовольствием готов был отказываться от самых естественных для молодости удовольствий, чтобы передавать или объяснять товарищу то, что он не хорошо понимал, или когда случайно пропускал лекции. Сами даже офицеры на дому своем охотно занимались с теми, кто просил их показать что нибудь, не понятое ими. Случалось даже обращаться за пояснениями к самому генералу, и он всегда с удовольствием удовлетворял нашу любознательность. Этот дух товарищества и взаимного желания помогать друг другу, был следствием того направления, которому он умел подчинить наши юные умы. В Осташове, на квартирах у крестьян мы помещались по двое и по трое. Каждый избирал себе в товарищи того, с кем он был более близок, кто более сходился с ним в характере и в образе мыслей. При этом входили в расчет и финансовые средства. Богатые обыкновенно жили по одиночке или с такими же богатыми. — Имевшие ограниченные способы находили равных себе по состоянию. Хотя многие из колонновожатых были люди зажиточные, даже богачи и знатного аристократического рода, но это не делало разницы между ними и небогатыми, исключая только неравенства расходов. В этом отношении надобно отдать полную справедливость тогдашнему начальству. Как сам генерал, так и все офицеры не оказывали ни малейшего предпочтения одними перед другими. Тот только, кто хорошо учился, кто хорошо, благородно вел себя, пользовался справедливым вниманием начальства и уважением товарищей. Замечу здесь, что всего чаще даже попадались под взыскание молодые аристократы. Имея более средств, они иногда позволяли себе юношеские шалости, за которые нередко сажали их под арест. Между нами самими, богатство и знатность не имели большого веса и никто не обращал внимания на эти прибавочные к личности преимущества. Безнаказанно не проходило ничего. Но тут поступаемо было Н. Николаевичем с величайшим тактом, с большою осмотрительностью и совершенным знанием юношеской природы. Принимались в соображение не столько самый проступок, сколько причина, побудившая к нему. Если эта причина не имела ничего в себе противного правилам нравственности, если это было увлечение, следствие прежнего неправильного воспитания, пылкого характера, необдуманности, резвости, одним словом, если провинившийся не сделали, ничего такого, чтобы унижало его — наказание было легкое, иногда ограничивалось простым выговором или увещанием. Но за то, когда поступок показывал испорченность характера, явный предосудительный порок, тогда взыскивалось очень строго, и виновный подвергался иногда исключению из заведения. Без преувеличения можно сказать, что вышедшие из этого заведения молодые люди отличались — особенно в то время — не только своим образованием, своим усердием к службе и ревностным исполнением своих обязанностей, но и прямотою, честностью своего характера. Многие из них теперь уже государственные люди, другие — мирные граждане, некоторым пришлось испить горькую чашу испытаний, но все они - я уверен — честно шли по тому пути, который выпал на долю каждого, и с достоинством сохранили то, что было посеяно и развито в них, в юношеские их лета» (с.90-102)
Дмитрий Андреевич Кропотов (1817-1875). Жизнь графа М.Н. Муравьева, в связи с событиями его времени и до назначения его губернатором в Гродно: биографический очерк, составленный Д.А. Кропотовым. Санкт-Петербург: в типографии В. Безобразова и комп., 1874
http://dlib.rsl.ru/01003604069
http://www.knigafund.ru/books/8511/read#page63
Дед-Дуб-Сноп наш
http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_466.htm
http://kirsoft.com.ru/skb13/KSNews_467.htm