На золотом крыльце...

     Только когда самолет коснулся полосы в аэропорту « Эль Прат» в Барселоне, он почувствовал облегчение, что-то вроде подачи кислорода умирающему от болезни легких больному.
     На самом деле, это незапланированное бегство ему тяжело далось. Сейчас очень трудно думалось. Вместо того, чтобы продолжить бескомпромиссный бой, как обычно, он решил спрятаться, уйти как рыба в тину, чтобы ничего не слышать и не видеть, и чтобы о нем ничего не слышали и не знали, не догадывались о его намерениях, планах и настроениях, чтобы рейдеры терялись в догадках, строя свои козни, и сами упали в яму с колом на дне, подготовленную для него.
     «Пусть адвокатишки потрудятся.Они получают хорошие деньги!»,- успокаивал он себя, пока самолёт совершал рулежку к зданию аэровокзала, хотя внутренне осознавал, что среди этой лощеной когорты адвокатов для бизнеса в дорогих итальянских костюмах нет профессионалов - одно жалкое жулье, отребья, «специалисты по бабушкам», как он их называл, способные разве что на подделку доверенностей, а никак не на неожиданные многоходовые комбинации с победным финалом. Но что поделаешь, каковы государство, суды, прокуроры, такова и обслуживающая челядь.
     В этот раз все сложилось из ряда вон плохо, как никогда - и в бизнесе, и дома. Все превзошло пороги его обычного терпения и выдержки, кажется до дна была исчерпана его неуемная, неисчерпаемая энергетика, которая и была его главным талантом, главным капиталом, благодаря которому он сделал большие деньги и карьеру бизнесмена.
     Не то, чтобы он не юлил и не обкрадывал, преданно не смотрел в глаза власть имущим , не давал откаты чиновникам, не совал банкноты начальникам рангом пониже. Конечно, как все. Он вкушал с того же самого стола, где эти лицедеи и фокусники от экономики и политики праздновали свой неуемный банкет и четко исполнял прописанные процедуры. Он не был « белой вороной», но все же-это не было для него главным лакомством, а главным конкурентным преимуществом он полагал свою энергетику. В нем жила какая-то наивная вера в победу при создании новых и новых проектов, и , может быть, даже чувство справедливости по отношению к талантливым и работоспособным людям, которые на него работали.
     Он хорошо понимал разницу между берущими влажными пальцами взятки чиновниками, которые не учат, не лечат, ни строят, и молодыми и талантливыми инженерами и менеджерами, которые разделяли его взгляды и любили дело, которым занимались.
     В Санкт-Петербурге была начата кампания по отжиманию его бизнеса. Чтобы по-настоящему отжать, его самого надо было уничтожить.Он воспринимал бизнес, как ребенка, - плохой, хороший, но свой , и он никому не хотел и не мог его отдать. Дело было даже не в деньгах, хотя он уже и забыл, что и без денег можно жить счастливо, а скорее нежелание подарить неизвестно кому, каким-то проходимцам и подлецам ту накопленную и вложенную энергетику, которая была ему так свойственна и была его собственностью по праву, без оговорок и комментариев. Деньги - превращенная энергия и никак по-другому. Он так понимал бизнес процессы, и у него это получалось.
     « Пусть пока адвокатишки подсуетятся!»
Он не стал брать такси, а сел на рейсовый автобус, чтобы проехаться с обычными, ничего от него не хотевшими,гражданами: ни сотрудничества, ни продвижения по службе, ни взяток, ни премий, ни даже чаевых.
Он хотел всмотреться в их лица и попробовать угадать, что же ими двигало в обычной жизни, в которой не было власти над людьми, миллионов, азарта и страстей. Чем они все живут? Чем дышат? Что ими в жизни двигает?
Но кто это разберёт? Тем более в автобусе.
     Он вышел на конечной остановке-площади Каталонии,одной из самых нелепых площадей Испании с дурацким фонтаном посередине, лежащей на газонах молодёжью и поспешил в сторону Готического квартала, чтобы выпить в маленьком кафе на узкой средневековой улице кофе с рюмкой «Ветерано».
     Окна домов были наглухо закрыты и чудилось, что они вот-вот откроются, и появятся призраки жен пиратов, отправившихся за моря-океаны - за добычей, золотом, и не вернувшихся назад.
     До отплытия круизного лайнера оставалось два часа, и он хотел переключиться, перезагрузиться, забыть все, стряхнуть российскую тоску, успокоить тревогу, подсушить в душе сырость Санкт-Петербурга, вдохнув пряного креветочного тёплого воздуха старой Барселоны, перемешанного с ароматами корицы, свежей пиццы, лёгкой солью морского бриза и капитанского табака.
     Теперь Барселону тоже было трудно узнать. Толпы пьяненьких англичан и немцев что-то бурно обсуждали, жестикулировали, осаждали бары и запихивали в себя очередную порцию «тапас». Все для него представлялось, как вид через большую линзу - выпуклым, преувеличенным и кривоватым, странным и беспокойным: какая-то визгливая группа девочек-иностранок в матросской форме, обнимающиеся в темноте баров мальчики, негры в цветастых штанах, предлагающие марихуану.
     Начал накрапывать мелкий короткий дождь. Солнце проглядывало через его тонкие стеклянные нити. Вдруг позади раздался резкий громкий хлопок.
Он побелел, вздрогнул и обернулся.
Молодая домохозяйка раскрыла зонт, выходя за покупками в ближайшую лавку.
Просто весенний дождь.
Кажется, такого раньше в Барселоне не было… А, может, было - он просто не замечал.
     У театра «Лисео» сидела пара седых пожилых испанцев, старик с палкой с золотым набалдашником, в костюме и галстуке с золотой же булавкой. Он нежно держал за руку свою жену, пожилую даму в драгоценностях и с укладкой, как-будто только что из парикмахерской. Они молчали. Они просто олицетворяли собой вечные ценности.
Проходя мимо, он поздоровался с ними, как с добрыми знакомыми. Пара любезно ответила.
     Ему захотелось отбросить все, забыть промозглый и опасный Санкт-Петербург, превратиться в морской бриз, врывающийся в башни храма "Святое Семейство", словно сделанные из мокрого песка, населенные ящерками и улитками, замысловатой фауной и аккомпанирующих ходу нелепой жизни вокруг звуками божественной флейты - ветром, заплутавшим внутри. Он был уже морально готов лежать растерзанным, разрезанным трамваем, умереть нищим в лохмотьях, истекая кровью на подступах к собору, как его создатель Гауди.
Ему нужно было только одного - чистого воздуха и небесной чистоты, взамен негожей и неправедной жизни.
     В Барселонете, на набережной, он повторил кофе и бренди и проследовал на корабль-отель, важно попыхивающий трубой и готовый к отплытию.
Как здорово он все это придумал: исчезнуть, раствориться, дать повод думать, что он замышляет коварные планы защиты, перегруппировку сил, копит энергию, чтобы потом неожиданно напасть из-за угла и уничтожить и испепелить противника окончательно, предварительно подставив под удар арьергард из адвокатов, скрипящих лаковыми мокасинами!
     Это был стандартный семидневный круиз по Средиземному морю. Американцы, итальянцы, немцы, скандинавы, небольшая группа разодетых в пух и прах напыщенных русских - средний класс: много еды, глупые развлечения и конкурсы, « Бинго», бездарные артисты c нелепыми куплетами и не смешными скетчами на вечерних представлениях. «Быдло!», -подумал он.
     На завтрак и обед ему определили ресторан «Оринокко», на ужин он мог уже выбрать любой из четырех с различной национальной кухней. Приторно-вежливый филиппинский официант проводил его к столу, где уже сидела какая-то девушка в коротком черном платье.
-Are you not against?*,- поинтересовался он по-английски чисто формально.
Она оторвалась от меню, подняла глаза и ответила по-русски: «Нет, не против».
Возникла пауза. По крайней мере, ему так показалось.
     По правде говоря, он не был настроен на светские беседы и вообще не любил контакты с соотечественниками за рубежом, которые всегда предусматривали крайности: либо безудержное, неуемное веселье и пьянку, как в последний раз в жизни, либо установление бизнес-контактов, либо разглагольствования на темы русской идентичности, особенностей русской души и матрицы, своеобычии политической жизни в России.
Но девушка, казалось, тоже совсем не стремилась к разговору. Ее грустные серые глаза были устремлены в темноту моря, где на горизонте блистали огоньки островов и проплывающих мимо кораблей.
-Простите, Вы откуда?,-спросил он.
-Я - Мария, из Питера.
- Я тоже. Может быть, по бокалу « Божоле», Маша?
Или вы предпочитаете «Риоху»?
- Я не предпочитаю. Я вообще не пью ничего, кроме минеральной воды без газа.
Он рассмеялся. Знакомство состоялось.
     Вечером они вышли на корму, следили за круговоротами бирюзовой воды и пены из-под винта лайнера и долго беседовали ни о чем, о пустяках. Мария говорила, смешно сморщив прямой носик:
« Знаете, для меня мужчины-самые непонятные существа на свете, как инопланетяне, как Несси из Лох-Несского озера, которую никто не видел и не трогал руками, но о которой столько написано. Что же это такое на самом деле? Кто вы такие? О чем вы думаете? Что для вас главное? Все,
как в детской считалочке:
« На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной.
Кто ты будешь такой?
Говори поскорей! Не задерживай добрых и честных людей!»
A вы кто, господин предприниматель?

-Ну, не знаю, но явно не сапожник и не портной! Озвучьте, пожалуйста, весь список! Ведь давно не так уже считают:
"На златом крыльце сидели
Мишки Гамми, Том и Джерри,
Дядя Скрудж и три утенка
Выходи, ты будешь Понка!",-засмеялся он.

     Эта детская фигурка в маленьком чёрном платье, светлые, развевающиеся на морском ветру волосы, холодные глаза, едва подернутые влагой, мягкие губы со светлой блестящей помадой и наивные разговоры резко контрастировали с обликом и повадками его жены. Дело даже не во внешнем различии.
     Это было, как «черное» и «белое», «пустыня» и «море», "птица" и "рыба".
Жена считала его своей безусловной неотторжимой собственностью, как бы крепостным, батраком-работником, на худой конец. А у собственности нет и не может быть прав.
Она полагала, что он « должен»… Пункт первый. Пункт второй-смотри пункт первый.
 « Должен, должен, должен!»
Она не спрашивала, кто ты? Что ты хочешь? К чему стремится твоя душа? Твоё сердце? Почему ты не спишь ночью, если завтра ты встанешь и тебя мягко обволочёт запах свежеcваренного кофе, будут ждать белоснежная рубашка и отглаженные брюки?
Ты « должен» исполнять функции добытчика, охотника, любовника, отца и мужа. И точка. Никаких сантиментов и отклонений - ведь ты же мужчина (чудовищный аргумент!) Это и есть самые главные качества. И совсем не важно, что утренний кофе имеет для тебя противный привкус ядовитого гриба, а деловой костюм «Brioni» воспринимается как затхлая арестантская роба.

     В портах, на стоянках лайнера, они подолгу гуляли, не ездили на экскурсии, а находили заброшенный парк с полуразрушенной виллой или допотопный грязноватый бар. Он пил коньяк. Она - кофе. Он подумал: « Действительно, браки свершаются на небесах. Кто бы мог подумать, что это правда?».
     Никакая энергетика ему уже совершенно не была нужна, было наплевать на бизнес, не интересны и скучны рэкетиры, мошенники, рейдеры, адвокаты и заимодавцы.
Он просто наслаждался ее девчоночьими выходками, детскими анекдотами, безудержным заливистым беспредметным смехом, которые освободили его впервые в жизни и сделали по-настоящему счастливым.
Ночное небо казалось куском бархата с наклеенными на него бумажными звездами.
      Разве есть пределы человеческой алчности? Сначала она появляется, как червь в яблоке, потом грызёт тебя изнутри, настойчиво скребет душу сморщенной куриной лапкой, наконец, покрывает человека изнутри своей липкой субстанцией и лохматой паутиной, изматывает его, высасывает все соки, чтобы, в конце концов, убить. И все ему мало… мало…мало… , и человек не замечает в жизни самого главного - маленькой и трепетной девочки, которая так нежно и нелепо держит в руках и греет твоё измученное сердце!  Почему эта девочка заставила вдруг его исповедоваться перед самим собой, содрать коросту вечной нелюбви и фальши? Что в ней такого? Что необыкновенного? Вся эта мишуровая, упакованная в яркие дорогие обёртки из дорогого магазина жизнь, где мораль абсолютно аморальна, а в сущности, прогорклое и никчемное существование, обозначенное стяжательством и жаждой денег, - эта страшная жизнь унеслась, как старая разбитая повозка с деревянными колёсами, гремя на камнях и подпрыгивая на ухабах, оставляя за собой лишь облако едкой серой пыли…
     Последний день круиза был без захода в порты, в море. Он подошёл к ней, взял за руку и сказал:
- Ты помнишь,сегодня последний день.Зайдёшь ко мне? Это сьют на 4 –ой палубе, и давай все же выпьем вина, хотя я знаю, что ты не пьёшь. Фрукты я закажу.
- Да, я приду в восемь…
Ровно в восемь она появилась на пороге его каюты, слегка загорелая, в вечернем платье с ниткой жемчуга, сияющая и счастливая. На ее щеках блестели капельки морской воды.
Сахарно-медовый филиппинец тщательно сервировал экзотические фрукты и игристое рубиновое вино.
« Подожди! Боже, прости, я совсем обо всем забыл и растерялся. Я - за цветами!».
Он вышел и через 10 минут принес ветку оглушительно-удушающе пахнущих белых лилий.
Они выпили.
     Он медленно погрузился в счастливую мягкую дремоту, как будто бы его приняли в тёплые объятия вод Средиземноморья, где совершают свой подводный обряд и крестный ход рыбы и моллюски, гоняют наперегонки мальки на прозрачном, прогретом солнцем мелководье, а по дну ковыляет краб по только ему ведомым делам, а там, далеко-далеко, уже в океане, прокладывает свой маршрут гигантская морская черепаха. Багряный диск солнца заходил за кефирные облака. Он улыбался искренне и глупо, как ребенок.

  - Маша, ты молодчина! Приятно иметь дело с профессионалом.
Мы даже не рассчитывали, что все произойдёт так быстро, он ведь умным перцем был. Но, как говорят, на каждую хитрую жопу, есть тра-та-та с винтом… Гонорар тебе готов. Просто- гора с плеч.
А чем ты его так? Циан? Мышьяк?
- Нет. Он просто умер от счастья.
А вообще, это не твоё собачье дело.
Это моё « ноу хау».
И сухо поинтересовалась:
- Где деньги?

* Вы не возражаете? ( англ.)