Одесские рассказики 6. Происшествие на пляже

 http://www.proza.ru/2016/04/15/2260


 Когда несколько лет спустя  под неземную музыку  виртуозного гитариста Франсиса Гойи  маг и гипнотизёр Кашпировский, глядя исподлобья с экрана нашего тогдашнего «Рубина», настойчиво предлагал  телезрителям представить что-нибудь очень-очень приятное, я всегда вспоминала своё плавное парение над Одессой в красной люльке-кабинке канатной дороги, доставлявшей  своих немногочисленных пассажиров прямо на пляж «Отрада». Ещё я вспоминала искрящуюся до самого горизонта голубизну Чёрного моря и изумрудность  буйной флоры внизу, сквозь которую лишь изредка можно было увидеть дорожки, «разузоренные» тенями листьев, и пеших пляжников, спешивших к морю.

  Диск маэстро Гойи к тому времени  уже лет пять как был  в моей  домашней коллекции грампластинок, а вот  о существовании  знаменитого  мрачного психотерапевта мы тогда даже не догадывались,  а также нам было невдомёк в тот  по-одесски солнечно-лучезарный день, что  обожаемый нами город окажется в одночасье в другой стране. А поэтому  мы с Юлей, весёлые и счастливые, выскочили из трамвая, покатившегося, позвякивая,  дальше на легендарные  Фонтаны, и одержимые идеей наконец-то вволю покататься на водном велосипеде побежали к канатке.

  Кабинки, чуть-чуть покачиваясь, довольно быстро проезжали мимо заасфальтированного перрончика, поэтому, чтобы попасть вдвоем в этот воздушный кабриолет, нужно было принять высокий старт метрах в семи-восьми друг от друга, что мы и сделали, впрыгнув по очереди  в узенькую дверь подвесного  красного фургончика. Радости нашей не было предела, мы болтали без умолку, рисуя друг другу картины предстоящего круиза.

    И никто не мог своими рассуждениями  снизить накал нашего восторга, так как Ленка,  несмотря на все отговоры, отправилась-таки в то утро в рекомендованную  ей в ПосКоте* парикмахерскую делать химическую завивку. Напрасно я рассказывала, как опасно ходить в подобные заведения в приморских городах, изображая страшную картину посещения цирюльни  в самом центре Питера, где клиенткам мыли головы  водой, запасённой в кувшинах… Всё тщетно: Елена больше и дня не хотела прожить без модной тогда «химии». Утром на  остановке экспресса  в Крыжановке мы договорились встретиться на пляже в 14.00.

   Надо заметить, что это была уже вторая наша попытка приобщиться к морскому велосипедному спорту в Одессе. Первый раз, взяв напрокат  здесь катамаран, мы очень долго  крутили педали, не понимая, как же нам выплыть в открытое море из прямоугольного бассейна, огороженного деревянными помостами.

   Все остальные  арендаторы катамаранов гордо проплывали мимо нас, без труда вписываясь в узкий  вход пролива, отделявшего маленькую бухту от большой воды. Через полчаса неимоверных усилий, внимательно посмотрев на ослепительно красивую при данном  освещении Юлию, я поняла, что она мне -  не помощница в вопросе освоения техники езды на данном плавсредстве.  Помимо прекрасной внешности у Юли была масса других достоинств: тонкий юмор, острый глаз, какая-то особенная тихая артистичность,  умение держать паузу, афористичность её постоянных реплик в сторону ( да и  вообще, мы всегда были с ней на одной волне) но всё что касалось приборов, агрегатов, точных наук и прочая,  и прочая было ей глубоко антагонистично, а  посему в отсутствие нашей Премудрой Елены  мне пришлось взять на себя функцию  мозгового центра.
 
     Прекратив болтовню и собрав всю свою сообразительность в кулак, я стала сосредоточенно наблюдать за действиями  лихо крутивших педали других отдыхающих.    Вскоре мне удалось раскусить принцип управления этими плавающими стульчиками, и я тут же научила Юлию мне ассистировать. Но силы, потраченные  на вращение педалей вхолостую,  нас практически оставили. Мы, конечно, аккуратно вырулили сквозь надменные дарданеллы  в  акваторию пляжа, сделали кружок почёта, а затем тихонечко прошли мимо только что покорённых,  деревянных свай назад в нашу бухточку. Оплаченный нами час заканчивался.

   Несколько дней мы отходили от мышечного форс-мажора, охая при каждом наклоне и приседании.  Дело не обошлось и без меновазина. Но настоящая большая прогулка по морю на катамаране манила нас вернуться в эту гавань и попытать счастья ещё раз.

   И вот мы уже спускаемся в трясущейся цветной консервной баночке, предвкушая кайф быстрого выхода  на черноморские просторы мимо неподкупных деревянных стражей, оберегающих заветный причал.
 
   В уже знакомой нам хибарке за высоким прилавком нас встретил невозмутимый  директор ( он же кассир) пляжной конторы, который и ростом, и лицом, и возрастом напомнил нам  Швондера в исполнении Романа Карцева. Мы с Юлькой обменялись многозначительными взглядами, мол, не он, но очень похож, Юля даже, беззвучно артикулируя, проговорила это булгаковское имя по слогам. Швондер же свою очередь потребовал  в залог оставить ему наши паспорта…

    Выходя с билетами из сего приморского шалаша, мы услышали  тихое бормотание  себе под нос сопровождавшего нас юнги о необходимости перед рейдом прочитать инструкцию, находившуюся на двери. Мы сделали несколько шагов назад, но на настежь отрытой двери, зафиксированной  камушком, висела только табличка с величинами штормовых баллов. Мы дружно оглянулись на море, которое изображало абсолютный штиль. С недоумением пожав плечами, мы направились к причалу, где уже по-хозяйски шуровал наш матрос-инструктор, готовя  легкое судёнышко  к отплытию. Неподалёку, на другом катамаране,  копошились ещё два подростка, бросавших на нас странно заинтересованные взгляды.

     Рыжеватый юнга, сидевший на корточках рядом с нашим плавсредством, тоже поднял  глаза, и здесь мы обе увидели, что и у него есть свой киношный двойник – Шура Балаганов. Юля  опять без звука проартикулировала имя соратника Остапа Бендера. А он, продолжая испытующе смотреть на нас, тихо спросил: «Ну, что? Прочитали?». Мы  легкомысленно кивнули в ответ и под его шкиперское застенчивое бурчание о том, что у нас есть на всё про всё только два часа, запрыгнули в  цветные сёдла и отчалили в долгожданное  путешествие.

   На этот раз мы без труда преодолели  знакомый рубикон, вышли в море и неспешно направили наш кораблик прямо в мерцающую ирреальность, сотканную из воды, неба и солнца.

 Все наши вещи, включая одежду и обувь, мы сложили в яркий заграничный пакет, каковой и привязали  к сиденью припасённой для этого случая верёвкой. Деньги, ключи  и прочие ценности Юля положила в небольшую сумочку-ягдташ, длинный ремешок которой она перебросила через плечо. И этот  жест окончательно закрепил Юлино сходство с древнегреческой вечно юной богиней Артемидой.

   Всё повторилось. Как и в первый раз, Юлина красота под действием отраженных в море солнечных лучей, усилилась многократно. Её глаза-хамелеоны, которые и в Москве меняли свой цвет от серо-голубого до малахитового, здесь вобрали в себя всю бирюзу Понта Аксинского и сияли немыслимым сине-зелёным свечением. Волнистые светлые волосы скульптурно ниспадали на плечи, а прямой  нос, как будто вырезанный из древнего мрамора, бросал нежную тень на божественно очерченные губы.

   Чтобы не очень завидовать подруге, я наклонилась к морской глади, и, любуясь сквозь воду своим перламутрово-ракушечным маникюром, сделала несколько гребков правой рукой, напевая при этом: « Голубые глаза хороши, только мне полюбилися карие…» И тут я увидела буквально в десяти метрах  от нас давешних недорослей с причала, оседлавших такой же, как наш, катамаран, который они направляли прямо на нас. Красноречивое захватническое выражение на их пиратских рожах явственно говорило о том, что они идут на таран.

  - Полундра! – Воскликнула я, и мы с Юлькой опять закрутили брошенные было педали. Но пираты крутили быстрее. Две минуты – и они настигли нас. Конечно, ничего подобного мы не ожидали. Бегством спастись не удалось, сильные мальчишеские руки ухватили наше утлое судёнышко и встряхнули его так, что мы обе подпрыгнули.

   Пока Юля пыталась обиженным голосом воззвать к совести напавших на нас абордажников, я вспомнила, как один препод в нашем "истерико"-архивном институте объяснял истинный  пещерный смысл матерных ругательств.

  - Слушай, ты белобрысый, - дико заорала я, - а ведь я знаю твою маму, и я ей обязательно расскажу, какой гад на самом деле её Серёжа. -  Хорошо я ещё на берегу слышала от его подельника: « Серый, а Серый!».

   Как по мановению первобытной палочки, заслышав заветное слово «мать», нарушители морского спокойствия  развернули свою шаланду и взяли курс прямо  на горизонт, « в голомя».

   - Детскую комнату милиции я вам гарантирую, салаги бесстыжие, - заносчиво крикнула я им вдогонку, и белобрысый конкистадор опасливо оглянулся на меня.

   - Ну, ты даёшь,- молвила Юлия-Артемида, -  я даже испугаться как следует не успела.

   - Лучший способ защиты – нападение.

   Опасность, кажется, миновала, и мы повели своего велосипедного морского конька вдоль живописного высокого берега, видневшегося справа по борту. Сначала мы перемыли кости всем нашим общим московским знакомым, потом принялись за одесситов. Когда эта скелетная тема иссякла, мы затеяли стихотворный марафон, читая друг другу наперебой стихи разных поэтов. Иногда, когда  попадались обоюдно известные нам  гармонии, мы декламировали их дуэтом.

   Время от времени мы переставали вращать педали и дрейфовали, подставив тыльные стороны рук  ласковому одесскому ультрафиолету. Чёрное море несказанной россыпью солнечных бликов играло вокруг нашего литературного ковчега.  Ленки с нами не было, и никто не мог нам поведать, делая при этом страшные глаза, какие огромные кубометры солёной Н2О находятся под нами, и какой опасной может быть эта тихая сияющая пучина. И неизвестно, как далеко мы бы таким образом заплыли, если бы Юля случайно не уронила взгляд на отбрасываемые нами  тени, которые уже превратились в тёмно-фиолетовых лилипутиков.  Она тут же вытащила из ягдташа наручные часы: до назначенного Еленой времени оставалось меньше получаса. Мы быстро повернули назад  и с рвением рабов на галерах включили самый быстрый темп, затянув при этом:

           Хотя б чуть-чуть со мной побудь,
           Ведь я иду в кругосветное странствие.
           В твой дальний край идет трамвай,
           Весь твой рейс до 16-й Станции…

   Песен из репертуара Леонида Утёсова, выученных в Москве с затертых до хрипоты его пластинок,  хватило, чтобы с драйвом доплыть до порта прописки нашего Арго. На высоком деревянном пирсе уже стояла Ленка в ореоле новой пышной причёски, в голубой длинной юбке, в белой размахайке, на своих огромных платформах. Мы опаздывали всего на пять минут. Завидев нас, Ленка  постучала по часам, подбоченилась, изобразив всем своим видом: « Плывут, морячки…».

  Даже издалека было видно, что её волосы сожжены и испорчены бесповоротно и торчат в разные стороны, как пушинки у одуванчика. Также стало ясно, что Елена, единственная из нас не страдавшая ни географическим, ни каким- либо другим кретинизмом, всё-таки открыла сегодня в себе новый дар: ею овладел парикмахерский кретинизм, и симптомы этого недуга были - налицо. Мы с Юлькой ужаснулись увиденному:

   - Анджела Дэвис, собственной персоной, - вздохнула я.
   - Вылитая… - Как эхо, отозвалась Юлия.

   Но новая опасность, нависшая над нашей подругой, мгновенно вывела нас из оцепенения. Дело в том, что вокруг Ленки носились по доскам мускулистые, загорелые купальщики, сбрасывая с верхотуры одного за другим зазевавшихся соплеменников. На Елену, стоящую на краю этого сооружения, они кидали такие выразительные взгляды, что не оставалось никакого сомнения, что они  не прочь и её сбросить вниз. Всё это происходило за Ленкиной спиной, и она ни о чем не догадывалась. Поэтому я подняла в воздух кулак, гневно погрозила им и сделала такую устрашающую гримасу, что лихие ныряльщики отступили.

  Криками и знаками  мы указали Лене, куда нужно следовать, чтобы наконец воссоединиться с нами, а сами погребли к своим  уже прирученным столбам-пенатам. Повернув нашу двухместную яхту из заветного коридора в родную гавань, мы узрели, что на берегу нас поджидает взъерошенный Балаганов, как тигр, марширующий туда-сюда вдоль кромки своего царства.

   - Наконец-то! Приплыли! Вам что там в Москве закон не писан?! Мы чуть  с ума все тут не спрыгнули! – Я даже и не подозревала, что у этого мямли может быть такой громкий голос.
   - Пикейный жилет, кажется, вышел из себя по-настоящему, - хором решили мы, - с чего бы это?

    Пришвартовав верой и правдой послуживший нам катамаран, мы спрыгнули на песок и стремительно направились в сарайчик  за нашими паспортами, натягивая на ходу мятые платья. Балаганов следовал по пятам за нами и негодующе, буквально рвя на себе волосы, вопрошал:

   - Разве мы не сказали вам, что за наш пляж заплывать ка-те-го-ри-и-чески запрещено ?!!! Вы уплыли за три пляжа! Вы превысили втрое допустимую линию заплыва! Да за вами вся погранзастава в бинокли наблюдала! Они нам раз пять звонили! - Юнга на секунду остановился, как бы потрясённый новой мыслью. - А если бы начался шторм?! Да вас просто банально мог сбить катер!

   После такого изумительного вояжа, моря, солнца, первозданной красотищи, слова шкипера отнюдь не ласкали  слух, хотя и были произнесены с неподражаемым одесским прононсом. Нам нужно было торопиться: по склону уже медленно, выверяя каждый шаг, спускалась наша новоявленная Анджела Дэвис. Но Балаганов не унимался.  Перед самой дверью он преградил нам дорогу и вкрадчиво задал,видимо, свой любимый вопрос:

   - Так вы что не читали инструкцию?
   - Вот эту что ли, про штормовые баллы? – Я указала рукой на открытую дверь.
   - Нет,  вот эту! – Здесь Балаганов отработанным движением выбил пяткой  фиксирующий камень, и дверь затворилась прямо перед нашим носом, а взору предстала другая таблица, которая и должна была нас проинструктировать два с половиной часа назад. Перечень из многочисленных пунктов подвергся энергичному тычку юнги:

   -  Вот! Пункт второй гласит: ка-те-го-ри-чески  за-пре-ща-а-ется…
   - Да, ясно всё, - и я, сделав ложный пас, перехитрила  разгорячившегося оратора.      -  Вы бы лучше нас до плаванья так пламенно инструктировали, - добавила я, открывая дверь.
  - И хоть бы людей учили управлять рычагами, - не преминула подлить масла в огонь Юлия. Балаганов прямо закипел весь от такой наглости.

   Я всё-таки прорвалась внутрь. Шкипер и Юлия прошествовали за мной и тихо наблюдали  за нашим недолгим разговором со Швондером, который надел на своё сизо-выбритое лицо маску индифферентности и неподкупности. Он повторил все балагановские доводы, характеризовавшие нас как закоренелых морских пираток. Но отсюда следовал совсем парадоксальный даже для Одессы вывод: мы не достойны получить назад документы, удостоверяющие наши преступные личности. Зря я пыталась внушить ему, что должный инструктаж мы не получили не по своей вине. Наткнувшись на непробиваемую стену его непонятного упрямства, я тут же в голове прокрутила спасительную комбинацию, вспомнив  стоящий неподалёку на пригорке домик пункта милиции. Но напоследок я всё же риторически спросила:

 -Так не отдадите паспорта?
 -Нет! Надо было читать инструкцию.
 - Юля, выходим! – Сказала я громко, и шёпотом добавила, - у меня есть идея, ты встречай Ленуську, а я вон туда. - И я глазами показала на строгую вывеску. Юлия понимающе наклонила голову, а я  с места в карьер рванула в горку - на свидание  с очередным книжным персонажем. Елена-Анджела уже преодолела крутой спуск и не спеша приближалась.
  - Инструкцию читать надо было, - только и услышала я вслед навязчивую балагановскую сентенцию…

   Когда я, как вихрь, ворвалась в служебное милицейское  помещение, мне навстречу из-за письменного стола  поднялся сам Остап Сулейман Берта Мария  Бендер-Бей  -  высокий красивый брюнет лет тридцати трёх в полном дежурном обмундировании, явно не ждавший в этот день никаких потрясений. Выражение скуки на его лице  сразу сменилось живейшим интересом.  Я с порога выпалила подготовленную обличительную речь, потребовав вернуть похищенные  у нас паспорта немедленно.

   Остап во время моего страстного монолога, обогнув стол, подошёл к окну, из которого открывался чудесный панорамный вид на залив и лодочную станцию, при этом он продемонстрировал эффектное синее галифе и начищенные до блеска чёрные  сапоги. Новенькая  портупея ловко обхватывала могучий торс Великого Комбинатора, а сбоку, как и полагается  - кобура. Обернувшись, он сразу же предложил  мне пройти вместе с ним на место преступления.

   Судя по всему, и я, и мой вдохновенный спич сильно поразили Бендера. Даже некое легкое смущение промелькнуло на его красивом мужественном лице. Смущение это он постарался замаскировать поиском фуражки.

   Роскошный головной убор с кокардой и золотым шнуром не сразу, но был найден в шкафу  и водружён на буйную головушку потомка янычар. Я сразу вспомнила крылатую фразу  Александра Ивановича Корейко: « Фуражечку милицейскую не забудьте!».

   Затем Остап галантно открыл дверь, пропуская меня вперёд себя. Мы спустились вниз по крутой лесенке. Я даже её не запомнила, когда неслась сюда за помощью. По дороге к хижине Швондера я возобновила свою словесную атаку на паспортиста-гусекрада. Бендер молча кивал. Я скосила глаза сначала на капитанские погоны, а потом на медальный профиль моего сопровождающего. Бендер, усмехнувшись, перехватил мою мысль:

   - Разбираетесь в званиях?
   - С детства, товарищ капитан.
   - Не волнуйтесь вы так! Сейчас разберёмся, - и он улыбнулся мне по-гагарински лучисто.

   Да, рост Остапа Ибрагимовича составлял примерно сто восемьдесят пять сантиметров, а с фуражкой  -  и все сто девяносто.
 
  - Подумать только, мы его по всей Одессе разыскиваем, в театрах, на концертах, а он сидит  себе в милицейской будке на пляже, как в бразильском бунгало… Подпольный милиционер… - Проносилось у меня в голове.

   Ленка, снизу увидевшая меня в компании красавца-милиционера, округлила зеленовато-карие глаза до максимума. Не меньшее изумление это явление вызвало и у  Балаганова. Бендер сухо кивнул молочному брату и проследовал внутрь лодочной конторы. Швондер же, как только завидел в дверях Бендера в форме, сразу выложил на столешницу прилавка наши паспорта. На его сизом лице  не было уже и тени высокомерия, он только с растерянным видом заискивающе изрёк:

   - Вы что юмора совсем не понимаете?
   - Ничего себе юмор…

   Остап велел ждать его у входа, где вокруг нас с видом птицы-секретаря накручивал круги Балаганов, то и дело повторяя фразу своего шефа: « Вы что? Юмора не понимаете?». Мы безмолвно переглядывались, а Ленка, по своему обыкновению, возмущенно закатывала зелёные глазища…

   Когда Остап во всем блеске милицейского великолепия появился в дверях и торжественно вручил нам персонально каждой наши паспорта, я поймала Юлин проницательно-восхищённый взгляд и поняла, что и она узнала Великого Комбинатора.

   Мы благодарили нашего спасителя уже на бегу к канатке, а с берега, как заигранная пластинка, слышалась заученная скороговорка Балаганова: « Совсем юмора не понимают…».  Ленка, еле поспевая за нами, сетовала на то, что нас нельзя ни на минуту оставить в этом городе без присмотра, и прочитала нам целую лекцию о поведении утопающих на водах. Мы же в свой черёд пытались деликатно перевести разговор на тему её негритянской причёски. Елена только разочарованно махнула рукой.

  На перроне  мы с третьего раза усадили Лену в воздушную кабинку, а сами легко запрыгнули в следующую. Впечатления этого дня переполняли нас. Оставшись опять в небе над Одессой наедине, мы принялись горячо обсуждать детали сухопутного отделения сегодняшней пьесы.

  - Но Бендер-то какой красавчик! А благородный какой!

  - Прямо рыцарь без страха и упрёка.. Стоило нарушить все конвенции, чтобы наконец с ним познакомиться!

  - А ты знаешь, что там в конторе не Швондер был?

  - А кто? – Юля с любопытством приблизила ко мне  своё олимпийское лицо.

  - Так Паниковский! Михаил Самуэлевич.

  - Верно: « человек без паспорта» похищает не гусей, а чужие паспорта… - Юлия, рассмеявшись, откинулась на спинку стульчика.

  - Смотри: Балаганов  - юнга, Бендеру – за тридцать, а этому – полтинник. Всё сходится! Вся троица в сборе!

  - Класс!!! – Выдохнула Юля, и мы обе безудержно расхохотались в одесских солнечно-голубых небесах. Сидевшая  на подвесном облачке чуть выше нас Анджела Дэвис насторожилась и стала с укором вглядываться в нашу сторону.

  - Нет, нет, Лен, мы не над тобой! Лена, представляешь, мы их всех сегодня здесь нашли: и Бендера, и Балаганова, и Паниковского, - закричали  мы в два голоса. И Елена тоже заулыбалась, осознавая смысл наших ассоциаций.

  - Я воображаю, как потешались пограничники, разглядывая в бинокль наше театральное чтение стихов, - новый взрыв хохота потряс приморский эфир.

  - Слушай, Юль, а здорово, что мы не прочитали эту запрятанную за дверью инструкцию! Когда бы ещё мы так лихо прокатились по морю, вдоль всех пляжей, а, главное, с совершенно чистой совестью.

   - Да, уж, прокатились с ветерком…

   - И Бендер отсиделся  бы у себя в бунгало, и мы бы никогда его даже не увидели… Ладно, подведем итоги: сюда мы себе дорогу закрыли. Хорошо, что всё  хорошо закончилось!

   - Хвала Бендеру!

   - Чем Ленку-то лечить будем от парикмахерской депрессии? Сейчас отобедаем… Может, вечером в оперетту?

   - Да, немного Имре Кальмана нам бы не помешало… Но Лена хотела попасть на местную барахолку.

   - Точно! Разузнаем вечером всё у Павлины и завтра же туда дёрнем. Как раз суббота…

   Я устремила прощальный взгляд на голубую каёмочку моря, утопающую в зелёных кудрях парка. Изборожденная нашим Арго водная стихия притихла, сливаясь на горизонте с лазурью небесного свода. Лепота…

   Мы покидали навсегда этот литературно-кинематографический паноптикум, где на каждом шагу нас встречали живые персонажи Ильфа и Петрова, и где мы сами однажды чуть не превратились в древнегреческие статуи. Но об этом я напишу в новом моём рассказе.

   
* ПосКот - Жилой массив Котовского (Посёлок Котовского), огромный микрорайон на севере Одессы.

                http://www.proza.ru/2017/07/02/1876