Глава 22

                Где любопытство - грань в безумство,
                Где есть сокрытье таинств бытия...
                Он пел Осанны, восхваляя вечность,
                Как жрец… Наместник Божества…

       - Как что-то сакральное и неизбежное, как тайна присущая загадке…
Ночь, она вступила в свою полную власть. Окунув в темные краски город и многое из того, над чем властна она сейчас была… Приглушив многочисленные звуки, как что-то чуждое себе, которое присуще только дню, ночь оставила для себя сладость из шёпота всех слов - лишь нужные слова. Сравнимая с птицей, которая расправила свои крылья, она опустилась в ложе, которое именно сейчас принадлежало только ей по праву, по записанному канону бытия!
Как апогей вершины неизбежности, беспрекословно исполняющая волю Свыше… И тьма предстала пред нашими глазами, и ночь переродилась во мрак, который, как монарх, нераздельно царствует со своей царицей, восседающей на троне...

                «Они взглянули в мир,
                И свет вдруг отступил пред их очами,
                Отдав всю власть свою… И только им!
                И мрак, помазанник царицы,
                Уж правил этим бытиём...»

И во многих людях была радость от происходящего, и было понятно почему! Они (люди) были вымотаны за день, жалким своим людским бытиём, разорванные в клочья суетой и немыслимо спешащим бременем их жизней...

«И пусты они были, как пересохшие ручьи,
И усталые, как берега,
Обдуваемые ветрами дел их дней!»

Люди не желали столь ранней развязки… Не желали отдавать себя своим сновидениям и продолжали жить, бодря свой мозг желаниями;

«…где предвкушения полны, как наполненные чаши.
И мрак, как им казалось,
Сокроет всех и всё от глаз чужих!»

Они полагались на благосклонность к ним царицы, которую назвали – ночь!
       Вышесказанное вслух, описание этого природного явления - ночи, которую, как мне показалось, Аркадий с  благоволением умозаключил в своих словах, наполнило меня необъяснимым трепетом.
Где-то внутри, несмотря на пронизывающий осенний холод, что-то ликовало и разливалось теплом, которое странным образом согревало меня.
Глубоко вдохнув в себя воздух, я ощутил отчетливый привкус, который присущ только природному явлению - осени.

       Запах опавшей листвы с примесью слякоти, которая одержимо обволокла собой этот город и нас, пилигримов, медленно идущих средь высоких жилых строений, в многочисленных окнах которых горел электрический свет, что напоминало нам о том, что, не смотря на столь позднее время, жизнь продолжает своё течение в замкнутых пространствах жилищ людей.
      
       Рассмотреть достопримечательности, которые окружали нас, не представлялось никакой возможности… Мрак окутал собою всё вокруг!
Осторожно ступая по мокрой поверхности асфальта, я и Катя продолжали своё шествие за Ангелом, который тёмным силуэтом шёл впереди нас, добавляя в окружающую тишину «шарканье», исходившее от подошв его туфель. Катя продолжала крепко держать меня под руку, иногда спотыкаясь об выемки ям на ужасной поверхности асфальта. Я ещё раз был удивлён, осознавая, что она, Ангел, и так плохо ориентируется в темноте, но факт оставался фактом! Катя ничем в данный момент не отличалась от нас - людей.
Благодаря нашей неторопливой ходьбе, мы без каких-либо эксцессов продвигались в своём пути к обители домового Кизуаля.
       Казалось, что время на какое-то мгновение затормозило свой ход, и окружающая нас действительность вместе с нами тянется, как приступ томимого ожидания, перед вожделением и желанием достичь желаемого: увидеть то, что никогда ранее не было увидено...
Ещё какое-то время мы шли и вот, наконец, остановились посередине арочного длинного проема, примыкающего к жилому зданию. Я увидел, как Аркадий внезапно остановился, вслушиваясь в тишину, как бы вылавливая из неё интересующие его звуки. Мы приблизились к нему и замерли, следуя его примеру. Какое-то мгновение, секунды, и я чувствую, как Катина ладонь с силой сжимает моё запястье своими пальцами. Я взглянул на неё, и мои глаза вырвали из плена тьмы её лицо. Ангел смотрела прямо перед собой, но не на Аркадия, дальше, именно туда, где заканчивался этот длинный напоминающий кишку, неосвещенный проход. Преодолев несколько шагов, мы вплотную приблизились  к Аркадию.
Нас окружает кромешная тьма, но я интуитивно чувствую взгляд Привратника, он смотрит на меня и Катю. Растянувшиеся многозначительное молчание всех присутствующих здесь заставляет сосредоточенно прислушиваться к сопутствующим звукам, которые странным образом, насыщают моё восприятие, обогащая его, что является поводом для очередных размышлений на этот факт!
Этот странный звук и взгляд Аркадия...
       Секунды, и слабо ощутимый звук усиливается, на короткое мгновенье прекращаясь. Он напоминает скорее звук схожий с тем, когда кто-то, бесшумно ступая, волочит за собой длинную ткань, как будто тянет её по земле. Вот эти звуки усиливаются, что напоминает о приближении к нам, и вдруг в одно мгновение прекращаются, как будто кто-то специально останавливается и, следуя нам, вслушивается во мрак...
Я слышу, как с неописуемой тревогой стучит моё сердце, стремительно распределяя мою кровь по сосудам при каждом своём импульсе. Я вижу слабо различимый силуэт Аркадия, который вслушивается в этот непонятный звук, исходящий неизвестно от чего или от кого, звук в нескольких метрах, что разделяют нас от… Чего?
Чувство тревоги и, несомненно, тревожное биение сердца неутомимыми импульсами добавляет и без того возрастающее напряжение, кое отражается болью в моих висках.
       Неожиданно, но короткая пауза тишины вновь была нарушена, и звук схожий со звуком волочения чего-то или кого-то внезапно и по неизвестным причинам стал стремительно удаляться прочь от нас. Секунды, и наступила полная тишина, но вот этот таинственный шорох, где-то там, и уже весьма  далеко от нас, ещё короткое время напоминал о себе.
Скорее всего, Ангел видел или чувствовал наши вопросительные взгляды в этот момент на себе! Быть может, он чувствовал и сомнения, что терзали меня по поводу всего того, что воспринимал мой слух… И о чём я не осмеливался спросить его!
Он осторожно и вкрадчиво ступил несколько шагов в сторону, откуда ещё несколько минут тому назад исходил этот непонятный и очень странный звук, остановился, замер, и шёпотом, как будто он рассуждал с самим с собой, произнёс:
 - Я не знаю, что это было!
Тревога отражалась на его дыхании. В бессилии вздохнув, он вдруг сказал:
- Видимо, есть вещи, о которых не знает даже Ангел!
Последние его слова испугали меня, заставляя чуть сжаться моё сердце.
- Мне кажется, нам следует поспешить... – чуть громче сказал Аркадий, обращаясь к нам.
Мы быстрыми шагами проследовали по длинному арочному проходу и уже через десятки метров достигли его выхода.
Перед нами раскинулся слабо различимый  фасад трёхэтажного дома. Его стена была замазана толстым слоем белой извести, которая во многих местах огромными кусками отлетела, обнажая  старый, красный кирпич. Я ощутил, как мои глаза свыклись с темнотой, и тусклое свечение звезд с ночного неба помогало различать различные мелочи достопримечательностей, возле которых мы оказались.
Перед нами предстал небольшой дворик, который был стиснут со всех сторон различными соседствующими зданиями, но они были более свежие и напоминали в ночи огромные тени. Посередине, на заасфальтированной земле, стояло невысокое старинное здание.
Одна из стен этого дома дала осадок фундамента, и огромный разлом стены был наспех зацементирован, этот разлом напоминал некую змею, которая ползет по кирпичам, желая разорвать их сцепку между собой и поглотить всё это в своей утробе.
Несколько окон  второго этажа дома напоминали о том, что эти помещения и сейчас являются жилыми, и что в них непременно кипит жизнь.
Мои глаза видели то, что было позабыто на короткий срок временем из прошлого, и настоящее пыталось это старое поглотить, как можно скорее в себе...
       Мы подошли к полуоткрытой металлической двери, на которой имелся кодовый замок, но, несмотря на это дверь кто-то позабыл закрыть. Аркадий распахнул её перед нами, и мы вошли внутрь здания. Перед нами открылся темный и находящийся в полном запустении подъезд. Запах грязи и сырости, видимо, из подвалов источал столь отчетливый запах гниения древесины и затхлости, который мгновенно ударил своей необратимостью на моё обоняние. Этот запах давил нас своим зловонием.
Мы остановились, боясь ступать далее во чрево этого дома, которое пребывало в кромешной тьме. Как я понимал, ориентируясь только на слух, Аркадий водил рукой по низкому потолку, пытаясь разыскать электрическую лампочку освещения. Я услышал звук подкручивания лампочки в патрон, и помещение заполнилось желтым и тусклым электрическим светом.
- Ну вот... Всё, как и прежде! - прошептал Ангел в неком умозаключении, - Теперь мы не убьёмся!
Чуть позже я понял значение его последних слов...
Перед моими глазами предстала картина, которая меня нет, не ошарашила ничуть, всё это было до боли знакомым: обшарпанная штукатурка, которая покрывала стены, когда-то она была окрашена в синий цвет, что придавало подъезду серость и безысходность. Очень низкий потолок, который давил на нас своей серостью и грязью, окурки, различный мусор как атрибут, присущий таким местам.
«Наш мир с его грязью, начинается с наших домов...» - подумал я, рассматривая достопримечательности окружающего нас «убранства». Стоявшая рядом со мной Катя с округленными глазами, в которых было удивление, смотрела на весь этот хаос. «Видимо. она не бывала в таких местах никогда ранее!» - мысленно предположил я.
       Данный подъезд имел узкие лестничные пролеты с каменными ступеньками, по правой стороне которых размещались перила. Лестница уходила круто вверх на второй этаж, где в страшном лестничном проёме царил полный мрак. Скорее всего, это был не парадный подъезд, а запасной, который использовался по крайней необходимости!? Но, как не странно, дверь, ведущая в это убожество с улицы, была открыта, что свидетельствовало о том, что этими лестницами пользовались постояльцы дома  с регулярным постоянством как основным входом и выходом!
Мы не спеша с присущей осторожностью, поднимались по крутым, неудобным ступенькам и, достигнув второго этажа, оказались в кромешной темноте! Свет электрической лампочки не в силах был освещать пространство выше первого этажа, но на лестничных маршах имелись небольшие прямоугольные оконные проёмы с грязным и пожелтевшим от времени стеклом, свет от ночного неба, проникая в окна, более-менее освещал всё то, где сейчас находились мы.
Лестничные пролеты, площадка между этажами, лестница - всё было заставлено ящиками, мешками, различной рухлядью. Под ногами то тут, то там был различный мусор… Путь затруднялся ещё и тем, что нам с постоянством раздражённо, приходилось перешагивать через уложенные в огромные стопки и перевязанные грубой бечёвкой старые книги, или валявшиеся здесь же в нагромождении несвязанные стопки из журналов и газет.
Продолжая свое медленное движение, мы то и дело натыкались на различные вещи, которые попросту мешали.
- Не опирайтесь на перила! - повернувшись к нам, прошептал Аркадий, - Они очень ветхие!
       Продолжая свой труднопреодолимый подъем и оказавшись на лестничной площадке третьего этажа, мы увидели старые, деревянные, двухстворчатые двери, которые вели в чью-то квартиру. Они были закрыты на замок и довольно-таки давно, о чём, несомненно, свидетельствовал слой пыли, который покрывал их, и прилегающую к ним лестничную площадку.
Возле этих дверей располагался огромный ящик, на который были уложены различные вещи, они были сложены друг на друга так, что уже достигали потолка. Вся эта кладь была столь непрочно уложена, что в любой момент содержимое могло упасть, и не дай Бог, завалить собою кого-либо. Пустые бутылки, старые книги, поломанное деревянное кресло, которое неудачно поставили посередине площадки и завалили различным хламом. Обо всём этом у меня сложилось впечатление, что жильцы этого подъезда не по назначению используют этот лестничный марш. Для них он всего лишь является кладовкой, в которую они стаскивают, утрамбовывают, безнадёжно забывая те ненужные вещи, которые они не хотят, а быть может, и не желают выбрасывать.
Я достал из своего кармана зажигалку и, повернув несколько раз кремневое колесико, извлек искру… Окружающее нас пространство осветилось тусклым светом слабого огня  от зажигалки, что вынужденно разорвало плен подъездного мрака.
Аркадий находился перед нами, и его взгляд был направлен в сторону стены, которая располагалась с левой стороны от дверей квартиры. Она так же была завалена различными предметами, и он стал с осторожностью разбирать хлам, рассовывая всё то, что вытаскивал, и что падало на него, на более свободные места вокруг себя, которых почти не было.
- Нам нужно расчистить от вещей эту стену... - прошептал он, продолжая, не отвлекаясь, разгребать и перекладывать от стены вещи.
Ангел передавал нам старые газеты и книги, которые были уложены в стопки, перевязанные бечевкой, которые я и Катя по очереди брали у него и складировали, распределяя в свободные пространства лестничной площадки, а так же и на ступеньки грязной лестницы.