Глава 26

                Владыки правящих сторон…
 
       «... О, лицемеры!
Да будет суд над вами в судилище... Где очи Его при взгляде на вас, развяжут языки вашим душам, которые как наполненные чаши, что источают яд, отравляя вас и тех, пред кем вы лицемерили...
И возгласы ваши, да будут пугать ещё живущих ныне, и поступающих так же, как жили и поступали вы!
И ядовитые источники омоют каждого из вас, как и то зло, что впустили внутрь себя, как речи, которые были сказаны вами, в сладость другим, но с горечью яда!
О, лицемеры... Ждите часа своего. Ждите расплаты!»

       - Вам нравится? - Кизуаль обратился к нам.
Внимательно сверля нас своими глазами, он не стал дожидаться ответа и невразумительно, хмыкнув что-то себе под нос, продолжил:
 - Каждый из вас пред нами есть отражение, хотите даже зеркало, всего того, пред чем вы, люди, слабы! Отражение - где стены ваши, что скрывают суть… Все страхи и желания, поступки и дела.
Но мы не судьи и не собиратели зла или счастья. Наш мир - это полная противоположность, как вам, так и к реалиям, в которых вы живете. Мы - те, которых вы прозвали - домовыми… Но мы, скорее всего, являемся хранителями самого главного - очага, к которому вы и подобные вам во все времена стремились. Мы храним и преумножаем те вещи, которые вы называете - ценностями своего мира! Мы храним и приумножаем ваши ценности, и знаем точно, что и сколько есть у каждого из вас, заметьте, иногда этого не знаете даже вы сами! Я и равные мне - не ростовщики, а умеющие умножать и беречь... Даже если иногда мы меняемся друг с другом вашим добром, здесь присутствует выгода только людям! Многим нужно чуть-чуть из того, что есть у вас, взамен меняясь на то, чего не было у вас ранее! - домовой хитро улыбнулся, а я и Катя внимательно продолжали слушать его, не отрывая своих взглядов от этого странного существа.
- Конечно, обмен происходит без спроса, есть такой грех, но... Я повторюсь... Без убытка для вас и для нас!
…Изменяются времена, меняются и люди, но неизменным остается только одно - во все времена люди стремились окружить себя красивыми вещами, скрывая за ними то, о чём кричали их души - о призрачном владении счастьем!
       Кизуаль окинул взглядом свою обитель… Он вновь что-то обдумывал, или быть может память одаривала его сейчас своими сладкими видениями. Он был где-то далеко, нет, ни здесь и не сейчас!
«Разве можно заглянуть в мысли домового?» - подумал я, внимательно рассматривая  то, что было для меня мифом из другой реальности, той, о которой я не знал ничего... Эти стремительные мысли над сказанными словами Кизуаля переполняли меня, ещё мгновение и я, так же как и он, погружусь в свою сокровенность, пытаясь анализировать и вновь проговаривая всё из того же, что было сказано им.
- О, счастье... - неожиданно сказал он, и эхо унесло прочь его последние слова, играя ими где-то уже далеко в невидимых для нас залах его дворца.
- Счастье, что мы имеем право на жизнь и право на осознание того, с чем нам приходится сталкиваться! - читая мои мысли, умозаключил домовой, - В моей обители никогда не было человека! Только запах присущий вам - людям. Запах исходящий от вещей, которыми когда-то вы владели! Но коли случилось так, что одному из представителей человечишек суждено было посетить меня, значит так угодно сильным мира сего, и я не в силах противостоять знаку Свыше! Но!
Кизуаль на мгновение задумался, обдумывая следующие слова, которые он скажет.
… Секундная пауза, он улыбнулся Кате,  деловито почесал свой нос и неторопливо продолжил:
- Вы… Человек... - сказал он мне, - И я хочу, что бы вы знали...
- Что именно? - спросил я, наблюдая за некой внутренней борьбой, что происходила в нём. Как мне показалось, и что естественно, основывалось в первую очередь на моих наблюдениях за его эмоциональным поведением… А поведение существа являлось непонятным для меня, более того очень странным… Он, находящийся передо мною домовой, как будто бы силою своей воли сдерживал себя в чём-то или удерживал от чего-то!? Но от чего?
Это для меня это так и осталось загадкой.
       И в этот миг...
Домовой впрыгнул на свой огромный сундук… Он некоторое время простоял на его крышке, после чего непринуждённо сел, свесив свои ноги с сундука. Кизуаль стал мотать ими, что напоминало поведение ребенка.
- В отличие теперь, конечно, от вас... - медленно проговаривая каждое слово, сказал он, продолжая непринуждённо болтать ногами, при этом пристально разглядывая меня.
И домовой продолжил то, о чём не сказал ранее:
- Другие люди, считают меня и моих собратьев за какое-то странное и примитивное создание, сравнимое с некой «расхлябанностью» и необузданностью нравов. Такое вот некое примитивное существо и что-то средневековое, со своей так называемой пылью, которой, как они считают, мы пропитались, обитая где-то там, в грязном и тёмном углу их жилищ… Как вы могли заметить, всё вышесказанное совершенно не соответствует действительности. Но люди в большинстве своём с этим не согласятся. Они продолжают считать нас за наваждение потустороннего мира, сравнимое лишь только с отражением в их зеркалах, где с одной стороны они - люди, а с другой стороны то, что они так и не могут рассмотреть в меру своей никчёмности.
Они наивно полагают, что их реальность есть главная, и они в ней правят этим бытием!
Домовой ухмыльнулся:
- Нередко можно слышать с их уст «об ошибке природы по отношению к нам» и не более того! Хотя вы, люди, и не видите нас!
Но самое удивительное - это то, что, «хая» и непристойно оговаривая нас, вы подсознательно, что дано было природой вам в слабость вашу, таите страх и робость пред нами, как пред необъяснимым!
Да, кстати, я совершенно забыл добавить одно и самое главное...
Мы - другие, только наделённые волшебной силой, которой разбрасываемся налево и направо, и никакого проку от нас нет! - Кизуаль глубоко вдохнул в себя воздух, как от некой тяжести, что окутала его внутренний мир, быть может, и его душу, но несмотря, ни на что он продолжил, - Скорее всего, это малая описательная часть вашего обывательского отношения к нам. Имеется огромное желание вспомнить, забытые вами, людьми, слова - что являются истиной… Я точно знаю о том, что  этого слышать в окружающем вас мире вы не могли, так пусть же эти слова повторятся: «Необузданные мысли, что наваждение, как сглаз!»…
       Кизуаль улыбнулся, он ещё долгое время смотрел на меня и о чём-то думал.
Краем глаза я обратил внимание, что и Катя смотрит на меня глазами наполненными печалью.
       «Нет, господа!» - подумал я, - «Вздор! Быть в ответе за необузданность человечишек с их нравами, нет, уж увольте!»
И как только я возжелал разделить свои мысли с  Катей и Кизуалем и попытаться возразить…
Домовой резко перебил меня, не дав сказать ни слова:
- Человек... А теперь и гость мой! – настойчиво сказал он, - Не желаете ли…
Он пристально посмотрел в мои глаза и невозмутимо спросил:
- Водку пьёшь?
От неожиданности услышанного вопроса из уст самого домового я чуть не упал на пол с этой непонятной деревянной конструкции, напоминавшей стул.
Нет… Его не интересовал мой ответ!
И когда Кизуаль стал слезать с сундука, он на мгновение отвлёкся, и в это самое время Катя подсела ко мне поближе и прошептала:
- Я слышала о том, что домовым отказывать нельзя!
Она лукаво улыбнулась и подмигнула мне. Резко поднявшись, она встала позади и обняла меня, при этом продолжая наблюдать за неуклюжими движениями домового.

       ***
      
       Открыв свой сундук, Кизуаль долго что-то искал в нём, просматривая и перекладывая содержимое…  И вот, он извлёк из сундука початую бутылку с прозрачной жидкостью. Бутылка была самой обычной, ничем не отличимой от какой-либо другой: светлое стекло, узкое длинное горлышко. Он довольно посмотрел на неё и, взболтнув содержимое, стал наблюдать за змеевидным движением жидкости внутри бутылки. Это продолжалось недолго, после чего домовой с нескрываемым удовлетворением и с сарказмом в голосе воскликнул: «Эхе, змия!»
Наконец-то оторвав своё довольное лицо от бутылки Кизуаль неизвестно откуда, а главное как, извлёк большой, крепко-накрепко связанный мешок из грубой мешковины. Развязав его узлы, он широко раскрыл содержимое мешка…
Пред нашими взглядами вдруг предстали самые разнообразные закуски, а также находящиеся здесь же изящные предметы столовых принадлежностей из вилок и ножей, ручки которых были изготовлены из красиво обработанной слоновой кости.
Чего здесь только не было... Были закуски названия, которых были мне не известны, они лежали вперемежку с отборными, спелыми фруктами. На самом дне средь всего этого изобилия находилась одна единственная, изысканно выполненная в непревзойдённом мастерстве - рюмка. Прозрачное стекло с великолепной огранкой, обрамленное тонкой металлической рамкой со сложным орнаментом, что придавало ей определенную изысканность и неповторимость.
- Извините, но я не ждал гостей, - сказал Кизуаль, обратив внимание на исследование моими глазами всего того, что вынимали его руки из мешка. Домовой умело и по-хозяйски расставлял бесчисленное количество тарелок с едой на поверхность столика.
«Вот это да!» - возникла мысль при виде всего этого изобилия, и мой желудок самопроизвольно издал урчание, чему Кизуаль улыбнулся.
       Катя с аккуратностью помогала расставлять все это многообразие из съестного на столик, красиво сервируя тарелки с другими столовыми принадлежностями.
Я же продолжал наблюдать за Кизуалем, анализируя правильное толкование вещей и реальности относительно тех яств, что были извлечены домовым из узла  по отношению  вместимости последнего…
Что-то было не так, мои глаза видели реальность, но вот сознание от происходящего было в замешательстве: ну, не могло в матерчатом узле поместиться столько еды, да еще в тарелках! Но факт оставался фактом...
Домовой при этом изредка бросал на меня свой взгляд и ухмылялся, чем вызвал улыбки и на наших лицах.
- Помните... - произнес он, вытирая лацканом сюртука свой взмокший от пота лоб, - В мирских сказках была так называемая скатерть…
- Это она? - удивленно спросил я.
- Подобие ей, но не из сказки! - и Кизуаль рассмеялся.

       На правах хозяина домовой предложил нам присесть к столику на трапезу, при этом он помог пододвинуть ближе к нему эти подобия стульев, на которых перед этим мы сидели. Сам он устроился во главе стола, разглядывая все то, что так аппетитно было разложено в тарелках на полированной поверхности столика и все то, что очень удивляло нас.
       И была здесь дичь из перепелов, были и бекасы, рябчики, запеченные в сметане приправленные мудреным соусом название, которого повторить за домовым я не сумел, жареные перепела с грибами посыпанные укропом и украшенные зеленью. В фарфоровой тарелке ожидал своего часа запеченный в раковинах судак. Тонко нарезанное сочное мясо белуги с зелеными стеблями лука, обильно уложенное рядом с маслинами - и все это было украшено многочисленными папильотками, как в дорогих ресторанах.
Так же моему взгляду предстали еще горячие почки в соусе с ветчиной. Но больше всего Кизуаль нахваливал печенку в соусе «по строгановски», биточки из кролика и свинины рубленные, которые находились на тесном столике рядом с тарелкой горячей тушеной в масле фасоли и капусты.
Запах всех яств был просто изумительный - это был пир!
Были и другие блюда, которые Кати не удалось разместить на столе, поэтому многое из многого находилось возле нас на полу.
       Кизуаль стал разливать себе и мне водку из бутылки, которую он достал из сундука. Стенки его изумительной рюмки мгновенно запотевали, напоминая о сильно охлажденной жидкости. Передо мной находилась скромная, старомодная рюмка, которую он нашел, порыскав в своих закутках. Она долго не использовалась, но, немного протерев мутное стекло, она вновь засияла и, наполненная до краев, запотевала от леденящей жидкости.
       И настал, сей пир…
Катя смотрела на нас и смеялась, наблюдая за мной и Кизуалем, и было чему!
Домовой шутил, интересно рассказывал ряд случаев из своей жизни, которые преобладали в то время, когда он злостно, с его слов, пил водку, странно называя ее при этом «эхе змием!»
Подняв рюмку, Кизуаль торжественно сказал: 
- Как говорится, со свиданьицем!
       Ледяная водка холодила мой рот и пищевод, она странным образом продолжала оставаться ледяной, и капельки воды были на наших рюмках, но только не на бутылке, изначальное количество жидкости которой совершенно не изменилось.
Закуски, а так же имеющиеся перед нами блюда были восхитительны и очень вкусны.
- Угощайтесь гости дорогие! Дарите радость себе и мне! - кричал Кизуаль, находясь уже навеселе от выпитого спиртного.
- Эхе, змий! Добре пить! - восклицал он, выпивая наполненную до краев рюмку, после чего подносил к носу, занюхивая жаренную и обмоченную в каком-то замысловатом соусе тушку рябчика, от чего его нос, запачканный жиром, веселил как меня, так и Катю, которая звонко смеялась. Она вытирала матерчатой салфеткой нос домовому, а он при этом его смешно морщил...
       Я чувствовал легкое опьянение... «Эхе, змий» Кизуаля являлся превосходного качества водкой, которая легко пилась, имела превосходный водочный вкус и одаривала легким опьянением  и успокоением.
- Как вам, мои дорогие гости, наш пикничок-с-с!  - радостно проговаривал домовой и при этом добавлял, - Извиняйте!
- Все просто изумительно! - запивая соком закуски, отвечала Катя, успокаивая его. - Вкусно и хорошо...
       Кизуаль наливал водку, и мы пили, пили и продолжали пить...
Ангел Катя смотрела на нас, смеясь словам, которые мы говорили друг другу и в шутку, и всерьез, а так же непринужденному поведению домового.
       Наконец-то насытившись, мы переместились из-за стола в длинные и огромные пространства помещений в обитавальне Кизуаля, в его архитектурные сооружения готического стиля, с огромными сводчатыми арками немыслимой красоты и неповторимого дизайна. Его жилье сравнимо было с дворцом, где многочисленные площади квадратных метров соединялись друг с другом огромными холлами, интерьеры одних комнат не повторялись и не были похожи на другие. Кизуаль показывал нам их и рассказывал многое из того, что повидали его глаза за многие века исчислений его бытия. Он был радушным хозяином...
       Внезапно неизвестно откуда взявшаяся музыка эхом с четкими сочетаниями звуков, как легкое дуновение от ветра, разносила вальсы и легкие для восприятия музыкальные  произведения  по  огромному пространству дворца, лаская своими звучаниями наш слух.
Мы танцевали, кружась, взяв друг друга за руки, высоко подняв свои лица вверх, туда, где вместо ожидаемого пространства потолка виднелись созвездия звезд, и легкая дымка затянула похожее на то, что в мире своем мы называем звездным небом. И вид его был прекрасной бездной, и казалось, что когда я и Катя, обнявшись, кружимся в медленном ритме этих чудных звуков и смотрим высоко над собой, нам кажется, что мы танцуем среди этих прекрасных созвездий.
Кизуаль, лежа, растянувшись на мраморном полу, широко улыбаясь, смотрел, как мы кружились в этом танце, и в его глазах присутствовало нескрываемое восхищение нами.
- Вы такая прекрасная пара! - повторял он то и дело и с романтизмом в голосе, добавлял, - Человек и Ангел...
Его словам Катя улыбалась и смотрела в мои глаза, сильно обняв и прижавшись всем своим телом ко мне. Я вновь чувствовал ее стук сердца, и полное умиротворение моей души.
А после... Кизуаль, хохоча, танцевал танец горцев под быстрый ритмичный звук барабанов. Его кое-где нелепые движения и наше хлопанье в ладони, громкое восклицание изумления - все это было неописуемое зрелище. Своими ногами он выделывал такие вензеля, что мы были удивленны не меньше, чем и он сам.
Мы долгое время куражились, кого только не изображая, сжимали в зубах стальные клинки обнаженных кинжалов, которые неизвестно, как и откуда взялись здесь и сейчас... Отплясывали вокруг восхитительной девушки, которая в этот самый миг подыгрывала нам, кружась, с тонким газовым платком прикрывая им свое лицо, изображая девственность и непорочность девушки из далекой доброй сказки…
И вот, наконец... Взмокшие и усталые от веселья, мы упали на китайские диваны, обтянутые красной шелковою тканью обивки, на которых были вытканы различные рисунки из мифологии китайской культуры. На диванах разложены были бесчисленные количества маленьких и мягких подушек.
- Ух... Хорошо..., - тяжело дыша, падая на диван, произнесла Катя.
Долгое и растянутое: - Да - а- а... - вырвалось из уст Кизуаля. Впрочем, то же самое произнес и я, чему мы все, громко рассмеялись.
       Время остановилось в царствии домового, я совершенно не знал, сколько сейчас времени, и это меня нисколько не тревожило. Я чувствовал, что и Кизуалю наше присутствие ничуть не надоело, а только наоборот, как мне казалось, мы внесли в его жизнь новые впечатления и то новое, что обязательно будет записано в его маленькой книжице.
        Я и Катя расслаблено лежали на диване, который был огромен. Мы растянулись на нем среди множества подушек, рядом с нами пристроилась и кошка, которая довольно мурлыкала, наблюдая своими кошачьими глазами за нами.
- Мурка... - дотянувшись до нее рукой, я ласково погладил животное.
Катя подползла ко мне и, положив свою ладонь на мою руку, улыбнулась. Мы стали вместе нежно гладить кошку. Мурка от таких нежностей просто сходила с ума, она вытянулась, перевернулась на спину и еще громче замурлыкала от удовольствия, закрыв глаза.
       Кизуаль в это время надел на свою голову тюрбан из белой ткани и натянул поверх своего сюртука восточный халат яркой расцветки с вышивкой узоров из золотых нитей на разноцветных полосках дорогого шелка. Он восседал, как султан из доброй сказки, среди множества подушек в изголовье дивана в нескольких метрах от нас и курил кальян, дым от которого душистым ароматом заполнял все вокруг.
Все это было необъяснимое, неописуемое и странное зрелище, я находился в сказке, которая превратилась в окружающую реальность...
Реальность и грань, где есть написанный текст волшебной книги, где мы, люди, только разглядываем ее, притрагиваясь к ее страницам, воспринимая реальность за вымысел, и рисуем фантазии, забывая о наваждении...
       Кизуаль с наслаждением выпустил из своих легких ароматный дым, он еще раз затянулся и, не спеша, стал выпускать из округленных губ табачный дым, который кольцами, покачиваясь, плыл по пространству.
Катя отвлеклась от кошки и пальцем руки пыталась дотронуться до дымовой фигуры, она удивленно смотрела на внезапное рассеивание дыма в воздухе от прикосновения, видимо в первый раз наблюдая подобное зрелище.
Домовой позволил разделить с ним курение кальяна, а Катя тем временем расставляла на вновь непонятно откуда взявшийся здесь маленький столик, чашки и различные чаши со сладостями. Она смотрела на нас, а домовой, тем временем, просил ее:
 - Катя,... Вы мои гости! Умоляю... Не утруждайте себя!
Но она ответила:
 - О, царь дворца... Не обращайте на меня внимания! - после чего продолжала заниматься своим делом.
Кизуаль довольно улыбнулся, продолжал выпускать дым, он с нескрываемым удовольствием мурлыкал что-то себе под нос, как и кошка Мурка, которая растянулась сейчас рядом с ним.
Ангел красиво расставила чашки, поместив в середину стола поднос, на котором разместился серебреный кофейник, и разложила вокруг него для удобства разнообразные сладости.
- Вот, друг мой, Вы и увидели мою обитель! - сказал Кизуаль, обратив внимание на то, как я рассматриваю окружающую нас залу.
Улыбнувшись, он передал мне мундштук кальяна, который продолжал источать из своего крохотного отверстия белый дымок.
- Восхитительно! Очень добротно, а самое главное со вкусом! - сказал я, затягиваясь табачным дымом.
Кизуалю явно понравился мои слова, как истинному хозяину своего добротного дома.
- Все это выполнено вот этими самыми ручонками! - и он вытянул, демонстрируя мне свои холеные ладони... - Я очень горжусь своей обителью!
И квартирный вопрос, как вы видите, не испортил меня, в отличие от вас - людей! Иногда мы в чем-то схожи, любим жить комфортно и с изыском, что естественно не запрещено, но вот размениваться по мелочам, как обычно это бывает у людей, тем более из-за нескольких квадратных метров в столь короткой их жизни нам домовым не приемлемо... - и Кизуаль усмехнулся, - Ведь наши жизни намного длиннее ваших!
Улыбнувшись, я в очередной раз затянулся табачным дымом…
- А не вкусить ли нам...
- Эхе змия! – сказал я, опередив домового.
- Эхе змия! - воскликнул Кизуаль.
И опять эта странность, на которую я уже и не обращал никакого внимания. Он достал из-за дивана серебреный поднос, на котором находилось множество закусок, наши рюмки и ни на грамм не опустевшая та же самая бутылка с водкой. Поставив поднос между нами на диван, Кизуаль осторожно наполнил рюмки спиртным, и с умилением посмотрев на бутылку, зачаровано произнес:
- Прекрасная тара, не правда ли?
       В этот момент Катя присела рядом с нами и уткнулась своим носиком в мое плечо, я нежно поцеловал ее восхитительную щечку.
Кизуаль улыбнулся такой нежности,
- Все это так необычно!- сказал он.
Его словам мы улыбнулись...
- Мне даже не верится в то, что я на земле... - с задумчивостью произнесла Ангел, и взглянула на безграничное пространство огромного зала, который окружал нас.
Кошка Мурка, задрав свой хвост трубой, приблизилась к нам, она какие-то секунды потерлась шерсткой о Катю и больше не обращая на девушку своего внимания, направилась прямо к домовому. Улыбнувшись ее горделивому поведению, Кизуаль позвал ее:
- Иди ко мне, создание...
Он легким движением взял животное на руки и начал нежно гладить лоснящуюся шерсть кошки, Мурка замурлыкала и очень доверительно растянулась во всю длину на руках Кизуаля,  закрыв свои глаза.
- Как прискорбно и грустно произносить эти слова... - Кизуаль на мгновение задумался, после чего, прищурив свои глаза, промолвил, - Но и мне в скором времени придется покинуть мое обетованное пристанище, - он ухмыльнулся своим словам, и его взгляд коснулся серебряного кофейника, из носика которого вверх поднимался слабый дымок ароматного кофе.
- Как вы могли заметить, этот город строится, преображаясь быстрыми темпами, что собственно уже и случилось… Он превратился в огромный мегаполис. Строится многое, но восхитительного и добротного, а так же, как вы Максим заметили - «со вкусом!», к сожалению очень мало.
Вместо так называемых «трущоб» вырастают, как грибы после дождя, безвкусные сооружения с многочисленными коробками, с четко определенными квадратными метрами, в которых и предстоит себя заточить будущим жильцам. И все это устремлено высоко в небо под названием - жилищный фонд. К огромному сожалению, места там для нас нет!
Вот и я в скором будущем стану «бичпромстроем»… - Кизуаль рассмеялся удачно подобранному слову, - И мой дом значится в смете под снос… - посмотрев на Катю, прискорбно закончил он.
- На! Гость мой… Наполни, сей кубки! - и домовой протянул мне нескончаемую бутылку с водкой.
Наполнив рюмки, я поинтересовался:
- Но разве в таком огромном городе не осталось места, где Вы найдете свой новый приют, быть может, ничем не хуже этого?
- Что вы! - и Кизуаль махнул рукой на мои слова. - Кроме меня есть и другие, они молоды, как говорится - новая эпоха, новые нравы! Именно им и суждено быть здесь. А все, что касается меня... То уже сейчас я интересуюсь местами, о которых принято говорить - тишь, да гладь! Глушь - одним словом! Именно то, где многие видят грусть и тоску, но для меня это сравнимо с пением птиц и журчанием родников...
       Мы неторопливо пили кофе. Кизуаль зажег свечи на высоких подсвечниках, ножки которых, переплетены были в причудливые завитки, где мастер искусно покорил металл и покрыл его добротной позолотой, и они напоминали о том, что когда-то освещали кулуары дворцов людей, а сейчас служат своему истинному хозяину над вещами, напоминая ему о былом…