Часть 1 Учитель, глава 2 Центральный взгляд

        Астральное тело - Натура, или Всея Любовь - роман 3

        Читать роман полностью здесь:
        http://www.proza.ru/avtor/vseslavsolo&book=3#3

        Часть первая   УЧИТЕЛЬ

        Глава 2
       
        Центральный взгляд

Уличный фонарь  расклешенным,  напряженно желтым световым снопом опирался на черную полосу тротуара напротив, через дорогу.  Поодоль от этого светоносного пятна в ночной гуще размашисто переговаривалось грязными словами несколько неуклюжих людских силуэтов.
Изредка, будто шарахаясь от обочины и неизвестности, выворачивая неподалёку из-за поворота, легковые автомобили стремительно проносились мимо компании силуэтов, и взветренный шум их колёс вскоре угасал отдалённо, в пустынной глубине шоссе.
По ступенькам подземного перехода станции метро «Щелковская» поднимались два человека: один из них был одет в черную рубашку и джинсы. В темноте,  мутная белизна его фирменных кроссовок мягко,  но уверенно «вышагивала» по бетонным выступам вверх,  под свежее, звездное небо улицы и было сразу же видно, что он куда-то сопровождает второго, заискивающая, то догоняющая, то отстающая походка которого, вне сомнений подтверждала ведомость. Спутник человека в черной рубашке, робеющая, но продолжающая следовать своему выбору девушка, в короткой котоновой юбке и красной кофточке с рукавами по локоть, словно прикасаясь, пробовала каждый свой последующий новый шаг наощупь.
Они поднялись наверх, осмотрелись по сторонам и, будто оттолкнувшись от крикливых голосов компании силуэтов по ту сторону улицы, на которой, словно ёлочная звезда,  кроваво светилась крупная буква «М»,  отшагали к троллейбусной остановке, остановились.., молча обратились в молчание...
Неожиданно один человек отделился от компании, которая сразу же поутихла. Он бегло перешёл шоссе, и не спеша, будто что-то обдумывая, направился к стоящим двоим на троллейбусной остановке. Девушка метнулась, словно зашагнула за спину своему сопроводителю. Но через несколько секунд она почувствовала, вначале неосознанно, а потом всё с большей контрастностью, очертания, четкую структуру опоры, неведомого ей раньше, какого-то незримого воображения, осязаемого, ощутимого необъяснимо чем, и это состояние придало ей силы молчать и успокоиться, ожидать...
Сопроводитель, мужчина невысокого роста — следил едва заметным поворотом головы за приближающимся человеком из компании силуэтов. Человек шагал будто наперерез, вымеряя шаги, казалось, что он спрыгнул с экрана фонарного света, выпрыгнул из демонстрирующегося кинофильма напротив, и теперь становился реальностью с каждым своим шагом, но его направленный и уверенный взгляд, взметнувшаяся в упор угрожающая устремленность ничуть не пошатнули стоящих на троллейбусной остановке...
Но вот сопроводитель будто взглыбился на месте и замер со стремительным взглядом наперевес, и шагающий человек точно наткнулся на невидимую стену, остановился, метрах в пяти не доходя.
Противники стояли молча и откровенно смотрели друг на друга.
Не через долго остановленный человек произнес:
— Ты кого ждешь!? — прозвучало нагло, но осторожно.
— Друга... — тут же последовал четкий, неотступный ответ сопроводителя девушки.
Бесцеремонный вопроситель снова замолчал, словно обдумывая что-то. Таяли секунды...
— А как зовут...друга? — теперь уже вне предшествующей уверенности, медленно проговорил нападающий, будто отступив немного назад. Казалось, что он и сам не ведал что говорил.
— Петя, — словно ожидая именно этого вопроса, сверк-нуло как лезвие ответное слово сопроводителя.
Еще раз восстановилось некоторое молчание противников.  И вот:
— Извините, — неожиданно мягко и приветливо проговорил нападающий.  Затем  он тут же не замедлил зашагать прочь так же озлобленно и напористо в сторону ожидающих его силуэтов,  и вскоре он снова перестал быть реальностью, возвратился в кадр фонарного света напротив, через дорогу...
Сопроводитель жил в коммунальной квартире, его комната являлась наибольшей по площади — метров двадцать пять, остальные жильцы: тетя Клава, как ее заботливо назвал при возвращении домой он, и Валя, женщина за сорок — обитали в двух сравнительно меньших пространствах жилья, именуемых комнатами. По длинной, коридорообразной прихожей провел он девушку в русле сопроводительных взглядов этих соседей. Она проходила с улыбчивой застенчивостью, которую неожиданно приобрела под присмотром незнакомых людей. Девушка, потихонечку прикрыла за собою дверь в пристанище сопроводителя, когда он уже, войдя первым, успел включить свет и присесть на корточки у низенького холодильника, высматривая что бы перекусить.
— Садись на диван. — прозвучало командное предложение хозяина, и девушка не замедлила исполнить его.
— Спасибо. — Настороженно произнесла она.
— Есть что-нибудь сейчас желаешь? — осведомился тот.
— Я выпила бы чая стаканчик. — тут же отозвалась гостья, рассматривая захламленный столик возле дивана:  две, некогда переполненных, перевернутых пепельницы, измятые бумаги, потрепанные книги и два опустошенных, с засохшей заваркой чая на дне, пожелтевших стакана.
— И всё?.. — искоса взглянув на девушку, поинтересовался хозяин.
— Я не голодна. — послышалось подтверждение.
— Ладно. Тогда тебе немного придется посидеть в одиночестве, пока не «встрепенется» чайник от кипятка, а я тем временем для себя «сверстаю» бутерброды, — проворно проговорил мужчина, вытащил увесистую коляску колбасы, захлопнул дверцу холодильника, встал во весь рост и присмотрелся к девушке:
Она забеспокоилась, ее взгляд метнулся: к двери, к окну, к ногам своего сопроводителя, попытался подняться к его лицу, но отшатнулся на пол.
— Ты боишься меня? — пристально поинтересовался мужчина.
— Мне трудно, когда на меня смотрят в упор и молчат, — осторожно определилась гостья, — мне становится мутно и неуверенно.
— Но тебе предстоит к этому привыкнуть, ко взгляду на тебя, и самой возобладать его магнетизмом.
— Я не понимаю: как это у Вас получается?.. Такое впечатление, что Вы смотрите сквозь меня, — жалобно сказала девушка, продолжая не отрывать своего взгляда от пола.
— Это называется «Центральный взгляд»,  — как-то снисходительно и более добродушно объяснил хозяин,  — сегодня им и займемся, но... после ужина! — коротко, через паузу добавил он уже на бегу мимо гостьи,— Я скоро, — оборвалась еще одна его фраза за захлопнувшейся дверью из комнаты, дверью которая как-то очень быстро раскрылась  и закрылась секундами назад и привычно выпустила своего владельца в прихожую.

Девушка осталась одна.
Минуту спустя,  на замусоренном столе она разглядела толстый зеленый блокнот, интуитивно ее рука почему-то потянулась к нему, и девушка взяла его и во мгновение разлистнула где-то посредине: обнаженные страницы оказались исписаны строчками стихов и были по всей вероятности в почерке сопроводителя:

Я в истоме и немочи,
Долг исполнила мать:
Грудь у маленькой девочки
Мне дала целовать!
Грудь у маленькой дочери...
А сама в уголке,
У окна обесточено,
С сигаретой в руке...

Девушка в испуге захлопнула зеленую тетрадку и брезгливо отшвырнула ее обратно в кучу измятых бумаг на столе.
— «Какая гадость!..» — подумала она.
— Вы ошибаетесь,  дорогая. — услышала она вдруг в прощелину, теперь, почему-то уже приоткрытой двери в комнату, — Неужели Вы думаете, что это уж так и противно?! Благодарите судьбу, что я требую такую малую и романтическую плату за основательные знания, полученные подобными Вам, мамашами... Они тоже, вначале отшвыривали эту тетрадку, но... позже..., позже они слезно благодарили меня за то, что становились профессиональными ведьмами, они понимали: разрешить насладиться юным тельцем — плата весьма символичная!..  — голос так же неожиданно умолк как и объявился и дверь прищемила отщелину, закрылась кем-то из коридора. Голос был очень похож на голос мужчины-сопроводителя, но что-то в нем было словно искривлено, и эта слюнявость интонации!
Прошло минут десять.
Наконец, дверь в комнату раскрылась медленно, в растяжку.
Неспеша вошел хозяин жилья:  на смуглом подносе из серебра внес он два стакана чая, установленных в желтые,  медные подстаканники, и тарелку с многочисленными бутербродами. Вначале, он поставил трапезу на краешек дивана неподалеку от гостьи, затем смахнул со стола часть измятых бумаг и потрепанных книг на пол и быстро запихнул этот хлам ногою под кресло, что располагалось по другую сторону от дивана.
Теперь девушка смотрела на него с некоторой брезгливой напряженностью, она следила за его манипуляциями и ожидала его молчаливо присутствующего голоса, но еще не возникшего, незазвучавшего. Она не могла укорить или предъявить несогласие, которое разрасталось в ней во весь рост, распрямлялось и ему не хватало места, оно распирало грудь, гостья с трудом справлялась не встать, не уйти, то несогласие с отзвучавшими фразами из-за недавно приоткрытой двери!.. Но оно недоказуемо. Казалось, что этот человек, мило предлагающий сейчас ужин, и не говорил никогда ничего такого, что могло бы вызвать сейчас сердечный протест: кто-то абсолютно другой или наваждение одиночества...
— Расслабься. — тихо, будто бы и не для девушки произнес мужчина.
Только сейчас,  девушка принялась рассматривать своего,  как она теперь понимала, учителя, она познакомилась с ним сегодня часа два назад, совершенно случайно, в метро, и сразу же беспрекословно последовала по первому его зову за ним, в перекличке восторженных чувств и неожиданного для самой себя доверия к этому человеку, она не успела, да и не задумывалась об этом хорошенько разглядеть его лицо.
Но пришло время увидеть, вглядеться, этого сейчас растерянно захотелось: высокий, (сосредоточилась девушка), измятый морщинами лоб переходил в лысину, (широкую со смуглой кожей), она образовалась до затылка; коротко подстриженная округлая, черная борода, усы — шевелились, когда оживали мясистые губы: густые тяжеловесные брови: жилистая шея; какой-то злобный, словно от внутренней, постоянно присутствующей, неведомой боли оскал зубов, даже при доброй улыбке.
— Давай знакомиться ближе. — В пике неожиданно обнажившегося молчания произнес хозяин квартиры и улыбнулся, все так же неприятно, озлобленно.
— Я... — Призадумалась девушка, — Я не хотела бы называться.
— А этого, как раз-таки и не надо... — сказал он, — но... не гоже совсем без имени..., ты... моя ученица, а имя..., я тебе его сейчас дам.
— Придумаете? — Оживилась гостья.
— Но не жить же тебе и далее, как и всем остальным смертным, без имени, раз уж ты попала ко мне!
— У меня есть имя, но я просто и в самом деле не желаю, не хочу его называть Вам! — упрямо подытожила девушка.
— У тебя есть имя?! Кто тебе его дал?.. Только честно.
— Мама, — задумчиво, удивленно прозвучал ответ, — еще когда я родилась. — Дополнилось после надреза паузы.
— Ты меня насторожила!.. — возмутился собеседник, — но... — облегченно вздохнул он, — все нормально: у тебя еще нет имени.
— Но как же так? У меня есть имя!
— У тебя есть имя твоего тела, земного тела, — поправился вдохновенно основатель происходившего разговора, — Душа у тебя еще безымянна. Для начала и назовем ее!.. Скажи, как зовут земное тело твоего любимого?
Девушка, как бы растерялась, словно припомнила что-то ранимое у себя в памяти...
— Звали... — Обреченно проговорила она, — Ради него я здесь.
— Почти...
— Хорошо... Так как звали его тело?
— Сережа... — печально прошептала девушка.
— Сержина? — воскликнул учитель.
— Сержина? — Переспросила гостья, заискрились ее глаза.
— Да. Отныне твою душу, в отличие от земного тела, я буду звать Сержина... Тебе нравится?
— Конечно. — Опьяненная благодарностью, сказала девушка и с запозданием подкивнула головою...
По окончании молчаливого ужина, который продлился недолго, девушка поняла, что наступило время для занятия: учитель окинул ее с ног до головы взглядом, приглашающим к сотрудничеству, но что-то, как почувствовалось, должно было явиться преддверием для этого...
— Встань посредине комнаты, — ласково потребовал учитель, и ученица повиновалась: она встала с дивана и сосредоточенно, медленно прошагала на предложенное место, остановилась там и замерла слегка приподняв голову. — Повторяй за мной! — вскочивши с кресла, сделавши несколько шагов от него и став у дивана лицом к ученице, объявил учитель: Я...
— Я... — Тут же повторила девушка робко.
— Громче и уверенней! — Словно огрызнулся в ее сторону учитель, — Я!..
— Я!.. — нервно, жестко отзеркалил положение голос девушки.
— Сержина... — Продолжил учитель.
— Сержина... — повторила отчетливо ученица.
— Отныне, и во веки веков осознанная таковой...
— Отныне, и во веки веков осознанная таковой...
— Клянусь...
— Клянусь...
— Своим телесным воплощением...
— Своим телесным воплощением...
— Принятые знания от учителя своего Тэ Макаяна Шак — сохранить в тайне... и употреблять всегда лишь самой ни с кем не делясь..., иначе... конец воплощения... — подытожил учитель.
— Принятые знания, — все смелее и тверже вторилось, произносилась клятва, — ... иначе... конец воплощения. — подытожила ученица.
— Я тебе дам для усвоения первый урок, Сержина, — коротко, хладнокровно сказал Тэ Макаяна Шак.
— Я вся ваша, Учитель.
— Центральный взгляд,  с его всемогущим воздействием,  с одним из его моментов применения,  с одной из его многочисленных возможностей ты уже имела честь познакомиться там, на троллейбусной остановке, — с него, с Центрального взгляда и начнем, — и Шак, после недолгого порыва чувственной паузы, во время которого была на мгновение замечена бы, да этого не случилось, ученицей, некоторая предвкушительная услада чего-то задуманного наперед, но не что уже не могло насторожить эту девушку, потому что не существует иного, как того,  что человек, видящий цель — имеет дело только со средствами, становится целью для средств, погибает от них, и если не отвлекается от цели — достигает ее, но человек, видящий средства — сам становится средством для достижения цели,  и выбор у него один — погибнуть или оставаться орудием, как у ножа: резать, бездействовать, затупиться или сломаться. Итак, после недолгого порыва чувственной паузы, незамечено, но высказав на мгновение свои дальнейшие намерения, Шак, заговорил неторопливо, с вкрадчивой убежденностью в голосе, предусматривающей безоговорочное послушание, еще и потому, что сам говоривший никогда не испытывал ледяного холода растапливаемого от сомнений, никогда не поскальзывался и не падал на сверкающем, но влажном гололеде неуверенности, только сухой снежный песок чеканился под его твердым шагом.
И Шак, начал свой отчетливый, неотступный урок:
— Что есть Центральный взгляд? — в сосредоточенной определенности зазвучало учебное наставление Шака. — Для начала выберем опорную точку в качестве тренажера. Посмотри на стену справа от себя, Сержина. Видишь этот черный кружочек, он всего с копеечную монету, — девушка напряженно кивнула головой, — так вот, повернись к нему лицом, подойди ближе к нему и в шаге от него остановись... А теперь: смотри в оба глаза на этот кружочек, вонзи в него всю свою волю, впейся в него... Да не моргай! — прикрикнул Шак и гостья, теперь уже начинающая ученица вздрогнула и широко раскрыла глаза, но несколько раз ее взгляд подернулся в сторону Учителя, — Глаз не отрывать! — оскалился Шак, — Смотреть неотрывно только в кружок! Убери щупальца веры, веры в реальность окружающих тебя предметов,  вся вера в тебе, внутри у тебя за границами тела твоего земного, ты есть сама воплощение веры, ты веришь в себя? — Девушка молчала, она боролась, преодолевала неистовую щекотку в глазах, преодолевала желание сморгнуть, — Ну же! — Свирепел Шак. — Ты веришь в себя? Отвечай не молчи, ну!?
— Да-а-а, — изнемождённо произнесла ученица.
— Что значит это твое дохлое «да-а-а», отзывайся четко... Однозначно... Да.
— Да. — сделала свой выбор ученица. — Я не верю в реальность этого мира. Я верю только в себя, только в себя.
— Молодец. — коротко похвалил Шак, но еще через несколько секунд ученица простонала, ища соискания жалости в строгости Учителя:
— Не могу больше..., больше... — Она зажмурила глаза и прихлопнула их ладонью. — Все вокруг словно растворяется, но глаза...
— Успокойся, — подытожил Шак, — вот, держи эту ванночку, — и он поднес и подал ученице широкую эмалированную посудину, в которой в зеркальных изломах заколыхалась жидкость кровяного цвета, руки у Сержины дрожали от волнения.
— Что это? — промолвила она.
— Не беспокойся, это не кровь, травяной отвар. Важно полоскать глаза. Окуни лицо в жидкость и поморгай, но вера продолжает быть только в тебе, и жидкость неминуемо подчинится тебе и поможет, освежит устойчивость взгляда. Да не дрожи ты, расслабься во вне себя!
Когда ученица прополоскала глаза, она действительно почувствовала облегчение свежести в своем лице и непоколебимую устойчивость, сосредоточенность взгляда и вера прибавилась в ней.
— О..., вот, так-то лучше, — приняв посудину от девушки и поставив ее на холодильник, сказал Шак, — а теперь.., снова смотри на кружок, не отрывая взгляда, пошевели головой... не отрывая взгляда, поотворачивайся от кружка вправо, влево до предела возможности видеть обоими глазами эту черную опорную точку на стене — это опорная точка твоей Воли... Медленно опрокидывай голову назад, так же, до предела возможности видеть кружок — прижми к груди подбородок, взгляда не отрывать!.
Теперь, походи по комнате, поприседай, поподпрыгивай, но глаза твои остаются там, взгляд на черном кружке... А теперь... Осмотрись внимательно вокруг: потолок, пол, стены, ты видишь как много этих кружков повсюду, быстро перебрасывай свой взгляд с одного кружка на другой по собственному желанию и успевай сосредоточиваться на каждом молниеносно и безошибочно, можешь в это время прохаживаться даже по комнате, прохаживайся, смелее хо-ди, можешь подпрыгивать, приседать. Защипит в глазах — бери ванночку и снова полоскай их, — словно подытожил кое-что Шак, а сам отошел к дивану и развалился на нем.
Так прошло часа два: Учитель дремал на диване или делал вид что дремлет, а ученица сосредоточенно трудилась, словно отстреливала взглядами черные кружочки.
Наконец, в ее глазах все помутнело, пошатнулся и диван, на который она успела попытаться в самый последний момент опереться глазами, но все-таки — рухнула на пол в изнеможении, тяжело дыша от прыжков и приседаний, она осипше рыдала и теперь ей было все безразлично: полная нереальность вокруг, и реальная, осознанная усталость в себе.
Но вскоре она снова поднялась на ноги.
И лишь только теперь девушка почувствовала тяжесть своего тела, пошатнулась и стала медленно приседать на пол, и когда ее каменеющие колени коснулись паркета, она в одно мгновение рухнула окончательно на него бесчувственная так, словно покинула некое чучело чужого земного тела, словно какой-то грязный, тяжелый и взмокший мешок сбросила.
Шак, еще продолжая лежать на диване, приотщелил глаза, его зрачки покосились в сторону лежащей без чувств на полу ученицы, и он некоторое время, будто настороженно что-то выжидал, его грудь была недвижима, словно дыхание и не прикасалось к ней...
Не через долго, Тэ Макаяна с легкостью, ловко вскочил с дивана и присел на его боковую спинку, но продолжал не отрывать взгляда от девушки, обмякшей на полу, пластично прильнувшей к паркету в двух шагах от окна...
Она лежала так, словно была безумно влюблена в паркет.
Еще через некоторое время созерцания своей ученицы, Шак, встал со своего недавнего одиночно-безразличного лежбища и созмеив улыбку между губ, стремительно и уверенно приблизился к Сержине, остановился возле нее.
— Что ж, мама тоже хороша, — ласково проговорил он
шепотом, — Надо же, как ты слаба.., так.., я пожалуй и не притронусь никогда к твоей девочке, а она у тебя хороша.., — Шак сглотнул от удовольствия слюну, от удовольствия, которое сию минуту вообразилось ему, — Я-то, знаю, как хороша,  — задумчиво, через некоторую паузу добавил он и нагнулся к ученице, — И для чего хороша тоже знаю. — И теперь же, после последней своей усладительной фразы Шак не замедлил стать возле мертвецки лежащей девушки на колени.
Сержина все слышала, но она не могла как-то отреагировать на отзвучавшие слова Шака, и она поняла, что ей ожидать в следующие мгновения, но тело, ее тело было непослушно, беззащитно.
Теперь Сержинины ноги обнажились, Тэ Макаяна аккуратно отвернул подол котоновой юбки девушке на спину, и немного полюбовавшись изгибами привлекательных линий, еще сохраняющих некоторую детскость, обнажил девушку по пояс полностью.
Ученица находилась на самом дне своего мутного сознания, а Шак непоколебимо воспрянул на его поверхности. Она не могла докричаться до поверхности, только покорные, клейкие всхлипы ее...
И вот,девушке удалось на единый фрагмент всплыть, как бы, объявиться в себе и ей удалось увернуться из-под объятий Тэ Макаяна, но лишь на мгновение она почувствовала себя, почувствовала приманку изломов своего свободного тела...
Сержина лежала на спине, на паркетном полу и посильно пыталась словно защищаться от проникновенного взгляда Шака. Она напряженно будто отталкивала с невероятно бессильным усилием этот жестко опирающийся взгляд в самый центр ее лба!
— Нет... Я прошу Вас, — словно уговаривала ученица Тэ Макаяна, — Все плывет, — говорила она, — У меня...все плывет... Я... Я, — тяжело выдохнула теперь остаток воздуха из обмякшей груди Сержина, — Ваша,  — успокаиваясь, добавила она и смолкла совсем: глаза ее закрылись, опустились руки, дыхание стало ровным...
Одно только понимала она в эти отвратительные мгновения: там, на поверхности, поверхностью ее тела разгоряченно наслаждается Шак, а здесь, объятная, близкая тишина, тишина лежащего на дне, когда буря вздымает громадные волны там, на верху. Но вспышка, серебристо ударила вспышка в тишину!
Следующую пощечину Сержина уже успела застать. В это время сознание девушки всплыло на поверхность своего земного тела, ее не утопили, а только лишь помучили, продержав некоторое время насильно на самом дне, и теперь боль, пронзительно отзвучала на ее щеке...
Девушка, недоумевая, словно застигнутая врасплох, вскочила крепко на ноги, поправляя на себе свою растрепанную одежду: одернула юбку и пригладила волосы. Она в гневном страхе смотрела на Тэ Макаяна Шака и не могла вымолвить ни слова в свою защиту.
Через некоторые мгновения она начала озабоченно, будто опоминаясь на ходу от чего-то, начала пятиться назад, к двери.
Тэ Макаяна Шак смотрел на нее вприщур, спокойно оттопырив на своих мясистых губах улыбку, словно ожидая момента злобно сплюнуть себе под ноги, но вдруг, он, неистово заорал на свою жертву:
— Прочь! Прочь отсюда, слабая!.. И ты посмела надеяться, прийти посмела ко мне. И ты посмела отдаться мне, подчиниться моему взгляду, какой с тебя толк!.. Мне не нужны такие хилые ученики!.. Прочь!.. Прочь отсюда!..