Глава четвертая

ВЕЛИКОКНЯЖЕСКАЯ ОППОЗИЦИЯ

На начало 1917 года Царская Фамилия насчитывала 32 представителя мужского пола, из них 13 были казнены большевиками в 1918-19 годах.
По родственному принципу членов Царской Фамилии разделяли на великокняжеские ветви: Александровичи, Константиновичи, Николаевичи, Михайловичи.
Все представители династии являлись потомками четырех сыновей Императора Николая I:
Александровичи - потомки Александра Николаевича.
Константиновичи - потомки Константина Николаевича.
Николаевичи - потомки Николая Николаевича.
Михайловичи - потомки Михаила Николаевича.
В великокняжеской среде выделились две активные оппозиционные группировки  связанных, прежде всего, с именем Великого Князя Николая Николаевича (младшего), "Николаевичей" и сыновьями Великого Князя Михаила Николаевича, "Михайловичей". Последние поддерживали контакты с фрондирующими Александровичами, прежде всего, с вдовствующей императрицей Марией Феодоровной и с Великой Княгиней Марией Павловной (старшей).
"Константиновичи" не допускались к активному участию в политической жизни страны из-за своих либеральных взглядов. По этой же причине они были непопулярны среди членов Царской Фамилии.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА:

"Начиная со дня смерти Императора Александра III в 1894 году, три силы приняли участие во внутренней борьбе за власть в России: Монарх, Царская Фамилия и агенты революционного подполья. Симпатии же остального стопятидесятимиллионного русского народа делились между этими двумя лагерями, между престолом и анархией, и находились в зависимости от искусства каждой из боровшихся сторон заручиться поддержкой народных масс".
<… >
У Императора Николая II было трое внучатых дядей, братьев его деда Императора Александра II: Великий Князь Константин Николаевич, который к этому времени удалился в свое поместье в Крыму и проводил время в обществе своей второй жены, бывшей балерины; Великий Князь Николай Николаевич старший, занимавший пост генерала-инспектора русской кавалерии, который был очень популярен среди офицерства, но не мог, в виду своего преклонного возраста, принимать близкое участие в государственных делах; Великий Князь Михаил Николаевич, мой отец — бывший председателем Государственного Совета и генерал-инспектором артиллерии.
<… >
Следующими по старшинству шли четыре дяди Государя, четыре брата покойного Императора.
Великий Князь Владимир Александрович — отец старшего, по первородству, из ныне здравствующих членов Императорской Семьи Великого Князя Кирилла Владимировича — обладал несомненным художественным талантом. Он рисовал, интересовался балетом и первый финансировал заграничные балетные турне С. Дягилева. Собирал старинные иконы, посещал два раза в год Париж и очень любил давать сложные приемы в своем изумительном дворце в Царском Селе.
<… >
Его супруга, Великая Княгиня Mapия Павловна принадлежала к царствовавшему дому герцогов Мекленбург-Шверинских. Ее брать Фридрих был мужем моей сестры Анастасии. Она была очаровательною хозяйкой, и ее приемы вполне заслужили репутацию блестящих, которыми они пользовались при европейских дворах. Александр III не любил ее за то, что она не приняла православия, что породило легенду о ее «немецких симпатиях». После смерти мужа, она, в конце концов, все же перешла в православие, хотя злые языки и продолжали упорствовать, обвиняя ее в недостатке русского патриотизма.
Затем Великий Князь Алексей Александрович, который пользовался репутацией самого красивого члена Императорской Семьи, хотя его колоссальный вес послужил бы значительным препятствием к успеху у современных женщин. Светский человек с головы до ног, "le Beau Brummell", которого баловали женщины, Алексей Александрович много путешествовал. Одна мысль о возможности провести год вдали от Парижа заставила бы его подать в отставку. Но он состоял на государственной службе и занимал должность не более не менее, как адмирала Российского Императорского флота. Трудно было себе представить более скромные познания, которые были по морским делам у этого адмирала могущественной державы.
<… >
Дядя Сергей — Великий Князь Сергей Александрович сыграл роковую роль в падении Империи и был от части ответствен за катастрофу во время празднования коронации Николая II на Ходынском поле, в 1896 году. При всем желании отыскать хотя бы одну положительную черту в его характера, я не могу ее найти. Будучи очень посредственным офицером, он, тем не менее, командовал Л. Гв. Преображенским полком — самым блестящим полком гвардейской пехоты. Совершенно невежественный в вопросах внутреннего управления, Великий Князь Сергей был тем не менее Московским генерал-губернатором, пост, который мог бы быть вверен лишь государственному деятелю очень большого опыта. Упрямый, дерзкий, неприятный, он бравировал своими недостатками, точно бросая в лицо всем вызов и давая, таким образом, врагам богатую пищу для клеветы и злословия…Император Николай II не должен был допускать, чтобы Великий Князь Сергей сохранил бы свой пост генерал-губернатора после катастрофы на Ходынском поле. Как бы для того, чтобы еще более подчеркнуть свою неприятную личность, он женился на старшей сестре Государыня Великой Княгине Елисавете Федоровне. Трудно было придумать больший контраст, чем между этими, двумя супругами!
Редкая красота, замечательный ум, тонкий юмор, ангельское терпение, благородное сердце — таковы были добродетели этой удивительной женщины. Было больно, что женщина ее качеств связала свою судьбу с таким человеком, как дядя Сергей.
<… >
Дядя Павел, Великий Князь Павел Александрович был самым симпатичным из четырех дядей Царя, хотя и был несколько высокомерен — черта характера, заимствованная им у брата, Сергея, благодаря их близости. Он хорошо танцевал, пользовался успехом у женщин и был очень интересен в своем темно-зеленом, с серебром, доломане, малиновых рейтузах и ботиках Гродненского гусара. Беззаботная жизнь кавалерийского офицера его вполне удовлетворяла. Великий Князь Павел никогда не занимал ответственного поста. Его первая супруга — принцесса греческая — умерла в молодости, и во второй раз он женился на разведенной жене одного полковника, дважды нарушив традиции Царской Фамилии, так как Великиe Князья не могли жениться на, особах неравнородных, т. е. не принадлежавших к владетельным домам Европы, а женщины, состоявшие в разводе, не имели приезда ко двору. В виду этого он должен был покинуть пределы России и переселиться на неопределенное время в Париж.
<… >
Ничего более нельзя прибавить ко всему тому, что я уже имел случай говорить о Великих Князьях Георгии и Михаиле Александровичах — двух братьях Императора Николая II. Георгий был самым одаренным из всех троих, но умер слишком молодым, чтобы успеть развить свои блестящие способности, Михаил был на одиннадцать лет моложе Государя. Он очаровывал всех подкупающей простотой своих манер.
Любимец родных, однополчан-офицеров и бесчисленных друзей, он обладал методическим умом и выдвинулся бы на любом посту, если бы не заключил своего морганатического брака. Это произошло тогда, когда Великий Князь Михаил Александрович уже достиг зрелости, и поставило Государя в очень трудное положение. Император желал своему брату полного счастья, но, в качестве Главы Императорской Семьи, должен был следовать предписаниям Основных Законов. Великий Князь Михаил Александрович женился на госпоже Вульферт (разведенной жене капитана Вульферта) в Вене и поселился в Лондоне. Таким образом в течение долгих лет, предшествовавших войне, Михаил Александрович был в разлуке со своим братом и, в силу этого, никакого отношения к делам управления не имел".

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ МАРИИ ПАВЛОВНЫ-младшей:

"Наступило Рождество. Как и в прежние годы, в бальном зале для моих еще маленьких единокровных сестер поставили и нарядили красивую елку.
Собралось разношерстное общество. Старшая сестра княгини Палей Л. В. Головина и одна из ее дочерей были искренними и фанатичными сторонниками Распутина, к ним относился и старший сын мачехи, А. Е. Пистолькорс, женатый на сестре Вырубовой. Одна из дочерей княгини, Марианна Зарникау, была, напротив, очень дружна с Дмитрием и, таким образом, оказалась в противоположном лагере. И вот всего через несколько дней после убийства Распутина все эти люди собрались за одним столом с отцом и сестрой одного из заговорщиков. Царила напряженная и мрачная атмосфера; мачеха напрасно предлагала новые темы для разговора; все проявляли вежливую незаинтересованность.
<… >
На следующий день я поехала навестить свою тетю, великую княгиню Марию Павловну. Эта умная, энергичная и предприимчивая женщина не пользовалась любовью двора, который боялся ее независимости и острого языка.
Она была единственной великой княгиней того времени, которая любила и умела устраивать приемы; она принимала у себя не только местную элиту, но и дипломатов и иностранцев, приезжавших в столицу. Они уважали ее ум и были просто очарованы ею".

Великая Княгиня Мария Павловна, урожденная принцесса Мария-Александрина-Елизавета-Элеонора. Также известна как Мария Павловна-старшая. Старшая дочь Великого Герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха-Франца II и принцессы Августы Рейсс-Шлец-Кестрицкой. После замужества русская Великая Княгиня, известна как Мария Павловна-старшая.
Ее муж, Великий Князь Владимир Александрович, третий сын Императора  Александра II, приходился ей родственником со стороны отца: троюродным дядей по линии деда (супруги были потомками российского императора Павла I) и троюродным братом по линии бабки (супруги были правнуками прусского короля Фридриха Вильгельма III  и его жены Луиз Мекленбуг-Стрелицкой).
Великая княгиня Мария Павловна по праву считалась третьей дамой Российской империи, вслед за Императрицей Александрой Феодоровной и Вдовствующей императрицей Марией Феодоровной. Салон Великой Княгини Марии Павловны на Дворцовой набережной был центром аристократической жизни Петрограда, а значит, и средоточием различных слухов и сплетен, касавшихся великокняжеского общества, и в особенности жизни императорской четы.

Мария Павловна имела троих сыновей и дочь от Великого Князя Владимира Александровича, их еще называли "Владимировичи":  Великий Князь Кирилл Владимирович, Свиты Его Величества контр-адмирал; Великий Князь Борис Владимирович, Свиты Его Величества генерал-майор, Походный атаман всех Казачьих войск; Великий Князь Андрей Владимирович, Свиты Его Величества генерал-майор, сенатор; Великая Княгиня Елена Владимировна, в замужестве принцесса Греческая и Датская.

В иерархии престолонаследия Великий Князь Кирилл Владимир был третьим после Царевича Алексея и Великого Князя Михаила Александровича, брата Император Николая II. Однако у Кирилла Владимировича были серьезные препятствия на пути к трону.
В 1904 году он выехал в Германию для поправки своего здоровья. В Германии жила дама его сердца Виктория-Мелита, урожденная принцесса Великобританская, Ирландская и Саксен-Кобург-Готская, герцогиня Гессенская. С 1894 по 1901 гг. состояла в браке с Великим Герцогом Гессен-Дармштадским Эрнстом-Людвигом, который приходился родным братом Государыне Императрице Александре Феодоровне. 21 декабря 1901 года Гессенский верховный суд расторг их брак.
26 сентября 1905 года в баварском городе Тегернзее в православном храме в присутствии немногочисленных свидетелей, Великий Князь Владимир Кириллович сочетался браком с принцессой Викторией-Мелитой.
Так как этот брак был заключен без согласия Императора Николая II, причем между двоюродным братом и сестрой, что противоречило не только православным канонам, но  и гражданскому праву Российской империи, Великий Князь Кирилл Владимирович выехал в Санкт-Петербург, чтобы просить Государя признать таковой.
Вопрос о возможности признания брака Великого Князя Кирилла Владимировича с бракоразведенной супругою Великого Герцога Гессен Дармштадтского Мелитою рассматривался в Государственном совете.
Мнение Императора Николая II было выражено в его резолюции на журнал Государственного совета 15 января 1907 года:
«Признать брак Вел. Кн. Кирилла Владимировича я не могу. Великий Князь и могущее произойти от него потомство лишаются прав на престолонаследие. В заботливости своей об участи потомства Великого Князя Кирилла Владимировича, в случае рождения от него детей, дарую сим последним фамилию князей Кирилловских, с титулом Светлости, и с отпуском на каждого из них из уделов на их воспитание и содержание по 12 500 руб. в год до достижения гражданского совершеннолетия»
Учитывая то, что документ был контрассигнован министром двора, после чего, председателю Совета министров было направлено отношение за номером 351, содержавшее официальное извещение на данную тему, императорская резолюция приняла законную юридическую силу.
15 июля 1907 года, после того, как Виктория-Мелита приняла православие, Император Николай II признал брак Кирилла Владимировича именным указом, присвоил супруге Кирилла титул «Великой княгини Виктории Феодоровны», а родившейся от этого брака дочери Марии Кирилловне — титул княжны крови императорской. Характерно, что это решение было обосновано уважением к ходатайству отца Кирилла, дяди императора — Владимира Александровича. 14 апреля 1909 года Кириллу Владимировичу были возвращены все права члена императорской фамилии, однако в тексте указа Николая II нет формулировки, непосредственно говорящей о возвращении Кириллу Владимировичу прав на наследование престола, которых он был лишен согласно императорской резолюции полугодичной давности.
Основным мотивом оппозиции была личная неприязнь Великой Княгини Марии Павловны к Императрице Александре Феодоровне. Их отношения использовались другими оппозиционно настроенными великими князьями для усиления распространения собственного влияния.

ИЗ КНИГИ НАЧАЛЬНИКА ИМПЕРАТОРСКОЙ ДВОРЦОВОЙ ОХРАНЫ А.И. СПИРИДОВИЧА:

"Всеобщее злорадство по поводу убийства Распутина и дальнейшие разговоры и критика всего, что делали в Царском Селе, были настолько резки и открыты, что в тогдашней сгущенной атмосфере создалась легенда о «заговоре» Великих Князей. Центром заговора считали Вел. Кн. Марию Павловну-старшую и, вообще, «Владимировичей». Их, через жену Вел. Кн. Кирилла Владимировича, Викторию Федоровну, связывали с английским посольством. Легенда ширилась и ей верили. Правда же заключалась в следующем:
Члены династии, желая помочь высланному Дмитрию Павловичу, совещались, как бы помочь ему и, по чьей-то инициативе, решили обратиться к Государю с письменной просьбой. Было составлено письмо, авторство которого княгиня Палей (жена Вел. Кн. Павла Александровича) приписывает себе, в котором родственники, ссылаясь на слабое здоровье Димитрия Павловича, просили заменить высылку на персидский фронт разрешением жить в имении Усове или Ильинском.
29-го, днем, во дворец Вел. Кн. Марии Павловны собрались все те, кто согласился подписать письмо. Подписались:
Ольга (Королева Греции), Мария (старшая), Кирилл, Виктория, Борис, Андрей, Павел, Мария (младшая), Елизавета (Маврикиевна), Иоанн, Елена, Гавриил, Константин, Игорь, Николай Михайлович, Сергей Михайлович.
Среди собравшихся было большое возбуждение. Не скрывалось резкое негодование против Императрицы. Молодежь и дамы были особенно воинственно настроены, а Вел. Кн. Николай Михайлович выражался про Императрицу просто грубо. Кто-то предложил даже не ехать во дворец с новогодним поздравлением, но этот проект не прошел. Дав приведенные подписи, члены семьи разъехались.
Письмо было отправлено, а вечером Их Величества уже знали все подробности о царившем во дворце Марии Павловны настроении и обо всех резких там разговорах.
<… >
Через «Владимировичей» легенда о «заговоре» Великих Князей связывалась с английским посольством.
<… >
Царская же семья и Двор освещались английской разведкой полковника Самуэля Хоара и личными связями посла и его семьи с петроградским высшим светом и, главным образом, с Вел. Кн. Викторией Федоровной, женой Вел. Князя Кирилла Владимировича.
Семью Бьюкенена с Вел. Кн. Викторией Федоровной связывало то давнее прошлое, когда Виктория Федоровна (тогда Виктория Мелита) принцесса Кобург-Готская, внучка английской Королевы Виктории, была замужем первым браком за Вел Герцогом Гессенским, Эрнестом Людвигом, братом Императрицы Александры Федоровны, которая была также внучкой Королевы Виктории, по матери. В то время представителем английского правительства в Гессене был этот самый Джордж Бьюкенен. Брак великогерцогской четы не был счастливым И Королева Виктория, желая знать истинную причину семейного разлада своих внука и внучки, потребовала от Бьюкенена подробного освещения того деликатного вопроса. Представленные данные были не в пользу Великого Герцога. Состоялся развод. То было начало тесной дружбы Виктории Федоровны с семьей Бьюкенена.
…
Но тот момент, завязавший узел дружбы английской принцессы Виктории-Мелиты с Бьюкенен был и моментом начала недоброжелательных отношений ее с сестрой мужа — Императрицей Александрой Федоровной. Императрица стояла за брата. Эти недоброжелательные взаимные отношения увеличились, когда б. Вел. Герцогиня вышла замуж за Вел. Кн. Кирилла Владимировича и стала русской Вел. Княгиней Викторией Федоровной. Это повело к дальнейшим недоразумениям с Вел. Кн. Владимиром Александровичем, с «Владимировичами». Теперь это старое недоброжелательство Царицы и Вел. Княгини как бы ожило, усилилось, приобрело новую окраску. А старая дружба Виктории Федоровны с Бьюкенен в глазах Их Величеств стала вырисовываться, как некий политический комплот, направленный против Государя.
Шло своеобразное освещение этой дружбы. В Петрограде верили в слух, что английское посольство помогает русской революции. Этому верили и об этом шептались. Это настраивало Их Величества на «Владимировичей» вообще, причем считалось, что всю интригу возглавляет, как старшая по годам и по положению, Вел. Кн. Мария Павловна.
<… >
А во дворце еще прочнее установилось мнение, что английский посол стоит на стороне тех, кто подготовляет переворот. В некоторых гостиных перешептывались, что, будто бы Бьюкенен поддержит проведение на престол одного Великого Князя. Легенда фантастическая, дикая, но и время было дикое и фантастическое.
Недаром же один из убийц Распутина серьёзно говорил после убийства о возможности возведения его на царский престол.
Время было дикое".

ИЗ ВОЕННОГО ДНЕВНИКА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АНДРЕЯ ВЛАДИМИРОВИЧА:

"29 декабря.
Сегодня я завтракал у мама. Был французский посол Палеолог и Chambrun. Только что мы кончили завтракать, мама доложили о приходе Николая Михайловича, который вот что нам рассказал:
«Вчера я обедал в ресторане, а потом зашел в яхт-клуб поиграть в «guinje» (карточная игра). Мне очень везло, и только, что я устроил хороший удар, меня вызвал граф Фредерикс к телефону. Я бросил игру, а это вы знаете, для меня, игрока, крайне неприятно, и пошел к телефону. Граф Фредерикс просил меня приехать к нему. Я сейчас же поехал. Граф Фредерикс был бодр, но по его лицу видно, что он имел сообщить мне что-то неприятное, что я ему и сказал. Он ответил, что неприятное - нет, но нечто удивительное. Затем предложил мне сигару. После этого он прочел мне, недавно полученное им письмо от Государя примерно следующего содержания:
«До меня со всех сторон доходят сведения, что Николай Михайлович в яхт-клубе позволяет себе говорить неподобающие вещи. Передайте ему, что б он прекратил эти разговоры, а в противном случае, я приму соответствующие меры».
Прочитав письмо, граф Фредерикс спросил меня, что надо ответить, но, боясь забыть, что я скажу, он дал мне телеграфный бланк и карандаш и я написал.
Написал я следующее:
«Как раз последнее время, я редко посещаю яхт-клуб. Редко обедаю там, иногда захожу играть в карты и позже 11 1/2 ч. вечера там не остаюсь.
Пороков у меня много, язык без костей. Единственная может быть моя вина, что еженедельно я пишу императрице Марии Федоровне подробные письма о текущих событиях по силе своего разумения и совести. В этих письмах я пишу все, не стесняясь ни чем, и говорю свое мнение, не стесняясь ни лицами, ни другими соображениями. Ежели, тем не менее, мое присутствие в столице будет признано нежелательным, то я уеду в свое имение. В заключение должен еще раз повторить, что возведенное на меня обвинение несправедливо и считаю себя не виновным».
Граф Фредерикс обещал послать это в тот же вечер, было видно, что ему крайне неприятно было выполнять данное ему поручение, но он это сделал с большим достоинством».
Затем Николай Михайлович перешел ко своим личным взглядам на текущие события, которые он, громко говоря, выразил, как движение к неминуемой катастрофе и о необходимости в грядущих тяжелых событиях забыть семейные распри и быть всем солидарными. Последние назначения министров еще более подлили масла в огонь, и при этих условиях открытие Думы будет невозможным. Но он знает, что Думу не соберут, что повлечет за собой лишь более поспешную неминуемую катастрофу.
12 января срок созыва Государственной Думы, и к этому времени можно ожидать всего. В этом духе он развивал свои мысли, но все написать, считаю пока неудобным. Когда он уехал, мы с мама вернулись в салон, и Палеолог сказал мама, что положение в России до того серьезное, все так расстроилось, что даже его правительство не знает, с кем оно имеет дело, что тормозит нормальный ход дел.
К 2 1/2 ч. у мама собралось семейство подписать коллективное письмо к Ники, с просьбой разрешить Дмитрию жить в Усове или Ильинском вместо Персии, где по климатическим условиям пребывание там для его здоровья может быть роковым. Приехали Мари, Иоанчик, Ellen, Гавриил, Костя, Игорь, Сергей Михайлович, Кирилл и Dіску. Пока шли толки и разговоры, Ellen меня отозвала в сторону и просила передать мама, чтобы она была крайне осторожна с тетей Маврой, которая передает все, что происходит в семействе Аликс и уже не раз этим жестоко подводила членов семьи. Между прочим, по ее вине Николаша был сослан на Кавказ. Потом Dіску передала часть своего разговора с Аликс, именно что касалось Николаши. Аликс уверяла Dіску, что у нее были в руках документы, доказывающие, что Николаша хотел сесть сам на престол, вот почему его надо было удалить.
Кирилл говорил, что Саблин, который провел несколько дней в Царском Селе и говорил с Ники и Аликс, уверял, что они оба очень просто отнеслись к убийству Распутина, говорят об этом как о печальном факте, но не больше. Что же касается последних назначений министров, то Ники сказал Саблину, что он пойдет против общественного мнения во что бы то ни стало и докажет этим твердую власть. Таким образом, он нарочно выбирает лиц, которых общественное мнение не любит и ненавидит, считая, что Россия одобрит эти назначения, а все неудовольствие идет исключительно из Петрограда. Странная точка зрения. Об этом же общественном же мнении говорила и Аликс Dіску. Она тоже уверяла Dіску, что это нам бояться, что все эти неудовольствия, о которых говорят последнее время, есть просто сплетня Петрограда, что Россия совершенно спокойна, и в виде доказательства привела свое недавнее посещение Новгорода, где народ оказал ей горячий прием.
В общем Dіску вынесла впечатление, что Аликс ее очень жалела, что она могла так заблуждаться в настоящем состоянии России.
Когда письмо было подписано, все семейство стало разъезжаться".

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ФРЕЙЛИНЫ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА АННЫ ВЫРУБОВОЙ:

"Государь заявил мне, что Он знает из верного источника, что английский посол, сэр Бьюкенен, принимает деятельное участие в интригах против Их Величеств и что у него в посольстве чуть ли не заседания с Великими Князьями по этому случаю. Государь добавил, что он намерен послать телеграмму королю Георгу с просьбой воспретить английскому послу вмешиваться во внутреннюю политику России, усматривая в этом желание Англии устроить у нас революцию и тем ослабить страну ко времени мирных переговоров. Просить же об отозвании Бьюкенена Государь находил неудобным: «Это слишком резко», — как выразился Его Величество".

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ МИНИСТРА ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ Н. Н. ПОКРОВСКОГО:

"Обвинения против Бьюкенена дошли до того, будто английское посольство участвовало в убийстве Распутина. Эта сплетня получила такое распространение, что Бьюкенен вынужден был на новогоднем приеме в Царском говорить лично с Государем, чтобы ее опровергнуть. Он шел в этом деле с открытым забралом, на что, вероятно, не решился бы, если бы в упомянутой сплетне была хоть доля правды. Наконец, утверждали, что Англия в лице Бьюкенена и его агентов поддержала русскую революцию. Это наиболее тяжкое обвинение поддерживается многими и до сих пор".

ИЗ ВОЕННОГО ДНЕВНИКА ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АНДРЕЯ ВЛАДИМИРОВИЧА:

"31 декабря.
Встречали мы у мама Новый год и сидели за ужином (мама, Кирилл, Біску, Борис, Митя и я). Когда Николай Михайлович вызвал меня к телефону и передал, что Ники его высылает из Петрограда, я его попросил приехать к мама, и он нам рассказал, что после разговора с графом Фредериксом он сегодня утром послал Ники письмо, следующего содержания:
«Ввиду преклонного возраста графа Фредерикса, опасаюсь, чтобы в передачах твоих приказаний, не вкралось недоразумение. Если на показанном тебе телеграфном бланке, я упомянул об отпуске в январе, то только потому, что понял, что это твое желание. Собственно говоря, я собирался по личным делам выехать лишь в начале февраля. Теперь здесь много работы, как по разным вопросам юбилейной комиссии, так и по другим отраслям. Может быть, я уже утратил окончательно твое доверие, что меня крайне огорчило бы, т. к. я льстил себя надеждой, что пользуюсь твоим расположением, несмотря на всегда возможные промахи моего языка. Это предположение делаю по причине, что ты меня не вызывал к себе и не писал лично, а все через министра Двора. Если я ошибся - тем лучше и тогда я напрасно тебя тревожу в данную минуту. Должен ли я продолжать интересоваться о будущей комиссии для выработки мирных переговоров или бросить это дело? У тебя остались разные бумаги по юбилейной комиссии, по которым еще не последовало решения по разным министерствам.
Шлю тебе на наступающий год, самые сердечные пожелания во всех отношениях и прошу верить в мои наилучшие к тебе чувства.
Весь твой Николай Михайлович.
31 декабря 1916 г. Петроград».
На это письмо, последовал следующий ответ Государя (без обращения):
«Очевидно, граф Фредерикс перепутал - он должен был передать тебе мое повеление об отъезде из столицы на два месяца в Грушевку. Прошу это исполнить и завтра не являться на прием. Комиссией для выработки мирных переговоров заниматься больше не надо. Возвращаю бумаги разных министерств по юбилейной комиссии.
Ники.
31 декабря 1916 г.»

Вскоре Государь командировал Кирилла Владимировича на Муром, его брата Бориса на Кавказ. 19 февраля 1917 столицу оставила Мария Павловна. Она отправилась вслед за младшим сыном на Кавказ, заявив, что вернется, когда «все закончится». Но оказалось, что Великая Княгиня покинула Петроград навсегда.

В великокняжеской среде представители младшей ветви Николаевичи и Михайловичи открыто соперничали между собой. Истоки этой вражды отчасти связаны с тем, что Михайловичи, вернувшись в Петербург с Кавказа, пытались занять видное положение Доме Романовых.

Великокняжеская ветвь Николаевичей была представлена Великими Князьями Николаем Николаевичем - младшим и Петром Николаевичем. 

Великий Князь Николай Николаевич - младший, первый сын Великого Князя Николая Николаевича-старшего и Великой Княгини Александры Петровны, урожденной Принцессы  Ольденбургской Александры-Фридерики-Вильгельмины. Внук Императора Николая I, генерал-адъютант, генерал от кавалерии.
Как и все Члены Российского Императорского Дома Романовых Великий Князь получил прекрасное образование, был прекрасным наездником и хорошо знал кавалерийское дело.
В конце 1880-х годов у Великого Князя Николая Николаевича возник роман с дочерью купца  С.И. Бурениной, родившей от него двоих детей. И, надо сказать, что в данном случае он  повёл себя по-рыцарски и даже испрашивал разрешение на брак у Императора Александра III, в чём ему было категорически отказано. Причем Государь Александр Александрович прокомментировал его прошение, с присущим Ему юмором: "Я в родстве со многими Дворами Европы, но с Гостиным двором в родстве не был и не буду!"
Следующим увлечением Великого Князя на довольно длительное время стала актриса Александринского театра Мария Александровна Потоцкая, но из этой их связи ничего не вышло.
Перевалив за 50-летний рубеж, Николай Николаевич все  же решил жениться на родной сестре супруги своего брата - Герцогине Анастасии Николаевне Ольденбургской, урожденной Княжной Черногорской Станой Николаевной Негош, которая к тому времени была ещё замужней женщиной. Однако ее супруг, без каких-либо условий, дал согласие на развод, который был оформлен в ноябре 1906 года. Свадьба Великого Князя   Николая Николаевича с Герцогиней Анастасией Николаевной Ольденбургской состоялась 29 апреля 1907 года в Ялте. На церемонии присутствовали только самые близкие. Детей у них не было.
С началом Первой мировой войны Великий Князь был назначен в 1914 года Верховным Главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами Российской Империи С августа 1915 года до марта 1917 года  служил на Кавказе в должности Наместника Его Императорского Величества, главнокомандующего Кавказской Армией и Войскового наказного атамана Кавказских казачьих войск.
О событиях февральского переворота в Петрограде Великий Князь узнал в Батуме, куда ездил на встречу с командующим Черноморским флотом адмиралом А. В. Колчаком. В начале марта Великий Князь выехал в Ставку из Тифлиса в сопровождении своего брата, Великого Князя Петра Николаевича, прибыл в Ставку в Могилев 11 марта , чтобы занять должность Верховного Главнокомандующего. Однако, получив письмо главы Временного правительства Князя Г. Е. Львова с решением Временного правительства о невозможности для него быть Верховным Главнокомандующим, после совещания с генералом М. В. Алексеевым, отказался от этого поста и вышел в отставку.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА:

"Из всех членов Императорской Семьи Великий Князь Николай Николаевич, старший сын моего дяди Великого Князя Николая Николаевича старшего, имел самое большое влияние на наши государственные дела. Два важнейшие акта в истории России — манифест 17 октября 1905 года и отречение Императора Николая II 2 марта 1917 года — следует приписать полнейшей аберрации политического предвидения Великого Князя Николая Николаевича.
<…>
Мой двоюродный брат Великий Князь Николай Николаевич был превосходным строевым офицером. Не было равного ему в искусстве поддерживать строевую дисциплину, обучать солдат и готовить военные смотры. Тот, кому случалось присутствовать на парадах Петербургского гарнизона, имел возможность видеть безукоризненное исполнение воинских уставов в совершенстве вымуштрованной массой войск: каждая рота одета строго по форме, каждая пуговица на своем месте, каждое движение радовало сердце убежденных фронтовиков. Если бы Великий Князь Николай Николаевич оставался бы на посту Командующего войсками гвардии и Петроградского Военного Округа до февраля 1917 года, он всецело оправдал бы все ожидания и сумел бы предупредить февральский солдатский бунт.
<…>
Как все военные, привыкшие иметь дело со строго определенными заданиями, Николай Николаевич терялся во всех сложных политических положениях, где его манера повышать голос и угрожать наказанием не производила желаемого эффекта.
<…>
…17 октября 1905 года, пред угрозой всеобщей забастовки, руководимой штабом большевистской секции социал-демократической партии, и аграрных беспорядков крестьян, которые требовали земельного передела, Николай Николаевич убедил Государя подписать злополучный манифест, который мог бы удовлетворить только болтливых представителей русской интеллигенции. Манифест этот не имел отношения ни к большевикам, ни к крестьянам.
<…>
Печальный опыт 1905 г. не отучил Императора Николая II обращаться в критические минуты за советом к Великому Князю Николаю Николаевичу. Двенадцать лет спустя, готовясь принять одно из самых важных решений в истории России, Государь снова обратился к автору знаменитого манифеста 17 октября 1905 г.
<…>
Можно только удивляться простодушию этою человека, который проезжает пол России, охваченной восстанием, от Кавказа, до Могилева, и не замечает ни толп народа, ни демонстраций, ни мятежей и остается непоколебимым в своей вере, что «новые командиры» оценят его безупречный патриотизм и военный опыт!
<…>

Великий князь Петр Николаевич был младшим ребенком в семье Великого Князя Николая Николаевича-старшего. Получил военное образование. В двадцать лет начал службу, но заболел туберкулезом. Оставил службу из-за болезни и подолгу жил за границей.
Будучи в отпусках по болезни, занимался одним из самых интеллектуальных направлений в военном искусстве – фортификационными разработками. Помимо военных дисциплин увлекался живописью и архитектурой, достигнув в своих хобби немалых успехов.
С 1889 года в браке с Великой Княжной Милицей Николаевной второй дочерью Черногорского Короля Николая  Негоша.
В годы Первой мировой войны состоял при Ставке Верховного Главнокомандующего Великого Князя Николаевича в качестве Генерал-Инспектора Инженерных войск, а после его отстранения и назначения на должность Командующего Кавказским фронтом, последовал вслед за ним.

Великокняжеская ветвь – Михайловичи, или, как их называли в Петрограде, «кавказцы», представлены были братьями Николаем, Михаилом, Георгием, Александром, и Сергеем Михайловичами и сестрой Анастасией Михайловной. После отставки с поста председателя Государственного совета их отца, на долгое время были удалены от Двора и пытались реализовать свои политические амбиции.

Великий Князь Николай Михайлович, внук Николая I, был первенцем в семье Великого Князя Михаила Николаевича, наместника Кавказа, с именем которого связано появление ветви Романовых, именуемой «Михайловичами».
По традиции семьи, Николай Михайлович стал военным. В русско-турецкой войне 1877–1878 годов он уже поручик конной артиллерии, отличился – за храбрость награжден орденом святого Георгия IV степени. После войны окончил Академию Генерального штаба и с 1884 по 1903 год занимал различные командные должности в армии: командир 16 гренадерского Мингрельского полка, шеф 13 артиллерийской бригады 82 пехотного Дагестанского полка, командующий Кавказской гренадерской дивизией. Дослужился до генерала от инфантерии, был назначен генерал-адъютантом свиты Николая II.
Но военная служба не прельщала Николая Михайловича. Его влекла российская история и история не вообще, но эпоха Александра I, самого интересного, на его взгляд, времени, когда происходил рост самосознания русского общества. В 1903 году он подает в отставку с военной службы и приобретает репутацию «опасного либерала», русского «принца Эгалитэ».

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА:

"Мой старший брат Николай Михайлович был несомненно самым «радикальным» и самым одаренным членом нашей семьи. Моя мать мечтала о его блестящей военной карьере, и, чтобы доставить ей удовольствие, мой брат Николай окончил военное училище с отличием.
<… >
Однако истинное его призвание было в отвлеченных исторических изысканиях. Он служил в Кавалергардском полку только вследствие его дружеских отношений с Императрицей Mapиeй Федоровной (моей тещей) и носил звание командира этого полка.
<… >
Истина заключалась в том, что он родился не в той стране, где ему следовало бы родиться. В гвардии ему дали прозвище «Филиппа Эгалитэ», но авторы этого прозвища не подозревали, что их царственный однополчанин шел в своем демократизме гораздо дальше, нежели брат французского короля, который мечтал воспользоваться революцией, как трамплином для достижения собственных честолюбивых планов.
<… >
В ранней молодости он влюбился в принцессу Викторию Баденскую — дочь нашего дяди Великого Герцога Баденского.
Эта несчастная любовь разбила его сердце, так как православная церковь на допускала бpaков между двоюродным братом и сестрою. Она вышла замуж за будущего шведского короля Густава-Адольфа, он же остался всю свою жизнь холостяком и жил в своем слишком обширном дворце, окруженный книгами, манускриптами и ботаническими коллекциями".

ПИСЬМО ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА ИМПЕРАТОРУ НИКОЛАЮ II:

"16 Ноября 1912.
При сем посылаю Тебе брошюру Барятинского-Яворского, доказывающего, что Император Александр I был действительно старцем Федором Кузьмичем. Она написана довольно живо, но масса фантазии. Опровергать этот роман я не намерен и к тому вообще полемику на исторические темы считаю излишней. Пусть каждый прочтет мою книгу и рассуждения Вл. Барятинского, сам сделает свои заключения.
Много я передумал о том положении, которое создается от брака Миши. Если он подписал или подпишет акт отречения, то это весьма чревато последствиями и вовсе не желательными.
Ведь Кирилл, как женатый на двоюродной сестре, тоже уже потерял свои права на престол и в качестве heritier presomptif [Предполагаемый наследник.Пер. с фр.]. Предполагаемый наследник.  явится Борис. Если это будет так, то я прямо-таки считаю положение в династическом смысле угнетающим.
Осмеливаюсь выразить такое суждение: Тебе, как Государю и главе семейства, вверить судьбу наших семейных законов, которые Ты можешь принять в любое время. Но я иду еще дальше. Во всякое время, одинаково, Ты имеешь право изменить также закон о престолонаследии (не ne le deplaise a Andre, notre illustre legislateur et le grand connoisseur des loix de famille!)[Как бы это не нравилось Андрею, нашему знаменитому законнику и великому знатоку семейных законов.Пер. с фр.]. Так, например, если Ты пожелал бы передать права наследства в род Твоей старшей сестры Ксении, то никто и даже юристы с министром юстиции, не могли бы тебе представить какие-либо доводы против такого изменения закона о престолонаследии. Если я позволю себе говорить и излагать такого рода соображения, то единственно потому, что возможное отречение от Престола Миши, я считаю просто опасным в государственном отношении.
Весь Твой Николай М".

ИЗ ЗАПИСОК НАЧАЛЬНИКА  КАНЦЕЛЯРИИ МИНИСТЕРСТВА ДВОРА А.А. МОСОЛОВА:

"Довольно красивый и очень умный, он был прожженным интриганом. Он начал военную службу в конной гвардии, но ушел оттуда потому, что военные обязанности мешали ему посвятить все свое время историческим исследованиям, к которым он имел вкус и выдающиеся способности. Он всегда всех критиковал, но сам никогда ничего не делал. Он часто писал царю; по его письмам видно, что он умел доставить государю удовольствие и рассмешить его, но напрасно было бы искать в этих письмах какие-нибудь практические идеи.
Когда царь уехал на фронт, Николай Михайлович остался в Петрограде. В клубе, где он всегда был в центре внимания, его язвительные высказывания, ниспровергавшие все, что можно, наносили большой вред самодержавию. Критика, исходящая из высших сфер, заражала своим ядом всех и разрушала моральный авторитет государя. Императрица ненавидела его до глубины души. Именно Николай Михайлович стал инициатором написания коллективного послания царю (сразу же после убийства Распутина), которое окончательно рассорило царя и его родственников".

ИЗ КНИГИ НАЧАЛЬНИКА ИМПЕРАТОРСКОЙ ДВОРЦОВОЙ ОХРАНЫ А.И. СПИРИДОВИЧА:

"Из всех членов династии больше всех будировал, кричал, всё и вся критиковал Вел. Кн. Николай Михайлович. Великий Князь уже и до того вызывал к себе разных политических деятелей до революционера Бурцева, включительно. Он критиковал положение вещей, рассказывал про свое письмо от 1 ноября Государю и даже читал это письмо некоторым из своих гостей. После убийства Распутина, Великий Князь особенно горячился. Он вызывал к себе некоторых судебных деятелей. Высылка же Дмитрия Павловича привела Николая Михайловича в чрезвычайно нервное состояние.
Главным местом, где Великий Князь любил много и громко говорить, был Яхт-клуб. Русские члены клуба, знавшие хорошо Великого Князя, серьёзного значения его разговорам не придавали, но иностранцы к ним очень прислушивались. Ведь повествователь и критик был весьма пожилой Великий Князь, Генерал-адъютант Его Величества. К тому же историк, писатель, автор многих трудов".

ИЗ КНИГИ ГЕНЕРАЛА А.И. ДЕНИКИНА:

"Великий князь Николай Михайлович в своем письме, прочтенном государю 1 ноября, после указания на недопустимость сделавшегося известным «всем слоям общества» порядка назначений министров при посредстве ужасной среды, окружающей императрицу, говорит:
«…Если бы Тебе удалось устранить это постоянное вторгательство темных сил, сразу началось бы возрождение России и вернулось бы утраченное Тобою доверие громадного большинства Твоих подданных… Когда время настанет, а оно уже не за горами, Ты сам с высоты престола можешь даровать желанную ответственность перед Тобою и законодательными учреждениями. Это сделается просто, само собой, без напора извне и не так, как совершился достопамятный акт 17 октября 1905 г. Я долго колебался открыть Тебе истину, но после того, что Твоя матушка и Твои обе сестры меня убедили это сделать, я решился. Ты находишься накануне эры новых волнений, скажу больше, новых покушений. Поверь мне, если я так напираю на Твое собственное освобождение от создавшихся оков, то я это делаю не из личных побуждений… а только ради надежды спасти Тебя, Твой престол и нашу дорогую родину от самых тяжких и непоправимых последствий".

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ АДВОКАТА Н.П. КАРАБЧЕВСКОГО:

"В либеральных кругах, правда, выделяли Николая Михайловича, как автора исторических монографий и молодого красавца Дмитрия Павловича, как "не глупого".
Остальные Великие Князья дальше будуаров и уборных балерин и танцовщиц никуда не заглядывали и проводили время среди собутыльников, разнослойных прихлебателей и поклонников отечественной хореографии.
Андрей Владимирович, пока он проходил свой курс в Военно-Юридической Академии, интересовался уголовными процессами. Он присутствовал и на процессе Гершуни и на процессе Сазонова.
По поводу этих процессов мне, при случайной с ним встрече, пришлось перекинуться несколькими словами, так как он интересовался знать -- имеются ли в печати эти мои речи, которые он прослушал.
Помню его характерную и чуть ли не единственную фразу, которою он обмолвился по поводу подсудимых.
— Знаете ли когда читаешь о процессе и слушаешь его получается совсем другое... Вот эти Ваши два революционера, их начинаешь понимать... Когда Вы говорили в их защиту, я понимал, что это не злодеи, а подневольные служители охватившей их идеи...
Тирада, несмотря на ее отрывочную туманность, свидетельствовала, во всяком случае, о проблесках вдумчивости.
Знавшие его ближе утверждали, что он подает надежды не быть похожим на остальных Великих Князей. Но, по примеру всех царственных Романовых, женское влияние всецело овладело и этим, подававшим некоторые надежды, молодым человеком и он ничем не проявил себя.
   
С другим Великим Князем, именно Николаем Михайловичем, мне случайно выпала более продолжительная беседа.
Однажды, живя летом в Царском Селе, я ехал по железной дороге с поездом, где ехало не много народа. В отделении первого класса я был один. Вошел какой-то свитский генерал, я принял его за генерала Безобразова, с которым лично знаком не был. Генерал, социабельно сел прямо против меня, спросил можно ли открыть окно, я разумеется согласился. С этого началась наша беседа, не прекращавшаяся затем вплоть до Петрограда.
Из слов генерала я понял, что он знает с кем, в моем лице, имеет дело.
Между прочим, он спросил меня: почему я не в Государственной думе, причем весьма лестно оттенил насколько он считал бы полезным мое участие в политической жизни.
Я возразил, что в такую переходную минуту государственного режима я был бы там лишним. Моим моральным принципам претят бесцельно мутить и без того взбаламученную, общественную совесть. Для правильной же парламентской плодотворной работы, или хотя бы совещательной с Монархом, время, по-видимому, не настало и не скоро еще настанет. Притом же я не партийный человек, ни к одной из существующих политических партий я бы, по совести, не мог пристать; в качестве же "дикого" был бы слишком бесплодно одинок, в той партийной сумятице и в том вихре заведомо несбыточных обещаний, которыми щеголяет каждая партия, мутя народное сознание. В идее я даже скорее поклонник самодержавия. Царь сам должен идти впереди всех действительно назревших нужд народных. На месте Царя я бы немедленно дал аграрную широкую реформу, автономию окраин; урегулирование рабочего и еврейского вопросов, я бы выхватил из рук не только наших политиканов, но и самих революционеров и народ боготворил бы Царя.
На это генерал живо мне возразил: "Да, но для такого смелого шага нужен был бы Петр Великий, только при его энергии нечто подобное могло бы осуществиться. Ну, а у нас же, ведь, не Петр Великий!.."
   
Последние, как мне показалось, иронически недоговоренные слова меня покоробили своею откровенностью в устах свитского генерала. Я пристально посмотрел на него. Он продолжал:
"Цари низведены теперь на положение статистов, они призваны царствовать, но не управлять ..."
Я согласился с ним, что современное положение царей незавидно.
Несколько минут спустя, когда мы заговорили о минувшей японской войне, я спросил его:
— Вы генерал участвовали в этой войне?
Он быстро пожал плечами и усмехнувшись живо ответил:
— Да нет же! Нас Куропаткин к себе решил не допускать. Великие Князья ему мешали ...
Тут только я сообразил, что я дал маху, приняв Великого Князя Николая Михайловича за генерала Безобразова, с которым он имел лишь отдаленное сходство.
Я извинился, стал называть моего собеседника Высочеством, а он весело рассмеялся и сказал: "Хорошо, что мы договорились, а то бы Вы считали генерала Безобразова чуть ли не революционером, а он отличный служака и бравый генерал!.."
Выйдя из вагона, он, по-приятельски, пожал мне руку и почти бегом пустился к выходу, чтобы захватить извозчика.
Исторические литературные опыты Великого Князя мне были известны; в самое последнее время, незадолго до "великой революции" он выпустил свой труд о Павле I-м и в рассказе об его убийстве весьма недвусмысленно давал понять прикосновенность к нему своего "Благословенного" предка.
Внешний радикализм Николая Михайловича выражался в его общении с первым встречным из либерально окрашенных и еще в том, что он был небрежен в туалете и ездил исключительно на извозчиках.
Вера в царственную особенность своей крови им, очевидно, была уже потеряна.
При том количестве Великих Князей, которое имелось налицо, они могли бы быть в трудные минуты верным оплотом Государя, но им было не до помыслов о своей государственной миссии.
Даже в среде своих, близких, несчастнейший из смертных Царь Николай II-й был беспомощно одинок, весь во власти гнездившегося вокруг него своекорыстия, обмана и измены" (Н. П. Карабчевский. Что глаза мои видели. — Берлин: Издание Ольги Дьяковой и К, 1921. — Т. II).

ИЗ ДНЕВНИКА ФРАНЦУЗСКОГО ПОСЛА М. ПАЛЕОЛОГА:

"Великий князь Николай Михайлович выслан в свое имение Грушевку Херсонской губернии, находящуюся вдали от всякого города и даже от всякого жилища.
Царский приказ объявлен был вчера, несмотря на новогоднее торжество. Ему не было предоставлено никакой отсрочки, и он уехал в тот же вечер.
При получении известия об этом мне тотчас приходит на память один исторический прецедент. 19 ноября 1787 года Людовик XVI выслал герцога Орлеанского в его имение Виллер-Коттрэ, чтобы наказать за то, что он заявил в парижском парламенте, что только генеральные штаты имеют право разрешить королю дополнительные налоги. Так неужели Россия дошла до 1787 года? Нет!.. Она зашла уже гораздо дальше.
Подвергая суровому наказанию великого князя Николая Михайловича, император хотел, очевидно, терроризировать императорскую фамилию, и ему это удалось, потому что она в ужасе; но Николай Михайлович не заслужил, может быть, «ни эту чрезмерную честь, ни эту обиду». В сущности, он не опасен. Решающий кризис, который переживает царизм в России, требует Ретца или Мирабо. А Николай Михайлович скорее критик и фрондер, чем заговорщик; он слишком любит салонные эпиграммы. Он не является ни в малейшей степени человеком риска и натиска.
Как бы там ни было, заговор великих князей дал осечку. Член Думы Маклаков был прав, когда говорил третьего дня мадам де Дерфельден, от которой я узнал об этом: «Великие князья не способны согласиться ни на какую программу действий. Ни один из них не осмеливается взять на себя малейшую инициативу, и каждый хочет работать исключительно для себя. Они хотели бы, чтобы Дума зажгла порох... В общем итоге, они ждут от нас того, чего мы ждем от них".

Второй по старшинству брат Михаил Михайлович находясь в Италии (Сан-Ремо) весной 1891 года вступил в морганатический брак с Графиней Софией Николаевной фон Меренберг. Софья была старшим ребенком в семье принца Николая-Вильгельма Наусского и его морганатической супруги Натальи Александровны Пушкиной, дочери поэта Александра Сергеевича Пушкина.
Софья унаследовала красоту своей бабушки Натальи Гончаровой-Пушкиной, тем не менее, происхождение графини было недостаточно высоким для того, чтобы она могла войти в семью Романовых.
Когда мать Великого Князя Михаила Михайлович, Великая Княгиня Ольга Феодоровна,  находясь на железнодорожной станции в Харькове, случайно узнала о случившемся, с ней случился удар, и вскоре она скончалась.
Император Александр III был так возмущён своеволием кузена, что запретил Великому Князю пребывание в России, практически вычеркнул его из списков семьи, лишил содержания и уволил со службы.
Он телеграфировал дяде невесты Великому герцогу люксембургскому Адольфу принцу Нассаускому:
«Этот брак, заключённый наперекор законам нашей страны, требующим моего предварительного согласия, будет рассматриваться в России как недействительный и не имеющий места».
Герцог не замедлил ответить:
«Я осуждаю в высшей степени поведение моего брата (принц дал согласие на брак дочери) и полностью разделяю мнение Вашего Величества».
Фактически, с 1891 г. Великий Князь с супругой прожил в Великобритании и несмотря на то, что находился за границей, получал от Государя очередные продвижения по службе в виде воинских чинов.
С началом мировой войны Великий Князь Михаил Михайлович написал письмо Государю, в котором просил разрешить ему вернуться в Россию для защиты Отечества. Однако ответа не получил".

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА:

"Мой второй брат Михаил Михайлович не обладал талантами Николая Михайловича. Он обожал военную службу и чувствовал себя превосходно в рядах Лейб-Гвардии Егерского полка. Его располагающая внешность, благородное сердце и способности танцора сделали его любимцем петербургского большого света. Очень скоро «Миш-Миш» сделался общим любимцем петербургских салонов.
<… >
В постоянных поисках «царицы своих грез», он делал несколько попыток жениться на девушках, не равного с ним происхождения. Это создавало тяжелые осложнения между ним и нашими родителями и ни к чему не привело. В конце концов, он все-таки вступил в морганатический брак с дочерью от морганатического же брака герцога Нассауского, дедушкой которой со стороны матери был А. С. Пушкин. Это положило конец всем планам разнообразных увеселений в новом дворце Миш-Миша. Его попросили выехать из России, и он провел всю свою жизнь в Лондоне".

Великий Князь Георгий Михайлович  являлся управляющим Русским музеем императора Александра III. В годы мировой войны Великий Князь Георгий Михайлович находится при Ставке Верховного Главнокомандующего, занимая должность Генерал-Инспектора. А немногим позднее, он уже в должности Особого Уполномоченного Государя, выезжал на различные участки театра военных действий, после чего составлял личные донесения об общем положении на фронтах: Кавказском, Юго-Западном, Западном  и Северном.
В 1916 году Великий Князь Георгий Михайлович, как и многие члены Императорской Фамилии, обратился с просьбой к Императору уступить требованиям оппозиции по созданию «правительства доверия», но безуспешно.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА:

"Мой третий брат Георгий Михайлович проявлял в детстве способности к рисованию. Он разделял мою любовь к Кавказу и собирался служить в рядах Грузинского гренадерского полка в Тифлисе.
Переезд нашего отца в С. Петербург разрушил все планы Великого Князя Георгия Михайловича. Он вышел в офицеры в Лейб-Гвардии Конную Артиллерийскую бригаду и близко сошелся с Великим Князем Петром Николаевичем, что дурно повлияло на развитие его индивидуальных качеств. Подражая своему двоюродному брату Петру Николаевичу, Георгий Михайлович утратил индивидуальные черты характера и находил удовлетворение: от жизни в атмосфере манежа, лошадей и кавалерийских офицеров. Вернувшись из поездки на Дальний Восток, я нашел совершенно другого человека, вместо моего старого тифлисского друга".

Великий князь Александр Михайлович (Сандро), друг детства Императора Николая II,  которому приходился двоюродным дядей, был женат на его родной сестре Ксении Александровне. 
Император Александр III и Императрица Мария Феодоровна не сразу дали согласие на этот брак. Александр Михайлович приходился двоюродным дядей своей будущей жене, и его женитьба на великой княжне Ксении нарушала традицию, обязывающую членов царствующего дома вступать в брак лишь с представителями других королевских династий Европы.
Их  старшая дочь Ирина была замужем за Князем Феликсом Юсуповым, приняв от супруга титул Княгини Юсуповой, Графини Сумароковой-Эльстон.
Великий Князь Александр Михайлович занимался организацией флота в начале Русско-японской войны, был одним из основателей русской военной авиации и инициатором создания Офицерской Воздухоплавательной Школы под Севастополем в 1910 году; с 1916 года – Полевой генерал-Инспектор Императорского Военно-Воздушного Флота. В начале 1917 года выступал за создание правительства нового формата с участием общественных деятелей, высказываясь против «ответственного министерства». В эмиграции выпустил мемуары под названием «Книга воспоминаний", текст которых впервые был издан в Париже в 1933 году.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА:

"Члены Императорской семьи просили меня заступиться за Дмитрия и Феликса пред Государем. Я это собирался сделать и так, хотя меня и мутило от всех их разговоров и жестокости. Они бегали взад и вперед, совещались, сплетничали и написали Никки преглупое письмо. Все это имело такой вид, как будто они ожидали, что Император Всероссийский наградит своих родных за содеянное ими тяжкое преступление!
— Ты какой-то странный, Сандро! Ты не сознаешь, что Феликс и Дмитрий спасли Pocсию!
Они называли меня «странным», потому что я не мог забыть о том, что Никки, как верховный судья над своими подданными, был обязан наказать убийц и, в особенности, если они были членами его семьи.
Я молил Бога, чтобы Никки встретил меня сурово.
Меня ожидало разочарование. Он обнял меня и стал со мною разговаривать с преувеличенной добротой. Он меня знал слишком хорошо, чтобы понимать, что все мои симпатии были на его стороне, и только мой долг отца по отношению к Ирине заставил меня приехать в Царское Село.
Я произнес защитительную, полную убеждения речь. Я просил Государя не смотреть на Феликса и Дмитрия Павловича, как на обыкновенных убийц, а как на патриотов, пошедших по ложному пути и вдохновленных желанием спасти родину.
— Ты очень хорошо говоришь, — сказал Государь помолчав: — но ведь ты согласишься с тем, что никто — будь он Великий Князь или же простой мужик — не имеет права убивать.
Он попал в точку. Никки, конечно, не обладал таким блестящим даром слова, как некоторые из его родственников, но в основах правосудия разбирался твердо.
Когда мы прощались, он дал мне обещание быть милостивым в выборе наказаний для двух виновных. Произошло, однако, так, что их совершенно не наказали. Дмитрия Павловича сослали на Персидский фронт в распоряжение генерала Баратова, Феликсу же было предписано выехать в его уютное имение в Курской губернии. На следующий день я выехал в Киев с Феликсом и Ириной, которая, узнав о происшедшем, приехала в Петербург из Крыма. Находясь в их вагоне, я узнал во всех подробностях кошмарные обстоятельства убийства. Я хотел тогда, как желаю этого и теперь, чтобы Феликс раскаялся бы в своем поступке и понял, что никакие громкие слова, никакое одобрение толпы не могут оправдать в глазах истого христианина этого преступления".

Великий князь Сергей Михайлович генерал-адъютант, генерал от артиллерии. С 1905 года был назначен  Генерал-Инспектором Артиллерии при Верховном главнокомандующем и членом Совета Государственной Обороны.
На этом новом для себя и ответственнейшем посту делал все, что было в его силах, стараясь максимально улучшить работу подведомственного ему Главного Артиллерийского Управления Военного Министерства. И, надо сказать, что именно благодаря стараниям  Великого Князя Артиллерийские парки русской Армии стали оснащены орудиями тяжёлой артиллерии.
Всю жизнь Великий Князь любил одну женщину — балерину Матильду Кшесинскую. Не получая взаимности, он был ее верным, преданным и щедрым другом. В 1904 году он начал строительство в Петербурге знаменитого особняка, получившего имя его хозяйки. Особняк по праву считается шедевром архитектуры в стиле «модерн». Когда Матильда Кшесинская родила сына, отчество мальчику дал Сергей Михайлович, чтобы тот не считался незаконнорожденным.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВИЧА:

"Мой четвертый брат — Великий Князь Сергей Михайлович (он был на три года моложе меня) радовал сердце моего отца тем, что вышел в артиллерию и в тонкости изучил артиллерийскую науку. В качестве, генерал-инспектора артиллерии, он сделал все, что было в его силах для того, чтобы, в предвидении неизбежной войны с Германией, воздействовать на тяжелое на подъем русское правительство в вопросе перевооружения нашей артиллерии. Его советов никто не слушал, но впоследствии на него указывали в оппозиционных кругах Государственной Думы, как на "человека, ответственного за нашу неподготовленность".