Парк Память адмирала Колчака гл. 1

Юрий Шиляев
(жанр: альтернативная история)
Глава первая

    - Господа! Господа! Дамы! Сегодня знаменательный день - В богоспасаемый град Барнаул пребывает его Высочайший шеф, Хозяин и Благодетель - Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич Алексий,  четвертый сего имени в преславном царствующим Доме Романовых, чудным образом восстановленным семьдесят лет назад.
  Все на городской вокзал, господа! В одиннадцать часов по полудни прибывает специальный поезд Наследника Цесаревича. И все верноподданные обязаны прибыть на городской вокзал,  дабы приветствовать носителя высшей государственной власти. Дабы прильнуть к милосердной длани защищающей и окормляющей наш богоспасаемый округ Алтайский и главный град его, богоспасаемый Барнаул...
  Скорее отключить эту истекающую елеем радиоточку! Иначе, точно вытошнит. Дмитрий быстро вскочил с продавленного топчана и резким движением выдернул из розетки шнур от черной тарелки репродуктора. День начинался серенький, было душно, с утра парило, накрапывал дождь. Пять минут назад сыграли по репродуктору  «Боже, Царя храни» и вот передают экстренное объявление градоначальства.
 -14 августа 1991 года, середа, - пробормотал он.- До дня Восстановления Дома Романовых ещё неделя.  Успеем, должны успеть. Если не успеем, грош нам цена.
  Быстро выскочил за дверь  убогой комнатушки. Нужно было быстро умыться, до того, как в умывальную комнату меблированных нумеров мадам Бошкевич потянутся постояльцы, давно живущие здесь.
 - Ты... Етот...Как там тебя… Виталька или хто…? – Из обшарпанных, в ошмётках коричневой краски, дверей соседнего  нумера  12-бис вывалился отставленный чиновник Барнаульского градоначальства, коллежский асессор на покое Перепелятников Иван Елпидифорович.
 – С утра хватимши, либо со вчерашнего не протрезвел? – устало спросил Дмитрий.
 Иван Елпидифорович, восемь месяцев назад уволенный со службы в градоначальстве без выходного пособия и с потерею пенсиона за мздоимство и беспробудное пиянство, пытался восстановить  его на путь истинный и преподать уроки  истинного православия и добротолюбия - как он сам его понимал. 
- Да Дмитрий, Дмитрий я, что ж вы меня, Иван Елпидифорыч, аль не признали?
- А-аа... Митяй... А ведь ты, Митяй, сицилист! Сицилист, безбожник, езуит и фармазон.
- Да Господь с вами, Иван Елпидифорыч, вот крест святой имею, - Дмитрий вытащил из-за пазухи маленький медный крестик. – И на заутреню хожу. В Знаменский монастырь хожу. И причащаюсь, и исповедаюсь.
- И бесы веруют и трепещут… Знаю, знаю, к кому ты там в монастырь-то ходишь!
«Сдал кто?.. Или догадался?» - молнией пронеслось в голове.
В церкви Знаменского монастыря Дмитрий встречался с членами своей группы – чиновником особых поручений Петром Вязигиным и уполномоченным центрального комитета товарищем Чёрным. Чёрный третью неделю жил в гостинице «Ялта», что на центральном Московском проспекте, под видом представителя германской фирмы «Симменс унд Шуккард унд Гальске». В церкви встречаться удобно. Знаменский монастырь место намоленное. И бывают там люди самых разных сословий – и квалифицированные рабочие с заводов господина Второва, и мелкий чиновный люд, и мещане с Горы да Старого города. Это вам не стильная Дмитровская церковь, куда ходят только франты да молодёжь, ищущая веру. И не Казанский, не Петропавловский соборы, где всё чинно и благолепно. А уж церковь Новомучеников, в земле Российской просиявших, что на Глядене – туда и на пушечный выстрел не подпустят. А здесь всё просто, демократично – так говорит учитель истории и словесности российской Семён Хвостов, ещё один член звена Дмитрия.
- Иван Елпидифорович, испейте квасу... или рассольчику. В себя после вчерашнего придите. А я опаздываю, на работу мне бежать нужно.
-И-и...  вот и я то смотрю... Что ж ты, Митяй, в рабочей казарме не живёшь? И до работы два шага, и с такими же, как и ты, твоего ж сословия? А всё норовишь с чистыми замешаться… Небось, в университет поступать собрался? Не доведут до добра тебя эти университеты, да сицилисты с фармазонами. Эвона, семьдесят с лишком лет назад, какую смуту они учинили? Жиды, да масоны, да сицилисты! И что удумали? Природного государя Николая Многострадального со всей семьёй его – новомучениками российскими под корень извели. «Взимахутся ****ины дети выше облак, а все сии мудры быша, и во ад угодиша», - процитировал он протопопа Авакума.
- Иван Елпидифорович, это ещё в высшем начальном училище нам преподавали, о второй смуте в государстве Российском произошедшей, и как адмирал Колчак, избавитель отечества, смуту сию прекратил. Всё, Иван Елпидифорыч, вот вам рупь, а я побежал. Опохмелитесь и свечку поставьте за здравие раба божьего Дмитрия.
Отставной чиновник величественным жестом принял монету с двуглавым российским орлом, подтянул кальсоны и, бормоча: «это уж непременно, непременно... здоровье поправлю и помяну и вас, и родителей ваших, и весь царствующий дом Романовых», освободил путь.
Дмитрий выскочил на улицу. Солнце уже встало и по брусчатой мостовой бодро бежали серые  барнаульские обывателей. «Вот старый пропойца! Задержал таки. Сейчас не успею на рабочий трамвай, - с раздражением подумал он,  - вымогатель, как есть вымогатель. Не знает ведь ничего. Просто деньги на опохмелку нужны, вот и постращал – сицилистами да фармазонами».
 Пансион мадам Башкевич располагался в самой старой части города, недалеко от знаменитого Барнаульского порта. Порт уже вовсю работал, не смотря на раннее утро. Тяжело вздыхали паровые машины, скрипели громадные краны Руссо-Балт. Пронзительно свистел паровозик «Кукушка». А вот и конечная остановка трамвая. Раньше на этом месте располагался знаменитый Старый базар, но в тридцатые годы он был закрыт, как рассадник праздношатающегося люда и стараниями градоначальника господина Самсонова Петра Фёдоровича перенесён за город, в деревню Ересную. Тогда же трудами сего прославленного государственного мужа была построена сеть городских трамваев. Помните эту историю? Денег в казне города не было, и Пётр Фёдорович лично отправился в стольный град Москву. Там, использовав свои связи, попал он на приём к самому верховному правителю. Колчак в те времена был обеспокоен фрондой некоторых членов царствующего дома Романовых, переставших поминать добрым словом его благодеяния, и решил сделать неоднозначный ход. Петра Фёдоровича принял, обласкал, а на прошении начертал собственноручную резолюцию: «Поелику град Барнаул столица Алтайского горного округа, то и строить проектируемую сеть совокупно с царствующим домом Романовых и финансирование определить из казны кабинета Его Императорского Величества Александра Никитича, с оказанием помощи кабинету в счёт средств казны государства Российского».  Ну и работа закипела. Сейчас товарищество «Барнаульские трамваи» обладает самой протяжённой трамвайной сетью за Уралом, а может быть и во всей Империи. Ещё одно диво – трамваи двухэтажные. Первые трамваи тоже отечественные были – Руссо-Балт, Екатеринбургская трамвайная компания, Московско-Германская компания, но однажды пришли к Петру Федоровичу в градоначальство господа Второвы – промышленники и предложили свои проекты трамвая – двухэтажный, для большей вместимости и грузовой – с открытой платформой, чтобы людей, значит, и грузы перевозить. Производство собственное – Сибирских заводов Второвых. Ударили по рукам, выбили господа Второвы подряд и начали поставлять огромные неуклюжие двухэтажные трамваи. Но прижился двухэтажный трамвай и как не странно пользуется любовью горожан. Зовут его кто «мастодонтом», кто «вториком». Ну, это так, в сторону...
- Господину Князеву моё почтение! Никак на трамвай спешите?
Справа из переулка вынырнула фигура в вицмундире полицейского ведомства. Господин Петров, окликнувший его, служил столоначальником в департаменте прошений и регистраций полицейского управления города Барнаула. Несмотря на работу в столь почтенном ведомстве, считал он себя сторонником новых идей, страстно желал обновления обветшавшей романовской империи, чудесным образом семьдесят лет назад восстановленной, и входил в группу конституционных демократов, действовавшую в Алтайском горном округе. Господин Петров давно заприметил Дмитрия на собраниях барнаульской общественности, желающей изменения, и пытался вовлечь его в деятельность движения за возрождение партии народной свободы.
- Что ж вы, Дмитрий, на собрания наши-то не приходите? Такие там вопросы сейчас ставят – ого-го! Петицию вот готовим, хотим подать её на высочайшее имя наследника цесаревича.
Дмитрий, едва кивнув, заскочил на подножку отходящего трамвая. Не хотелось ввязываться в ещё один пустопорожний разговор. Петицию эту господа-любители народной свободы обсасывали уже третий год, постоянно добавляя туда новые пункты и шалея от собственной смелости.
Трамвай дёрнулся и, набирая ход, начал плавно выворачивать на Соборную площадь. Белоснежная громада Петропавловского собора проплыла справа. Дмитрий начал протискиваться на площадку. На ступеньку выше его висела необъятная баба - поперёк себя шире - с двумя кошелками, набитыми всякой всячиной. Видно, приехала на речном пароме из-за Оби, и сейчас торопилась на рабочий Зайчанский рынок. На телодвижения сзади баба отреагировала пронзительным визгом:
-И-иих, супостат! Куды лезешь? Стрекулист проклятый!!
- Успокойтесь, успокойтесь, мадам, - примирительно произнёс Дмитрий.
- Кака така я тебе мадама! – не унималась баба. – Я честная женщина, православная! А тут мало што исшупал всю, так есшо и мадамой обозвал! Да люди добрые, што ж это деется! Скинуть стрикулиста с трамвая!
- Скидавай, чего миндальничать с нахалюгой! – поддержали тётку с кошелками такие же деревенские бабы, а Дмитрий, протиснувшись всё-таки на площадку, ещё раз недобро помянул Ивана Елпидифорыча, задержавшего его утром. Обычно он старался уехать до прихода речного парома с затонскими торговками. «Несознательные мелкобуржуазные элементы, - подумал он. – Это ж сколько их придётся социализировать после победы революции? А вот что было бы, победи тогда красные? Давно бы уже ручной труд заменили бы машинами, а такие вот торговки в театрах балеты бы танцевали да картины писали. А огороды бы вообще заменили фабриками по производству овощной и другой сельскохозяйственной  продукции. Так бы и ликвидировали противоположности между городом и деревней». Дмитрий сделал ещё одно усилие и, протолкнувшись сквозь толпу торговок и богомолок, спешащих поклониться чудотворной иконе в Покровском соборе, добрался до лестницы на второй этаж. Здесь было просторно, случилось несколько свободных мест, широкие окна по летнему времени открыты и свежий ветерок показался ему подлинным благорастворением воздухов после духоты  и запаха потных тел  первого уровня трамвая. Уселся возле окна и, глядя на проплывающие мимо дома, снова задумался.  Эти дома выстроены после великого пожара Барнаула в семнадцатом году и должны были символизировать победу новых градостроительных принципов, но несознательный обыватель, воодушевлённый победой над большевиками и провозглашённой свободой предпринимательства строил, кто во что горазд. Есть и совсем завалюхи, есть крепкие особнячки-середнячки, сложенные из мощных брёвен, есть и двухэтажные деревянные доходные дома. Градоначальство всё пыталось облагородить хотя бы домовладения, выходящие на основные магистрали – ведь здесь могли прогуливаться и особы императорского двора – но дальше устройства единообразных оград и заборов, побеленных казарменной сероватой извёсткой, дело не пошло. «Вот ведь как могло быть? Предполагали ведь прогрессивные деятели построить город-сад на месте сгоревшего города. А большевики вообще предлагали снести до основания руины города и строить на новом месте. Но ведь как народ-то за старое держится, так цепляется за обломки – по брёвнышку восстанавливали сгоревшее, да чтоб как до пожара было. Хотя, нужно сказать, что буржуазии и приехавшим столичным аристократам удалось построить город-сад – для себя. Да хоть взять пристанционную часть, или Гляденский дворец. Но кому служит всё это? Горстке богачей, а не всему народу. Вот эти бабы-торговки, что так орали на него, хоть раз видели, какая красота открывается с Глядена? Вид прекраснейший: на десятки километров видно за Обь. А сам парк, ступенями спускающийся к величавой Оби, закованной здесь в гранитную набережную? Хотя и говорит товарищ Чёрный, что на костях и слезах построены дворцы и гранитные набережные Оби, но ведь красиво и гармонично! Инженеры и архитекторы, которые проектировали и строили всю эту красоту, вложили сюда своё сердце и свои таланты»...
- Конечная, господа! Конечная, дамы! – Голос из динамиков вырвал его из размышлений. – Заводы Второва.
Мрачные кирпичные корпуса нависли слева. Господа Второвы, хорошо разжившиеся на военных поставках во Вторую Отечественную Войну, и на последующих войнах восстановления Империи, сейчас осваивали выпуск мирной продукции – бурового оборудования, вагонов,  локомотивов, паровых автомобилей. И хотя над паровыми автомобилями все посмеивались, считали это патриотической блажью господ Второвых, но ход оказался прибыльным и государственные заказы потекли к промышленникам рекой. Но и паромобили – или, как их называли, «памятники Ползунова», - всё-таки бегали по дорогам Империи и даже, в виде технического казуса, импортировались в Северо-Американские Соединённые Штаты. «Опаздываю» - пронеслось в голове Дмитрия. Выскочив из трамвая, он услышал протяжный заводской гудок. Добежав до проходной, бросил пропуск недовольно поджавшему губы табельщику в последний момент.
- Опаздываете, господин Князев, - проворчал тот, но всё же сделал отметку о своевременном прибытии на работу.
Под пронзительные звонки, возвещающие о начале занятий в конторе, он вбежал в залу технического персонала.  Сегодня на удивление никто не стоял за кульманами, не стрекотали арифмометры, только демонстраторы большой счётно-решающей машины пульсировали за столами техников-программистов. Остальные сгрудились вокруг конторки начальствующего технической части.
- Господин Князев, к нам, к нам! – осанисто махнул ему рукой начальствующий технической части Павел  Иванович Скородумов. – Получите свои целковые, и сегодня занятий не будет – выпала вам высочайшая честь встречать государя-цесаревича Алексея на вокзале.
Весь конторский состав возбуждённо переминался, рассматривая список выдвинутых для встречи кандидатур. – Смотрите не напейтесь, господа. Впрочем... все распивочные будут закрыты. Но, как известно, свинья грязь найдёт, а посему просьба вспомнить, что на завтра рабочий день не отменён. Буду бдительно следить, кто с тяжёлого похмелья на занятия явится.
Павел Иванович по-отечески погрозил пальцем. – Ну-с, господа инженера и техники, автобусы благодетеля нашего господина Второва ждут на заводской площади, пожалуйте спускаться.
- Ну что, Митяй, с ослобонением от работы? – техник Сергеев шутя, стукнул Князева по плечу.
- Угу, - промычал в ответ Дмитрий. – Не дают поработать. Я вот как раз собирался разобраться с твоими расчётами да ткнуть тебя носом в ошибки твои.
-- Но-но! Не задирайся как султан турецкий! Всё у меня чётко там.
- Эх, работал бы ты в Северо- Американских Штатах, давно бы выгнали тебя в безработные!
- В Штатах счётно-решающие машины на каждом работном месте, компутеры называются. А у нас динозавр доисторический вместо компутера, и тот на ладан дышит. Арифмометрами всё считаем, да логарифмическими линейками пользуемся. Ладно, лезь давай, чего встал? Народ задерживаешь!
Автобус работал на бензине,  что было редкостью и большим шиком, который, впрочем, господа Второвы могли себе позволить – тем более, причина для того, чтобы пустить пыль в глаза имелась – как-никак встреча особы из царствующего дома, наследника цесаревича!  Вот мол, даже рабочих на бензине возят! Нефти в стране много, и каждый год открывали новые месторождения, но переработку так и не смогли наладить в необходимых количествах – технологии были, но дорогие, американские и британские, а ещё по приказу верховного правителя Колчака, который, кстати, не отменили до сих пор, пользовались старыми разработками времён Менделеева – в целях поддержки отечественных науки и промышленности.
На огромной площади Августовской Победы уже выстраивались пришедшие патриотически настроенные мещане города Барнаула, немного в стороне стояли отряды скаутов, промаршировали две сотни «Молодых волчат» - воспитанников военного училища имени атамана Анненкова. Полицейские и сотрудники охранного отделения, по случаю прибытия наследника одетые в парадную форму и подчёркнуто вежливые, ненавязчиво распределяли прибывших патриотов по колоннам.
- Проходите, проходите, не задерживайте. Вправо, господа инженеры, вправо. Вы подле кадетов стоите... пожжалуйте к памятнику...
Дмитрий сам не заметил, как оказался в первых рядах. Кто-то из полицейских чинов сунул ему в руки большой букет бело-сине-красных цветов – розы, флоксы и георгины. «Невероятно безвкусное сочетание», - подумал Дмитрий.
- А вы, господин инженер, вручите букет цесаревичу,  – торопливо шептал ему на ухо гладкопричёсанный и набриолиненный господин в визитке. – Вы с ним одного возраста, только что ростом пониже. Мы уж давно следим за вами – человек вы благонадёжный, и подающий большие надежды. Сам господин Кулебяко вас выбрал для вручения букета...
«Что за притча?»... – как током прошило Дмитрия. Кулебяко был начальником охранного отделения Алтайского горного округа, и одно упоминание его имени вселяло трепет.
Тут сводный оркестр грянул «Боже, царя храни!», затем  марш Преображенского полка и Дмитрия выпихнули из толпы встречающих прямо к крыльцу императорского павильона барнаульского вокзала. Створки дубовых дверей распахнулись, и он оказался лицом к лицу с молодым человеком, одетым в лейб-казачий мундир – черкеску с газырями, большим кинжалом на левом боку, в небольшой каракулевой папахе, сдвинутой на левое ухо. Молодой человек неуверенно озирался по сторонам, видимо, свита отстала, и он оказался один на один с народом. Наконец, его взгляд упёрся в ужасающий букет.
- Какая безвкусица, - пробормотал он, на что Дмитрий так же тихо ответил:
- Чем богаты, тем и расстарались , ваше высочество. Но букет действительно ужасный. Примите уж. – Слабая улыбка появилась на лице молодого человека.
- А можно не принимать?
- Я бы не принял, но вы обязаны. Вы заложник положения.
- Чёрт бы побрал эти ритуалы, - пробормотал цесаревич, принимая букет.
Юрий Шиляев
(жанр: альтернативная история)

Тут двери распахнулись второй раз, на площадь вывалила пёстрая толпа придворных, благоухающая французскими ароматами и блистающая орденами офицеров свиты и украшениями дам. Дмитрия быстро оттёрли в сторону, и продолжение церемонии  он помнил плохо: кто-то рокотал густым басом «Пожалуйте в богоспасаемый град Барнаул», какая-то дама читала патриотические вирши, гремел и умолкал оркестр, но Дмитрию до этого уже не было дела: он находился под впечатлением нескольких фраз, которыми с ним перебросился цесаревич Алексей. Обычных, человеческих фраз.
«Он такой же, как я, - думал Дмитрий. – А ведь я мог его сейчас убить. И убил бы, ежели б знал, что мне поручат дарить букет. А он сам несчастен, сам удручён. Он так же, как я мается жизнью, так же не знает, как обрести свободу. В таком же ярме, как и я»...
- Дмитрий Сергеевич, вы прекрасно справились со своей миссией. Моя благодарность не знает границ, и вы всенепременно будете отблагодарены. Думаю, вам понравится часто бывать на Глядене, - Дмитрий замер, узрев рядом с собой самого Кулебяко – невысокого бочкообразного господина в жандармской полковничьей форме.
 – Вот вам пропуск, но мы с вами ещё побеседуем, Дмитрий Сергеевич. На обороте номер, телефонируйте мне в седьмом часу пополудни.
Кулебяко пожал ему руку и удалился, сопровождаемый молодым человеком с адъютантским аксельбантом.
«Господи, если ты существуешь, воля твоя... – пронеслось в голове. – Что за день сегодня… что за день!»...