СКВОЗЬ СТЕНУ,
или
ОСКОЛКИ ХРУСТАЛЬНОЙ ДУШИ
Пролог
Человек, неопределенного возраста, в потрепанной, грязной, старой одежде, по виду, явный бомж, теплым сентябрьским вечером шагнул из вагона электрички, прибывшей из Москвы, на железнодорожную платформу одной из подмосковных станций. Сделав пару шагов по платформе, человек подумал, что буквально через пару минут он окажется на месте, его долгий путь закончился. Человек добирался до этой станции целых пять суток, на перекладных, аж из самой культурной столицы России, Санкт-Петербурга. И все эти пять суток он страшно боялся, что его вот-вот схватят, повяжут, уволокут, закроют на замок, и он не сможет совершить того, о чем мечтал долгие годы, что так тщательно планировал. Он давно не был среди большого количества людей, не понимал как нужно себя вести, что бы слиться с толпой. Переживал. Напрасно! Никому он не был нужен! Никто не обращал на него внимания! Бомж как бомж, на улицах Москвы, в подземных переходах, в вестибюлях метрополитена, на вокзалах таких тысячи. Они вызывают у прохожих лишь брезгливое отвращение, прохожие их сторонятся, стремятся пробежать мимо как можно быстрее. Каста неприкасаемых, как в Индии. Они просят милостыню, копаются в помойках, или просто сидят с безучастным видом в укромных уголках, одним своим присутствием пугая законопослушных граждан. Описываемый нами человек, покинув электричку, пересек железнодорожную платформу, побрел в направлении жилых домов. Со стороны казалось, что вот очередной бомж бредет без цели. Но у этого бомжа цель была, да еще какая! Его целью был элитный коттеджный поселок, расположенный неподалеку…И вот человек достиг цели – оказался у ворот поселка. Но туда его не пустили, поселок усиленно охраняли. Вневедомственная охрана с оружием. Человек этого никак не ожидал. Теперь ему предстояла нелегкая задача – придумать, как попасть на территорию поселка. Для начала, ему нужно было где-то спрятаться, затаиться, и хорошенько подумать, желательно в теплом помещении, за время своего путешествия он страшно замерз, на улице не май месяц, октябрь!
Он прокладывал маршрут из пригорода Санкт-Петербурга до пригорода Москвы на электричках несколько лет, раздобыл для этого карту железных дорог, и до этого год идею путешествия обдумывал. Свой маршрут он проработал до мелочей. Где он будет спать, что есть, и у кого спрашивать дорогу (в основном у пожилых женщин, эти самые сердобольные, все расскажут, все покажут, и еще пожалеют, слово доброе скажут, видят, что перед ними больной человек, не только телесно, но еще душевно). Место, где переночевать, человек нашел быстро. Небольшую баньку на территории одного из участков, в дачном поселке, расположенном по соседству от вожделенных коттеджей. В дачном поселке отдыхающих почти не было, дачи уже законсервированы. Человек потыркался в дома и сараи на его окраине, и нашел баньку, закрытую всего лишь на деревянную щеколду. Обрадовался страшно, что баньку нашел. В баньке находилась небольшая печка-каменка, у которой притулилась вязанка дров, а в предбаннике - небольшой мягкий диванчик, на котором, после того как растопил печку, человек, грызя найденные тут же в баньке жесткие, почти каменные, мятные пряники. Печку топить он умел, помогал истопнику, в том месте, где он жил, одно время было печное отопление, газ провели не так давно. От печки шел сильный жар, человек согрелся, разомлел, и быстро заснул, на мягком диване. Он пять дней, что добирался до своей цели, почти не спал. И сейчас ему снился большой дом, в том элитном поселке, куда его сегодня не пустили, красиво обставленные комнаты, с коврами на полу и картинами на стенах. У дома разбит парк, с клумбами и лужайками, и еще детская площадка (у хозяев дома маленькие дети). Человек, в своем сне, видел не только красивый дом и парк, он видел и хозяев дома, мужчину и женщину, и их детей. Мужчина – в самом расцвете сил, чуть за сорок, красивый, настоящей, зрелой мужской красотой. Высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица, прямым носом (римским профилем, как на старинной медали), темно-зелеными глазами, светло-русыми волосами, не слишком густыми, но умело подстриженными в дорогом салоне. Про таких говорят – англо-саксонский или кельтский тип. Хозяйка дома мужу подстать. Они подходят друг другу поразительно. Ей около тридцати (она моложе мужа лет на десять), и идеально красива - высокая яркая блондинка, но с карими глазами. У них маленькие дети – светловолосый мальчик пяти лет (копия отца) и годовалая девочка. Еще у хозяев дома есть собака, улыбающаяся - золотистый ретривер, собака-нянька, собака-компаньон. И вместе с хозяевами дома и их детьми проживает мать хозяина, но о матери хозяина странный человек думать не хотел, не время, все еще больно…Человек не придумал, не нафантазировал эту идеальную семью из коттеджного поселка. Фотографии супружеской пары (тогда еще с одним ребенком), их дома и даже собаки он видел в глянцевом журнале. Захватанный, зачитанный до дыр номер журнала лежал в торбе странного человека, там же находилась тетрадка, где было подробно описано, четким ровным подчерком (у него всегда был хороший подчерк), как он отомстит хозяину дома, его жене, его детям, его матери и даже его собаке за свою, как он считал, разбитую жизнь …
Проснувшись, глубокой ночью, человек повертелся на диванчике, и продолжил разговор с самим собой, который вел уже не первый год:«Почему все ему? Почему все всегда ему? Любовь родителей, обожание друзей, уважение учителей в школе, прекрасное образование, интересная работа, приносящая удовлетворение и материальный достаток? За что это все ему? Чем он это все заслужил? Чем он лучше меня? И любовь прекрасной, самой прекрасной женщины на свете, тоже ему! Почему ему? Я бы тоже мог бы учиться в Университете, работать там, где работает он, жениться, родить детей! Но этого ничего не случилось! А виноват он, только он! Господи, за что!». Человек дождался рассвета, и когда в маленькое окошко баньки заглянули первые лучи солнца, из своей торбы он достал захватанный журнал и заветную тетрадку, принялся рассматривать не раз виденные в журнале картинки и читать о том, как он поступит с семьей ненавистного ему…
Глава первая.
1.
Раним осенним утром, на тихой проселочной дороге, в так называемой «Новой Москве», стоял припаркованным новенький, блестящий внедорожник, серебристый «Лексус». Такого роскошного автомобиля на этой проселочной дороге не видели никогда. По этой самой дороге вообще в день не больше десятка машин проезжало, отечественных, или сильно потертых иномарок. А тут «Лексус», абсолютно новый, не понятно как здесь нарисовался. Но «Лексус» стоял как-то неровно, будто уткнувшись носом в придорожную канаву, складывалось впечатление, что машину бросили впопыхах, тем более что двери у машины были распахнуты, и у водительского и у пассажирского сидений. На рассвете по проселочной дороге протарахтел трактор, остановился у чудесной машины, тракторист решил полюбопытствовать, что за машина, почему здесь стоит, может помощь водителю нужна, а если машину бросили хозяева, могло и что ценное в салоне остаться. Но, заглянув в салон машины, тракторист рысью бросился назад к трактору, и на всех парах, на которые был только способен трактор, рванул прочь. Так же поступили еще пара водителей. И только четвертый из проезжающих мимо, полковник в отставке, прошедший Афган, спешащий в город на стареньких «Жигулях», остановился, но хоть он и спешил, подозрительной показалась ему дорогая машина, вот так вот просто брошенная, заглянув в салон «Лексуса», он спокойно вернулся к своей машине, вызвал по телефону полицию. Он говорил спокойно, четко, ясно, мол, на территории «Новой Москвы», у такого-то населенного пункта, на таком-то километре стоит «Лексус», в салоне которого труп молодой женщины, убитой выстрелом в висок. В салоне «Лексуса» действительно был труп молодой женщины, красивой блондинки, в дорогом норковом полушубке, с золотыми застежками. Мертвая женщина сидела за рулем машины, навалившись вперед, на руль, длинные светлые волосы практически закрывали ее лицо, и она действительно была убита выстрелом в правый висок. Полиция приехала очень быстро, на нескольких машинах, скорее всего, все местное управление внутренних дел, в полном составе, во главе с начальником. Из бардачка «Лексуса» достали водительское удостоверение (единственный документ, оказавшийся у покойной, подтверждающий ее личность), на удостоверении значилось: «Назарова Елена Сергеевна». Фотографию на удостоверении сравнили с лицом мертвой женщиной за рулем, решили – вроде бы она, похожа, возраст тот же, длинные светлые волосы. Больше никаких документов у покойной обнаружено не было (даже на машину, технический паспорт и страховка отсутствовали). Не было также дамской сумки покойной с разными там мелочами, мобильного телефона тоже не было. Подъехали криминалисты, принялись осматривать, как они выразились, место преступления. Полицейские сообщили номер таинственной машины в ГИБДД, ждали информацию о владелице машины, действительно ли эта машина принадлежит Назаровой Елене Сергеевне.
Криминалисты суетились вокруг машины, снимали отпечатки пальцев, искали улики, высокие полицейские чины местного разлива за этой суетой наблюдали. И тут зазвонил личный мобильный телефон местного начальника управления внутренних дел, тот ответил. Ответил, выслушал, что ему сказали и оторопел. Тут же распорядился тщательно и внимательно составить все протоколы, и сворачиваться, это дело, к великому счастью, будут расследовать наверху, на Петровке. Машина, как оказалась, принадлежала очень известному человеку, крупному государственному чиновнику, Глебу Николаевичу Назарову, а убитая женщина, Назарова Елена Сергеевна, была, по всей видимости, его законной супругой.
2.
Тем же ранним осенним утром, Игорь Федотов, майор, опер с Петровки, сладко спал в своем рабочем кабинете, на продавленном диванчике, укрывшись мятым пиджаком. Этот диванчик, засаленный, с порванной обивкой, каждую инвентаризацию завхоз грозился выбросить, но весь отдел Игоря Федотова, в полном составе диванчик отстаивал. Когда диванчик выбросят, где они будут спать, если на работе ночевать приспичит? А приспичивало частенько. Так вот, этой ночью на диванчике сладко посапывал его номинальный хозяин, майор Федотов. Он вернулся в свой кабинет, на Петровку, в пять утра, до этого, вместе со своими ребятами провел трое суток в засаде, трое суток не спал, и толком не ел. Преступников они выследили, обезвредили, Федотов распустил ребят по домам, отмыться, отоспаться, дал им на сегодня отгул, сам отправился на службу, резонно посчитав, что в пять утра ехать домой, что бы к девяти отправиться на работу, на доклад начальству о проделанной работе, бесперспективно. Поехал на службу, в свой кабинет, на диванчик, на мобильном телефоне включил будильник, выставил время – восемь тридцать утра, что бы во время проснуться, успеть умыться, побриться (он трое суток не умывался и не брился), выпить чашку кофе, и ровно в девять быть на докладе у начальства.
Игорь Михайлович Федотов был типичным опером, настоящим! Взяток он категорически не брал, и в своем отделе искоренял получение взяток огнем и мечом. Естественно одиноким (в разводе, какая женщина выдержит работу опера, странно, что он вообще женился, и почти десять лет в браке прожил, но об этом позже)! За двадцать лет службы на Петровке Игорь Федотов не заработал ничего! Он жил в квартире, полученной еще его родителями на хорошую работу на крупнейшем оборонном заводе Москвы. Правда, его отец, лучший наладчик завода, ветеран труда, пришедший на этот завод еще ребенком во время Великой Отечественной Войны, в новой квартире так и не пожил, умер во время переезда, квартиру даже хотели отобрать. Мол, матери с двумя сыновьями трехкомнатная квартира не нужна, раз основной квартиросъемщик умер, но пожалели, все-таки, отец более тридцати лет на «родном» заводе оттрубил, а до получения квартиры семья с двумя малолетними детьми в бараке ютилась, в восьмиметровой комнатке. Вообще, отец Игоря всю жизнь в бараке прожил (больше пятидесяти лет), даже родился в бараке. Так вот, Игорь Федотов жил в квартире своих родителей, ездил на старом-престаром «Форде», носил джинсы и куртки, еще купленные его женой, до развода, ел исключительно всухомятку. И еще, он был патологически ленив (в бытовом плане)! Но он был отличным опером! Умным, прозорливым, хватким, с практически собачьим чутьем. Может быть лучшим на Петровке. Но начальство его не слишком жаловало, за его упертый характер, строптивость, не сдержанность, язвительность, пьянство (беда всех оперов). Сам Федотов понимал, что в отставку он уйдет (если доживет до отставки) скорее всего полковником, в пятьдесят (дольше держать его не будут), и вот сейчас он заместитель начальника отдела, это его максимум, начальником отдела ему не стать, нет у него блата, пресмыкаться он не умеет (и не хочет!). Нужно сказать, что Игорь Федотов был еще достаточно молодым, симпатичным, здоровым мужиком, брюнетом с карими глазами, но уж очень неухоженным, вечно небритым, с всклокоченными волосами, в рваных джинсах и мятом пиджаке. Да, у него после развода с женой бывали краткосрочные романы, но не нашлось такой женщины, что могла с ним справиться. Заставить работать меньше, ночевать в собственной кровати, а не на работе, хоть минимально за собой ухаживать, бросить курить (или хотя бы курение сократить, до одной пачки в день, Федотов курил три!), готовить домашнюю еду, а не жевать фастфуд, запивая пивом, подметать пол в своей квартире, превратившейся в конуру, и мыть посуду, горой наваленную в кухонной раковине. И еще у него были собака, пес породы корги, его и звали именно так, Корги – самое любимое существо в его жизни, и сибирская кошка Пуся (кошку ему оставила жена, после развода, обещала вскоре забрать, но обещанного как известно три года ждут, вот Федотов и ждал, после ухода его жены прошло уже три года). Так вот, он проспал! Будильник не сработал, его разбудил громогласный (как ему показалось) звонок городского телефона. Спросоня, он не сразу понял, где находится, что это гремит над его ухом, но быстро очухался, вскочил, схватил трубку телефона, откуда услышал недовольный голос секретаря генерала, его непосредственного начальника:
- Игорь Михайлович! Где Вы пропали? Вас генерал обыскался! Кабинет Ваш заперт, мобильный выключен (Федотов вытянул мобильный из кармана джинсов, действительно выключен). Бегите с докладом к генералу!
Федотов бросил трубку телефона на рычаг, попытался сообразить, что ему сейчас делать, умываться, бриться? Умывание и бритье займет пятнадцать минут, минимум. Генерал и так на взводе, на часах двадцать минут десятого, генерал опозданий не терпит. Федотов, у небольшого зеркала у входной двери пригладил непокорные, жесткие вихры, похлопал себя по небритым щекам, пять минут потратил на то, что бы сменить грязную черную футболку на точно такую же чистую (запас чистых черных футболок он держал на службе) и мятый пиджак на менее мятый. Вместо умывания побрызгался одеколоном, хранившимся в шкафу вместе с футболками. Он схватил со своего письменного стола папку с документами, собранными во время ночной операции, поспешил к генералу. В приемной генерала, его секретарь, юная девушка (но умненькая не по годам), как только заметила Федотова, очень темпераментно, мимикой и жестами, указала ему на дверь кабинета генерала. Федотов, подражая молоденькой секретарше, пожал плечами, провел ребром ладони по своему горлу (мол, выхода нет, на ковер так на ковер) подмигнул девушке, толкнул дверь в кабинет генерала. Но краем глаза Федотов заметил, что в приемной генерала дожидается аудиенции молодой, одетый в дорогой костюм, светловолосый парень.
3.
Генерал, шестидесятилетний кругленький бодрячок-боровичок (это была его маска, доброго дядюшки, на самом деле генерал был еще той акулой), восседал за массивным столом, пил чай из неизменного хрустального стакана в подстаканнике, он кивнул Федотову, который вытянулся в струнку у входной двери, жестом указал на стул для посетителей у своего стола. Федотов демонстративно промаршировал по кабинету генерала, уселся на кончик предложенного ему стула. Генерал, допив чай, коротко бросил Федотову:
- Докладывай… Только короче, у нас мало времени, опоздал ты брат, непозволительно это.
Федотов вскочил, руки по швам, принялся докладывать, чеканя слова. Генерал замахал на него руками, взмолился:
- Сядь! Не ерничай! Нормально говори. Опоздал чего?
- Проспал, товарищ генерал! Будильник не сработал!
- Как так быстро попал на службу? Секретарша доложила, что пять минут назад тебя разыскала…И чего с таком виде непотребном, не брит…
- Я в кабинете спал. В пять утра приехал на службу. Ребят всех в отгул отпустил, по домам. Мы же все трое суток в засаде. Мне бы тоже в отгул хотелось бы, душ принять, побриться, поспать…И собака с кошкой у меня заброшены, с псом сосед гуляет, и их с кошкой кормит, но не может же он постоянно это делать, а он отобрать у меня собаку насовсем хочет…
- Ладно, чуть позже решим с твоим отгулом и с твоей собакой, и особенно с кошкой. Докладывай!
Федотов подробно доложил, что и как было, о ходе проведенной операции, и то, что задержанные ночью уже начали давать признательные показания. Генерал довольно кивал, цокал языком, выслушав доклад, произнес:
- Молодец! Что сказать, верил в тебя всегда, ты цени это…
Федотов кивнул, а генерал продолжал:
- Давай, оформляй все как следует, дело передаем дальше… Тебе и ребятам твоим благодарность, официально оформим, сейчас кадрам дам разнарядку. Сколько у тебя дел сейчас в производстве?
- Много… - буркнул Игорь.
- А вакансии у тебя в отделе есть?
- С нашими зарплатами? Люди пачками увольняются! В отделе у меня трое уже ушли, молодые. А старые кадры пока держаться, на голом энтузиазме…
Генерал хмыкнул, произнес:
- Я тебе сотрудника нашел, капитана. Молодого, перспективного. Из Министерства к нам пожаловал. На земле поработать хочет, в бой рвется… Зовут Алексей, фамилия Лацис.
Теперь хмыкнул Федотов:
- Надолго ли он к нам из Министерства? А если и у нас заскучает? Куда рванет? «Мажор»!
-Не гунди!– оборвал Игоря генерал, - Не мог я его не взять! Покровители у него выше некуда. И, потом, сам говоришь, вакансий у тебя много. Пока твой начальник отдела язву желудка залечивает, ты отделом руководишь. Нагружай нового сотрудника по самое не хочу, сколько проработает, столько проработает. А, куда от нас рванет, и когда, не твоя забота, о другом думай… Он в приемной у меня, ждет. Ты поговори с ним, порядок работы расскажи, материал ему для расследования подкинь, и можешь домой ехать. Спать…
Федотов пожал плечами, понял, выхода у него нет, нового сотрудника, которого он обозвал «мажором», придется принимать в свой отдел, с ним работать, водку с ним пить, праздники отмечать, печалями и радостями делиться. А генерал уже по селектору вызывал в кабинет капитана Лациса, ждавшего в приемной. И тут же в кабинет вошел тот самый светловолосый молодой парень в дорогом костюме, которого в приемной видел Федотов.
4.
Алексей Лацис, войдя в кабинет своего непосредственного начальника, презрительно окинул взглядом генерала, и находящегося тут же в кабинете зачуханного, как показалось Лацису, мужичка, лохматого, небритого, с красными глазами (с бодуна?), в мятом пиджаке и рваных джинсах. Лацис вообще уже сотню раз пожалел, что захотел поработать на земле, и обмолвился об этом в разговоре с лучшим другом своего деда, являющемся не много не мало, Членом Совета Федерации, и вдобавок, одноклассником генерала, у которого сейчас Лацис сидел в кабинете. В Министерстве, где Лацис работал в течении пяти лет, после окончания юрфака МГУ, уже подписали приказ о его переводе на Петровку. И вот сегодня, в приемной генерала Лацис просидел более часа, зачуханного мужичка генерал принял раньше, в не очереди, ждал именно его, приказал секретарю разыскивать (Алексей был свидетелем всего этого). И вот подошла очередь Лациса, его пригласили в кабинет. И генерал Алексея огорошил – этот самый зачуханный мужичок оказался его новым непосредственным начальником, майором, между прочим. Из кабинета генерала вышли вместе, Лацис и Федотов, направились в кабинет Федотова, по бесконечным коридорам. Федотов впереди, Лацис чуть сзади, в руках Алексей нес куртку из великолепной кожи и дорогой, также кожаный портфель. В кабинете Федотова, обставленного не слишком новой мебелью(вкупе с ветхим диваном), с устаревшими компьютерами, заваленном бумагами, Игорь тут же плюхнулся на диван, стянул свой мятый пиджак, бросил рядом с собой, махнул Лацису рукой, мол, располагайся рядом. Лацис, оглянулся, передернул плечами, пристроил свои вещи на один из стульев, который на его взгляд, был наиболее чистым, сам сел на другой. Федотов, развалясь на диванчике, закинув ногу на ногу, молчал. Лацис также держал паузу. Первым не выдержал Федотов, произнес:
- Выбирай стол, Леша (в комнате стояло пять пустых столов), мой вот этот (Игорь указал рукой какой), остальные в твоем распоряжении. Хочешь, переставь столы как тебе нравиться, мне все равно…
- Обойдусь…- буркнул Лацис, - И потом, мы с Вами, товарищ майор, на брудершафт не пили, прошу это учесть… И я не Леша, не Леха, и тем более не Алеша, меня зовут Алексей Андреевич, фамилия моя Лацис…
- О как! – Федотов с удивлением поднял брови, - Тогда я не думаю, что мы сработаемся, у нас в отделе впервые так, что б Алексей Андреевич. Ребята, коллеги, боюсь, не поймут Вас, товарищ капитан. Мне то что, я могу и по имени отчеству звать. Тогда, я Игорь Михайлович…
Лацис промолчал. Этот мужик, которому было все равно, что думает и что чувствует его новый коллега, и которого заботило, что подумают его старые коллеги, бесил Алексея до потери пульса. Но, Лацис оценил внешность своего визави. Разглядел ширину его плеч, крутизну накаченных мышц, обтянутых черной футболкой, заметил ловкость и точность его движений, уловил умный взгляд (с хитринкой) его черных глаз. Понял, сидящий перед ним мужик всего лишь играет роль простачка, этакого лейтенанта Коломбо, а на самом деле перед ним сильнейшая, умнейшая личность. Встретиться с таким врукопашную (и не только) страшно. Но и майор Федотов оценил капитана Лациса. Тот был невероятно хорош собой. Высокий, стройный, с накаченными мышцами. С шикарной шевелюрой светлых вьющихся волос, яркими голубыми глазами. Модно и хорошо одетый. Такие мужики безумно нравятся женщинам, гроздями на таких женщины висят.
Тут, к их обоюдному удовольствию, зазвонил телефон на столе у Федотова, тот поднял трубку, коротко ответил, что сейчас будет. На ходу натягивая пиджак, побежал к двери, у которой обернулся, пояснил Лацису:
- Генерал вызвал, боюсь, ЧП у нас, дождитесь меня, Алексей Андреевич. Генерал просил, что бы Вы к расследованию нового дела подключились…
Лацис сдержанно кивнул, сидя на кончике стула, выхода у него не было, только ждать, он же с сегодняшнего дня уже работал на Петровке, в штате, в отделе Федотова.
Генерал вызвал Федотова, вот по какой причине. Спустя минут десять, после ухода Федотова вместе с новеньким, Лацисом, генерал получил срочный пакет, с курьером. Новое дело. Убийство в «Новой Москве». По предварительным предположениям – жены крупного правительственного чиновника. Генерал тут же вспомнил Игоря Федотова. В его Управлении, без вопросов, Федотов был лучшим, и такое вот сложное, интересное, и, что тут говорить, скандальное дело вытянет только он, и что главное, пиариться не будет, и утечки информации не допустит. Федотов надежен как кремень. Федотов бежал по коридорам, к приемной генерала, со сверхзвуковой скоростью, влетел в кабинет начальства, даже запыхался. Генерал сразу же протянул Федотову тонюсенькую папку, содержащую несколько листочков, извинился:
- Прости Игорек, выходной твой откладывается. Ты давай, по горячим следам попробуй дело раскрутить, убийство крупной шишки. Новенького подключай, пусть поймет, что мы не лаптем щи хлебаем. Делом важным занимаемся. И осторожней, серьезней, язык за зубами держи, но не мне тебе говорить.
Игорь кивнул, пояснений у генерала не спросил. Так было у генерала заведено – дело поручается сотруднику, у которого полная свобода действий, генерал уверен, его сотрудники знают, что и как делать, начальство подключают только в экстренных случаях. Генерал произнес:
- С Богом, Игорек, вперед!
Игорь, с делом подмышкой, побежал назад, по коридорам, в свой кабинет. В кабинете, тут же плюхнулся на свое место, на диванчик, углубился в чтение только что полученных документов (тонкой папочки). Лацис напряженно ждал его решения. Вот Федотов внимательно изучил все документы, захлопнул папку, посмотрел на потолок, потом посмотрел в окно, и тут заметил, что в кабинете находится кто-то еще, взглянул на этого кого-то невидящими глазами, вспомнил – у него же в отделе новый сотрудник, Лацис Алексей Андреевич. А Лацис заметив, что Федотов перестал читать документы, спросил:
- Что там, Игорь Михайлович?
Федотов передал папку Лацису, а сам засел за телефон, звонить сотрудникам, находящимся на месте преступления, выспрашивать подробности. Лацис читал документы. Федотов поговорив по телефону, встал, из стенного шкафа извлек свою потертую кожаную куртку, обернулся, приказал Лацису:
- Поехали, на месте во всем разберемся, нас ждут. По дороге обсудим, что да как.
Лацис подчинился. Прихватив свои вещи, портфель и куртку, засунув в портфель заветную папку, пошел вслед за Федотовым, который уже стоял у входной двери в кабинет и звенел ключами. И только на улице, Федотов вроде бы как заметил, будто бы вынырнул с глубины, что за ним неотрывно идет Лацис, задал тому вопрос:
- Вы на машине, Алексей Андреевич?
- Да, конечно…- ответил Лацис.
- Мы могли бы поехать на Вашей машине? Я бы поспал немного по дороге. Три ночи не спал.
- Да, конечно. А служебная машина разве Вам не положена? Мы же на место преступления выезжаем.
- Можно попросить, конечно, и служебную, но долго просить придется. А нам ехать нужно сейчас. Потом разберемся, служебную записку напишем, что бы бензин Вам оплатили.
Поехали на машине Лациса, супердорогом японском внедорожнике «Акура», насколько знал Федотов, стоит такая машина более двух миллионов рублей. Не преминул спросить:
- Откуда такая красота?
Лацис пояснил:
- Мать подарила.
- А кто у нас мать? – ерничал Федотов, сидя на мягчайшем, удобнейшем сидении рядом с водителем, а тот спокойненько пояснял, ничуть не обижаясь:
- Она известный художник, реставратор, долго работала в Италии, у нее были хорошие заработки, сейчас преподает в Суриковком училище. И она замужем за богатым человеком. Очень богатым. Может позволить себе такие подарки.
- Как же Вы с такими родственниками оказались в Министерстве? И на Петровке?
- Мой дедушка проректор Университета МВД.
- Ясно.А где Ваш отец,как я понимаю, он иностранец? Латыш?
- Его нет в живых. Он умер, когда мне было пять, погиб в аварии. Но они с моей матерью уже тогда были в разводе. Мой отец не был иностранцем, когда я родился, еще был Советский Союз, я в восемьдесят пятом родился, в Москве, а отец в девяностом умер, в Риге, он на Родину в Латвию уехал еще в восемьдесят седьмом году. На родине отца, в Риге я никогда не был. Есть еще вопросы? Спать будете, или поговорим о порученном нам деле?
У Федотова, который десять минут назад хотел смертельно спать, сон ушел, и он, действительно, решил обсудить порученное им сложное и важное дело, спросил Лациса:
- И какие у Вас есть версии?
- Какие версии? – отвечал Лацис, - Всем известно, что мотивов преступления, действительно преступления, а не преступной халатности, несчастного случая, может быть всего три – любовь, зависть и месть.
- А ревность? А деньги? – поинтересовался Федотов.
- А ревность и деньги эта та же зависть! – безапелляционно пояснил Лацис. Федотов пожал плечами:
- Ну, ну… Хорошо приедем, выясним. Мы ничего не знаем об этой семье, почему жертвой убийства стала именно эта женщина, какая причина ее убийства, любовь, зависть или месть. Кто ей завидовал, кто мстил, и кто любил ее. Все таки, жена известного человека…
Федотов, поудобней устроился на переднем сиденье, и вскоре заснул, сладко и глубоко…
5.
Они приехали на место преступления, в «Новую Москву», когда криминалисты уже сворачивались, убитую женщину погрузили на носилки, готовы были упаковать в черный мешок, увозить в морг. Федотов тут же остановил все действия на месте преступления, ему нужно было самому подробнейшим образом все осмотреть, понюхать, пощупать. И Лацис увидел Игоря Федотова в действии, и тут же понял, почему генерал отзывался о майоре Федотове, как о лучшем сотруднике. Федотов превратился практически в собаку ищейку. Он кружил вокруг машины убитой женщины, присаживался на корточки, что-то рассматривал на земле, вставал, и продолжал осматривать территорию дальше, уже по большему радиусу. А Лацису пришлось стоять на месте, ждать пока Федотов закончит свой сумасшедший танец. Лацис, от нечего делать прошел чуть вперед и остановился рядом с носилками, на которых лежала убитая женщина. Лацис внимательно посмотрел на нее, особое внимание его привлекла ее рука, высунувшаяся из еще не застегнутого на молнию мешка. Лацис, не знал можно ли ему задавать вопросы криминалистам, и подозвал Игоря Федотова:
- Игорь Михайлович, можно Вас на минутку. Это важно.
Игорь подошел с очень недовольным лицом, буркнул:
- Что случилось? Что важное?
- Игорь Михайлович, именно эта женщина жена Глеба Назарова? Владелец машины Глеб Назаров, у убитой документы на имя Елены Назаровой?
- Да, именно эта женщина, у нее есть водительское удостоверение…- Игорь не понимал, что хочет Лацис. А Лацис продолжал:
- Можно посмотреть удостоверение? Сравнить фотографию с лицом убитой?
Федотов распорядился передать водительское удостоверение убитой Лацису и открыть лицо трупа. Лацис несколько минут рассматривал лицо убитой, сравнивал с маленькой фотографией на водительском удостоверении, и выдал сенсацию:
- Это не она!
Федотов не понял, потребовал пояснить:
- Как не она? А кто это?
- Это не жена Назарова. А кто это, не знаю. Эта женщина немного похожа на жену Назарова, но это не она. Смотрите – видите ухо на фотографии – а вот ухо убитой, совершенно же другое, то же самое с носом, нос у убитой курносый, а на фотографии прямой. И форма лица у этих женщин различная.
Федотов кивал. Он видел все те различия, что показывал Лацис, и был полностью согласен с ним. А Лацис продолжал свою сенсационную речь:
- Посмотрите на руки убитой…
Федотов спросил:
- А что с руками не так?
- Это не руки жены крупного чиновника. Видите, маникюр у этой женщины дешевый, лак облупился. Руки грубые, не ухоженные.
- Ну и что, что лак облупился…- недоумевал Федотов.
- Жена чиновника такого масштаба не позволит себе ходить вот с таким вот маникюром. Поверьте, я знаю что говорю. И еще волосы убитой – она давно не была у парикмахера, видно, что она красила волосы сама. Волосы покрашены неровно, пятнами. Жена Назарова не будет красить волосы сама. И волосы в плохом состоянии, сеченые концы. До такого состояния жены крупных чиновников свои волосы не запускают…
- А шуба? Шуба то фирменная? – спросил Федотов.
- Шуба да, дизайнеров Дольче и Габбана, настоящая. Но в гардеробе убитой женщины дорогая только шуба, остальная одежда дешевая. Скорее всего, у убитой каким-то образом оказались машина, водительское удостоверение и шуба жены Назарова. И она всего лишь немного похожа на нее. Прическа, цвет волос, возраст, телосложение. Я учился в художественной школе, и как Вам уже говорил – мои родители известные художники. Я хорошо подмечаю нюансы, и у меня отличная зрительная память…
Федотов расплылся в улыбке:
- Молодцом, Алексей Андреевич, пятерочка с плюсом Вам. У меня тоже кое-чего есть. Рядом с «Лексусом» следы покрышек отечественной машины, классики. И машина стояла рядом какое-то время, и не пять минут… Масло текло у старушки-классики. И эти пятна масла появились вечером или ночью, в общем, более шести часов назад, пятна не свежие. Думаю было так. Тот, кто на классике назначил свидание даме в «Лексусе», и именно в этом вот безлюдном месте. Дама приехала, ее ждали. Убийца пересел в «Лексус», убил женщину, и уехал, сумку с документами женщины прихватил, сумку же ее не нашли. А до убийства, как Вы уже определили, товарищ капитан, дама позаимствовала у жены Назарова шубу, машину и водительское удостоверение. Украла или жена Назарова сама ей это все отдала, не известно. А может быть, жены Назарова в живых уже нет, но это мы узнаем только в резиденции уважаемого господина Назарова. Едем туда, делать в этом богом забытом месте нам уже нечего.
6.
Поехали к дому, где проживала семья Глеба Николаевича Назарова, на «Новую Ригу», то есть на противоположный конец Москвы, с Юга на Северо-Запад. Перед тем, как отправиться к дому Назаровых, Федотов позвонил генералу, подробно доложил об осмотре места преступления, и о тех обстоятельствах, что выяснил Лацис. Генерал, в свою очередь, разрешил Федотову и Лацису ехать к Назарову, и предупредил, что Назаров уже знает, что к нему едут сотрудники полиции, генерал лично ему позвонил, но зачем едут, не проинформировал. Так же генерал заметил, что, похоже, Лацис прав, убита не жена Назарова. Генерал сделал такой вывод, потому что Назаров говорил с ним спокойно, и даже с юмором, то есть, ничего экстраординарного в его семье не вчера, не сегодня не произошло.
К дому Назаровых Федотов с Лацисом ехали более часа, Федотов опять сладко спал, откинувшись на мягком сидении машины Лациса. Когда подъехали к элитному коттеджному поселку, Федотов проснулся, потянулся, коротко сказал Лацису, что сейчас они побеседуют с семьей Назаровых, и можно будет по домам. Спать. Лацис кивнул, но он в отличии, от Федотова, спать он не хотел. Часы показывали семь часов вечера.
Дом у Назаровых оказался супершикарным. Три этажа, из красного и белого кирпича, с балконами и мансардами, и еще огромный участок, трехметровый забор, подземный гараж, Федотов разглядел на территории, законсервированный на зиму открытый бассейн, но возможно, что в доме есть еще и закрытый бассейн. На крыльце дома Назарова Федотова и Лациса встретила строгая немолодая женщина в закрытом темном платье, представилась экономкой Валентиной Ивановной. Провела гостей в прихожую, приняла у господ офицеров (она именно так и сказала), верхнюю одежду, заставила снять ботинки, выдала тапочки, и проводила по длинному коридору в кабинет Глеба Николаевича, расположенный на первом этаже. В кабинете (настоящем, с темной дубовой мебелью, книжными полками до потолка, большим столом, обтянутым зеленым сукном, кожаными диваном и креслами, темными бархатными шторами), Федотов и Лацис устроились рядышком на кожаном диване. Смелые ребята, вот именно сейчас они трусили. Федотов первый раз был в доме чиновника такого уровня, а Лацис просто никогда не вел допросов, не знал, как это делается. Экономка Валентина Ивановна вкатила в кабинет столик на колесиках, заставленный тарелочками с закусками (сыром, колбасой и даже красной икрой хрустальной розетке), сдобными булочками в плетеной корзинке, вазочками с печеньем, кофейником, молочником, чашками. Коротко сказала:
- Глеб Николаевич сейчас подъедет. Пока господа офицеры могут выпить кофе.
Не Федотов, не Лацис сегодня не обедали, и один вид предлагаемых закусок, привел их просто в полуобморочное состояние. Лацис потянул руку за булочкой, но Федотов обжег его уничижающим взглядом, обратился к экономке, собирающейся улизнуть из кабинета:
- Скажите, уважаемая Валентина Ивановна, сколько человек живет в этом доме, включая прислугу?
Экономка на секунду потеряла самообладание, но быстро пришла в себя, коротко ответила, без эмоций, сквозь зубы:
- Глеб Николаевич, Елена Сергеевна, дети - Миша и Маша, Вера Владимировна, мать Глеба Николаевича, няня детей, Лилия, и я. Есть еще приходящая прислуга - Надежда, она убирает дом два раза в неделю, и шофер Глеба Николаевича, Юра. Эти люди в доме не живут. Есть еще вопросы?
Федотов улыбнулся обезоруживающей улыбкой, так умел улыбаться только он один, и просто преобразился, из хитрого лиса, превратился мягкого пушистого котика. От его улыбки строгая экономка растаяла, улыбнулась в ответ, величественно покинула кабинет. Лацис опять потянул руку за булочкой, но тут дверь в кабинет опять распахнулась, и на пороге появился высокий мужчина, в офисном костюме, рядом с ним вертелся и подпрыгивал великолепный пес, золотистый ретривер. Мужчина представился:
- Назаров, Глеб Николаевич…
И тут же, едва выслушав имена, отчества, фамилии и звания присутствующих, подтянул один из венских кабинетных стульев, повернул спинкой к себе, уселся верхом на стул напротив сидевших рядышком на диване Лациса и Федотова, внимательно глянул на своих непрошенных гостей, спросил:
- У вас ко мне вопросы, господа? Да вы угощайтесь, не стесняйтесь, я же знаю, какая у вас работа, целый день на ногах. Вы позволите мне переодеться, чуть позже поговорим?
- Хорошо… - в один голос произнесли Федотов и Лацис, а Назаров также стремительно удалился, как и появился. Ретривер, великолепнейший пес, остался в кабинете, но объектом своей любви пес выбрал Федотова, он терся о ноги Игоря, лизал ему руки, Игорь гладил густую собачью шерсть, целовал пса в нос, угощал кусочками сыра и печенья. Но оба, и Федотов и Лацис, думали о человеке, которого только что видели, и с которым у них предстояла беседа. Глеб Николаевич Назаров был, бесспорно, выдающийся личность. Даже Лацис, считавший себя писаным красавцем (что было недалеко от истины) в присутствии Глеба Назарова, почувствовал себя замарашкой-трубочистом, а Федотов, имевший о своей внешности более скромное мнение, тихо позавидовал, белой завистью, но не внешности, а уверенности, харизме, брутальности Глеба Назарова. Это же надо вот так вот уметь – только появиться, и создать о себе впечатление, что появился лидер, главный, вожак стаи, и сейчас он решить все их проблемы. И еще Федотов подумал, что хорошо наверное быть вот таким вот высоким, красивым мужиком с четким профилем, как на старинных монетах. Но и у Игоря Федотова была тоже хорошая зрительная память, но не такая поразительная, как у его напарника Лациса, и он мучительно начал вспоминать, где он мог видеть господина Назарова, он точно его где-то видел! И тут Лацис сдавленно проговорил:
- Кевин Костнер…
Федотов повернулся к нему, с удивлением поднял брови, тот повторил:
- Он похож на Кевина Костнера, голливудского актера, игравшего в фильме «Телохранитель», классическом блокбастере начала девяностых…
Федотов хлопнул себя по лбу. Конечно же, «Телохранитель», с блистательным Кевином Костнером и несравненной Уитни Хьюстон, так рано ушедшей на небеса. Ретривер продолжал суетиться возле Федотова, ставить лапы ему на колени, подсовывать голову под его ладони, совершенно не обращая внимания на Лациса, тот не преминул спросить:
- Почему собака себя так странно ведет? Похоже, Вы ей очень понравились…
- А я собачник! – улыбнулся Федотов, - У меня дома пес живет, уже два года. Корги.
- Это дорогая порода, английская королева эту породу очень любит. Откуда он у Вас?
- Мне он бесплатно достался. Он не кондиция. Его заводчики усыпить хотели, операцию дорого щенку делать, и выхаживать после операции нужно, и никто прооперированного щенка не купит, а у него на лапках по шесть пальцев. Я на выставки его водить не собираюсь, и разводить щенков мне тоже недосуг. Пес меня любит, я тоже его люблю, нам двоим этого достаточно. А сколько там у него пальцев на лапках, мне все равно, если у него по пять пальцев было, или по семь, я бы его любить меньше не стал.
На этом разговор о собаках они закончили, принялись за угощение, с удовольствием. Съели по пять бутербродов, выпили по две чашки кофе. Сытые и довольные откинулись на спинку дивана. Федотов страшно хотел курить, курил он много, в отличии от Лациса, курившего мало. Игорь встал, решил выйти, покурить на крыльце. Но тут в кабинет вернулся его хозяин, и Игорь столкнулся с ним нос к носу в дверях. Назаров спросил:
- Что-то случилось? Вы что-то хотите?
- Простите, но я хотел выйти на крыльцо, покурить…- пробормотал Федотов, но Назаров его ободрил:
- Сейчас Вашего коллегу спросим, если он не возражает, здесь покурим, я Вам компанию составлю…
Лацис кивнул, курить Федотову с Назаровым он разрешил (что те и сделали сразу же), и даже к курильщикам присоединился, хоть курил крайне редко, так, что бы компанию поддержать. Назаров опять уселся верхом на стул, прокомментировал, что потянул спину, так ему сидеть удобней. Он переоделся в джинсы и белый свитер, подчеркивающий его еще не сошедший с лица и рук летний загар, и скорее всего, успел принять душ, его короткие русые волосы был мокрыми. Назаров в очередной раз улыбнулся белозубой улыбкой, произнес:
- Слушаю Вас, господа…
Федотов крякнул, выпрямился, задал первый вопрос:
- Глеб Николаевич, у Вашей жены, какая машина?
- Серебристый «Лексус».
- А где сейчас эта машина?
- Что за дурацкий вопрос? Скорее всего, в гараже, у нас в доме подземный гараж…
- Вы уверены? Вы когда последний раз были в Вашем гараже?
- Я не понимаю Ваших вопросов, чушь какая-то! Вообще-то, не помню, когда там был последний раз, пару дней назад, наверное. Я езжу на служебной машине, водитель ее в гараж не ставит, когда приезжает за мной.
- Но Вы уверены, что машина Вашей жены сейчас там?
Назаров напрягся:
- Что-то случилось с машиной моей жены?
А Федотов задал очередной вопрос, крайне нелогичный, с точки зрения всех присутствующих:
- А у Вашей жены есть черная норковая шуба с золотыми застежками?
- Да есть, дизайнеров Дольче и Габбана, я сам ей в Милане покупал…- согласился Назаров.
- Глеб Николаевич, а где сейчас шуба Вашей жены?
- Да что за бред!! – взревел Назаров, Федотов спокойно так продолжал, задал свой коронный вопрос:
- Глеб Николаевич, а где вообще сейчас Ваша жена?
Назаров взорвался, вскочил, бросился прочь из кабинета, потребовал:
- Пошли со мной, немедленно!
Промчался по коридору, с удивительной для его комплекции скоростью, Федотову, с ничего не понимающим Лацисом, пришлось бежать следом, шествие замыкал ретривер. Вот Назаров распахнул одну из дверей, возбужденно произнес, указывая рукой вглубь комнаты:
- Вот моя жена, смотрите господа полицейские! Она дома, с детьми! В этом я полностью уверен!
Федотов и Лацис остановились на пороге комнаты, большой и светлой, забитой игрушками, скорее всего детской, дверь в которую распахнул Назаров. Полицейские увидели молодую, очень красивую блондинку, именно ту, что была изображена на маленькой фотографии на водительском удостоверении. Женщина была одета в джинсы и легкий, трикотажный свитер, белый, как у ее мужа. Она сидела на ковре, играла с мальчиком лет пяти и маленькой девочкой, годовалой, в кубики. Назаров распорядился:
- Лена, господам полицейским необходимо поговорить с тобой! Как я понимаю, им нужен не я, а ты, у них к тебе вопросы.
Елена подняла голову, с удивлением взглянула на мужа, перевела взгляд на «господ полицейских», ответила мужу:
- Глеб, но может быть, ты сам все разъяснишь господам полицейским?
- Я разъясню, куда пропала твоя машина?
- Хорошо…- вдруг согласилась Лена, легко поднялась с ковра, - Я сейчас разыщу Валентину Ивановну, попрошу остаться с детьми, и поговорю с уважаемыми господами…
Глеб усмехнулся:
- Нет, Ленок, стой на месте! Я разыщу Валентину Ивановну! Я тебя очень хорошо знаю, ты пойдешь Валентину Ивановну искать, и пропадешь на час…И вообще, почему нужно искать Валентину Ивановну, где Лилия?
Лена пожала плечами, вздохнула, осталась на месте, а Глеб отправился звать Валентину Ивановну, вместе с которой появился через минуту. Валентина Ивановна, величественно и не спеша прошла в комнату, Глеб, стоя все также в дверях комнаты, выпустил Лену в коридор, коротко бросил: «В кабинет!». Лена, изображая возмущение и негодование, что ее отрывают от детей, пошла в кабинет, за ней следовал Глеб, шествие замыкали Федотов и Лацис и естественно, золотистый ретривер. В кабинете уселись в том же порядке, что и сидели ранее. Федотов и Лацис на диване, Назаров напротив, верхом на стуле, Лене Глеб поставил стул рядом со своим, на котором она скромно уселась, сложив руки на коленях, ретривер улегся у ног хозяина. Но смирение Елена только изображала, выстрелила взглядом невероятных карих глаз в мужа, получила в ответ выстрел его зеленых. Лацис оторопело взирал на эту шикарную пару, а Федотов только сейчас понял слова Лациса, что, такой как та убитая женщина, жена Назарова быть не может. Естественно не может, у него может быть жена исключительно такая, как вот эта кареглазая блондина, сидящая напротив, ухоженная, с практически королевскими манерами. Он перевел взгляд на ее руки, с аккуратными ногтями, накрашенными белым матовым лаком, понял, что имел в виду Лацис, говоря «дорогой маникюр». Затем внимательно рассмотрел ее волосы, убранные в высокий хвост, волосы цвета спелой пшеницы - ровный чистый блонд, такой можно получить только в дорогом салоне. Прервал молчание Глеб, предложил Федотову (которого стразу же выделил старшим в этой паре полицейских) начать разговор:
- Игорь Михайлович, задавайте Ваши вопросы!
Федотов начал задавать:
- Елена Сергеевна, что случилось с няней Ваших детей?
Елена отвечала совершенно серьезно, четко и кратко:
- Лилия отпросилась с работы, я ее отпустила.
- Когда и куда она отпросилась? – спрашивал Федотов.
-Вчера вечером, ей нужно было поехать в торговый центр, она пояснила, что приезжает ее племянница, нужно купить для нее подарок. Племяннице двенадцать лет, ничего из моей одежды и одежды моих детей ей не подходило.
- Вчера вечером? И до сих пор она не вернулась? – вмешался в разговор Назаров, но Федотов остановил его жестом руки, и Елена продолжила:
- Она обещала вернуться через два часа. Я ей поверила, потому что она работала у нас более двух лет, и никогда не имела никаких замечаний.
- Машина? Ты дала ей свою машину? – опять вмешался Назаров, но Лена была невозмутима:
- Да, я ей дала свою машину. Она хорошо водила машину, я в этом убедилась. Мы с ней немного похожи, я дала ей свое водительское удостоверение, и потом она же обещала вернуться через два часа.
- Ты сумасшедшая! – взревел Назаров, Федотов снова осадил его, задал очередной вопрос:
-Ваша няня не вернулась через два часа, почему Вы не обратились в полицию?
- Я решила дождаться утра. Но она не явилась и утром. Я звонила ей раз сто, если не больше, телефон ее был недоступен. Она не появилась и днем. Я решила дождаться мужа, даже позвонила ему, попросила, чтобы он не задерживался, решила рассказать, что что-то случилось с Лилей.
Назаров промолчал, решил, по видимости, разобраться с женой позже. Продолжал разговор Федотов:
- Ваша няня была молодой, красивой женщиной, за ней ухаживали мужчины?
- Нет, она была замужем, все время это подчеркивала. Она из Белоруссии, там и сейчас живут ее мама, дочка маленькая и муж. Но муж пил у нее, она жаловалась. В последний месяц муж ей звонить начал. Часто. До этого мама только звонила, муж может быть раз в полгода. А тут вдруг зачастил. Соскучился, типа.
-А шубу? Вы ей дали поносить шубу? – попросил уточнить Федотов.
- Какую шубу? – удивилась Лена.
- Дольче и Габбана…- буркнул Назаров.
- Нет, точно нет! – замотала головой Лена.
- Значит, шубу она без спроса прихватила…- констатировал Назаров, продолжил: - Может быть, Вы поясните, что случилось с няней, шубой и машиной моей жены?
Федотов пояснил:
- Сегодня утром в «Новой Москве» был обнаружен Ваш автомобиль «Лексус», в нем труп молодой женщины, блондинки, одетой в черную норковую шубу с золотыми застежками, с ярлыком на подкладке, обозначающим фирму «Дольче и Габбана».
Назаров и его супруга одновременно вскрикнули, и синхронно зажали рты руками, а Федотов невозмутимо попросил:
- Мы можем осмотреть комнату няни?
- Без вопросов…- ответила Елена, встала, собралась показывать комнату няни, но ее опередил Назаров, потребовал:
- Лена, иди к детям, а Валентина Ивановна пусть ужином занимается. Господа, поужинаете с нами? – предложил Федотову с Лацисом. Те замотали головами, не чаяли, как из дома уважаемого господина Назарова вырваться.
7.
Отправились в комнату няни, во флигель, впереди Назаров, за ним Федотов с Лацисом, и золотистый ретривер, неизменно замыкающий шествие. В комнате не обнаружили ничего интересного, за исключением сумки погибшей няни, со всеми документами (паспортом на имя Лилии Ивановны Ребрик, уроженки Гомельской области, водительскими правами, карточкой социального страхования), деньгами (большой суммой, в долларах) и мобильным телефоном, выключенным. Няня Назаровых, то ли умышленно оставила сумку, уходя, то ли просто забыла, что вызывало сомнение у полицейских, потому что шубу хозяйки она не забыла прихватить. Заполнили протоколы, опросили Глеба Назарова, его супругу, экономку. Договорились, что завтра утром, Глеб вместе с экономкой подъедут в морг, опознавать убитую женщину. Игорь Федотов, уходя, забрал с собой телефон убитой, отдать экспертам, что бы те пробили ее последние звонки. Также договорились, что завтра же в дом Назаровых повторно приедет Лацис, опросить более подробно Елену Назарову.
Когда Федотов с Лацисом покинули коттеджный поселок, на часах было девять вечера. Лацис поинтересовался – у Федотова, что каждый день так загружен? И получил ответ, что сегодня еще по божески, дома в десять будут, обычно бывает хуже…Лацис понял – он попал по полной, и ему придется, по крайней мере, полгода (больше он, наверное, не выдержит) вариться в криминальной каше, с типами, вроде майора Федотова. Но то, что Федотов профессионал высшей марки, этого у него не отнять, Лацис оценил. Алексей пожалел Федотова, доставил того прямо к его дому (Федотов жил на Северо-Западе, ехать с «Новой Риги» не более получаса). Хотел завра утром за ним заехать, в морг отвезти (машина Федотова осталась на Петровке), но тот запротестовал, мол, сам доберется, своим ходом, не впервой, пусть Лацис спокойно едет к Елене Назаровой. Договорились, что Лацис к обеду вернется на Петровку, с Федотовым результаты опроса Елены обсудить.
На прощание Игорь Федотов поинтересовался у Алексея Лациса, что теперь тот думает о мотивах расследуемого преступления, убили же не богатую женщину, а простую няню из Белоруссии? Лацис пожал плечами, сказал, что его мнение не изменилось, мотивы и этого преступления те же – любовь, зависть, месть…Федотов, с полуулыбкой, и тоном, которым разговаривают врачи с безнадежно больными, предложил Лацису подумать – кто же являлся целью преступника – несчастная няня, Глеб Назаров или Елена Назарова? Кому мстили, кого любили, кому завидовали? А может быть, няню убили по ошибке, хотели убить Елену? Точнее, хотели убить именно Елену, или хотели отомстить ее мужу, или позавидовали ему, или полюбили, и поэтому убили его красавицу жену? А может быть сам Глеб Назаров или его жена убили няню, опять же из мести, зависти или любви? А может быть няня, какие секреты страшные выведала, и Глеб Назаров захотел ее поэтому убить? Так что, не все так просто в датском королевстве…
Лацис, который, проводив Федотова, хотел было завернуть в клуб, потусить, но понял, что в никакой клуб он уже не хочет, он поехал домой, как и советовал ему Федотов, спать.
А Федотов, расставшись с Лацисом у подъезда своего дома, в квартиру поднялся не сразу. Уселся на лавочку у подъезда, покурить, воздуха свежего, прохладного глотнуть. Его увидел сосед, дядя Вася, заядлый охотник, владелец прекраснейшей зверовой лайки Найды, верный друг Игоря Федотова, его палочка-выручалочка. Дядя Вася вышел на улицу, уселся рядом с Игорем, спросил:
- Чего домой не идешь? Устал, вымотался?
Игорь кивнул, протянул соседу пачку сигарет, тот вытянул сигарету из пачки, Игорь щелкнул зажигалкой, сосед закурил, и снова спросил:
- Чего домой не идешь?
- Сил нет…- проговорил Игорь, загасил окурок сигареты, потянулся, вытянул ноги, откинулся на спинку лавки, поглубже засунул руки в карманы куртки. Василий произнес:
- На охоту я уезжаю. Недели на две. Так ты определись с песиком своим, негоже собаку мучить. Или раньше домой возвращайся, или Кольку попроси у тебя пожить, с собакой гулять…Или к матери с братом, в особняк отвези…
- Ладно, придумаю что-нибудь. К матери точно не повезу, пес решит, я его бросаю, затоскует, заболеет еще, да и племяши мои, мал мала меньше его затерроризируют. Любит меня пес сильно, не понимаю только за что. Может быть знает, что я его от смерти спас? Чувствует? Сам буду гулять, Кольку просить не буду. Парень мать жалеет, а она запретила ему со мной общаться…Твердит постоянно, что он мне не родной сын. Чужой!
- Стерва твоя бывшая! Значит, когда нужно было парня приткнуть, личную жизнь устраивать, она его с бывшим мужем оставила, не думала, что парень ему не родной. Десять лет, значит, родной был, а теперь не родной… Стерва точно, и парня тебе оставила и кошку…
Федотов хмыкнул:
- Не хочу о ней говорить. Понимаю, у тебя жена-стерва любимая тема, тебя тоже жена бросила…
- Это у нас еще детей не было! А тут Колька! Отличный пацан!
- Но, правда, он мне не родной сын, хотя роднее родного! Парня, действительно жалко, мы с ним ладили…
- Ведь ушла же твоя Юлька, парня на тебя скинула, на два года! – негодовал Василий, а Игорь его негодование осаживал:
- Да нормально, я согласен был, что бы Колька все время у меня жил. Но ведь как вышло? Парень по моим стопам пошел, в Университет МВД поступил, а супруга бывшая против была… В результате, когда узнала куда он поступил, чуть не убила, еле оттащил ее от Кольки… - Игорь заулыбался, впервые за день, продолжил: - Она у меня в квартире всю посуду перебила, так бушевала. Колька, что бы мамашу утихомирить, от меня съехал, сейчас в общаге живет. Мы видимся, но редко. А супруга замужем, за другим. Надеюсь, счастлива…
- Ты когда женишься? Ты еще молодой, красивый мужик! Я то, сморчок старый, и то бабы клеятся…
- На жилплощадь они твою клеятся…- констатировал Федотов, а сосед обиделся:
- Вечно твои ментовские выкрутасы, хорошего ничего не скажешь!
- Когда увижу, что нормальная баба на тебя позарилась, а не твою жилплощадь, что она собаку твою, лайку зверовую, терпеть будет, охоты твои вечные, рыбалки, рыбу будет чистить и глухарей ощипывать, тогда хорошее слово ты от меня услышишь. Ладно, я спать пошел. Утром пса выведу, и вечером пораньше вернуться постараюсь…
Федотов встал с лавки, одернул куртку, сосед тоже поднялся, они вместе вошли в подъезд. Сосед жил на первом этаже, в однокомнатной квартире, Игорь на третьем, в трешке.
Он только успел открыть дверь, как его чуть не сбил с ног коротколапый веселый пес. Пес прыгал вокруг хозяина, приветственно рычал, крутился волчком, и даже отбегал на небольшое расстояние, и полз к хозяину на животе. Так он был рад. Игорь прошел на кухню, насыпал псу в миску сухого корма, но пес был сыт, сосед его уже покормил, но для приличия несколько сухариков сживал. Тут на кухню пожаловала сибирская Пуся, потерлась о ноги хозяина, помяукала, выдавая целые музыальные фразы, рассказывая ему последние новости, была вознаграждена блюдечком молока, к которому, так же как и пес к сухому корму, еле притронулась, тоже была сыта. Федотов включил чайник, решил выпить на ночь чая, есть не хотел, так же как и его пес и кошка, был сыт. Выпив сладкого чая (три куска сахара, обязательно, не сладкий чай Федотов не понимал, так же не понимал и кофе, горькую коричневую жижу), пошел спать. Укладываясь, думал, что не заснет, слишком много всего произошло сегодня, навалилось валом, хотелось все обдумать, по полочкам разложить – только что закончившееся дело, и только что начавшееся, и сотрудник этот новый Лацис, тот еще фрукт, про него хотелось многое понять. Но подумать ему не удалось. Он, едва коснулся головой подушки, обняв примостившегося рядом верного пса, погрузив пальцы в его густую шерсть, заснул.
Глава вторая.
1.
В тот странный осенний вечер в столовой дома Назаровых ужинали двое, сам Глеб Назаров, и его мать, Вера Владимировна, и оба только делали вид, что едят. Аппетит отсутствовал у обоих, да и оба, фигурально выражаясь, отсутствовали в столовой, были погружены в свои нелегкие мысли. Глеб думал о гибели няни его детей, Лилии Ребрик. Лилия была убита в машине Елены, была одета в шубу Елены, немного похожа на Елену… От одной мысли, что хотели убить Елену, Глебу становилось невероятно плохо, он чуть сознание не терял! Тем более он был уверен, что знал (вернее, думал, что он знал), кто и за что мог покушаться на Елену! И в том, что произошло с няней, и в том, что могло произойти (и слава богу не произошло) с Еленой, Глеб винил только себя. Он во всем виноват! Он заварил эту кашу, и вот теперь гибнут члены его семьи! На няне убийца может не остановиться. Поймет, что убил не ту женщину, и вернется наверстывать упущенное. Нужно что-то решать…
Глеб размазывал по тарелке мясную подливку, отхлебывал маленькими глоточками воду из хрустального бокала, и косился на свою мать…Та как всегда была безукоризненна! Прическа волосок к волоску, легкий макияж, идеальный маникюр, элегантная домашняя одежда, элитные духи. Его мать само совершенство. А как ей не быть совершенством – его мать известнейшая актриса! Прима знаменитого питерского драматического театра, и между прочем, Народная артистка Советского Союза! И еще, она вдова сразу двух величайших деятелей искусства, режиссера и писателя (сыном которого был Глеб). Его матери почти восемьдесят, но выглядит она чудесно (денег на это уходит немеренно), но Глеб не может отказать в этом матери (да и зарабатывает он достаточно, на все хватает). Но сегодня, не смотря на весь ее внешний лоск, и стремление показаться холодной и равнодушной, Вера Владимировна была явно не в своей тарелке. Бросала украдкой взгляды на Глеба, крошила кусок хлеба прямо на скатерть, о чем-то напряженно думала. Вот зазвонил городской телефон, и Вера Владимировна повернула голову в сторону коридора, откуда раздался звонок, вся превратилась вслух, напряженно ожидая, кого экономка (всегда подходившая к городскому телефону) позовет на этот раз. Мобильных телефонов Вера Владимировна не признавала, звонила всегда по городскому телефону, и ей звонили тоже по городскому. Она не ошиблась, сейчас звонили как раз ей. Экономка принесла трубку радиотелефона, протянула хозяйке. Та просто вцепилась в трубку. Но отвечала сдержанно, с королевским достоинством, отвечала односложно: «Нет, не знаю… Нет, не видела… Конечно… Обязательно… Как такое могло произойти?... Почему?... Да, обязательно…». Закончила разговор, передала трубку стоящей рядом экономке, и опять надолго замолчала. Ее молчание прервал Глеб, спросил:
- Что-то случилось, мама?
Та замотала головой:
- Нет, ничего…
- А кто звонил?
- Из театра. Приглашают играть. Я сомневаюсь, что хочу туда вернуться.
- Мама, но звонили не из театра…- попытался ей возразить Глеб, и тут же был подвергнут страшной обструкции:
- Ты сомневаешься? Мне не веришь? – эти слова были произнесены матерью со страшным негодованием, и если бы Глеб не знал, что его мать великая актриса, ему стало бы невыносимо стыдно за свои подозрения. Но он твердо был уверен, что его мать говорит неправду, он за долгие годы проживания с ней под одной крышей научился распознавать, когда она играет, а когда возмущается искренне. Глеб с матерью спорить не стал, решил – понадобиться его помощь, мать к нему обратиться, она самодостаточный человек, всегда такой была, к счастью, не в маразме, и впадать в маразм не собиралась, в прошлом году еще на сцене играла, Шекспира… Разберется со своими проблемами. Но Вера Владимировна тревожное состояние все таки сына заметила, спросила, в свою очередь:
- Глебушка, у тебя что произошло, мальчик мой?
Глеб ответил честно:
- Погибла наша няня, Лилия.
- Как погибла? Под машину попала? Когда? Именно поэтому к нам приходили сегодня вечером двое молодых людей? Они были из полиции?
- Нет, ее убили. Скорее всего, прошлой ночью. Нашли сегодня утром…Да, полицейские приходили по ее душу…- Глеб решил подробности гибели няни матери не объяснять. С нее и такой информации хватит, если он начнет пожилой женщине рассказывать, что Лена опрометчиво разрешила няне взять свою машину, а та прихватила еще и дорогую шубу, мать ночью спать не будет, Лену начнет костерить, мозг той вынесет. Но мать, как оказалось, подробности гибели Лили не интересовали, она была погружена в свои мысли, лишь коротко добавила:
- Вот почему твоя жена с нами не ужинает, она с детьми…
Глеб утвердительно кивнул. Мать пожелала ему приятного аппетита, величественно удалилась, она даже не заметила, что желать ему приятного аппетита бессмысленно, он ничего не ел…Сразу после ухода матери, столовую покинул и Глеб, коротко распорядившись, что бы Валентина Ивановна убирала со стола недоеденный ужин.
2.
Глеб из столовой переместился в свой кабинет, и именно здесь его нашла Елена, уже глубокой ночью. Он сидел за абсолютно пустым столом (папка с бумагами, привезенными им с работы, так и осталась не тронутой, в его портфеле). С рюмкой коньяка и сигаретой. Елене стало страшно, ее муж не пил спиртного, вообще (исключение - полбокала шампанского на Новый год), а курить бросил два года назад, причем бросал тоже в течении двух лет, с трудом. Закурил снова он две недели назад, вернувшись из командировки в Болгарию. Из Болгарии он вернулся вообще каким-то чужим, незнакомым, вернулся на два дня раньше, чем обещал, и, разбирая его багаж, Лена нашла несколько новых вещей, замшевую куртку, джинсы и легкие мокасины, спросила Глеба, откуда эти вещи, и была практически потрясена его ответом, мол, эти вещи он купил. Он не покупал себе вещи никогда в жизни! В детстве и юности вещи покупала ему мать, чуть позже очередная девушка, затем первая жена, потом она, Лена. И еще Глеб был крайне организованным, закрытым человеком, все делал строго по графику, по расписанию. Вставал ровно в шесть утра (ежедневно, без выходных). Делал сорокоминутную зарядку, затем бегал, пять километров. Завтракал – кофе, яичница из двух яиц, бутерброд с маслом и сыром (тоже ежедневно, и не важно, где он находился, дома, либо в командировке, или в отпуске). И то, что он отправился покупать себе какие-либо вещи ( то есть, он не взял с собой из дома необходимых ему вещей, то есть не предусмотрел, что те или иные вещи ему понадобятся, перед поездкой он всегда составлял списки того, что нужно взять с собой) выходило за все допустимые рамки. И не важно, на рынке или в бутике он покупал вещи. Он не мог этого сделать будучи в полном здравии. Так же он не мог отправился стричься в парикмахерскую, вне графика, к незнакомому парикмахеру (он ходил много лет к одному и тому же, в Санкт-Петербург специально к нему ездил). Нарушить все свои графики, расписания и традиции, для него было нонсенсом. Но добиться у него, что случилось, что произошло, было невозможно, он глухо молчал. Лена вошла в кабинет мужа, остановилась у стола, за которым он сидел. Он заметил ее, очнулся от своих мыслей, только когда она положила руку ему на плечо. Он обернулся к ней, обнял за талию, прижал к себе. Лена высвободилась из его объятий, проговорила:
- Глеб, нам нужно поговорить…
Он удивленно поднял брови, спросил:
- Зачем?
Лена принялась убеждать его:
- Я должна объяснить…
- Что объяснить?
- Почему я так поступила, почему позволила Лиле взять машину, может быть, я поступила легкомысленно…
Глеб преодолел сопротивление Лены, потянул ее к себе, усадил на колени, обнял, примирительно произнес:
- Если бы ты не дала ей машину, она бы осталась дома?
- Нет, она очень просила меня отпустить ее, хотела ехать на автобусе, я предлагала вызвать такси, но, к сожалению, свободных машин не было, предлагали прислать машину только через сорок минут, Лиля не хотела столько ждать…
Глеб произнес сакраментальное:
- Вот видишь, она бы все равно уехала. И, лучше бы она уехала на автобусе. Боже, что я говорю! Это такой ужас… Ведь если бы она не взяла твою машину, и не прихватила твою шубу, она бы осталась жива…
Лена взглянула в глаза Глебу, попросила его уточнить:
- О чем ты, Глеб?
Глеб вдохнул, крепче прижал е себе свою любимую женщину, пояснил:
- Леночка, ее убили по ошибке…
- Как?! – Лена удивилась, не на шутку.
- Хотели убить тебя
- Боже, нет… - на глазах у Лены выступили слезы, а Глеб продолжил говорить, и просто добил ее:
- Вас просто перепутали, вы немного похожи, и она приехала на твоей машине в твоей шубе. Это страшное убийство произошло из-за меня.
Лена не верила, мотала головой:
- Это невозможно…
- Это возможно! – Глеб был не примирим, - Извини, но это так. Иди спать, я должен еще подумать, как нам жить дальше…Предупреждаю, завтра к нам опять приедут из полиции, будут допрашивать тебя повторно. А я поеду с утра в морг, вместе с Валентиной Ивановной, будем опознавать Лилю…
Лена встала, пошла к двери, она была подавлена, и она страшно боялась, в первую очередь, за детей, потом уже за себя. Она никогда в своей жизни не сталкивалась с полицией, преступлениями, и тем более убийствами. Она убитых-то никогда не видела, и один единственный раз видела мертвого человека в гробу, свою любимую бабушку! И вот сейчас она пришла к мужу за поддержкой, но тот ее не поддержал…
Она уже вторую ночь подряд спала не в их общей спальне с Глебом, на втором этаже, а на первом этаже, в детской, вместе с детьми (вообще то, сегодня утром ей показалось, что муж отсутствие ночью рядом с собой жены, не заметил). Войдя в детскую, она проверила, как чувствуют себя дети, те крепко спали. Она тихонько разделась, легла на узкую кушетку в углу детской. Плакать она боялась, боялась разбудить детей. Глаз ночью она не сомкнула, постоянно думала над словами Глеба, что Лиля осталась бы живой, если бы не позаимствовала машину и шубу, и еще, что убить хотели ее, Лену! И это говорил ее любимый мужчина, тот, кого она боготворила! И он еще обмолвился, что убийство произошло из-за него! Как, почему? Лена понимала, что-то произошло, там, в Болгарии, откуда Глеб вернулся сам не свой, не замечая ничего вокруг. И именно две недели назад, с того дня, как он вернулся, их семья, такая дружная, такая крепкая, такая замечательная, начала рушиться. И вот теперь произошло убийство, убийство одного из членов семьи (Лена считала няню своих детей членом семьи), их с Глебом семья практически рухнула. А Глеб, отправился спать, употребив в одиночку бутылку коньяка, только тогда он перестал думать, вернее просто не смог думать, о том он сам, своими руками, разрушил свою семью, из-за него чуть не погибла женщина, которую он любил просто до безумия, и погибла другая, совершенно невиновная, по ошибке, его ошибке…
3
Глеб Назаров родился в Санкт-Петербурге, он был так называемым «питерским», истинным. Он парковался у «поребрика» и заходил в «парадную», ел на завтрак «булку» с маслом, а на обед «куру», звонил «на трубочку». А когда учился в Университете, и у него еще не было машины, ездил на учебу на метро, по «студенческой карточке». Вспоминая свое детство, Глеб понимал, что ему было дано от рождения многое, стартовые возможности по сравнению с его однокашниками у него были намного выше. Но иметь высокие стартовые возможно, это еще полдела, нужно уметь их использовать на полную катушку. Он сумел, у него помимо стартовых возможностей были еще и мозги. За время его учебы в школе и в институте, его известные родители ни разу там не были. Свои проблемы Глеб решал сам, вернее проблем у него не было. Когда он учился в школе, ему на неделю выдавалась определенная сумма денег, на обеды и на проезд (его школа находилась от дома в пяти троллейбусных остановках). Если он задерживался в школе, то всегда звонил, предупреждал, чаще домработницу, все ту же Валентину Ивановну, его мать находилась, либо в театре, либо отдыхала перед спектаклем, а отец работал в своем кабинете. Если в школе собирали какие-либо дополнительные деньги, то классная руководительница Глеба звонила его родителям, и на следующее утро нужная сумма выдавалась мальчику (без дополнительных вопросов и уточнений), и тот сдавал деньги учительнице.
Свои дни рождения, Глеб, будучи школьником, отмечал с друзьями в школе. В младших классах торт, ситро и конфеты ему покупала домработница, класса с восьмого, он покупал все сам (ему опять таки, выдавалась определенная сумма денег). К нему домой веселые компании никогда не приглашались. И вообще, своим достатком, огромной квартирой, приличной дачей, ежегодным отдыхом на море с родителями (в Доме литераторов в Крыму, в Коктебеле, или санатории «Актер», в Сочи), Глеб никогда не кичился. Он понимал (родители ему внушили), все, что есть в их доме, куплено ими, на заработанные потом и кровью деньги, их сын имеет все, что ему нужно, даже немного больше своих сверстников, если хочет иметь что-то дополнительно, он должен это заработать. А что бы получить приличное место работы, и начать зарабатывать деньги, нужно хорошо учиться. Что, в принципе, Глеб и делал. Школу с золотой медалью окончил, в Университет поступил, сам, без протекции, на юридический факультет. И только когда он учился на третьем курсе, и его отец скоропостижно скончался на даче за своим рабочим столом (он был уже сильно пожилым, за восемьдесят), однокашники Глеба и его преподаватели узнали, чей он сын. Фотографии в газетах увидели – вдова и сын известного писателя на его похоронах. Назаровы ведь не самая редкая фамилия…
4
После смерти мужа, второго, мать Глеба, Вера Владимировна, замуж больше не вышла, хоть поклонников у нее была масса, еще бы, известная актриса, красавица (в свои пятьдесят она могла дать фору двадцатипятилетним), умница. Но семья Назаровых, и при жизни главы семьи, и, тем более, после его смерти, вела закрытый образ жизни. Как уже говорилось выше, Глеб Назаров не афишировал личности своих известных родителей, усердно учился, грыз гранит науки, а Вера Владимировна, все свое свободное от театра и кино время посвящала архиву мужа, и после его смерти было издано несколько сборников его рассказов, повестей и стихов. Вера Владимировна восстанавливала произведения мужа по обрывкам, черновикам. И каждое воскресенье мать и сын ездили на кладбище, на могилу отца и мужа. Благодаря усилиям вдовы, на могиле писателя Николая Назарова был установлен шикарный памятник из черного мрамора, и рядом с ним два памятника поменьше (писатель был похоронен на фамильном участке, вместе с ушедшими чуть раньше в иной мир членами своей семьи). Вместе с Николаем Петровичем Назаровым были похоронены его мать, Анна Тимофеевна, бабушка Глеба, и малолетний сын Борис Николаевич Назаров, соответственно, брат Глеба.
Да, у Глеба был брат, близнец, он умер в шестилетнем возрасте. Глеб плохо помнил смерть брата, детская память избирательна. Он помнил их игры, Борис был заводилой, всегда верховодил. Подбивал брата на различные шкоды и проказы. Братья таскали конфеты из буфета. Вернее таскал Глеб, а Борис стоял на стреме. У братьев была няня, родственница отца, грузная пожилая женщина, носившая длинную черную юбку и яркую павловопасадскую шаль. Борис уговаривал брата, пока няня спит, порезать юбку ножницами на лоскутки, а из шали вырезать цветы. Братьям за это дело влетело по первое число, и Борис принялся уговаривать брата убежать из дома. Глеб отказался бежать, он вообще не понимал, зачем его брат все время шкодничает, не сидит на месте, порывается все время куда-то бежать, зачем на прогулке донимает их пожилую няню, то вываляется в грязи, то подерется с ребятами на детской площадке. Так вот, Борис в очередной раз подбивал брата на побег, тот отказался на отрез, и тогда брат избил его, в первый раз. Потом побои повторялись снова и снова. А когда Бориса оттаскивали от брата, который практически никогда не сопротивлялся побоям (понимал – будет сопротивляться, брат будет больнее бить), у Бориса начиналась истерика, которая часто заканчивалась приступом эпилепсии, ему вызывали «Скорую помощь». Глеб в такие часы жалел брата. Когда тот лежал в постели, после ухода врачей, под действиями успокоительных уколов, Глеб всегда подходил к брату, садился рядом, предлагал почитать ему книжку (Глеб рано научился читать, и в шесть лет читал бегло, в отличии от брата), пытался обнять. Борис уворачивался, говорил брату, что бы тот не распускал нюни, и он все равно убежит, один без брата, если тот трус. Глеб не был трусом, он просто не хотел бежать из такого теплого, уютного дома, где их любят, хорошо кормят, где много интересных книг. Брат был не умолим – только бежать, здесь им делать нечего, и начал собирать вещи для побега (нашел холщевый мешок, складывал туда сухари, сахар, конфеты). И вот Борис решился на побег. Дома в этот день были лишь дети и няня. Глеб долго отговаривал брата, но тот хотел бежать непременно, собрал свой мешок, направился к входной двери в квартиру. Глеб побежал жаловаться няне, все иные способы удержать брата он исчерпал. Няня перехватила Бориса на лестнице (семья Назаровых жила в огромной квартире, расположенной в старинном особняке в центре тогда еще Ленинграда, квартира была на третьем этаже, этажей было всего пять, лифта в доме не было), за ухо притащила в квартиру, заперла в кладовке. Вечером, когда родители вернулись домой, отец из издательства, а мать из театра, собрался семейный совет, родители прорабатывали Бориса (Глеб не присутствовал), сидел в детской с няней, которая плакала горькими слезами, повторяла как заведенная: «Ой, жалко как ребеночка…Болен ребеночек, ой болен…». Глеб не понимал, кто болен, Борис? Он здоров, не горячий, не кашляет, насморка тоже у него нет. И вот Борис, притихший, молчаливый, вернулся в детскую, уселся в уголке со своими машинками. Глеб подошел к брату, хотел поиграть вместе с ним, но тут Борис схватил самую большую из своих машинок, и ударил брата по голове. Глеб упал, по его лицу потекли потоки крови, няня с криками выбежала из детской, звать на помощь родителей братьев, а Борис все бил и бил брата машинкой. Прибежали родители, братьев растащили, Глеба увезли в больницу, наложили швы.
Глеб пролежал в больнице две недели, но, слава богу, пострадал он не сильно. У его брата, шестилетнего ребенка были слабые руки, сильно покалечить себе подобного он не смог. Но сотрясение мозга и с десяток швов он своему борату обеспечил. И вот, Глеб вернулся домой, и сразу же спросил, где его брат Борис, на что, его родители ответили, что Боря заболел, и с Глебом им видеться нельзя. То есть, Борис находился в квартире, но с Глебом не общался, но Глеб понимал, его брат в соседней комнате, за стенкой. Глеб постоянно спрашивал, как его брат, как себя чувствует, на что родители отвечали односложно: « Поправляется…».
И вот Глеб, в отличии от брата, поправился совсем очень быстро, у него сняли швы, голова перестала кружиться и болеть, остриженные во время болезни волосы отрасли, а его брат продолжал болеть. Глеба к брату продолжали не пускать, но он слышал голос брата, тот разговаривал с няней, с родителями, чего-то канючил, и даже плакал. Вот Глебу разрешили гулять на улице, но только вместе с няней, держась за ее руку, мальчик был и этому счастлив. С няней, они часто ходили в Летний сад (как раз в разгаре была весна), ели там мороженое, кормили в пруду уток. А иногда няню на прогулках заменял отец! Глеб радовался неимоверно! Прогулки с отцом превращались в уникальные лекции! Отец пересказывал мальчику, доступным для него языком историю Ленинграда (Петрограда, Санкт-Петербурга), подводил к какому-нибудь историческому месту, спрашивал, знает ли мальчик чем это место знаменито, почти всегда мальчик не знал, и отец начинал свой увлекательный рассказ… Мальчик старался запомнить все рассказы отца поточнее, что бы потом пересказать брату…Когда тот поправится…Но, в один из дней Глебу сказали, что его брату стало хуже и его положили в больницу… А через месяц (или через два, а может быть через три, мальчик точно не помнил, сколько его брат пролежал в больнице) Борис умер. Вернее, родители сказали Глебу, что его брата больше нет. Мальчик не заплакал, в таком раннем возрасте дети еще не понимаю, что такое смерть….
Могилу брата Глеб увидел лишь на похоронах отца. Нет, отец с матерью могилу брата, несомненно навещали, но сына с собой не брали, говорили, что ребенку нечего на кладбище делать, а став подростком Глеб и сам на кладбище не рвался. Своего брата он практически забыл, не тосковал по нему ( в слишком юном возрасте они с братом расстались), стал, как он считал, взрослым, зачем вспоминать какую-ту мелюзгу, ведь его брат взрослым так и не стал…
5
Глеб, один, без брата, пошел в школу, окончил ее с отличием, поступил в Санкт-петербургский (уже Санкт-петербургский) Университет, который тоже окончил с отличием. И сразу после окончания Университета его взяли на работу в мэрию Санкт-Петербурга (тут уже о его трудоустройстве походотайствовала мама). Да, на работу его взяли по блату, но работал то он сам! И приуспел, голова у него была светлая, соображал быстро! К тридцати годам юридический департамент возглавил. Но заскучал, и решил рвануть в бизнес, захотелось простора, драйва, экстрима. И в бизнесе он преуспел. Создал с нуля инвестиционную компанию, раскрутил ее, через пять лет, к его тридцати пяти, его компания была одной из ведущих в России, помимо инвестиций, Глеб еще и строительством занялся, рекламой, кинофильмы продюссировал. То есть, его деловая жизнь кипела и бурлила…
Но кипела и бурлила не только его деловая жизнь. Его личная жизнь тоже не стояла на месте. Красивый, успешный, богатый… От девушек у него никогда не было отбоя (особенно, когда девушки узнали, что его мать великая актриса, а отцом был известный писатель). Девушки спали и видели, как бы замуж за Глеба выскочить, и в пятикомнатной квартире на Мойке угнездиться. Потом, когда уже Глеб в мэрии Санкт-Петербурга трудился, класс девушек, желавших женить его на себе, резко повысился. Это были уже не студентки, а дочки богатых родителей, с которыми Глеб тусовался в клубах, юные актрисы (коллеги его матери по театру), и даже светские красавицы, без определенного занятия (то есть содержанки богатых папиков), которых он встречал практически везде – в ресторанах, в фитнесс-клубах, на зарубежных курортах. Но Глеб жениться не спешил, не нагулялся еще. Когда Глеб возглавил юридический департамент мэрии, на его горизонте материализовалась суперневеста. Дочь известного питерского олигарха, богатая наследница, а еще умница и красавица, выпускница Сорбонны.
Они встретились на закрытой вечеринке, оба пришли туда с другими спутниками, но увидев друг друга, тут же поняли, что должны быть вместе. Любовь с первого взгляда, типа. Именно, типа. Увидев красивого парня, дочка олигарха тут же спросила у своего спутника, кто это. Тот пояснил, мол, Глеб Назаров, сын тех-то, работает там-то, не женат, и дочка олигарха быстро смекнула, что этот парень - партия для нее отличная, он далеко пойдет, его упустить нельзя. Глеб тоже заметил красавицу, и тоже поинтересовался у своей спутницы, кто это. Та пояснила – дочь того, училась там-то, не замужем. Дочка олигарха, ее звали красивейшим именем Агния, атаку на Глеба начала первой, уж больно ей приглянулся парень, а она привыкла получать все что хочет. И к тому же, как говорилось выше, она поняла, что он для нее отличная партия, а так же она представила себе, как здорово будет смотреться рядом с ним в роскошном свадебном платье. Глеб уловил флюиды, исходившие от девушки, сложил два и два, сообразил, что девушка его в покое теперь не оставит, а лучшей партии ему не найти, от нее не отказался. С вечеринки они ушли вместе, а через полгода сыграли свадьбу, которую назвали свадьбой года.
Агния, в платье от Валентино, с вычурной прической, украшенной живыми розами, смотрелась нереальной красавицей, а Глеб, во фраке и с бабочкой (свадьба была в стиле послевоенного фильма «Большой вальс», струнный оркестр играл вальсы Штрауса, дамы были в платьях с кринолинами, мужчины во фраках), был ей под стать. Свадьба, в одном из дворцов Санкт-Петербурга, обошлась отцу невесты в копеечку (от финансовой помощи жениха и его матери, будущий тесть милостиво отказался, дочь у него была единственной, он потакал ей во всем). Жить молодые переехали в квартиру жениха, знаменитую, пятикомнатную, на Мойке. Правда, к недовольству молодой жены Глеба, жить им пришлось вместе с его знаменитой мамой, но тут ничего не попишешь, молодой муж поставил условие, жить они будут только тут, он никуда переезжать не хочет. Агния смирилась, переехала, но для себя решила, переехала временно, надежду уговорить мужа сменить квартиру, не потеряла. Это был, так называемый, династический брак. Родители молодых поддержали своих детей в намерении жениться. О лучшей партии для своих чад можно было только помечтать, и только помечтать, найти невозможно. Глянцевые журналы пестрели фотографиями с этой свадьбы года, еще бы, красивейшая пара! Молодые расписались, уехали на медовый месяц на виллу родителей невесты, в Италию, вернулись, и зажили душа в душу. Душа в душу только со стороны, потому что свои сложные характеры и молодой муж и молодая жена укрощать не собирались. В медовый месяц, на вилле, в блаженном ничегонеделанье, на полном пансионе, молодые чувствовали себя прекрасно. Но медовый месяц закончился, начались суровые будни, и молодые столкнулись с жизненными реалиями. Молодой муж вставал в шесть утра, делал зарядку, бегал, завтракал, ехал на службу, и все… Он возвращался в десять вечера, вымотанный, еле дышащий, а тут его встречала молодая жена, во всеоружии своей неземной красоты, с претензиями, что, мол, она одна коротает длинные питерские вечера, в ожидании мужа. Муж, имеющий только одно желание, лечь спать, был вынужден развлекать жену разговорами, выслушивать ее планы на ближайшие выходные (например, поход в клуб) и праздники (поездка на море), соглашаться с ними, твердо зная, что этим планам не суждено сбыться. В лучшем случае, его молодая жена пойдет в клуб со своими подругами, а на праздники, на море поедет со своей матерью, а ему придется перед женой извиняться, заглаживая свою вину супердорогими подарками. В итоге, за разговорами и не только, спать ложились под утро. Муж вставал в шесть (поспав всего три часа), жена не раньше двенадцати, выспавшись отлично. Спустя полгода, ведя такой вот полуночный образ жизни, Глеб еле таскал ноги, засыпал на службе, боялся ездить на машине (засыпал за рулем), ему пришлось взять на работу шофера (что бы хоть немного отсыпаться в машине по пути на работу, или стоя в днем в пробках). Такое вот неадекватное состояние сына заметила его мать (сын заснул в кресле, в ожидании званого обеда в честь ее дня рождения), серьезно поговорила с невесткой, та страшно разобиделась на свекровь, но в итоге пришли к компромиссу. Молодой муж возвращается с работы чуть раньше, и спать молодые тоже ложатся раньше, в выходные муж не работает, отдыхает с женой на даче или в загородном пансионате. А на праздники, присовокупив пару дней, молодые летят на море, близлежащее, на Кипр, например (у тестя и там была вилла).
6
Вера Владимировна, мать Глеба, страстно мечтала о внуках, представляла себя в окружении малышей, вот она, посадив одного малыша на колени и приобняв сидящего рядом другого, читает им сказки, вот учит играть на пианино. Вот она рассказывает историю семьи Назаровых, показывая детям портреты их прадедов, и, конечно же, знаменитого деда, русского писателя и свои (в молодости), великой актрисы. Но Агния детей категорически не хотела. Боялась испортить фигуру, боялась рожать (боялась боли), и главное, боялась ответственности, понимала, что хорошей матерью быть не сможет (сама еще не повзрослела). Прожив с молодой женой пять лет, о детях заговорил и Глеб, у всех его знакомых было уже не по одному ребенку, и эти знакомые его подначивали, мол, чего с детьми тянешь, или проблемы какие, со здоровьем? Проблем со здоровьем не у Глеба, не у Агнии не было, у Агнии не было желания рожать детей… Тут на путь истинный свою дочь стал наставлять и ее отец-олигарх. Агния (которой уже стукнуло тридцать), и которую в частной дорогой клинике, куда она обратилась за консультацией, обозвали старородящей, поняла, что тянуть уже нельзя, нужно родить хотя бы одного ребенка, что бы от нее все отстали, для воспитания можно и няню нанять, и огрехи воспитания на нее свалить. Глеб и Агния отправились в краткосрочный отпуск, на Кипр, откуда Агния вернулась уже в интересном положении.
Этому ребенку не суждено было появиться на свет. Агния сделала аборт. Почему, зачем? У Глеба на эти вопросы ответов не находилось до сих пор, спустя много лет. А тогда, семья Глеба и Агнии после ее необъяснимого поступка просто перестала существовать. А началом конца их семьи послужил разговор Агнии со свекровью, Верой Владимировной. Глеб, вернувшись вечером домой застал только конец их разговора. В гостиной огромной квартиры, беременная Агния, в джинсах и свитерке, без макияжа, с волосами, убранными в хвостик, вжалась в уголок кожаного дивана, свекровь стояла напротив нее, в черном бархатном платье в пол, с отличными макияжем и укладкой, скорее всего, она вернулась с какого-либо светского раута. В руках свекровь она держала стопку листов бумаги. Свекровь отчитывала невестку:
- Запомни, Глеб мой сын, только мой. Ты, подлая сука, не смеешь его чернить! Ты достигни тех высот, что он достиг! Хоть толику ума его заимей! И кто научил тебя лазать по чужим ящикам? Кто разрешил тебе входить в чужую комнату и лазать по чужим ящикам? Ты – квартирная воровка! И не оправдывайся, что, мол комната была не заперта… Я захожу в твою комнату без спроса, когда тебя нет дома? Даже Валентина спрашивает у тебя разрешение убраться… А тут ты залезла в мою комнату, лазала по моим ящикам… Вдруг ты что у меня украла? Ты говоришь, порывшись в моих ящиках, что-то узнала? Мало ли что ты там узнала, тебе никто не поверит, твое слово против моего!? И если ты откроешь свой поганый рот, и скажешь, хоть слово против Глеба я тебя задушу собственными руками, мне терять нечего!
- Я не буду рожать от него ребенка!! Мне не нужен такой ребенок! – верещала в ответ свекрови Агния.
- Делай, что хочешь… Но тебе лучше уйти из нашей семьи! Я больше не считаю тебя женой своего сына…
- Развод? Это мы с Глебом должны решить, жить нам вместе, или разводиться… Но ребенка от такого человека я иметь не намерена, мне нужен здоровый ребенок! – рыдала Агния, размазывая слезы по щекам… Свекровь не удостоила ее ответом, величественно удалилась из комнаты, но, в коридоре столкнувшись с сыном. Тот оторопело, замерев, стоял у входной двери. Мать поняла – сын слышал их разговор, она коротко бросила сыну:
- Не бери ничего в голову, сынок. Она ненормальная. Что бы она тебе не говорила, не верь ей. Она аборт хочет сделать, ребенка не хочет рожать, вот и выдумывает небылицы.
- Почему она говорит, что ребенок родиться больным?
- Чушь мелит…
Мать ушла, унося с собой стопку бумаг, и тайну, ту самую тайну, что случайно, порывшись в ящиках ее стола, узнала Агния. Глеб в тот же вечер поговорил с женой. Как бы жестко он не строил разговор, жена молчала как пленный партизан на допросе у фашистов. Но с того дня мужа Агния начала игнорировать… Они вообще перестали в квартире пересекаться, под предлогом плохого самочувствия, Агния перебралась в гостевую спальню, но в их общую с Глебом спальню она вплоть до развода, произошедшего не скоро, так и не вернулась. Но она действительно сделала аборт, мотивировав, что детей от Глеба (именно от Глеба) иметь не хочет. И оправившись после операции, начала жить в свое удовольствие, отдельной от Глеба со свекровью жизнью. Не свекровь, не Глеб ей теперь были не указ. Она даже не ставила их в известность, куда она отправилась, и во сколько соизволит вернуться домой, пару раз Глеб вынужден был звонить ее родителям, уточнять место нахождения жены (она пропадала на несколько дней), и от родителей узнавал, что их дочь в Милане или на Корфу. Глеб спрашивал, неоднократно, у родителей Агнии, что произошло с их дочерью, почему изменилось ее поведение кардинальным образом, ведь она же выходила замуж за Глеба с удовольствием! Родители и сами ничего не понимали, она с ними своими проблемами не делилась…
А Агния продолжала свою молчаливую войну с мужем, грубила, хамила, и еще требовала денег, ее траты непомерно возросли… Глеб, скрепя зубами, ее траты оплачивал, но когда счета жены стали вообще заоблачными, платить отказался, и денег жене решил больше не давать. Жена на этот его демарш просто пожала плечами, спорить не стала, вообще пропала из его жизни, лишь иногда он с ней сталкивался по утрам, он собирался на работу, а она возвращалась с очередной тусовки, с размазанной косметикой, развалившейся прической, в несвежем платье. Но демарш с деньгами Глебу не прошел даром, через пару месяцев его у подъезда подкараулили два бритых наголо амбала, потребовали вернуть должок, мол его женушка у их босса кругленькую сумму заняла, но предупредила, что отдаст муж… С кредиторами Глеб рассчитался с помощью тестя, и тот же поговорил с дочерью – мол негоже так подставлять мужа и отца, может и того и другого лишиться. И не факт, что ей что-то от их наследства перепадет, все за долги заберут…
Глеб завел собаку, золотистого ретривера… Воспитывал, бегал с ним по утрам… Агния собаку возненавидела, у нее на собачью шерсть, к тому была страшная аллергия, она потребовала собаку убрать. Глеб от собаки не отказался, коротко бросил жене, мол, не можешь жить рядом с моей собакой, уходи… А вскоре он, будучи в командировке в Москве, познакомился с юной красавицей Леной. А еще через короткое время, Глеб развелся с женой, вновь женился, молодая жена ровно через девять месяцев после свадьбы родила ему сына, а вскоре после рождения сына, семья Назаровых сменила место жительства, так глава семьи перешел на работу в Москву…Погрузившись в новые отношения, женившись на Лене, которая родила ему сына, он почти забыл о бывшей жене. Ее имя иногда всплывало в светской хронике – она вышла замуж за богатейшего бизнесмена, участвовала в светских тусовках, вслед за женой Глеба тоже родила сына. А затем ее имя как-то промелькнуло в криминальной хронике – муж-бизнесмен отобрал у нее ребенка и выгнал из дому, предположительно за пьянки и гулянки…
Когда мать Глеба сообщила, что умер его бывший тесть, отец Агнии (тогда Глеб жил еще в Питере), предложила пойти на его похороны, тот сразу согласился. Своего бывшего тестя он уважал, с ним, в отличии от бывшей супруги, не ссорился и не конфликтовал, даже после развода иногда обращался к нему (по работе), и тот всегда шел навстречу. На похоронах Глеб видел свою бывшую жену лишь мельком, выглядела она плохо, и было заметно, она под градусом, уже с утра (она покачивалась на высоченных каблуках, что-то выкрикивала, невпопад, да еще все время прикладывалась к серебряной фляжке, спрятанной в дамскую сумочку). Разговаривать с Агнией он не стал, лишь кивнул ей издалека, так же поступила и его мать. На поминки они не остались, быстро уехали, прямо с кладбища. Через полгода, опять же в криминальной хронике промелькнула информация, что Агния судиться с матерью из-за наследства отца... И все. Информация о его бывшей жене исчезла даже из криминальной хроники. Что с ней, где она, в принципе Глебу было все равно. У него была уже другая жизнь…
Глава третья.
1.
Следующим утром, в дом Назаровых приехал Алексей Лацис. Он должен был еще раз официально допросить Елену Сергеевну Назарову. Елену он нашел в пристройке к дому, там был небольшой крытый бассейн, где специально приглашенный тренер, женщина средних лет, в спортивном костюме, ходила по бортику, учила сынишку Назаровых, который плескался в воде, поднимая мириады брызг, плавать. Елена, сидела, в так называемой, зоне отдыха, отделенной от бассейна раздвижной стеклянной перегородкой, у ее ног, на ковре возилась с игрушками маленькая дочь Назаровых, Маша. Елена внимательно наблюдала за тем, как в бассейне плавает сын, Мишка, и, что страшно удивило Лациса, вязала на четырех спицах очень маленький носочек, скорее всего, для дочки. Лацис, в очередной раз поразился, как она красива, холодной, нордической красотой – светлые длинные распущенные по плечам волосы, карие глаза подчеркнутые серебристыми тенями, угольно-черные ресницы (накрашенные), фарфоровая кожа, оттененная бледно розовыми румянами на щеках, и такая же бледно розовая перламутровая помада на губах. Сегодня на ней была светло голубая джинсовая рубашка, такие же джинсы, идеально подчеркивающие изумительную фигуру. Увидев Лациса, которого к бассейну проводила все та же, невозмутимая Валентина Ивановна, она отложила вязание в небольшую корзиночку, стоящую на полу, рядом с ее стулом, показала рукой Лацису на пластиковый белый стул у белого пластикового столика, она сама сидела на таком же. Лацис поздоровался, устроился на стуле, на столике разложил свои бумаги, но он категорически не знал, с чего ему начинать разговор. Елена просто заворожила его своей неземной красотой, в ней было все идеально, даже запах ее духов, свежих, терпких, дорогущих, фирмы «Килиан», «Прелюдия любви». Лацис узнал этот запах ( у него была хорошая память на запахи). Молчание прервала Елена, коротко спросила:
- Чем могу быть полезна, Алексей…?
- Можно просто Алексей, Елена Сергеевна!
- Тогда я Елена… Давайте я расскажу Вам про Лилию, что знаю, Вы все запишите, если что нужно уточнить, в этом поможет Валентина Ивановна, но, к сожалению, придется приехать еще раз или подождать, она как раз сейчас уехала опознавать труп несчастной… Мой муж прислал за ней машину.
Лацис кивнул. Елена заговорила. Подробно рассказала, о том, что Лацис уже слышал раньше. Няня родом из Белоруссии, из небольшого городка, там и сейчас живут ее мать и маленькая дочка, няня была замужем, фамилии мужа Елена не знала, а имя то ли Алексей, то ли Александр. Няня о муже подробно не говорила, лишь обмолвилась, что муж сильно пил, не работал, в их городке работы мало, вот и пришлось ей уехать на заработки в Россию. Няню наняли через агентство, у нее были отличные рекомендации. Наняли два года назад, как только Елена забеременела во второй раз, и ей стало тяжело бегать, играть со старшим сыном, он очень подвижный ребенок. Семья Назаровых специально искала молодую няню. Лиля им понравилась, она была позитивной, умненькой, с высшим педагогическим образованием. Через некоторое время Елена заметила, что Лиля начала подражать ей. Одевалась похоже, перекрасилась в блондинку, также как Елена подводила глаза, видимо посчитала хозяйку иконой стиля. Не Елена, не ее муж значения этому не придали, мол, бывают у людей странности, сделали вид, что не заметили. Няня не с кем не встречалась, не куда не ходила, все время была дома, с детьми, за два года ей дважды давали отпуск, она ездила к дочери, в Белоруссию. Вот правда (тут Елена уже повторялась, она рассказывала это вчера), няня пожаловалась, что ей принялся названивать ее муж, в любви объясняться. Няня говорила, что давно разлюбила мужа, тот своим пьянством все ее высокие чувства убил. А тут звонит, прощение просит, в любви клянется… Тот факт, что Елена дала няне свою машину, она объяснила следующим образом. Она, Елена убедилась, что Лиля хорошо водит машину (они ездили вместе с детьми в театр и бассейн, и Лиля показала, как она водит машину, у нее был 10-летний стаж вождения), и пару раз Елена просила ее съездить в магазин, или в аптеку. И вот в тот страшный вечер, вечер своей гибели, Лиля в первый раз за все время работы в доме Назаровых, попросила хозяев отпустить ее в торговый центр (на 2 часа) купить подарок племяннице, которая должна была приехать в Москву, на экскурсию. Елена отпустила несчастную няню, обещала прикрыть, и даже дала ей свою машину, что бы та пораньше вернулась. Но она не вернулась…
Лацис все рассказанное Еленой тщательнейшим образом записал, тем более, времени у него для этого было навалом. Во время своего рассказа, Елена несколько раз прерывалась, помогала вылезти из бассейна сыну, мыла его под душем, вытирала, помогала одеться, ходила за дополнительными игрушками для дочери, и дочери же меняла подгузники.
Наконец допрос Елены был закончен, она внимательно прочитала, все что записал Лацис, подписала протокол. Алексей высказал желание поговорить еще с живущей в доме матерью господина Назарова, Верой Владимировной. Елена объяснила, как найти покои свекрови, извинилась, что проводить его туда не сможет. Лацис покои свекрови Елены нашел быстро, дом был не таким уж и огромным, и был просто потрясен, что Вера Владимировна, именно та самая Вера Владимирова, Народная артистка Советского Союза, хоть и давно не снимавшаяся, но игравшая в известном питерском театре. Попав в покои Веры Владимировны, Лацис с живым интересом рассматривал развешанные по стенам фотографии хозяйки, заснятой в разнообразном гриме и костюмах, то Марии Стюарт, то бомжихи, то светской дамы времен «Войны и мира», то в строгом костюме со значком депутата. Лацис вспомнил, что некоторые фильмы и спектакли, в которых блистала Вера Владимировна, он видел в детстве, а некоторые совсем недавно. Кроме фотографий самой Веры Владимировны стену украшал еще и портрет писателя Николая Назарова (его роман о войне Лацис проходил в школе). Надо заметить, что Лацис вчера пропустил мимо ушей информацию о родителях Глеба Назарова, и теперь мандражировал перед встречей с такой вот гранд дамой. Та вплыла в комнату, свежее майской розы, с макияжем, укладкой, в дорогом трикотажном домашнем костюме, светло бежевом, в тапочках, отороченных пухом, благоухая духами «Шанель № 5». Звезда есть звезда. На светское приветствие (кивок головы), знатной дамы Лацис совсем потерялся, лишь смог выдавить:
- Боже, и это все ВЫ? А это Ваш муж? – он указал на портрет знаменитого писателя.
- Странно, молодой человек, что вы не поинтересовались заранее, кто я, и чем занимаюсь, и кем был мой муж… - высказала свое фи звезда, уселась в большое удобное кресло, достала из пачки, валяющейся на антикварном столике рядом с креслом, тонкую сигарету, терпеливо ждала когда Лацис сообразит, что она хочет, что бы он дал ей прикурить. Лацис сообразил быстро, щелкнул зажигалкой, на счастье оказавшейся у него в кармане пиджака, уселся в соседнее кресло, напротив звезды. Та картинно курила, не затягиваясь, тянула паузу, по системе Станиславского. Но и Лацис был не лыком шит, паузы держать умел. Молчание прервала звезда:
- И чем я обязана визиту такого красавца? Вот оказывается какие мужчины сейчас в полиции служат… И сколько там платят, если обычный опер может позволит себе костюм такого класса?
- За красавца – спасибо…- учтиво ответил Лацис, пропустил мимо ушей вопрос про костюм, продолжил, – Я бы хотел поговорить о няне Ваших внуков…
- О Лилечке? Бедная девочка! Я ничего о ней не знаю, так видела ее иногда. Она детей любила, хорошо с ними справлялась… Я с ней никогда не разговаривала по душам…
Лацис понял, Вера Владимировна ничего ему не расскажет, даже если чего и знает, говорить с ней бесполезно. Он встал, откланялся, покинул покои звезды, спустился на первый этаж (Вера Владимировна жила на втором), в коридоре взял свою куртку, и, аккуратно прикрыв входную дверь, ушел из дома господина Назарова, подумав, что ему придется вернуться сюда, он же еще не беседовал с домработницей и самим Глебом Назаровым…
Почти полтора часа Лацис добирался с Новой Риги до Петровки, стоял в многочисленных пробках. В это время, пару раз ему звонил Федотов, он уже вернулся из морга на службу, и ему было страшно интересно, как прошла беседа Лациса с женой Назарова. Федотов рассказывал, что побеседовал с самим Назаровым, и с домработницей, получил записи с камер видеонаблюдения, распечатки переговоров по мобильным и городскому телефону в доме Назаровых, есть очень интересная информация, которую нужно обсудить…Наконец Лацис приехал на службу, поставил машину на стоянку, поднялся в кабинет Федотова, застал того в благодушном настроении, с кружкой крепкого сладкого чая, который он прихлебывал, закусывая сушками. Игорь коротко бросил Лацису, показывая на свою чашку:
- Угощайтесь Алексей Андреевич, чаек, сахарок, сушечки, обедать уже поздно, столовая закрыта, пропустили мы с вами обед. Чай наливайте, любую чашку берите!
Федотов, прихлебывая чай, кивнул на пару обкусанных, надколотых, черных от чая фаянсовых кружек, притулившихся у старого электрического чайника, разместившегося на колченогой тумбочке у входной двери, там же находилась пачка дешевого чая в пакетиках и кулек сушек. Лацис проголодался, на этот раз в доме Назарова его не покормили (домработница же отсутствовала по уважительной причине), поэтому обкусанной чашкой не побрезговал, чаю себе налил и сушек горсть из кулька прихватил, уселся за свободный стол, чаевничать. Пока Лацис хрустел сушками Игорь Федотов, нарезая круги по небольшому кабинету, попыхивая сигаретой (вообще-то, курить в кабинетах было строго- настрого запрещено, но Федотов на эти запреты чихал), рассказывал о том, что он нарыл за полдня. А нарыл он порядочно…
Во-первых, Лилию Ивановну Ребрик опознали безоговорочно и ее работодатель, Глеб Николаевич Назаров, и домработница, Валентина Ивановна Савина, но протокол вскрытия тела убитой будет только завтра, во-вторых, уже получили распечатку звонков с телефона и на телефон убитой (личная заслуга Федотова, у него были знакомые в телефонной компании). Так вот, никто Лилии Ребрик особо не звонил, в основном Елена Сергеевна Назарова (что естественно), со своего мобильного, звонили с городского телефона в доме Назаровых – домработница Валентина Ивановна, которая призналась, что мобильного телефона у нее нет, ей звонить некуда да и некому, хватает городского телефона в доме Назаровых, несколько звонков на телефон убитой было из Белоруссии (проверили, звонила ее мать). Но, в последний месяц жизни Лилии, на ее мобильный было более двадцати звонков с неизвестного номера (не авторизированного), и последние четыре звонка были именно в вечер убийства! А самый последний звонок убитая совершила со своего мобильного именно на этот неизвестный номер, примерно за полчаса до смерти. Проверили дислокацию этого неизвестного телефона, выяснилось – телефон почти все время (около месяца) находился возле дома Назаровых, и лишь изредка перемещался в район подмосковного города Лобня! А в вечер убийства от дома Назаровых отъехал, и какое-то время находился рядом с местом убийства! После убийства этот номер отключили (скорее всего – телефон уничтожили). Вывод – за домом Назаровых определенно следили, следил владелец этого самого неизвестного телефона, и какова роль няни в этой игре еще придется выяснять… В-третьих, получили записи с видеокамер у ворот коттеджного поселка, где проживала семья Назаровых, уже отсмотрели, есть кое-чего интересное, можно посмотреть на компьютере…
Федотов остановился у своего стола, подозвал Лациса, и когда тот подошел, двинул компьютерной мышкой (его компьютер был уже включен), запустил запись. На экране компьютера Лацис увидел, как от ограды поселка отъезжает серебристый «Лексус» (в уголке экрана было указано время – вечер убийства), и вслед за «Лексусом» устремляется неприметная серенькая «десятка»… Вот и весь коленкор! Лацис предложил – номер машины хорошо виден, ищем «десятку»? Федотов кивнул – конечно ищем, уже ушло задание на ее поиски, и еще Федотов предложил обойти все окрестные деревни, дачные и садовые товарищества возле коттеджного поселка, если неизвестный телефон в течении последнего месяца находился в том районе, значит хозяин телефона проживал где-то поблизости, снимал дачу, или комнату например, может быть в лесу землянку вырыл (нужно и лес прочесать), Лацис с этим согласился, все логично, завтра едем прочесывать лес! Но у Федотова в рукаве остался еще оставались карты, среди них козырь, и какой! Он получил распечатку телефонных переговоров не только убитой няни, но и Елены Назаровой! Про домработницу и мать Назарова, Веру Владимировну было известно, что мобильных у них нет, пришлось запросить распечатку переговоров с городского телефона в доме Назаровых ( тут было сложнее, если в компаниях мобильных операторов у Федотова были свои люди, распечатки переговоров с нужных ему номеров он получал практически молниеносно, то с городскими телефонами было сложнее, возможно было действовать только официальным путем). Распечатка телефонных переговоров Елены Назаровой оказалась на редкость скудной, она звонила в основном мужу, няне своих детей, водителю мужа, в салон красоты, в магазины, врачам (не часто), ей звонила ее мать (примерно раз в месяц), она сама матери не звонила никогда. Распечатку телефонных переговоров Глеба Назарова Федотову получить не удалось, даже официальным путем, генерал запрос не подписал, предупредил – как будут очевидные доказательства, что Назаров преступник, (очевидные!), тогда будет и запрос. Федотов рассказывая это, пожимал плечами – значит нужно искать очевидные доказательства. Лацис предложил разделиться – кто-то разрабатывает тему Глеба Назарова, кто-то Елены Назаровой – эти темы приоритетны, затем следует тема няни. Он так и говорил – темы. Федотов перебил Алексея, уточнил – не темы, версии. Лацис продолжил, с нажимом произнес, что версию няни и пожилых членов семьи оставим на потом. Федотов, в общем, с Лацисом согласился, распределил версии так – Елена Назарова Лацису, Глеб Назаров, ему, Федотову.
На этом рабочий день у них закончился. Для Федотова удивительно рано – в семь вечера. А Лацис, как только понял, что на сегодня все, принялся звонить по мобильному, назначил свидание, пояснил – у него есть девушка, они встречаются больше года, у них все серьезно. Поговорив с девушкой, он ее называл Таней, Лацис резко сунул телефон в карман, как показалось Федотову, с досадой. На вопрос Игоря, мол, что случилось, пояснил – девушка его работает в больнице, сейчас ему сказала, что освободиться только часа через два, а он так рассчитывал провести с ней вечер. И тут же решил – пригласил Федотова на ужин, рассказал, что знает неплохой ресторанчик, здесь, в Центре, поблизости, все равно ему нужно проставляться, как новому сотруднику. И туда, в ресторанчик, закончив работу, его Татьяна подъедет. Федотов согласился. Потом часто спрашивал себя – почему, зачем согласился? А если бы не согласился, как бы он жил тогда дальше? Смог бы жить дальше? Но он, на его счастье, согласился.
2
Елена Назарова сидела в детской, прямо на полу, на ковре, рядом копошились сын и дочка, тормошили, требовали играть. Но у Елены сил на игру не было. Она была полностью выжита, растоптана в пыль, и развеяна по ветру. Так, в принципе, с ней было всегда после телефонных разговоров с матерью. Лично они не встречались уже более пяти лет (с того дня, как Лена собрала вещи, и умотала жить в Питер, к любимому мужу). Ее мамаша всегда отличалась грубостью и невоздержанностью, Лену никогда не жалела, но именно сегодня она превзошла самую себя, сегодня она заявила дочери, что ту следовало бы удавить в колыбели. Мало того, что Лену измотал допрос, который учинил ей Лацис, и было жаль бедную Лилю, ее дочь осталась без матери, практически сиротой, ведь по рассказам Лили ее муж сильно пил. Елену раздражал сам Лацис, страшно, он ей просто не нравился, как человек (надменный, самовлюбленный), и как мужчина (раздражал запах его дорого парфюма, тщательно причесанные волосок к волоску светлые волосы, отглаженный, с иголочки дорогой костюм, и, больше всего раздражал его масляный, оценивающий взгляд). Она очень хотела, что бы сегодня, приехал тот, второй полицейский, постарше, темноволосый, с пиратской щетиной, в старой кожаной куртке. Он казался ей проще, добрее, производил впечатление надежного, крепкого мужика, без всяких там выкрутасов и вывертов. С ним она бы чувствовала себя спокойнее, и, не смотря на всю их несхожесть, он напоминал ей Глеба, любимого мужа. Чем напоминал? А тем, что оба они были настоящими, не искусственными, деланными… Этот, Алексей Лацис (прибалт?), просто раздевал ее глазами, она чувствовала, что возбуждает его, и ей рядом с ним было страшно некомфортно. И она с облегчением вздохнула, когда ей удалось этого странного полицейского спровадить. А тут еще и мать позвонила.
Мать позвонила Лене, когда та, после разговора с Лацисом, перебазировалась с детьми на кухню, собиралась готовить детям обед. Младшую, хоть та и сопротивлялась, усадила в детское кресло, выдав карандаши и бумагу, старшего усадила рядом с младшей, вручив ему электронную игру. И только когда дети были заняты, она смогла начать готовить им овощной суп. Но тут, на ее счастье, на кухне появилась Валентина Ивановна, от хозяйства Лену отстранила, отправила с детьми в детскую, обещала через полчаса подать детский обед. И когда Лена вместе с детьми шла по коридору по направлению к детской, позвонила ее мать. Как всегда, не поинтересовалась, как у дочери дела, как она себя чувствует, как чувствуют себя ее внуки, заявила безапелляционно:
- Я вот что думаю, доча, тебе нужно отказаться от своей части моей квартиры! Дарственную на меня оформить.
Лена стараясь соблюсти спокойствие, ответила матери вопросом на вопрос:
- Поясни, мама, почему я должна это сделать?
- А я хочу продать квартиру…- «пояснила» мать.
- Почему?
- Мне деньги нужны…
Лена недоумевала:
- Мама, тебе, что не хватает денег?
- Да, не хватает! Жалкие тридцать тысяч в месяц!
-Но ты получаешь пенсию! А тридцать тысяч тебе только на карманные расходы! Глеб все тебе оплачивает – квартплату, отдых, одежду покупает, тебе каждую неделю продукты по твоему списку привозят!
- Мне деньги на бизнес нужны! – требовала мать.
- Какой бизнес, мама? Зачем тебе бизнес? Ты на пенсии!
- Салон красоты покупаю. Деньги буду зарабатывать, что бы у доченьки-стервы с ее мужем-олигархом на шее не сидеть!
- Мама, кто тебя надоумил, что тебе бизнес нужен и что для этого нужно квартиру продать?
- Есть добрые люди!
Лена поняла, у ее мамаши очередной кавалер, тянущий из нее деньги, он подбивает продать квартиру, двушку. Но в квартире прописана еще и сама Лена (она не выписалась, именно из-за матери, понимала, что рано или поздно та захочет квартиру продать, деньги пустит по ветру, и Глебу придется покупать ее матери новое жилье), вот мать и завела этот странный разговор. Лена возразила:
- Нет, мама, я определенно не буду этого делать. Если хочешь, придет с работы Глеб, я расскажу, что ты бизнесом хочешь заняться, он юриста пришлет, документы у салона, что ты хочешь купить, проверить. Оценить, сколько бизнес стоит.
- Ты дура! У твоего муженька-идиота снега зимой не выпросить! А ты под него прогибаешься!
Лена прекрасно знала, как ее мать относиться к Глебу, у них с первой встречи возникла страшная антипатия, и, конечно же, про покупку салона красоты мужу ничего рассказывать не собиралась, а мать продолжала орать ей в ухо:
- Тварь ты неблагодарная! Я же тебя ростила, ростила! Я же тебя, тварь жирную, кормила, поила, я же деньги на твой выпускной сдавала! А, ты вот так вот к матери? Зачем тебе квартира, ты же в особняке живешь?! А у тебя еще одна квартира есть, от бабки досталась! Две квартиры имеешь! А мать не одной! Собственница, блин! Да еще замуж за олигарха выскочила. Как, только удалось тебе, жирной твари так удачно замуж выйти? Видать, олигарх твой вообще без мозгов, и слепой к тому же… Ненавижу вас обоих! Что бы твой олигарх поганый сдох, а ты по миру пошла, с сумой, как я! Нет, этого мало, тебя нужно было в колыбели задушить, стерва!
3.
Лена нажала на телефоне отбой, и тут же его вообще выключила. Подумала, как хорошо, что мать не знает их городского номера и номера мобильного телефона Глеба…
Да, мать ее ростила… И на выпускной вечер в школе деньги сдавала, пятнадцать лет назад, встретила во дворе классную руководительницу дочери, та заявила, что мол мать только одной Елены Супруновой деньги на выпускной вечер не сдала, почему? Дочка же на золотую медаль идет… Семья Супруновых, что малоимущая? Почему же раньше не заявляли об этом, Нина Ивановна? Девочка могла бы в школе бесплатно обедать и завтракать… Мать хлопала глазами, ответить ничего не могла. Завтракать и обедать бесплатно? Что, в школе сейчас завтракают и обедают? Так дочь у нее не разу денег не попросила, на завтраки и обеды, а училка говорит, могла бесплатно завтракать обедать… Ах, да, нужно подтверждение, что семья малоимущая… Семья Супруновых не была малоимущей. Да, отец Лены погиб, когда девочке было два годика, но ее мать пенсию по потери кормильца, от государства, небольшую, но получала. А еще ей предприятие, на котором работал отец Лены, и погиб из-за несоблюдения требований техники безопасности, так же пенсию выплачивало, в размере месячного заработка отца (так суд присудил), так, что достаток у Супруновых был приличным, мать могла себе позволить не работать. Она и не работала, со дня рождения Лены, ни дня. Родители Лены, Сергей и Нина, познакомились на стройке. Сергей, москвич, студент строительного института, проходил практику, Нина, приехавшая из глубинки, едва закончив десять классов, работала на этой же стройке, штукатуром. Маменькин сынок, притом еще поздний ребенок, Сергей, увлекся веселой, разбитной красоткой, постоянно подкалывающей его, влюбился не на шутку, а тут еще его матушка в гости к подруге, в другой город укатила! Оставила сына одного в квартире (мать с сыном проживали вдвоем в большой трехкомнатной квартире, семейном гнезде покойного отца и мужа), а приезжая деревенская красотка времени зря не теряла. Когда матушка вернулась из гостей, сыночек преподнес ей подарочек – его пассия беременна, он на ней жениться…
Познакомившись с будущей невесткой, матушка Сергея пришла в ужас - девушка читала по слогам, писала с жуткими ошибками, лузгала семечки, сплевывая шелуху на ковер, и трындела о том, что ей немедленно нужна прописка – на учет в женской консультации вставать, она же беременна. А сыночек, двадцатилетний шалопай, пылинки с нее сдувал, а та на него цыкала, одергивала, и даже требовала заткнуться. Мать была готова наглую девицу разорвать, на месте уничтожить. Но стоило ей открыть рот, начать девицу отчитывать, сыночек тут же требовал, его любимую не трогать, он сам разберется, уже взрослый… Матери пришлось пойти у сына на поводу…
Так в маленькую, но крепкую, надежную семью втерлась девушка, являющаяся совершейнейшим чужеродным элементом для этой семьи. Мать Сережи работала преподавателем ВУЗа, после смерти мужа (он был известным ученым-востоковедом, умер, когда сын был еще подростком, заразился в Индии неизвестной болезнью, сгорел за три дня, всего-то в пятьдесят!) смысл жизни видела только в воспитании сына. Сережа в пять лет научился читать, окончил специальную школу с углубленным изучением английского, читал Диккенса в подлиннике, но, имея способности к языкам, изучать их не захотел. Друзья по школе пошли в строительный, он потянулся за ними. Мать не возражала – инженер-строитель замечательная профессия! Но двадцатилетний сын вдруг заявил, что учиться больше не желает, хочет жениться, и идти работать, деньги зарабатывать для своей семьи! Это ему его пассия напела! Нужно отметить, что доход у семьи Супруновых был небольшим, только зарплата матери (не ахти какая) и стипендия сына. Когда они жили вдвоем им, вполне хватало. Разносолов не ели, в брендовой одежде не нуждались, отпуска проводили в поездках по средней полосе России (далеко от дома не уезжали, останавливались чаще всего у многочисленных знакомых), либо в недорогих паломнических поездках. Но вот в семью вперлась алчная волчица! И требовала и требовала, требовала! Вкусной еды, сладкого питья, красивых платьев, дорогих украшений, комфорта, уюта… И если не получала того, чего хотела грозилась сразу же уехать в свою деревню, беременность прервать… Для матери (глубоко верующей) и сына (правильно и хорошо воспитанного матерью) эти разговоры были невыносимы. И они давала то, что хотела эта, якобы, прекрасная, простая, веселая девушка, на поверку оказавшаяся просто невоспитанной хабалкой! Мать продала почти все ценности, что у нее были (украшения, антикварные вещи, включая самое ценное – коллекцию старинных восточных книг, принадлежащих ее покойному мужу), хабалке Ниночке была куплена норковая шуба, современные золотые украшения, модные платья, как на время беременности, так и будущее, ее кормили черной икрой, дорогими фруктами, парным мясом. Мать работала днем и ночью, бралась за любую подработку, сын забросил институт, днем вкалывал на стройке, ночью таксовал на старой отцовской машине. А юной хабалке все было мало – она потребовала сменить обстановку в квартире (не много не мало – выбросить антикварную мебель, заменить ее современной). Но, слава богу, ей вовремя объяснили, сколько эта мебель стоит (оценщик, пришедший по просьбе матери Сергея, оценивать мебель, что Нина требовала заменить, а Нина еще и не могла поверить, что такое старье может так дорого стоить). Так вот, в срок Нина родила девочку, крепенькую, доношенную, как две капли воды похожую на Сергея. Бабушке пришлось взять отпуск, Нина совершенно не умела обращаться с ребенком, и не хотела учиться. Через месяц, бабушка вышла на работу (она зарабатывала прилично, основной доход в семью приносила), вместо себя наняв няню. Нина ухаживать за ребенком отказалась, кормить девочку бросила в два месяца, и отправилась тусоваться к подружкам в общагу, и вместе с теми же подружками по вечерам по клубам и кабакам, проматывать заработанные ее свекровью и молодым мужем деньги. Мать и сын нерадивую жену и невестку в разговорах между собой просто не упоминали, сын давно понял, какую страшную ошибку он совершил, связавшись с этой шалавой, а мать корила себя, что пошла на поводу у сына, пустила ее в их с сыном жизнь. Страшное несчастье произошло, когда маленькой Леночке было всего два годика. Сын погнался за длинным рублем, устроился на очередную стройку, где обещали платить побольше. Платили действительно неплохо, но заставляли работать в ночную смену. Работая именно в ночную смену, Сергей погиб. Оступился в темноте, упал с высоты. Начальство сэкономило на крепком ограждении, да и электричество так же экономили, стройка плохо освещалась…
Сразу после похорон сына, мать Сергея поставила невестку перед фактом, что если та желает, может идти, куда ей заблагорассудиться, забрать из квартиры все что пожелает, кроме ребенка. Невестка пожелала отдельное жилье, а ее товарки ей напели, что ребенку положена пенсия по потери кормильца, и посоветовали с хозяевами стройкой судиться, ущерб требовать. Мать Сергея согласилась на размен квартиры, иначе от бывшей невестки было не избавиться, в свое время сглупили мать с сыном, прописали нерадивую невестку. Квартиру разменяли быстро, квартира находилась в престижном месте, была большой и светлой. Матери досталась однокомнатная квартира, небольшая, но такая ей одной и была нужна. Невестка поехала в двушку, она долго торговалась, и, наконец выбрала для себя абсолютно новую квартиру, в отдаленном районе (не хотела квартиру за выездом, как она говорила, брезговала), и еще у ее квартиры было преимущество, понятное ей одной, квартира находилась неподалеку от общежития, где когда-то она проживала, и остались проживать ее подруги. Свою внучку, Леночку, бабушка от невестки забрала сразу же (невестка не возражала совершенно, дочь ей была не нужна). Но тут же встал вопрос о пенсии Леночке (именно Леночке, а не ее матери) по потери кормильца. В квартиру Нины зачастили комиссии, проверять, как живет мать с малолетним ребенком. Нине пришлось забрать девочку у бабушки, силой отнять. Бабушка рыдала, Леночка рыдала. Но бабушка понимала – вопрос денежный, серьезный. Договорились – бабушка забирает внучку на выходные. Маленькая Леночка тут же оказалась в детском саду, на пятидневке, хоть ее мать даже не думала работать, денег ей хватало (две пенсии, она выиграла суд у работодателей Сергея). Летом Леночка уезжала с детским садом за город. То есть три месяца сидела за двухметровым забором (считалось, что на природе) с такими же несчастными детьми, брошенными родителями, как и она. Ее навещала только бабушка, она снимала в ближайшей деревне комнатку, и приходила к забору ежедневно. Правда девочку ей удавалось увидеть не каждый день (это зависело от няньки, дежурившей в тот день, одна из нянек уж очень была вредной, даже за деньги бабушке внучку увидеть не давала, две другие (няньки работали сутки через трое) были проще, за деньги (не слишком большие) внучку к бабушке, на пару часов, отпускали). Мать Леночки бабушке забрать девочку на лето не разрешала. Ей доставляло просто физическое наслаждение управлять бывшей свекровью, манипулировать ею (с помощью маленького ребенка!), хочу, разрешу внучку увидеть, а хочу, не разрешу! Сама мать в отсутствие ребенка вела фривольный образ жизни, устраивала вечеринки, бухала, (благо жилплощадь и финансы позволяли), меняла мужиков, то есть, не в чем себе не отказывала.
Девочка пошла в школу. Мать хотела отдать дочку сразу в интернат, но сделать это не удалось, потребовалась справка, что Нина за ребенком ухаживать не имеет возможности в связи с загруженностью на работе (конечно же, такой справки ей никто не дал). Девочка сидела на продленке, до шести часов вечера, и шла домой, чаще всего одна (семилетняя малышка!), мать ее забирать из школы не спешила. Бабушка, было, взяла на себя обязанность, приезжать в школу за девочкой, отводить ее домой. Узнав об этом, мать малышку-дочь впервые избила, до синяков, что потом проделывала регулярно, таскала по квартире за волосы, пинала ногами, и орала, что у нее растет не дочь, а крыса, предательница, которая мать ненавидит! Заставила, как только бабушка за ней в очередной раз придет, сказать что бы больше не приходила, мать сама будет ее забирать… Девочка, страшно боясь матери и жалея бабушку, за ней не приезжать убедила. И еще мать запретила бабушке забирать на выходные внучку целый месяц (как бы мстя за своевольство, а на самом деле у девочки были синяки по всему телу, и мать боялась, что бабушка эти синяки увидит).
С дочкой мать никогда не занималась, уроки не проверяла, дневник не подписывала, на собрания в школу не ходила. Пару раз домой к Лене приходила учительница (классная руководительница), но заставала Нину дома одну, и трезвой ( на ее счастье). Нина уверяла, что на собрания ходить ну никак не может, по сменам работает, дочь одна растит, и врала так убедительно, что учительница ей верила. Да и претензий к Леночке не было никаких. Девочка была на редкость сообразительной, умненькой ( в отца и деда), отлично училась, в тетрадях у нее не было не одной помарки, читала бегло (ее одноклассники читали по слогам). Летом, после первого класса, мать отправила Лену в детский лагерь (предприятие мужа оплатило путевку), на три месяца (хоть бабушка и молила забрать внучку на дачу к знакомым), и опять бабушка сняла в близлежащей от лагеря деревни комнатку, проведывала внучку ежедневно. Но в лагере было все намного проще чем в детском саду, вожатым на детей было начхать, и бабушка с внучкой виделись свободно.
Наученная горьким опытом, Лена, приехав из лагеря домой, матери о том, что ее навещала в лагере бабушка, не рассказывала. Она вообще перестала общаться с матерью. Не о чем было. В первом классе, получив первую пятерку, девочка показала было дневник матери, похвасталась, та совершенно не прореагировала, глянула мельком, коротко бросила : «А… Молодец…», и все. Девочка поняла, ее матери успехи дочери неинтересны. Девочка запиралась в своей комнатке, делала домашние задания, читала библиотечные книга, или те книги, что давала ей бабушка, из ее библиотеки. Когда, учась в четвертом классе, в начале сентября, девочка попросила у матери деньги, что бы оплатить школьные завтраки (с первого по третий класс дети питались в школе бесплатно), то та сумма, что спрашивала у матери дочь, показалась той непомерной. Она разоралась, что дочь и так толстая (действительно, у девочки на тот момент были пухлыми щечки), жрать ей нужно меньше, без школьных завтраков вполне обойдется (как впрочем, и без обедов на продленке, их она оплачивать тоже отказалась). Поголодав пару дней, девочка сообразила, что ей нужно как то в этой жизни выживать, догадалась взять из дома кусок хлеба и плавленый сырок (то, что нашла в холодильнике). Нужно сказать, что ее мать о еде особо не беспокоилась, ничего не готовила (вообще, никогда), ела, что принесут ее гости (которые приходили практически ежедневно), либо сама покупала в магазине, как она говорила, закусь (дешевую колбасу, хлеб, плавленые сырки, маринованные огурцы и помидоры, селедку в банках). Специально для ребенка не покупала ничего и никогда! Не фруктов, не соков, не йогуртов, не, тем более, конфет. Сладкое мать сама не любила, предпочитала колбасу и селедку.
Хахали матери, меняющиеся достаточно часто, относились к Лене и то лучше родной матери, от них ей иногда перепадали апельсин или шоколадка. Отъедалась девочка в выходные у бабушки. Только вот домой от бабушки ничего нельзя было принести. Мать, увидев, что дочь вернулась от бабушки с каким либо подарком, зверела моментально! Подарок летел в мусоропровод, а дочь получала тумаки и шишки. Если бабушка давала девочке деньги (небольшую сумму), они, естественно, не выбрасывались, просто отбирались, нечего, мол, ребенку иметь деньги, когда матери на хлеб для дочери же не хватает. Мать держала дочь не просто в черном теле, в чернейшем! Одевала в обноски, пожертвованные соседями или подругами (у них у всех были дети, к которым они относились как к детям, а не как к изгоям), косички ей не заплетала, просто стригла коротко, под мальчика, объясняла, что дочь сама заплетать косы не может. Спала девочка без постельного белья (стирать еще за ней!), и, конечно же, у нее не было никаких игрушек (игрушки были в доме у бабушки).
Уже став взрослой, будучи замужем, Лена, часто просыпаясь по утрам, боялась открыть глаза, лежала, сжавшись в комок, ждала, что вот-вот ее мать ворвется к ней в комнату, что бы тумаком поднять с кровати, и вместо «доброго утра», пожелать ей, «что бы она, тварь, сдохла!». Это если мать к утру успевала протрезветь (что было плохо), тогда из дома Лене не удавалось прихватить чего-нибудь съестного, на завтрак и обед, приходилось тратить скудные денежные запасы (она научилась прятать от матери небольшую сумму денег, что давала ей бабушка, под подкладкой своих стоптанных туфель). Лена, что бы избежать конфликта с матерью, вскакивала с кровати, одевалась, как пожарник, за сорок секунд, и, схватив портфель (всегда собранный с вечера), убегала из квартиры, застегивала пуговицы, завязывала шнурки и причесывалась в подъезде. Если мать спала пьяная, Лена просыпалась по будильнику, не дождавшись ее крика, тихонечко вставала, одевалась, и, прихватив с собой то, что она находила в холодильнике, на обед, уходила в школу. То есть за все десять лет учебы дочери в школе, мать ни разу не удосужилась приготовить дочери завтрак, проводить ее в школу, поцеловать на прощание! В класс девочка приходила всегда самой первой. Школьные уборщицы девочку очень жалели, она часто помогала им с уборкой (делала то, что ей было по силам, например, поливала цветы), они поили ее за это по утрам чаем с бутербродами.
И естественно, девочка ни разу не ездила не на одну экскурсию с классом, не участвовала в детских «огоньках», практически не с кем не дружила. Пария! Одевается как оборванка, модных журналов не читает, артистов современных не знает, за границу отдыхать не ездит. В выходные, будучи у бабушки, Лена наслаждалась отдыхом и свободой, смотрела телевизор, ходила с бабушкой в кино, театр, на вставки, читала вместе с бабушкой умные книжки, у нее даже были нарядные платья, в них она переодевалась, приезжая к бабушке, скидывая грязные и рваные тряпки, в которых ходила, живя пять дней в неделю, у матери. Мать стирать вещи дочери не считала нужным. Но самое главное – бабушка научила свою внучку любить жизнь, и смириться с тем, что происходит с ней сейчас, в детстве, убедила, что Лена – исключение из правил, умна, красива, талантлива, и все в ее взрослой жизни будет прекрасно (как в воду глядела). Если бы мать Лены, оторвалась бы от своих хахалей, подружек и выпивки, и хоть раз поговорила бы с дочерью, не об искусстве и литературе, об этом она не могла говорить, в принципе, хотя бы о жизни, то убедилась бы, двенадцатилетняя девочка умнее, ее самой, в несколько раз.
4
Когда девочке исполнилось двенадцать, ее мать убедилась – дочь совершеннейшая красавица. Вернее, сначала, это заметили ее верные подружки-собутыльницы, к слову, все еще трудившиеся на стройке молярами-штукатурами (как когда-то Нина), хоть и обзаведшиеся мужьями и детьми, но все еще ютившиеся в общаге. Так вот, стояло позднее лето, Лена приехала из детского лагеря, ей исполнилось двенадцать, она собиралась в шестой класс. За лето она сильно выросла, похудела, оформилась в нужных местах, загорела, ее светло-русые волосы выцвели на солнце до почти блондинистых, отрасли, она затягивала их в высокий хвост на макушке. Подружки матери, бухавшие на Нинкиной кухне, увидели Лену, вернувшуюся из магазина, с пивом (водку девочке не продали), и закуской (вечными плавлеными сырками и дешевой колбасой). Мать уже давно поручала дочери ходить в магазин, ей было лениво. Подружки вылупились на девочку, высокую, стройную, загорелую красавицу, на ее худеньком личике горели как звезды светло-карие глаза под темными изогнутыми бровями, выделялись высокие скулы, пухлые розовые губы, одета девочка была в старенькие джинсы и футболку, сидящие на ней как вторая кожа (у нее была идеальная фигура), с пушистым хвостом на макушке. В один голос, очухавшись от эмоционального потрясения, подружки заголосили:
- Нинок, это что за кадр? Твоя дочь?
- Да, чмошница, дочка моя…- буркнула мать.
- Так ведь красавица… - констатировали подруги, - Прям на конкурс красоты отправлять можно… В кого такая вот уродилась, интересно…
- Идиотка она, молчит все время, разговаривать, видно, не научилась, книжки все читает, что делать с ней, не понятно. Вот обуза мне! Какому мужику идиотка нужна? Так и останется старой девой… Бабка ее девку мне портит… А не пускать ее к бабке не могу, в суд грозиться бабка подать, типа имеет право как родственница с внучкой видеться… Вот помрет бабка, квартиру в наследство оставит, тогда заживу как человек, и на чмошницу управу найду, жаловаться ей уже некому будет, все книжки ее к гребаной матери выкину…
Подружки воодушевились, наперебой расспрашивали Нину:
- Чо, правда не говорит она? А как в школе отвечает? Ты с психиатором общалась? Может лечить ее нужно, или в спецшколу? (у одной из подружек Нины сынок учился в спецшколе, но он был малолетним преступником, на родителей с ножом кидался). Обидно, такая красотка и дурочка…
Мать пригляделась к дочери, и обомлела… Дочь действительно красавица, почти Снежная королева, такой уже не покомандуешь, не пошпыняешь, такая и сдачи дать может…Но дочь сдачи матери не давала, прекрасно понимала, что перечить матери, себе дороже, лучше с ней вообще не связываться, вообразить, что ее нет, вообще нет, на свете…
Потом, много лет спустя, Лена думала, почему ее мать себя так вела, почему ни одного дня в своей жизни родную дочь не любила, почему орала, обвиняла, что дочь испаганила ей жизнь, лишила ее молодости, красоты, здоровья. И если бы не дочь, она бы, Нинка, могла бы устроить свою личную жизнь, выйти замуж за олигарха или депутата, но ей пришлось выйти за Лениного отца, обычного роботягу, терпеть издевательства заумной свекрови. И так, как отец Лены имел наглость скоропостижно погибнуть, одной (как она выражалась) тянуть ребенка. Страшно недалекая, убогая женщина, попав в семью воспитанных, интеллигентных людей, почувствовала, что имеет право ими помыкать (раз они ее хамство терпят), и посчитала, что если она «достойна» выйти замуж (хоть и по залету) за сына преподавательницы ВУЗа, то достойна и сына министра, или бери выше, президента. И невдомек было это деревенской развратнице, что ей несказанно повезло, она выбралась из грязи, не в князи конечно, но стала барыней. Теперь она маниакально мечтала, вот помрет Ленина бабушка, она получит в наследство квартиру (она!), продаст и заживет как человек. Купит норковую шубу, поедет на море, зубы себе, наконец, вставит (к тридцати пяти годам у нее повыпадали все зубы, от неправильного питания, курения, и отсутствия должного ухода), уколами ботокса омолодиться (подружки про ботокс рассказывали, мол чудеса творит). На дочь ее финансовые планы не распространялись, дочери из бабушкиных денег, по мнению матери, не полагалось ничего! Мала еще, не заслужила! А то, что мать много лет не работала, жила (не бедствовала) на деньги, положенные ее дочери, и что она вообще из грязи выбралась, благодаря дочери, она своими куриными мозгами не понимала.
5
Так вот, Лена Супрунова оканчивала десятый класс, с отличием, но без «золотой медали», медаль стоила денег (нужно было дать взятку директрисе), об этом Лену предупредила классная руководительница, просила передать матери. Матери, Лена, естественно, ничего не передала, решила обойтись без медали, она была девочкой не глупой, понимала, что той что-либо говорить бесполезно, она вот уже несколько месяцев, заливала сорокоградусными слезами тот факт, что ее чмошнице-дочке, по достижению восемнадцатилетнего возраста, предприятие ее отца пенсию платить больше не собиралось. Об этом «убитую горем» вдову предупредили заранее, так было сказано и в судебном решении, но государство ( в лице собеса) обещало продолжить пенсию платить, если дочь учиться поступит на дневное отделение, и платить до окончания учебы. Но собес предупредил, что карточку, на которую перечисляются деньги, нужно переоформить на Лену. Вот Нина и страдала, переживала – как жить дальше? На работу на старости лет идти? Так, насквозь больная она, не в том возрасте, что бы работать (ей было тридцать восемь, и болела она только хроническим алкоголизмом, со всеми вытекающими последствиями). После встречи в тот злополучный вечер с учительницей Лены, мать деньги на выпускной вечер дочери выделила, целых пять тысяч (по тем временам большую сумму), о чем дочь потом попрекала много лет. Нарядное платье внучке купила бабушка (мать разрешила), туфли (почти новые) притащила одна из материных подруг (объяснила, что купила дорогие туфли, раз одела, жмут страшно, в магазин не сдашь (носила), выбросить жалко). Так Лена, полностью экипированная, отправилась на выпускной вечер, и именно тогда, все ее одноклассники, считавшие Лену серой мышкой, поняли, что рядом с ними десять лет училась Снежная Королева. Лена, окончив школу, поступила учиться в Финансовую академию (по настоянию бабушки), и, отучившись месяц, как только ей исполнилось восемнадцать, пошла работать, кассиром, в супермаркет (там смогла договориться о работе во вторую смену). Платили в супермаркете неплохо, но все заработанные деньги Лена тратила исключительно на мать, плюс еще полученную ею стипендию и пенсию.
А матери все было мало! Она продолжала обзывать дочь чмошницей, толстой коровой, уродиной, и конечно, неблагодарной тварью, мол, ей, матери для дочки ничего не жалко, она пять тысяч дочери на выпускной сдала, как королеву ее одела (за чей, интересно счет?), а дочь ее ненавидит, домой глаз не кажет, как свободная минутка, к бабке бежит! Бабушка Лены, действительно, серьезно болела, уход ей требовался. Лена, было, решила переселиться к бабушке насовсем, не тут-то было! Как оказалось, ее мать обладает недюженным актерским талантом, принялась разыгрывать из себя умирающую! Если дочь предупреждала, что сегодня ночует у бабушки, мать часов в девять вечера принималась названивать по телефону в бабушкину квартиру, стонать и плакать, мол, она умирает, у нее голова болит, сердце, почки отказывают, не может разогнуться, позвонок заклинило, упала, потеряла сознание. Мать так натурально стонала, дочь срывалась с места, ехала через всю Москву, что бы застать мать, пьющую на кухне чай (не водку, мать понимала, что это было бы слишком). Мать, увидев дочь, накидывалась на нее с упреками, что, мол, пока ее разлюбезная доченька ехала домой, ее мать чуть не померла, только-только отдышалась, чайку, решила попить. Спектакли повторялись регулярно! И, что самое главное, мать со всеми своими страшными болезнями к врачам обращаться не собиралась! Мотивировала, все врачи шарлатаны! Вон бабка Ленина болеет, что ее вылечил хоть один врач? У Лениной бабушки была неоперабельная раковая опухоль. Когда бабушка окончательно слегла, Лена, учившаяся на пятом курсе, было, перебралась к бабушке с вещами, совсем. Ее мать не пожалела денег на такси, примчалась к свекрови, и в ее квартире, прямо на кухне, разыграла «умирающую даму с камелиями», кашляла, задыхалась... Бабушка умолила рыдающую Лену, увести мать с глаз долой, постараться той не перечить.
Завихрения матери Лена продолжала терпеть и после окончания института, устроившись на приличную, высокооплачиваемую работу, которую, как лучшей студентке, помог найти один из преподавателей (у его жены была процветающая аудиторская фирма). Укротить актерский талант матери мог только очередной хахаль, и когда такой появлялся, мать расцветала, сразу выздоравливала, и даже дочь почти не третировала, лишь с сарказмом представляла свою красавицу дочь очередному пропитому мужику бомжеватого вида (ее новой большой любви):
- Вот доченька моя, чмошница, толстая уродина! (Это если Лена открывала холодильник, пыталась взять что-то себе на ужин, купленное на ее же деньги) В дверь скоро не пролезет! (весила Лена всего 50 килограмм при росте 170 см) Заумная бухгалтерша! Вот видишь Вася (Миша, Петя), вырастила на свою голову стервозину! С матерью даже не разговаривает, голову в мою сторону не повернет, ниже себя считает! Ты знаешь, Вася (Миша, Петя), ведь моя доченька девственница! Землетрясение должно произойти в Москве, или наводнение, если моя доченька с мужиком переспит! Нет у нее мужиков, и не было никогда! Слушай, а может она мужиков не любит? Баб предпочитает? Так и баб у нее нет. Не с кем не встречается. Ты бы Вася (Миша, Петя), дружков своих подговорил доченьку мою девственницу трахнуть!
А когда Лене было с кем-то встречаться? Она работала, ухаживала за матерью, помогла бабушке. И работала Лена тяжело и трудно, работа у нее была серьезной и ответственной, и, задерживаясь на работе, девушка была вынуждена выключать мобильный телефон, ей трезвонила мать, требовала домой. Скучно той было, это если у нее на тот момент не было ухажера, или гостей в доме, или у нее с гостями закончилась выпивка или закуска. И Лена, после работы плелась в магазин, что бы купить матери (здоровой молодой неработающей женщине) продукты, приготовить нехитрый ужин для матери и ее гостей (постоянно ошивающихся в квартире), который тут же ими сметался, отсутствием аппетита они не страдающими. И еще ей надо было в аптеку, купить матери очередной новомодный препарат, от ее несуществующих хворей, и не важно сколько этот препарат стоит, дочь должна была матери его купить, ей он был жизненно необходим ( по ее словам!). Купленные дочерью новомодные лекарства, мать почти никогда не принимала, пакет с лекарствами бросала в своей комнате, и тот валялся, пока дочь, во время уборки просроченные лекарства не выбрасывала. И еще мать дочь постоянно куском (купленным на ее же деньги) попрекала. А в выходные Лена убирала квартиру, стирала белье, опять же ходила в магазин и на рынок, и еще навещала бабушку, помогала и той по хозяйству…
К двадцати трем годам Лена, окончив институт с красным дипломом, работала не покладая рук, за себя и за того парня, деньги зарабатывала, и при этом не была не разу на море, вообще никуда не уезжала дальше Подмосковья (отдыхала там в детском лагере), на работе, в течении двух лет не брала отпуск (так как никуда не могла уехать из-за матери и бабушки, да и денег лишних у нее на туристические поездки не было). Получая приличную зарплату, она не могла купить себе приличной одежды и обуви, не пользовалась косметикой, не посещала салонов красоты, все ее деньги съедали непомерные аппетиты ее матери! Ленина бабушка умерла, когда девушке исполнилось двадцать четыре. По завещанию, бабушкина квартира отошла, конечно же Лене, правда собственницей квартиры она могла стать лишь спустя полгода после смерти бабушки, но мать Лены уже в день похорон свекрови строила грандиозные планы, как потратит деньги от проданной квартиры. Лена эти рассказы слушала с содроганием, она планировала в квартиру бабушки переехать, жить там, но сказать об этом матери пока не решалась…
Но все ее проблемы вскоре разрешились совершенно волшебным образом…
Глава четвертая.
1
Игорь Федотов с Алексеем Лацисом сидели в уютном ресторанчике на Большой Дмитровке, неподалеку от их места работы. Федотов в этом ресторанчике был впервые, удивлялся на редкость хорошей кухне и демократичным ценам, Лацис пояснял – ресторанчик открылся недавно, хозяева еще держат марку, нарабатывают клиентуру, поэтому еда здесь еще вкусная и обслуживание на уровне, так что рекомендовать этот ресторанчик друзьям пока можно. Он подчеркнул – пока можно, потом посмотрим. Посоветовал заказать шашлык с зеленью, что начальник с новоявленным подчиненным и сделали. И пока ждали заказ, опять переключились на разговор о работе, то есть о расследуемом ими деле. Игорь, хитро улыбаясь, поблескивая глазами в полутемном зале ресторанчика, снова спрашивал:
- Алексей Андреевич, что вы думаете теперь о нашем непростом деле? Кто убийца?
Лацис, почесав переносицу, совершенно серьезно, отвечал:
- Глеб Назаров может быть убийцей…
- Вы не шутите? - Федотов картинно удивлялся, подзуживал своего нового подчиненного, - Так Вы считаете, что Глеб Назаров мог угнать дряхлый автомобильчик, перелезть через забор, наплевав на видеокамеры, ведь у въезда в поселок установлены камеры, да еще охрана, его легко бы заметили, преследовать ехавшую на «Лексусе» няню своих детей, и в дальнем Подмосковье ее убить? Зачем все так сложно? Если няня была действительно его любовницей, и стала ему досаждать, он мог от нее откупиться, легко, денег у него достаточно, либо нанять кого-то для убийства няни, но если он действительно нанял киллера, то сильно поскупился, убийство совершил явно не профессионал. И, зачем ему любовница, жалкая копия его жены?
- Может быть, у него пунктик на стройных блондинках с карими глазами, подобий Веры Брежневой? Да, что там говорить, Елена Назарова – настоящая королева…- оправдывался Лацис, но Федотов парировал:
- Я уверен, Назаров, при встрече с нами искренне был удивлен, когда услышал, что няня его детей мертва... И еще я уверен, Назаров, и няня не были любовниками. Если у него и есть любовница, то не в его доме, под боком у жены и матери, между прочим, известной актрисы! Получим распечатку его телефонных разговоров – узнаем. Если любовницей была няня – они должны были созваниваться! Но, как мы знаем – на телефон няни Назаров не звонил!
- Няне звонили с неизвестного номера! – напомнил Алексей.
- Припомните – этот телефон, с неизвестным номером, когда с него звонили няне, находился поблизости от дома Назаровых. Этот телефон вообще от дома Назаровых далеко не перемещался. Вы считаете, Назаров его где-то во дворе своего дома прятал. Смысла в этом не вижу… - ответил Федотов, и продолжил: - Я верю, что Назаров свою жену очень любит. А, детей вообще боготворит – у него поздние дети, желанные. Он сильный человек…
Принесли шашлыки, минеральную воду (спиртное оперативники не заказывали, оба за рулем), большое блюдо со свежими овощами. Проголодавшиеся мужики сразу же накинулись на еду, заработали ножами, вилками, челюстями. Смолотив по тарелке шашлыка, откинулись на стульях, заказали по чашке черного кофе, и тут Лацис прервал молчание, спросил:
- А в чем, по Вашему, внутренняя сила человека?
- Ой… Внутренняя сила – это когда, во-первых не врешь, что бы не случилось, ты честен сам перед собой, тебе помогает внутренний стержень не накренить себя, не надломить. Наверное, вот так как-то… А вообще, что такое сильный человек? Это человек, который может сказать: «Я люблю…» и ответить за эти слова. И сказать: «Я не люблю…» и держаться этого тоже. Разграничивать надо уметь, провести такой фронт для себя, понимать, что такое хорошо и что такое плохо. Тут мы возвращаемся к морали, к заповедям. И сильный человек – это тот, который придерживается этих заповедей…
- Значит, Вы верите в любовь? – отставал Лацис, и Федотов начал было отвечать:
- Верю, конечно…
Но фразы не закончил, потому что, официантка принесла заказанный кофе, и тут же к столу оперативников подошла молодая рыжеволосая девушка, в ярко голубой стеганой курточке с песцовым воротником и модных узких джинсах. Лацис тут же вскочил, помог девушке снять куртку (под курткой девушка была одета в белый свитер, мягкий и уютный), повесил куртку на спинку предварительно отодвинутого стула, на этот же стул усадил девушку, помог пододвинуть стул к столу (воспитанный!). Федотов во все глаза смотрел на девушку, даже дар речи потерял. Девушка была невероятной. Нет, она не была красавицей, в классическом варианте, но с точки зрения Федотова, она была по-настоящему невероятной. Лицо, очень миленькое - фиалковые глаза, точеный носик, пухлые розовые губки, высокие скулы. Фигурка - вылитая статуэтка, все на месте, грудь, бедра, длинные ноги, сапожки на высоких каблуках прибавляли ей роста (от природы она была не слишком высокой). Рыжие волосы до плеч, модно подстрижены лесенкой, лицо окаймляла красивая, косая челка. Как уже говорилась, красавицей, в классическом варианте девушка не была, ее не взяли бы на конкурс красоты, или в школу моделей, у нее недоставало роста, и она была рыженькой, с веснушками. Невероятной, с точки зрения Федотова, она была потому что, именно о такой девушке всю жизнь он мечтал. Такая девушка снилась ему ночами, даже когда он был женат, и его жена находилась рядом с ним. Почему именно такая? Рыжая, с веснушками, худенькая, среднего роста, с фиалковыми глазами? Игорь Федотов, с седьмого класса был влюблен в свою одноклассницу, Катю, рыженькую, с косой, с веснушками, с фиалковыми глазами, любил ее именно за веснушки и рыжие волосы. Любил молча, тоскливо, боясь признаться в любви даже самому себе, до выпускного вечера. Почему до выпускного вечера? Потому что, его одноклассница не понимала своей красоты. На выпускной вечер его одноклассница явилась без косы, со стрижкой каре, и к тому же перекрашенной из рыженькой, в блондинку, и с замазанными тональным кремом веснушками. Всю очарование Кати пропало, любовь Игоря Федотова тут же испарилась.
И вот он встретил ее, свой идеал. Она не красилась в блондинку, не замазывала тональным кремом веснушки. Но было одно но. Эта невероятная девушка была девушкой Лациса. Когда Алексей говорил, что его девушка – обычная медсестра в больнице, Федотов не придал этому значение, пропустил мимо ушей, и вот теперь пытался осознать – да, действительно девушка Лациса не светская львица, тигрица, или, там, как ее, барсица, не молоденькая актрисулька глупых сериалов, не певичка девичьей группы, а обычная медсестра. Медсестра вскинула на притихшего Игоря фиалковые глаза, обрамленные длинными, подчеркнутыми тушью ресницами, представилась:
- Корсакова Татьяна Александровна…
Улыбнулась, и Федотов тут же пропал, провалился, нет, не пропал в фигуральном смысле, он замерз, превратился в ледяной столб, как генерал Карбышев, в общем, говорить он не мог, не мог думать, шевелиться тоже не мог, за него говорил Лацис:
- Таня, это мой начальник, Федотов Игорь Михайлович, майор…
Таня еще раз улыбнулась, произнесла:
- А твой начальник, Федотов Игорь Михайлович, майор, он, случаем, не немой? Говорить он может?
Тут Игорь пришел в себя, откашлялся, выдавил из себя:
- Почему немой? Вовсе не немой…
И замолчал, потому что, к его счастью, к их столу подошла официантка, принимать заказ у Тани. Таня заказала салат «Цезарь», кофе, десерт. Девушка дождавшись, пока официантка отойдет, сказала, обращаясь к Федотову:
- Вы до моего прихода что-то говорили интересное, продолжайте…
Федотов помотал головой, как упрямый телок, пробормотал:
- А о чем я говорил?
Таня засмеялась:
- Так о любви, о любви же говорили!
2
Таня Корсакова, девушка Лациса, действительно работала медсестрой в столичной частной медицинской клинике, и именно там познакомилась с Алексеем Лацисом, лечившимся от пневмонии. Познакомилась они совершенно случайно, чуть больше года назад
Лацис попал в больницу по своей глупости. Простудился, купаясь в уже холодной речке, в сентябре месяце. Геройствовал. На даче одного из друзей Лациса отмечали день рождения хозяина. Много выпили, парились в бане, и, естественно полезли купаться в речку, где вода была уже холодной, не больше четырнадцати градусов. Вернувшись в Москву, Лацис почувствовал себя плохо, кашлял, температурил, но старался не обращать внимания на недомогание. Пил растворимый аспирин, чай с медом, но лучше ему не становилось. Приехав, через неделю, в очередные выходные, навестить своих бабушку с дедушкой, свалился окончательно, температура у него поднялась почти до 40 градусов. Бабушка вызвала «Скорую помощь», приехавшие врачи диагностировали воспаление легких, предложили Алексея госпитализировать, а бабушка в свою очередь договорилась о госпитализации внука в клинику, где главным врачом был сын ее хорошей знакомой. И именно в этой клинике, в терапевтическом отделении работала Татьяна Корсакова. Когда Лацису стало чуть лучше, его дед предложил перевести его в госпиталь МВД, но Лацис отказался, не хотел расставаться с Таней, так ему понравившейся. Почему ему понравилась Таня? Потому что она не была похожа не на одну девушку из его окружения. В ней не было ни грамма жеманства, ни капли силикона, ни толики притворства. Она была полностью настоящей. Никогда не изображала из себя кого-либо, если смеялась – то смеялась, искренне и весело, если плакала (было и такое), то тоже искренне, горько, с потоками слез. И был еще немаловажный факт, удерживающий эту пару вместе – они друг другу ничего не обещали, с первого свидания, договорились – они вместе, пока им двоим это нужно, пока им интересно вместе, тепло, комфортно. У Тани был ровный, спокойный характер, сглаживающий непростой характер Алексея - капризный, заносчивый, чванливый, высокомерный. Она терпела его выступления, хамство в ресторанах и магазинах (чуть, что не по нему, ему сразу это не нравиться, он поднимал крик). И еще Лациса восхищало то, что Таня никогда ничего у него не просила, прекрасно зная, что денег у него много, он спокойно мог купить ей даже машину! Таня много работала, иногда в две смены, еще и подрабатывала (она не была москвичкой, снимала комнату, сама ее оплачивала, Лацис об этом знал, но в его квартире, вместе с ним поселиться ей не предлагал, ждал, что она попросит, ждал безрезультатно). Она сама дарила ему разные дорогие мелочи (одеколон, перчатки, ремень, портмоне и т.д.), он дарил ей подарки в ответ, а еще приглашал в поездки. Прошлый Новый год они встречали в Таиланде, летом были на Кипре, на этот Новый год собирались в Париж. Она не отказывалась от поездок, решила для себя, почему бы и не поехать, раз молодой человек предлагает, искренне. А ему, как уже говорилось выше, было с ней комфортно, она была спокойной, доброй и заботливой. Если бы он пригласил с собой в поездку какую-либо другую девушку, своего круга, хлопот бы с ней было много, придиралась бы ко всему, капризничала, требовала заботы, внимания к себе, с Таней - внимание и заботу получал он.
В тот вечер Лацис предупредил Татьяну, что познакомит ее с его новым начальником, поэтому Таня не удивилась, приехав в ресторанчик, в котором они часто ужинали, Алексея в компании с незнакомым мужчиной. Новый начальник Алексея, Игорь Михайлович, показался Тане нелюдимым, угрюмым мужиком средних лет, похожим на разбойника с большой дороги, или корсара с пиратского корабля. Он был черняв, не брит, лохмат, одет в потертые джинсы и потертую же кожаную куртку. Но больше ее потряс разговор, между этим угрюмым мужиком и рафинированным Лацисом, они говорили о любви! И ей было невероятно интересно продолжить этот разговор, услышать, что думает о любви угрюмый майор-опер. Усевшись с мужчинами за столик, заказав салат, она потребовала продолжать разговор, сама вся обратилась вслух. Федотов и продолжал:
- Да, любовь, конечно же, существует. Но сначала два человека, мужчина и женщина должны встретиться, должны друг другу понравиться, оценить душевные, физические качества друг друга. Так вот, тебе человек сначала нравиться, а потом уже думаешь о его качествах, душевных, физических. Я не говорю о банальном понятии «идеал», но вот что-то такое должно присутствовать. Есть много трактовок, все философы пытались это «что-то» объяснить, но что это, не знает, наверное, никто. Но чувствуют очень многие, как рождение, или как смерть. Это называется любовь земная…
Таня не выдержала, задала вопрос:
- А Вы, Игорь Михайлович, как объясняете любовь?
- Я вообще считаю, что любовь состоит из трех компонентов: страсть, дружба, нежность. Уважение – это одна из составляющих дружбы. Потому что, когда Вам интересно мое мнение, а мне Ваше, когда мы с Вами находимся на одном интеллектуальном и психологическом уровне, у нас общие цели, мы разделяем единые моральные ценности, юмор друг друга понимаем, я уважаю Вас, Вы уважаете меня, я не подставляю Вас, Вы не подставляете меня, это значит, что Вы мой друг. И уже потом приходит любовь… А начинается вся эта триединая штука с «чего-то» такого, и вот она, любовь, а как это получается, объяснить я не смогу, увы!
- Жаль… А вообще, очень интересная теория… - констатировала Таня, а Лацис лишь хмыкнул, он интерес Тани к разглагольствованиям Федотова не разделял, и вообще уже сто раз пожалел, что задал Федотову вопрос о любви. А Федотов продолжал:
- Я не женат, уже много лет в разводе, и женился без любви, честно признаюсь, типа, надо было жениться, все друзья женились, а любил первый и последний раз в классе, наверное, седьмом, если это можно назвать любовью, по-моему, это была просто детская влюбленность. Но вот, например, у меня есть собака, Корги, я ее от смерти спас. Я дома почти не бываю, ее мой сосед кормит, гуляет с ней, а собака меня хозяином считает, соседа не признает… Вот объясните, почему? Любовь? – Игорь рассмеялся, вслед за ним Таня, а Лацис опять не понял, почему Федотов и Таня смеются.
Таня вскинула на Федотова, распахнутые фиалковые глаза встретились с темнокарими, чуть прищуренными, с хитринкой, глазами Федотова, и тут же между этими двумя проскочила искра, и они, инстинктивно отшатнулись друг от друга (образно говоря, они сидели далеко друг от друга). Но не думать друг о друге они уже не могли. Федотов думал – вот она, девушка его мечты, но только мечты, она принадлежала другому, Лацису! Лацис познакомился с этой девушкой раньше, Федотов на нее не имеет права, он опоздал. А, Таня Корсакова думала, что впервые за двадцать восемь лет ее жизни ей захотелось замуж, за Игоря Михайловича Федотова, майора-опера, похожего на лохматого разбойника с большой дороги. Ведь именно он ее никогда не обманет…Они, втроем, закончили ужин, Лацис подозвал официантку, расплатился. Стали прощаться. Федотов сжал в своих руках тонкие холодные пальцы Тани, а она удивилась, насколько горячие у него руки, возможно у него повысилась температура, он болен. Это казалось и Федотову, его с ног до головы окатывал жар и одновременно бил озноб. Таня вытянула из его рук свои пальцы, промолвила:
- До свидания…
Федотов кивнул в ответ. Лацис накинул Тане на плечи куртку, вывел из ресторана, обняв за плечи, у входа в ресторан она обернулась на Федотова, задержавшегося в дверях, что бы закурить. А он провожал ее взглядом, и думал: «До свидания… До свидания?».
3
Следующим утром Федотов и Лацис встретились в кабинете Федотова, выработать план дальнейших действий. Проговорив около часа, обсудив основные версии - месть самому Назарову или месть Елене Назаровой, решили следующее. Федотов едет в Санкт-Петербург, откуда Назаровы переехали в Москве не так давно, всего два года. Раскручивать версию мести Назарову нужно именно из Санкт-Петербурга. Лацис оставался в Москве, раскручивать версию Елены Назаровой, он должен был поехать к ее матери, разыскать подруг, побывать в школе и институте где она училась, в конторе, где она работала до замужества, то есть попытаться найти ее врагов. Лацис сомневался, что враги у Елены имеются, он же беседовал с ней самой, и считал ангелом во плоти. Но это все они должны были сделать завтра. А сегодня поехали прочесывать лес вокруг коттеджного поселка, где жили Назаровы.
Полдня они вместе с ротой курсантов промотались по окрестному осеннему лесу, замерзли как собаки. Но их страдания оказались не зря. В глубине леса, в овраге, закиданный сломанными ветками, был найден труп, по виду бомжа, но труп совсем свежий. Бомж был убит всего пару дней назад, и это был огнестрел. Документов у бомжа никаких не было, лишь в кармане билет на электричку, из Москвы до того места в Подмосковье, где проживали Назаровы. Федотов предположил, что бомж, скорее всего, случайно помешал тому, кто следил за домом Назаровых, и этот неизвестный его застрелил. Труп отправили в морг. Но на этом поиски не прекратились. Нужно же было найти то место, где прятался тот, кто следил за домом Назаровых, попытаться узнать, кто же это? Так же необходимо было установить личность несчастного убиенного бомжа, так некстати найденного в осеннем лесу.
С фотографией покойного бомжа обошли окрестные деревни и дачные поселки. Но бомжа никто из местных не узнал, никто его не видел. Так же проверили все дачи, откуда уже съехали хозяева. Для этого вызвали хозяев, те должны были определить, жил ли кто на их дачах, в сараях, иных постройках в их отсутствие. И вот, на одном дачном участке, в бане, нашли следы пребывания неизвестного – котомку с кое-какими личными вещами, на дне котомки были найден билет на электричку, до Москвы, примерно недельной давности. Но значение вещей и билетов, найденных в котомке, абсолютно меркло перед еще двумя предметами, лежащими рядом с котомкой. Это были захватанный журнал «Форбс» трехгодичной давности, со статьей, посвященной семье Глеба Назарова с красочными фотографиями самого Глеба, его жены и ребенка, и ученическая тетрадка, исписанная от корки до корки. Содержание записей в тетрадке было страшным. Исходя из этих записей, семье Назаровых действительно грозила серьезная опасность.
4
О сложившейся ситуации Федотов тут же доложил своему начальству, и по распоряжению того же начальства незамедлительно поехал в Министерство, где в должности Заместителя министра трудился Глеб Назаров, оставив Лациса собирать улики и опрашивать незадачливых дачников, попавших под раздачу совершенно случайно.
В холле здания Министерства Федотова поджидала помощница Назарова, женщина средних лет и вида строгой преподавательницы немецкого языка, тут же под белые ручки проводила майора в кабинет своего начальника. Но с Федотовым Глеб Назаров беседовал наедине. Выслушал внимательно, что рассказал майор, про журнал и тетрадку, спросил, насколько, по мнению майора, положение серьезное. Федотов честно ответил – серьезное, очень, за домом Назаровых следили, давно, и покойная няня как то с этой слежкой связана, и Глебу Николаевичу в его доме желательно было бы пригласить дополнительную охрану, и установить специальные видеокамеры, и до окончания расследования членам его семьи без сопровождения охраны из дома выходить не следует.
И тут Глеба Назарова прорвало. У него началась форменная истерика. Он метался по своему огромному кабинету, пинал ногами мебель, закуривал сигарету, тут же ее сминал в пепельнице, что бы моментально закурить новую. И еще он постоянно повторял, насколько он виноват, виноват во всем, из-за него погибла невинная женщина, и всего лишь потому что немного похожа на его жену, а могла погибнуть его жена, мать его детей, женщина, которую он боготворит, и все из-за него, из-за него, как он мог это допустить, и как ему теперь жить? И кто ему поможет? Федотов, сидя за небольшим приставным столиком к большому столу хозяина кабинета, спокойно выслушивал эту сумасшедшую истерику, дождался пока Назаров чуть успокоиться, резюмировал:
- Я смогу Вам помочь, Глеб Николаевич, если объясните, что с Вами произошло, и почему Вы вините себя в гибели няни Ваших детишек?
Глеб на секунду прекратил свой сумасшедший бег по кабинету, остановился напротив Игоря Федотова, спросил:
- Вы, правда, можете мне помочь?
- Присядьте, и давайте поговорим спокойно…- произнес Федотов, и Глеб покорно уселся напротив Федотова, согласился:
- Давайте поговорим…
Федотов начал говорить - деловито, отрывисто, и все по делу:
- Первое – охрана Ваших близких. Многие из моих бывших коллег работают в охранных агентствах, я могу их смело рекомендовать. Точно знаю одно агентство, услуги у них на высшем уровне, смело звоните, сошлитесь на меня. Но, может быть, у Вас есть свои знакомые в силовых структурах, тогда обратитесь к ним, только срочно, прямо сейчас.
Назаров потребовал:
- Давайте телефон…Я не хочу впутывать в это дело своих знакомых.
Федотов потыкал пальцами в экран своего мобильного телефона, продиктовал нужный номер Назарову. Тот тут же на своем мобильном набрал продиктованный номер руководителя агентства, представился, сослался на Федотова, коротко объяснил задачу, назвал свой адрес. Его сразу поняли, обещали помочь, приступить к работе сегодня же, выделить для организации работ лучшего сотрудника. Назаров тут же перезвонил Елене, рассказал, что сейчас приедут устанавливать в доме дополнительную сигнализацию и видеокамеры, в доме будет дополнительная охрана. Поговорив, Назаров выдохнул, Игорь Федотов налили стакан воды из тут же на столике стоящей бутылки, протянул стакан Глебу, тот кивнул в знак благодарности, пить он очень хотел. Федотов, в свою очередь, предложил:
- Полдела мы с Вами сделали, охрану обеспечили, теперь расскажите мне, что произошло, почему, как Вы считаете, Вам хотят отомстить таким страшным образом…
Произнеся это, Федотов вспомнил школьную тетрадку, исписанную чудовищными словами, найденную сегодня в чужой бане. Назаров вздохнул, отхлебнул воды из стакана, любезно переданного Федотовым, и начал рассказывать…Говорил долго, больше часа, о женитьбе на Елене, рождении детей, назначении на должность Заместителя министра, переезде из Питера в Москву, и той злополучной поездке в Болгарию, и предшествующему поездке роковому знакомству… Федотов, достав из кармана потертый блокнот, записывал по ходу рассказа основные даты и фамилии, называемые ему Назаровым.
Вот Назаров закончил свой рассказ, замолчал, закурил, и на этот раз сигарету не выбросил, докурил до конца, Федотов составил ему компанию, без спроса вытащил из пачки Глеба Назарова сигарету, щелкнул его же зажигалкой. Оба курили молча. И когда оба, синхронно, затолкали окурки сигарет в одну пепельницу, уже переполненную сигаретами, сломанными Назаровым раньше, последний спросил:
- Что Вы обо всем этом думаете, Игорь Михайлович?
-Думаю, что Вы попали, Глеб Николаевич, в пренеприятнейшую ситуацию …
- Сможете мне помочь? – с надеждой спросил Назаров.
- Попробую… Я немного знаю начальника охраны Вашего предполагаемого неприятеля, постараюсь выяснить, действительно ли был заказ на убийство Вашей жены. Но, если был заказ, то почему его поручили не профессионалу, уж очень дилетантское убийство. Но задача мне понятна. Продержитесь пару дней, я должен уехать в Санкт-Петербург, приеду, все, что узнаю, Вам доложу. Но позвоню своему знакомому прямо сегодня же. Ответьте мне на такой вопрос, почему, как только Вам и Вашей семье начали угрожать, не заявили в полицию?
- Как я мог, Игорь Михайлович! Кто я после этого был бы! Полиция начала бы копаться в моем, и не только моем грязном белье!
- Лучше страдать молча… Довести свои страдания до абсурда, и может быть до убийства невинной женщины…- резюмировал Федотов. На этом Назаров с Федотовым распрощались.
5
Когда Глеб Николаевич Назаров вернулся со службы домой, в его доме уже распоряжался крепенький невысокий абсолютно лысый мужичок-боровичок пенсионного возраста, лихо командующий двухметровыми охранниками-гвардейцами. Вошедшему Глебу мужичок представился:
- Соколов Александр Иванович, полковник ФСБ в отставке, теперь на пенсии, но тружусь в охранном агентстве… На пенсию нынче не проживешь…
Соколов быстро доложил, что камеры уже установили по периметру участка, и в доме, посменно в доме будут дежурить четыре охранника, наблюдать, что показывают камеры, периодически обходить дом и участок, и днем и ночью, если кому-то из домочадцев Назарова нужно будет выехать в город, один их охранников отправиться вместе. Нужно сказать, что помимо установки камер, в доме были заменены все перегоревшие лампочки, починены неработающие электрические розетки, так же Соколов починил электромясорубку Валентине Ивановне, повесил картину в комнате Веры Владимировны, во дворе починил детские качели, и даже вызвался почистить фильтр в бассейне в пристройке к дому. И еще он развлекал разговорами Веру Владимировну и Валентину Ивановну, последней помогал в готовке, а Елене вызвался помочь в уходе за детьми, сам двоих парней вырастил. То есть специалистом он оказался неоценимым! Назаров понял, что безопасность его семьи в надежных руках. Он только распорядился выделить Соколову с его помощниками комнату отдыха, во флигеле, где жила покойная няня.
Назаров отказался от ужина, закрылся в своем кабинете с очередной бутылкой коньяка, и опять мучительно размышлял о произошедшем с ним, его семьей, и о том, правильно ли он поступил, доверившись Игорю Федотову. И еще он понимал, что сегодня самый жуткий день в его жизни, хуже дня просто не было.
К полуночи он принял решение, как ему жить дальше. Он, пошатываясь, отправился на поиски Елены, что бы объявить ей свое решение. Елену он нашел в детской, она уже спала, свернувшись калачиком на узкой кушетке. Он разбудил ее, коротко шепнул, мол, нужно поговорить, он ждет ее в кабинете. Лена кивнула, встала, накинула халат, проверила, как спят ее дети (те спали крепко и сладко), отправилась в кабинет мужа.
Тот, в кабинете, сидя за письменном столом, допивал бутылку коньяка, открытую пару часов назад. Лена, одетая в прозрачный шелковый халатик, легко ступая, вошла в кабинет, присела на кончик стула, стоящего с противоположной стороны письменного стола. Глеб поднял голову, взглянул на жену мутными, пьяными глазами, произнес:
- Лена, я должен уйти от тебя и детей…
Лена, услышав это, не зарыдала, не бросилась в ноги мужу, моля остаться, лишь негромко произнесла:
- Объясни, почему?
- Так нужно, Лена…- Глеб подпер голову рукой, как будто боялся, что вот-вот потеряет ее, из подлобья пристально смотрел на Лену, она выдержала его взгляд, потребовала конкретного ответа:
- Глеб, прошу тебя, сосредоточься, и вразумительно объясни, почему ты должен уйти от нас?
- Так нужно… - повторил Глеб, но Лена продолжала допытываться:
- Почему ты должен уйти? Кто в этом виноват? Я? Давай, объясни почему? – продолжала требовать Лена.
- Лена, ты ни в чем не виновата, виноват я. Я не могу сейчас ничего объяснить, как-нибудь потом. Но, нам сейчас вместе находиться опасно, поверь! И, эта опасность исходит от меня… Прости…- бормотал Глеб, он обмяк, разом лишился сил, надолго замолчал, и только сейчас Лена расплакалась, принялась спрашивать:
- Почему ты все время винишь себя? Может быть, виновата я? Я понимаю, ты имеешь право винить меня. Я не должна была доверять няне, она обманула меня, уехала не понятно куда на моей машине, хотя сказала, что едет за подарком ребенку, шубу мою надела без спроса. Как оказалось, я совсем не разбираюсь в людях, эта женщина работала у нас много лет, а я ее совсем не знала…
- О чем ты, Лена?
- Да о том, что уйти должна я!
- Куда ты пойдешь?
- У меня есть квартира, от бабушки досталась… Я заберу с собой детей… Твои враги поймут, что мы расстались, и я не имею к тебе больше никакого отношения…
- Ты хочешь жить в однокомнатной квартире с двумя маленькими детьми? Ты понимаешь, что тебе придется устроить Мишу в детский сад, а Машу в ясли? Как ты это сделаешь? Я, конечно, буду помогать вам материально. Но ты понимаешь, что как только твоя чокнутая мать узнает, что ты переехала в бабкину квартиру, она тут же окажется у тебя под дверью, с требованиями денег… Сейчас, твоей матери я перевожу конкретную сумму.
- Я устроюсь на работу, буду ей помогать. Я же до свадьбы с тобой неплохо зарабатывала.
- И все деньги отдавала матери. Она продолжит из тебя тянуть, ты не устоишь, и все деньги ей отдашь… Это сейчас ее не пускает охрана в наш поселок, а то бы она паслась у нас в доме постоянно. Никуда ты не пойдешь! Ты должна остаться здесь. Мне мстят! Ты в смертельной опасности! Поэтому мы должны расстаться! Ты здесь, под охраной, я временно поживу в гостинице. Я в безопасности, я не являюсь мишенью…
Лена с надеждой спросила:
- Ты временно поживешь в гостинице? Мы расстаемся не навсегда? Ты вернешься?
- Как только все закончится, выясниться… И если ты после того, как все выясниться захочешь меня принять…
Лена встала, пошла к выходу из кабинета, у двери обернулась, произнесла:
- Я соберу твои вещи. Ты когда поедешь?
- Завтра утром. Часов в семь. Да, тебе завтра пригонят новую машину, вместо твоего «Лексуса», я ее оплатил, такой же «Лексус», как был.
Она поблагодарила его, и попросила:
- Не пей больше, тебе плохо будет, не проснешься так рано, и ехать на машине не сможешь, а не дай бог тебя остановит ГИБДД…
Он опять кивнул, он был благодарен жене за понимание, он в ней не ошибся…В семь утра, Глеб Назаров, с трудом продрав глаза, даже не умывшись, натянул джинсы, простую белую футболку, кожаную куртку, уложил в багажник своего большого черного джипа чемодан с вещами, и портплед с костюмами и рубашками, вывел машину из гаража. Но когда он открывал ворота, что бы выехать с участка, из флигеля выскользнул Александр Иванович Соколов, в полосатой фланелевой пижаме и теплых тапочках (Глеб о нем совершенно позабыл), с вопросами, куда это Глеб Николаевич направился, не предупредив охрану. Глебу пришлось оправдываться, объяснять, куда он едет. Соколов тут же подозвал одного из своих подчиненных, высыпавших за ним из флигеля, предупредил Глеба, что этот охранник едет вместе с ним, без возражений, это приказ. Произнося это, мужичок-боровичок, в пижаме и тапочках изменился на глазах, теперь перед Глебом стоял император Наполеон или фельдмаршал Суворов, собственной персоной. Глебу пришлось подчиниться, подождать, пока охранник переоденется в деловой костюм, усядется за руль его джипа, Глеб сел рядом, и охранник вывел машину за ворота…
6
Он нашел очень удачное место на пригорке! С этого места было виден дом Глеба Назарова как на ладони! Он мог наблюдать за ненавистной ему семьей круглые сутки. Видел, как жена Назарова гуляла с детьми на детской площадке, расположенной там же, на участке. Старший мальчик был просто юлой, очень подвижным, бегал, прыгал, лазал по деревьям, мать за ним едва поспевала. Младшая, девочка, чаще спокойно спала в коляске, мать брала девочку на руки лишь, когда та бодрствовала, агукала с ней, играла. Если бы у него был бинокль, он бы разглядел, что мальчик удивительно похож на Глеба, русоволосый, с зелеными глазами, а девочка на мать, светловолосая, а вот цвет глазу девочки еще не определился. Гуляющую мать с детьми чаще всего сопровождал пес, золотистый ретривер. Пес прыгал вокруг бегающего мальчика, тот кидал ему мячик, пес приносил его назад мальчику. Иногда к матери присоединялась еще одна женщина, удивительно на нее похожая (так казалось нашему герою, ведь у него не было бинокля), и он думал, что Глеб Назаров совсем свихнулся, у него уже две жены, удивительно похожих друг на друга, не много ли ему, поделиться не мешало бы. Глеба он видел редко, только в выходные. В выходные он присоединялся на прогулках к своей жене и детям. Иногда, он в сопровождении жены и детей куда-то уезжал днем, и в сопровождении только жены, вечером. Тогда жена Глеба одевала вечернее платье (подол длинного платья виднелся из-под ее пальто), а сам Глеб галстук-бабочку. А так, жизнь в ненавистном ему доме была тихой и размеренной, домработница иногда выезжала за продуктами, с шофером хозяина, а мать хозяина, известная актриса, примерно раз в неделю, расфуфыренной, в шелках и бархате, отправлялась в гости к знакомым, или на встречу со своими почитателями. Как стемнеет (а темнело в октябре уже рано), ему приходилось уходить в свою баню, и там грезить о том, как он расправиться с ненавистной ему семьей, перечитывать свою тетрадку. К реализации планов, изложенных в тетрадке, он не приблизился не на йоту. И вот, однажды утром (в которое он проспал, чувствовал себя плохо, скорее всего простудился лежа целыми днями на холодной земле), он увидел, что его место наблюдения занято, там находился какой-то мужчина, молодой, в куртке с капюшоном, накинутым на голову, и он так же наблюдал за домом Назаровых, в бинокль…На слова, что мол это место уже занято, незнакомец не отреагировал, отмахнулся как от назойливой мухи, продолжил свое наблюдение… Пришлось распустить руки, согнать незнакомца ударами кулаков. Но кулаки не помогли, незнакомец отмахнулся от, как он посчитал, бомжа, больно ударив того по голове металлическим чехлом от бинокля. Бомж скатился с пригорка, застонав от боли, но от незнакомца не отстал, опять полез в драку. И тогда незнакомец достал из-за пазухи пистолет, передернул спусковой крючок, и выстрелил в бомжа… И тут же испугался, что выстрел услышат в коттеджном поселке. Напрасно испугался. Выстрел никто не слышал… Во дворе дома Назаровых Елена все также гуляла с детьми, которые весело смеялись, с громким лаем вокруг детей носилась собака. И вот эта идиллическая картинка – прекрасная кареглазая блондинка с двумя маленькими детьми и с собакой, золотистым ретривером, была последней, что увидел в своей короткой, и такой несносной, жизни несчастный бомж…
Глава пятая
1
Игорь Федотов все-таки уехал в Санкт-Петербург, в командировку. Не смог отказаться. Понимал – не время сейчас уезжать, он нужен в Москве, нужен Глебу Назарову и его семье, но командировка была уже оформлена, гостиница заказана, питерские коллеги его ждали…
Игорь отправился в Санкт-Петербург на утреннем «Сапсане», в 5-40 утра. Для него встать хоть в пять утра, хоть в четыре, во сколько бы он не лег, проблемой не было. За годы службы он научился – спать тогда, когда есть свободное время, а не как все, ночью, именно ночью ему чаще всего поспать всласть не удавалось. И вот, устроившись в мягком кресле «Сапсана», укрывшись потертой кожаной курткой, Игорь Федотов отоспался на славу, почти четыре часа храпака давал, не поездка – подарок! Он не только выспался, но еще и подкрепился купленными в поезде бутербродами и кофе, так, что в Питер приехал не только бодрым и отдохнувшим, а еще и сытым. Питер встретил его морозцем, примерно -5 ниже нуля, легким снежком, и перезвоном колоколов, 4 ноября, Казанская, большой православный праздник! А он и не рассчитал, в праздник в командировку поперся, выходной день по календарю у всей России сегодня ( у оперов выходные с календарем совпадали редко). На перроне, поежавшись, подняв воротник куртки, понял – не только не рассчитал, что сегодня выходной, еще и погорячился, не взял с собой теплого свитера и шарфа, или хотя бы зимнюю подстежку к куртке не пристегнул. Не удосужился в погоду в интернете глянуть, не ожидал, что в Питере может подмораживать, ведь Москве было все еще тепло, накрапывал дождик. Куртка у него была хоть и сильно потертая (купленная еще его бывшей женой лет пять назад), но очень удобная и любимая. Куртка была всепогодная. К тонкой кожаной куртке (летний вариант) имелось две подстежки, байковая и меховая, осенняя и зимняя. Сейчас у Федотова на куртке была осенняя подстежка, при минусовой температуре эта подстежка не спасала. Игорь Федотов решил зря не мерзнуть, поймать у вокзала такси, доехал до своих питерских коллег с комфортом. И он уже заранее обговорил с питерскими коллегами, что те дадут ему на прокат машину, всего то на пару дней. Он плохо знал Питер, и понимал, что гуляя по городу на своих двоих, или передвигаясь на общественном транспорте, потратит уйму времени впустую.
Питерское такси его приятно поразило, стоило вполовину дешевле московского, с учетом, что местные пробки от московских мало отличались. До питерского управления он добрался быстро, ехать было совсем ничего, таксист взял всего двести рублей, удивился, пассажир не знает где находится нужный ему адрес. Невский, Литейный, Большая Морская, Фурштадская, адреса известные, на слуху. Игорь возразил – он москвич, и поэтому не знает, если бы у него была машина с навигатором, он бы без проблем до нужного ему места добрался…
Коллеги, не смотря на выходной день, Игоря ждали, накрыли нехитрый стол - колбаса, сыр, селедка в винном соусе, водочка холодная (Игорь отказался, не гоже оперу, к тому же московскому, навеселе, под градусом по городу разъезжать). Выпили, закусили, поговорили о московской погоде, о питерской. Перешли к разговорам о делах насущных. Питерским операм не удалось найти бывшую жену Глеба Назарова. Как сквозь землю Агния провалилась, в Питере и в Ленинградской области она не была зарегистрирована, выписалась от бывшего мужа два года назад. Федотов расстроился – он рассчитывал уехать в Москву уже на следующий день, в обед, но понял, теперь ему придется задержаться, самому неуловимую Агнию искать Питерские коллеги дали своему московскому коллеге координаты родственников Агнии, и координаты ее подруг, предоставили стол, телефонный аппарат – звони дорогой друг, ищи свою Агнию, разошлись по домам. Игорь начал тупой обзвон по переданным ему телефонам, дело не хитрое, но муторное. Уходя, питерские коллеги вручили Игорю Федотову ключи от машины, объяснили где машина стоит. Игорь остался один в кабинете, один на один с телефоном.
И произошло чудо! Он нащупал конец, потянул за веревочку, и размотал клубок. Он очень хорошо умел уговаривать и разговаривать (работа такая)! Одна из подруг Агнии заикнулась, что видела на их общей знакомой эксклюзивные золотые дизайнерские украшения, принадлежавшие когда-то Агнии, дала телефон этой общей знакомой. Игорь сразу же этой знакомой позвонил. И она произнесла сакраментальное, мол, она знает, где живет Агния, ей ее бывший муж квартиру снимает, на окраине Питера, у метро «Автово», в Кировском районе. Девушка рассказала, что адреса не помнит, только что квартира отстой, и дом тоже отстой, там самый настоящий бомжатник, какие-то темные личности к Агнии ходят. Денег у Агнии нет (муж не дает), она вещи свои распродает, дизайнерские, за гроши. Сама Агния нигде уже не бывает, в тираж вышла, выглядит как бомж, и пьет беспробудно. Она раньше в другом месте жила, более приличном, но на нее соседи жаловались, мол пьянки-гулянки устраивает, требовали ее выселить. Вот и выселили. А здесь ничего, прижилась. Игорь спросил, почему же бывший муж Агнии материально не помогает, только квартиру снимает? Подружка Агнии затараторила, почему же, муж помогает, вот только боком его помощь выходит. Деньги все, что он когда-то давал Агния сразу же пропивает, он деньги перестал давать, продукты ей покупает, квартиру оплачивает, лечит ее периодически, от пьянства… Но Агния считает, что мало он о ней заботиться… Федотов спросил, почему же Агния пить начала, в чем проблема, ведь как сыр в масле каталась, муж богатый, ребенок, родители состоятельные… Подружка Агнии чуть подумав, произнесла, мол, не любила она мужа… Игорь задал каверзный вопрос, очень его интересовавший, а первого мужа, Глеба Назарова она любила? И получил ответ, что и первого мужа она не любила, а любила того проходимца, что грабанул ее после развода со вторым мужем, деньги все из нее высосал, квартиру заставил продать, что от отца осталась, в бизнес какой-то мутный вложить… Когда деньги у нее закончились, он ее бросил… Она уже и при первом и при втором муже к бутылке прикладывалась, а когда ее любовник бросил, вообще с катушек слетела…
Игорь уточнил телефон несчастной пропойцы (к его великой радости городской, и тут же по его просьбе, дежурный по питерскому управлению предоставил нужный адрес, находящийся действительно где-то в Кировском районе), он собирался ее навестить утром, хотя понимал, наверное, ехать к ней не зачем. Не покушалась она на молодую жену своего первого мужа, делить им нечего, да и денег, что бы киллера, даже непутевого, нанять, у нее нет. Но, для галочки, встретиться с ней было нужно. Но, как, оказалось, встретиться в Санкт-Петербурге ему нужно было не только с пропащей первой женой Глеба Назарова. Когда Игорь Федотов покидал здание, где размещались его питерские коллеги, уже ранним вечером, ему на мобильный позвонил Алексей Лацис, и сообщил приинтерснейшую информацию. Пришла распечатка звонков на городской телефон в доме Назаровых, так вот, из этой распечатки было видно, что довольно часто (примерно раз в неделю) Назаровым, на их городской телефон, звонили из психиатрической больницы, расположенной в пригороде Санкт-Петербурга. А последние трое-четверо суток, звонки из этой психбольницы поступали на телефон Назаровых по несколько раз в день! Алексей смс-кой скинул Федотову адрес больницы, а Игорь, в свою очередь, обещал съездить туда внсенепременно.
И, поговорив с Лацисом, забрав со стоянки предоставленную ему во временное пользование машину, на которой отправился прямиком на Московский вокзал, менять обратный билет, купленный еще в Москве, на дневной поезд, решил домой ехать ночным. Поменяв билет, Федотов, разместился в гостинице («Октябрьской»), пристроил казенную машину на стоянку у гостиницы, с удовольствием прогулялся по вечернему Питеру (от Московского вокзала до Храма на крови, и обратно), поужинал в кофейне «Идеальная чашка» на Невском, показавшейся ему не слишком пафосной, и не сильно дорогой, и отправился в гостиницу спать.
2
Утром, встав в восемь, с аппетитом позавтракав в буфете гостиницы, Федотов, прямо с вещами, и расплатившись по счету в гостинице, поехал к первой жене Глеба Назарова, к станции метро «Автово» (оказалась, есть в Питере вот такая станция метро, не только «Невский проспект» и «Гостиный двор»). До станции метро добрался без проблем, а вот нужные улицу и дом искал долго, даже с помощью навигатора, покрутился вокруг да около. И вот он нашел нужный дом, действительно оказавшийся непритязательным, старым, облезлым. Лифта в доме не было, Игорь поднялся на четвертый этаж по заплеванной лестнице, дверь в ту квартиру, что он искал, оказалась почему-то незапертой. Он толкнул дверь, постучал кулаком о косяк (звонок в квартире не работал). На его стук в коридор вышло странное существо (по другому назвать того, кто вышел в коридор, он не смог), небольшого роста, и очень худенькое. При ближайшем рассмотрении существо оказавшимся все таки женщиной, лет сорока, с серой мочалкой на голове, бывшей когда-то блондинистыми локонами, перевязанной розовой лентой. Была женщина одета в розовый (в цвет ленты на волосах) спортивный костюм из плюша, с разукрашенной стразами курткой. А на капюшоне куртки зачем-то были пришпандорены длинные серые заячьи уши, типа для прикола. Лицо описываемой нами особы, было серым (подстать волосам и заячьим ушам), расцвеченным живописными пятнами не смытого вчера (или не вчера, а три дня назад) макияжа. Женщина ну совершенно не удивилась, увидев неизвестного мужчину в дверях своей квартиры, приветствовала посетителя улыбкой до ушей, обнажившей не слишком хорошие зубы, и возгласом:
- О,мужчина,симпатичный!Проходите,мужчина,гостем будете!
В коридор из кухни, из комнаты, и даже из ванной выглянули странные личности, сильно нетрезвые (в 10 часов утра!), с вопросами:
- Агнюшка, кто это? Ты ждала кого? На мента похож! Гони в шею!
Но женщина в розовом спортивном костюме с ушами (как Федотов понял, сама Агния), гнать его не собиралась, возражала своим гостям:
- Мой мужчина, ко мне пришел! Может у него дело какое ко мне? Мужчина, какое ко мне дело?
- Вы Агния Борисовна Барковская?
Та кивнула, икнула, ответила:
- Барковская я, Агния Борисовна, точно… Вы из милиции?
- Из полиции, майор Федотов, Игорь Михайлович…- представился незваный гость, - Паспорт покажите!
Женщина в розовом заметалась по прихожей, из стенного шкафа расположенного там вытащила дорогую фирменную сумку, порыскав в сумке, протянула Федотову паспорт. Федотов раскрыл ее паспорт, взглянул на вклеенную фотографию, ужаснулся, стоящая перед ним женщина на свою фотографию в паспорте походила лишь отдаленно, узнать ее можно было с трудом. С фотографии на него смотрела молодая блондинистая красотка, с пухлыми губками и высокими скулами. Сейчас передним стояла изможденная, исхудавшая, осунувшаяся, скажем конкретно, алкоголичка средних лет. От прежней Агнии остались лишь пухлые губки, имевшие скорее всего, искусственное происхождение. Игорь, со вздохом, протянул паспорт обратно хозяйке, проговорил:
- Нам нужно с Вами побеседовать, Агния Борисовна…
Та опять икнула, кивнула:
- Ну что ж, побеседуем… Проходите…
Махнула рукой, приглашая Федотова пройти, типа, в комнату.
Комнатой то помещение, куда Агния пригласила Федотова, назвать было трудно. Хлев, однозначно. Заплеванный, загаженный, заваленный мусором, пустыми банками, битыми бутылками. Федотов огляделся, заметил стул, смахнул со стула на пол пачку старых журналов и газет, поставил стул напротив грязного дивана с рваной обивкой, в уголке которого притулилась Агния, предварительно расчистив от наваленной одежды, чистой, мятой, только что из стиральной машинки, вперемешку с явно грязной. Женщина смотрела на серьезного, почти грозного Федотова, как кролик на удава, лихорадочно пытаясь понять, что она такого натворила, что к ней пришли из полиции. Федотов начал разговор:
- Агния Борисовна, я хотел бы поговорить о Вашем бывшем муже. Как давно Вы его видели?
- Барковского? Так давно я его не видела. Года два. Все адвокатов ко мне шлет, со мной видеться отказывается… А что случилось?
- Я имею в виду Глеба Назарова…
- Глеба? Что натворил этот святой человек?
- Как давно Вы его видели?
- Не припомню… Давно тоже…- Агния расслабилась, поняла что разговор с Федотовым ее не касается, а касается исключительно ее бывших мужей, почесала спутанную серую мочалку на макушке, произнесла:
- Лет пять назад его видела, на похоронах моего папы. Так что он натворил? Повторюсь, он святой!
- Ничего не натворил, ему угрожает опасность…
- Господи, кому-то он дорогу перешел? Так не сделает он никогда ничего плохого! Сто раз покланяется, спросит, не возражает ли кто, что он здесь пройдет, и только когда все разрешат ему идти, он первый шажок сделает! Вот мамаша его, артистка народная, великая, она стерва, она по головам пойдет…
- Из-за чего вы с Глебом развелись? – спросил Федотов, уж больно интересный разговор у них с Агнией вырисовывался.
- Так из-за мамаши его и развелись. И из-за Глебушки. Не тот он человек оказался…
- Как не тот? Поясните!
- Чего уж тут скрывать. Раз ему опасность угрожает, правда не знаю какая, поясню, может оттуда и опасность… Не родной он сын народной артистки, приемный. Я свидетельство об усыновлении случайно у артистки увидела, а она вой подняла, с кулаками на меня кидалась! И еще вот проблема – не одного его артистка усыновила, брат у Глеба был, близнец. Так этот самый брат в психушке сидит… А зачем мне быть замужем не за сыном известной артистки и талантливого писателя, а за каким-то приемышем, да еще и с ненормальным братом?
Федотов подумал, действительно, зачем? Лучше развестись, за олигарха выскочить, не за простого олигарха, с характером, который попойки и измены терпеть не стал, выселил неверную супружницу в хлев, и пусть гуляет сколько ей вздумается… А в слух произнес:
- Вы определенно знаете про усыновление и про брата? Не гоните?
- Господи, зачем мне врать? Несчастный человек Глеб! Ведь мать ему про усыновление ничего не говорила, мне под страхом смерти ему говорить не разрешила! Сейчас он женился снова, люди говорят, чуть ли не на улице себе новую жену-красавицу нашел. Она ему деток нарожала, не побоялась. Ей, наверное, тоже, про его брата-психа ничего не сказали…
Игорь перебил сбивчивый монолог Агнии об ее первом муже:
- Я видел их детишек, поверьте мне на слово, они полностью здоровы, молодая жена тоже, и они с Глебом очень друг друга любят!
- Точно здоровы детки? А я побоялась родить от Глеба, мог бы ненормальный ребенок родиться. Зато от другого родила, от здорового и здорового ребенка… Только не вижу его теперь…
Агния захныкала, как маленький ребенок, размазывая по щекам грязь. Слезы, текшие из ее глаз ручьем, перемешались с полустертым вчерашним макияжем. Игорь подождал пока она успокоиться (на удивление быстро), спросил:
- Брат Глеба в какой психбольнице находился, в той справке, что вы видели было указано?
- В Тосно.
- Там точно есть психбольница?
- Конечно, есть! Известная больница! Странно, что Вы не знаете!
- А я не местный, я из Москвы приехал…- констатировал Федотов, Агния ахнула:
- Из Москвы, по мою душу, опера прислали, целого майора, значит плохо у Глебушки дела…
Игорь Федотов решил сворачивать разговор, для острастки спросил у несчастной пьянчужки:
- Вы последнюю неделю город не покидали?
- Да я года два город не покидала, а последний месяц вообще из квартиры не выходила… У соседей можете спросить, они на меня каждый день заявы участковому катают, он как на работу ко мне в квартиру ходит…
Федотов отметил это про себя, решил разыскать участкового проверить слова Агнии. Он понял, что ничего путного бывшая жена Глеба Назарова ему больше не скажет, принялся с ней прощаться, а как была рада Агния, что московский майор от нее уходит. Но, напоследок Игорь Федотов решил высказать бывшей жене двух олигархов, что он о ней думает. Поднявшись со стула, и дойдя до входной двери, он обернулся и произнес:
- Вот что, дорогая, ты заканчивай эти пьянки-гулянки, зачем тебе все это? Удовольствия, думаю, ты от пьянок немного получаешь, а выглядишь как чучело! Ты же красивая женщина (тут он льстил, Агния уже не была красивой), бросай пить! В салон красоты сходи, оденься нормально! Позвони адвокату мужа, скажи, что хочешь квартиру сменить, уезжай ты из этой дыры! Не место такой женщины как ты здесь, среди отбросов…Ты же не живешь, ты убиваешь себя…
Агния икнула, произнесла:
- Зачем мне жизнь, бывший муж все равно не разрешает с ребенком видеться!
- И я бы не разрешил! Ты же опустилась донельзя! Тебя детям нельзя показывать…Бросай пить, приводи себя в порядок, и проси мужа о встрече с ребенком. Думаю, если он увидит, что ты исправилась, все наладится у вас, и жизнь измениться. Мужчина на твой век еще найдется, приличный…
Федотов хлопнул дверью, с удовольствием покинул притон, в котором обитала Агния Барковская, размышляя, что может быть она и исправиться, поймет, что жить нужно хотя бы ради ребенка, если для себя жить она не больше хочет…Оказавшись на улице, он очень быстро нашел местного участкового, в «опорном пункте», который вывалил перед Игорем пачку заявлений от соседей Агнии на ее поведение. Исходя из этих заявлений, Агния действительно квартиру не покидала месяца четыре. Федотов хмыкнул, понял, что первая жена Глеба Назарова, к произошедшему с ним, отношения не имеет, и скорее всего, ездил в Питер Игорь Федотов зря, но нужно было еще убедиться, что зря…
3
Игорь Федотов поехал в Тосно, в психбольницу, искать Бориса, брата-близнеца Глеба Назарова. По пути, он думал, что не мать Глеба, не сам Глеб о еще одном сыне и собственно брате не упоминали, что само по себе странно… Больницу он нашел очень быстро, действительно примечательное место, Агния была права. Но вот с братом Глеба вышла промашка. Игорь, со своим удостоверением, с трудом смог прорваться к главврачу, кабинет которого окружали церберы. К главврачу он прорвался, но информации о больном Назарове получил крайне скудную. Мол, есть такой больной, и все. Историю болезни ему не показали, ссылались на медицинскую тайну, требовали судебный запрос. В общем, вышел Игорь из здания больницы, как помоев нахлебавшись. Но, также как вчера, в разговорах с подругами Агнии Барковской, он вышел на саму Агнию, так и сейчас, пока Игорь закуривал, покрякивая от досады во дворе больницы, к нему подрулил один из больных. Но может быть не больных, а бывших больных, живущих при больнице, выполняющих легкую простую работу, типа дворника или садовника. Так вот подруливший к нему мужичок, был в ватнике, в валенках, меховой шапке, с метлой, но вид имел абсолютного психа. Псих тронул Игоря за рукав, заговорил, торопливо:
- Слышь, парень, ты Борюсика ищешь?
- Что, кого? – не понял Федотов, а псих продолжал тараторить, глотая звуки и целые слова, причмокивая:
- Я грю, Борюсика ты спрашивал?
- Борюсика? – удивился Федотов.
- Ну, Борьку Назарова! – псих даже притопнул ногой.
Игорь закивал, боясь спугнуть психа, а тот не думал пугаться, схватил Игоря за рукав, продолжал тараторить:
- Так нет Брюсика, сбег! Его искали, санитары бегали, главврач орал, как так, тот смог...
- Как смог? – спросил Игорь, специально подыгрывая психу, тот частил:
- Вот я грю, как тот смог… Утром встали, нет Борюсика…
- Как давно встали?
- Так с неделю… С неделю его нет…
- А полиция его искала?
- Кака така полиция? – удивился псих, Игорь пояснил:
- Милиция! Менты к вам приходили? Борюсика спрашивали?
- Не вызывали ментов! – убежденно заявил псих.
- То есть о том, что Борбсика нет в больнице, никто не знает?
-Почему, мы знаем больные, врачи, охрана. Только никому рассказывать не велели…
- А почему ты мне рассказал? – с хитрой усмешкой спросил Игорь, а псих, также с хитрой усмешкой ответил:
- Так ты это, дай мне что, я ж заработал!
Игорь порылся в карманах, протянул психу пятисотенную бумажку, псих сцапал бумажку, продолжал вопросительно смотреть на Федотова. Тот протянул психу еще одну такую же бумажку, но псих замотал головой:
- Ты мне сигареты дай, и огниво…
Пришлось майору Федотову отдать психу сигареты, начатую пачку и полную, запасную, и зажигалку. Напоследок Игорь спросил:
- А Борюсика кто навещал? Мать, отец, брат…
- Не… Только мать приезжала, артистка! По телеку ее видел. Раньше часто, теперь реже. Год не было ее.
- Борюсик давно в больнице?
- В больнице? Какой больнице? – недоумевал псих, Игорь пояснил:
- Ну, здесь, в этом самом месте давно Борюсик жил?
- Здесь? В дурдоме? Так всегда жил! – утвердительно закивал псих, Игорь переспросил:
- Всегда это как? Сколько лет ?
- Так при Союзе еще появился здесь, при Горбачеве… А я еще раньше, при Брежневе…
«Вот какими категориями, оказывается, мыслит псих! При Союзе, при Горбачеве - это год восемьдесят пятый, восемьдесят шестой, все правильно, парня, Бориса, скорее всего, перевели из детской больницы во взрослую…» соображал Федотов, и уточнил у психа:
- А брат Борюсика навещал?
- Нет, не был… Брат у него олигарх!
- Откуда ты знаешь? – напрягся Игорь, а псих беспечно констатировал:
- Борюсик журнал мне показывал, с фотками, там брат Борюсика в шикарном доме, с красоткой женой-фотомоделью, с ребенком, и собака еще белая… Мать ему журнал привезла, оставила, на память.
Журнал, фотки, жена-фотомодель, белая собака…
Господи! Игорь Федотов обмер… Вот, оказывается, кто убитый бомж у коттеджного поселка, где проживал Глеб Назаров с семьей… Смог Борюсик, убежав из писхбольницы, каким-то чудным образом добраться до Москвы, и почти дошел до дома брата. И погиб, оставив тетрадь, исписанную страшными угрозами в адрес всей своей семьи, и тот самый старый журнал, с фотками. Игорь поблагодарил своего добровольного помощника, назвать его психом у Федотова уже не поворачивался язык, поспешил к оставленной за воротами больницы машине, поехал обратно, в Питер, хотя до поезда у него был еще вагон времени, его поезд отходил в полночь. И до полуночи Федотов обошел еще раз центр города, раз пять пил кофе в различных кафешках, побывал в Казанском соборе и Храме на крови, посмотрел в кинотеатре скучнейший, длиннейший американский фантастический блокбастер, заснув на середине фильма. И, конечно же позвонил Лацису, поведал информацию, полученную в психбольнице. Тот, услышав, кем мог предположительно оказаться покойный бомж, подскочил на месте, но вставил и свои пять копеек в разговор. Сказал, что по распечатке телефонных переговоров с городского телефона в доме Назаровых, за последние несколько дней из психбольницы звонили раз пятнадцать, то есть, как минимум Вера Владимировна была в курсе, что Борюсик из больницы сбежал…
4.
В поезде, лежа в купе на верхней полке, Федотов долго не мог заснуть, сказывались литры кофе, выпитого накануне вечером в питерских кафешках, на Невском. Да и в кинотеатре он часа полтора сладко проспал, в мягком кресле…Он лежал на спине, положив под голову свернутую валиком тощую вагонную подушку, и подключив к своему смартфону наушники, заткнув ими уши, слушал одну из музыкальных радиостанций, и размышлял… О многом.
Во-первых, о сложном деле, что сейчас распутывал. Выстраивал схемы, как и почему погибли Борис, брат Глеба Назарова, и няня его детей… Как они связаны между собой? Они убиты из одного пистолета, но в разных местах, но примерно в одно время. Няня и Борис что-то видели или слышали? Что они могли видеть или слышать? Борис много лет пробыл в психбольнице, почему то оттуда сбежал, добрался до коттеджного поселка, где жил его брат, но в самом поселке, рядом с домом Назаровых его не видели. Да и проникнуть туда сложно. Или возможно? Нужно уточнить. Допустим, он мог проникнуть в поселок ночью, подойти к дому Назаровых, и что-то увидеть (услышать). Назаров, или его жена увидели нежелательного свидетеля, выследили его, убили. Дальше, нежелательным свидетелем так же оказалась няня. Ее выманили из дома и то же убили. Но няня с кем-то общалась по телефону, очень плотно, ее телефонного собеседника установить не удалось, номер был куплен без регистрации. Этот неизвестный, во время разговоров с няней, находился от нее поблизости, телефон неизвестного определялся в одной соте с телефоном няни. И этот неизвестный был последним, кто говорил с ней перед ее смертью. Пафосный автомобиль жены Глеба Назарова преследовала старенькая машинка, угнанная у пожилого пенсионера. Хорошо, как преследователь определил, что за рулем няня, а не жена Назарова? Няня могла позвонить, сказать, что едет на машине хозяйки, или преследователь это изначально знал. Няня доверяла преследователю. Или преследователь хорошо знал няню. И опять получаются крайними Глеб Назаров и его жена. Допустим, няня была любовницей Глеба. Борис увидел их вместе, и был убит, либо Глебом либо его женой, либо няней. Няня могла шантажировать хозяина (именно это мог услышать Борис), и тоже была убита. Логично? Вроде. Тогда встает вопрос, где они все трое могли взять пистолет, и как один и то же пистолет переходил из рук в руки? И еще, мог ли человек, занимающий такой крупный пост, как Глеб, угонять старую машину, преследовать «Лексус», убивать няню? Нанял кого-то? Получается, что непрофессионала. И получается, если Глеб нанял кого-то, то должен был сообщить этому кому-то, что няня выехала. Но звонков на какие-либо мобильные телефоны, кроме звонков няни неизвестному, не было… Рассмотрим ситуацию с другой стороны. Убийца жена Глеба. Причина – ревность. Она ревновала мужа к няне. Предлагала няне деньги, что бы та уволилась. Это услышал Борис, жена Глеба его выследила, убила. Как-то выманила няню из дома, и тоже убила. Теоретически возможно. А где Елена Назарова взяла пистолет? А как угнала автомобиль? Она практически не покидает дом. Есть еще вариант. Убийца не Глеб, и не Елена, и не няня, кто-то третий. Борис помешал этому третьему делать свое черное дело (Какое? Например, следить за домом Назаровых), и был убит. А потом этот третий убил няню, именно с ним она могла разговаривать по телефону, ему мог принадлежать неизвестный номер. Так, а зачем ему убивать няню? Допустим, он познакомился с ней, что бы выяснить какую-либо информацию о семье Назаровых, она стала не нужна ему, и даже опасна, он ее убил… А какую информацию могла знать няня? Вопросы, вопросы, вопросы… Голову сломаешь… Глеб рассказал какую-то полуфантастическую историю, тогда, в министерстве, но в принципе, эта история могла стать и причиной шантажа и даже убийства, но в эту полуфантастическую историю никак не вписывается убийство Бориса...
Игорь потянулся на своей верхней полке, вытащил наушники, отключил смартфон. Поезд стоял, Игорь выглянул в окошко, оттянув плотную штору, прочитал название станции - «Бологое», полпути проехали. Игорь стараясь не шуметь, что бы не разбудить попутчиков, спустился с верхней полки, нащупал рукой ботинки, прихватил куртку, и с ботинками в руке, в одних носках вышел в коридор, где обулся, и на ходу натягивая куртку, направился на выход, глотнуть свежего воздуха, покурить, проветриться… У сонной проводницы спросил, долго ли будет стоять поезд, услышав, что минут двадцать, порадовался. Успеет и покурить, и кислорода глотнуть, и замерзнуть... Замерзнув даже очень основательно, вернулся в купе, на свою верхнюю полку, улегся, принялся думать дальше.
Во-вторых. Он думал о своем новом напарнике, Алексее Лацисе. Тот стал ментом, скорее всего, из-за его деда, проректора, ведь и мать и отец Алексея были художниками. Сын пошел против родителей. А почему стал ментом он, Игорь Федотов? А вот это очень поучительная история. Если говорить коротко, то Игорь стал ментом из-за своего старшего брата, Олега.
Олег Федотов сейчас крупный предприниматель, состоятельный человек, отец троих детей. А двадцать пять лет назад Олег Федотов был студентом политехнического техникума, при машиностроительном заводе, на котором трудилась мать братьев Федотовых, и, на котором трудился их покойный отец. Дети работников завода в техникум принимались без экзаменов, практику студенты проходили на заводе, за практику платили зарплату, а тем, кто хорошо учился, еще и стипендию. Олег Федотов (да и его младший брат Игорь), в школе учились неважно, в очный институт никогда бы не поступили (денег на репетиторов, а тем более на взятки приемной комиссии у их матери не было). Вот Олег после 8 класса и оказался в рядовом, не слишком престижном техникуме при заводе. Учиться ему страшно не нравилось, физику, математику, а тем более электротехнику и детали машин он не понимал вообще (не было у него склонности к точным наукам), так что половину предметов он прогуливал, а хвосты постоянно пересдавал. И только благодаря слезам его матери (именно слезам), которая дневала и ночевала в техникуме, его переводили с курса на курс, с тройками в зачетке. И вот, Олег Федотов нашел себе занятие, которое увлекало его намного больше, чем учеба. Он занялся торговлей. И как оказалось, к торговле у него были просто невероятные способности. Он мог зимой снег жителям Сибири продать. Олег сам приоделся, приодел младшего брата, купил кое-какие подарки матери (которой врал, что деньги он получает за практику на заводе, да и о стоимости подарков тоже врал, чуть ли не в двое цену занижал). Деловитость, активность, предпринимательская жилка Олега, и возросшая его популярность, кое-кого из студентов и преподавателей начали возмущать. Олега несколько раз вызывали в комитет комсомола (был тогда еще комсомол), требовали прекратить базар, что он развел в стенах учебного заведения. Олег пропустил предупреждения мимо ушей. И тогда, особо рьяно ненавидевший Олега, секретарь комитета комсомола техникума, накатал на парня заяву в милицию. Олега вызвали к следователю, на допрос. Мать Олега, узнав об этом, рыдала горькими ручьями, младший брат Игорь вызвался идти в милицию вместе со старшим братом. Мать пойти с ними не могла, как назло на работе у нее был аврал, да и трудилась она в две, а то, и в три смены, денег на двух взрослых парней ей категорически не хватало…И вот братья отправились к следователю. Следователь оказался мировым мужиком, сам имел двух сыновей, ровесников братьев Федотовых, и прекрасно понимал, как тяжело их тянуть в одиночку матери, как неинтересно Олегу учиться не пойми чему, что бы стать не пойми кем. Понимал, что ломать жизнь пацаненку по ерунде совершенно не нужно. Ничего такого уж страшного он не совершил, ну продал пару кофточек и тушь для ресниц на рубль дороже… Так ведь у него это все добровольно покупали, он никого не заставлял переплачивать. Следователь отложил заяву борзого секретаря комитета комсомола, в дальний ящик, сказал, что проверку провел, правонарушений не выявил, пожурил Олега, понадеялся, что тот перестанет активно торговать в стенах своей альма-матер, предложил умерить пыл. И все… Братья Федотовы подписали протокол «допроса», вышли от следователя в полном восторге. Такого поворота дела они не ожидали! Олегу, после грозного письма секретаря в милицию, угроз от него же тюрьмой и колонией, не было абсолютно никакого наказания! (Ворчание пожилого следователя не считается!). Ребята, окрыленные, как они считали, победой, отправились в кинотеатр, смотреть только вышедшего в Москве, американского «Терминатора». Мать, естественно, они о том, что идут в кинотеатр, не предупредили. И несчастная, вернувшись с работы, не застав дома ребят, обегала всю округу, была в техникуме, в милиции (ей сказали – давно ушли). Сыновья, веселясь и подпрыгивая, возвращавшиеся домой, застали мать, на лавочке, у подъезда, в слезах. Увидев сыновей, в отличном настроении, мать готова была их убить. Но узнав, что старшему сыну, за его проделки, нет никакого наказания, разрыдалась еще горше, но быстро успокоилась, повела сыновей домой, готовить праздничный ужин. Нужно сказать, что Олег внял пожилому следователю. Он перестал торговать в техникуме, взялся за ум, удачно окончил учебу (до диплома ему оставался год), получил диплом, и даже успел поработать вместе с матерью на заводе. Но завод, в скором времени, благополучно закрылся (к счастью, мать успела доработать там до пенсии). Олег, оказавшись после техникума на заводе, сразу понял, что на разваливающемся предприятии денег не заработать, ушел с завода, открыл свой бизнес. И понеслось! К двадцати одному году он заработал столько денег, что смог отмазаться от службы в армии (до этого у него была отсрочка, как студента техникума, потом как у молодого специалиста). Так вот, Олег работал, зарабатывал хорошие деньги, женился по любви, купил квартиру для своей семьи, потом еще одну, больше и лучше прежней, а затем замахнулся и на загородный дом (детей у него было уже трое)…
А Игорь? А Игорь, побывав у следователя, твердо решил стать ментом. После десятого класса он специально никуда не стал поступать, работал курьером на фирме у брата, ждал повестки в армию. И мать, а тем более брат, не понимали Игоря, уговаривали его пойти учиться в нормальный ВУЗ, на юриста или программиста, старший брат обещал оплатить учебу в любом ВУЗе. Но Игорь уперся – хочет быть ментом. И вот, отслужив в армии, без проблем, он был сильным и спортивным парнем, Игорь, по направлению командования его части, поступил в Академию внутренних дел (теперь это Университет), окончил, правда, без блеска, и начал служить опером, с низов. Нравилось ему то, что он делал? Определенно нравилось, и у него все отлично получалось, он обладал интуицией, хваткой, хорошо мыслил логически. Только вот взяток за почти двадцать лет безупречной службы он так брать и не научился. Претило ему. За это получал от бывшей супруги бесконечные втыки, зачем ей муж, который работает с утра до вечера, а то и сутками, а когда муж дома, то постоянно спит (даже приходя с работы, в ванной, принимая душ), но вот денег домой не приносит, заработанных им денег хватает только на обеды в столовой, сигареты и бензин (с учетом, что автомобиль ему старший брат подарил!), издевательски шутила, мол, работай, папа, работай, мы тебя прокормим…
И вот он приступил к осмыслению того, что, в-третьих. В-третьих, он думал о любви. Да, да, именно о любви. Он, по серьезному, по взрослому, влюбился. Как он считал, на старости лет. Влюбился в женщину своего напарника, молодого, красивого и богатого, Алексея Лациса, Татьяну Корсакову. Игорь Федотов постоянно думал о ней. Представлял, сложились бы у него с ней отношения. Прикидывал, как поступила бы она в тех или иных ситуациях, реальных или вымышленных. Сравнивал ее со своей бывший женой, и понимал - Татьяна его бы понимала, поддерживала в трудных ситуациях, в отличии от его бывшей жены, у них с ней были бы общие дети, и она бы не бросила его, ища лучшей, богатой жизни… Они с Таней, как говориться, из одной песочницы, их мысли и взгляды схожи, и она совершенно не подходит Лацису, но почему она с ним?
Таня Корсакова… Женщина-мечта, рыжеволосая, с веснушками… Федотов узнал о ней все. Где родилась, где училась, где сейчас работает... Даже ездил к ней на работу, в больницу, элитную, в пригороде Москвы. Но не вошел, ждал в машине у входа, в надежде ее увидеть. И увидел. Она выбежала из дверей больницы, побежала к автобусной остановке, тормознула проезжавшую мимо маршрутку, уехала. Федотов расспросил охранников больницы (бывших сотрудников внутренних дел, коллег одного из его друзей), и охранники рассказали, что Таня замечательная девчонка, добрая и отзывчивая, и что она много и тяжело работает. В больнице в две смены, и еще подрабатывает, ухаживая за тяжелыми больными. Федотов опять не понимал, почему, у нее же в наличии богатый любовник, Алексей Лацис! Лацис же сам рассказывал, они с Таней несколько раз ездили отдыхать за границу, то есть у них очень близкие отношения. И еще, по сведениям Игоря, у Тани был довольно богатый и знаменитый отец, правда, ее отец жил не в Москве, в другом городе, родном городе Тани, и с ним она не общается. Федотов спрашивал себя, а зачем она работает так много? Почему, если ей нужны деньги, она не попросит их у Лациса или у своего отца? И тут же сам и отвечал, не приучена она просить, все сама хочет достичь, своими силами и своим умом (и он это поддерживал)! А почему с отцом она много лет отношений не поддерживала, что уж там у них произошло, могла пояснить только сама Таня…Игорь тяжело вздохнул, заворочался на неудобной вагонной полке… Да Таня, женщина-мечта, так и останется для него мечтой, они опоздали встретиться…Игорь Федотов заснул только под утро, и был разбужен недовольной проводницей, твердившей, что они давным-давно приехали, а пассажир выходить не собирается, спит, здесь не ночлежка, а скорый фирменный поезд, который прибыл на конечную станцию. Игорь скатился с полки, и даже не умывшись, наскоро одевшись, в обнимку с дорожной сумкой, покинул поезд, нырнул в метро, поехал на работу, в надежде там умыться, побриться (благо причиндалы для утреннего туалета у него имелись), и позавтракать, чем бог послал (вернее, что найдет в наличии)...
Глава шестая.
1
Но насладиться одиночеством в утренние часы в своем рабочем кабинете Игорь Федотов не смог. Алексей Лацис опередил его, явился на службу не свет не заря, и как заметил Федотов, в его отсутствие, Лацис в кабинете полностью обжился. Принес на службу новенький ноутбук, поблескивающий надкушенным яблочком на внешней панели (из дома ноутбук, или Лацис купил его специально, Игорь спрашивать не стал), старенькими рабочими компьютерами пользоваться Лацис, скорее всего, побрезговал. Правда, подключил обновку к рабочему принтеру и к проводному интернету (старый компьютер, полагающейся ему, он переставил на подоконник) и уже с утра, что-то быстро печатал, попивая кофе из новенькой чашки. Федотов, войдя в кабинет, тут же заметил, что кроме компьютера, Лацис обзавелся кофеваркой, чайником, новыми чашками, которые заметили старенькие треснувшие и надкушенные кружки. А еще Лацис обзавелся коробками с дорогими сортами чая и кофе, металлической коробкой с датским печеньем (все это богатство теснилось на тумбочке у двери, где раньше стоял одинокий старенький чайник со своими подружками, треснувшими кружками). И натюрморт из чайника, кофеварки, чашек, пачек кофе и чая, венчали приобретенные в дорогом супермаркете (судя по этикеткам), нарезки колбасы и сыра, плюс буханка белого сдобного хлеба. Игорь от такого изобилия даже оторопел. А Лацис скупо приветствовал своего начальника, и пригласил присоединиться к нему на кофе, пообещав рассказать, что он узнал в отсутствие майора. Когда Игорь, бросив дорожную сумку, по привычке, в угол кабинета, умывшись и побрившись, присоединился к Лацису, приглашавшему на кофе с бутербродом (есть Федотов очень хотел, привык завтракать плотно и обильно, в чем конфликтовал со своей бывшей женой, та по утрам еду на дух не переносила, твердила, что ее тошнит от одного запаха еды, а он, ее муж, специально над ней издевается, яичницу жарит и кофе заваривает), тот принялся объяснять, что решил приукрасить их холостяцкий быт, поэтому прикупил кофеварку и новые чашки, а еще пачки с чаем и кофе, а колбасу, сыр и хлеб он принес, потому что в столовой кормят плохо, а куда-то в ресторанчик выбираться каждый день в обед несподручно. Федотов, пообещав себе пополнить завтра же, запасы еды Лациса, отлично позавтракал, пожурил Алексея (слегка), за покупку кофеварки и чашек, предложил тому компенсировать покупки (Лацис наотрез отказался), отправился на доклад к генералу.
У генерала он прибыл не более десяти минут (тот спешил к своему начальству), и, вернувшись, предложил Лацису проехаться в дом господ Назаровых, побеседовать с Народной Артисткой, и по совместительству матерью (родной или приемной, вот вопрос) Глеба, и как можно скорее. Лацис конечно же согласился, ему не терпелось узнать подробности проживания родного брата Глеба Назарова и сына великой актрисы в психушке, но еще больше ему не терпелось рассказать Игорю Федотову историю жизни Елены Назаровой, урожденной Супруновой. Он было начал рассказывать, но Игорь замахал руками, мол потом, потом, по пути…
По пути так по пути. И как только майор Федотов и капитан Лацис уселись в машину Лациса (опять Лациса, машина Федотова стояла на стоянке у дома Игоря со дня его отъезда в Санкт-Петербург), Лацис уже пообвык, не требовал служебную машину, и даже не требовал компенсации расходов на бензин, Алексей принялся рассказывать удивительную историю Елены Назаровой, историю Золушки, Белоснежки, и Настеньки из старой сказки «Морозко», в одном лице...Если бы историю жизни Елены Назаровой рассказывал не Лацис, а кто-то другой, Игорь бы в жизни не поверил, что такое бывает, вернее, подумал бы, что ему пересказывают кинокартину бездарного режиссера по бездарному сценарию, в котором смешаны воедино сказки народов мира о несчастных падчерицах и злобных мачехах. Но эту историю рассказывал Лацис, в силу своего характера совершенно не склонный к вранью, и к тому же, к его удивительному рассказу были документальные подтверждения!
2
Так вот, прежде, чем встречаться с матерью Елены Назаровой, Лацис переговорил с бывшими соседями Елены, с участковым уполномоченным того района, где она раньше проживала, учителями в школе, где училась, и абсолютно от всех услышал историю Золушки, Белоснежки и прочее прочее. То есть несчастную умницу красавицу Леночку тиранила, избивала, морила голодом злобная мать ( не мачеха!). Услышав эту историю от первой соседки, Лацис не поверил не единому слову (ну не бывает так!), но затем эту же историю повторила другая соседка, участковый, учителя в школе… В финансовую академию, где училась Елена и к руководству фирмы, где работала Елена до замужества Лацис просто не успел съездить, а поговорив с матерью Елены, и вовсе решил не ездить, попросил Федотова решить, ехать туда или нет, по окончанию их сегодняшнего разговора. Федотов кивнул, мол хорошо, он решит, и поторопил Лациса, что бы тот поспешил с рассказом, слишком большая у его рассказа приамбула…
Лацис, машинально вертел руль своего роскошного автомобиля (водителем он был приотличным), рассказывал историю встречи с матерью Елены Назаровой, произведшей на него не меньшее впечатление, чем встреча Федотова с бывшей женой Глеба Назарова. Только было в этих встречах одно отличие – бывшую жену Глеба Назарова было хоть чуть-чуть жалко, а вот мать Елены Назаровой было не жалко вовсе, да что там не жалко, ее расстрелять на месте хотелось, немедленно!
Подготовленный и подкованный к встрече с демоном и деспотом, коей в рассказах соседей и знакомых представала мать Елены Назаровой, Нина Ивановна Супрунова, Лацис позвонил в ее квартиру, причем звонить ему пришлось несколько раз, дверь долго не открывали. Но вот дверь распахнулась, и в проеме двери показалась невысокая, полная женщина средних лет, с крашенными в ярко рыжий цвет волосами, одетая в теплый, стеганный халат и мягкие войлочные тапочки, на вид совершенно мирное существо. Но вот женщина подняла глаза на вошедшего, и взгляд у нее оказался совершенно не мирным. А когда она открыла рот, то все впечатление о ее мирном виде вовсе улетучилось. Она просто рявкнула:
- Чо надо? Чо приперся?
Лацис достал из кармана удостоверение, предъявил, и сам представился:
- Капитан полиции Лацис Алексей Андреевич, если Вы Нина Ивановна Супрунова, я с Вашего позволения, с Вами побеседую…
- Я Супрунова! – опять рявкнула женщина, - И чего от меня полиции нужно, не понимаю… Если только Вас моя гадина-доченька не прислала? Точно! Она могла! Чо еще она выдумала? Обвинить меня хочет в чем?
-Давайте пройдем в комнаты. Поговорим. Если сейчас не хотите говорить, я вызову Вас повесткой.
- Повесткой? Это ехать куда придется?
- На Петровку 38.
-Не, лучше поговорим здесь. Как, сказали Вас зовут?–женщина превратилась в саму любезность, испугалась вызова на Петровку, провела Лациса на кухню, с кучей грязной посуды в раковине, усадила на деревянный табурет за кухонный стол, покрытый заляпанной клеенкой. Лацис оглянулся кругом, кухня была небольшой, уютной, с новой мебелью и свежим ремонтом, весь вид портила грязная посуда и заляпанная клеенка, и мусор на полу, подмести пол не мешало бы. Он констатировал:
- Уютно у Вас… - и спросил, понимая, что сейчас в ответ услышит грубость, ну уж очень ему хотелось это спросить: - Сами ремонт делали?
- Чего спросил?! – женщина взвилась, - Какой ремонт, чего сама! Я больная наскрозь! У меня инвалидность! Дочка моя уродина все мутит! Чего ей от меня нужно, с меня взять нечего! В черном теле меня мегера держит, ментов всяких присылает!
Лацис усмехнулся:
- Если хотите, могу уйти, приедете на Петровку.
Нужно сказать, женщина не производила впечатления наскрозь больной и тем более, не было заметно, что ее держат в черном теле. Весила она как минимум килограмм сто, щеки из-за спины видны были, вся лоснилась. Лацис изучил ее биографию, поговорил с соседями и знакомыми, знал, что она много лет не работала, вернее вообще работала в своей жизни лишь пару месяцев, моляром штукатуром, в ранней молодости, жила на деньги своей дочери, которую называла исключительно гадиной и уродиной, сначала на пенсию по потери кормильца, потом дочь училась и работала в магазине, все полученные деньги тратила на мать. И сейчас, будучи замужем, дочь материально помогала матери, присылала ей продукты, платила за нее коммунальные платежи, и еще (конечно же с помощью мужа), оформила ей третью группу инвалидности, мать теперь пенсию небольшую получает. Два раза в неделю приезжала домработница, убирать квартиру матери Елены, стирать и гладить ее белье, готовить ей обеды (соседи рассказывали), до замужества это все делала Елена. Получалось, что мать Елены не только не работала всю свою сознательную жизнь, так она еще себя всю сознательную жизнь не обслуживала (доказательство – она даже посуду за собой не мыла, пол не подметала, ждала домработницу). А учителя в школе Елены рассказали, что она и дочь не воспитывала, девочкой занималась бабушка (вот кто воспитал из Елены умницу-разумницу). То есть Нина Ивановна Супрунова всю свою жизнь себя не утруждала, жила в удовольствие, питалась от пуза, пила сладко, спала мягко, меняла мужчин, и считала, почему то, что все ей в этой жизни должны. Нина Ивановна заахала, заохала, замахала на Лациса полными ручками, с унизанными золотыми кольцами пальцами со свежим маникюром:
-Не…Не поеду я никакую Петровку, спрашивайте, что нужно!
Лацису в принципе было все ясно, узнал он уже достаточно, от соседей, участкового и учителей в школе. Но поговорить с Ниной Ивановной, выяснить, есть ли у нее мотивы убить свою дочь, нужно было для протокола. Он спросил, пристроив на коленке планшет с бланками протоколов:
- Расскажите о своих отношениях с дочерью…
Нина Ивановна встрепенулась, выпрямилась, и понеслось:
- Чо рассказывать!!! Ненавидит она меня, страшно ненавидит! Черной ненавистью! А я ее ростила, ростила, на выпускной ее деньги сдавала… А она так ко мне жутко относится, по-хамски! Еле жива от такого страшного ко мне отношения!
Лацис спросил, с легкой улыбкой, понимал перед ним не совсем вменяемая женщина:
- В чем же ненависть Вашей дочери заключается? Как я вижу, Вы, ни в чем не нуждаетесь…
- Я не нуждаюсь?!! – Нина Ивановна уже не говорила, выла, - Передайте ей, что я вот именно в ее подачках не нуждаюсь, я в деньгах нуждаюсь! Я ее квартиру эту просила продать, мы вместе с ней тут прописаны, собственники. Не понимала я, когда эту квартиру покупала, что на дочурку-гадину не нужно покупать, так не выписывали ее со старой квартиры, если я ее в договор купли-продажи на новую квартиру не впишу. Нотариус упертый попался, обещался в опеку сообщит. А я из опеки пенсию получала, по потере кормильца, так пенсии меня грозились лишить…
- А где Вы жить намереваетесь, если хотите эту квартиру продать? И зачем Вам такая огромная сумма денег? – поинтересовался Лацис у «умалишенной», та пояснила:
- Салон красоты хочу открыть, деньги буду зарабатывать. А жить могла бы в квартире доченьки-уродины, толстой коровы, у нее еще одна квартира есть, от бабки осталась, закрытая стоит…
«Мотив, однако…» с тоской подумал Лацис, и еще подумал, что нужно теперь эту ниточку разматывать, алиби этой тетки проверять, и знакомых ее, ведь есть же у нее знакомые. Но сейчас Алексей решил выяснить, как серьезны намерения Нины Ивановны открыть Салон красоты:
- По поводу Салона красоты, что Вы открыть хотите. Вы уже бизнес-план составили, подсчитали, сколько Вам денег нужно? Помещение подыскали? Необходимо, что бы транспортная доступность у будущего Салона хорошая была, и потом, контингент местных жителей определить нужно, тех, кто ходить в Салон будут, перечень услуг, прейскурант. Маркетинговые исследования провести, понять, какие услуги населению нужны, и нужны ли, может быть, Салон красоты поблизости уже есть, больше не нужно, или есть Салон с определенным набором услуг…
- Ты о чем мне талдычишь? – недоумевала Нина Ивановна, - Ты с моей доченькой спелся, она тебя подослала. Точно, ты любовник ее. Она также говорит, про маркетинговые исследования. А мы университетов не заканчивали, мы рабочая кость…- она хитро подмигнула Лацису, - А чо, муженек, этот самый Бэтмен, ее бросил, с детьми малолетними, а ты, значит, на нее виды имеешь? Зачем тебе дети чужие? Ты такой красавец, бабу себе завсегда найдешь, не разведенку и без детей…
Лацис пожал плечами, с тоской посмотрел на свою визави, еще больше уверился в ее невменяемости, про Бэтмена она ему говорит, причем тут Человек Летучая Мышь? Решил говорить с Ниной Ивановной доходчиво, в дебаты с ней не вступать. Он произнес:
- Нина Ивановна, я никогда любовником Вашей дочери не был, меня она не подсылала. В настоящий момент полицией расследуется преступление, погибла няня детей Вашей дочери. Потрудитесь ответить, где Вы были неделю назад, в среду…
- А чего с няней то случилось? А вот у меня никогда никакой няни не было, я сама дочь воспитывала…
Алексей не отреагировал на ее высказывания, он был в курсе, как она воспитывала свою дочь, то есть, вообще не воспитывала, он повторил вопрос:
- Где Вы были неделю назад, в среду?
- Где была, здесь и была, я все время здесь… Зачем мне ходить куда? Ко мне приходят… Друзья приходят, подруги…
Лацис понимал, что эта тетка действительно не выслеживала няню детей семьи Назаровых, да и каким образом она это сделала бы? Машину она определенно не водит, хотя в принципе, могла кого-то нанять, под будущее наследство. Он заметил, в пепельнице стоящей тут же на столе окурки сигарет «Прима» без фильтра и окурки дамских сигарет в помаде, а на спинке стула, на котором сидела хозяйка дома, были небрежно брошены мужские штаны. Он спросил:
- Вы в этой квартире одна проживаете?
Тетка смутилась, Алексей понял, он попал в точку. Любовник хозяйки вполне мог выслеживать ее дочь, перепутать ее с няней, убить по ошибке, и машину старую мог угнать. Резон есть, квартира вся, целиком Нине Ивановне достается, не будет же вдовец-олигарх выселять из квартиры мать своей погибшей жены? Определенно от наследства откажется, зачем ему половина старой убитой квартиры? Вот только мог ли любовник матери Елены звонить няне? И зачем ему это? И к тому же телефон звонившего постоянно находился в районе дома Назаровых. А вдруг, няне звонил один, а убил ее другой, друг вот этой самой тетки? Лацис спросил еще раз:
- Так Вы одна здесь живете?
Нина Ивановна произнесла:
- Нет, с Михой живу.
- А Миха сейчас дома?
- Дома… - и крикнула громко, - Миха, Миха, иди сюда…
На кухне материализовался невзрачный мужичонка, в майке-алкоголичке, трениках. Его плечи и руки были испещрены наколками, в общем, выглядел мужик как бывший зэк. Он бывшим зэком и оказался, предъявил Лацису вместо паспорта справку об освобождении. Лацис тут же смекнул, что никакого Салона красоты и в помине тетке не видать, если ее квартира будет продана, исчезнет этот Миха с деньгами, раствориться на просторах нашей необъятной Родины. Лацис внимательно изучил справку об освобождении, врученную ему Михой, спросил:
- Так, где Вы были в прошлую среду, Михаил Иванович?
Миха икнул, Михаилом Ивановичем его называли только на суде, когда впаяли пятеру за грабеж магазина с тяжкими телесными повреждениями (полученными сторожем магазина). Лацис видел, невооруженным взглядом, как у Михи под черепушкой ворочаются мысли, шевелятся, сталкиваются друг с дружкой, хотя удивительно, что сталкиваются, их там так мало! Миха, с напрягом вспоминал, где находился в прошлую среду, вот вспомнил, улыбнулся, воскликнул, пнул свою возлюбленную в бок:
- Так день рождения было у Петьки, ты, что не помнишь, Нинок?
Нинок возразила:
- У Петьки день рождения в понедельник был, на прошлой неделе!
- Так мы его в среду все еще отмечали!
- Точно, отмечали! Товарищ, как тебя? – тетка запнулась, вопросительно посмотрела на Лациса.
- Капитан…- подсказал тот, тетка продолжала:
- Так вот, запиши, день рождения мы отмечали, я, Миха, и еще с нами друзья были…
Лацис старательно переписал всех друзей Михи с Ниной Ивановной, понимая, что все это глухой номер. Ни он, ни она, не замешаны в убийстве. Не способны они на обдуманное убийство. Перед ним были не люди. Да, сидевшие перед ним личности были очень похожи на людей, у них были руки, ноги, они ходили и говорили, но это были не люди. Человекообразные существа. Человек обыкновенный не будет всю жизнь паразитировать на ребенке, не дня не работая, проедать и пропивать деньги, предназначенные ребенку, притом, что деньги выплачиваются именно ребенку в связи со СМЕРТЬЮ ОТЦА РЕБЕНКА! И, по прошествии лет, обзывать дочь, которая продолжала заботиться о паразитке-матери, по доброте душевной, или из-за хорошего воспитания (бабушкиного) жирной тварью, гадиной и уродиной, только из-за того, что та отказалась продать квартиру из-за материной дурацкой прихоти. Лацис, всегда сдержанный («горячий» латышский темперамент) до одурения хотел влепить сидевшей перед ним жирной твари (именно Нина Ивановна Супрунова жирной тварью и являлась, а не стройная как балерина ее дочь Елена) по морде. Он глубоко вздохнул, мысленно досчитал до десяти, в гробовом молчании дописал протокол, дал расписаться Нине Ивановне и Михе, предупредил, что если они понадобиться, он их вызовет повесткой, с удовольствием покинул их квартиру.
Оказавшись на улице, Лацис долго глотал морозный воздух, как лакомство, а усевшись в машину, понимал, что ехать не может. У него бешено колотилось сердце и темнело в глазах, от звериной лютой ненависти к только встреченным им существам, у него даже артериальное давление поднялось, первый раз в жизни. Такую страшную черную ненависть он еще никогда испытывал. Он осознавал, что только что встреченный им монстр, являлся матерью прекрасного ангела, Елены Назаровой. Бедная Леночка больше двадцати лет терпела издевательства своей родительницы, но сама не превратилась в монстра, выросла чистым и светлым человеком. И еще он понимал, что теперь ему придется разыскивать друзей сладкой парочки, с которой он только сейчас расстался, выяснять, где они были, что делали в прошлую среду. Но видно удача сегодня была на его стороне. Он заметил на детской площадке компанию друзей бомжеватого вида, готовящихся распить бутылочку, поспешил к ним. Бомжеватого вида друзья оказались именно теми, кого он должен был разыскивать. И именно в таком составе в прошлую среду праздновали день рождения одного из них в квартире Нины Ивановны Супруновой, и они подтвердили, что ни Миха, ни Нинка никуда из квартиры не отлучались …
3
Игорь Михайлович Федотов с удивлением выслушал рассказ своего коллеги, о его встрече с монстром (так его коллега называл Нину Ивановну Сапунову, мать Елены Назаровой). За свою долгую оперскую жизнь Игорь Федотов много чего повидал, его мало чего могло удивить. Но история рассказанная Лацисом откровенно его удивила. Он спрашивал:
-Что,такая отвратительная тетка? Прям действительно монстр?
- Точно монстр!- подтверждал Лацис, - Жаль Елену Назарову до слез.
-Да,Елена Прекрасная настрадалась в детстве, не позавидуешь.
Лацис закивал в ответ, Елена Назарова была именно Еленой Прекрасной, Федотов дал точное определение, спросил в свою очередь:
- Думаете, стоит дальше тянуть эту ниточку?
- Не стоит, согласен, тупик это. Время потратим, если дальше копаться в этом грязном белье будем.
Настала очередь рассказывать Федотову о его приключениях в Санкт-Петербурге. Он и рассказал, кратко, четко, без подробностей, хотя в Санкт-Петербурге он пережил не меньше эмоций, чем Лацис.
Так за разговорами они доехали до дома семьи Назаровых. Но, прежде чем попасть в их дом, Федотов облазил и обнюхал все его окрестности, и не только окрестности, он прошел по периметру забора, окружающим коттеджный поселок, осмотрел каждый его сантиметр, и убедился, не мог никто проникнуть в поселок незаметно, только через проходную с охраной, и вокруг дома никто незаметно рыскать не мог. Федотов сделал для себя вывод – смерть няни и брата Глеба Назарова не связаны между собой, и нужно думать и думать еще и еще, голову ломать, почему погибли эти люди. Пока они в тупике, время и нервы потрачены зря. Лацису, с удивлением взирающему на его действия он коротко пояснил, мол, хочет проверить одну из версий, а затем пояснил – версия не подтвердилась.
И вот Федотов и Лацис оказались на крыльце дома Назаровых, позвонили в дверной замок, но дверь им распахнула не строгая Валентина Ивановна, а бритоголовый качок-охранник, а из глубины дома к вошедшим уже спешил Александр Иванович Соколов, взявший на себя заботу о старых и малых проживающих в доме, на время отсутствия хозяина. Это все Александр Иванович пояснил вошедшим операм, провожая к комнате старшей из хозяек (так Соколов определил статус великой актрисы Веры Владимировны Владимировой, и по совместительству матери Глеба Назарова). Та встретила оперов без обычных иронии и улыбки, выглядела она взволнованной, бледной. На лице ее уже не было макияжа, а волосы не уложены в затейливую прическу, стянуты в простой узел на затылке. Перед Федотовым с Лацисом была старая, уставшая женщина, и как было видно невооруженным взглядом, неважно себя чувствующая.
В комнату Веры Владимировны тут же вслед за операми поднялись и ее невестка Елена и домработница Валентина Ивановна, за ними стуча коготками по паркету, прибежал веселый ретривер (единственный сохранивший в этом доме оптимизм). Пожилая актриса, оглядев явившуюся в ее покои многочисленную делегацию, включая ретривера, тяжело вздохнула, произнесла, обращаясь к операм:
- Я ждала вас, молодые люди… Готова с вами поговорить. Но я прошу покинуть мою комнату всех, кроме Валентины.
Валентина Ивановна, стоящая за креслом хозяйки, кивнула, Елена, Соколов и ретривер, без возражений, вышли, Соколов плотно прикрыл дверь в комнату, да еще проверил, плотно ли дверь закрыта. Актриса, заученным жестом вдовствующей королевы, указала операм на диван, промолвила:
- Присаживайтесь, господа. Поговорим…
Обернулась ко все еще стоящей за ее креслом домработнице:
- Садись и ты, Валентина, разговор долгий, мне нужно, что бы ты подтвердила мои слова.
Валентина Ивановна присела на кончик кресла, стоящего рядом с креслом ее хозяйки, а Вера Владимировна начала разговор:
- Господа полицейские, я прошу вас, что бы все сказанное в этой комнате не достигло ушей желтой прессы, об этом же вас завтра же попросит ваше начальство, позаботился мой сын Глеб. Поймите, я пожилой человек, дайте мне дожить те немногие годы, что мне остались спокойно, не опасаясь, что за моей дверью трется свора голодных журналистов. Так вот, господа, подтвердите, найден ли неподалеку от нашего дома труп мужчины сорока-пятидесяти лет?
Господа полицейские утвердительно кивнули.
- Труп все еще не опознан? – продолжала актриса, полицейские синхронно замотали головами, они боялись произнести хоть слово, боялись прервать ее монолог, им было очень важно услышать, что она скажет. Она и продолжала:
- Я смею утверждать, что найденный труп принадлежит моему сыну, Борису Назарову.
Валентина Ивановна открыла, было, рот, попыталась перебить хозяйку, но та не дала сказать ей, строго взглянула на домработницу, та потупилась, потом отвела взгляд, мол, говорите, что хотите дорогая хозяйка, я уже не вмешиваюсь. Актриса говорила:
- Я готова опознать тело, прямо завтра. Кто из вас, господа полицейские был в психбольнице, в Тосно?
Федотов подтвердил, что в Тосно был именно он, Вера Владимировна царственно повела бровями, спросила:
- Вам рассказали, что находящийся там больной, мой сын? И как Вы узнали, что он там?
Игорь Федотов коротко рассказал, что в Питере встречался с бывшей невесткой Веры Владимировны, Агнией Барковской. Актриса кивнула, продолжила:
- Я уверена, моя бывшая невестка рассказала об усыновлении?
Тут уже Лацис с удивлением посмотрел на Федотова, тот не поделился тем, что узнал от Агнии, будто бы Глеб и Борис не родные дети актрисы Владимировой. Верная домработница Валентина Ивановна все таки не выдержала, прервала свою хозяйку, потребовала:
- Вера Владимировна, не нужно!
- Валечка, я расскажу, слишком долго молчала!- прервала домработницу хозяйка, она достала из лежавшей рядом с ней на столике, папки лист бумаги, передала полицейским, прокомментировала, - Это результаты теста ДНК, подтверждающие, что Борис и Глеб мои родные дети. Тест проведен в одной из ведущих лабораторий несколько лет назад, я передаю вам оригинал, если правоохранительные органы не вверят этому тесту, его можно повторить, поверьте, результат будет тем же. Да, мои родные дети некоторое время были в детском доме, и мне пришлось их усыновлять, это правда. Как так получилось? Я сейчас расскажу.
Мне было чуть за тридцать, я была очень востребованной актрисой, очень. Снималась в кино, три-четыре картины в год, играла в театре. И была замужем за величайшим режиссером современности, на тридцать лет меня старше. Мы прожили с мужем больше десяти лет, детей у нас не было. Мой муж страдал болезнью сердца, давно. И вот у него случился инфаркт, он попал в реанимацию. Потом долго лечился в санатории. А я в это время поняла, что беременна, случился грех с молодым, подающим надежду актером. И поздно поняла, уже было четыре месяца беременности. Да если бы сразу обнаружила, я бы аборт делать не стала, я очень хотела детей! Моему мужу стало хуже, из санатория он опять попал в больницу, потом попросил выписать его домой, умирать. И вот, такое страшное несчастье, если так можно сказать, к счастью, позволило мне отказаться от съемок в кино, от спектаклей в театре, практически не выходить из дома, и о моей беременности никто не знал. Сидя у постели умирающего мужа, я придумала, как мне выйти из сложившейся непростой ситуации. Я придумала, что уеду куда-нибудь в деревню, подальше, рожу ребенка, ненадолго определю его в детский дом, затем заберу, усыновлю. Мой муж умер, когда я была на шестом месяце беременности. На похоронах мне беременность удалось скрыть. И никого не удивило, что после смерти мужа я решила на время уехать из Ленинграда. Открыться я смогла лишь Валентине, тогда еще совсем молодой девушке, но к тому времени работающей у нас уже несколько лет.
Мы вместе с Валентиной уехали в ее родную деревню, под Ленинградом, там с помощью местного фельдшера и опять же Валентины, я родила двойню. Роды были страшно тяжелыми. И при родах пострадал один из детей, Борис, его пришлось тянуть щипцами, за голову. Родив детей, я чуть не умерла, но чуть не считается. Я выжила, выкарабкалась, было ради кого карабкаться, ради детей. Пока я болела, Валентина пристроила детей в детский дом, лучший в области. И вот я выздоровела, вернулась в Ленинград, начала процесс усыновления детей. И тут оказалось, что мне, известной актрисе, вдове великого режиссера, невозможно усыновить детей. Детей можно усыновить только паре, а я была вдовой! Представляете, в каком я была отчаянии! Мои родные дети в детдоме! Я ездила в детдом каждую неделю, а рыдала каждую ночь. И вот, решение проблемы опять нашла Валечка. Предложила мне выйти замуж. Я ухватилась за эту идею. Но замуж выйти я могла не раньше чем через год после смерти мужа, если я вышла замуж раньше, меня бы не поняли в обществе, осудили, это могло отразиться на детях. Но я начала подыскивать достойную кандидатуру, за отца детей я выйти замуж не могла, он был уже женат, и его жена родила тоже двойню, представляете? И вот, в гостях у одной из актрис нашего театра, я встретила Николая Назарова, известного писателя, так же как и я, вдовца. Я поняла, лучше кандидатуры в отцы для моих детей нет. Да, он был старше меня на двадцать лет, но он был умен, образован, воспитан, он был замечательным человеком, лучшим на земле, я его искренне полюбила, всем сердцем. И смею утверждать, он любил меня тоже. Мы поженились, будучи знакомыми около года, полюбив друг друга по настоящему. И он поддержал меня в желании усыновить детей.
Процесс усыновления занял больше полугода, и это с учетом, что мы с мужем были не последними людьми в стране. К нам в дом ходили комиссии из Минобразования, Минздрава, требовались справки из месткома, профкома, райкома партии, мы с мужем прошли полное медицинское обследование, включая посещение врача-психиатора. То есть своих собственных детей я смогла забрать только спустя три года после их рождения! Все было бы хорошо, только один из мальчиков, Борис, был болен, болен душевно, у него начались приступы немотивированной агрессии, заканчивающиеся приступами эпилепсии. Врачи помочь ему не могли, говорили одно - родовая травма. Говорили, что с возрастом болезнь может пройти, а может стать еще хуже. Стало хуже. Боря покалечил Глеба. Борю пришлось госпитализировать, но это не помогло. Врачи предупредили, ему будет только хуже. Его пришлось оставить в детской психбольнице, затем его перевели в больницу для взрослых. Я навещала его постоянно. Ему делали все время уколы, он был практически спокоен. Я не понимаю, почему он сбежал из больницы, что спровоцировало его… И кто мог его убить, и почему…
Актриса прервала свой монолог, закурила тонкую дамскую сигарету. Федотов, с осторожностью, спросил:
- Как Вы узнали, что Борис погиб? И его труп нашли тут поблизости?
- Сложила два и два…- актриса пожала плечами, - Валентине соседи рассказали, нашли труп мужчины сорока-пятидесяти лет, бомжеватого вида, в лесу, неподалеку от нашего дома, а из больницы позвонили, сообщили, что Борис убежал.
Лацис угрюмо молчал, предоставил вести диалог Федотову, как старшему по званию, Игорь и вел, задал очередной вопрос:
- Вы не предполагаете, почему Борис убежал из больницы?
- Нет, я же сказала.
- Вы оставляли ему журнал, со статьей о Глебе?
-Да, привозила, показывала, была такая слабость, похвасталась успехами Глеба, Борис попросил ему оставить на память.
- Журнал нашли в вещах Бориса, потрепанный, зачитанный. И еще в его вещах была тетрадь с заметками, им написанными. Вам завтра ее передадут, прочтете, поймете, почему он решил покинуть больницу, пробраться к дому своего брата.
Актриса кивнула, в свою очередь спросила:
- Вы знаете, кто убил его?
Федотов замотал головой:
- Нет, но мы ищем.
- Когда я смогу забрать тело сына, я хочу похоронить его в Санкт-Петербурге? У него уже есть могила и памятник, я обустроила ее специально для Глеба, чтобы не было лишних вопросов, мол, его брат в психбольнице, и никто же не будет разбираться, что у брата родовая травма, а не наследственное заболевание. Теперь похороним его по-настоящему.
- Думаю, скоро, в течении двух-трех дней… - заверил Веру Владимировну Федотов. Она задумалась, потерла виски руками, произнесла:
- До свидания, господа…- актриса бесцеремонно дала понять визитерам, что аудиенция закончена, - Прошу вас еще раз не общаться на тему, что мы обсуждали, с журналистами, и тем более с моим сыном Глебом, я сама ему расскажу о смерти его брата.
Лацис с Федотовым синхронно поднялись, раскланялись, покинули сей негостеприимный дом. Шли к машине Лациса молча, переваривая услышанное.
Глава седьмая
1
- Глеб Николаевич! Глеб Николаевич! Ваше мнение? Очнитесь, Вы с нами?
Глеб вздрогнул, оглянулся вокруг. Он присутствовал на заседании правительства, и совершенно не слышал, о чем идет речь, он думал о своих несчастьях. Вчера вечером он говорил с матерью, по телефону о смерти брата, сегодня утром в морге (опять!), опознавал тело Бориса, вернее опознавала мать, он ее сопровождал. Он смотрел на мертвого брата, и с трудом осознавал, что вот этот вот лежащий перед ним исхудавший, рано постаревший и полысевший человек и есть его брат, которого он похоронил сорок лет назад.
Он уже неделю, как уехал из родного дома, и эту неделю он вообще не спал и толком не ел, просто не мог не есть не спать. Ложась вечерами в постель в гостиничном номер, мягкую и удобную, он заснуть не мог. Его мозг взрывался, пытаясь переварить огромного количества проблем, которые он обдумывал. Спиртное перестало ему помогать, облегчения не доставляло, и от спиртного утром безумно болела голова, пить он бросил, а вот антидепрессанты и снотворное принимать боялся, так и лежал вылупив глаза в потолок с вечера до утра. Утром вставал, умывался, брился, пил кофе (с трудом), ехал на службу. Разбирал бумаги, проводил совещания, сам ездил на совещания, и все это из последних сил. Силы его закончились после сообщения матери о смерти брата Бориса, как оказалось, его брат вовсе не умер в юном возрасте, был все это время жив, находился в писхбольнице (до кучи!). Он встретился с матерью в морге, на опознании. Человек, тело которого Глеб с матерью увидели в морге, был действительно его братом, в этом он не сомневался, они были похожи как две капли воды. Глеб не настаивал на том, что бы мать немедленно объяснила, как так случилось, что он считал брата давно умершим, и даже видел его могилу, мать сильный человек, но с тяжелым характером, давить на нее бесполезно, придет время, она обязательно все ему расскажет, но чуть позже, он уверен.
- Глеб Николаевич, Вы нездоровы? Может быть, возьмете больничный, Вы неважно выглядите…- говорил председательствующий на совещании.
Глеб кивнул головой, произнес:
- С Вашего позволения, я бы хотел сейчас уйти… Мне нужен небольшой отпуск, на неделю, трагически погиб мой брат…
- Да конечно, идите…
Глеб, вздохнув с облегчением, покинул совещание, в машине по пути на службу (ему нужно было закончить срочные дела, перед отпуском), но ему было совершенно не до работы, он с трудом сосредоточился на делах, параллельно выстраивая в голове, что ему нужно сделать прямо сейчас – организовать перевозку тела брата в Санкт-Петербург, затем похороны.
Он и был занят всем этим остаток дня, и опять провел ночь без сна. А утром ему позвонил тот симпатичный, с трехдневной пиратской щетиной, опер, Игорь Федотов. Так и сказал по телефону, мол, это Игорь Федотов, у меня для Вас, Глеб Николаевич, есть очень важная информация, нужно бы встретиться. Глеб пару минут врубался, кто такой Игорь Федотов, что ему от него надо, и откуда он знает номер его мобильного телефона. Но Игорь Федотов оказался сообразительным парнем, почувствовал заминку, и тут же пояснил, что он тот самый майор, расследующий смерть их няни, он встречался с Глебом Николаевичем в министерстве, обещал кое-чего для него узнать, и хотел бы то, что узнал, а узнал он много, рассказать. Глеб оживился, его сонливость сняло как рукой, подумал, что вот может быть скоро, с помощью этого симпатичного майора (которого он, конечно же, вспомнил), разрешиться ряд его проблем. Они встретились на следующий день, в полдень, в ВИП-зале Ленинградского вокзала (Глеб посчитал, что именно там им лучше встретиться, без свидетелей, поговорить). Почему на вокзале? Глеб с матерью и Валентиной Ивановной, верной домработницей матери, отправлялись в Санкт-Петербург, на дневном «Сапсане», хоронить сына и брата, этим же поездом, в багажном отделении везли тело Бориса. Сколько эта поездка стоила ему денег и нервов, Глеб думать просто боялся.
На вокзал он приехал за два часа до отправления поезда, специально, для встречи с майором. И тот уже ждал Глеба у входа в здание, все такой же нечесаный и небритый, в той же потертой кожаной куртке, но улыбающийся, жизнерадостный. А Игорь, увидев Глеба, ужаснулся, насколько плохо тот выглядит, похудел, осунулся, и стал очень похож на своего покойного брата.
В мягких креслах в уголке ВИП-зала Игорь подробно изложил действительно важнейшую информацию, объясняющую и разъясняющую многие неприятности, произошедшие в жизни семьи Назаровых в последние месяцы, и Глебу очень хотелось верить, в то, что рассказал Федотов, но…Заметив сомнение в его глазах, Игорь передал ему визитку того человека, о котором они только что говорили, на обороте визитки был дописан номер мобильного телефона. Игорь подтвердил:
- Вы можете позвонить, Вам подтвердят мой рассказ. Будете звонить?
- Не знаю. Ничего не знаю, пока. Мне нужно подумать. Но спасибо Вам большое, Вы мне очень помогли…- благодарил Глеб.
- Это моя работа…- скромно потупился Игорь, но при этом глаза его хитро сверкнули, он был очень доволен собой, и продолжил: - Теперь Вы понимаете, что вот эта вот рассматриваемая нами версия ошибочна, указанные Вами люди не виноваты в смерти няни, и на Елену Сергеевну скорее всего никто не покушался… Эта версия является тупиковой, нужно разрабатывать иную… Успокоились хоть немного? Я поеду? Скоро посадку объявят, на поезд…
Глеб тяжело вздохнул, он чувствовал небольшое облегчение благодаря Федотову, понимал, что Елене опасность не грозит, тем более в его доме теперь есть дополнительная охрана, тоже благодаря Федотову, и вон охранник за его спиной маячит, в Питер вместе с ним едет. Глеб спросил:
- Сколько я Вам должен за работу?
- Вы с ума сошли? Конечно же, ничего! Думаю еще увидимся, нужно будет кое-какие бумаги подписать… До свидания…
Федотов раскланялся, упругой, легкой походкой прошел через зал к выходу, придержал дверь перед входящими в ВИП-зал пожилой актрисой Владимировой и сопровождающей ее домработницей, поздоровался. Счастливого пути не Глебу Назарову, не его матери с сопровождающей он не пожелал, не счастливое им предстояло путешествие.
2
В поезде, в вагоне бизнес-класса, все время пути Глеб с матерью не разговаривали, мнениями о путешествии не обменивались, от обеда оба отказались, даже от кофе. Вера Владимировна, сидела рядом с Глебом, засунув руки в рукава пальто, как в муфту, укутав голову кашемировым шарфом, прикрыв глаза темными очками. По выражению ее лица было совершенно непонятно, о чем она думает, а спросить Глеб не решался. Он, когда поезд отправился, недолго покопался в своем мобильном, отправил смс Елене, затем убрал телефон в карман куртки, поднял воротник, переплел руки на груди, прикрыл глаза, сделал вид, что задремал…Но он не спал, он вспоминал…Елену он встретил шесть лет назад, ранней осенью. В Москве, где был в командировке. Он, тогда жил в Питере, занимался бизнесом, в Москве бывал частенько. Той осенью, находясь в командировке в Москве, он барствовал, поселился в «Мариотте» на Тверской (оплачивали его проживание партнеры). Офис его партнеров, где он вел переговоры, находился тоже на Тверской. В тот счастливый для него день, переговоры шли с утра до вечера, были трудными и напряженными, и по их окончании он решил отказаться и от транспорта и от ужина, пройтись пешком, проветриться. Погода была прекрасной... И вот, он оказался на Тверской около семи часов вечера, в районе станции метро «Маяковская», у знаменитого Концертного зала. И у Концертного зала заметил одинокую женскую фигурку в светлом пальто. Девушка кого-то ждала, нервно оборачивалась, вытягивала из кармана пальто телефон, набирала номер, слушала гудки, выключала телефон, совала назад в карман, она нервничала, была напряжена и натянута как струна. Тут к девушке подкатил какой-то нетрезвый тип, стал навязываться, девушка брезгливо отворачивалась, отходила в сторону, тип не отставал. И когда тип начал хватать девушку за руки, Глеб, наблюдавший за девушкой, решил вмешаться. Подошел, цыкнул на пьянчугу, тот испугавшись, сразу же ретировался. Глеб спросил у заинтересовавшей его незнакомки:
- Что он от Вас хотел?
Девушка пожала плечами:
- На концерт хотел со мной пойти, моя подруга не пришла, у меня лишний билет…Это не я, это подруга классическую музыку обожает, я с ней за компанию решила пойти, и она меня билеты просила купить, а сама не пришла…
И тут Глеб заметил, что девушка, стоящая перед ним истинная красавица. Высокая, кареглазая блондинка, худенькая, не старше двадцати пяти лет. В скромном светлом пальтишке, стареньких туфлях на низком каблуке, без макияжа, волосы затянуты в гладкий высокий хвост. Истинная красавица, не понимающая, что она красавица. И тут Глеб, сам от себя такого не ожидая, произнес:
- Если я с Вами пойду на концерт, возражать не будете? Я оплачу билет, сколько он стоит?
Он не собирался сегодня на концерт, тем более классической музыки, он не был на таком концерте лет тридцать! Он вообще то собирался в ресторан своей гостиницы, где хотел хорошенько выпить, расслабиться, и где ему обещали программу варьете, и где он хотел познакомиться с какой-нибудь веселой девчушкой, и приятно провести время… Но встреча с кареглазой незнакомкой спутала все его планы…
Девушка, на его счастье, поход на концерт с ней в паре, одобрила. Оглядела его с ног до головы, поняла, что пред ней мужчина крайне положительный, интеллигентного вида, прилично одетый и обутый, и что самое главное, абсолютно трезвый. Даже если он и маньяк (в душе), то в концертном зале на нее вряд ли накинется. Но очень скоро девушка осознала, что сидящий рядом с ней в концертном зале мужчина совершенно не маньяк, а начитанный, умный, знающий, здраво рассуждающий представитель противоположного пола с высшим образованием. Он рассказал, что он из Санкт-Петербурга, здесь, в Москве, в командировке, он занимается бизнесом… Ей было интересно разговаривать с ним, очень интересно… Но главное было не в ее интересе, главное было в том, что ему было интересно ее слушать…И лишь потом, после концерта, когда он пригласил е в ресторан, и она почему то согласилась (почему?), она разглядела, что он очень симпатичный мужчина, высокий, стройный, с потрясающими зелеными глазами, и четким профилем, как на старинных римских монетах…
3
Концерт Глебу очень понравился. Играл известный симфонический оркестр, музыку Грига и Шопена, популярную классику. Под музыку ему на редкость хорошо думалось, музыка не напрягала, наоборот, подстегивала его мысли. А еще ему чрезвычайно понравилось наблюдать за своей спутницей, Еленой, она слушала музыку воодушевленно, вся превратившись вслух, ничего не замечая вокруг, щеки ее раскраснелись, глаза блестели. И то, что на ней было скромное поношенное платьишко и стоптанные туфельки отошло на второй план, он видел только ее лицо, прекрасное, абсолютно без косметики, да она ей и была не нужна, ее лицо и без косметики было ярким, а ее карие глаза просто сверкали…
В антракте он угостил ее кофе с пирожными (от шампанского она отказалась), а после концерта пригласил поужинать, благо концерт закончился не очень поздно, в районе девяти часов вечера. Она согласилась! Потом часто задавала себе вопрос – почему? И отвечала сама себе – не хотела с ним расставаться, ей с ним было тепло, комфортно, он смешил ее, и шутки его были не пошлыми, он рассказывал ей о Питере (где она не была, но мечтала побывать), о других городах и странах (в которых она тоже не была, и побывать даже не мечтала).
А он тоже, категорически, не хотел ее отпускать! Он даже не подозревал, что на свете еще есть вот такие, чисто тургеневские девушки, или чеховские. Так правильно и хорошо воспитанные, любящие и понимающие классическую музыку. Рассуждающие так же умно и разумно. Не закомплексованный синий чулок, старая дева, а вполне современная девушка, знающая и понимающая современную жизнь, работающая на приличной работе, окончившая хороший ВУЗ. Да, не слишком модно одетая, но не все модно одеваются, деньги не все лопатой гребут. И вообще, шмотки дело наживное, сегодня они есть, завтра нет. А сейчас он почти был уверен – перед ним ангел, настоящий живой ангел, посланный ему Богом… Именно так…
Он накормил ее ужином в одном из лучших ресторанов Москвы ( в «Пушкине» вообще то!), выбрал для нее самые лучшие блюда, но не сложные, типа запеченных омаров или улиток в винном соусе, что бы она могла ужин оценить, не разочароваться. И вино заказал специально для нее, белое, полусладкое. Дорогое шампанское, французское, сухое побоялся заказывать, понимал, нельзя, не оценит она. И ей, к его великой радости, все понравилось! Особенно понравился ресторан, его интерьеры, книги, старинные телескопы (они были в зале, под названием «Библиотека»). Она восхищалась очень искренне, мол, никогда такого не видела, а он, видевший многое и разное (и не такое, например в Каннах, на Лазурном берегу Франции), восхищался вместе с ней.
Он настоял, что бы проводить ее домой, и настоял отвезти на такси. Она не возражала, наоборот, говорила, что устала, и что ее ждет мать, и будет ругать, не любит, когда дочь приходила поздно. Глеб возражал, как так, она взрослая девушка, совершенно взрослая, может ходить где угодно, с кем угодно, и когда угодно, и может даже уехать с ним в Санкт-Петербург! Лена в ответ только помотала головой, отмахнулась, долго объяснять и муторно, у них с матерью особые отношения…Она жила почти на окраине Москвы, попросила высадить ее, не доезжая до дома, панельной девятиэтажки, старенькой, давно не ремонтированной. Такси он не отпустил, вышел вслед за Леной пошел провожать, и тут же принялся назначать ей новое свидание, завтра, вечером. Она согласилась! Он сиял. Он минут десять не отпускал ее руку, стоя у ее подъезда, смотрел на нее. Наконец, она высвободила руку, кивнула, коротко бросила, до завтра (они договорились встретиться там же, где и сегодня), пошла к лифту. Он дождался пока она поднимется на лифте, услышал, как хлопнула дверь квартиры, и только тогда вышел из подъезда, пошел к оставленному им такси, двинулся обратно, на Тверскую.
Он не слышал разговора Лены, вернувшейся домой, с ее матерью (и хорошо, что не слышал, он бы эту мерзкую тетку сразу же придушил). Мать встретила Лену у входной двери, окриком, сопровождавшимся пьяным хихиканием:
- И где ты шлялась, доча?! Где шлялась, спрашиваю!? Не уж то мужика себе нашла? Чо, где то медведь в берлоге сдох, если Ленка с мужиком спуталась? Ха-ха-ха…- ей было очень смешно от своей, как ей показалось, остроумной шутки. Лена не ответила матери, прошла к своей комнате, отперла дверь (она давно уже запирала дверь комнаты на ключ, что бы мать и ее гости не шастали туда, не рылись в ее вещах, и не тащили, что плохо лежит, такие случаи были). Она только успела повесить пальто на вешалку у двери, снять туфли, как в ее комнату ввалилась мать, и опять с криками:
- Потрудись ответить, где ты шлялась?! Тварь такая!!! Я голодная весь день! Не обедала, не ужинала по твоей вине, гадина!!!
Лена ответила спокойно, на крик не срывалась, боялась уподобиться матери:
- Я тебе говорила, я ходила на концерт, с Татьяной, своей коллегой, припомни. Ты спрашивала сегодня утром, во сколько я приду, я сказала, что поздно, ты кивнула, я думала ты запомнила… И не смей на меня кричать…
- Ну да, говорила…- мать кивнула, стоять ей было тяжело, она плюхнулась на кровать Лены, опять хихикнула:
- Значит с Таней ходила? Не с мужиком? А я уже думала, съедешь от меня, замуж…
- Я могу хоть завтра съехать, в бабушкиной квартире жить…- отвечала Лена, мать пригрозила ей пальцем:
- Ты это, на бабкину квартиру рот не разевай, мы ее продавать будем, хоть заживем не так погано, как сейчас!
- А ты, что, плохо живешь? – поинтересовалась Лена, - Ты, работаешь каждый день, с утра до ночи, по магазинам ходишь, готовишь обед и ужин? У тебя семеро маленьких детей, их всех обиходить, накормить, напоить нужно, а еще мужа с работы встретить, его обиходить…
- Ты это, не тявкай, а то вломлю! – рявкнула мать, - Сказала бабкину квартиру продадим, значит продадим! А откажешься, узнаешь почем фунт лиха! Я тебе обещаю, дружки у меня имеются, помогут! Им на пропой дам, в раз тебя обломают, умница! И не таких умниц обламывали! А сбежишь от меня, найду! Руки, ноги свяжем, рот заклеим, и будем бить, пока дарственную на бабкину квартиру на меня не подпишешь… А к ментам пойдешь, мы все подтвердим, что не знаем кто тебя избил, а квартиру ты мне сама подарила, добровольно. Ишь ты, продавать квартиру она не хочет! Ты кто такая, что бы что-то хотеть! Ты мизинца моего не стоишь! Как я сказала, так и будет… Ты мне по гроб жизни должна! Я тебя в детдом не сдала. Воспитывала, вот и благодари меня теперь, что человеком стала, а то была сучкой детдомовской….
Лена вытолкала мать из своей комнаты, та особо и не сопротивлялась, все, что хотела сказать дочери, она уже сказала. А Лена задумалась над теми словами матери, что касались квартиры бабушки, все остальное она не раз уже слышала, и просто пропускала мимо ушей. Что мать хочет силой отобрать у собственной дочери бабушкину квартиру, что бы продать, а деньги прокутить? В полицию заявить, так ведь только угрозы от матери исходят, к активным действиям она еще не перешла, но ведь и Лена еще не получила в наследство бабушкину квартиру, полгода со дня смерти бабушки еще не прошло, еще месяц нужно было ждать. Но вот месяц пройдет, и что будет? Мать напустит на собственную дочь дружков алкоголиков? Больше всего на свете Лене хотелось сбежать куда подальше, но денег у нее на отъезд не было, и скопить не удавалось. Выход – действительно продать бабушкину квартиру, и уехать с деньгами. Мать, допустим, в Екатеринбурге или Хабаровске, ее не найдет, даже если найдет, но за ней не поедет, полениться… Но квартиру, в которой жила и умерла обожаемая Леной бабушка, продавать было безумно жалко, но на радость Лены, не пришлось…
4
Они встретились на следующий день, гуляли по Тверскому бульвару, сидели на лавочках, собирали осенние листья. Он подарил ей цветы, она поблагодарила, но коротко сказала, что с цветами ей домой нельзя, и если он не будет возражать, она оставит их у памятника Пушкину. Он кивнул, нельзя так нельзя, он учтет, а подарок, конфеты, например, можно? Она помотала головой, нельзя. Он не отставал, стал спрашивать, можно ли подарить ей духи? Какие? Пусть она сама выберет. Она опять мотала головой, лучше не нужно, никаких подарков не нужно. Но он твердо решил подарить подарок, ювелирное украшение, не слишком дорогое, но элегантное, выберет у себя дома, в Санкт-Петербурге, в Москве он хороших ювелирных салонов не знает…Он опять пригласил ее в ресторан, она опять согласилась. И опять после ужина он повез ее домой на такси. Но на этот раз она попросила остановить у продуктового магазина, сказала, нужно купить продукты. Он пошел вместе с ней в магазин, удивился странному набору продуктов, что она покупала. Колбаса недорогая, сосиски (тоже не дорогие), плавленый сыр (отечественный), черный хлеб, маринованные огурцы в банках, кабачковая икра, из овощей только картошка, и еще пиво, упаковка, то есть продуктовый набор алкоголика со стажем. Обо всем этом он у Лены спросил, она коротко ответила, что эти продукты для матери, ничего другого та просто не ест, овощи и молочные продукты не любит, фрукты и сладкое тоже. Он сделал про себя вывод – ее мать пьет, и ему стал понятен конфликт матери и дочери…Уже у ее подъезда, донеся сумки с продуктами, Глеб предупредил, что завтра днем уезжает ( в среду), но предложил – прилетит в пятницу вечером, он хочет видеть Лену, обязательно! И тут же спросил, она, Лена хочет его видеть? Лена обрадовалась - да, да, конечно хочет, она даже его встретит, в аэропорту, и пусть он не бронирует гостиницу, у нее есть квартира, бабушкина, там можно остановиться. Глеба это кольнуло, если у Лены есть квартира, то почему она живет с пьющей матерью, с которой у нее не слишком хорошие отношения? Спрашивать об этом не стал, решил, потом, все потом, она сама ему расскажет.
Лена Супрунова влюбилась в Глеба Назарова по уши. Двух дней знакомства с таким мужчиной, как Глеб, неискушенной, неопытной девушке было достаточно. Он предупредил сразу, на первом свидании, что женат, но Лену это не остановило. Она не была ханжой, и прекрасно понимала, что таких мужиков, как Глеб неженатых не бывает, и ей теперь придется долго и страшно страдать от неразделенной любви. Но страдать она была готова. Она хорошо знала жизнь, с самой ее изнанки, представляла, что ничего хорошего ее в этой жизни не ждет, и если бог послал ей небольшой кусочек счастья, маленький осколочек, она должна этот осколочек получить…
В пятницу, в офисе, где работала Лена, был короткий день, до пяти часов. И ровно в пять, Лена схватив свою сумку, бросилась прочь из офиса, коллеги, работающие рядом с ней, с удивлением переглянулись, Супрунова никогда так рано не уходила, сидела всегда до упора, до семи-восьми вечера. И вот, она упорхнула ровно в пять.
А Лена побежала в Торговый центр, расположенный поблизости от ее работы. Ей впервые в жизни захотелось купить для себя что-нибудь красивое. Порадовать себя. На душе у нее было тепло и светло, практически праздник, вот и захотелось раскрасить этот праздник яркими красками. Денег у нее было не так много, деньги были собранны по крохам, копила себе на новое зимние пальто. Ее старое износилось совсем, она ходила в нем пять лет, да и получила его не новым, соседка продала по дешевке (мало ей стало), со словами, почему Лена зимой в легкой куртке ходит, ведь заболеет, воспаление легких получит, на лекарство больше денег уйдет, чем на пальто. И мать, скрепя сердцем пару тысяч из заработанных дочерью ей же на пальто выделила.
Появившись в дорогом Торговом центре, Лена явно осознала всю низость своего положения, она была убого одета, не накрашенная, да еще стеснялась модных и стильных продавщиц (ее ровесниц). И стоя в растерянности в блестящем, сверкающем холле магазина, Лена Супрунова дала себе слово, что она выберется, очень скоро выберется из нищеты и чернухи в которых пребывала вот уже много лет, и которых до сегодняшнего дня не ощущала так остро. Она взяла себя в руки, шагнула в первый, попавшийся на ее пути бутик - парфюмерный. Первый раз в жизни купила себе французские духи, конечно же «Шанель», и еще декоративную косметику – тушь для ресниц, тени для век, румяна и помаду. Решила сделать макияж, специально для Глеба стать красивой (вернее еще красивей). А в отделе дорогих аксессуаров она купила себе очень красивый, яркий кашемировый палантин и кожаную сумку. На этом шопинг ее закончился, потому что закончились деньги. Но она была полностью счастлива, довольна собой, душа ее просто пела. В туалете Торгового центра, у большого зеркала, она смогла без проблем накраситься, и получилось у нее совсем не плохо, хотя опыта не было совсем (красилась всего несколько раз в жизни, учась в институте, да и то не сама, девочки-сокурсницы помогали). Она иногда листала модные журналы, которые приносили в офис ее коллеги женского пола, плюс наблюдательность, природные способности и врожденный вкус. Буквально через полчаса она преобразилась, превратилась в модную красавицу. Тут же в туалете выбросила старую сумку, переложив нехитрый скарб, включая новую косметику и духи (которыми, конечно же воспользовалась), замотала потертое осеннее пальтишко ярким палантином, и с гордо поднятой головой (прическа ее была в порядке, густые блестящие волосы стянуты в высокий хвост на макушке) покинула туалет. Затем, не жалея, потратила остаток денег на кофе в дорогом кафе, кофе принесли в красивой чашке (чем еще больше порадовали Лену), он был крепким и вкусным. Выпев кофе, расплатившись (без сожаления), Лена, все еще пребывая в отличном настроении, поехала в аэропорт «Шереметьево», на «Аэроэкспрессе» ( тоже впервые в жизни).
5
Глеб, увидев встречавшую его преображенную Лену, ахнул от удивления и удовольствия. Вот это да, девушка оказалась умнее и талантливее, чем он предполагал, она самостоятельно, без посторонней помощи превратилась из серой мышки в яркую красотку, он заметил, на нее оборачивались проходящие мимо мужчины, ему пришлось крепко обнять, прижать ее к себе, он серьезно забоялся, похитить могут девушку…
В такси, которое везло парочку на квартиру покойной бабушки, у Лены зазвонил телефон, она, волнуясь, извлекла телефон из новой сумки, нажала кнопку соединения, коротко ответила, мол, она на работе, будет поздно, занята очень сильно. Как понял Глеб, звонила ее мать, он слышал, краем уха, в телефоне Лены визгливый, плачущий голос подвыпившей женщины, и удивился самообладанию девушки, она говорила с матерью спокойно и уверенно. Лена и сама себе удивилась, раньше, она бы стала оправдываться, просить у матери прощение, убеждать, что приедет очень скоро. Но через пять минут мать позвонила снова, с претензиями, что ей нечего есть, Лена, такая-сякая не купила продуктов, на что такая-сякая Лена спокойно ответила, что в холодильнике есть котлеты и макароны, что мать может это все достать из холодильника и разогреть, и еще добавила, что та ей мешает работать, и телефон она отключает, что тут же и сделала, тяжело вздохнула, взглянула на Глеба, извинилась. Тот мотнул головой, ответил, что извиняться не за что, такова жизнь, и тут же спросил, почему Лена не съедет от матери куда подальше? Она объяснила, все упирается в деньги, у нее нет денег снимать квартиру, в квартире бабушки она жить не может, ей просто не даст там жить мать. Глеб кивнул в ответ, промолчал, про себя решил этот вопрос урегулировать, снять Лене квартиру в Москве, а еще лучше увезти ее в Питер.
Квартира бабушки, со старинной мебелью, обилием книг и картин, Глебу понравилась очень и очень. А когда он заметил, что глаза Лены, показывающей ему квартиру, рассказывающей, откуда в квартире та или иная книга, картина или безделушка, наполняются слезами, он понял, вот здесь ее действительно родной дом, здесь она была счастлива.
Они пили чай на кухне за круглым кухонным столом, под люстрой с бархатным абажуром с подвесками. Пили из старинных чашек, с вареньем (еще бабушкиным), выложенным Леной в хрустальную вазочку, и шоколадом, привезенным Глебом. Лена посетовала, что еды в холодильнике практически нет, она не подумала об этом, но завтра утром еду привезет, и если он не возражает, она сейчас уедет… Он не возражал, вызвал ей такси, и ожидая такси, он целовал ее в тесной, от книжных шкафов, прихожей. Она не созналась, что целовалась впервые в жизни, а он сделал вид, что этого не заметил… Ночь он провел на широком удобном диване (Лена объяснила, что это ее диван, здесь она спала, когда ночевала у бабушки). Но хоть диван был очень мягким, подушка удобной, а в комнате было тепло и тихо, Глеб не сомкнул глаз. Он размышлял о Лене, и к утру пришел к выводу, что просто обязан на ней жениться, разобраться со своим неопределенным статусом, с женой он уже давно вместе не жил, а развестись никак не мог. Так вот, ему нужно немедленно развестись, и немедленно жениться, лучше Лены ему девушки в этом мире не найти, однозначно.
Лена появилась в бабушкиной квартире в девять часов следующего утра. Призналась, улыбаясь, что опять соврала матери, что работает, и что ей обещали за сверхурочную работу заплатить хорошую премию. И она принесла с собой пакет с продуктами, и тут же принялась готовить завтрак, потчевать Глеба всяческими вкусностями – блинчиками с творогом, оригинальным омлетом с ветчиной, многослойными бутербродами… А потом произошло то, что и должно было произойти – она стала его, на том же диване, где он и провел ночь… И все произошло именно так, как должно, ведь настоящая любовь существует. Она получила взрослого, серьезного мужчину, понимающего ее молодость и неопытность, а он страстную, яркую, влюбленную в него без памяти девушку… В квартире бабушки они провели весь день, до вечера. Но в девять она засобиралась домой, коротко объяснив, что остаться не может, приедет завтра утром. И тут он потребовал – она завтра уезжает с ним в Питер! Может жить с ним и его матерью в их квартире, его жена все равно с ним не живет, или он снимет ей отдельную квартиру. Она отказалась – нет, не может с ним уехать, это будет неправильно и нечестно, он женат, а она не может быть содержанкой… Вот такие у нее были принципы! Он уговаривать не стал, понимал, что через пару месяцев он увезет ее, из Москвы прямо в Питерский ЗАГС… Половину воскресенья (она опять наплела матери, что работает) они посвятили шопингу (он настоял, уговорил, что она его смертельно обижает, не принимая от него подарков). Купили ей массу всего, включая новое пальто и сапоги… Поздно вечером он улетел домой, обещав вернуться в пятницу вечером, или раньше, если удастся оформить командировку …
А Лену дома ждал скандал с битьем посуды… Мать была недовольна, что дочь где-то прошлялась два дня, обед не приготовила, в магазин за продуктами не сходила, квартиру не убрала… Слушая вопли матери, Лена вдруг осознала и поняла, эти вопли ее больше трогают, совершенно! Утром, в воскресенье, она оставила матери деньги, предложила сходить в магазин самой, не парализованный инвалид же она, в конце концов, и даже не немощный пенсионер! И квартиру она могла бы убрать и белье постирать и погладить, не развалиться. Мать визжала и орала как подорванная, но на счастье Лены, в квартире оказались мамашины гости (пропивающие те деньги, что утром она оставила матери на продукты), и девушке удалось укрыться в своей комнате, запереться на ключ…
Половина недели, с понедельника по среду, прошли у Лены в ожидании Глеба, работала она спустя рукава, не напрягалась, ведь работа мешала ей думать о Глебе, а в четверг Лена заболела, подхватила где-то осенний грипп. День отработала, а на следующий день у нее поднялась температура до тридцати девяти, она осталась дома, и на ее счастье одна, мать ушла к кому-то из дружков, в гости. Лена страдала не от высокой температуры, страшного кашля и сильной боли в горле, она переживала, что приедет Глеб, а она не сможет его увидеть. Она не дозвонилась ему в пятницу, когда окончательно поняла, что разболелась серьезно. Вернее дозвонилась, но он трубку не взял, прислал смс, что он на переговорах. Она написала, что заболела, он ответил, что прилетит все равно…
Лена от расстроенных чувств даже всплакнула, но вскоре уснула, болезнь взяла свое. Разбудил ее телефонный звонок, Лена машинально взглянула на часы, было четыре по полудни. Звонил Глеб, он прилетел в Москву. Лена рассказывая ему, что заболела, снова расплакалась, он успокоил – сейчас к ней приедет, и вопросы с ее болезнью решит, спорить с Глебом было бесполезно, и у Лены не было сил спорить. Он позвонил часа через два, на улице уже темнело, спрашивал номер ее квартиры, он уже у ее подъезда. Лена встрепенулась, заметалась по квартире, ее то комната была в порядке, но в квартире стоял невероятный бардак. Она закрыла дверь в комнату матери, скинула грязную посуду в раковину на кухне, протерла тряпкой обеденный и разделочный столы на кухне, в прихожей затолкала грязную обувь в стенной шкаф, и тут раздался звонок в дверь, пришел Глеб.
Когда Лена открыла ему дверь, он ужаснулся, насколько она плохо выглядела, действительно была больна. Он тут же уложил ее в постель, заварил ей чай с медом и лимоном (и чай, и мед, и лимон он принес с собой), заставил принять лекарства (которые тоже купил, в большом количестве), и уже собрался готовить ей куриный суп, как заявилась в стельку пьяная мать Лены. Состоялась первая и единственная встреча будущего «любимого зятя» с «обожаемой тещей». Мать Лены, едва стоящая на ногах, ввалившись в квартиру, стала требовать жрать, пить, и спать, и что бы Лена немедленно встала, и это все ей подала, и постель постелила. Лена лежала в своей комнате, не жива, не мертва, закрывшись с головой одеялом. С мамашей пошел разбираться Глеб. Появился перед развалившейся на диване пьяной бабой, встал, прислонившись к дверному косяку скрестив на груди руки, произнес:
- Ты что орешь, как резаная, твоя дочь больна, с температурой лежит, а ты орешь! Заткнись! Есть хочешь? Иди на кухню и возьми себе поесть, а пить тебе достаточно!
- А ты кто будешь? Доктор что ли? Ты ее лечить пришел? Халат твой, где белый? Притворяется она, что больна… Матери помочь не хочет! Ленка, жирная тварь, вставай, жрать матери неси!!
Глеб хотел заехать алкоголичке по голове пустой бутылкой, таких бутылок в ее комнате скопилось не меренно, еле сдержался, промолчал. Пьяная баба продолжала орать:
- Вставай, творюка, на разборку с матерью иди! Сейчас с тобой посчитаемся, кто прав кто виноват! Виновата всегда ты, жирная уродина! Мою жизнь испахабила, хабалка, сломала мою молодую жизнь! (она уже рыдала пьяными слезами) Я с того дня, как тебя родила, я ж жизни не вижу, я вздохнуть не могу по-человечески! Почему ты не сдохла в утробе, был бы выкидыш, и я была бы счастлива сейчас, почему я тебя не удавила в колыбели!!! Выпить мне дай, гадина!!!!!!
Глеб сходил на кухне, вернулся с бутылкой «Боржоми», купленной для Лены, открыл бутылку, всучил своей будущей теще, со словами «Пей!». Та хлебнула минералки, икнула, захлебнулась, отбросила бутылку в сторону, из бутылки вырвался фонтан воды, обрызгал присутствующих в комнате. Мать Лены, после душа из минералки, чуть протрезвев, взглянула на Глеба уже повнимательней, спросила:
- И где она тебя, такого красивого откапала? Гонишь ведь, что доктор? Любовник ты ее, точно! Или ты Бэтмен? Униженным и обиженным помогаешь? Так вот, не унижена и не обижена Ленка, эта подлая тварь! Она извести меня хочет, спит и видит что бы я сдохла! Слышь, Ленка! (она опять принялась орать), иди сюда, разбираться будем, что этот хлыщ здесь делает! Он любовник твой? Ты залетела от него? Точно залетела, поэтому он и говорит, что ты больна! Так учти, я в подоле принести не дам! Лупить тебя буду, до смерти, родить не дам! Подохнешь, а не родишь! Но сначала квартиру бабкину на меня перепишешь! Иди сюда, тварь, неси выпить!
Глеб, молча, слушал пьяный бред отвратительной бабы, понимал, спорить с алкоголичкой бесполезно, думал, что возможно, ее нужно связать и вызвать врача, из запоя выводить, только вот зачем? Сама же она этого не хочет. Его отвлек шум, раздавшийся из кухни, там что-то упало, и разбилось. Он ринулся на кухню, и слава создателю, успел подхватить летящую с табуретки Лену, она пыталась достать с верхней полки одного из кухонных шкафчиков спрятанную от матери бутылку водки. Он достал бутылку, вопросительно взглянул на Лену, та прошептала:
- Отдай ей, она выпьет и успокоиться, заснет… Она, если перепьет, всегда ведет себя вот так вот агрессивно, я уже такое не раз проходила. Когда она в таком виде заявлялась, я всегда ей бутылку вручала, уходила из дома. Сейчас не смогла уйти… Извини, Глеб, что так вышло…
- Как вышло? Твоя мать пьяной пришла? Так я понимаю, она постоянно пьет, много лет. Как ее только на работе держат…Или она не работает? Ты колотишься, что бы ей весело жилось?
Лена обиделась, отобрала у него бутылку, пошла в комнату матери, откуда раздались одобрительные пьяные возгласы. Лена, плотно притворив дверь в комнату матери, вернулась на кухню к Глебу, коротко сказала:
- Уходи сейчас, Глеб, нечего тебе здесь делать. Уезжай в Питер. На этом наше знакомство заканчивается…
- Я не понял почему?
- Зачем тебе дочь алкоголички?
- Насколько я понял, твой отец алкоголиком не был, и бабушка тоже. И ты не пьешь. Как получилось, что твоя мать дошла до ручки? Отношения выясняет с родной дочерью, гадости всякие говорит? – интересовался Глеб, Лена тяжело вздохнув, отвечала:
- Она пьяная…
-Что у трезвого на уме, у пьяного на языке!-резюмировал Глеб.
- Долгая история…- качала головой Лена, - Мой отец на стройке с матерью познакомился, она штукатур, он студент на практике, погиб, когда мне два года было. Она не работала больше, жила на пособие, что мне платили за отца…
- Так она тебя с двух лет мордует? Тогда на твое пособие пила, сейчас на твою зарплату пьет…
- Не хочу говорить об этом…
Лена вернулась в свою комнату, легла в кровать, опять закрывшись с головой одеялом. Глеб присел на краешек ее кровати, произнес:
- Я сейчас действительно уйду, мне нужно провернуть одно важное дело. Сколько она проспит? Я хочу знать, сколько у меня времени?
Лена буркнула из-под одеяла:
- Часов до десяти-одиннадцати утра…
- Значит, я успею…
Он поцеловал ее в теплую макушку, выглядывающую из-под одеяла, вышел из ее комнаты, она услышала, как хлопнула входная дверь…
6
За вечер и утро он снял для Лены квартиру. Отличную, двухкомнатную, с евроремонтом, с мебелью и бытовой техникой. Где он нашел работающее риэлтерское агентство восемь вечера в пятницу, да еще имеющее в базе свободную квартиру такого уровня? И во сколько это обошлось? Об этом история умалчивает. Он позвонил Лене в десять утра, велел собирать все ее вещи, он за ней заедет через полчаса. Лена собрала вещи за десять минут, собирать было не особо много. Уместились вещи в два больших пакета, из-под новых пальто и сапог, что купил ей Глеб на прошлой неделе. Когда Лена уходила, мать еще спала. Лена посчитала это хорошим знаком, не пришлось выяснять отношений, и объяснять, куда она идет. И еще у ее матери с похмелья всегда было отвратительное настроение, намного хуже, чем у пьяной. Лена была счастлива, что уезжает, не только от матери, но и от ее ухажеров. Последний из которых, по фамилии Хомяк (это была его настоящая фамилия, он паспорт показывал, в котором так и было написано Анатолий Хомяк, по национальности белорус), безработный алкоголик-альфонс, настоящий «хомяк», с редкими усиками, кривыми зубами и потными ручонками, имел на нее определенные виды. Не на мать Лены, с которой жил, а на саму Лену, прохода ей не давал…
В новой квартире, куда привез Глеб Лену, он заставил ее снова лечь в постель, хоть она и убеждала, что температуры у нее нет. Нет температуры, но есть слабость и кашель, нужно лежать! Он был не приклонен. Лежать до понедельника, он побудет с ней, он взял на понедельник отгул! За те три дня, что они провели вместе в новой квартире, Лена рассказала Глебу о своей невеселой жизни с матерью, и счастливой с бабушкой, Но прежде взяла с него слово, что он оставит ее мать в покое, пусть живет как знает, ее мать сама себе веселую такую жизнь выбрала. Тем более, что она не знает, где Лена работает, не знает ее рабочий телефон, а мобильный всегда можно сменить…
Мать нашла Лену через месяц. Она выяснила, где дочь работает, не такой уж она была необразованной дурой. Не обнаружив утром, после скандала, в квартире дочь, мать не расстроилась, решила, та придет к вечеру, никуда не денется. Мать пожевала на кухне, что Бог послал (вернее Глеб принес), мягкого хлеба, дорогой колбасы, дорого сыра, конфет и апельсинов (которые не любила, но съела, раз они были). Курицу, из которой Глеб так и не сварил суп, пожарили ее верные подружки, навестившие Нину Ивановну вечером в субботу, с бутылками горячительного. Когда Лена не появилась в квартире и на следующее утро, а телефон ее не отвечал, мать отправилась искать дочь, в бабушкину квартиру. Долго молотила в закрытую дверь квартиры кулаками, успокоилась только когда вышли соседи, пообещали вызвать участкового. Соседи подтвердили, Лена в прошедшие выходные не появлялась. Она была две недели назад, с высоким мужчиной, в кожаном пальто и с фирменным кейсом, видно, что мужчина богатый, пальто и кейс дорогие. Нина Супрунова, как услышала про богатого мужчину, сразу поняла, с кем была Лена, прошептала «Бэтмен…», хоть и не разглядела у дочкиного знакомого не пальто не кейса.
Вернувшись домой, принялась обзванивать всех своих знакомых, спрашивать не знают ли те, где работает ее дочь, может она что говорила. Этим вопросом знакомых Нина Ивановна ставила в тупик, как это, мать не знает, где работает ее дочь, но ответить на него никто не смог. Тогда она отправилась в магазин, где когда-то работала дочь, но и там информации о ее новом месте работы не получила. Вернувшись домой призадумалась, дочь ей нужно было вернуть немедленно, ради денег, денег у Нины Ивановны не было, есть и пить хотелось страшно, а делать чего-либо, что бы поесть и попить, не хотелось… Кое-как она продержалась на запасах из холодильника и шкафа с бакалеей неделю, потом холодильник опустел, а крупа и макароны закончились, ей даже пришлось пустые бутылки сдать, хватило на выпивку и закуску еще на неделю. Пару дней поголодав и окончательно протрезвев (гости перестали к ней ходить, полюбовник ее, тот самый Хомяк, бросил, взять с нее было больше нечего), она принялась обыскивать комнату дочери, хотела найти хоть какую-то информацию. Информация нашлась, открытка «С Днем Рождения», прошлогодняя. Под поздравлением с Днем Рождения дорогой Елене Сергеевне, была подпись, мол, с уважением, коллеги ООО «Аудит Финанс». Нина Ивановна смекнула, что именно в этом ООО и работает дочь, она вроде в финансовом институте училась. Пошла к соседям, упросила соседского сына-подростка найти адрес и телефон ООО, дома прозвонила по найденным телефонам и с радостью узнала, что Елена Супрунова трудится в этом ООО аудитором. На следующий день мать отправилась выслеживать дочь, по подтвержденному в телефонном разговоре адресу. Померзла несколько часов напротив входа в нужную ей контору (стоял уже ноябрь), наконец увидела дочь. В норковом жакете (очередном подарке Глеба), дорогом шарфе на голове, выглядела дочь шикарной, богатой состоятельной женщиной, держалась уверенно, пешком не пошла, голоснула такси. У матери денег на такси не было. Ей пришлось вернуться домой, занять у соседей денег, ехать караулить дочь на следующий день. Со второй попытке ей повезло больше. Дочь она выследила, до квартиры проводила, убедилась, что дочь в квартире одна (подслушивала под дверью), принялась названивать в дверной звонок. Дочь, распахнув дверь, встрече с матерью не удивилась. Пригласила войти. Мать вошла, озираясь, поражаясь богатству обстановки, но вскоре пришла в себя, прямо в прихожей начала дочь воспитывать:
- Вот значит как ты с матерью? Сама в мехах и шелках, в содержанки подалась, в проститутки, я лапу соси? Голодай? Тварь поганая! И чем ты меня лучше? Тебя, почему то олигарх подобрал, одел, обул, в квартиру шикарную поместил, мне так не повезло, как тебе, твари! И ведь из-за тебя! Не было бы тебя у меня на шее, я бы тоже олигарха подцепила!!
Дочь на крики матери уже болезненно не реагировала, понимала, мать не исправишь, коротко спросила:
- Что тебе нужно? Зачем ты пришла?
-Как зачем? Мне есть нужно! Хочешь, что бы с голоду сдохла?
- Работать устройся! Не пробовала? Всю жизнь бездельничала!
- Я больная, хворая я! На панели, как ты, не готова работать… И вот еще что, должок за тобой! Верни должок, отстану от тебя!
- Что за должок? – удивилась дочь.
-Квартира бабкина! Ты квартиру в собственность получила?
-Нет еще…- Лена соврала, квартиру она уже получила в собственность, Глеб помог, прислал молодого, но делового паренька, тот, по доверенности, оформил квартиру в собственность Лены за пару дней.
- Не верю… Проверю… Если соврала, приду с дружками, и как обещала, выбью из тебя дарственную на квартиру…Денег мне дай, голодаю же я…
Лена не ответила, достала из кошелька, протянула матери пачку денег (ей насильно оставил деньги Глеб, в свой последний визит, предположил – пригодятся, пригодились), сказала:
- На первое время…
Вытолкнула мать из квартиры, та сопротивлялась, твердила, что не дочь воспитала, ехидну, даже чаю матери не налила…Захлопнув дверь за матерью, Лена дала волю слезам, поплакав с полчаса, позвонила Глебу, рассказала о том, что произошло. Тот немедленно потребовал, что бы она собиралась, ехала в аэропорт, он вылетает , забирает ее в Питер, ей нельзя оставаться в Москве, очень опасно. Лена и сама понимала, что опасно. Завтра мать узнает, что квартира бабушкина уже принадлежит Лене, и действительно придет к ней с дружками, с нее станется. Лена собрала свои вещи, их стало больше, но благо, Глеб купил ей большой чемодан, сказал – на будущее, вызвала по телефону такси, поехала в аэропорт. В аэропорту, вот чудеса техники, ее встретил Глеб, уже прилетевший в Москву из Питера…
Мать Лены, с дружками, появилась у съемной квартиры дочери на следующий же вечер (узнать, что бабушкина квартира принадлежит дочери, не составило труда, в век интернета), но дочь уже там не жила, об этом опять доложили Нине Ивановне бдительные соседи, испугавшись пьяной кодлы, ломившейся в соседнюю квартиру. А на следующее утро Нине Ивановне, позвонившей по телефону дочери на работу, сказали, что Елена Супрунова там уже не работает, уволилась. Адвокат ее заявление принес, да она сама звонила, подтвердила, что увольняется.
7.
Нина Ивановна Супрунова в этой жизни, как оказалось, вытянула счастливый билет. И когда с мужем и свекровью жила, и потом, без мужа, с дочерью вдвоем, она не бедствовала, как у Христа за пазухой каталась. Но вот ее лафа закончилась, дочь от нее наглым образом сбежала, бросила ее, бедолагу, на произвол судьбы, как говорила Нина Ивановна знакомым, при этом плакала крокодильими слезами и костерила дочь направо и налево. Погоревав недолго, пропив данные дочерью деньги, решила – нужно как-то устраиваться, денег ей ждать не откуда, пенсия не скоро (десять лет еще ждать ее, эту пенсию), и она сдала комнату в своей квартире. Особо не разбиралась, кому сдает, лишь бы деньги вперед давали, да ее дружков не гонял. Так, в бывшую дочкину комнату, заселились какие-то мутные кавказцы (благо их дома почти не бывало), врезали замок, натащили каких-то мешков. Хозяйке квартиры просто сказочно повезло, что ее жильцы оказались всего лишь мелкими контрабандистами, а не диверсантами-террористами, наркоторговцами или маньяками-убийцами. Через полгода, за которые Нина Ивановна почти скатилась к «белочке», она употребляла с каждым днем все больше и больше, борматуху и самогон, трезвой практически никогда не была, в ее квартиру заявился молодой пройдошливый паренек в дорогом костюме и золотых очках. Представился адвокатом Елены Сергеевны Назаровой, урожденной Супруновой, и взял судьбу Нины Ивановны в свои руки.
Во-первых, Нина Ивановна отправилась в больницу, на обследование и лечение от алкоголизма, и что странно, при такой бурной жизни оказалось, что она не какими болезнями кроме этого самого алкоголизма не страдала. Вот крепкий организм у бабы! Месяц Нина Ивановна провела в дорогой клинике, где ее лечили от алкоголизма - капельницами, таблетками и внушениями, естественно, не вылечили, но выписали домой вполне приличном состоянии. Дома ее ждал свежий ремонт, новая мебель и новый распорядок. Во-вторых, у нее появилась приходящая прислуга (строгая молчаливая дама средних лет), которая готовила для Нины Ивановны здоровую пищу из продуктов, которые доставляли на дом, постепенно отучая хозяйку от плавленых сырков, селедки и дешевой колбасы. Нина Ивановна было посопротивлялась, требовала сарделек и пива, но вскоре поняла – или паровые котлеты и сырники, или она ходит голодная, не хочет сырников, не хочет есть, вот такой разговор. Пить алкоголь ей не запрещали, вот только денег на него у нее не было, алкоголь приносили ее друзья, которые продолжили у нее собираться, но уже не так часто и активно. Но сердечный друг объявился новый, тот самый Миха, бывший уголовник…А Лена, живя в Питере, с любимым человеком, получила сполна все то, чего была лишена в детстве и юности. Тепло родного дома (практически как у бабушки), доброту, и заинтересованность в ее судьбе. То есть живущим рядом с ней ничего от нее не требовали, наоборот, хотели отдать ей! Ее спрашивали, что она хочет на обед, а что нет, что она любит из еды и какие ей нравятся книги и фильмы, обсуждали с ней насущные вопросы, прислушивались к ее мнению, практически всегда трезвому и продуманному. А еще она получила любовь! Большую, светлую, чистую… Прогулки под луной, поцелуи на знаменитых питерских мостах… Шикарную свадьбу ( с ее точки зрения, с точки зрения олигархов, скромную), с потрясающим платьем, струнным квартетом, вальсом с любимым мужем. Свадебное путешествие планировали в Италию, на остров Капри. Не получилось. Лена попала в больницу, она была беременна, четвертый месяц. Хоть и старалась она не слишком напрягаться, но подготовка к свадьбе и сама свадьба ее подкосили… Поехали в пансионат под Питером, на Финском заливе, благо свадьба была в начале июня, то есть в пансионат Лена с Глебом попали неброским, но прекрасным северным летом…Их первый ребенок, сынок Мишка родился крепким здоровым бутузом, удивительно похожим на Глеба, рыженьким, с зелеными глазами.
Глеб работал, Лена занималась ребенком и домом вместе с Валентиной Ивановной, знаменитая мать Глеба, свекровь Лены играла в театре… Когда Мишке исполнилось три, свекровь уговорила Лену оставить на нее с Валентиной Мишку, поехать отдохнуть вдвоем с Глебом. Поехали на остров Капри, куда не попали в свадебное путешествие. Стоял солнечный, теплый сентябрь, и они провели на острове почти месяц, жили в маленькой гостинице, где в светлой уютной спальне занимались любовью с вечера, практически до утра. Поздно вставали, завтракали на открытой террасе знаменитым итальянским хлебом чабаттой, со свежим сливочным маслом, пахнущем цветами и свежим джемом, клубничным иили вишневым, пили восхитительный кофе. Купались вдоволь на диком пляже, ездили по окрестностям на арендованной машине (причем машину водила исключительно Лена, она хорошо научилась водить, у нее оказались большие способности, и подарок мужа на ее день рождения – машина, ждала ее в Питере, в гараже), ужинали в окрестных городках спагетти и фитучинни со спелыми томатами и сыром пармезан, запивали эти явства густым красным вином… Сказка… Сказка продолжилась и по возвращению в Питер. На день рождения Глеба, в ноябре месяце, ему исполнялось как раз сорок пять лет, Лена подарила мужу положительный тест на беременность. УЗИ показало, что будет девочка, которую решили назвать Машей. А еще Глеб получил новую работу, в Москве…
Пришлось продать отцовскую писательскую дачу в Репино, что бы купить дом в Подмосковье… Купили, переехали, Глеб успешно работал, Лена родила удивительную золотоволосую лапочку-девочку… Свекровь бросила театр, жила в Подмосковье вместе с сыном, невесткой и внуками. В невестке Вера Владимировна души не чаяла, именно о такой девушке она мечтала для Глеба, умнице-разумнице, хозяйственной и покладистой, тактичной и исполнительной, а не зажравшейся мажорке, что была до нее. И то, что девушка была из простой семьи, не знатного рода, было просто отлично. Хорошую девушку нельзя найти в богатых семьях, это аксиома. Свекровь Лены в этом убедилась на собственном опыте, и была счастлива, что Глеб, ее обожаемый сын, такую замечательную девушку, к тому же истинную красавицу, воспитанную и душевную, как Лена разглядел, не упустил…А потом случилось несчастье. Счастливая во всех отношениях семья рухнула…
Глеб смог откровенно поговорить с матерью только после скромных похорон Бориса. За поминальным столом сидели всего трое – мать и брат покойного, и их верная домработница. Мать искренне рассказала сыну о том, что раннее детство они с братом провели в детском доме (Глеб совершенно не помнил этого), и о том, почему его брат оказался в психбольнице. Глеб высказал матери, что она была неправа, должна была не скрывать, что его брат жив и относительно здоров, он мог бы тоже навещать его. Мать покачала головой, нет, он не прав, его бы не взяли на ответственную работу с братом-психом в анкете.
Глеб вздохнул, признался матери, что ничего уже не исправишь, что сделано, то сделано, но его брат убит, так же как няня его детей, кто это сделал, неизвестно, и он очень боится за свою семью, и не очень то верит Игорю Федотову, который утверждает, что ему и его семье опасаться нечего…
Глава восьмая.
1
Игорь Федотов вляпался, как он сам считал, тоже в пренеприятнейшую историю. Он влюбился! Тупо, глупо и нелепо. Почему тупо, глупо и нелепо? А он влюбился в девушку своего молодого коллеги, Алексея Лациса. И никаких шансов, как считал сам Игорь, рассчитывать на взаимность у него не было. Исключительно вздыхать, страдать, и мучиться от неразделенной любви. Что он и делал… И настолько загнал страданиями себя в тупик, что все из рук у него стало валиться, даже работать не хотел, нюх потерял, Лациса не гонял, отношения не выяснял с ним. Лацис не понимал, что происходит с Федотовым (тот же не с кем своими проблемами не делился), копался не шатко не валко по его заданию, изучал окружение убитой няни семьи Назаровых, Федотов с Лацисом разрабатывали версию, что хотели убить именно няню, гражданку независимой Беларуси. Но в России знакомых у няни кроме семьи Назаровых не было. Да, звонил ей кто-то с неизвестного номера, определить который не представлялось возможным, зацепок никаких. Послали запрос в Беларусь, по основному месту жительства няни, ждали ответ. А пока работали по старым делам…
Вернее работал один Лацис, Федотов делал вид, что работал, сидел на рабочем месте, гонял шарики по экрану компьютера. Он переживал и злился. На всех и вся. Лацис особо его бесил. Своей правильностью, своей состоятельностью и удачливостью. И Федотов ясно отдавал себе отчет, что Лацису страшно завидует. Даже тому, что Алексей моложе его на десять лет. Почему Лацису так повезло в жизни, почему он родился в богатой семье, имел с детства все тридцать три удовольствия, и сейчас продолжает иметь. А он Федотов, умнее Лациса в десять раз, в профессиональном плане в сто раз талантливее, а в человеческих отношениях так и в тысячу раз добрее, и всего он добивался сам, на блюдечке никто ничего ему не принес. И то, по сравнению с ребятами, что работали рядом с ним, Игорь понимал, что ему еще несказанно повезло, он один жил в собственной квартире, ездил на машине, не купленной в кредит, а подаренной братом-бизнесменом на сороковой день рождения. И то, что от него ушла жена, и не было своих детей, в его ситуации было для него не минусом, а плюсом. Деньги, что зарабатывал, он тратил только на себя, а не содержал на эти не слишком большие деньги жену, троих детей на съемной квартире. А те, кто не мог снимать квартиру, ютились со своими чадами и домочадцами по восемь человек в малогабаритных двушках, предпочитали отдыхать на работе и рвались в командировки. Квартиры получали единицы, не часто, и часто ценой собственной жизни. Так вот, Федотов, так возненавидел Лациса, так тому обзавидовался, что даже решил запить, но, слава Богу не запил, передумал, знал – не поможет. Он уже уходил в запой, когда его жена бросила, пил неделю, и тогда ему это плохо помогло, опыт он решил не повторять. А вот Лацису гадостей наговорил. Услышал краем уха, как тот говорит о якобы нормальных людях. Мол, как можно нормальному человеку жрать чипсы в подъезде из пакета и запивать их пивом. Федотов подумал, что только так чипсы жрать и можно, в подъезде, тайком от родных, хрустя пакетом, облизывая с пальцев соль, и именно запивая чипсы пивом. Ну а как еще прикажите есть чипсы – ножом и вилкой, с фарфора? Но не в чипсах дело, дело в нормальных людях. В мифических нормальных людях. Здесь он не сдержался, высказал Лацису:
- А кто такие нормальные люди? Откуда они берутся? И почему они не жрут всякую гадость, почему не пьют? Почему не распускают нюни? Или, наоборот, почему не заморачиваюся всякой ерундой? Или вот еще, нормальный человек не орет на детей при людях, он не устает от детей, и занимается их развитием. Нормальный человек не позволил бы себе жить в грязи, стремился бы к чему-то, социализировался, а не покрывался бы плесенью дома. Нормальный человек не стал бы работать за гроши, нормальный человек обожает тусовки, и не тратит время и деньги на кабаки, а только на учебу и спорт. Нормальный человек заработал бы себе на нормальную квартиру. Нормальный человек не думает об одежде, но всегда отлично выглядит. Бегает марафоны. Говорит на всех известных языках, он не потеет и не лысеет, не поправляется, может жрать гвозди. Особенно в том, что касается чувств, нормальный человек преуспевает. Он идет по жизни смеясь, всегда на позитиве. Сомнения ему чужды, он в любой момент готов рискнуть всем. Он никогда не орет, не чувствует тревоги и страха, или угрызений совести, его не огорчают дети, не задевают оскорбления, не расстраивают ссоры с женами, он не уязвим!
Федотов разошелся, ходил по кабинету и орал (Лацис даже испугался немного, хотя не должен был, он же считал себя нормальным человеком):
- Нормальный человек после ссоры с отцом не чувствует себя дерьмом неделю! А сколько можно чувствовать, день, час, полчаса? Вообще не сколько? Быть выше этого? Усмехнуться и пойти дальше! Нормальный человек уже в детстве знает, в чем его призвание, кем он будет, в каких науках преуспеет. А как он это узнал? Бог его знает! Вещий сон может быть видел, или по щучьему веленью? Нормальный человек понимает, что выбирает, когда его девушка говорит, что беременна, понимает, что его ждет беспробудное счастье, и лишь временные трудности, омраченные легким желанием поспать!
Лацис решил вставить свои пять копеек:
-О чем Вы, Игорь Михайлович? Причем тут призвание? Причем вещий сон?
- Да, ладно, я не об этом, не о призвании! Я о нормальных людях! Мы все ненормальные! В разной степени, срываемся на крики, на истерики, как я сейчас, тревожиться из-за ерунды. Съежиться в комок, хотим исчезнуть, раствориться. Совершаем ошибки, с трудом понимая их последствия. И что бы превратиться из ненормального человека в нормального нужно всего лишь сделать одну вещь – расширить границы этой нормальности, включить в них себя. Многие нормальные люди не любят вечеринок и тусовок, многих раздражают их дети, некоторых родители, некоторые не могут отказать себе в сладком, а некоторые – о ужас, грызут ногти. Косячат, плачут, не могут справиться с тревогой, и жрут чипсы с пивом!!
Лацис больше не возражал, бесполезно. Понимал – Игорь прав, и он, Игорь Михайлович Федотов, самый нормальный из живущих на свете людей. И именно он жрет чипсы с пивом, ходит три дня не бритым, спит в одежде, работает за гроши на слишком престижной работе, дома месяцами не подметает пол (это делают зашедшие к нему на огонек гостьи), а посуду он моет именно перед приходом этих самых гостьей.
2
А Игорь выдохнул, выпустил пар, сгреб со стола сигареты с зажигалкой, отправился курить, и пока курил, решил удрать с работы, уж очень ему захотелось увидеть Танечку, мельком, одним глазком. Он позвонил в больницу, где Таня работала, прямо из курилки, уточнил, она сегодня до пяти дежурит, на вторую смену не остается (было у Тани такое, что дежурила по две смены подряд). Он понял, успевает встретить ее с работы, если прямо сейчас уйдет. Так и сделал. Встретил Таню на выходе из больницы. Как встретил? Сидел в машине, наблюдал, как она вышла из ворот больницы, как села в маршрутку. Проводил маршрутку до станции метро «Рижская». Здесь Таня обычно спускалась в метро. Но сегодня в метро она не пошла, направилась в большой супермаркет «Крестовский». Федотов рискнул, припарковал машину, отправился в супермаркет вслед за Татьяной. Ее он поймал в отделе дорогих сыров, на полуподвальном этаже, обежав предварительно весь первый этаж (в этом магазине он был впервые и о наличии полуподвального этажа не знал). Но магазин ему понравился, не слишком пафосный, но и не запредельно дорогой, с симпатичным кофетерием (отметил про себя, можно пригласить Таню выпить кофе). Так вот, увидев Таню, выбирающую дорогой сыр, он пристроился рядом, коротко спросил:
- Танечка, и какой сыр Вы посоветуете?
Она обернулась, встрепенулась, заулыбалась:
- Здравствуйте, Игорь Михайлович! Какая встреча!
- Да, неожиданно! – он улыбался в ответ, во все свои тридцать два зуба, - Неплохой магазин, я здесь впервые. Проезжал мимо, решил зайти, подарок нужен коллеге…- он кивнул на стойку со спиртным, - Коньяк или водка дорогая…
- Здесь неплохой выбор…- кивнул в ответ Таня, продолжила выбирать сыр. Федотову ничего не оставалось, как взять со стойки не нужный ему дорогой коньяк, побросать в тележку, которую он прихватил еще на первом этаже кое-какие продукты, первые попавшиеся, сосиски в упаковке, так же в упаковке сыр, вернуться к Тане, которая наконец-то выбрала сыр, с предложением:
- Таня, давайте я отвезу Вас домой, я свободен совершенно…
Таня согласилась, на его радость (или удивление, почему?):
- Было бы неплохо, я устала очень, сутки отдежурила и еще смену в процедурном кабинете отработала…
- Зачем Вы так много работаете?
- А как иначе? Медсестрам платят немного, а мне еще за съемную комнату платить приходится… Деньги очень нужны. Квартирный вопрос хочу решить. Хоть маленькую, но квартирку приобрести. На первый взнос накоплю, постараюсь фирму найти, что в рассрочку квартиры продает, потом в рассрочку буду платить. Ипотеку мне не дают, официальная зарплата у меня небольшая… - и, увидев удивленное выражение лица Федотова, уточнила, - Хочу сама всего достичь, без чьей либо помощи, папы там, или друга…
Игорь кивнул, лишние вопросы (а они у него были), задавать не стал.
Они заплатили за приобретенные продукты, двинулись к выходу, тут Федотов предложил выпить кофе в кафетерии, который он раньше приметил, но Таня отказалась, констатировала, что он, Федотов хочет поесть основательно, не только кофе выпить, он, скорее всего не обедал, он на сосиски в магазине смотрел голодными глазами. Игорь согласился, он действительно не обедал, и предложил поужинать вместе с ним Тане, благо небольшой ресторанчик в «Крестовском» имелся. Таня одобрила. Игорь решил – сегодня его день, точно его. Но звонок телефона разрушил его грандиозные планы (так он посчитал, когда ответил на звонок, но на самом деле было все совсем наоборот). Так вот, звонил его сосед, верный помощник, собачник, встревоженный и озабоченный, он говорил сбивчиво :
- Тут такое дело, Игорек, из деревни мне звонили, в моем доме какой-то ирод все окна побил, в деревню мне срочно ехать нужно. Найду я с собой забираю, а с твоим ты уж сам погуляй, только не поздно, часов в семь-восемь, если не можешь приехать, я с ним сейчас на пять минут выйду, ты тогда часов в девять-десять еще раз его выгуляй…
Игорь не был извергом, понимал, сосед переживает, его имущество испорчено, может, побили не только стекла, но и украли чего, сосед не богатый человек, и Федотов пообещал соседу:
- Не переживай, дядя Вася, я уже домой собираюсь, пса выгуляю, если помощь какая понадобиться, там надавить на кого, злодеев найти, ты звони!
На этом разговор закончился, Игорь с сожалением взглянул на Таню, тяжело вздохнул, произнес:
- Не получается у нас поужинать, Танечка, домой срочно нужно. Сосед, мой помощник, уезжает, неприятности у него, так что с собакой мне гулять придется, но Вас домой я отвезти успею… - и тут он решил рискнуть, если сегодня действительно его день, он пригласит Таню на ужин к себе домой, и он рискнул: - Танечка, а давайте поужинаем у меня дома, я Вас со своей бандой познакомлю, поверьте, не пожалеете, моя банда – собака и кошка, отличные ребята! И продукты у нас имеются – сосиски и сыр, хлеб дома у меня есть, и выпить найдется, и вино, и что покрепче. Дома у меня никого, кроме зверья. Поехали! Или Вы старого холостяка опасаетесь? Я, вообще то, надежный товарищ, так все мои знакомые считают…
Сегодня был точно его день, она согласилась! Заулыбалась:
- Конечно, поедем! Только, чур, Ваши сосиски, а сыр мой! У меня еще яблоки, лимон и зефир, к чаю… Так что пир горой!
Таня сама себе удивлялась, почему согласилась ехать к Федотову домой? Очень хотела познакомиться с его, как он называл, бандой? Не такая уж она была любительница животных. Она просто не хотела с ним расставаться. Ей было рядом с ним тепло и комфортно, и очень интересно. И эта, как она считала, случайная встреча, сделал ее сегодняшний, не слишком веселый день, ярким и красочным. Ей нравился Федотов, он был простым хорошим мужиком, по-житейски умным. И еще по рассказам Лациса Таня знала, Федотов великолепнейший, супер профессиональный опер. В полицейской работе Таня не разбиралась, но Лацису верила, тот не будет восхищаться кем-то или чем-то без веской причины. И еще, Федотов ей очень понравился, как мужчина, еще тогда, при их первой встрече, и сейчас, находясь рядом с ним, она осознавала, он ей продолжает нравиться, вернее нравиться еще больше, чем при их первой встрече, ее тянет к нему, как магнитом, вкупе Лацису, который вообще то был ее мужиком, спала она с ним, проще говоря, больше года. Вот как-то так.
В машине Федотова, потрепанном «Форде», Таня с комфортом расположилась на переднем сидении, как будто ездила в этой машине и именно на этом месте, всегда. Она с интересом наблюдала, как Федотов, привычно, прежде чем сесть в машину, снял куртку, бросил на заднее сидение, за руль уселся в одном свитере. Прежде чем тронуться с места, он глянул с улыбкой на Таню, он явно был рад ее видеть рядом с собой, и Таня это почувствовала, ее как будто горячей волной окатило. На секунду она пожалела, что села в машину к Федотову, захотела убежать куда подальше, не видеть, не слышать, не знать этого мужчину, не нужен он ей, от него будут в ее такой спокойной, уже устоявшейся жизни сплошные неприятности. Но с места не сдвинулась. Не смогла. Лишь вздохнула тяжело, и отвернулась к окну. А он, заводя мотор, с тревогой спросил:
- Случилось что-нибудь, Танюша? Вы вдруг погрустнели…
- Нет, все в порядке, просто устала…- она оправдалась, вывернулась, набралась смелости, повернула голову, взглянула прямо ему в глаза, а он принялся извиняться, мол он не брит, не ожидал встречи с такой милой дамой, побрился бы, если бы знал, что ее встретит. Она успокоила его – он ей небритым нравится, ему очень идет, у него небритым брутальный серьезный вид. Он кивнул, мол, что ж, если ей нравится, он спокоен… Потом говорили о природе, о погоде, о городских районах, где кто живет сейчас и жил раньше. Федотов был коренным москвичом, даже в армии служил в Подмосковье, и никогда из Москвы надолго не уезжал, так что Москва была для него не просто родным городом, его вотчиной. Таня Москву знала хорошо, хоть и родилась в Рязани, там школу закончила, но в Москве вот уже много лет работала… Он спросил – почему она медсестра, почему не доучилась на врача? Она пояснять не стала, ответила коротко – так получилось, а учиться дальше не стала – возможности не было. Он не выспрашивал, про себя решил, со временем сама расскажет, и осекся – как со временем, что у них будут еще встречи, на которых она изложит свою биографию?
3
Вот и его дом, вполне приличный, кирпичный, девятиэтажный. Федотов, паркуясь у подъезда пояснил, в этом доме его семье почти тридцать лет назад дали квартиру. Его семья – это мать и брат, отец рано умер, в новой квартире толком пожить не успел. Теперь он здесь один проживает, мать живет у брата в загородном доме, брат у него бизнесмен, трое детишек у него мал мала меньше, мать ему помогает с детьми. Таня спросила, почему Федотов один, где же его жена? Тот зло бросил в ответ – разошлись как в море корабли… На этом разговор о семейной жизни закончили, благо уже к квартире Игоря подошли, на третьем этаже. И когда он вставил ключ в дверной замок, раздался заливистый собачий лай. Федотов по привычке, открывая дверь, приговаривал:
-Сейчас, мой хороший, сейчас открою, сейчас гулять пойдем…
И, заметив улыбку Тани, смутился.
Когда Игорь, наконец, открыл дверь, радуясь, что два дня назад его квартиру посетила его мать с невесткой (узнав об этом, два дня назад он их страшно отругал), провели в квартире генеральную уборку, вымыв окна и выбив все ковры, пропустил в квартиру Татьяну, вошел сам, и зверье просто сошло с ума. Кошка терлась о ноги Федотова спинкой и боками, держа хвост трубой, мелодично мяукая, пес, наоборот, заливался лаем, прыгая вокруг хозяина. Пес был чудесным, небольшим, коротколапым, с острыми ушками. И казалось, что пес хитро улыбается, такое занятное у него было выражение морды. Федотов унял свое зверье, помог Тане раздеться, выдал домашние тапочки, большие, мужские, показал, где кухня, и где ванная с туалетом, отправился гулять со своим любимцем….
Гулял минут сорок, за это время Таня успела нарезать салатик, из найденных в холодильнике огурцов, помидорчиков и лука, отварить макароны, потереть сыр для макарон, отварить сосиски, накрыть на стол. Вернувшийся с прогулки Федотов, увидел красиво накрытый стол, с салфетками и бокалами, потерял дар речи, и даже его кошка была покормлена, и сыто урчала, развалилась на кухонном диванчике. Таня, заметив появившегося в дверях кухни Игоря, произнесла:
- Я тут без Вас похозяйничал, Вы мойте руки, присаживайтесь за стол, Игорь Михайлович, я пока песика покормлю.
Игорь промолчал, отправился мыть руки.
Ужин начали в тишине, лишь пес чавкал, поедая из своей миски собачий корм. Таня первой прервала молчание:
- У Вас хорошая квартира, уютная. Мебель неплохая… Ремонт свежий… Обои красивые…И книг много, и новых и старых…
Игорь мотнул головой:
- Жене бывшей спасибо, она квартирой занималась, мне же некогда, я на работе постоянно. Да и не нужно мне этого ничего. Есть где спать, ужинать, в принципе, я могу и с газетки, а пить из бутылки… Жена меня стыдила постоянно за это. Я устаю очень, мне не до изысков. А кому понравиться, если муж или на работе, или спит. Я пару раз, вернувшись с работы, в ванне засыпал, жена будила, вернее, жену соседи будили, приходили из квартиры под нами, я их заливал, вода в ванне переливалась. С тех пор, вернувшись с работы, только душ принимаю. У телевизора постоянно сплю, даже под футбол, а в кино или в театр со мной просто невозможно ходить, могу и храпеть! А книги родители собирали, в бараке жили, а книги покупали. Отец умер, мать продолжила покупать. Уже дефицита книг не было, а мать все равно покупала. Я в детстве читал очень много, в юности тоже. Только когда работать начал, читать перестал. Сил читать нет. В отпуске только. Книгами затариваюсь, и на пляж… Но все бульварную литературу читаю, до серьезной литературы дело не доходит. Покупаю серьезные книги, по примеру родителей, откладываю, до пенсии…
- Вы очень критично к себе относитесь, Игорь Михайлович, я тоже засыпаю в метро, когда с работы еду, особенно на Кольцевой линии, просыпаюсь, и не понимаю, куда еду, в какую сторону, и сколько я спала, так и катаюсь по кругу, иногда по полчаса. И дома меня никто не ждет, у Вас хоть животные… И книг я практически не читаю, и не собираю. Негде собирать. Мечтаю квартиру купить, и книжный шкаф там завести. И хорошую идею Вы подали, на пенсии серьезные книги читать. Я в детстве тоже много читала, запоем. У меня родители книжники. Мать корректором была в издательстве, а отец журналистом, потом издательство возглавил. Они мне сказки в детстве читали, мама Андерсена и Перро, папа «Маленького принца». Ой, как я боялась этих сказок. Хоть и хорошо сказки заканчивались, я всегда плакала. И сейчас плачу, до сих пор со страхом вспоминаю и «Снежную королеву», и «Дикие лебеди», совсем не детские сказки. А уж «Маленького принца», любимую сказку моего отца я так и не смогла прочитать самостоятельно…
- «Маленький принц»? Не читал. И на ночь в детстве мне сказок тоже не читали, некогда родителям было. Мы с братом самостоятельно читать стали, в первых классах школы, все больше приключения и фантастику уважали... А животные, случайно они у меня появились, специально их не заводил. Кошка от бывшей жены в наследство осталась, она забрать ее хотела, когда уходила, но видно забыла. Десять лет уже кошка в этой квартире живет. А пса я, можно сказать, от смерти спас, его Колька, сын моей жены и сосед, дядя Вася выкормили, взял его месячным щенком. А хозяином и кошка, и собака меня считают, хоть и редко видят…
- А Вы вожак стаи! Вы – главный! Не задумывались об этом?
Игорь закивал, задумывался он об этом, не раз. Но, все таки вернулся к книгам, спросил:
- А кроме сказок, что вы в детстве читали?
- Про пиратов… Очень «Одиссею капитана Блада» любила. Прочитала раз сто… Девочке одной, во дворе дала почитать, она мою книгу потеряла… Я плакала, неделю. Мне уже лет двадцать было, я увидела эту книгу в букинистическом отделе, в книжном магазине в Рязани, схватила, купила, домой привезла, начала читать, и не смогла. Разочаровалась ужасно. Может быть позже прочту, как Вы говорите, на пенсии…
Они закончили ужинать, во время ужина, Федотов предложил вина, у него было хорошее чилийское вино, но Таня резюмировала, одна она пить не будет, а Игорь не может, он за рулем, ее домой отвести обещал, хотя можно вызвать и такси. Согласились на такси, и Федотов принес вино, действительно хорошее, сухое, красное. Выпили по бокалу, потом еще по одному… Таня убрала грязные тарелки, сервировала стол к чаю, от кофе отказались оба, тем более, что у Федотова были запасы неплохого чая, рассыпного. Чай Таня заваривала по всем правилам, в заварном чайнике, предварительно обдав чайник кипятком, настаивала чай в заварном чайнике под сложенным в несколько раз полотенцем. Он любовался ее слаженными, ловкими движениями, она все делала аккуратно и быстро. Она вообще на его кухне чувствовала себя, как дома. И она нравилась ему безумно! Ее рыжеватые волосы, стянутые на затылке в пышный короткий хвостик, ее длинный голубой свитер (или миниплатье?) из пушистой шерсти, ее тонкая талия и стройные лодыжки… Он хотел, что бы она с его кухни никуда не уходила. Нет, с кухни она может уйти, но только в его спальню… Подумав об этом, он тут же схватился за сигарету, закурил, и принялся извинился, что курит… Жена его с сигаретой гнала на лестницу. Таня курить ему разрешила, закурила сама, присев за кухонный стол напротив него. Рассказала, медики все курят, без сигареты в медицине невозможно, нужно стресс снимать, если не курить, то пить придется, или хуже еще – наркотики принимать. Уровень горя просто зашкаливает. Игорь кивнул – в его оперской работе точно также… Они пили чай из глиняных икеевских кружек. Таня заметила, у Федотова на кухне вообще вся посуда из «Икеи», новая и не слишком дорогая. Спросила, что произошло со старой посудой, он мотнул головой, как упрямый бычок, потер небритую щеку ладонью, не ответил, лишь усмехнулся. Таня весь ужин наблюдала за ним, его реакцией, его мимикой. Восхищалась его темпераментом, еле им сдерживаемым, убеждалась – роскошный мужик. Высоко роста. Вон плечи какие широченные, накаченные, сильные руки, крупные ладони с длинными пальцами, правда ногти короткие обгрызанные, он до сих пор ногти грызет, когда нервничает. У него глубокие карие глаза, широкие брови, высокий лоб с поперечными морщинками, и между бровей морщинки залегли, а как у него морщинок не будет, с такой адовой работой? И волосы на висках седые, в сорок лет! А волосы у него отличные, густые, только давно не стриженные, хороший парикмахер ему как воздух нужен, что бы и он и его шевелюра гармонировали, а сейчас он отдельно, а шевелюра сама по себе. Переодеть его тоже не мешало бы, драные джинсы с него снять, и запретить носить с джинсами мятый пиджак. Купить ему новые джинсы и несколько дорогих свитеров, и тогда не мужик будет, картинка, загляденье, девушки будут висеть на нем гроздями. Фору в сто очков Лацису даст…
Чай был выпит. Таня и Федотов молча сидели друг напротив друга. Под ногами у Федотова примостился пес, а под боком у Тани мурчала кошка, которую та поглаживала. Зверье было счастливо. Хозяин дома, и симпатичную хозяйку привел. Таня положила руку на крышку стола, Федотов протянул руку, накрыл своей ладонью ее руку. Она руку не отодвинула, наоборот положила вторую руку поверх его руки, а он накрыл ее руки второй ладонью. Так и сидели, держась за руки, боясь заговорить, нарушить неловким словом единение душ. То, что это было именно единение душ не он и не она не сомневались. И такое было и с ним и с ней впервые, и это было покруче банального секса. Вот она высвободила свои руки из его, чуть слышно прошептала:
- Вызови мне такси, я лучше поеду домой. А то и до греха недалеко…
Он кивнул, то, что она назвала его на «ты», а не банальным Игорем Михайловичем, он не заметил. На мобильном телефоне, с которым он никогда не расставался, он нажал несколько кнопок, телефон пискнул, прислал смс-ку. Федотов опять нажал на пару кнопок на телефоне, прочитал очередную смс-ку, прокомментировал:
-Такси будет через восемь минут,нужно собираться, Танюша!
Таня встала из-за стола, пошла в прихожую, Федотов пошел за ней. И в прихожей он не сдержался, обнял Татьяну, сжал в своих медвежьих объятьях, прижал к себе. Она не сопротивлялась! Обхватила Федотова за шею, прижалась к его широкой груди (такой удобной, как раз для того что бы прижаться!). Он поцеловал ее долгим страстным поцелуем, она ответила на его поцелуй, переместила руки, запустила пальцы в его густые волосы на затылке. А его руки путешествовали по ее спине, ласкали ее спину сквозь свитер, спускались ниже, на ее бедра… Их поцелуй прервал его мобильный телефон, пискнул очередной смс-кой. Он разжал руки, Таня выскользнула из его объятий, отшатнулась к входной двери. Федотов прочитал смс, тяжело вздохнул, хрипло произнес:
- Такси пришло…
Таня уже натягивала сапоги, он принялся помогать ей, присел на корточки, застегнул на ее сапогах молнии. Помог надеть и куртку, на секунду прижал к себе девушку, и тут же оттолкнул от себя, открыл входную дверь и фактически вытолкнул за дверь Татьяну, всучив ей ее сумку. Та не сопротивлялась, понимала, нужно уходить, действительно от греха…Он захлопнул входную дверь за Таней, прижался к двери щекой, пытался отдышаться, успокоиться, и одновременно ему было страшно горько и муторно на душе, от него ушла женщина, она не хотела уходить, а он практически ее вытолкал, выгнал! Он должен был ее удержать, должен! Он лихорадочно начал крутить замки, открывать их, толкнул, распахнул дверь, и увидел Таню, стоящую за его дверью. ОНА НИКУДА НЕ УШЛА!
Федотов втянул Татьяну назад, в квартиру, не отпуская ее от себя, захлопнул дверь, тут же начал покрывать ее лицо быстрыми, жаркими поцелуями, попутно стягивая с нее куртку. Подхватив на руки, понес ее в спальню, опустил на кровать… А Танечке, все что с ней происходило, очень нравилось, она чувствовала, что сейчас происходит, может быть самое важное событие в ее жизни. Она встретила своего мужчину, и это не Лацис ( про того она просто забыла)…А в прихожей, телефон забытый Федотовым, продолжал сыпать смс-ками, потом зазвонил, и звонил долго-долго, но его просто никто не слышал. Федотов про телефон просто забыл. Телефон успокоился минут через пятнадцать, водитель вызванного Федотовым такси (а это названивал именно он), понял, что никто никуда, проживающих по этому адресу, ехать не собирается.
4
Это было просто безумие! Такого от себя Федотов никогда не ожидал, он и представить себе не мог, что вот именно такое с ним может произойти! С женщинами у него всегда все происходило тихо мирно. Пришли к нему домой, выпили чаю (кофе, вина, водки, коньяку, шампанского, того что нашлось под рукой), разделись (сами), занялись любовью, сладко заснули (или не заснули, если даме нужно было отъехать домой, тогда он вызывал для нее такси, или не вызывал, если дама была на машине). А сейчас случилась какая-то фантосмогория, феерия, сумасшедшая страсть. Федотов стягивал с Танюши одежду, злился, у него это плохо получалось, а та заливалась веселым смехом, по мере сил помогала ему. Особенно трудно ему дались ее колготки, почему то без ступней (леггинсы, лосины, рейтузы?), они плотно облегали ее чудесные ноги, и покидать свое место ну никак не хотели. Он тянул их со всей своей дури, Таня пинала его ногами, твердила, что сама разденется, а то он еще ее всю одежду разорвет, в чем она домой поедет? Он не отпускал ее, тянул с нее одежду, и о чудо, у него получилось, и леггинсы снялись, и свитер, и трусики с бюстгальтером пролетели по спальне белыми журавлями, плавно опустились на пол, и его одежда тоже оказалась на полу, неподалеку от «белых журавлей»…
Они занимались любовью страстно, истово, боясь отодвинуться друг от друга хоть на миллиметр, расцепить сцепленные руки, расплести переплетенные ноги. Делали небольшие перерывы, отдыхали, дремали, пару раз курили (оба), Федотов для этого ходил на кухню за сигаретами. Прихватил свой телефон из прихожей, мельком глянул на его экран, заметил массу неотвеченных вызовов, вздохнул, он пропустил много нужных звонков, но перезванивать по этим звонкам было уже слишком поздно, вернулся в спальню к Тане, и любовный угар начинался снова… Ближе к утру, когда они уже не занимались любовью (выдохлись), просто лежали прижавшись друг к другу, Таня начала было спрашивать:
- Игорь, а почему…
Тут Федотова проняло, он просто взвился:
- Почему я развелся? Ты это хочешь спросить? Так потому что я был плохим мужем, кому нужен такой плохой? Не умею я быть хорошим мужем! Деньги зарабатывать не умею, взяток брать тоже, и дома меня никогда нет. И жене зарабатывать не дал, зарвалась она, я ее уволиться вынудил! А она меня Павликом Морозовым обозвала! И выдала мне, что ненавидит меня, достал я ее, и сам достал, и работала моя достала, и мать моя достала, хотя мать с нами жила очень непродолжительное время. Так вот, я плохой муж, очень плохой!
- Игорек, я не это хотела спросить, совершенно! Я понимаю, тебе о бывшей жене говорить не хочется, я и не спрашивала… Я хотела спросить, почему твои животные с нами не спят? Боятся? Я уверена, они спят с тобой, оба! Кошка в ногах, а пес рядом, на том месте, где я сейчас…
- Да, точно там спит! А кошка в ногах. Но не бойся, я подстилку для него стелю, он не спит на простынях!
- Я не боюсь! Ты знаешь, медики не брезгливые! Я не против животных в постели… Я хорошо к животным отношусь, но у нас дома никогда животных не было, у мамы была астма…
-Я закрыл зверье гостиной, чтобы не мешали, пусть там спят…
- Пусть спят…
Она успокаивала его легкими поцелуями, ласками, нежными словами, он размяк, растекся от близости к нему такой вот прекрасной женщины, забылся, контроль над собой потерял, и казалось ему, что все теперь в его жизни будет хорошо, с ним чудесная Татьяна. И он, наконец, заснул, крепко и глубоко, с ним рядом мирно посапывала и Татьяна, уткнувшись носом ему в плечо. Проснулись оба от звона будильника в его телефоне, в половине седьмого. Спали оба не больше полуторачасов. Не выспались страшно. Но принялись выбираться из постели, Игорь нужно было на работу, это у Татьяны сегодня оказался выходной, и она намеревалась предложить Игорю побыть у него дома, обед приготовить, с собакой погулять. Но все пошло не по ее плану.
Игорь Федотов, умываясь и бреясь в ванной комнате, глядя на себя в запотевшее зеркало, вдруг ясно понял, как будто по голове его огрело пыльным мешком, что никакого будущего у них с Татьяной нет, где она и где он. Зачем ей, такой красавице и умнице, в любовниках у которой ходит богатенький Лацис, с которым она отдыхать ездит, вон в Париж на Новый год они собрались, нужен бедный престарелый опер, с кучей проблем? С ним она решила просто развлечься, на свежатенку ее потянуло, солененького захотелось, игры у нее такие! Вот пусть к Лацису и убирается, нечего ей в его жизни делать! Он просто не понимал, что приревновал женщину, первый раз в своей жизни приревновал, и было ему от этой дикой поганой ревности так больно и обидно, что он решил, больно должно быть и Татьяне… То что он разрушает их отношения, он не осознавал. Казалось ему, что отношений никаких у них нет и быть не может. И сделал он такой выбор еще и потому, что у Тани за весь вечер не разу не зазвонил телефон, у нее, что знакомых нет, не звонит ей никто? Или она его специально выключила? Зачем выключила? Что бы не мешал ей весело время проводить? Игорь Федотов не знал психологию женщин, то ли мало женщин было на его жизненном пути, то ли попадались одни черненькие, белых и пушистых он не видывал. Он умылся, оделся, выгулял пса, вернулся на домой, где на кухне Таня во всю хозяйничала. Одетая в его белую майку, повязав фартук, жарила для него блинчики. А на кухонном столе уже дымился аппетитнейший омлет с сосисками! Его мать, даже в юности таким завтраком не кормила, все больше кашей и бутербродами. Перевернув блинчик, Таня, стоя лицом к плинте, то есть к Федотову спиной, спросила:
- Ты по утрам чай пьешь или кофе?
Он хрипло выдавил из себя:
- Кофе…
Уселся за кухонный стол, уткнулся носом в тарелку с омлетом. Таня заметила его состояние, переспросила:
- Что-то случилось, Игорек? Что-то не так?
Он откашлялся:
- Все так, все в порядке…
Таня поставила на стол тарелку с блинчиками, присела напротив него:
- Я же вижу, что что-то случилось? Я виновата?
- Нет что ты! На работе неприятности! – придумал ответ Федотов, - Сейчас позвонили, нужно срочно ехать!
- Так езжай, завтракай и езжай! Меня можешь смело здесь оставить, я все уберу, посуду помою, собаку твою днем выгуляю, в магазин схожу, вкусненькое на ужин приготовлю. У меня выходной сегодня! Ты только ключи мне оставь…
- Не нужно, Таня, я все сам…
- Что сам? Посуду помоешь? В магазин сходишь? Собаку днем выгуляешь? Ты не хочешь, что я осталась? – она была удивлена.
Федотов поперхнулся омлетом, выдал:
- Я тебя домой отвезу, одевайся, спасибо тебе за все, Танюша!
Таня все еще недоумевала:
- Федотов, ты мне объяснишь, что происходит?
Федотовым его называла жена, причем постоянно, порой ему казалось, что она забыла как его зовут, но однажды он нашел ее записку, где было написано «Спросить у Игоря…», он несколько минут думал, а кто такой вообще это Игорь. Так вот, сейчас Федотов поднял тяжелый взгляд на женщину своей мечты, как он думал, никогда ему не принадлежавшую, и тупо произнес:
- Собирайся, Татьяна, я тебя домой отвезу…
Ничего объяснять он в принципе не хотел, устал от бесконечных объяснений с бывшей супругой, последние два года только и объяснялись. Он еще на суде с супругой (та оттяпать кусок его с матерью квартиры хотела, конечно не получила), решил – все бабы дуры, абсолютно все! Нет нормальных баб, и вот эта, сейчас сидящая перед ним, потупившая фиалковые глаза, тоже такая же как все…Таня пошла одеваться, вышла через полминуты, полностью одетая, коротко, зло бросила:
- Поехали, раз ты спешишь!
Федотов поднялся из-за стола, так и не оценив приготовленный Таней завтрак, съел полпорции омлета всего лишь. Таня, заметив это, попросила:
-Ты хоть блинчики на работу возьми, с ребятами чай попьете!
Федотов мотнул головой… И блинчики и недоеденный омлет полетели в мусорное ведро. Федотов лишь успел подумать: «Жестоко…». В прихожей Таня приласкала вертевшегося вокруг нее пса, поцеловала в черный кожаный нос, натянула сапоги, куртку, вышла на лестничную клетку и уже там, молча, дожидалась Федотова. Тот вышел вслед за ней, захлопнул входную дверь, показал ожидавшей его Тане, на лестницу, идущую вниз, начал спускаться первым, она поплелась за ним, будто бы думая, что он сейчас передумает, и предложит ей вернуться в квартиру. В машине он продолжал не комментировать свое поведение, только спросил ее адрес. Она назвала. Ехать было недалеко, приехали быстро. Он затормозил, не доезжая до ее дома метров двести, лихорадочно ткнул ногой педаль тормоза, Таня, задумавшаяся о своем, о девичьем, чуть не слетела с пассажирского кресла. Остановившись, он коротко бросил:
- Приехали…
Таня возразила:
- Не доехали немного…
Федотов повернулся к ней всем корпусом, взглянул, как будто видел впервые, спросил:
- Таня, объясни, почему у тебя телефон молчит вторые сутки?
- Аккумулятор сел, еще в больнице, я зарядку для телефона дома забыла, искать по знакомым не стала, думала, домой еду, дома заряжу…
Федотов кивнул, а Таня в свою очередь спросила:
- Федотов, что случилось? Почему ты так переменился ко мне?
- Таня, объясни, что ты от меня хочешь?
- Ничего не хочу. Ты просто пригласил меня к себе домой, я просто согласилась! Я не жалею, что поехала к тебе, мне очень понравились твои зверушки… - пожала плечами Таня.
-Так давай оставим все как есть, забудем, что было между нами, это была ошибка и твоя и моя…
- Ты сможешь забыть? Если сможешь, флаг тебе в руки! По какой-то причине, что ты не хочешь мне сказать, что с тобой случилось, почему ты так ко мне переменился, ладно. Как я понимаю, ты не хочешь, что бы мы дальше виделись, хорошо, мы не будем больше видеться. Я не буду тебе звонить, ты видимо, этого хочешь тоже, и если мы случайно встретимся, так и быть, я сделаю вид, что не узнаю тебя… Только, мой бог, я не понимаю что случилось, что я сделала не так!
- Таня, для тебя много значит Лацис?
Таня хлопнула себя по лбу:
- Так вот оно что! Ты ревнуешь! Так не значит для меня он ничего! Я не люблю его, я объясню ему, что мы не будем больше видеться! Я думаю, он возражать не будет, он не любит меня тоже, я нужна ему только как удобная спутница для тусовок и поездок! Ему со мной комфортно, он так говорит!
-Значит ничего?–переспросил Федотов, Таня закивала головой:
- Конечно, ничего!
- Посмотри в ту сторону…- Игорь показал рукой по направлению к ее дому, -Приглядись! Машину его видишь? Его самого неподалеку от машины?
Таня увидела, и машину Лациса и самого Лациса, он ждал у подъезда ее дома, прыгал на месте, видно замерз сильно, долго ждал. У нее действительно разрядился телефон, еще вчера днем, и Лацис, скорее всего, звонил ей, не дозвонился, вот и приехал к ее дому.Зачем она ему срочно понадобилась?Такого никогда не было!
- Не знаю, что ему нужно…- пробормотала Таня. А Федотов произнес, безапелляционно:
- Давай решим так. Мы не знакомы, ничего между нами не было. Таня, мне действительно трудно будет забыть, того что между нами произошло, но я справлюсь. Так уже вышло, Таня, с Лацисом ты познакомилась раньше, чем со мной. И, положа руку на сердце, признайся, если бы я не был начальником Лациса, ты бы на меня даже внимания не обратила…
- Ты так считаешь… - выдохнула Таня, сделав ударение на «ты», продолжила: - Я думала, что встретила действительно надежного, умного, честного мужика, а, оказалось, встретила безвольную тряпку, который за свою женщину побороться не может! Ты знаешь, Игорек, не везет мне с мужиками…- она всхлипнула, но сдержалась, вытерла нос рукавом куртки, втянула слезы обратно в глаза: - Меня практически все мужики, что были в моей жизни, обманывали, а двое из них вообще мою жизнь сломали. Я в институт, в медицинский, из-за одного маменькиного сынка не поступила, хоть и окончила школу с золотой медалью, и с детства врачом хотела быть. Пришлось в училище медицинское поступить, но я не жалею, я дипломированный фельдшер, без труда в любую больницу могу устроиться… А из-за другого типа, мужского пола, моего отца, я диплом врача не получила. Мне пришлось из дома уйти, и на жизнь самой себе зарабатывать, учиться не получилось. А мой папа между прочем, теперь один из руководителей области, и я у него единственная дочь. Моя мама тяжело болела, слегла, ей уход постоянный потребовался, мне тогда двадцать один год был, я на третьем курсе училась, в медицинском. Мать с отцом в Рязани жили, и я там родилась. Так вот, маме совсем плохо, я академический отпуск взяла, в Рязанском меде тогда училась. Но мама скоро умерла. Был ноябрь, как сейчас. Маму похоронили, отец погоревал немного, потом стал на работе задерживаться, типа, когда мама болела, он работу запустил, сейчас наверстывает, в ночную смену. Он тогда возглавлял самое известное издательство в нашем городе. Я думала, правда работает, а он… Так вот, наступил канун Нового года, 31 декабря, отец вернулся домой рано, я новогодний стол готовила, он вдруг сказал, что пойдет за елкой, хочет что бы мы елку дома поставили. Ушел. Ходил три часа, я начала ему звонить, спрашивать, когда он вернется, ведь уже вечер наступил… Он сначала отвечал, что елку ищет, потом вообще перестал трубку брать. Новый год я встретила одна, без елки и без папы. Он вернулся 1 января, к обеду. Просил прощения, плакал. Он Новый год с женщиной встречал. Он за елкой не пошел, он пошел свою давнюю любовницу, между прочем, мамину подругу, с Новым годом поздравлять. И решил там и остаться. А я так, по боку, ему было безразлично, что я волнуюсь, что у меня мама не так давно умерла, его не тронуло совершенно, что я Новый год одна встречаю. И с той женщиной он уже давно встречался, несколько лет. Мама болела, умирала, а он с другой бабой… Я собрала вещи, в тот же день в Москву уехала, хотя планировала с Нового года в институте восстановиться, уже зачеты за тот материал, что пропустила, почти все сдала. Работу быстро нашла, в общаге жила сначала, потом другую работу, более высокооплачиваемую нашла, комнату сняла, с Лацисом познакомилась, деньги зарабатываю, хочу квартиру в Москве купить, врачом уже не хочу быть, медсестрой тоже не плохо, скоро старшей медсестрой буду…Может быть замуж за надежного мужика выйду, тогда и работать не придется. Но, не за тебя, ты от меня отказался…Будь счастлив, по возможности… Зверье у тебя отличное!
Она толкнула дверь машины, вышла из нее, пошла к своему дому, закину сумку далеко за плечо, засунув руки в карманы, печатая шаг, как солдат новобранец… Федотов поехал на работу, на душе у него было так плохо, что хотелось повеситься…
5
Лацис, совсем посиневший от холода, увидев Таню, повеселел, оживился, бросился ей на встречу. Но заметив, что Таня не так уж и рада его видеть, осекся, остановился. Татьяна прошла мимо него, взялась за ручку двери подъезда, он остановил ее, положил руку ей на плечо. Таня спросила:
- Что тебе нужно, Лацис? Ты что меня караулишь?
Тот пошел в наступление:
- Почему твой телефон выключен? Я звонил тебе много раз, я даже на работу к тебе, в больницу вчера вечером ездил, мне сказали – давно ушла, еще в пять часов! Домой к тебе, в квартиру поднимался, соседи сказали – домой не приходила! Где ты была? Я уже хотел в розыск тебя подавать!
- Телефон просто разрядился, ты этого не допускал? А дома меня не было, потому что на работе я была. Я работаю не только в той больнице, ты об этом знаешь!
- Если у тебя телефон разрядился, почему ты не позвонила с городского телефона, не предупредила?
- Я это раньше делала? Ты мог мне не звонить по три дня… Зачем я тебе так срочно понадобилась?
- Паспорт твой нужен, зарубежный, если мы сейчас договор на новогодний тур в Париж заключим, то по раннему бронированию у нас будет тридцать процентов скидка! Это приличная сумма…
- Ах, вот оно что! Приличная сумма говоришь!
Таня попыталась все-таки войти в подъезд, но Лацис ее задержал, схватил за плечо:
- Ты, что, не хочешь со мной ехать?
- Я подумаю, Алексей…- она высвободила плечо из цепких пальцев Лациса, - Я устала, не спала ночь, я хочу отдохнуть, у меня сегодня редкий выходной. Мне нужно выспаться…
- Я не понимаю, зачем тебе работать ночами? – недоумевал Лацис, Таня парировала:
- Мне нужно платить за комнату, двенадцать тысяч рублей в месяц, мне эти деньги никто не приносит на блюдечке. И это дешево, мне повезло, что я нашла эту комнату, и во второй комнате в этой квартире живут мои коллеги, супружеская пара без детей, а не кодла киргизов или кавказцев.
- Так мы едим в Париж? – не отставал Лацис, Таня повторила:
- Я подумаю… Все, я иду спать, отстань от меня, ты слишком назойлив, Лацис, почему, непонятно…
Ей удалось войти в подъезд, уже ей в спину Лацис крикнул:
- Я позвоню тебе вечером… Сходим поужинать куда-нибудь…
Глава девятая
1
Будучи ребенком, Танечка Корсакова считала, что живет в прекрасном, чудесном, светлом мире. Почему бы нет, у девочки были любящие родители, красавица мама, корректор в типографии, и умнейший, знающий все на свете папа, журналист в газете. И жила Танечка в замечательном старинном городе Рязани. Правда, семья ютилась в бараке, в общежитии, в небольшой комнатке (не больше десяти метров), с длиннющим общим коридором, большой кухней со стоящими в ряд газовыми плитами, и душевой, без горячей воды. Но отсутствие воды никого не пугало – ходили в баню, раз в неделю. А длинный коридор – это же дополнительное место для хранения. Вдоль длинного коридора у дверей комнат стояли многочисленные коробки со всяческим хламом постояльцев, велосипеды, прикованные к стенам цепями, и холодильники, с навесными замками.
Маленькая Таня гоняла по коридору на трехколесном велосипеде, наперегонки с соседскими детишками, пока ее мама готовила ужин на большой кухне, или вычитывала принесенные с работы гранки будущих изданий, длинные листы с мелкими буковками. Мама тогда была еще здорова, а отец как всегда в командировке. Это были прекрасные дни.
Отец возвращался из командировки. Мама вся сияла, надевала нарядное платье, накрывала праздничный стол, очень нехитрый - отварная картошка (своя, из деревни, от тетки Саши), курица или мясо (часто тоже деревенские), овощи (тоже оттуда), колбаски, сырку немножко, вот это из магазина, и, конечно же торт, Саша был страшным сластеной, торт испеченный своими руками, мама пекла, Таня помогала, украшала торт ягодками или шоколадной крошкой, посыпала сахарной пудрой. После сытного ужина, за которым засиживались допоздна, у Тани начинались слипаться глазки, но она наотрез отказывалась идти спать, ее относил в постель папа, укладывал, укрывал одеялом, и читал ей сказку (она всегда просила), «Маленького принца», Таня очень любила эту сказку. А вот ее мама в середине сказки начинала плакать, а конец вообще не могла слушать, выбегала из комнаты…
Когда Таня пошла в школу, семья переехала в роскошную четырехкомнатную квартиру, в центре города. Откуда появилась такая замечательная квартира Таня, тогда конечно, не задумывалась. Обо всех перипетиях покупки квартиры она узнала потом, через десять лет, приехав в Москву поступать в институт, и этот разговор состоялся в квартире ее ближайших родственников, родной бабушки и родного дяди…
Как оказалось, ее мама (Аллочка) была москвичкой, из состоятельной семьи (дед Тани был крупным чиновником, но умер он рано, а имущество, и неплохое, в виде большой квартиры и роскошной дачи, нажить успел). С отцом Тани (Александром), уроженцем Рязани, талантливым невероятно, но бедным как церковная мышь, Алла познакомилась в полиграфическом институте, оба учились на престижном редакционно-издательском факультете. Так вот, мать Аллочки и ее брат, связи дочери и сестры с умненьким, но бедненьким мальчиком из Рязани не одобряли крайне. Не нужен им такой зять, хоть и вундеркинд. Аллочка бунтовала, она любила своего Сашу очень и очень, крепко и сильно. И вот, по окончанию института, просто напросто уехала с ним жить в Рязань, разругавшись со своими родственниками. У Саши в Рязани своего жилья не было, и что молодой семье дали комнату в общежитии стало для них большой удачей, а то снимать жилье пришлось бы. Саша был прописан в небольшой деревушке, в Рязанской области, где жила его родная тетка, воспитавшая его с младенчества, его родители погибли, когда малышу и года не было. Если честно – банально погибли, от пьянки, Саша об этом распространяться не любил. Тетку он обожал, она его тоже, а уж маленькую Танечку, проводившую в деревне все каникулы, она вообще боготворила. Саша окончил сельскую школу с золотой медалью, хоть и пришлось ему ходить, учась в старших классах, в другую деревню, за семь километров. Уже в пятом классе он знал, что будет писателем, любовь к литературе ему привила тетка, как не странно, в отличие от своей сестры, любившая не водку, а читать, и собравшая неплохую библиотеку в трудные застойные годы. Саша стать тем, кем он стал, как не страшно это констатировать, смог только лишь благодаря тому, что его воспитали не родные отец и мать, а сестра матери, его тетка. Она все свои не слишком большие силы положила на воспитание парня, когда он был мальчишкой-подростком, практически веревкой его привязывала к стулу, на ключ запирала, уроки заставляла учить. Но потом он втянулся, учиться ему понравилось, тетка смогла ему еще и комплекс отличника привить, с манией величия. И Саша начал заметки писать, сначала в районную газету, потом и в областную. С блеском поступил в полиграфический институт, в МГУ на факультет журналистики побоялся поступать, слишком большой там был конкурс, и жестче требования. И на первом курсе познакомился с Аллочкой, влюбился по уши. Но, как уже говорилось выше, родственники Аллочки их отношения не поддерживали. И Саша с Аллой уехали жить в Рязань, Саша получил распределение в областную газету. Аллочка устроилась работать в областную типографию корректором. И уже через год оказалось, что в типографии ей работать категорически нельзя. У нее были слабые легкие, а в типографии бумажная пыль, пары краски, и самое страшное – свинец, входящий в типографский сплав (тогда, почти тридцать лет назад, в областных типографиях, еще использовали металлические формы для печати книг и газет). Пару раз в год Аллочка попадала на больничный со страшными бронхитами, но врачи не признавали у нее профессионального заболевания, лечили следствие, а не причину. В результате хронический бронхит у Аллы перешел в астму. Если бы она ушла из типографии сразу же, после первого приступа астмы, она бы осталась жива. Но Алла боялась уйти, зарабатывала она там неплохо, и еще сокращенный рабочий день у нее был, бесплатное молоко, и на пенсию она могла выйти на десять лет раньше, в сорок пять. Она не дожила до досрочной пенсии (но об это позже.).
Как оказалось, Алла, прожившая в общежитии, в маленькой комнатке с мужем и ребенком несколько лет, настояла (не без помощи Саши, который твердил, что ее мамаша и брат жируют, а их дочь и сестра ютятся в общежитии) на продаже огромной родительской квартиры. Поставила ультиматум – или ее родственники меняют квартиру добровольно, или она подает на них в суд. И еще она требовала свою часть антикварной коллекции отца (была и такая), и денежный эквивалент принадлежащей ей по праву части дачи. Судиться, естественно, ее родственники не стали, разменяли квартиру, переехали в не такую шикарную, как у них была, трехкомнатную, но тоже не дешевую. Таня получила определенную сумму денег, которую хватило, что бы купить роскошную квартиру в центре Рязани, сделать там ремонт, купить приличную мебель. За эти богатства она подписала у нотариуса документ, что на оставшееся имущество (дачу, квартиру и антиквариат), она не претендует. В результате, когда окончившая школу Таня приехала в Москву, поступать в медицинский институт (что бы лечить постоянно болеющую мать), и, по юношеской наивности (выведав у матери адрес), пришла навестить бабушку и дядю, ее в квартиру то пустили со скрипом, чашку пустого чая налили, и отправили прочь. Выпроводив на лестницу, ее родной дядя иронично произнес:
- Девчуля, забудь сюда дорогу, у кресла бабки тебе делать нечего, не удастся тебе еще один кусок наследства оттяпать, твоя мать уже свое получила. Мы с ней договорились – ей деньги, мне все остальное, включая уход за дряхлеющей мамашей… А ты гуляй лесом, котик…
Он страшно боялся, что Таня, милая и воспитанная девочка, обольстит одинокую старуху, свою родную бабку, и та перепишет на нее часть квартиру или дачи. Он хотел получить наследство единолично. Танина бабка жива по сей день, чувствует себя неплохо, как вдова крупного чиновника пользуется бесплатными путевками в хорошие санатории, и когда Таня звонит ей (примерно раз в месяц), бабка жалуется, что ее сыночек никак не жениться, внуков у нее все нет и нет. То, что Таня ее внучка, бабушка делает вид, что не помнит. Дядя Тани, и правда, не женат, хоть и дожил до пятидесяти лет, он считает, что в том, что он не женат, виновата его мать, кто вздорную старуху в квартире потерпит. Еще дробить недвижимость он смысла не видит, ему тогда однокомнатная квартира достанется, а не хорошая трешка в сталинском доме. Таня не претендует на недвижимость родственников со стороны матери, на квартиру в Рязани, где до сих пор живет ее отец, тоже. Решила для себя – всего добьется сама, купит себе квартиру, и отца с дядей и бабкой на новоселье позовет…
2
Расставшись с Лацисом, Таня Корсакова поднялась к себе в квартиру, вернее в маленькую, восьмиметровую комнату, которую снимала в малогабаритной двухкомнатной квартире, по божеской цене – двенадцать тысяч рублей в месяц. Во второй комнате жила супружеская пара ее коллег, врачей из ее же больницы, у них комната была уже шестнадцать метров, они платили двадцать тысяч (тоже по-божески). То есть, за все квартиру тридцать две. Хозяин их квартиры, живущий постоянно за границей, в Болгарии, сдал свою квартиру на длительный срок и особо за ценой не гнался, ему было важно, что бы жили приличные люди, квартиру не разгромили, уборку делали регулярно, и без криминала. Таня с коллегами были идеальными жильцами. Въехав в эту квартиру, четыре года назад, Таня сначала платила за малюсенькую комнату десять тысяч, в соседней комнате жила семья с ребенком, ждала новостройку, которую ну никак не могли сдать строители, а ведь после сдачи квартиры еще предстоял ремонт, кроме всего этого молодая семья ждала еще и пополнение. Таню спасало лишь то, что работала она иногда ночами, и могла выспаться днем, когда ребенок был в детском саду, а родители на работе, потому что в остальное время суток родители ссорились, а пятилетний непоседа ходил на голове по малогабаритной кухне и крошечной прихожей. И это с учетом, что Таня, будучи дома, комнату свою почти не покидала, за собственные деньги купила маленький холодильник «Морозко», чайник, микроволновую печку и маленький телевизор. Но чуть позже, о покупке телевизора она пожалела – его она практически не включала, смотреть ей его было некогда, приходила домой только спать. Даже есть не могла, пила сок (если успевала купить) или чай (если не успевала купить сок), завтракала дома редко, на этот случай держала в холодильнике сыр (для горячих бутербродов) и яйца (для омлета). На кухне, в шкафчиках, не было ее кастрюлек и сковородок, а также муки и бакалеи, готовила она тоже редко, можно сказать, по праздникам, хотя праздники она чаще всего проводила вне дома. Вот и сейчас, она, обессиленная, после перенесенного стресса, вызванного пренеприятным разговором с Федотовым и встречей с Лацисом, войдя в квартиру, порадовалась тишине, прошла в свою комнату, заперла, по привычке, дверь с внутренней стороны. Стянула сапоги и куртку, включила телефон на зарядку, прямо в свитере и леггинсах, завалилась в кровать, завернулась в покрыло, с головой, и горько заплакала. Она не плакала уже много лет, последний раз - на похоронах своей матери…
3
Мать Тани, Алла, умерла от рака легких. Слабые легкие у нее были всегда, с рождения. Как уже говорилось выше, из-за работы в типографии у нее начался хронический бронхит, перешедший в астму, а астма, что часто бывает, закончилась раком легких. Но нужно отдать должное отцу Тани, Александру, как только ему стало понятно, что жена тяжело больна (до этого она свои болезни от него срывала, по поводу кашля твердила, что простудилась, везде сквозняки, понимала, что муж заставить ее уйти с работы, чего она категорически не хотела), он принялся лечить ее истово. Попав в больницу в очередной раз, Алла, наконец-то получила толкового лечащего врача, который направил ее на всестороннее обследование, от которого Алла всегда раньше отказывалась, уходила из больницы под расписку, шла в районную поликлинику, говорила, что здорова, и ее выписывали на работу. Она уверяла всех кругом, и в первую очередь себя, что здорова, у нее всего лишь кашель, простуда. Думала, что как только ее обожаемый муж поймет, что она серьезно больна, он ее бросит. Она больше всего на свете боялась потерять мужа! Она его обожала, считала гением журналистики, была страшно горда, что из массы девчонок на факультете он выбрал именно ее (тот факт, что он был безквартирным провинциалом, а она столичной штучной Алла в расчет не брала). И вот, в очередной раз, номер с врачом у нее не прошел, на обследовании у нее нашли тяжелую астму, отправили на врачебную комиссию, для назначения группы инвалидности. Туда она идти не хотела, но в поликлинике, без решения комиссии ей не закрывали больничный лист, пришлось на комиссию пойти. Ей дали вторую группу инвалидности, нерабочую. Она плакала в кабинете директора типографии, просила не увольнять ее на инвалидность, а тот в свою очередь, не придумал ничего иного, как позвонить ее мужу (Александр был в городе уже известным человеком, заместителем главного редактора самой крупной в городе газеты), и вывалил тому все тайны Аллочки.
Александр успокоил жену, мол, ничего страшного, вот она полечиться годик, выздоровеет, и на любимую работу вернется. Выбил для жены бесплатную путевку, в легочный санаторий. Там ей стало много легче. Она вернулась домой почти здоровой, и уже планировала возвращаться на работу. Но тут, совершенно случайно, выяснился самый страшный ее диагноз. Алла с мужем и дочерью поехала в Израиль, туда отправили Александра в длительную командировку, а он взял с собой жену и дочь, что бы страну посмотрели, и еще он планировал показать жену тамошним врачам, медицина в Израиле всегда славилась. И вот именно там выяснилось – у Аллы рак легких! И рак уже на 3 стадии! Как, почему рак не выявили на более ранней стадии, непонятно! Алла опять рыдала, Таня, уже взрослая, заканчивающая школу девушка рыдала еще громче. Только Александр сохранил самообладание, пытался уговорить жену остаться лечиться в Израиле. Не уговорил. Поехали лечиться в Россию. И именно тогда Таня поняла, что хочет стать врачом, вылечить свою мать от тяжелого заболевания…
4
Лечение было долгим и трудным. И это с учетом, что Александр был не последним человеком в области, и у нег были хорошие связи в Москве. И деньги он смог достать на первое время – продал дом в деревне недавно умершей тетки. Тот дом, где провел свое детство Александр, и, будучи уже взрослым капитально отремонтировал тетке на радость, и где когда-то счастливая семья проводила отпуска, а Таня все каникулы. Таня обожала деревню, и свою двоюродную бабушку, а та девочку просто боготворила. Такая красавица народилась. И послушная, и исполнительная и умница-разумница (вся в отца!), хоть лицом и фигурой Таня была вылетая мать. Таня вспоминала и сейчас те ощущения неповторимого счастья, когда она просыпаясь ярким летним утром, лежа на пуховой перине в бабушкином доме, наблюдала в окно кусочек синего-синего небо, стрижей и ласточек, проносящихся по небу наподобие маленьких свехзвуковых истребителей, качающиеся ветки яблони, дразнящие уже созревающими наливными яблоками. А на чистом, выскобленном деревянном полу, прямо у ее кровати плясали солнечные зайчики. Она вставала с ощущением сказки, творящейся прямо у нее на глазах. Сказка не случилась, но ее ведь еще можно вернуть, повторить…
В операции Алле отказали сразу. Слишком ослаблен организм, сердце больное, операцию она не перенесет. Назначили курс химиотерапии…А Таня, к тому времени окончившая школу, отказывалась от поступления в институт, хотела быть с матерью. Но отец, и вернувшаяся ненадолго из больницы мать, убедили девочку поступать в институт, тем более окончила она школу с золотой медалью, нужно сдавать всего один экзамен…Таня поехала поступать в институт в Москву. И именно тогда в ее жизнь пришли и первая любовь, и первое разочарование и первое предательство, то есть первые хочу и первые нельзя…Если бы мама Тани была здорова, и поехала бы в Москву вместе с дочерью, что бы поддержать ее при поступлении в институт, ничего бы такого не случилось бы. Но, что случилось, то случилось…Подавая документы в институт, в приемной комиссии, Таня познакомилась с симпатичным пареньком, тоже абитуриентом, он сдавал документы вместе с ней. Они разговорились, вместе вышли из института, и до утра гуляли по Москве. Затем он пригласил девушку к себе домой, его родители были на даче. И там парень и девушка зависли на неделю. Тане полагалась койка в общежитии, которую она получила, но в общежитии не появлялась, жила у нового знакомого, Артема, Артемки, как она его называла. Влюбленная парочка протусила неделю по ночным клубам и дискотекам. Ночные забавы сменялись дневными, любовью. С утра до вечера. Через неделю с дачи приехала мать Артемки. Застала влюбленную парочку в постели, квартиру в непотребном виде, кучу коробок из-под пиццы и пустых бутылок из-под «Кока-Колы» на кухне, именно этим молодежь на протяжении недели питалась. И, естественно, ни Артем, ни Таня за неделю так и не открыли учебником, а ведь близился первый экзамен. Мать Артемки почувствовала в Тане, наглой провинциалке, какой она ее посчитала, угрозу своему мальчику, выставила ее за дверь. Артем Таню не защитил. Та поплелась в общагу, как побитая собака. А на экзамене, за преподавательским столом Таня увидела мать Артема, та оказалась преподавателем мединститута. И имена она фактически завалила Таню на экзамене, засыпала вопросами, и влепила «трояк», что б неповадно было наглой провинциалке покушаться ее сокровище, Артемку.
Таня в тот же день забрала документы, на апелляцию, как советовали ей ребята-абитуриенты, которые слышали, как она отвечала, и не могли поверить, что ей поставили «тройку», подавать не стала. Дома проплакала три дня, заливала слезами рухнувшую мечту о медицине, и еще об Артемке, в которого она удосужилась влюбиться. Отец настаивал на поступлении в Рязанский мединститут, ему обещали принять Таню на платное отделение, но Таня отказалась на отрез. Платно учиться она не будет. Поступила в местный медицинский техникум. Отец посчитал, что она теряет почти два года (учиться в техникуме нужно было год и десять месяцев). Таню приняли без экзаменов (золотая медаль), и окончила она техникум с блеском, с красным дипломом. Потом, анализируя то, что с ней произошло, она пришла к выводу, что все что произошло, правильно и верно. Она получила профессию – фельдшер, она почти два года была рядом с тяжелобольной матерью, которой требовался уход и поддержка. А если бы Таня училась в Москве, матери пришлось бы нанимать сиделку, то есть в последние месяцы ее жизни рядом был бы чужой человек, а не родня дочь.
5.
Так вот, Танюша окончила техникум, устроилась на работу в больницу, в Рязани, готовилась к поступлению в Рязанский мединститут, для поступления у нее были преимущества – «золотая медаль», красный диплом, да еще работа по специальности, характеристика с места работы отличная. Таня поступила на дневное отделение, вот только работу ей пришлось оставить – ее маме становилось все хуже. Отец, продвинувшийся в последнее время далеко по службе, он уже был депутатом областной думы, возил жену лечиться за границу, помимо уже известного Израиля, в Германию и Францию, но и в известных заграничных клиниках семью Корсаковых не обнадежили. Даже наоборот, ответили, что надежды нет. Мужайтесь, крепитесь, Аллы скоро не будет. Не больше года проживет. Алла прожила еще два с половиной года. Исключительно стараниям и заботой дочери. У нее дома была своя медицинская практика. Капельницы, уколы, лекарства, это само собой. Она поддерживала мать еще и как психотерапевт. Внушала – нужно жить, нужно бороться, крепиться. На третьем курсе Тане пришлось оставить учебу, как она сам считала временно. Мать совсем ослабла, ее нельзя было оставлять одну дома не на минуту. И вот тогда Таня поняла, как ее мать ЛЮБИЛА ее отца. Мать просила читать ей (сама уже не могла читать) его письма, те, что он писал из многочисленных командировок. Читая письма, Таня понимала, мать знает их практически наизусть, но готова была слушать адресованные ей слова любимого мужчины снова и снова. Письма отца были наполнены любовью к жене и маленькой дочери, юмором, неподдельной радостью жизни, их писал очень позитивный и жизнерадостный человек. Таня из этих писем и отца узнала по новому, еще больше зауважала.
Но отец был уже не тем жизнерадостным парнем, познающим мир, что писал, будучи в командировках, многстраничные письма своим любимым жене и дочке. Он карабкался на вершину власти с неимоверным упорством, вот депутатом областной думы стал, на должность вице-спикера претендовал, и еще издательство возглавил, крупнейшее в области. Больная жена была для него уже помехой, тем более, что сказали, жить ей осталось не долго. Он посчитал, что все возможное для жены сделал, сбросил жену на дочь, благо та выросла исполнительной и ответственной девушкой, да еще и медицинское образование имела.
Алла умерла на руках у Тани, поздней осенью, дождливым вечером. Задремала после обезболивающего укола, и не проснулась. Последние месяцы своей жизни она очень ослабла, практически не вставала, дышала только с помощью кислородного аппарата, у нее не было аппетита, съедала в день пару ложек бульона, выпивала полстакана воды. Таня ставила ей капельницы с глюкозой и физраствором, что бы чуть-чуть подкормить. Но Алла не хотела капельниц, она уже ничего не хотела на этом свеет, просила не мучить ее. Она так устала жить, что даже письма Александра ее перестали интересовать. Лежала в полутемной комнате, с закрытыми глазами и грезила о смерти. Таня горько рыдала на кухне, отца как всегда не было дома…На похороны Аллы ее мать и ее брат из Москвы не приехали, хоть Таня послала им телеграмму…
А через пару месяцев случилась история с новогодней елкой, уже рассказанная выше. Александр, 31 декабря отправился на рынок покупать елку, и пропал. Таня звонила ему до позднего вечера. Он сначала отвечал, что ищет елку. Потом отвечать перестал. Не отвечали также «Скорая помощь», милиция, и «Бюро несчастных случаев». Новый год Татя встретила без елки, без отца, без праздничного стола, в слезах, стоя у темного окна, вздрагивая от всполохов новогодних фейерверков. Отец появился на другой день к обеду. Принес Тане подарок – конверт с большой суммой денег. Объяснил – завис у знакомой, пошел поздравлять ее с Новым годом, и завис. Он сделал этой знакомой предложение о замужестве – он еще молодой мужчина, его жена умерла, а жизнь продолжается, и Таня знает хорошо эту даму, одну из бывших подруг матери (он назвал имя, и эта дама работала вместе с покойной Таниной матерью, часто навещала больную мать). И завалился спать. Слезы дочери его не тронули, он только констатировать, что с ним ничего случиться не может, и плакать Тане не зачем… Татьяна тут же вспомнила историю, рассказанную ее матерью, историю, произошедшую с ее коллегой, Люсей Шейниной. Эта Люся была замужем за Моней Герценштейном, и у них была дочь Катя. Оба работали редакторами в издательстве Александра. И что бы Катю приняли в МГУ, супруги решили, что ей нужно поменять фамилию, с Герценштейн на Шейнину (Таня хорошо знала Катю, и когда ее мать рассказывала эту историю, всегда думала, что смена фамилии Кате никак не могла помочь, внешне Катя выглядела истиной дочерью Израиля), Так вот, супруги Люся и Моня развелись, после их развода Катя получила фамилию Шейнина. Супруги то развелись, но, естественно остались проживать вместе. Но Моня стал задерживаться на работе, потом начал работать ночами. Жене, теперь уже бывшей, объяснял, что помогает Саше (Таниному отцу) у него дома работать над книгой. И вот, как-то встретив Танину мать Люся спросила, что делает Моня у них дома, почему Саша заставляет его работать ночами. Алла естественно ответила, что Моня у них дома не был очень давно… Дома Люся прижала Моню, и тот сознался, что у него давно другая женщина, тоже работающая в их издательстве, Соня Плешкевич, и Соня уже беременна, и вообще он уходит из семьи, и жениться на Соне, он же свободный человек. И ушел. Люся отравилась, но ее спасли, а Моня женился, и у них с Соней родился мальчик. Как говориться, шила в мешке не утаишь, и лучше горька правда вместо сладкой лжи. Рассказывая эту историю, Алла всегда смеялась, а Тане было не смешно, ей было жалко Люсю. Какое счастье, что об измене отца она так и не узнала…
Дочь матримониальные планы отца уже не волновали. Она собрала вещи, и в тот же вечер она уехала в Москву. Знакомых по рязанскому медицинскому колледжу и по не законченному рязанскому медицинскому институту, трудящихся в Москве у Тани было много. Большая часть выпускников этих учебных заведений в Москву перебралась, за лучшей жизнью. Вообще то, после смерти матери Таня планировала в институте восстановиться, она хорошо училась, и ее обещали восстановить без потери курса, она уже часть зачетов на первый семестр третьего, сдала. Но вот, не получилось… Она сначала перевилась в один из Московских медвузов, на второй курс (с потерей курса), проучилась месяц, и поняла – учиться не будет, потеряла цель, врачом быть расхотела. Устроилась работать в одну из крупнейших московских больниц, работать в эту больницу пошла лишь по тому, что там было общежитие. Через год нашла другую работу ( на курсах повышения квалификации встретила старых знакомых, они и уговорили перейти ее хорошую частную клинику). В клинике Таня сразу пришлась ко двору. Знающая, ловкая, очень умелая, и к тому же исполнительная… Старшая медсестра терапевтического отделения Таню считала подарком судьбы для их клиники, Бога молила, чтобы элитные больные не переманили Таню куда повыше. Разрешала Тане работать по две смены и в процедурном совмещать – знала Таня на трех ставках справиться, понимала - вопрос денег для Тани первостепенных (жилье девушка снимает), и у Тани был принцип – с больных денег за дополнительные услуги она не брала ( как другие медсестры делали).
6
И в этой частной больнице, чуть больше года назад Таня познакомилась с элитным больным Алексеем Лацисом. Лацис, увидев Таню, сразу понял – непростая девушка, ох непростая! Умница, красавица, да еще со сложным характером. Богатого мужа себе не ищет, как все провинциалки. Да, Таня из Рязани, была бы москвичкой, медсестрой бы не работала. Москвички такой работы чурались. Цену себе москвички знали. Любая москвичка, познакомившись, с таким парнем как Лацис, тут же его в оборот взяли бы, принялись бы окучивать. Ничего подобного Таня не делала. Она не была ханжой, с удовольствием принимала ухаживания Лациса, искренне благодарила его за подарки, но всегда делала ему ответный подарок. Если бы Лацис дал Татьяне отвод, мол надоела, иди отсюда, она бы плакать не стала, его рядом с собой она ощущала чемоданом без ручки, нести тяжело, бросить жалко, наоборот вздохнула бы с облегчением. Но, наоборот, Лацис Татьяну держал на коротком поводке, будто бы испытывал, подходит она ему или нет. Татьяна психовала еще и из-за того, что не соответствует Лацису внешне. Он одет с иголочки, а она в старом пуховике и драных джинсах. Ей пришлось раскурочить свою заначку (она откладывала на покупку квартиры), уговорить одну из медсестричек смотаться вместе с ней в Турцию, в Стамбул, и там прикупить нарядных одежек - платьев, юбочек, кофточек, кожаную куртку, и даже коротенькую норковую шубку (на выход)
Они познакомились ранней осенью. И уже через два месяца Лацис уговорил Таню поехать с ним на Новый год в Таиланд, десять дней выходных, если у нее на эти дни назначены дежурства, пусть поменяется. Ее, конечно же, отпустили, да и отгулов у нее было предостаточно, еще бы она едет с богатым парнем в Таиланд, зачем девке личную жизнь рушить. Через месяц после возвращения из Таиланда Таня поняла, что беременна. Сказала об этом Лацису. Тот принял известие в штыки. Коротко бросил – если хочешь рожать, рожай, я ребенка признаю, алименты буду платить, не более. И мы больше не увидимся. Жить с тобой и ребенком, а тем более жениться на тебе я не собираюсь. Объяснил – у него есть ребенок от бывшей девушки, девочка, живет в Германии. Его бывшая девушка, забеременев, шантажировала его, требовала жениться, грозилась покончить с собой. Ходила к его родственникам – матери и бабушке с дедушкой, просила повлиять на сына и внука, заставить жениться. Но родственники встали на сторону Алексея, объяснили – заставить жениться Алексея они не могут, только могут гарантировать, что он признает ребенка, если ребенок конечно его. Родилась девочка, провели генетическую экспертизу, девочка оказалась дочерью Лациса. Он официально платил на содержание ребенка алименты – 25% от официальной заработной платы (очень небольшой). Но вскоре бывшая девушка Лациса благополучно вышла замуж за немца и уехала в Германию, от алиментов она отказалась, но ребенка ее новый муж не удочерял, девочка продолжала считаться дочерью Лациса.
Таня рожать ребенка, конечно же, не стала. Да и куда бы она ребенка принесла – на съемную квартиру? И как бы его воспитывала, на какие деньги? Алименты от Лациса получила бы? С его зарплаты алиментов было бы не больше 10 тыс. руб., вот и вся помощь. Сидеть с ребенком три года в декрета она бы не смогла, из чисто материальных соображений. Да, у нее были кое какие накопления, но их бы на три года жизни с маленьким ребенком, да еще плюс расходы на рождение ребенка, кроме медицинских расходов еще покупка детского приданного, кроватки, коляски. Да, она, конечно же, могла бы уехать к себе на малую родину, жить в огромной отцовской квартире, откуда ее отец не выписывал, но это был крайний случай. С ребенком она решила подождать. Обследовалась в гинекологическом отделении своей больницы – ей сказали, что со здоровьем у нее все в порядке, дети у нее еще будут, миниаборт возможен. Лацис предложил за аборт заплатить, но Таня денег не взяла, и впредь была умнее, начала принимать таблетки…Весной, в мае, на праздники, Лацис позвал Таню с собой на Кипр. Там находилась вилла нового мужа его матери, на которой можно было отдыхать сколько душа пожелает, тем более его мать и ее муж в эти дни на вилле не планировали находиться. Таня согласилась, раз приглашает – поеду. Нужно сказать, что за зиму и весну их отношения вперед не продвинулись. Они все также встречались пару раз в неделю на квартире у Лациса, иногда ходили в ресторан, ночной клуб или кино. Она ничего у него не просила, ждала, когда он сам ей что-то предложит, не духи или новую сумочку, а, по крайней мере, переехать жить в его квартиру, не законный, хотя бы гражданский брак. Но он, в свою очередь, ждал, когда она попросит. Нашла коса на камень… И вот сейчас он предлагал ей всего лишь поездку на Новый год в Париж, и ничего более. На предложение руки и сердца в Новогоднюю ночь на Эйфелевой башне она почему-то не рассчитывала…
7
Наплакавшись вволю, Таня заснула. Проснулась от звонка мобильного телефона. Звонил, конечно же, Лацис. Предлагал сходить поужинать, работу он уже закончил. Таня взглянула на часы – половина седьмого вечера. Вставать ей не хотелось, куда-либо идти тоже. Лацис начал ее уговаривать, твердил – он соскучился, и надо учитывать – он вчера ее разыскивал, и прождал на холоде два часа. Таня буркнула в ответ, что мог бы не разыскивать и не ждать, она не иголка, в стогу сена не потеряется. Но встретиться с Алексеем согласилась. Договорились встретиться – через сорок минут у ее подъезда. Таня переоделась в джинсы и тонкий кашемировый свитер с воротником хомут, нежного, абрикосового оттенка, очень подходившего к цвету ее волос, нанесла легкий макияж, собрала волосы в гладкий хвост на макушке, глянула на себя в зеркало, поняла – она выглядит неприлично хорошо. Таня надела куртку, обулась, вышла в коридор, и по привычке, заперев дверь комнаты на ключ, покинула квартиру, спустилась по лестнице, вышла на улицу, к уже ожидавшему ее Лацису. Тот, что было для него не характерно, преподнес ей шикарный букет цветов. Таня поблагодарила, но осадила его восторженное настроение, что, мол, не нужно было стараться и тратиться…
Отправив букет на заднее сидение машины Лациса, Таня уселась впереди, нахохлилась, засунула руки в рукава куртки. Лацис поинтересовался, как она себя чувствует, не захворала ли? Может быть простыла? Таня мотнула головой, ответила коротко – устала. Лацис возмутился, как устала, она же целый день спала! Отдыхала! Она не ответила, отвернулась к окну, смотрела на залитый электрическим светом город, потоки машин, похожие на бурлящие реки. Лацис больше ничего у нее не спрашивал, молча крутил руль. Затормозил у ресторанчика, где когда-то они уже ужина втроем, с Федотовым. Помог Тане выйти, проводил в ресторан. Букет, подаренный Лацисом, остался в машине…
В зале ресторана они разместились за столиком в укромном уголке (как постоянных посетителей, к этому столику их проводил официант). Предложил меню, но Таня и Лацис от меню отказались, заказали зеленый салат и шашлык (как в прошлый раз Лацис с Федотовым), Тане Лацис заказал дополнительно бокал красного вина. Заказ принесли очень быстро. Пару минут они ели молча, потом Таня вдруг спросила:
- А что тебе от меня нужно, Алексей?
Лацис подавился, закашлялся, переспросил:
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду то, что никак не могу понять, что ты от меня все-таки хочешь? Как ты видишь развитие наших отношений дальше. Ну, съездим мы в Париж, встретим Новый год, а потом что? Жениться ты на мне не хочешь. Ты даже не предлагаешь нам съехаться, жить вместе. Что ты от меня хочешь, Лацис? Я не девочка по вызову, я взрослая, самодостаточная женщина. Я прилично зарабатываю. Не миллион рублей в месяц, но мне хватает, еще и большую часть заработанного откладываю, на квартиру коплю. И это с учетом, что я плачу за съемную квартиру. Так что ты от меня хочешь?
Лацис откашлялся, отпил воды из бокала, хрипло произнес:
- Ты хочешь за меня замуж?
Таня хмыкнула, откинулась на спинку кресла, обхватила себя руками, взглянула на Лациса с интересом, произнесла:
- А вот это уже обидно… Вот такого поворота событий я не ожидала. Ты боишься потерять свободу, Лацис? Боишься, что какая-то хищница возьмет тебя в оборот? Или ты думаешь, что вот сейчас женишься, а завтра встретишь большую, светлую и чистую любовь? А я, значит, так временная замена той единственной, игрушка на время? Мне надоело быть игрушкой, надоело быть заменой. Я хочу быть той единственной. Не для тебя, так для другого. А ты ищи ту единственную…
- Хочешь расстаться со мной? Я для тебя не слишком хорош? – Лацис, не найдя нужных слов принялся оскорблять Таню, - Конечно, ты же принцесса! Принца ждешь, на белом коне! И принц должен еще доказать, что имеет право подойти к тебе! Вот топота копыт что-то не слышно! И куда он к тебе прискачет, в твою гребаную больничку?
- А ты знаешь, Лацис, ведь не в мужчинах дело, не в принцах! И дело не в том, найду я достойного мужчину или нет, дело во мне. Я так жить, как живу сейчас, больше не хочу и не буду! Твой начальник, Федотов, лучше относиться к своим животным, чем ты к людям… – выпалила Таня, и удивилась самой себе, по идее она должна была сейчас заплакать, но плакать ей не хотелось.
- Ты хочешь уйти от меня? – Лацис недоумевал, а Таня вдруг ясно поняла, она хочет! Она очень хочет уйти от Лациса. Что бы, наконец, перестать видеть слезы в дожде, а блики заката в реке принимать за красные всполохи боли. Она хочет, что бы в каплях дождя преломлялась радость солнца. Хочет не от кого не убегать и не куда не спешить. Она допила остатки вина из бокала, встала, порылась в небольшой сумочке, висевшей на ручке ее кресла, достала номерок из гардероба, и пошла к выходу из ресторана. Лацис на секунду опешил, затем побежал следом. Таню догнал на выходе, она уже получила в гардеробе куртку, оделась и выходила из ресторана. Он схватил ее за руку, развернул к себе, потребовал:
- Немедленно скажи, мы не едим в Париж?
Ответ ее был короток и ясен:
- Нет, поезжай с кем-то другим!
- Ты бросаешь меня?
- Мы расстаемся. Даже не расстаемся, мы же никогда не были вместе. Я не хочу больше встречаться с тобой. Не звони мне, не пиши мне, и искать меня не нужно.
- Ты говорила про Федотова, откуда ты знаешь про его животных? Ты была у него?
- Какое тебе дело! Если и была, тебя это не должно волновать, я встречаюсь с кем хочу и когда хочу. Я не твоя собственность…Я же тебя не контролирую, не знаю, что ты делаешь, когда мы не вместе…
Она вырвала руку из его цепких пальцев. Он взмолился:
- Давай, я хотя бы отвезу тебя домой!
- Я пройдусь пешком…
Таня ушла вверх по Петровке, к Большому театру. Лацис стоял у входа в ресторан, в одном пиджаке, холода он не замечал. Такого с ним еще не было! Его унизила баба! Какая-то баба! Не дочь олигарха, а обычная медсестра. Заставила бежать за ней, добиваться взаимности, доказывать – что он лучший для нее, другого такого она не найдет. Швейцар, пожилой представительный мужчина, карауливший вход в ресторан, и слышавший разговор Татьяны с Лацисом, не выдержал, дал дельный совет:
- Чего стоишь, парень! Беги за ней! Вот это женщина! Одна на миллион! Поверь, я женщин в жизни поведал! Возвращать ее нужно! Беги!
Лацис махнул рукой, толкнул дверь ресторана, решил вернуться и закончить ужин, а швейцару коротко бросил:
- Вас еще не хватало, не вмешивайтесь не в свое дело!
Ушел. Швейцар достал сигарету, закурил (он никогда не курил на службе, за это ругали хозяева ресторана), пробормотал:
- Вот это ты зря, парень! Такую девку упустил! Пожалеешь сильно, ой пожалеешь!
Лацис вернулся к столику в зале ресторана, уселся на свое место. И тут его осенило – Федотов, все дело в нем! Федотов где-то встретился с Таней, она была у него дома, видела его животных, собаку и кошку, нашла себе запасной аэродром у него в квартире, вот и устроила проверку Лацису, закинула удочку, клюнет не клюнет… Не клюнул! «Ну и пусть, ну и ладно!» - думал Лацис, «Пошла вон! Королева Шантеклера! Без роду без племени, а в прынцессы метит!»…
Глава десятая.
1
На следующее утро Лацис явился на работу не выспавшимся, злым. Его выводило из себя абсолютно все и вся. Короткая фраза, брошенная Федотовым, критиковавшим работу своих подчиненных, что мол, медленно они работают, тормозят, вообще довела Лациса до истерики. Он взвился и принялся орать на Федотова, обвиняя его во всех своих горестях:
- Добился своего, Федотов? Получил чужую бабу? Ну и как, сладко тебе с ней было? Зависть прошла? Ненавижу вас всех, плебеев! Ее из грязи пытаешься вытащить, нет, ей обратно в грязь нужно вернуться… Свинья всегда грязь найдет! Правильно говорят, девушку из деревни можно вывести, а деревню из девушки нельзя… А ты, кто ты, Федотов? Посмотри на себя, что ты из себя представляешь? Майор полиции твой предел! Алкаш убогий! Жена тебя бросила, ребята говорят, и правильно сделала! В канаве сдохнешь, уволят тебя, я добьюсь, связи у меня есть!
Федотов слушал Лациса, молча, он понимал, о чем тот говорит, что-то заподозрил, или догадался, или ему все рассказала Татьяна? Только зачем? Его же она просила ничего Лацису не говорить. Он и не признался, пробормотал:
- Не понимаю, о чем Вы, Алексей Андреевич?
Лацис вопил:
-Не понимает он! Трахнул мою бабу, и придурком прикидывается. Скажешь, не было ее у тебя? Откуда она про зверье твое знает?
Федотов решил признаться (частично):
- Татьяна была у меня дома, мы случайно встретились, в «Крестовском», я обмолвился о моих домашних животных, она захотела на них посмотреть. Я отвез ее к себе домой, мы поужинали, и я вызвал ей такси. Все. Остальное Ваши домыслы, Алексей Андреевич. Вы поговорите с Татьяной, она Вам расскажет.
- Уже поговорил. Она меня бросила. Радуйтесь, Игорь Михайлович! Татьяна Ваша! Получайте провинциальную шлюху!
- Не понимаю, о чем Вы… - опять повторил Игорь, осознавая, что Таня, скорее всего, действительно бросила богача Лациса, вот только не ради Игоря Федотова. Он, с дуру, наговорил ей гадостей, она обиделась на него, ясно дала понять, что ничего общего у них теперь нет…Федотов громко хлопнул дверью, уехал домой. Из дома позвонил коллегам, сказал что заболел, и его пару дней не будет. В принципе, начальство Федотова это допускало, сотрудники практически не болели, если сильно температурили, брали пару дней отгулов, а Федотов вообще никогда болел. Он, посидев у себя дома, на кухне, погладив ластившуюся к нему кошку, не придумал ничего умнее, чем забухать. Благо спиртного в его доме было много. К вечеру, к Игорю заглянул сосед (увидев в его окнах свет), был поражен картиной пьяного в стельку Федотова. Тот, то размахивал зажженной сигаретой, то стучал по кухонному столу, заставленному пустыми бутылками, кулаком, и рассуждал с самим собой о том, какой он идиот, кретин и козел. Он бросил умницу-красавицу, и теперь до конца жизни будет проклят, одинок и умрет в страшных мучениях…Сосед насыпал сухого корма в кошачью миску, налил в плошку свежей воды (кошка пряталась где-то в квартире, испугавшись буянившего хозяина), а пса, в отличии от кошки, не прятавшегося, а с тоской лежащего в коридоре, пожалел, увел его к себе.
Игорь бухал два дня, пока у него не закончилось спиртное и курево (он выкурил несколько блоков сигарет, бывших у него в заначке, и подарочную коробку гадких кубинских сигар). Последним он допил отвратительный клубничный ликер (купленный еще его бывшей женой, она обожала сладкие напитки). Когда он выпил клубничный ликер, ему стало по настоящему плохо, вывернуло наизнанку, и все что он употреблял два дня, на голодный желудок (с закуской в виде выкуренных сигарет) вышло наружу. Он сидел на полу в ванной комнате, не в силах подняться, поняв, теперь уже окончательно, что он самый последний дурак на свете, и бухать нужно срочно заканчивать, это не выход, если он продолжит пить, он просто умрет, а это не нужно не ему не его родным. Когда его голова закончила кружиться, желудок перестал сжиматься спазмами, он поднялся, долго пил воду из-под крана, пошатываясь доплелся до спальни, и ухнул в постель.
Спал он, не просыпаясь, без сновидений, целых десять часов. Проснулся, пошевелился, осознал – он спит в одежде, поверх одеяла, ему было немного зябко, но его ноги согревала кошка Пуся, доверчиво обвернувшись вокруг его ступней. Он аккуратно и нежно убрал со своих ног мурчавшее создание, выполз из постели, опять отправился в ванную комнату. И там, включив свет, просто оторопел, он не узнал себя в зеркале над раковиной, перед ним был какой-то запойный алкаш, три дня не брившийся и не умывавшийся, провалявшийся эти три дня в канаве. Он принялся энергично умываться, потом принял контрастный душ, тщательно побрился, расчесал свои густые волосы, и вздохнул с облегчением. Он почти стал самим собой. Одев чистые джинсы и майку, поплелся (быстро ходить он еще не мог) на кухню, выпить кофе. И опять оторопел, на кухне царил полный разгром, горы пустых бутылок, банок, окурков, битой посуды. Он и не помнил, что бил посуду (по примеру его бывшей жены).
Кофе ему уже расхотелось, он интенсивно принялся за уборку. Сложил два огромных мешка пустых бутылок, удивляясь, какое количество спиртного ему удалось выпить. Он вылизал кухню, ванную комнату, туалет, спальню. То есть, те места в квартире, где наблюдался разгром. Гостиная оказалась вполне приличном состоянии, но ковер и диван там он пропылесосил, так, для профилактики. Закончив уборку, затолкав в стиральную машину грязную одежду и полотенца, включив машину, отправился выбрасывать мешки с бутылками на помойку, на радость стайки бомжей, отирающихся вблизи помойки. Они сразу же выхватили мешки с бутылками из контейнера, приговаривая, мол, вот им счастье привалило, вон парень молодец, такой подарок для них в контейнер выбросил.
2
А Федотов вернулся к дому, но не стал подниматься к себе в квартиру, а пошел в квартиру к соседу Василию, расположенную на первом этаже, за своей собакой. Очухавшись после пьянки, и не найдя в квартире собаки, он понял, что пса, скорее всего увел сосед. Дверь в квартиру соседа была не закрыта, еще бы в коридоре у двери возлежала любимая собачка соседа, зверовая лайка-хаски, размером с хорошего волка, сверкая голубыми глазами и скаля белоснежные клыки. Но Федотова лайка знала хорошо, беспрепятственно пропустила его в квартиру, приветствовала, повиливая кончиком хвоста. Игорь прошел в квартиру, сбросил куртку в прихожей, нашел соседа на кухне, тот кошеварил, готовил гречневую кашу с тушенкой. Федотову, от запаха готовящейся еды сразу стало дурно, но он сдержался, сглотнул слюну, потребовал:
- Собаку отдай! Мне на работу нужно…
Сосед, увидев Федотова, заулыбался, помешивая варево в кастрюле, забормотал:
- Ой, привет Игорек, очухался? Ты как, паренек? Давай, садись, обедать будем. Сейчас поедим, потом с собачками погуляем, потом ты спать ляжешь. А завтра, с утра, на работу пойдешь, сейчас тебе никуда не нужно, да и работать ты не сможешь. Вон, за версту от тебя перегаром несет…
- Не хочу я твое варево, мне плохо от одного запаха…- возразил Федотов, а сосед все улыбался:
- Я не предлагаю тебе кашу с тушенкой, между прочем, тушенка – моя добыча, кабанятина. Я тебе щи суточные подогрею. Как раз для тебя еда. И рюмочку налью, наливки собственного приготовления…
Федотов замахал руками, но сосед не принял его возражений:
- Поверь, я знаю что говорю. Не раз проходил… Скажи, что с тобой случилось? Почему запил?
И пока Игорь вкратце рассказывал о случившемся с ним, о Татьяне и Лацисе, сосед, кивал, в такт его словам, головой, потом отрицательно головой помотал, пару раз хмыкнул, констатировал – не было причин у Игоря бухать, все можно исправить. Он подогрел кастрюлю вчерашних щей, налил большую миску, поставил перед Федотовым, также налил в небольшую рюмку пахучей наливки. Себя он тоже не обидел, налил и себе рюмочку, но вместо щей, наложил большую миску каши с мясом. Игорь с тоской смотрел на рюмку со спиртным, он сомневался, что сможет в ближайшие года два выпить что-то из спиртного. Но сосед уговорил его, и Федотов махнул стоящую перед ним небольшую рюмочку, чокнувшись с соседом. Выпил, прислушался к собственным ощущениям, понял, спиртное хорошо пошло, и ему стало заметно лучше, он почувствовал, что проголодался, и с удовольствием смолотил миску вкуснейших щей. Сосед наблюдал за ним все с той же улыбкой до ушей. Констатировал:
- Ну, что я говорил? Лучше же тебе стало? Слушай старших, тем более имевших большой опыт пития! Поел? Пошли, пройдемся, с собаками прогуляемся, и ты отдыхать пойдешь. Вечером к тебе стукну, еще раз, на ночь с собаками выйдем…
Так и поступили. Вернувшись домой с прогулки, Федотов, вместо того, что бы лечь спать, как советовал ему сосед, уселся на диван в гостиной, попытался вспомнить, есть ли у него книга Сент-Экзюпери «Маленький принц». Не вспомнил, вроде бы нет. Он включил планшет (слава богу, тот работал), скачал сказку в интернете. Начал читать, оторваться не мог. К концу сказки он плакал горькими слезами (может быть, так сказка подействовала, а может быть, хмель из его организма еще не выветрился). Прочитав сказку до конца, он окончательно понял, какую девушку он потерял, и что не обманывала она его, говорила с ним искренне… Что ж, как говорят, горбатого могила исправит, говорят, между прочем, именно про него…
3
Молодой опер Игорь Федотов встретил молоденькую воспитательницу детского сада (по образованию) Юлию совершенно банальнейшим образом. Молодая мама с шестилетним сыном голосовала на дороге. Им нужно было ехать на Курский вокзал, они возвращались домой, в дальнее Подмосковье. Была ранняя весна, и шел сильный дождь, Игорь пожалел маму с ребенком. По дороге Юля рассказала – она живет и работает продавцом в магазине (там, где она живет, нет детского сада) в дальнем Подмосковье, в небольшом поселке. Живет с родителями. С отцом ребенка давно в разводе. А в Москве (кстати, по соседству с домом, где жил Игорь), живет родная тетка Юли. У тетки небольшая двухкомнатная квартира. Тетке дали квартиру от завода, тетка в ранней юности уехала из поселка, работать по лимиту, жила в общаге, потом квартиру получила. Почему двухкомнатную? У тетки был сын, он погиб, когда служил в армии, в Чечне. У тетки, кроме сестры, матери Юли, самой Юли и внучатого племянника Кольки, родственников нет, и тетка тяжело больна, она сердечница. Юля ей помогает по возможности, приезжает, ухаживает, убирает у тетки в квартире, продукты покупает. Но у тетки бзик – она никому не разрешает ночевать в ее квартире. Вот Юля и мотается с ребенком (родители Юли работают, с ребенком не могут оставаться). Игорь отвез Юлю с сыном Колькой в ее поселок, в Подмосковье. И пока вез, взял телефончик, предложил встретиться. Они встречались примерно год, но не часто. Он работал, она работала, и на свидания почти всегда приходила с сыном. Но Игорь был рад, что она приходила с сыном, Колька был занятным пацаном! И втроем (на свиданиях!) они ходили в зоопарк, в кино на мультфильмы или цирк! Игорю было комфортно в обществе Юли и ее сына. И он даже подумывал, что странно, почему он до сих не женился, и у него нет такого занятного сынка, который задает такие смешные вопросы, с которым так замечательно играть в футбол, водить его в кино, на мультфильмы (очень интересные, и совершенно не детские). Он сделал предложение Юли, и она согласилась выйти за него замуж, нужно сказать, согласилась с удовольствием. Для нее предложение Игоря было последним шансом выбраться из отдаленного поселка, жить в Москве, в отличной квартире с нормальным мужиком, не сильно пьющим, и работающим на вполне приличной работе.
Но когда Игорь привел Юлю с Колькой знакомиться со своей матерью, та восприняла выбор сына скептически. Юля ей не понравилась категорически, зато понравился Колька. Она так и сказала сыну, что мол, если бы Игорь мог усыновить Кольку, не женясь на Юле, он бы так и сделал. Но на их свадьбу, скрепя сердцем согласилась. Игорь и Юля поженились. Свадьбу сыграли скромную (так хотела Юля), были только родители Юли, мать и брат с женой Игоря. Коллеги Игоря были расстроены, обижены, посчитали, что Игорь свадьбу зажал. Пришлось ему накрывать поляну для друзей дополнительно. Юля с Колькой и кошкой Пусей переехали в квартиру Игоря. И благодаря ходатайствам мужа Юля устроилась на работу в детский сад поблизости от их дома. Ей удобно было и на работу ходить и к тетке, за которой продолжала ухаживала, и сына, также по близости от дома, в школу водить, и из школы встречать. Так и жили. Тетка через пару лет умерла, ее квартиру получила в наследство Юля. Квартиру новоявленная наследница сразу же сдала жильцам, пояснила, что они живут уже втроем (мать Игоря переехала к старшему сыну, говорила, что бы помогать тому по хозяйству, но по настоящему, она не сошлась характерами с невесткой, разный у них был менталитет), а деньги никогда лишними не бывают. Мать, в силу своего возраста и внутренней интеллигентности, живя вместе с невесткой, никогда с ней не спорила, не хотела доводить до конфликтов, и сыну на его жену не жаловалась. А вот Юля! Не проходило дня, что бы Юля не встречала мужа с работы в слезах или не звонила мужу на работу с жалобами на свекровь. Игорь поначалу пытался говорить с матерью, мол, та затирает невестку. Мать объяснила сыну, что она совершенно не трогает его жену, даже замечаний той не делает, и то, что Юля обычные советы более опытной хозяйки воспринимает как издевательства, это ее дело. И вскоре мать уехала жить к старшему сыну, и Юле уже никто не мешал быть хозяйкой.
Юля сразу же занялась переделкой квартиры. Оборудовала отдельную комнату сыну, обустроила удобные гостиную и спальню, сделала ремонт в ванной и на кухне. И тратила она на все это значительные суммы денег, даже машину себе купила (сказала, в кредит). Дорогостоящие покупки она объясняла, что получает деньги за теткину квартиру, которую сдает, и еще она продвинулась по службе – стала заместителем директора детского сада, а вскоре и директором. И номинальной главой семьи. Она решала, что ее семья ест, что пьет, что носит, и главное – что делает. Едет отдыхать в Грецию, в самый лучший отель, или летит в Таиланд, на школьные зимние каникулы, сын занимается дополнительно английским и математикой (у него не было способностей к языкам и точным наукам, из него вышел бы отличный спортсмен, но спортсмена в своей семье Юля видеть не хотела), дружит в классе с определенными ребятами, а муж никогда не приводит в дом своих друзей, и выполняет пожелания супруги по щелчку ее пальцев ( от чего муж постоянно отлынивал). Причем, денег у мужа на свои затеи она не требовала, махнула на него рукой, и в ее лексиконе появились слова, касающиеся всех ментов, которых она ненавидит. Как-то она предъявила мужу требования, что бы тот оставил свою работу, но Игорь пригрозил жене разводом, та намекнула на раздел имущества, но он ее темперамент охладил. Игорь объяснил – Юля с Колькой в его квартире не прописаны (она прописалась после смерти тетки в ее квартиру вместе с сыном), а Кольку Игорь не усыновлял (опять же Юля посчитала это не нужным, она от первого мужа получала небольшие алименты), ей принадлежит одна машина, купленная в кредит. Больше Юля разговоров о смене мужем работы не заводила. Иногда Федотов заговаривал о собственном, общем ребенке, в ответ Юля начинала объяснять – вот закончим то, вот закончим это, она только начала работать, ее только повысили в должности, ну какие дети, у них уже есть сын, его бы на ноги поставить. Игорь понял – шансов получить собственного ребенка у него нет, разговоры о детях прекратил, стал еще больше любить Кольку. Федотов совершенно не задумывался о том, что происходит у него дома. Так жили все его коллеги, абсолютно все. Все ругались со своими женами, жены всех его коллег были недовольны своими мужьями. Но, как говорилось выше, у Игоря была еще хорошая ситуация – собственная отдельная квартира и состоятельный брат.
Так вот, Игорь Федотов постоянно был на работе. После работы иногда выпивал с коллегами по маленькой. Приходил домой и ложился спать. В редкие выходные предлагал пасынку Кольке махнуть куда-нибудь, куда Колька хотел. Тот всегда соглашался, придумывал, куда можно пойти, на каток или в кино, или на автодром кататься на картах, или в Торговый центр, просто пошляться, и они шли, и весело проводили время. Вдвоем, без Юли. А Юля никогда не предлагала отправиться с ними (с учетом, что когда Юля и Игорь только встречались, время они проводили втроем). А вскоре его жену стала раздражать не только работа мужа, но и весь муж целиком, как он ест, ходит, разговаривает, спит (храпит), завтракает по утрам. Их семейная жизнь совсем разладилась. Они вообще перестали заниматься любовью. Особой страсти между ними никогда не было (может быть, только в первый год совместной жизни они занимались любовью с обоюдным удовольствием, или в отпуске, в отеле в Турции или в Греции, отправив сына на детскую площадку). Так вот, Федотов, был отправлен на диван в гостиную, а Юля перестала бывать дома. То есть она уходила рано, на работу, а возвращалась очень поздно, еще позже Федотова, говорила, что тоже работает, все таки, она директор детского сада. Слава богу, Колька был безпроблемным парнем, не требовал особого внимания, учился на пятерки, и занимался дополнительно самостоятельно, во дворе с хулиганами не болтался, и в компьютерные игры постоянно не играл.
4
Беда пришла неожиданно. Игорю позвонил его коллега, волею судьбы оказавшийся соседом семьи Федотовых, поселился он в соседнем доме. Коротко сказал – нужно поговорить, конфиденциально. Договорились встретиться в кафе, в их районе. Игорь думал, что речь пойдет о работе. Ошибся, речь пошла о его жене. Коллеги уселись за столик в открытом кафе, заказали по пиву, стоял теплый сентябрь, посидеть ранним вечером на свежем воздухе было одно удовольствие. Только вот удовольствия от сидения на свежем воздухе в кафе в компании старого знакомого и пива, Федотов не получил. Его коллега все не решился начать разговор, мялся, тянул резину, Федотов даже прикрикнул, потребовал, что бы тот не темнил, говорил как есть. Тот и сказал:
- Видишь, Игоряха, какие дела… Я же переехал в этот район недавно. Я работаю, жена работает, бабок-нянек у нас нет, сынуле пять лет, оставлять не с кем. Жена ходила в детский сад поблизости. Но сынулю не взяли, мест нет. Жена несколько раз ходила, уговаривала директрису детского сада, та в никакую – мест нет и точка, в ближайшее время не будет, очередь огромная, приходите как-то вечером, может быть, сможем договориться, вопрос с устройством сынули порешать. Жена с мамочками, что в детский сад за ребятишками приходили, поговорила – те рассказали, что директрисе большие деньги заплатили, за очередь детский сад, и директриса, якобы очень крутая, у нее муж большая шишка в полиции.
Игорь слушал вполуха, не понимал, зачем коллега рассказывает ему историю о директрисе детского сада, берущей взятки, к нему никакое отношение не имеющее, но вот тот перешел к главному:
- Жена плакала, она не хотела терять хорошее место работы, сынок уже одной бабушки погостил, у другой, обе не могли его надолго у себя оставлять, отпуска специально брали, тоже работают, пенсию зарабатывают, жена очередной отпуск брала, и отпуск за свой счет. Даже я отличился – в свой очередной отпуск с ребятенком сидел. Так вот, пошел я к этой наглой директрисе, решил узнать, кто же ее муж, что она почти в открытую, деньги с мамочек берет. Прихожу, вижу директрису, и понимаю – я знаю эту фифу! Так это Юлька твоя! Я ж ее видел пару раз, ты ее на праздники приводил.
Игорь обмер, не верил своим ушам, переспросил:
- Что ты сказал? Юлька вымогает деньги?
- Ну да… Ты разберись с ней, нельзя же так нагло, не хочу, что бы она тебя подставила, ты мужик правильный, хороший, работы можешь из-за нее лишиться, а ты не директор детского сада, у тебя работа важнее…
Федотов краснел, бледнел, кивал головой. Ему было невыносимо стыдно, если бы мог, он бы провалился сквозь землю. Но не провалился, а лишь пообещал во всем разобраться, и, то что, сыночка коллеги возьмут в детский сад обязательно. Он сидел в том кафе еще пару часов, выпив огромное количество пива, напился в стельку, но пока шел пешком домой, медленно, нога за ногу (шел пятнадцать минут вместо пяти, идти домой ему не хотелось), хмель из него почти весь выветрился, а решение, как ему быть, наоборот, пришло.
Юлька была дома, ждала мужа с ужином, что в последнее время стало редкостью. Празднично накрытый стол произвел на Федотова тягостное впечатление, будто бы Юлька за что-то перед ним извиняется. Есть он совершенно не хотел, но за стол сел. Юлька принялась что-то щебетать, подкладывать ему в тарелку лучшие куски, он ковырял содержимое своей тарелки вилкой, и, оборвав жену на полуслове, спросил:
- Юля, скажи, а кто твой муж?
Юля подняла брови, сделал вид, что не поняла вопроса, переспросила:
- О чем ты, Игорек?
- А я тут узнал, что твой муж, оказывается, занимает большой пост в полиции…
- Кто тебе такое сказал? – с трудом выдавила из себя Юля, она была потрясена услышанным, а Игорь наоборот, казалось, наслаждался сложившимся положением, унижением жены. Та пробормотала:
- Ну, сказала сдуру, что бы впечатление на плебеев произвести. Ничего особенного.
- И давно ты перестала плебейкой быть? А то, что моя жена взятки берет, тоже ничего особенного?
- Да, я пользуюсь служебным положением! А ты попробуй, проживи на одну зарплату. Зубы на полку сразу положишь! - зло брякнула ему в ответ Юля, и этим свои высказыванием привела Федотова в бешенство:
- Я как-то до женитьбы на тебе жил на свою зарплату, и не голодал! И когда мы поженились, и ты не работала, то же не голодали, хотя на мою зарплату уже втроем жили! И мои коллеги так все живут, и твои коллеги тоже, и родители детишек, что в твой детский сад ходят… Ты меня спросила, Кольку спросила нужно нам твои разносолы, твоя Греция, твоя мебель и твой ремонт?
- Мне надо! Я устала жить в нищете, я устала голодать, я устала тянуть ребенка! Я устала, что мой ребенок смотрит голодными глазами на ребят, у которых крутые гаджеты, самокаты, велосипеды. Я устала ходить пешком в дырявых сапогах, потертом пальто! Я хотела побывать в Турции, Греции, Испании!
- Побывала?
- Побывала…
- Ну и все, больше не поедешь. Или поедешь, но, не будучи моей женой! И я гарантирую, что если не прекратишь свои делишки, то поедешь ты не в Грецию, а в места не столь отдаленные, в Сибирь или в солнечный Магадан… И из-за твоих выкрутасов я не хочу быть уволенным с работы, позору потом не оберешься…
- Что ты хочешь?
- Я хочу, что бы ты уволилась, завтра же, со своей работы, раз она такие соблазны у тебя вызывает. Если останешься там, мы разводимся, и из этой квартиры ты съезжаешь!
- Ты меня бросишь из-за каких-то дурацких разговоров? Что я с дуру сболтнула? И из-за того, что я ремонт в твоей квартире сделала? Новую мебель купила?
- Я не просил тебя что-то в моей квартире делать!
- Но и не возражал…
- Теперь себя ругаю страшно… Так вот, завершаешь все свои дела, и увольняешься. Я попробую найти тебе другую работу, не связанную с соблазнами брать взятки. И еще, до того как уволишься, поможешь одному моему коллеги устроить его ребенка в свой детский сад. Я думаю, что мест в этом конкретном детском саду достаточно...
5
Юля исполнила то, что требовал Игорь, уволилась из детского сада, помогла устроиться в детский сад сыну коллеги мужа. Но при этом она перестала разговаривать с мужем, вообще. Она его не замечала. Если она сталкивались с ним где-то в квартире, воспринимала мужа, как неодушевленный предмет. Общалась с мужем через сына-подростка, по крайней необходимости. Через сына передала Федотову, что не нуждается в его помощи, и работу найдет себе сама, но вот энтузиазма в поиске работы он у нее не замечал. А вскоре она перестала приходить ночевать, куда-то уезжала, на неделю-две, возвращалась загорелая и веселая, опять же через сына передавала, что ночует у подруг и с подругами ездила отдыхать. Денег у мужа она не просила, но и на содержание и питание сына денег не давала.
Так продолжалось примерно год. За этот год семья, и так дышавшая на ладан, развалилась окончательно. Затем Юля объявила, что уходит из семьи, разводиться с Игорем, и выходит замуж за другого человека, богатого и знаменитого, познакомилась с ним на одном из курортов, которые посещала в течении прошедшего года. Уезжая от Федотова насовсем, она впервые за этот год с ним заговорила. Попросила оставить сына Кольку временно пожить с Федотовым. Клятвенно обещала вскоре забрать сына, как обустроится, и договориться со школой для него. Про кошку, переехавшую к Федотову вместе с ней и сыном восемь лет назад, она даже не вспомнила. Когда, спустя полгода, Юля приехала за сыном, тот отказался переезжать к ней и ее новому мужу, наотрез, до истерики. Он даже ее ни разу не навестил в ее новом доме (вообще то, мать его не приглашала). И опять же, Юля материально сыну не помогала, кормил и содержал Кольку полгода, пока его жена отсутствовала, Федотов, с учетом, что алименты, хоть и небольшие от родного отца Кольки, Юля получала на карточку, а так же она получала деньги от квартиросъемщиков, проживающих в квартиры тетки, которую продолжала сдавать. Вдвоем, вернее вроем, с Колькой и кошкой Пусей, Федотов прожил два года (пока парень заканчивал школу и поступал в Университет). Вдвоем им было спокойно и комфортно. Парень ждал Игоря с работы, готовил нехитрый ужин, ходил в магазин. По выходным они вдвоем смотрели кино, иногда уезжали в загородный дом, к брату Федотова. Там купались в озере (в теплое время года) или ходили за грибами (осенью) или на лыжах (зимой). Там же Колька проводил и летние каникулы, о Грециях и Турциях благополучно забыли, да Колька туда и не рвался. Именно там, в поселке, где жил брат Федотова, Игорь с Колькой взяли щенка корги. Колька отдыхал в поселке летом, Федотов приехал на выходные. И Колька уговорил того пойти вместе с ним, посмотреть на элитных щенков, родившихся у собачек соседей. Щенки, количеством шесть штук сидели в открытом вольере в саду соседей и вся окрестная детвора стекалась полюбоваться на веселых малышей, вернее щенки не сидели в вольере, а прыгали и играли, очень потешно. Игорь и Колька понаблюдали за щенками с полчаса, и лишь потом увидели одинокого щенка, сидевшего отдельно, в небольшом вольерчике. Щенок уныло положил морду на лапки, казалось, он уже предчувствовал свою незавидную судьбу. Но у него были такие умные глазки, ушки, как локаторы, которые шевелились, подергивались. Федотов тут же спросил у хозяев, почему щенок сидит отдельно, те пояснили, что у щенка шесть пальчиков на лапках, и они не знают, что с ним делать, то ли лечить, то ли усыпить, потому что оперированного щенка никто не купит. Колька, случайно услышав это, стал просить Федотова взять щенка, обещал ухаживать за ним, кормить и гулять. Он просил очень жалобно, даже плакал. Взрослый, пятнадцатилетний пацан, хлюпал носом и тер глаза, канючил: «Ну, Игоречек, ну миленький, давай возьмем щеночка!». Колька никогда не называл Федотова папой, только Игорем, мать внушила сыну, что у него есть уже отец, а Игорь это Игорь. Щенок корги, названный просто Корги, поехал домой к Федотову. Игорь и Колька, когда везли щенка, очень боялись, что кошка Пуся не примет щенка, но кошка посчитала щенка за своего котенка, вылизывала его, и даже пыталась кормить и приучать к лотку. И это с учетом, что щенок, будучи двухмесячным, был уже размером с кошку.
Колька успешно сдал ЕГЭ, поступил в Университет МВД, он уже давно хотел быть опером, как Федотов. Но Юле об этом не Колька, не Федотов не сказали. Она была категорически против. Еще несколько лет назад, Колька заикнулся матери, что хочет служить в милиции (тогда еще милиции), как Игорь, Юля орала и кричала как резаная, что не допустит, что бы ее сын занимался черте чем, копался в грязи, якшался с изгоями общества, хватит в их семье одного такого чудака, работающего день и ночь за копейки. Игорю было страшно обидно, что его, как он считал благородную и такую нужную людям работу называют черте чем. Да, его работа не так хорошо оплачивалась, но не он же сам себе зарплату устанавливал. Но свою работу он любил, и менять не собирался. И Кольку поддерживал в выборе профессии.
Юля о том, что ее сын, оставленный на попечение бывшего мужа, пошел по его стопам, узнала случайно. Колька сказал матери, что поступил в МГУ на юридический факультет (соврал), в мать решила проверить, правда это или нет, оказалась неправда. Взбешенная, она поехала в Федотову с Колькой. Подгадала, что бы оба были дома. Тогда-то она и узнала, куда поступил Колька, в Университет МВД. Боже, как она орала. На Федотова. Что он специально настроил сына против нее, что это непорядочно, он испортил не только ее жизнь, но и жизнь ее сына, что он не человек, а изверг. Колька пытался мать успокоить, но и ему тоже досталось. Все закончилось битьем посуды, она разбила всю посуду, что была в доме. Включая вазы для цветов. Игорь ее не останавливал. Он сидел на диване в гостиной, обхватив голову руками, и вздрагивал, услышав в очередной раз звон разбившегося фарфора.
Разбив всю посуду, Юля потребовала, что бы Колька немедленно уходил из Университета МВД, а где он должен будет учиться, Юля не решила, но обещала решить. Колька отказался наотрез. Также отказался уходить, жить к матери, хоть та и утверждала, что у нее теперь большой дом. Мать заставить Кольку уехать с ней не смогла, ему было уже семнадцать, он мог сам решать, где жить и что делать. Но, чтобы не бесить и нервировать мать, Колька решил уйти жить в общежитие Университета (Игорь поспособствовал и пообещал помогать материально, по силам). Колька ушел, Игорь остался с собакой и кошкой. И вот тогда он запил. Пил неделю. Легче ему не стало. Протрезвел, понял – нужно смириться с реальностью. Поехал в «Икею», купил новую посуду и вазы для цветов. С Колькой он виделся примерно раз в месяц по выходным (когда у пацана было время), втайне от Юли. С Юлей, с того дня, когда она приезжала скандалить и бить посуду, он не виделся ни разу.
Глава одиннадцатая.
1.
Выйдя на следующий день на работу, Федотов тут же окунулся в гущу событий. Ровно в девять утра он уже был на рабочем месте. Перекладывал папки, читал вновь поступившие материалы. С Лацисом он не разговаривал. Он поздоровался с ним, войдя в кабинет, тот не ответил. Федотов, пожав плечами, уселся на свой стол. Вот у Лациса зазвонил рабочий телефон, он ответил, Федотов услышал:
- Конечно, товарищ генерал, сейчас подойду, но пришел майор Федотов, он поправился… Да, мы подойдем вместе…
Федотову Лацис ничего не сказал, только взглянул на него, что бы понять, услышал тот или нет, его разговор, и что им нужно срочно идти к генералу. Поняв, что Федотов услышал, направился к выходу из кабинета, Игорь пошел за ним, и порадовался, что его сосед Василий, не отпустил его на работу вчера, выгулял на улице, хорошо бы он выглядел, если явился на работу вчера, с бодуна, с запахом перегара. Но сегодня, запаха от него никакого не было, лишь синяки под глазами, бледность в лице, запавшие щеки. Но он же, все таки, болел, вот плохо и выглядит.
Генерал обрадовался, увидев Лациса с Федотовым, показал рукой на стулья у стола, произнес:
- Проходите, господа офицеры…
Лацис с Федотовым уселись, генерал начал разговор:
- Поступили материалы из Белоруссии, очень важные… Туда нужно выезжать, и сверхсрочно. Поедет капитан Лацис. Он направлял запросы местным оперативникам, общался с ними, полностью в теме, материалы, что они прислали, отдаю ему…- генерал протянул Лацису пухлую папку, добавил, обращаясь в Федотову: - Тебя Игорь я попрошу снять с материалов копию, и включаться в работу, вижу, ты не совсем поправился, но работа лечит, так что давай, действуй согласно материалам, на тебе их проверка в той части, где действие происходит в России. Алексей Андреевич, приказ о Вашем командировании подготовлен, в бухгалтерии получите деньги, берите билеты, выехать нужно сегодня…
Лацис и Федотов с генералом спорить не стали, должен ехать Лацис, значит, поедет Лацис, Федотов же ездил в Питер. Лацису ехать в Белоруссию страшно не хотелось, если бы он ехал в столицу, в Минск, а то в заштатный поселок в ста километрах от Гомеля… Но дело есть дело… Федотов отправился снимать копии с присланных из Белоруссии материалов, в Лацис брать билеты на поезд, в Гомель самолеты из Москвы не летали…Да, информация из Белоруссии поступила сверх важная.
Во-первых информация о матери погибшей Лилии. Марии Ребрик. Мать погибшей, работала в медицинском пункте фельдшером, пункт располагался в небольшом поселке, в ста километрах от города Гомеля. В этом поселке Мария родилась, и прожила всю жизнь, в этом же поселке родилась и ее дочь, Лилия. Так вот, Мария Ребрик когда-то подавала большие надежды, была лучшей ученицей в школе, которую закончила с медалью, и поехала учиться в Минск, где с легкостью поступила в медицинский институт (прислали и копию ее школьного аттестата и копию приказа о зачислении в ВУЗ). Но институт ей закончить не удалось. Бросила институт на пятом курсе, вернее не бросила, взяла академический отпуск. Но в институте она так и не восстановилась. И вот почему. Она вернулась домой, в родной поселок из Минска, будучи глубоко беременной. Родила ребенка, так и не выйдя замуж, и отца ее ребенка никто никогда не видел. Ребенка она зарегистрировала одна, и числилась матерью-одиночкой (свидетельство о рождении Лилии Ребрик к документам, присланным из Белоруссии, было приложено, с прочерком в графе отец). Ходили разговоры, что отец ребенка иностранец. Об этом как-то обмолвилась мать Марии, отец Марии молчал как партизан, он и был партизаном, белорусским, инвалидом, орденоносцем, героем войны. Сама Мария, приехав домой, все оставшиеся месяцы до рождения ребенка, плакала, из дома практически не выходила, ни с кем не общалась. В Минск, в институт Мария не вернулась по семейным обстоятельствам, когда девочке (Лилечке) исполнилось два, тяжело заболел ее дедушка, отец Марии, вскоре он умер. А через год за мужем последовала и мать Марии, не смогла пережить смерть мужа. В течении года Мария потеряла обоих родителей. И устроилась на работе в своем поселке, в медицинский пункт, где трудится и по сей день, уже тридцать лет. Она замуж не вышла, претендентов было много, но почему-то всех их она отвергла, никто не понимал, почему, а она не объясняла. Коротко отвечала – нет, и все. Все силы она отдавала воспитанию дочери и своей нелегкой работе, и днем и ночью, в любую погоду всем помогала. За работу ее благодарностями да почетными грамотами постоянно награждали, очень многим она жизнь спасла. И дочь такой же трудолюбивой воспитала. Односельчане говорили – Лилечка хорошая девочка, жалко ее до безумия, удивительно, что ее смерть кому-то понадобилась, она совершенно безобидная, очень добрая и внимательная. Но довольно интересные сведения местные сотрудники милиции получили на местной же почте (постарались, почтальонов даже опросили), Мария, в последний год, получила несколько писем из-за границы, из Чехии, из Праги. И на эти письма она ответила, значит, письма получала не по ошибке. И что важно, местные оперативники опросили бывших студентов, что учились вместе с Марией, и оказалось, что вместе с ними, по международному обмену, учились студенты из тогда еще Чехословакии, и у Марии с одним из студентов был бурный роман. И даже имя и фамилию студента назвали – Иржи Выхула. Местные оперативники встретились с одной из бывших подруг Марии по институту (родив ребенка, Мария порвала все связи со своими друзьями по институту, в том числе и с влюбленным в нее чехом). И эта бывшая подруга, очень активная и бойкая дама рассказала, что организовывала вечер выпускников (дата круглая подоспела, они окончили институт как раз двадцать пять лет назад), и на этот вечер приезжал чех, Иржи Выхула, и он очень интересовался судьбой Марии, в которую когда-то был влюблен. И, кажется, ходил в деканат, просил разыскать ее адрес, и вроде бы, пошли ему на встречу, адрес Марии дали. Значит, вполне возможно, что письма из Чехии Мария получала от него. И если речь зашла про отца Лилии, иностранца, то вполне возможно, это чех и есть. Соседи Марии по поселку рассказали, что уж больно крут ее отец был, и очень иностранцев не любил, твердил, что ничего хорошего от бусурман ждать нельзя, и не важно, откуда эти иностранцы, из соцлагеря или нет, сегодня соцлагерь, а завтра они проклятые капиталисты, и вся семья Ребриков на Колыму поедет, и это если повезет… А после смерти отца, которого Мария очень боялась, и смерти матери ей было уже не учебы, ребенка нужно было растить. Вот такая незавидная судьба у Марии, а могла сейчас в Праге жить…И во-вторых, Лилии, которая в отличии от матери выучилась в институте, в педагогическом, в Гомеле, тоже досталась непростая женская судьба. Выучилась, вернулась в родной поселок, пошла работать в местную школу, замуж вышла за красивого парня, ну уж очень непутевого, Алешку Козлова. На работе Козлов не удерживался не где, в аферы влипал, пил, Лилечку иногда бил (были приложены милицейские протоколы, задерживали Козлова неоднократно, на пятнадцать суток сажали)… А тут и доченьку Лилечка родила, Анечку. Алексей совсем с катушек слетел, пил беспробудно, гулял, не работал. Школу в поселке закрыли, Лиля без работы осталась. Оставила дочь с матерью, и поехала на работу в Россию (подруги по институту предложили). С работой ей повезло. Сначала у одних приличных людей работала, потом ее в еще более богатую семью порекомендовали… И все вроде хорошо, и работа у нее была отличная, зарплата хорошая. Писала матери, что вот денег накопит, вернется, доченьку обнимет, в городе жилье купит (в Гомеле), может быть там свое дело попытается открыть, мать в город заберет. Так Мария мечтала, что дочь ее судьбу не повторит, уедет в город, замуж выйдет за достойного человека (с Алешкой Козловым разведется)… И вот такая трагедия…А вот, Алексей Козлов вроде образумился. Еще до смерти Лилии пить перестал, на работу в гараж устроился, работал там неплохо. И даже заграничный паспорт оформил, и отдыхать на неделю за границу ездил… Подишь ты! Правда, приехал из заграницы (а ездил он, что очень даже странно, в Чехию (!), он с работы уволился, сказал, на заработки поедет, в Россию, к жене. Но вскоре вернулся, сказал, что жены в России не нашел, не понравилось ему в России, дома лучше. Здесь у него родители, у родителей свой дом, и дочь его, родная кровиночка, тоже здесь. Страшное известие о смерти Лилии пришло, когда Алексей был в России, работал на стройке (есть справка, что Алексей работал в Подмосковье, в Лобне)…
2.
Алексей Лацис, едучи в поезде Москва-Гомель (целых 13 часов в пути, но он купил себе билет СВ, и ехал один в купе), прочитал переданные белорусскими коллегами материалы не по одному разу. Сразу понял – первый подозреваемый муж убитой, Алексей Козлов. Он ездил в Россию, пресекал границу (есть справка от белорусской пограничной службы), и то, что он сказал односельчанам, что не встречался с женой, чушь собачья. Сама Лилия говорила своим работодателям, что звонил ей бывший муж, неоднократно, в любви объяснялся, возможно, они и встречались. Кстати, Алексей Козлов, не бывший муж, не разведены они с Лилией. Он легко мог убить Лилию из ревности, например к ее работодателю, Глебу Назарову, интересный кстати мужчина Глеб, вполне годиться для того что бы Лилию к нему преревновать. Нужно будет с Козловым тщательнейшим образом побеседовать, прижать его. Белорусские коллеги обещали передвижения Козлова контролировать, так что не сбежит он, даже если очень захочет. И еще одна ниточка – Чехия. Зачем Козлов туда ездил? Знал ли он, что отец Лилии предположительно иностранец? Знал ли, что его теща получала письма из-за границы? Вполне мог узнать, прочитать адрес на конверте, и махнуть в Прагу, познакомиться с предполагаемым тестем… Может оттуда наследство какое перепадет… Наследство – это интересный поворот… Лацис сделал пометку в записной книжке, и набрал номер Федотова, пусть попробует разузнать все об этом таинственном чехе… А Федотов, как оказалось уже третий сон видел, на часах было полпервого ночи, но звонку Лациса не удивился, даже за того порадовался, вот нахрап у парня, желание работать неистребимое, даже ночью документы просматривает, о деле думает. Лацису ответил, что уже послал запрос в МИД России, и там обещали помочь, и он думает, что проблем выяснить, кто такой этот Иржи Выхула не будет…
В Белоруссии, в отличие от России, где уже стояла лютая зима (в конце ноября), было тепло и солнечно, около 6 градусов тепла, и Лацис пожалел, что поехал в командировку в дубленке, осенняя кожаная куртка вполне бы сейчас ему подошла, а теперь он будет париться в дубленке! Он даже дубленку надевать не стал, вышел из поезда в одном костюме, держа в руках объемный портфель и пресловутую дубленку.
Его встречали белорусские оперативники на старенькой иномарке. Предупредили, часа два пути до нужного ему поселка, Лацис только хмыкнул в ответ, два часа значит два часа, выхода у него другого нет, нужно ехать. Поехали. Лацис впереди, оперативники (двое) сзади. На их осторожные расспросы Лацис отвечал односложно и скудно, разговаривать ему совершенно не хотелось, да и не спал он ночью, и не ел толком, и сейчас думал про себя, что могли бы его и покормить, или решили до места доставить и с рук сбагрить московского гостя? Но комплимент белорусским коллегам он все таки сделал – похвалил за грамотно собранный материал, который они переслали в Москву. Вскоре разговоры в машине стихли, все задремали.
В поселке, куда добирались не два часа, а все три, и куда Лацис приехал разбитым донельзя (в белорусской глубинке дороги были не чуть, не лучше чем в российской глубинке), его действительно ждал отличный прием. Стол, накрытый в местном отделении милиции, ломился от деревенских разносолов, солений и копчений. Там были и маринованные яблоки, соленые огурцы и помидоры, грибы всех видов, кортошечка отварная рассыпчатая, и конечно же мяско, от копченой свинины до самодельной колбасы, о одного вида которой текли слюнки. Местный участковый, Андрей Порубий, молодой, ровесник Лациса, ждал московского оперативника и гомельских коллег с нетерпением. Он был лично заинтересован в расследовании смерти Лилии Ребрик, учился с ней в одном классе, и был в нее влюблен. Из-за нее вернулся после окончания школы милиции в родной поселок, а она предпочла ему красавчика, но пьяницу и дебошира, Козлова. Андрей не женился, терпеливо ждал когда Лилия бросит своего Козлова, но не дождался, Лилия трагически погибла. Андрей не верил в ее смерть и по сей день, хотя тело Лилии покоилось на сельском кладбище, рядышком с телами ее деда, белорусского партизана и не пережившей смерти мужа, бабушки. Андрей присутствовал на похоронах Лилии, ее гроб был открыт, в гробу, без сомнений была Лилия, ее мать, тетя Маруся, плакала навзрыд, маленькая дочка лила слезы вслед за бабушкой, а Андрей не понимал, почему они плачут! И со стороны казалось странным, что смертью Лилии он огорчен! Или у парня не нервы, а канаты? Но никому объяснять Андрей ничего не стал. Жива для него его Лилька! И когда пришло задание из Москвы собрать побольше материалов о семье Ребрик и об Алексее Козлове, взялся за дело с бульдожьей хваткой. Именно он собрал тот бесценный материал, которым восхитились московские оперативники! Лацис сразу смекнул, что вот этот местный участковый имеет личный интерес в сложном и запутанном деле, где переплелись многочисленные ниточки, сплелись в большой клубок, который катился и разматывался, и вот привел капитана Лациса в белорусское село. Поев вволю (он проголодался как волк) и выпив местной горилки (совсем немного), в отличии от местных оперативников, которые быстро захмелели, Лацис вызвал Андрея (который не пил вовсе) на разговор. Коротко бросил:
- Пойдем, покурим, на улицу…
Андрей, хоть и не курил, пошел за Лацисом. А Лацис, который курил до прихода на службу совсем мало, к курению пристрастился, без сигарет уже думать не мог, да и в сложном оперском деле сигареты отлично помогали, вроде как в неформальной беседе, за сигаретой, много чего можно было узнать. И вот сейчас, белорусский и московский оперативники, устроились за с торца одноэтажного здания местного отделения милиции, на специально для курящих установленной лавочке, Лацис с удовольствием закурил, удивился, что Андрей не курит, и задал первый вопрос:
- Андрей, у тебя в этом деле личный интерес?
Тот кивнул, в свою очередь спросил:
- А, что, очень заметно, товарищ капитан?
Лацис передернул плечами, с накинутой на них дубленкой:
- Алексей я, не нужно капитаном меня называть, и можно на ты…- и тут же вспомнил, как в первый свой день службы песочил майора Федотова, что мол не пил с тем на брудершафт, и пожалел об этом, но тут же оправдал себя, мол молодым был, зеленым, хотя всего два месяца с того дня прошло. Андрей начал свой печальный рассказ:
- Лилька отличной девчонкой была, нравилась мне сильно… В одном классе мы учились, и на выпускном решили – окончим учебу, она в Гомеле, я в Минске, поженимся…Она раньше меня отучилась, на год, в поселок вернулась, на работу устроилась , в школу. И тут мне мамаша моя звонит - Лилька замуж выходит, за Козлова, первого пьяницу и дебошира в поселке. Я примчался, поговорить с Лилькой решил, с глазу на глаз, она плачет, мол, все решено, за Козлова выхожу, так будет правильно. Я же тогда не понял, почему она за него выходит! Но ждать решил, думал – моя вес равно будет! Плохо она с ним жила, он пил, бил ее, мы за пьянки и драки с мужиками его не раз на пятнадцать суток закрывали, а вот Лилька стоически терпела его издевательства, ни разу не написала на мужа заявление. Она мне только через несколько лет рассказала, когда в России уже работала, в отпуск приезжала, почему вышла за Козлова замуж. Она только институт закончила, в поселок вернулась, не друзей, у нее тут не было, не подруг, все разъехались, только Козлов, пошла с этим Козловым просто прогуляться, не нравился он ей совсем, но все проходу не давал, преследовал, красавец такой, на мотоцикле! Так вот он ее…- Андрей запнулся, подбирал слова, он говорил на хорошем русском языке, с интересным, мягким акцентом, белорусских слов почти не употреблял, сказывалась наверное учеба в столице республики, Минске. Лацис пришел к нему на помощь:
- Изнасиловал?
- Ну да…
- И что же она не заявила на него?
- И я это же сказал, а она ответила, мол, стыдно! И перед соседями, и перед матерью, и передо мной и даже перед самой собой, должна была понимать, что Козлов за человек, взрослой девахой тогда уже была, не юной малолеткой…
- Расскажи о Козлове, ты беседовал с ним?
- Отказался со мной говорить, типа алиби у него, он на стройке вкалывал, со стройки не отлучался. Я там справку приложил, что мне вручил… Так не всегда же он трудился, были у него и выходные…
- Лилия своим работодателям рассказывала, что муж ей неоднократно звонил, она думала, что все, уже развод с ним оформит, а он ей в любви объяснялся! Мой коллега сегодня должен на стройку поехать, где Козлов трудился, алиби его проверять… - резюмировал Лацис, они действительно договорились с Федотовым, что он съездит на стройку, узнает, действительно там работал Козлов, график его работы посмотрит, поговорит с рабочими, которые рядом с Козловым трудились и с которыми в общежитии жил, может быть в течении рабочего дня (или вечером и ночью) отлучался Козлов. А Андрей продолжал:
- Тетю Марусю, мать Лильки жалко, она с девочкой ее осталась, как ей теперь ребенка поднимать? Зарплата у нее копеечная! Те деньги, что Лилия заработала, на похороны пошли… И это еще ее работодатели оплатили перевозку гроба из России в Белоруссию, безумных денег же перевозка стоит, мы бы всем поселком не смогли столько денег собрать…
Лацис спросил о письмах из заграницы, что Мария получала:
- А что за письма из Чехии мать Лилии получала? Ты говорил с ней на эту тему?
- Да нет, не говорил… Такое горе у тети Маруси, а я еще с письмами к ней приставать бы стал…
- А поездка Козлова в Чехию, каким боком сюда?
- Ну да, думал я об этом. Странная поездка, но Козлов не колется, твердит, ты мне обвинение предъяви, тогда поговорим!
- Сегодня вечером к нему пойдем разговаривать, по горячим следам… А то слиняет куда! Ужин сворачиваем, и к Козлову. А то, пусть твои коллеги еще попразднуют, а мы за дело, руки чешутся его прижать! – произнес Лацис, и тут заметил, как его коллега напрягся, заметил кого-то на тропинке, неподалеку от лавочки, где они сидели. Андрей произнес:
- Козлов бежит, как заяц петляет, странно это… Смотри, нас заметил, быстрее побежал…
И тут они уже вдвоем увидели, как над одним из домов, через улицу от отделения милиции повалил дом. Лацис очухался первым:
- Дом горит, видишь? Чей дом?
- Так тети Маруси это дом! Беги к дому, поможешь тушить, а я за Козловым, точно он к пожару причастен!
3
Уже потом, какое-то время спустя, разложив все случившееся по полочкам, проанализировав и выстроив стройную схему, Лацису удалось понять, насколько ему в тот день повезло! Если бы он не вышел покурить вместе с Андреем (как хорошо, что он не бросил курить, а считал, что сигареты зло!), или вышли бы они на полчаса раньше или позже, произошло бы страшное. Но страшное, к счастью, не произошло, а злодей, совершивший два убийства, и пытавшийся убить еще двух человек, в том числе и маленького ребенка, собственную дочь, был арестован, и в преступлениях сознался…И так, Лацис бросился к горящему дому, напролом, огородами, продираясь сквозь кусы, благо бежать ему было нетяжело, листья с кустов уже опали и трава под ногами пожухла, и первые заморозки превратили мягкую рыхлую почту в твердую землю, почти асфальт. К горевшему дому он прибежал первым, соседи почему-то медлили, тушить пожар не спешили (или никого из соседей дома не было?), лишь где-то вдалеке раздавались сирены пожарных машин, кто-то вызвал пожарную охрану (как потом оказалось, вызвал Андрей). Калитка во двор горевшего дома была заперта, но Лацис не стал перелезать через забор, просто выбил калитку плечом, не заморачивался. Прыжком вскочил на крыльцо, и уперся в железную дверь, запертую намертво, на ключ! И вот теперь он обрадовался, что поехал в Белоруссию в дубленке, а не в кожаной куртке, дубленка, которую он накинул на плечи, выйдя покурить, все время была у него в руках, подбегая к горящему дому, он ее не бросил, даже руки в рукава сунул, что бы было удобней бежать. И теперь, он скинул дубленку, бросился к ближайшему окну, и намотав тонкую дубленку на руку, с силой ударил по стеклу. И только сейчас, во дворе горящего дома стал собираться народ, но на помощь Лацису никто не спешил. Соседи лишь переговаривались, комментировали действия Лациса:
- А что это за парень, откуда он взялся?
- Да это приезжий, мент, из Москвы!
- Парень, не лезь в горящий дом, пожарка уже едет, слышь, сирены! Погибнешь, парень!
- Вот это да, кто-то дом поджег тетки Маруси, кому, интересно, понадобилось… И парень туда, с дуру, лезет…
- Да, точно поджег, дом с углов пылает!
Лацис слышал все разговоры соседей, но внимания на их комментарии не обращал, он сразу понял, что пожар дело рук кого-то, точно поджег. Три угла дома (те, что были доступны его глазу), были облиты явно какой-то горючей жидкостью, и подожжены. Алексей, разбив окно, выбив осколки стекла рукой, обмотанной верной дубленкой, подтянулся, запрыгнул в горящий дом. Он совершенно не думал об опасности, не понимал, что с ним может что-то серьезное случиться, его целью были люди, скорее всего, запертые в горящем доме, он должен был им помочь! И как только он оказался в комнате, полной едкого вонючего дыма, услышал стоны, стонала женщина, звала на помощь. Он метнулся на ее голос, оказался, как он понял, в прихожей, где у входной двери лежала женщина, почти без сознания. Лацис наклонился над ней, женщина шептала: «Внученька, Анечка, спасите мою внученьку…». Лацис тряхнул женщину, спросил: «Ключи, где ключи от входной двери?». Женщина, сделал рукой слабый жест, разжала ладонь на пол, с тихим звоном упала связка ключей. Наверное, она пыталась открыть входную дверь, но не справилась, упала без сознания, задохнувшись в дыму. Лацис схватил выпавшие ключи, быстро открыл дверь, на руках вынес женщину из горящего дома. Соседи, уже полностью заполонившие двор, тут же бросились к спасенной, принялись приводить ее в чувства, укутывать одеялами.
Лацис, вздохнув свежего воздуха, опять ринулся в горящий дом, соседи попытались его удержать, хватали за руки, твердили, что вот-вот приедут пожарные, он и так постарался, тетку Марусю спас. Лацис оттолкнул хватавшие его руки, для непонятливых объяснил – в доме ребенок, девочка, внучка тетки Маруси! Он влетел на крыльцо, нырнул в облако едкого дыма, вырвавшееся из открытой входной двери.
Он метался по задымленным комнатам, звал девочку по имени, заглядывал в разные укромные уголки, девочка не находилась. Он еле стоял на ногах, задыхался от едкого дыма и нестерпимого жара. По комнатам метались языки пламени, Лацис понимал, еще немного, и он из пожара не выберется, уже начал гореть коридор, огонь перекрыл ему дорогу к входной двери. Но еще оставались окна, в частности разбитое им окно, через которое он попал в дом. И тут его осенило – девочка могла спрятаться под кроватями или в шкафу! Он кинулся к еле различимой в дыму, стоящей в углу комнаты кровати, заглянул под нее, увидел маленькую девочку, пяти-шести лет. Он протянул руки, вытащил девочку из-под кровати, та кричала от страха и упиралась, а Лацис с облегчением осознавал, как хорошо, что девочка в сознании, не задохнулась. И тут он увидел, что огонь перекрыл ему и подход к окнам! Почти на автомате, он стянул с кровати покрывало, завернул в него девочку, и шагнул в огонь…
Его спасло чудо! Или не чудо, а смелость? Или не смелость, а безрассудство? Или, у него просто отсутствовало чувство страха? Есть такие люди, у которых адреналин в крови зашкаливает. Но Лацис за собой такой отчаянной смелости раньше не замечал. Значит, он просто не испугался, не понял, что ему грозит смертельная опасность, и ему повезло! Как говориться, смелость города берет… Он смог пробиться к окну, передать на руки пожарным, опоздавшим на пожар (что не удивительно, в поселке не было пожарной части), спасенную девочку. Те же пожарные помогли выбраться и ему самому. Но этого он уже не помнил… Пришел он в себя ненадолго в карете «Скорой помощи», спросил жива ли девочка, ему ответили, что жива и почти не пострадала, он потерял сознание окончательно.
4
На вертолете Алексея Лациса доставили в лучшую больницу Минска. По распоряжению Президента Белоруссии. Тому доложили об отличившимся на пожаре российском полицейском. В больнице Лацис пролежал почти две недели, хоть и считал, что его можно выписать через пару дней. По его меркам, пострадал он не сильно. Угарным газом отравился, да ожоги на лице, голове и руках, совершенно не страшные, и заживали они достаточно быстро, благодаря редким мазям и, конечно же, молодому здоровому организму Алексея. Да, еще, он лишился роскошной шевелюры, сгорела его шевелюра почти полностью, а ее остатки состригли в приемном покое больницы под машинку. Но об этом он переживал меньше всего, медсестричкам в больнице он нравился и лысым, но как только сняли повязки с его головы, волосы начали отрастать. С президентскими врачами спорить было бесполезно, те выписали почетного пациента, только когда убедились, что его здоровью ничего не угрожает, все его ожоги зажили. В Москву Лацис уехал при полном параде, ему купили новую одежду (костюм, ботинки и дубленку), взамен сгоревшей, еще и медаль вручили, от белорусского МЧС, «За отвагу на пожаре». К Лацису в больницу белорусский генерал приезжал, медаль вручать, смелостью Алексея восхищался, говорил, что это просто удивительно, что в таком страшном пожаре человек выжил, наверное, он в рубашке родился, или скорее, в пожарном скафандре! Алексей, к тому, что с ним произошло, относился скептически, он же про себя знал – никакой он не герой, просто глупый человек, полезший незнамо куда. И ему слушать все эти понагирики в свой адрес было нестерпимо стыдно, а окружающие его стыд воспринимали как скромность!
В больнице его несколько раз навещал Андрей Порубий. Привозил гостинцы (от которых Лацис пытался отказываться, в больнице его кормили на убой), рассказывал, как идет следствие (для Лациса эта информация была очень ценной). Так вот – Алексей Козлов был задержан фактически с поличным, он не успел избавиться от куртки и брюк, со следами бензина и копоти, также неподалеку от дома семьи Ребрик нашли пустую пятилитровую бутыль из-под бензина, со следами пальцев Козлова. Козлов отпирался, мол, ну и что, что бутыль из-под бензина со следами его пальцев – просто бросил бутыль из-под бензина, а гарь, копоть и следы бензина на одежде у кого не бывает… Так что улики против Козлова косвенные, но главное не это, главное мотив! А мотив нашли в доме Козлова, когда обыск проводили. На его кровати, под матрасом, нашли папку с бумагами, содержащую копии писем, адресованных его теще, Марии Ребрик ее давним поклонником из Праги, числом два. Нашли доверенность, якобы выданная Марией на имя своего зятя, Алексея Козлова, якобы представляющим ее интересы (доверенность была поддельной, Козлов как-то смог подделать печать нотариуса). Также, там, под матрасом, хранились фотографии счастливой Лилии с Козловым и маленькой дочерью, и визитка, на английском языке, из которой явствовало, что Иржи Выхула, проживающий в Праге, по такому то адресу, является президентом фармацевтической компании, очень известной. И из писем Иржи, написанных на русском языке, со множеством ошибок, можно было понять, что он очень одинок, его жена и дочь погибли пять лет назад в автокатастрофе, других близких родственников у него нет, и на встрече выпускников в Минске он узнал, что у Марии родилась дочь, и он уверен, что дочь родилась от него. Андрей допросил почтальона, его интересовал только один вопрос – мог ли Козлов знать, что его теща получала письма из Праги. И почтальон, немолодая женщина, знавшая и Андрея Порубия и Алексея Козлова еще маленькими детьми, откровенно рассказала, что как-то она принесла письмо из Праги для Марии, но той дома не оказалось, а во дворе ее дома с маленькой дочкой играл Козлов, и она отдала письмо ему (что не нужно было делать). Козлов часто во дворе и в доме у тещи ошивался, денег перехватить приходил, пожрать на халяву. И ключи от дома у него были, теща сама ему дала, какой-никакой, а зять все таки, да и брать у нее в доме, как она считала, нечего. Оказалось, что есть... Козлов прочитал письмо, сложил два и два, и решил получить чешское наследство… Страшным и диким образом…
5
Пока Алексей Лацис отдыхал (как он сам считал) в президентской больнице в Минске, его коллега Игорь Федотов, стер подметки своих ботинок, протер насквозь шины своей машины, мотаясь по Москве и Подмосковью. Но у него была точная цель, он должен был кровь из носа разбить алиби Козлова. Он точно и конкретно знал, что ему искать и кого, у него были отпечатки пальцев Козлова и его фотография.
Первым делом он поехал на стройку, в Лобню. И ему рассказали, что Козлов был тем еще работничком. Где сядешь там и слезешь. Создавалось впечатление, что на стройку он устроился, только ради общаги, что бы было, где ночевать, и, что бы российские менты его не трогали, мол он работает официально, заработок его не интересовал. Да и не заработал он ничего за тот месяц, что на стройке числился. Среди дня мог пропасть, да и вечерами, а то и ночами пропадал. В ночь смерти Лилии Козлов точно пришел среди ночи. Ребята, его соседи хорошо это запомнили. У одного из них сын родился, они сидели, отмечали. Козлова с ними не было, он еще днем куда-то смылся. И только они спать легли, явился, было уже почти два ночи.
Игорь поехал на то место, где нашли машину с телом Лилии, и (только в силу необходимости!), поставил себя на место злодея. Ему нужно было проложить маршрут, что бы как можно быстрее попасть из точки А в точку Б, с места убийства несчастной в Лобню, но при этом нужно было еще успеть уничтожить машину. И Игорь развернул карту Москвы, проследил путь Козлова с места убийства к тому месту, где , с его, Федотова, точки зрения (то есть не майора Федотова, а Федотова-злодея) удобно было бы спрятать машину, и, затем, добраться до Савеловского вокзала. И он нашел такое место, в Битцевском лесопарке… И там очень скоро отыскалась серая отечественная старушка-классика, преследующая красавец «Лексус», на котором ехала бедная Лилия, сожженная до скелета. Козлов, точно, пироман, подумал Федотов, увидев остов сгоревшей машины, и дом своей тещи спалил, и вот, машину. От сгоревшей машины до ближайшей станции метро было метров двести, добежать здоровому молодому мужику можно за две минуты. На метро доехать до станции «Савеловская», а оттуда на электричку, в Лобню. Федотов несколько дней, по двенадцать часов к ряду отсматривал записи камер видеонадлюдения, расположенные на станциях метро, на Савеловском вокзале, и на вокзале в Лобне. У него двоилось, троилось в глазах, ночью ему снились маленькие человечки, мельтешащие на черно-белых экранах, ему даже показалось, что он стал хуже видеть, но Козлова он нашел! Козлов, в ночь убийства Лилия, вошел на станцию метро «Лесопарковая», в 23 часа 20 минут, проехал одну остановку до станции «Старокачаловская», перешел на станцию «Бульвар Дмитрия Донского», и поехал до станции «Савеловская». На поверхность он поднялся в 0 часов 10 минут, и, в 0 часов 22 минуты он сел на электричку, следующую до станции Лобня, в Лобню он приехал в 0 часов 58 минут, и был в своем общежитии в 2 ночи с копейками. Все сходится! Вот только как доказать, что Лилию именно он убил? Пистолета нет, отпечатков пальцев в «Лексусе» нет, да и сам «Лексус» со стоянки давно забрала семья Назаровых, тело Лилии из морга забрали родственники. Шуба! Он вспомнил, что шубу «Долче и Габбана» черную, норковую, с золотыми застежками семья Назаровых забирать не из морга стала, и родственники Лилии не взяли, им не нужна чужая дорогая вещь, шуба так и осталась на складе вещьдоков. Он решил попросить криминалистов осмотреть шубу еще раз, вдруг на застежках или на вставках из лаковой кожи окажутся отпечатки пальцев Козлова или его потожировые следы. Не в перчатках же встречался с Лилией ее муж, она бы сразу почувствовала неладное. Муж, с которым она давно не виделась, приглашает на свидание, и встречает ее в перчатках! А то, что это было именно свидание, Игорь не сомневался. Девушка же дорогую шубу у хозяйки прихватила, нее просто же что бы покрасоваться, перед кем-то покрасоваться. И Игорь опять оказался прав. На одной из золотых застежек, с внутренней стороны, нашли отпечаток пальца Козлова, а на вставке из лаковой кожи его потожировые следы. Козлов, скорее всего, выяснял с Лилией отношения, и схватил ее за лацкан шубы…А на железнодорожной станции Истра, неподалеку от коттеджа Семьи Назаровых, Козлов тоже был неоднократно засветился. Федотов нашел его на видеокамерах, он покупал там в киоске пирожки, и девушка-киоскер его опознала, мол, приметный парень, пирожки не раз покупал, и все любезничал…
6
Вскоре, Козлову, в Белоруссии, предъявили обвинение в покушении на убийство двух лиц, и передали России, для дальнейших следственных действий. Вот тогда то и встретились преступник и следователь, выведший преступника на чистую воду. Алексей Козлов и Игорь Федотов. Федотов увидел злодея Козлову вживую, молодого, здорового, улыбчевого, интересного внешне парня, и если он не знал о злодее мерзких подробностей его жизни, то никогда бы не подумал, что тот может кого-то убить. Козлов опять все отрицал, мол, не видел, не убивал, не звонил, не разговаривал… На видео – не он, ну и что, что экспертиза подтвердила, что он, опять улики все косвенные… Он сломался, когда Федотов предъявил его пальцев на застежках норковой шубы убитой. Его прорвало... Никогда он Лильку не любил, эту святошу… И бил он ее, и насиловал, и изменял ей, пил, гулял, денег домой не приносил, на ее шее сидел, не слова упрека от нее не услышал. В Россию на заработки она уехала, дочку матери отвезла, на воспитание, начала сама неплохие деньги матери присылать, ему написала, что приедет, разведутся они, не любит она его. Он решил, что хахаля она завела себе в России, точно с хозяином своим спит. Лилька соседям рассказывала – мол, хозяева у нее отличные, супружеская пара, он крупный чиновник, она моложе его, очень красивая, почти фотомодель. Журнал привозила, показывала, какие у нее хозяева красивые, какой дом у них, хвасталась. А тут еще письма эти из Чехии у ее матери, тещи Козлова, обнаружились. И Козлов смекнул – значит одним все, другим ничего! И дом красивый, и хозяин богатый в любовниках, и отец миллионер нашелся, а значит, его, Козлова, побоку? Доверенность состряпал, в Чехию съездил, с Иржи познакомился, фотки ему показал, дочки, внучки, тот растекся, расплакался… Козлов вернулся в Белоруссию, решил в Россию поехать, с Лилькой помириться, вместе с ней к ее отцу, в Чехию переехать. Только Лилька мириться не хотела, сквозь губу с ним разговаривала. Он за домом ее хозяев следил, видел, Лилька там как сыр в масле купается. На свидание ее уговорил, специально темное, тихое место выбрал, что бы серьезно с ней поговорить, про Чехию рассказать. А она на шикарной машине прикатила (на свою голову научил он ее водить машину, что бы его пьяного возила), в шикарной шубе, и сама ему про Чехию рассказала, мол, всей семьей туда уедет, с дочкой и с мамой, а с тобой развод, не нужен ты мне в Чехии. Тут он ее и убил… Больно шуба у нее хорошая была, как ее в этой шубе увидел, точно решил, убьет… Пистолет? Что пистолет? Где взял? В Россию когда приехал, тут же купил, на базаре, в Лобне, для самозащиты. Деньги откуда? Мотоцикл продал. Куда пистолет дел? В лесу где-то его выбросил, там где машину сжигал… А бомж? И бомжа убил, тот с кулаками кинулся, чушь какую-то нес, убил его, и в овраг столкнул… Человека совсем не страшно убивать, главное потом об этом не думать (тут Федотов усомнился в психической вменяемости Козлова). И дочку с тещей решил убрать, до кучи, что бы одному наследство в Чехии получить, делиться не с кем не захотел…Но самое страшное было в другом, Козлов начал просить и плакать, что бы его обратно, в Белоруссию не выдавали, политическое убежище решил в России просить, мол, хочу в тюрьме в России сидеть, пожизненно, в «Черном дельфине» или «Белом лебеде», так в «Черном дельфине» или «Белом лебеде», но только в России. Федотов не понимал почему Козлов в Россию проситься, пяткой себя в грудь бьет, мол, русский я, хочу в России в тюрьме сидеть. Потом Игорь смекнул – в Белоруссии смертная казнь не отменена, ему там же смертная казнь светит! Вот он в Россию и рвется. Козлову не удалось остаться в России, посидеть в «Черном лебеде», его выдали Белоруссии, Россия ему в политическом убежище отказала…
И так как Лацис лежал в больнице, в Минске, в командировку в Прагу поехал Федотов. Послал Дедушка Мороз (или Санта-Клаус) ему такой подарок, правда, не новогодний, скорее предновогодний. Разукрашенная к Рождеству красавица Прага, Карлов Мост увитый гирляндами огней, толпы веселых, подогретых грогом туристов. Он три дня бродил по прекрасному городу, старался надышаться, насытиться его неземной красотой. Пил кофе в маленьких кофеекнах, ел прекрасные булочки, обедал в старинных тавернах, мясным супом-харчо с горячим хлебом. И с гостиницей ему повезло, поселился почти в центре города, в небольшом отеле. Номерочек у него был крохотный, на третьем этаже, в мансарде под крышей. Скошенный потолок отделанный декоративными деревянными балками, большая кровать под балдахином (занимающая почти все пространство номера), белые, фаянсовые ванна и раковина с медными кранами. Красота! Но были в его поездке и неприятные моменты – он должен был сообщить несчастному отцу, что его только что обретенная дочь погибла, но к великому счастью, выжили его бывшая любимая женщина и маленькая внучка. А тот человек, что к нему приезжал, его бывший зять, оказался страшным злодеем, это он убил его дочь, и покушался на собственную дочь и тещу. Но Мария Ребрик с маленькой Анечкой остались живы, и почти здоровы (благодаря Лацису), и теперь Иржи ждал их к себе жить, насовсем. Мария согласилась на переезд, оформляла документы на себя и внучку. Хоть кому-то, хоть частично в завершение этой страшной истории повезло.
Глава двенадцатая
1
Игорь Федотов, приехав из Праги, закрыл дело об убийстве Лилии Ребрик и Бориса Назарова (того самого бомжа, у него появилось имя и документы), предал дело в прокуратуру, для подготовки обвинения. Но так как Алексей Козлов полностью признался в своих злодеяниях, и прокуратура Белоруссии ходатайствовала о передачи Козлова им, да и являлся Козлов гражданином Белоруссии, как и убитая им Лилия Ребрик, российская прокуратура не долго думая, удовлетворила ходатайство белорусских коллег. Узнав о том, что суд над Козловым будет в Белоруссии, Федотов вздохнул с облегчением, как говориться, «следствие закончено, забудьте», занялся другими делами, которых было у него немерено. Но Игоря вызвал генерал, и лично попросил встретиться с Глебом Назаровым, рассказать тому о подробностях расследования смерти его брата (Назаров звонил генералу). Федотов, тяжело вздохнув, отправился к Глебу в свой законный выходной, в субботу.
Тот все еще продолжал жить в гостинице, домой не вернулся, и, скорее всего, продолжал пить горькую, по крайней мере, видок у него был не ахти. Игорь Федотов не видел Глеба Назарова чуть больше месяца, и за это время тот постарел на десять лет, сильно поседел, но не похудел, наоборот, как-то опух, обрюзг. В общем, выглядел не лучшим образом. И одет был небрежно – в рваные, видавшие виды, джинсы, мятую футболку и джинсовую куртку, выглядевшую ничуть не лучше джинсов. Был небрит, взъерошен (не стригся уже давно). Создавалось впечатление, что он сегодня спал в одежде, если вообще ложился, не умывался и не причесывался, а брился вообще неделю назад. То есть выглядел почти также, как и Игорь Федотов, только последний был чуть посвежее, потому что не пил почти месяц и сегодня выспался. А вот Назаров встретил Игоря Федотова с рюмкой коньяка в баре гостиницы. Федотов, увидев Глеба в таком вот не лучшем виде, подумал, что они два сапога пара, оба потенциальные алкоголики, заливают свои несчастья спиртным…Они разместились в уголке бара, отделенном от общего зала легкой перегородкой, попутно Глеб заказал себе очередную (какую по счету?) рюмку коньяка, а Игорю кофе, от коньяка тот отказался. Федотов взял на себя смелость посоветовать своему визави:
- Вы бы не пили так много, Глеб Николаевич! По себе знаю – помогает, но совсем ненадолго, потом будет только хуже…
- Что Вы можете знать? – буркнул в ответ Назаров, Федотов снисходительно улыбнулся, ответил:
- В общем то много знаю… Так же как и Вы уже долго на свете живу, и чувства у меня такие же как у Вас, и желания, и стремления. Из кожи, мяса и нервов я, так же как и Вы состою. И мужик я такой же как Вы, можно сказать, суровый, не привыкший чувства на показ выставлять, и пью и курю, так же как Вы, а может быть и больше Вашего… И женщину я любил очень сильно, и продолжаю любить, и вот бросил ее, как дурак! Нафантазировал себе черте что, и бросил, теперь страдаю, а повиниться не могу себя заставить. А первая жена меня бросила, к богатенькому ушла! И в запой я уходил, дважды в жизни…
- Не помогло спиртное? – спросил Глеб, взглянув на Федотова уже с интересом, тот пожал плечами, констатировал:
- Не помогло, совершенно. Только хуже стало…
- И как Вы выбрались из всей этой дряни?
- Выбрался… Собрался с силами, взял себя в руки, за волосы, как барон Мюнхгаузен себя вытянул, «Маленького принца» Сент-Экзюпери прочитал, детскую можно сказать сказку, ну очень правильную. Нужно быть в ответственности за того, кого ты приручил… Вот и весь сказ… Думайте Глеб Николаевич, кому Вы хуже делаете вот таким вот своим поведением, тупым сидением в баре в гостиницы, с рюмкой коньяка. Жене и детям же! У меня, в отличие от Вас, детей нет, только пес и кошка. Если виноваты перед женой, повинитесь, Ваша жена Вас без памяти любит, простит… И еще вот такое вот мое наблюдение, если считаете, что виноваты перед своими родными, то вина Ваша в чем? Не могли Вы навредить им никоим образом, если и совершили чего нехорошее, то искренне хотели жену и детей оградить от неприятностей…
Глеб кивнул в ответ, Федотов подумал, что возможно тот над его словами задумается, к жене вернется, опасности ведь для его жены никакой нет. Принялся рассказывать о ходе следствия, поимке злодея. О том, что намеревались убить и убили именно того кого хотели, няню детей Назаровых. Сделал вывод:
- Вот видите, как я и говорил, опасности для Вашей семьи нет, можно снимать охрану. И все таки, послушайте мой совет, возвращайтесь-ка Вы домой. Не дурите…
На этом и распрощались. Игорь Федотов поехал домой, отдыхать, гулять с собакой, читать свои книжки. А вот Глеб Назаров, прочувствовав после слов Федотова всю глубину своего падения, решил поехать к жене и детям. Но вернувшись в номер гостиницы, переодеваясь, сообразил, что в том виде, в котором он сейчас пребывает, к Елене и детям ехать нельзя. Нужно что бы хмель выветрился из него, хоть частично, и в порядок себя привести не мешало бы. Он отправился в бассейн, что находился в гостинице, плавал часа два, еще полчаса стоял под холодным душем, а затем пошел в баню, русскую, с березовыми вениками (была, на его счастье, в гостинице русская баня, наряду с финской сауной и турецким хамамом), где с удовольствием попарился. Наплевав на свои принципы, после бассейна, холодного душа и бани отправился в парикмахерскую, где побрился и постригся. После всех этих процедур, он стал выглядеть много лучше, но не достаточно хорошо, на его взгляд. Не мешало бы убрать синяки и отеки под глазами, от чрезмерного пития. Решил отоспаться, чая, кофе, и конечно же спиртного, сегодня не пить, а съесть легкий обед (рыба на гриле и овощи на пару), и выпить свежевыжитый сок, еще раз завтра утром сходить в бассейн, и только потом ехать к жене и детям. Так и поступил. Но еще, вечером, перед сном, он вошел в интернет на своем смартфоне, и нашел сказку Сент-Экзюпери «Маленький принц» (по совету Федотова), прочитал, и, так же как и Федотов, многое для себя понял и переосмыслили. Осознал, что спустя какое-то время, то многое, что казалось ему тогда невыносимым страданием сейчас превратилось просто в стопроцентный трэш. И нужно сказать, что на следующее утро, в элитный поселок на Новой Риге ехал уже совсем другой человек, не обрюзгший престарелый пьяница, а моложавый, подтянутый, полный сил мужчина в самом расцвете сил. Когда он выходил из гостиницы, то с удовольствием поймал восхищенный взгляд молоденькой девушки-портье. С одной стороны, ему было приятно, что молодая девушка оценила его, зрелого мужчину, а с другой. Именно его, так называемая мужские харизма и обаяние чуть не обрекли его на потерю семьи.
2
Три месяца назад (а конкретно в середине сентября), на одном из благотворительных приемов, что по долгу службы Глеб Назаров был вынужден посещать, к нему подошла очень красивая дама лет тридцати, модно одетая, с отличным макияжем и прической. Представилась сама, первой, назвала известную фамилию, протянула визитную карточку, Глеб протянул ей свою, и на беду указал на карточке номер своего мобильного телефона. Они разговорились. Как выяснилось – дама супруга очень крупного и очень крутого бизнесмена. И дама, на беду Глеба Назарова, не привыкла себе не в чем отказывать. Она считала себя эстеткой, тонкой натурой, была дочерью известнейшего дипломата, дружившего с сильными мира сего, окончила Гарвард (ее отец, когда она училась, работал в Америке). Даме наскучил ее супруг, как она считала тупой и не образованный бизнесмен. Она решила, что ей нужен Глеб Назаров в мужья, сын великих родителей, да и сам достигший много чего в этой жизни (поговаривали, что это будущий премьер-министр или бери выше). Встретившись на приеме с означенной дамой, поговорив с ней пару часов, Глеб совершенно о ней забыл. Но она не забыла! Она названивала ему по сто раз на дню, изводила смс-ками… Глебу пришлось помер телефона сменить, он страшно боялся, что поступающие от странной особы смс-ки фривольного характера может прочитать Елена, и как потом ей объяснять, что он не верблюд? И, причем, даму совершенно не волновало, что объект ее желания глубоко и прочно женат, любит свою жену, и у него двое маленьких детей. Под напором ее звонков и смс-ок (она как-то узнала его новый номер телефона), он решил встретиться с ней в каком-нибудь ресторане, объяснить, что поступать так как она нельзя, он женатый человек, и любит свою жену. Ресторан выбирала она, и выбрала ресторан за городом, в Новой Москве. Назаров это место еле нашел, закрытый клуб с рестораном и «нумерами», без камер видеонаблюдения, и где на входе отбирали телефоны. Означенная дама уже ждала его, заказала роскошный обед. Он стал что-то лепетать, о том, что спешит, о том, что его ждут жена и дети, он и так все время задерживается… Но вскоре понял, бесполезняк. Не нужно было вообще соглашаться на эту встречу. Пригласившая его дама включила дурочку вместе с маленькой девочкой, и делал вид, что не понимает, о чем он говорит. Просила его остаться , хватала его, и даже умудрилась положить руку ему на колено. Уйти ему никак не удавалось, как только он порывался встать, она усаживала его на место, силой. И еще его смущали два охранника у нее за спиной, силача-амбала. У него охраны не было, ему полагался только шофер. Так вот, они с горем пополам закончили ужин, за который он хотел расплатиться, но как оказалось – за ужин платить не нужно. Ресторан находился при закрытом клубе, членом которого была означенная дама, и для нее и ее гостей там все было бесплатно. Он начал было говорить с ней об их так называемых отношениях, она предложила подняться в комнату переговоров. Он согласился. Как он об этом пожалел! Нужно было бежать из этого закрытого клуба еще в начале ужина, видел же антураж вокруг, понимал (конечно же понимал!), что его ждет подстава! Комната переговоров оказалась банальнейшим будуаром, с кроватью и джакузи прямо в комнате! Дамочка оказалась хитрой стервой, пошла ва-банк! Тут же выложила ему, что у него любимая жена имеется, двое маленьких деток, и неужели он хочет, что с детками и красавицей женой что-то случилось нехорошее? Она может это устроить! Пусть он у знающих людей поинтересуется… Он остался с ней, не спорил, не ссорился, понял – себе дороже… Мог бы уйти? Мог. Мог бы затеять скандал? Мог! Все его чертово хорошее воспитание! Что хочет женщина, то хочет Бог…
Но это было их единственное свидание. От других ее предложений он стойко отказывался. Выдерживал накал страстей, забывал в ящике письменного стола мобильный телефон, и обнаруживал на утро по девяносто неотвеченных вызовов. Господи, как тяжело, оказывается, обманывать любимую жену (как будто его кто-то заставлял это делать). И вот, ему пришел ультиматум (с посыльным конверт принесли), как говориться, последнее китайское предупреждение. Если он не поедет на виллу друзей его «подружки», для встречи с ней, его жена получит очень даже компрометирующие фотографии (как оказалось такие имелись, образцы прилагались). Вилла находилась в Болгарии, в Варне. Он оформил краткосрочный отпуск, решил лететь.
3
Означенная женщина прислала Глебу целую инструкцию по поездке в Болгарию. Во первых, они летят в разные дни, живут в разных местах ( она на вилле, он в гостинице поблизости, ему называлось в какой). Она вылетает на два дня раньше его, и встречаются они в холле его гостинице, утром следующего, после его прилета дня (номер его рейса ему сообщался, ее - нет). Пробыть в Болгарии они должны были неделю. Собираясь в эту поездку, он психовал страшно. Полетел в деловом костюме и легком пальто и кожаных фирменных туфлях, взял с собой лишь спортивный костюм и кроссовки, пару рубашек. То есть о сменной одежде (джинсах и каком-то свитере) не подумал. Правильно подметила Елена, ее муж не мог ничего забыть, чего-то не предвидеть, это нонсенс! Но в эту поездку в Болгарию он много чего забыл, и много чего не предвидел, настолько он был расстроен…
Утром в номере гостиницы, он понял, что переодеться ему не во что, у него только спортивный костюм. На завтрак в отеле он отправился в деловом костюме, в нем же на встречу с ненавистной ему женщиной… Но на его счастье (или несчастье), в холле гостиницы его ждала не дама, его ждал известнейший адвокат по бракоразводным процессам, мелькающий на телеэкране постоянно. Этот адвокат заверил Глеба, что дама сердца его не прибудет в Болгарию, муж прознал про ее, так называемый, роман. И это не в первый раз дама выкидывает вот такие фортели, выбирает себе в якобы любовники известного мужчину, главное, чтобы тот был умным, симпатичным, и известным, и не важно, женатого или нет, лучше даже женатого, больше рычагов для управления им. Атакует того смс-ками, письмами, телефонными звонками. Рано или поздно мужчина сдавался, чаще рано, Глеб Назаров оказался одним из самых упорных. Пару раз она даже от мужа уходила, но всегда возвращалась, через месяц-два. По уровню богатства с ее мужем не сравниться никто. Он очень богат. И женаты они почти двадцать лет, в ранней юности познакомились, у них четверо детей. И муж характер своей благоверной знает, ей не хватает внимания, и ей иногда нужно прогуляться, как кошке, и еще с мозгами у нее не все в порядке, иногда их подлечить немного нужно. И как только муж замечал, что ее прогулки заходили далеко, он их резко пресекал. Сейчас она находится в швейцарской клинике, как раз мозги ей вправляют. Так что, пусть Глеб Николаевич не опасается, здесь она не появиться. Он может смело отправляться домой. И не опасаться за свою семью, от мужа означенной дамы никаких санкций не последует, он Глебу Николаевичу извинения приносит, и проживание в гостинице оплачивает, и авиабилеты. Ошарашенный таким обстоятельством дела, Глеб тут же отказался от денег (сам в состояние проживание и перелет оплатить), но в то, что обманутый муж его прощает, он не поверил (знал крутизну этого человека)…
Глеб тут же отправился менять обратный билет, хотел вылететь в Москву немедленно. Но, оказалось, это невозможно. Сезон давно закончился, и самолеты летали редко, и только регулярные рейсы, чартеры уже отменили. Ближайший рейс был только в четверг (то есть, только через два дня, прилетел в Болгарию он в понедельник, обратился за билетами во вторник). Можно было конечно лететь в Москву через Софию, оттуда самолеты летали каждый день, но до Софии нужно было еще добираться, на поезде, машине или автобусе, более 7 часов в пути, как из Москвы до Санкт-Петербурга. Он решил не выдумывать, лететь в Москву из Варны. И смог купить билет только в бизнес-класс, за очень большие деньги, и билет последний. В Болгарию он летел в полупустом салоне эконом-класса. Все правильно, конец сезона, владельцы недвижимости в Болгарии, проводившие там лето, проживающие в России, возвращались по домам.
Два дня он провел в болгарской гостинице, маясь от безделья. Интернет в гостинице работал плохо (нужно было покупать болгарскую сим-карту), совершенно ему не нужную, приезжать в скором времени в Болгарию он не планировал. То есть, хоть и был у него с собою ноутбук, пользоваться он им не мог. Зато хорошо работал стационарный телефон, и звонки по нему стоили сущие копейки. Часто звонить домой он не хотел, боялся волновать Елену, для себя решил, звонить утром и вечером. И тут оказалось, что ему не во что переодеться, он не привык ходить с утра до вечера в деловом костюме, дома всегда переодеваться, но не в спортивный костюм (в нем он занимался спортом). Рядом с гостиницей был большой (но очень дорогой, что было ему только на руку), торговый центр. Где он и отоварился, купил пару свитеров, джинсы, замшевую куртку и мокасины. Купить все это ему помогли улыбчивые болгарские девушки, продавцы консультанты, хорошо говорившие по-русски. Он просто сказал им, что хотел бы купить, они ему в примерочную кабину (больше походившую на деловой кабинет), принесли несколько видов джинсов, курток, свитеров и ботинок, и даже с размером угадали. Оказалось, в шопинге нет ничего страшного и постыдного (как ему казалось раньше, отец научил – мужчина не ходит в магазин, это удел женщин, исключение, если только нужно купить подарок любимой женщине). Оставшееся время он посвятил спорту – в гостинице оказался приличный тренажерный зал и небольшой бассейн с сауной. Он почти двое суток качался, бегал, прыгал, отжимался и плавал, ему делали несколько видов массажа. Вечерами он пил в баре виски, в одиночестве, лишь бы только не думать, что его жена и дети одни, без него в Москве, и они могут подвергнуться опасности…
Он благополучно вернулся в Москву – жена и дети были в полном порядке, их никто не беспокоил, жене не звонили, анонимных писем она также не получала. Ему бы успокоиться, все забыть (как советовал адвокат), ан нет! Постыдный поступок (как он считал), что он совершил, угнетал его страшно. Это сейчас, по прошествии времени, все произошедшее ему кажется трэшем. Комиксом! Его развела полусумасшедшая баба! Но ведь он реально мучился, а смерть няни вообще выбила его из колеи, он по настоящему запил и решил оставить семью, лишь отвести от них опасность. И, вот все закончилось, он может вернуться…
4
По дороге домой, Глеб Назаров решил рассказать о том, что с ним произошло, жене. Решил покаяться. Как она воспримет сказанное им, он не представлял, но надеялся на ее большое сердце… За его почти месячное отсутствие жена справлялась с детьми в одиночку, и справлялась неплохо, помогал ей незаменимый Александр Иванович Соколов. Мать Глеба и ее верная домработница Валентина Ивановна из Питера решили пока не возвращаться. Но Глеб подозревал, что его жена справилась и без Соколова, она только производила впечатление нежного цветка, характер у нее был железный, закаленный в боях со своей неадекватной мамашей, жизненными трудностями, безденежьем, и вообще, отсутствием даже надежды на светлое будущее. Звонила за прошедший месяц жена ему всего лишь один раз. И то, ее волновал судьба именно Соколова. Он тогда спросил – как дети, она коротко ответила – все хорошо! Он и сам знал, что все хорошо, по выходным приезжал в поселок, подстраивался под расписание жены и детей, подгадывал ко времени их совместных прогулок, ставил машину неподалеку от своего дома и наблюдал сквозь забор, как его жена гуляет с детишками, играет с ними в снежки.
Он боялся их потерять страшно, и понимал, что абсолютно все для этого сделал. Собственными руками. Так вот, звонок его жены касался непосредственно четы Соколовых. Лена спрашивала, не может ли у них в доме, в качестве няни поработать супруга Соколова, Лидия Петровна. Глеб сразу же согласился, да без вопросов, то, что эта женщина супруга Соколова, лучше всяческих рекомендаций. И все, выслушав его одобрение, Лена повесила трубку. О том, что случилось у Соколова, Глеб выпытал непосредственно у него самого, перезвонил ему, и пытал, как испанский инквизитор неверного.
А случилось вот что. Жена Соколова, Лидия Петровна работала школьной учительницей. С огромным, почти сороколетним стажем. Но ситуация так сложилась, что ее скоропостижно отправили на пенсию, хотя ей исполнилось всего шестьдесят, она была полна сил и энергии. Она преподавала истории, а в ее школу пришли новый директор, историк, и завуч, тоже историк, молодые люди, да еще школу реорганизовали, на младшую и старшую группы. Старшую группу в другое школьное здание перевели, за три автобусные остановки, и уроки Лидии Петровне поставили таким образом, что она должна за десять минут из одного корпуса в другой попасть. Вот и вынудили на пенсию уйти. А семья Соколовых, помимо старших Соколовых, состояла еще и из сыновей, поздних, погодок, одному двадцать, другому двадцать один, оба студены. И они, не сговариваясь, девчонок в родительскую квартиру привели. Хоть и большая квартира, четырехкомнатная, но шестерым там явно было тесно. В квартире стоял бедлам, музыка, девушки голые бегали. Сыновья и их девчонки между собой переругивались, и даже дрались. В раковине на кухне постоянно кисла грязная посуда, а в холодильнике стремительно заканчивалась еда. Сыновей отец пытался приструнить, девчонок выгнать, но сыновья критику отца восприняли в штыки, кричали, из дома, мол, уйдем, в общагу. Мать в слезы, как так сыночки уйдут, будут скитаться, не пойми где жить. Сам Соколов задание получил, у Назаровых поселился, а вот Лидия Петровна не выдержала шума и гама, съехала на дачу. Там холодно, неуютно, дача для зимовок не приспособлена. Четырехкомнатная квартира на три однокомнатных квартиры явно не разменивалась, и супругам Соколовым светила либо коммуналка, либо квартира в области (за которую еще и доплатить пришлось бы). Новую квартиру от государства он получить уже не смог бы (квартиру ему уже давали, эту самую, четырехкомнатную), и ипотеку ему никто не даст (пенсионер!). Супруги в принципе согласны были на коммуналку, хотели там пожить подкопить деньжат (у обоих зарплата плюс пенсия) и на однокомнатную квартиру поменяться, но Лидия Петровна работы лишилась…
Елена первая спросила у Александра Ивановича, кого бы он мог порекомендовать ей в помощники по хозяйству, одна она не справлялась, а Валентина Ивановна возвращаться из Питера не собиралась. И тут Соколов предложил свою жену! Елена обрадовалась страшно. Но, кандидатуру должен был одобрить Глеб, и он, конечно же, одобрил.
Выпытав у Соколова его печальную историю, и одобрив кандидатуру его жены на должность няни, Глеб Назаров задумался вот о чем. Если его верная домработница, Валентина Ивановна из Питера вместе с его мамашей возвращаться не спешит, он предложит ее должность, то есть должность домоправительны Александру Ивановичу Соколову, и предложит ему зарплату ровно такую, какую он получает в своем охранном агентстве. И работа в доме Назаровых еще имеет бонус – полный пансион. А дети Соколовых пусть, что хотят в квартире творят, но дети правильно, в хорошей семье воспитаны, скоро им надоест, успокоятся, за ум возьмутся. Тогда может быть, родители к ним и вернуться…
5
И первым человеком, которого Глеб увидел во дворе своего дома, был именно Соколов (охранников в доме уже не было, а своего охранника, что ходил за ним день и ночь Глеб еще неделю назад отпустил). Соколов помогал спустить со ступеней крыльца детскую прогулочную коляску. Вот коляска была уже на земле, следом, за коляской, с крыльца спустилась немолодая женщина, держа за руку сына Назаровых, Мишку. За ними шла Елена, неся на руках маленькую Машу. Церемонию замкнул верный ретривер. Глеб вышел из машины, подошел к воротам своего дома. Подождал, пока вся процессия двинется гулять на детскую площадку, за домом. Он с улыбкой наблюдал, как по двору семенила маленькая Маша (мать спустила ее на землю), в ярком розовом комбинезоне, толкая перед собой свою коляску (с помощью няни, конечно). Девочка начала ходить, он ее первых шагов не видел. Вот вся процессия скрылась за углом дома, за углом дома скрылся и рыжий хвост ретривера, как всегда замыкавшего процессию, и Глеб уже решил войти в калитку (машину он оставил за углом дома), но тут заметил, что в дом возвращается Елена, его жена, красавица, снегурочка, в белом коротком пуховичке, отороченном белым же мехом, и белых сапожках-уггах. Она бегом поднялась на крыльцо, и скрылась в доме. Глеб понял – она решила не гулять с детьми, отдохнуть немного. Ему это было только на руку, вот сейчас он с ней и поговорит по душам, наедине. Своим ключом он открыл калитку, пересек двор, поднялся на крыльцо, вслед за Еленой, опять, своим же ключом открыл входную дверь, вошел в холл, где на вешалке увидел белую куртку и под вешалкой белые сапожки жены. Повесив рядом с ее курткой свою куртку, он поднялся на второй этаж, почему то решил, что Елена именно там, в их общей спальне (и правильно решил, обладал телепатией, не иначе).
Именно в их общей спальне он нашел Елену, и она плакала. Лежала, уткнувшись в подушки, и плакала, всхлипывала, кашляла, захлебывалась от слез. И плача, она повторяла имя мужа! Не такой уж железобетонной она была (как он решил), нервы у нее имелись, и характер не стойкий, совершенно. Ушла в спальню, поплакать, только что бы дети и супруги Соколовы не видели и не слышали ее рыданий. Глеб, увидев плачущую супругу, замер на месте. Его как молнией поразило. Господи, как же она его любит! Он козел, осел, свинья, все эти животные в одном флаконе! Нельзя так грубо с ней обращаться! Тут же он бросился к ней, обнял, прижал к себе, ласкал, целовал…И очень скоро Лена перестала плакать, высвободилась из его объятий, подняла к нему залитое слезами лицо, похоже, она не верила, что пред ней ее муж! Но вот, она осознала, что перед ней Глеб, охнула, обхватила его за шею, прижалась к его груди. Ему, на секунду показалось, что она сейчас зарыдает с новой силой. Нет, не заплакала, лишь прошептала:
- Ты вернулся ко мне, Глеб? Вернулся же, навсегда?
Он не стал ее расстраивать, ответил утвердительно:
- Вернулся. Опасность миновала. Лилю убил ее муж, тебе и детям опасность не грозит…
-Я знаю, мне в субботу звонил майор Федотов, все рассказал…
Он крепче ее обнял, и тут же принялся опять целовать ее, с новой силой, жарко и страстно. Она отвечала на его поцелуи, и вот он уже стягивает с нее блузку, а она с него свитер, они уже вместе, в их супружеской постели…И он и она очень остро чувствовали, как они страшно соскучились друг по другу, как истосковались, и что для друг друга роднее никого нет! И они оба, скорее всего, родились на свет, лишь затем что бы быть вместе…И их любовь прошла испытание разлукой, разгорелась с новой, неимоверной силой…Чуть позже, Лена, с удовольствием, улеглась головой на груди ее мужа, на самом удобном по ее мнению, месте на свете. Он гладил ее длинные волосы, наматывал на пальцы густые пряди, а она, в свою очередь, обнимала его руки, перебирающие ее волосы. И тут она спросила:
- А где твои вещи, в машине?
Он на секунду замялся, ответил:
- Нет, в гостинице…
- Почему? Ты не выписался из гостиницы?
- Забыл я о вещах, и выписаться забыл… Ко мне сегодня утром наш общий друг, майор Федотов приезжал, рассказал, что следствие закончилось, я домой поспешил (он соврал, наглым образом, надеясь, что она не заметит, не заметила). Завтра, после работы заеду, заплачу за проживание, вещи заберу… У меня же здесь запасной костюм и белая рубашка найдутся? Поможешь с костюмом?
- Помогу, конечно! И костюм, и рубашку и ботинки найду! И даже пальто и носки! – она засмеялась, у него чуть отлегло от сердца, она больше не плачет, и тут же решил, он все возможное сделает, землю есть будет, чтобы не видеть ее слез. На первом этаже их большого дома загомонили дети, вернувшиеся с прогулки. Лена тут же высвободилась из объятий мужа, вскочила, принялась натягивать на себя одежду, он пытался остановить ее, удержать, она шутливо сопротивлялась, хлопала его по рукам, повторяла:
- Сейчас Мишка сюда поднимется, меня искать будет, а тут такое… Дверь же не заперта… У нас вся ночь впереди… Я попрошу Лидию Петровну переночевать с детьми…
Он потянулся, сел, спустил ноги с кровати, выглядывая свою одежду, разбросанную по полу, и вдруг произнес:
- Нужно перестановку в доме сделать, нашу спальню перенести на первый этаж, рядом с детской комнатой, что бы все время дети были рядом, хоть и надежная у нас сейчас няня, но детей без присмотра ночами оставлять нельзя, не можем же мы несчастную Лидию Петровну двадцать четыре часа в сутки эксплуатировать.
Лена кивнула, но он подумал, что она, почему то, его идею о перестановке не одобрила, она заговорила о другом:
- Сейчас спускаешься на первый этаж, надеваешь куртку, я прослежу, что бы дети тебя не видели, идешь за своей машиной, загоняешь ее в гараж. Ждешь меня в гараже. Там у меня спрятаны подарки для детей. Я спущусь к тебе в гараж, выдам подарки, и мы вместе идем к детям…
Так и поступили. Лена отвлекла детей, он смог прошмыгнуть на улицу, правда там нос к носу он столкнулся все с тем же Соколовым, но тот был понятливым мужиком, ему долго объяснять ничего не нужно было, пары слов было достаточно. Глеб сказал, что возвращается домой, все их неприятности закончились. Соколов в ответ лишь похлопал Глеба по плечу, произнес одобрительно:
- Правильно поступаешь, парень, что возвращаешься, такую женщину как Елена оставить надолго нельзя, золото, а не женщина, королева…
6
План Елены удался на славу, дети радовались возвращению отца, наверное, больше чем новым игрушкам, и отец вдоволь навозился с детьми, играл с Мишкой в железную дорогу, якобы им сыну подаренную, привезенную из командировки. Маленькая Маша, мамина большая любовь, семенила рядом с братом, смеялась, ее радовали поезда, с жужжанием мчащиеся по рельсам, выложены по кругу, в центре детской комнаты.
Затем Лена с Лидией Петровной кормили всех вкусным обедом, в столовой разместились все, включая детей и супругов Соколовых. Лена помогала есть Маше, сидевшей в детском кресле, Лидия Петровна Мише, но тому помощь почти не требовалась, ел он самостоятельно уже очень хорошо. После обеда утомленных детей уложили спать, а Глеб с Александром Ивановичем удалились в кабинет хозяина, покурить и поговорить. И именно сейчас Глеб предложил Соколову работу, в большом доме Назаровых за порядком следить, у самого Глеба с его сумасшедшей работой это просто не получается, с зарплатой, не меньше чем в охранном агентстве, с полным пансионом и рядом с женой, в качестве бонусов. Тот тут же согласился, сказал, что Глеба и его супругу уважает очень сильно, и супруге Глеба, пока тот на работе, помогать будет с удовольствием, он давно планировал уйти с работы в охранном агентстве, пусть молодые ноги бьют. Соколов рассказал, что присмотрел в дачном поселке, расположенном поблизости от дома Глеба, небольшой домик, кирпичный, теплый, пригодный для проживания там постоянно, со всеми удобствами, домик продается, но стоит не малых денег, но немного меньше, чем однокомнатная квартира в Москве. Зато домик в экологически чистой зоне Подмосковья расположен, и инфраструктура хорошая, есть и магазины поблизости и больница. За домик нужно часть денег сразу заплатить, просят примерно тридцать процентов от стоимости, у семьи Соколовых небольшие накопления имеются, но их не хватает, и Соколов надумал свою машину продать, чтобы первый взнос заплатить, потом подработать, купить другую. И они с супругой так решили, себе домик покупают, а дети пусть в их московской квартире обитают, делают там что хотят, разменивают квартиру как хотят. Глеб возразил – он даст Соколову взаймы столько, сколько тому не хватает на первый взнос за дом, пусть ничего не выдумывает, машина ему как раз сейчас, при его новой работе, понадобиться…
А уже вечером, после ужина, когда дети были уложены спать, счастливые супруги Назаровы, наконец, оказались вместе, наедине, в своей спальне. Глеб рассказал Елене о том, что семья Соколовых будет работать у них постоянно. Лена Глеба похвалила за проницательность, за то, что уговорил Соколова у них работать, и денег на дом обещал дать взаймы, и в конце своей хвалебной речи вдруг сказала:
- Знаешь Глеб, нам все равно будет нужна еще няня…
Тот не понял, попросил пояснить:
- Объясни мне тупому чинуше, что ты имеешь ввиду?
- Лидия Петровна не справиться одна с двумя маленькими детьми и с хозяйством, и готовкой, даже с помощью Александра Ивановича…
Глеб мотнул головой:
- Вообще ничего не понял… Поясни!
- Глеб, наша семья увеличиться, в скором времени…
- Погоди, ты беременна? Я правильно понял?
Лена смущенно уткнулась в подушки (супруги уже улеглись спать), а Глеб принялся ее тормошить, одновременно обнимать, целовать, и при этом переспрашивать:
- Правда, беременна? Сколько уже? Ты у врача была?
Она подтвердила, да она была у врача, беременность у нее уже более трех месяцев, со здоровьем все в порядке, врач сказал, что будет мальчик.
Лена почувствовала недомогание вскоре после ухода Глеба, у нее кружилась голова, тошнило, есть она практически не могла, даже воду пить не могла. Свое недомогание она сваливала только на нервы, о беременности даже и не думала. Не может она быть беременной, даже если они с мужем не предохранялись, она же все еще кормила дочь грудью!
Когда Елена грохнулась на кухне в обморок (к счастью рядом оказался Соколов, во время ее подхватил), и он тут же решил «Скорую» вызвать, она еле отбилась, твердила, что просто устала, не выспалась и т.д. и т.п. Соколов врача ей тогда не вызвал, но к врачу сходить в ближайшее время настоятельно рекомендовал. А вот Лидия Петровна, появившись в доме Назаровых, тут же определила, что Лена беременна. Коротко сказала, мол, Вы бы проверились, Елена Сергеевна, скорее всего, ребеночка ждете, тошнит Вас по утрам, и пятна пигментные на лице выступили. Лена в тот же день поехала в аптеку, купила тест, который определенно показал, она беременна. То, что будет рожать, она решила сразу, где двое детей, там и трое, и не важно, вернется к ней Глеб, или нет, дети от Бога… Вернулся, и как она посчитала, все в их жизни наладилось…
Глеб так не считал. Мысли о его постыдном поступке утром принялись грызть его с новой силой. У него жена беременная, третьим ребенком, а он, такая сволочь, ее предал! И ничего умнее он не придумал, чем признаться ей во всем именно сегодня, именно сейчас! Собираясь утром на работу, пока жена приглаживала ему рубашку, он, стоя спиной к ней, выбирал галстук в шкафу, вдруг произнес:
- Лена, я должен тебе рассказать, что произошло перед моей поездкой в Болгарию, и зачем я туда ездил…
Лена замерла с утюгом в руках, уперлась своими яркими карими глазами в спину мужа, он, почувствовав ее взгляд, медленно к ней повернулся, с галстуком в руках. И тут она произнесла именно то, что он ожидал от нее услышать, подтвердила, он женился на святой женщине с большим сердцем:
- Глеб, наверное, тебе не нужно ничего мне рассказывать. Я уверена, ты не мог обмануть меня и детей. Если ты что и совершил, как ты считаешь, предосудительное, не правильное, ты сделал это не нарочно, у тебя не было другого выхода, и ты посчитал, что именно таким путем отведешь беду от нас. Успокойся, не терзай себя, я никогда тебя не разлюблю, чтобы не произошло…
И вот только сейчас, после ее слов, Глеб выдохнул, осознал, что все неприятности в его жизни закончились, а начались только приятности, он вон, многодетным папашей скоро будет, никогда себя в роли многодетного отца не представлял…
Глава тринадцатая.
1
То, что Лацис выйдет на службу так рано, Игорь Федотов никак не ожидал. Он знал, что произошло в Белоруссии, и что Лацис попал в больницу с ожогами, знал, когда тот выписался, и так же знал, что у Лациса неделя отгулов после возвращения из белорусской больницы в Москву (начальство его премировало краткосрочным отпуском). Но явившись однажды утром на службу, Игорь был крайне удивлен, увидев Алексея Лациса за его рабочим столом (он же должен был находиться в отпуске, неделю!) тот писал что-то, шариковой ручкой на листе белой бумаги. Игорь мельком взглянул на то, что тот писал, понял по расположение текста на листе бумаги – какое-то заявление. Федотова кольнула странная мысль, Лацис что, решил уволиться? Только такое сложное дело раскрутили, имя Лациса гремит по всей Петровке, а тот решил уволиться. Конечно, Лацис не опытен, попал в Белоруссии в переплет, за свою жизнь, наверное, испугался. Ничего, он, Федотов, без Лациса жил как-то, работал, проживет… Как говориться, молодым всем наука – не в свои сани не садись, не выдержал Лацис опасной оперской жизни. И Федотов, конечно же заметил, что Лацис сильно изменился внешне после больницы, просто разительно. Не было уже того лощеного «мажора», в щегольском костюмчике, лакированных ботинках, с пышной шевелюрой. Перед Федотовым сидел опытный, много повидавший и хорошо поживший брутальный мачо, в сером вязаном свитере с поддернутыми рукавами, джинсах, с чуть отросшим ежиком светлых густых волос. Лацис похудел, щеки его немного ввалились, резко обозначились скулы. Свитер и джинсы, короткая стрижка (подходившая Лацису много больше пышной шевелюры), и даже небольшие шрамики на лице (после ожогов) превратили просто симпатичного парня в сумасшедшего красавца. И теперь перед этим красавцем абсолютно все женщины земного шара будут падать в обморок и штабелями укладываться (Федотову женщины теперь не достанется, они все будут у Лациса).
Лацис закончил писать, поставил жирную точку, потер ладонью короткий ежик на макушке, поднялся со своего места, передал написанное им заявление Федотову, пояснил:
- Я тут заявление написал, на отпуск за свой счет, на две недели, как раз до Нового года, с учетом отгулов, что мне за командировку и больницу положены. Завизируйте, и я пойду у генерала подпишу…
Федотов чиркнул на заявлении свою подпись (всего лишь на заявлении на отпуск, не на увольнение), поднял глаза на Лациса, заметил его плотно сжатые губы, серьезный взгляд, спросил:
- Что-то случилось, Алексей Андреевич? Со здоровьем проблемы? Выглядите Вы неплохо, видно, подлечились уже…
Лацис остановил вопросы Федотова:
- У меня дома проблемы. Вернее не дома, мне уехать нужно…
- Далеко? – поинтересовался, с заметной иронией, Федотов, но Лацис не заметил его иронии, коротко ответил:
- В Германию…
- В Германию? Вы же в Париж собирались? – продолжал иронизировать Федотов, а Лацис продолжал на его ироничные выпады не реагировать:
- В Париж я по Вашей милости уже не еду, женщину, с которой я в Париж собирался, Вы у меня отбили, а в Германии у меня дочь живет…
Тут до Федотова дошло, что подкалывать Лациса сейчас не время, у того действительно серьезные семейные проблемы, и в Париж он уже не едет, с Татьяной, скорее всего они действительно расстались. Федотов не утерпел, все таки поинтересовался:
- Что случилось с Вашей дочерью?
- Не с дочерью, а ее матерью, несчастье… - буркнул в ответ Федотов, держа в руках свое заявление, покинул комнату, отправился к генералу.
2
И тут же зазвонил служебный телефон на столе у Федотова, его вызывали к генералу, и как он понял, в связи с заявлением Лациса. Генерал принял Федотова тут же, дверь его кабинета была приоткрыта, секретаря не было на месте, и генерал, заметив замаячившего за дверью Федотова, потребовал, что бы тот вошел. Лацис, с уже подписанным заявлением, все еще сидел в кабинете генерала, но он расслабился, стал хоть чуть-чуть улыбаться. Видно, уехать ему надо было очень срочно. Генерал усадил Федотова напротив Лациса, заговорил:
- Вот видишь, Игорек, какие у нас молодые кадры растут! А ты не хотел Алексея брать в свой отдел. А он, вон, героем оказался, в огонь не побоялся лезть, людей спасать…
Лацис угрюмо молчал, тер стриженую макушку, ему не нравилось, что генерал расхваливает его перед Федотовым, как невесту на выданье, а генерал продолжал:
- Молодец, парень, мы кроме краткосрочного отпуска, тебя к награде представим, и премия тебе полагается…И тебе, Игорек, тоже премия, дело серьезное оперативно раскрыли, и дело международного масштаба…- генерал уже обращался к Федотову.
- Не нужно мне никаких наград…- подал, наконец голос Лацис, - Меня уже медалью белорусской наградили, «За отвагу на пожаре», мне достаточно…
- Надо, надо…- перебил его генерал, - Не возражай руководству, нам лучше знать, что тебе надо. Ты как себя чувствуешь? Подлечили? Вижу, бодрячком. По поводу шевелюры не переживай, волосы не зубы, отрастут. Да ты и коротко стриженным отлично выглядишь, молодым все идет … У тебя кажется невеста медик? Лечит она тебя?
Лацис опять потер стриженую макушку, видно такая у него была теперь привычка, он ерошил короткий ежик стрижки, когда нервничал, резюмировал речь генерала:
- Выздоровел я полностью, а по поводу стрижки совершенно не парюсь. Есть у меня волосы, нет волос, мне в принципе все равно. Даже если волосы не отрастут совсем, я плакать не буду… Невесты у меня уже нет, вот, товарищ майор у меня ее отбил, теперь она его врачует… Я могу быть свободен?
Но генерал все не отпускал не Лациса, не Федотова:
- Товарищ майор и товарищ капитан, попрошу Вас остаться, у меня есть еще для Вас информация…
Но Федотов не мог уже усидеть на месте, ему нестерпимо хотелось улизнуть из кабинета генерала и позвонить Татьяне, повиниться перед ней, слова Лациса, что он, Федотов, отбил у того невесту, Игоря полностью отрезвили. Сам же советовал Глебу Назарову повиниться перед женой, попросить у нее прощения. И елозил на стуле он настолько активно, что генерал не мог этого не заметить, спросил Игоря:
- Что случилось, Игорь? Почему ты вертишься?
- Можно выйти, товарищ генерал?
- Куда тебе нужно…
Федотов смутился, буркнул себе под нос:
- В туалет…
- Иди, на пять минут… Успеешь? Добежишь?
Федотов тут же вырвался из кабинета генерала, побежал в туалет, заперся в кабинке, там вытянул из кармана телефон, набрал номер Татьяны. Та ответила стразу, и, якобы, Игоря не узнала:
- Да, я слушаю, кто это? Игорь Михайлович, да неужели?
- Танюша, здравствуй! Поговорить бы…
- О чем, Игорь Михайлович? Вы приболели?
- Ой, как приболел, Танюша, ой как мне нужен медик…
- Что так, Игорь Михайлович? Что с Вами?
- Мы могли бы увидеться, Танюша? Ты могла бы ко мне подъехать домой? Прямо сегодня?
-Могу,Игорь Михайлович, как раз сегодня вечером я свободна.
- Я на работе, работаю до шести, надеюсь, к семи дома буду.
- Хорошо, буду… В пять я заканчиваю, в магазин успею зайти, на ужин что-нибудь купить. У Вас дома есть еда-то ?
- Нет еды, конечно же,нет. Купи, что сама хочешь. Жду тебя…
Вернулся в кабинет генерала, заметил, что Лацис уже от генерала ушел, а Федотов еще около часа записывал новые задания, получал указания от генерала…
3
Лацису действительно необходимо было уехать, и именно в Германию, где жила его дочь, которую, кстати, он никогда в жизни не видел, от которой, сразу после ее рождении, так активно отказывался. Сейчас девочке было уже 10 лет, из которых 6 лет она прожила в Германии. Лацис о девочке, после того, как ее мать при отъезде в Германию, отказалась от алиментов, даже не вспоминал.
Алексей, выписавшись из белорусской больницы, прилетев и Минска в Москву, из аэропорта поехал к бабушке с дедушкой. Они усиленно приглашали внука, бабушка праздничный обед приготовила. И за внука, пока тот болел, они сильно переживали, дедушка на телефоне все две недели, что Алексей лежал в больнице, просидел. Обзванивал знакомых (их у него было огромное количество) в Белоруссии, нашел выход на главврача больницы, в которой лежал его внук, и звонил уже прямо ему. От главврача он узнал, что внук пострадал несильно, и выздоравливает быстро. Но бабушка мотивировала, что у внука в его квартире нет еды и лекарств, поэтому он должен из аэропорта обедать приехать к деду с бабкой. Дед помалкивал, но внука видеть он хотел не меньше бабушки. Он хотел поговорить серьезно с внуком, о его дочери в Германии. Из российского консульства, в Германии, позвонили в квартиру дедушки с бабушкой. Телефонную трубку тогда снял дедушка, и, услышав страшное известие, даже немного порадовался, что к телефону не подошла бабушка, та лишний раз нервничала бы, переживала бы. Страшное известие состояло в том, что мать дочери Алексея Лациса покончила с собой. Как сообщили из российского консульства (а она все еще оставалась гражданкой России), она оставила записку, что умирает от несчастной любви. О дочери, совершая такой страшный акт, она совершенно не подумала. Как оказалось, дочь она оставила с уже бывшим немецким мужем (которому пояснила, что девочку оставляет временно, на недельку), ушла к другому, выходцу с Украины, проживающему в Германии, с которым у нее произошел бурный и страстный роман. Но, что-то пошло между влюбленными не так, и она не придумала ничего умнее, как отравиться. А ее немецкий муж (вернее, уже вдовец), тоже не придумал ничего умнее, как сдать несчастную девочку, оставшуюся без матери, в приют. Из приюта позвонили в российское консульство, мол, к ним попал ребенок, по документам – гражданин России. А из консульства пытались звонить отцу ребенка, но не мобильный, не домашний телефоны Алексея Андреевича Лациса, которые сотрудники консульства нашли в телефонной книжки умершей, не отвечали. Тогда позвонили на квартиру деда и бабушки Алексея Лациса (их телефон был в той же книжке), дозвонились, трубку снял его дед. Из консульства передали, что, в принципе девочку из приюта может забрать отец, но до него дозвониться не могут. Дед пообещал, что отец за девочкой приедет в скором времени.
И вот теперь дед вызвал внука на серьезный разговор. Приказал строго настрого, как можно скорее выехать в Германию, за дочерью. Лацис, было, начал отказываться, говорить, что помимо него, у девочки есть другие родственники, бабушка и дед по материнской линии. Но дед, сказал, как отрезал, он звонил родителям несчастной самоубийцы, те оказались невменяемыми алкоголиками, не понимали о ком идет речь, твердили, что их дочка, зараза, в Германию укатила, и родителям, ни разу даже никакой посылочки не передала, гуманитарной помощи… Дед Лациса им даже не сказала, что их дочь умерла, и гуманитарной помощи они уже не дождутся… Алексей опять возразил, он, типа, сейчас не может поехать, может быть позже. И, тут дед вскипел, орал на внука так, что стекла в окнах звенели. Все ему припомнил – и генетическую экспертизу, и отказ от алиментов, и даже то, что свою дочь тот ни разу не видел. Не хочет Алексей ехать в Германию, пусть даст доверенность деду, и тот сам поедет, девочку из приюта заберет. Он не допустит, что бы его правнучка воспитывалась в приюте, в другой стране! Алексей понял – выхода у него другого нет, нужно ехать в Германию, за дочерью. Кончилась его вольная жизнь. И когда Лацис на поездку согласился, дед его успокоил – пока девочка поживет у них с бабушкой. Бабушка как раз на пенсию вышла, и с правнучкой займется. Но они с бабушкой не вечные, и Лацису нужно подумать о женитьбе…
На следующее утро Лацис поехал на службу, писать заявление на отпуск за свой счет, на две недели. С учетом примиального отпуска на неделю, для поправки его здоровья (которое было у него уже в полном порядке), в три недели он думал уложиться, документы и в России и в Германии успеть оформить, для себя визу на въезд в Германию и документы на выезд девочки уже из Германии. И по дороге на службу, он размышлял, кто из его знакомых женщин может стать хорошей матерью его так внезапно появившейся почти взрослой дочери. И понял – он должен жениться на Татьяне! Лучшей кандидатуры ему не найти. И бабушке с дедушкой она понравиться! По дороге на службу он позвонил Татьяне, стоя в пробке, набрал ее номер:
- Танюша, это Алексей Лацис, узнала?
- Узнала… - она процедила это «Узнала…» сквозь зубы, и замолчала, надолго, Лацису пришлось прерывать ее паузу:
- Танюш, я был в командировке, поэтому тебе не звонил…
- Я знаю… - и опять долгая пауза. Перед командировкой Лацис действительно позвонил Татьяне, сказал, что уезжает, в ответ она буркнула «Хорошо…» и, ни разу ему больше не звонила, вообще то, он тоже ей не звонил, хотя в больнице у него был вагон времени. Тот разговор, перед командировкой, был их единственным разговором после памятной встречи в ресторане. И тут Лацис решил действовать без экивоков, брякнул:
- Танюша, выходи за меня замуж…
И вместо радостных восклицаний, что «да, конечно!», или вместо хотя бы слов о том, что она подумает, он услышал:
- Никогда, слышишь, никогда мне больше не звони! И твоих дурацких одолжений мне не нужно! Твои жертвы совершенно напрасны! Что у тебя случилось, Лацис? Тебя вынуждают жениться твои родственники? Наследство тебе, холостому не светит? Или что-то еще случилось? И ты решил меня сделать козлом, вернее, козой, отпущения? Добровольно ты жениться бы не стал…
Лацис язык прикусил, она была совершенно права. Добровольно он жениться бы не стал, и ее действительно решил сделать, как она говорит, козой отпущения. Жениться, скинуть на нее дочь, а самому вести прежний, разгульный образ жизни…Он лишь смог промямлить в ответ:
- Извини, Танечка, я не знал, что настолько тебе неприятен…
Он отключил телефон. Подумал, что все правильно, подобно ответа от Татьяны он мог ожидать. Он ее обидел, оскорбил, и она полное право имеет его не простить. Она его никогда не любила. Если бы любила, простила бы, а нет – значит, нет, и суда нет…
Следующей кандидатурой на роль его будущей жены была, как не странно, Елена Назарова, вроде бы бывшая жена Глеба Назарова, идеальная, с его точки зрения, мать. Он слышал, что ее брак с Глебом на грани развода. Он считал, что сможет уговорить Елену Прекрасную прейти от одного обеспеченного мужчины к другому. Да, и алименты, по его расчетам, Глеб будет платить приличные, если вообще себе детей не оставит. То что, Глеб оставит себе детей Елены, Лацису страшным не казалось, наоборот, проблем меньше. У него есть дочь, и совместных детей с Еленой не родить возможно…
И во второй раз за день судьба ткнула его мордой о стол, показала ему, что он круглый дурак. Он убедился в этом, подъехав к дому в коттеджном поселке, в котором проживала семья Назаровых. Он увидел счастливое семейство Назаровых, детишек, Глеба и Елену. Семейство Назаровых усаживалось в крутой джип Глеба, отправлялось куда-то в театр или в цирк, или просто на прогулку. Дети весело смеялись, родители восхищенно наблюдали за их проделками, и при этом бросали друг на друга влюбленные взгляды. Семейная идиллия… И почему Лацис вдруг решил, что они разводятся? Он даже из машины не вышел… Сидел в своей дорогой машине, ерошил короткий ежик волос на макушке, наблюдал, как счастливо семейство, с шутками и прибаутками, погрузившись в машину, все таки, отправилось восвояси, и пытался решить, как жить ему дальше, и что он делает не так. И почему ему, такому умному, красивому и богатому, достойные, с его точки зрения женщины, предпочитают совершенно других мужчин, не таких молодых и красивых, как он, и не таких богатых (это касалось только Федотова). Но, может быть, умных…
4
Татьяна Корсакова, закончив дежурить в пять часов вечера, как и обещала Игорю Федотову, поехала к нему домой. Зашла в магазин, рядом с его домом, купила продуктов, для нехитрого ужина и такого же нехитрого завтрака – сосиски, сыр, творог и сметану для сырников (которые хотела приготовить на завтрак). Но подойдя к его дому с объемными пакетами, набрав на двери подъезда номер его квартиры, услышала звонок внутри квартиры, и все… Дверь ей никто не открыл, хозяин отсутствовал. Татьяна поначалу обозлилась, как это так, пригласил мужчина в гости девушку, а сам не пришел, что за дела! Но, чуть подостыв, подумав, достала телефон, принялась звонить Федотову, узнать, скоро ли он будет дома…
А тот был все еще на службе, печатал срочную справку, и молил Бога, что бы Татьяна опоздала, задержалась, как и он, на работе…Но она не задержалась, позвонила даже без пяти семь…Он извинялся, каялся, бил себя пяткой в грудь, он приедет через полчаса, минут через срок максимум. Но сейчас он позвонит соседу, тот вынесет ей ключи, на улице ей ждать не придется. И точно, буквально через пять минут на улицу выбежал мужичок, вынес ключи, и, подхватив ее пакеты, повел Татьяну в подъезд, понес ее пакеты на третий этаж, открыл дверь квартиры Игоря. Мужичок принялся помогать Татьяне раздеться, при этом приговаривал:
- Замечательный парень Игоряха! Ой, золотой парень. Пьет не много. Не его это, не бойся, не запьет. Воспитание у него правильное, образование высшее, мать его хорошо знаю, потрясающая женщина! Да, работа у него нервная. Но ты пожалей его, приголубь, посочувствуй, не наезжай, что дома часто не бывает. Он тебе благодарен будет, и будет домой стремиться. Ты посмотри, книг у него сколько, Ленинская библиотека! Он мне про тебя рассказывал, любит он тебя сильно, когда тебе нагрубил, переживал страшно… Как я рад, что вы помирились…
Таня кивала соседу в ответ, ей не нужно было объяснять, какой Игорь замечательный мужик, она это прекрасно знала. Она дала ему два месяца на размышления, что бы тот опомнился, позвонил ей и извинился. Он уложился в месяц! И она была уверена, что сегодня вечером он ей сделает предложение, замуж позовет, и она была уверена в своем ответе, она согласиться…
Сосед забрал собаку Игоря гулять, обещал привести через полчаса. А Таня принялась за уборку квартиры Федотова, вооружившись веником и тряпкой. Скорее всего, в квартире не убирались около месяца даже пол не подметали, повсюду лежала клубами пыль, мусор, стояли грязные чашки с остатками кофе и окурками в них, разбросана одежда Игоря, чистая и грязная, в перемешку …Вытерев пыль, подметя пол, и сложив аккуратно его вещи, часть в шкаф, часть в корзину с грязными вещами она пожалела, что не успеет пропылесосить, решила – завтра. А сейчас ее ждала еще и грязная посуда на кухне, и приготовление ужина. Она решила отварить гречку, с сосисками хорошо гречневая каша пойдет, и с салатиком из помидорчиков…
Сосед привел, как и обещал собаку через полчаса, они вместе вымыли псу лапы, покормили. От ужина, предложенного Таней, сосед отказался, поспешил к себе. А Таня, с кошкой, примостившейся у нее на коленках, осталась ждать Игоря…
5
Игорь Федотов гнал машину по заснеженной, расцвеченной новогодними огоньками Москве. Он очень спешил, нервничал. Поминутно звонил Татьяне, извинялся. Она в ответ смеялась, говорила, что неплохо проводит время с его зверьем. Дорогу Федотову преградил трамвай, тоже расцвеченный огоньками, и внутри украшенный блестящим дождем серпантином, такой веселенький, новогодний. Он посчитал это хорошим знаком. Татьяна согласиться выйти за него замуж. Таким же хорошим знаком, ровно десять лет назад, он посчитал встречу с торговцем мимозой. Тогда стоял студеный февраль, день Святого Валентина, и он ехал на троллейбусе, по Садовому кольцу (его машина была в ремонте), везя в кармане коробочку с кольцом с бриллиантом, он собирался в тот день сделать предложение Юле. И тут произошло чудо! В троллейбус вошел пожилой абхазец, с огромным букетом мимозы, яркой, пушистой, душистой. Абхазец, скорее всего, вез мимозу куда-то на продажу. Федотов тогда выпросил у абхазца одну веточку с ослепительно желтыми шариками. Он хотел купить эту веточку, но абхазец ее ему подарил. И вот сейчас он встретил праздничный трамвай… Он думал о Татьяне, господи, как он ее любил! У него сердце от одной мысли о ней замирало! Даже запах ее духов приводил его в трепет. Он хорошо знал эти духи, «Мадмуазель Шанель», с терпким, чуть горьковатым запахом. Несколько лет назад он купил такие духи в подарок своей жене, понравилось ему как они пахнут. Но его жена духи забраковала, распечатав флакон, поморщилась, произнесла: «Духи для блондинок…», его жена была темной шатенкой. После ухода жены, он нашел этот флакон духов в одном из ящиков комода, не выбросил, сохранил. И после встречи с Татьяной, и одновременно расставания с ней, украдкой, перед сном, открывал заветный флакон, вдыхал горьковатый запах…
Когда Федотов парковался у подъезда, к его машине подошел высокий худой паренек, в куртке с низко надвинутым капюшоном. Игорь узнал своего приемного сына, Кольку. Понял – произошло что-то серьезное, иначе Колька бы маячить у подъезда не стал бы. Было заметно, что Колька сильно замерз, наверное, долго ждал Игоря на улице. Игорь тут же спросил:
- Коля, произошло что-то? Ты что меня ждешь? Почему не позвонил?
Колька, стуча зубами, еле шевеля замершими губами, пробормотал:
- Поговорить нужно, Игорь, серьезно… Давай в машине твоей поговорим…
- Зачем в машине? Поднимемся в квартиру!
- Я к твоему подъезду подошел, в домофон позвонил, девушка ответила… Ты не один живешь?
- Ну да, у меня дома девушка, почему я не могу девушку привести домой?
- Конечно, можешь, ты же одинокий симпатичный мужчина, с жилплощадью…
- Успокойся, моя девушка на мою жилплощадь не претендует.
- Давай в машине поговорим…- повторил Колька, но Игорь настоял:
- Нет, мы поднимемся в квартиру, я тебе горячего чаю налью, ты замерз сильно, заболеешь, я отвечать буду…
Колька, стесняясь и смущаясь, согласился.
Таня, выйдя в прихожую на звук открываемой двери, очень удивилась, что Игорь пришел не один, с молоденьким, очень худым высоким пареньком, которого он представил Николаем, своим пасынком. Николай страшно стеснялся Татьяны, прятался за спину Федотова. Расслабился только когда Федотов повел его за собой в гостиную, пояснив Татьяне, что они с Колей сейчас быстренько переговорят, у того что-то срочное и неотложное. Таня не возражала, обещала подождать Игоря и Кольку на кухне, благо ей компанию там составляет кошка. Пес, наоборот, суетился вокруг Николая, видно хорошо того знал, побежал за ним следом. В гостиной, когда Игорь и Колька остались наедине, Федотов спросил:
- Коля, что произошло? Что-то с мамой?
Кольку тут же захлюпал носом, принялся тереть глаза, на которых выступили слезы, Федотов переспросил:
- Что-то с мамой? Она больна?
Колька закивал, принялся взахлеб пояснять:
- Она очень больна, почти не встает, не ест ничего. Из больницы звонят, она трубку не берет, говорит, лечиться не будет. У нас денег почти нет… Она говорит, на лечение нет денег, она почти все деньги, что у нее были, истратила, лучше ей не стало… Говорит, что официальной медицине не доверяет, в поликлинику не пойдет, в больницу не ляжет… Говорит, умереть хочет…
Игорь прервал Николая:
- Что с ней, Коля? Ты видел ее медицинские документы? Почему она платно лечилась? У нас бесплатная медицина. И как же ее богатый муж, он, что лечение ее не оплачивает?
- Она ушла от мужа, несколько месяцев назад, мы живем с ней в бабушкиной квартире, жильцам отказали. Она мне два месяца назад позвонила, сказала, что ей помощь нужна, что бы я бабушкину квартиру приехал… Я приехал, она меня встретила худая, бледная, попросила пожить с ней, помочь по хозяйству… А чего по хозяйству помогать, не ведем мы никакого хозяйства… Я понял, денег у нее нет, она меня просила ее украшения в ломбарде заложить, я заложил, но дали немного…
- Так ты не знаешь, что с ней?
- Не говорит… Ночами стонет, плачет…
Колька опять заплакал, Игорю пришлось сходить на кухню за водой для него. Таня спросила, что случилось у Николая, может быть она может помочь, она же медик? И Игорь тут же сообразил, что именно Татьяна им с Колькой сейчас может помочь. Он вытолкал Кольку на кухню, к Татьяне, заставил повторить все то, что он только что ему рассказал, предупредив, что Татьяна медик.
6
На кухне, усадив Кольку за стол, уже накрытый Татьяной к ужину, Федотов заставил парня рассказать историю болезни его матери еще раз. Колька рассказывал, Татьяна внимательно слушала. Когда Николай закончил рассказывать, Федотов спросил:
- Что делать, Танюш, посоветуй? Чем помочь можно Юле?
Таня взглянула с интересом на Федотова, на Николая, произнесла:
- Значит так, господа сыщики, что от меня зависит, я все сделаю, но сейчас дело за вами. Самое первое, что нужно сделать, и сделать это должны вы оба, это понять – обследовалась ли Юля в больнице, сдавала ли анализы. Чем она может быть больна – да чем угодно, от самого серьезного заболевания, до, извините меня, беременности, хоть беременность и не болезнь. Если в больнице она не обследовалась – это нужно сделать немедленно. В этом я могу помочь. Так же я могу помочь, если ей вдруг понадобиться операция или какое сложное лечение, у меня есть знакомые в Минздраве, мы сможем получить квоту. Так же мой однокашник работает в Онкоцентре на Каширке, я могу к нему всегда обратиться, но дай Бог это не понадобиться. Так же, если вдруг, потребуется лечение за границей, то опять же можно получить на данное лечение квоту. Повторюсь – чем могу я помогу, но я не могу это сделать без диагноза. Вам ребята нужно всеми правдами и неправдами узнать диагноз, или узнать, что Юля не обследовалась в больнице. И уговорить ее обследоваться. Все болезни можно вылечить, только не нужно упускать время, и довериться официальной медицине.
Федотов, чуть подумав, сказал Кольке:
- Так, Николай, я завтра прихожу к вам с Юлей, и мы решаем вопрос с диагнозом. Я буду говорить с Юлей, скорее всего на кухне, постараюсь выведать подробности, тебе придется порыться в ее вещах. Понимаю, не красиво, но другого выхода нет…
Татьяна одобрительно закивала, Колька впервые за весь вечер улыбнулся.
От ужина Колька отказался, побежал к матери, получив от Федотова деньги (от которых всячески отказывался), небольшую сумму, но большой у Федотова и не было. Игорь и Таня остались вдвоем. Ей пришлось повторно разогревать ужин, она суетилась у плиты, а Федотов угрюмо молчал. Она повторно накрыла на стол, они принялись ужинать, опять молча. Закончили ужинать, опять молча. Наконец, Татьяна не выдержала:
- Зачем ты меня позвал, Игорь, помочь Николаю и его матери?
Федотов отрицательно замотал головой:
- Что ты, Таня, я вообще не знал, что он меня у подъезда караулит! Спасибо большое тебе за помощь и поддержку. Я бы один не справился, и Колька совсем расклеился!
- Справился бы! Просто у меня чуть больше возможностей, и я знаю, что нужно делать, я же профессионал, такой же как и ты в распутывании преступлений!
- Еще раз спасибо!
- Так зачем ты меня позвал?
Они, как и в тот их единственный вечер, что проведи вместе, сидели друг напротив друга, он протянул руку, накрыл своей ладонью ее ладонь. Она руку не убрала, ждала, что будет дальше. Вообще то, она догадывалась, но виду не показывала, ей было интересно, как такой крутой и брутальный Федотов будет делать ей предложение. Он и сделал, именно предложение, так и сказал:
- Танюш, я хочу сделать тебе предложение…
- Какое? – улыбнулась Татьяна, она прекрасно поняла какое, и Федотов понял, что она поняла, но продолжил:
- Замуж за меня пойдешь?
- Круто Вы взяли, Игорь Михайлович! Мы вообще то, третий раз в жизни видимся!
- Разве? Так я при первой нашей встрече предложение хотел тебе сделать, но ты с другим была…
- Мне уже сегодня делали предложение…- ляпнула Татьяна.
- Какое? – в тон ей спросил Федотов.
- Замуж звали… Лацис…
- Тот другой, с которым ты тогда была… И что?
- Давай о другом не будем! – прервала его Татьяна. – Я же здесь, с тобой, с Лацисом не виделась больше месяца. В тот день, когда мы с тобой расстались так не красиво, когда ты меня к нему приревновал, тогда с Лацисом последний раз и виделась. Если бы ты мне при нашей первой встрече предложение сделал, я бы согласилась! И никакой другой мне бы не помешал! Я тебя, когда увидела, я тут же поняла, я хочу замуж за этого мужчину!
- А сейчас? Сейчас продолжаешь хотеть?
- Еще как!
- Значит, «да»? ДА?
- Смешной ты, Федотов! Конечно, ДА!
Он плакал, он смеялся, он, подхватив Татьяну на руки, кружил ее по всей квартире, пес бегал за ними и лаял, кошка, наоборот, спряталась под диван. Чуть успокоившись, Игорь потребовал:
- Завтра, завтра идем подавать заявление…
- Я работаю! – возразила Татьяна.
- Я тоже работаю. Отпросишься, и я отпрошусь! Отвезу тебя утром на работу. Заеду за тобой днем. Как заявление подадим, к тебе на квартиру поедем, вещи твои заберем, ко мне перевезем, нечего тебе комнату снимать!
Таня удовлетворенно кивала, заявление подавать она была не против, и не против была переезжать. Чуть позже сказала:
- Игорь, я богатая невеста, у меня есть деньги, я работала, копила, хотела квартиру покупать, достаточную сумму накопила, около двух миллионов. Если Коле или Юле нужны будут деньги, можешь на меня рассчитывать. Мне деньги, теперь не так уж и нужны…
Федотов недоумевал:
- Погоди, Танечка, ты предлагаешь свои деньги на лечение моей бывшей жены? Ты, моя будущая жена? Я рассказывал тебе, мы плохо жили вместе, она меня очень обидела…
- Ты до сих пор на нее в обиде? Я этого не заметила…- Таня начала закипать, Федотов принялся оправдываться:
- Нет, я давно ее простил… Зла на нее не держу, и потом, ей больше помочь некому, а Колька мне как родной сын…
- Вот видишь! Я хочу помочь не твоей бывшей жене, я хочу помочь человеку, который нуждается в помощи, и которому помочь больше некому. Я уверена, ты также бы, поступил…
Федотов соглашался с ней, но с ужасом думал о другом, он думал, что Таня могла согласиться сегодня выйти замуж за Лациса, тот же делал ей сегодня предложение. И Федотов понимал, что предложение Лациса было неискренним, ему просто нужно было, что бы кто-то воспитывал его дочь, ту, что нужно было забирать из Германии. Вот Лацис и вспомнил про Таню. И если бы он, Федотов, сегодня не встретил Лациса, и тот бы не напомнил, что он Федотов, отбил у него девушку, он бы, Игорь, не позвонил бы Татьяне, не пригласил бы ее к себе, и не сделал бы ей предложение. Молча бы, продолжал страдать. Он все-таки решил уточнить:
- Таня, почему ты согласилась выйти за меня?
Она улыбнулась в ответ:
- Глупый, ты Федотов! Взрослый мужик, а глупый. Я люблю тебя… С первого взгляда влюбилась…
«Вот оно, чего Михалыч!» - подумал Федотов, широко улыбнувшись…
Сквозь стену, или осколки хрустальной души
© Copyright: Ирина Чиркова, 2017
Свидетельство о публикации №217011901649
Свидетельство о публикации №217011901649
Рецензии
Ирина, пожалуйста, разделите ваш роман на главы или части! Так будет намного удобнее читать ваше явно интересное произведение.
Кора Персефона 04.08.2023 21:21 • Заявить о нарушении
Кора Персефона 04.08.2023 21:21 • Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.