М. М. Кириллов Жалость Очерк

М.М.КИРИЛЛОВ

ЖАЛОСТЬ
Рассказ

    Это было в 1998–м году. Как-то поздней осенью вечером я ехал в метро до остановки «Тушинская». Для меня это был обычный московский маршрут. В посёлке Архангельском жила семья моего сына, и от метро туда мне ещё предстояло добираться рейсовым автобусом.
    В вагоне метро народу было немного, но почти все места были заняты. Напротив меня сидели две женщины  лет 35-ти, по-видимому, подруги, и что-то обсуждали. Ничего особенного, обычная картина в метро. Одна из женщин, симпатичная, но одетая несколько небрежно, была чем-то  очень расстроена, смотрела в пол вагона, говорила, оправдываясь и, словно, сожалея о чём-то. Видно было, что недавно плакала. Глаза «потекли». А соседка, склонившись к ней,  искренно её уговаривала и успокаивала. О  чём они беседовали, слышно не было, шум поезда совершенно заглушал речь, да я и не прислушивался.
      Занятые своим разговором, они на меня не смотрели. По вагону ходили пассажиры, готовясь к выходу, и часто заслоняли их от меня. Жалость тронула моё сердце: уж очень несчастной казалась  женщина, что сидела напротив меня. Растерзанной какой-то и одинокой. Она была трезва. Задумавшись, я  взглянул на неё, и наши глаза на секунду встретились. Но что поделаешь, несчастных много. Да и что можно понять в чужой беде.
     На остановке «Октябрьское поле» соседка этой женщины вышла из вагона, на прощанье тепло обняв подругу. Народу в вагоне стало меньше, но рядом со мной появился разговорчивый ребёнок с родителями, и это привлекло общее внимание. Мне показалось, что и женщина эта немного успокоилась. Мы даже переглянулись с ней в связи с этим. Уж больно занимателен был малыш.
      Проехали остановку «Сходненская». Народ приготовился выходить на «Тушинской», скопился у двери вагона, и я, встав среди людей, совершенно  потерял из виду свою  недавнюю визави.  Состав остановился, я вышел из вагона и бодро пошёл по середине зала к лестнице на выход. Почти сразу почувствовал, что за мной, причём  очень близко ко мне, как бы прилепившись, стуча ботинками по полу, строго в такт  моим шагам, шла эта женщина. Видимо, эта женщина. Я догадался, но не оглянулся. Стучали женские каблуки. Я не слышал дыхания своей внезапной сопровождающей, но она, как говорят, дышала мне в затылок. Это было неожиданно, непонятно и неприятно. Возможная чужая трагедия превращалась в трагикомедию, но уже с моим участием.
      Ничто не предвещало такого поворота событий. Я даже не видел, как она  вышла из вагона, и не мог даже предполагать этого. Выглядело это, как  своеобразная провокация. Продолжая идти, я решил не обращать внимания, не оглядываться и не останавливаться, хотя со стороны картина была, вероятно,  как минимум, смешной.
     Мы, молча, прошли ярко освещённый зал станции, поднялись по широкой двухярусной лестнице и прошли в коридор выхода из здания метро. Вдвоём, как приклеенные. И ни одного сбоя при ходьбе с её стороны! Ни единого слова.  Угадывалась какая-то непонятная решимость моей своеобразной спутницы и даже её остервенелость. И только перед самым выходом из метро, уже в темноте, она, внезапно обогнав меня и как-то вопросительно и даже изумлённо  взглянув мне в глаза, молча развернулась и ушла назад в метро. А я, как будто ничего не произошло, вышел на улицу и, не оглядываясь, прошёл к остановке и сел в стоявший там мой автобус на заднее сиденье. Я всё ещё ожидал продолжения преследования. И только здесь я почувствовал себя в безопасности.  На самом деле, я тогда, конечно,  испугался, и это «конвоирование», если так можно сказать,  меня даже потрясло.
        Что-то же двигало этой женщиной? Молча пройти за мной, незнакомым ей человеком,  более полутысячи шагов на виду у людей? Казалось, что она их не видела и, возможно, не видела себя со стороны. Что же ею двигало. Желание, надежда, отчаяние? Обо всём этом я размышлял, пока ехал до Архангельского, и ответа не находил.
        Придя к своим, я рассказал им о случившемся со мной приключении. Понять всё это как-то просто - было невозможно. Что подвигло эту несчастную на тот момент женщину буквально следовать за мной? Это же было, по меньшей мере, странно. Может быть, она была ненормальна? А, может быть, из-за желания со мной познакомиться? Но мне же было тогда 65 лет, и это было заметно. Бог её знает. К тому же я ведь за всё время не сказал ей ни слова, не приблизился к ней. Разве лишь участливо смотрел на неё, когда она сидела напротив, и она это моё  молчаливое участие могла так близко принять к сердцу? Мои глаза выдали моё сочувствие? И могли вызвать в ней острое чувство одиночества и желание прислониться к сочувствующему ей человеку, как ей могло бы показаться? И она это сделала.
       Какова цена сочувствия?  Не знаю, я и сейчас не знаю. Возможно, это был спровоцированный мной порыв одинокого сердца? Я бы хотел так думать. А может быть, она всё-таки не так меня поняла и на что-то рассчитывала? Неразгаданная история. Но я всё же не жалею, что тогда не остановился и не заговорил с ней. Было бы ещё хуже. Я же не Спаситель.
      А как бы Вы поступили?
1 января 2017-го года, Саратов.