Все пили на равных
Сеял холодный мелкий дождь. Все шло как-то не так в маленьком городишке с низкими, отсыревшими домиками. Их обитатели засыпали рано, тяжелым беспокойным сном и не знали, что принесет им пробуждение, то ли приход милиции за самогонным аппаратом, то ли все узнают: почему под липами земля усыпана желтыми листьями кленов? Люди глубже укрывались под перинами и, с тревожно бьющимися сердцами, впадали в зыбкую дрему. Днем у всех были красные глаза и серые, припухшие от самогона лица.
После вчерашнего, в гудевшей голове писателя, тяжко и мучительно ворочалась мысль
– Где я и где мои вещи?
Он вспоминал.
– Начиналось все в кабинете первого секретаря райкома, решили отметить его приезд, как корреспондента республиканской газеты, не часто посещающих их забытый богом городок. Партийные работники и без того частенько засиживались до рассвета, хотя делать обычно было нечего. Они напоминали больных неизлечимой болезнью, одетых вместо больничных халатов в одинаковые костюмы. А тут представился более привлекательный, чем ожидать звонка из центра, повод задержаться на работе. Тем более первый секретарь пригласил их в свой кабинет отметить приезд высокого гостя.
Когда писатель вошел в кабинет, весь райком был в сборе. На столе для заседаний тускло поблескивали четверти с самогоном и брусничным морсом. Среди бутылей немудрящая закусь – сало в разных видах, и ржаной ароматный хлеб.
К неожиданному возлиянию приступили сразу после здравицы первого в честь представителя славной прессы, освещающей не менее славные шаги народного хозяйства, ведущие нас в светлое будущее, а шаги эти на местах направляет в нужную сторону райкомовская братия. Как в свое время вела в сияющий рай монашеская братия.
Все пили на равных из толстого стекла стаканов. Вскоре райкомовцы разгорячились и вытирали рукавом вспотевшие лбы. Не далеко было до того момента, когда, найдя близкого по духу собеседника, начинают выяснять: уважает ли он тебя? Но этого не произошло. Или партийцы не уважали друг друга, или их этика не позволяла даже в пьяном виде показывать свою слабину. Райкомовские беседуют очень громко и все разом. Остается хорошенькая, с заманчивыми титьками и попкой, инструкторша идеологического отдела. Она нависла над гостем, не находя с чего начать.
– Видите, дорогой писатель, у нашего первого как у Суворова нет одного глаза.
– Это у Кутузова не было.
– Не путайте меня! Пьяненько лепетала инструкторша – У Кутузова, как раз был один глаз.
Писатель мог бы промолчать, но он выпил, и дальнейшая его судьба на этот вечер была предрешена.
Этой прелюдии хватило, чтобы после очередного тоста, попасть в какой-то кабинет с мягкими диванами. Даже не укладывая ее на диван, он взял ее стоя. Они раз за разом возвращались в кабинет первого. Пили жгучий самогон, закусывали розовым, копченым салом, запивали брусничным морсом. В очередной раз писатель не заметил, как он оказался не в кабинете с мягкими диванами, а у нее дома. Последующие события стерлись у него в памяти.
Утром, с помятой физиономией, пришлось идти в райком, чтобы хоть как-то выполнить задание редакции. Райкомовцы сидели на местах, как ни в чем не бывало (что значит закалка), а ему казалось, что все с укоризной смотрят на него. Ему бы послать вчера властительницу идеологии, забытого богом района, с заманчивыми титьками и попкой, но он опасался, показаться в тот момент не оригинальным и не гуманным. Хотя, ежели вволю выпить и в меру закусить, то вот тебе и гуманизм.
Писатель в райкоме наскоро похватал документы и в полудреме поплелся на вокзал, надеясь, что больше он не приедет в этот заштатный городок, с его унылым моросящим дождем, костелом и серыми, припухшими от самогона, лицами людей.
По мотивам Севелы
Свидетельство о публикации №217011902120