Близнец гл. 6

               
                ГЛАВА ШЕСТАЯ.

  Я нахожу Константина Сергеевича  перед   павильоном  на улице Ворошилова. Это центральная часть города, народу здесь достаточно, но у Кости покупателей нет.

– Что, не идет торговля? – спрашиваю я,  усаживаясь на скамейку рядом с ним.

– А, ассортимент  специфический, день на день не приходится! – зевнув, отвечает он.

  Я заглядываю вовнутрь, вижу  товары  для  активного отдыха, немного антиквариата и военных сувениров. Определенно, магазинчик  обслуживает туристов.

– Будешь? – Костя  достает  из открытого окна  бутылку «Лезгинки», а на закуску   пакетик семечек.

– Давай! – соглашаюсь я, и мы пьем за знакомство.

– Заметил,  здесь  « Лезгинку»  уважают!  –  говорю  я, чувствуя, что  первая порция огненной жидкости тяжело проникает в организм.

–  Городские олигархи  держат подпольный цех,  и продают  по сносной цене, – объясняет Костя, – как по мне, так нормальное   пойло! Хотя   имеет   вкус технического спирта и жженого сахара,  пока никто не отравился, и голова с утра не сильно  болит!

–  С «левым» алкоголем следует  быть осторожней! – говорю я,  соглашаясь с предложением  Кости  выпить по второй.

–  Да, ты прав! –  с философской грустинкой говорит  Костя,  когда  мы опрокидываем  рюмки.

    Он  достает из кармана летней куртки тощий конверт с деньгами и вручает мне.

– Это зачем? – удивляюсь я.

– Женькина доля от выручки магазина. Ты  наследник, кому еще отдавать? Извини, что  мало. Обстоятельства! – Костя насыпает семечек в ладонь, и лузгает их, аккуратно сплевывая  шелуху в урну.

– Вот так новости! – восклицаю я, – и чего с этими   деньгами делать?

– Не знаю! – говорит Костя, – наверное, тоже, что и раньше. Ты не за ними приехал?  Разве брат не посылал  тебе переводы?

– Нет! – категорически отрицаю я.

– Х–м, –  задумчиво чешет затылок Костя, – любопытно, кому тогда?

– И я бы не отказался знать, – говорю я,  и спрашиваю, –  значит, часть магазина принадлежала Жене, а теперь мне? Он для этого  отцовскую квартиру продал?

– Да! Выйдя из колонии, мы  зарегистрировали общество  «Татьяна». Название Женя предложил, не спрашивай, не знаю, кто такая. Я с 90–х владел  участком земли, но не было денег на строительство. Женя придумал, как их найти. Мы все спланировали еще в колонии.

– А тебя за что «закрыли»? – спрашиваю я.

–    В молодости  я занимался браконьерством  в заповеднике,  и  зарабатывал  черной археологией. Серпуховским ментам отстегивал, не трогали.  Однажды у меня на Оке сеть по течению унесло,  и я  на лодке отправился  искать. Плыву, смотрю по сторонам, и вижу, что на берегу лежит окровавленный мужик в камуфляже. Я пристал, бегом к нему. Он оказался  без сознания. До Серпухова идти по реке было далеко, и я решил  переправиться  на противоположный берег, где стояла моя  машина.  Однако возле нее  ждал  Тульский ОМОН, там  была его юрисдикция.  Мужик к тому времени  скончался,  и в моей лодке  оказался труп. Следователь нашел  мою землянку  с   оружием   Великой Отечественной,  и оформил  убийство по неосторожности  … –  вспоминая, Костя огорченно вздыхает.

– Да…   история… – говорю я, и спрашиваю, –  а ты так и  не узнал, что за мужик умер у тебя на руках?

–  До сих пор  веду свое расследование, в котором   Евгений Иванович, кстати,  очень   помогал. Определенного  не нашли ничего, однако Женя сумел придать некоторым фактам ход: он инкогнито посылал материалы к Маргарите Тихой,  она же у нас журналистка. В результате  мы взбудоражили   настоящих преступников  настолько, что недавно в полицию кто-то из них подбросил   карабин тех лет, измазанный человеческой кровью. Я добиваюсь, чтобы материалы моего дела вновь  подняли, и сделали современную ДНК–экспертизу. Посмотрим, может быть,  что-нибудь  удастся выяснить. На  реабилитацию я не  надеюсь,  просто хочу выяснить правду!

–  Женя не мог пострадать из-за вашего расследования? Его соседи по квартире, Марчуки, всерьез уверены, что бывший мэр  Павлов…

– Нет, нет! –   восклицает  Костя, –  едва  я узнал о смерти Жени,  я тоже так подумал.  Но это  не так!

– Почему ты уверен? – спрашиваю я, внимательно глядя в глаза Косте.

– Понимаешь, – Костя мнется, потом решается сказать, – у меня жена хирургом  в городской больнице, она присутствовала на вскрытии, хотя не и положено.  Причина, по которой скончался Женя, царствие ему небесное, отображена в медицинском заключении правильно.

– А то,  что на  одежде брата были черные  следы от  колеса? – интересуюсь я.

–  Однако на теле  нет ничего! Даже если найти машину, которая задела рукав  куртки  человека, упавшего перед ней  на пешеходном переходе, вряд ли мы что-нибудь предъявим водителю. Нельзя умереть дважды! А  Женя умер  мгновенно,  и в вертикальном положении.  Об этом подробно написано   в   комплексной экспертизе. Другое дело,  в последнее время мы оба сильно нервничали, что могло повлиять на исход его болезни. Женя ходил, весь  издерганный.

– А он, из-за чего нервничал?

–  Я думаю, у Жени причин для плохого настроения было несколько,  и  он не особенно о них распространялся.  Я только одну  знаю наверняка: этот магазин, в который мы, как ты понимаешь, всадили все деньги, городская администрация хочет снести.

– Этот? Хороший магазинчик, и на своем месте! Кому   он  мешает? –  изумленно спрашиваю я.

  Костя,  не в силах далее  продолжать разговор без «успокоительного»,  разливает «Лезгинку» по рюмкам.  А  в сквере, что  возле  нас,  появляются рабочие, и  начинают выдергивать   из земли  новые бордюры  пешеходных дорожек.  Костя смотрит на  безобразие, вздыхает, и говорит мне:

– А что  ты так удивляешься? Обычное дело для российских городов! Не я один страдаю от произвола, вся страна! У нас это началось  при замене выборного мера Павлова, против которого  многие боролись из-за его взяточничества, на ставленника губернатора,  в прошлом мелкого чиновника из Подольска. Он притащил с собой команду, ориентированную  не на интересы Серпухова, а на финансовую  группу при губернаторе. Они  занялись  «наведением порядка», а на самом деле  начали «отжимать» у местных все, что  удастся.

– Так президент вроде бы запретил «кошмарить» бизнес! – удивляюсь  я.

– Он не всем запретил! – смеется Костя, – только тому, кому запретил! Старые поверяльщики ушли, появились новые. Например, каждую неделю  требуют  документы  на магазин,  начиная  с момента регистрации, и по сей день. Говорят, что так положено. Годы идут, законы меняются,  что-то не успеваешь переоформить, или не можешь, как в моем случае, когда  по причине смерти учредителя, временно  нет протокольного кворума. А для чиновников, это самая сладость. Обнаружив зацепку, вместо того, чтобы помочь привести бумаги в порядок, они  яростно работают  над твоим уничтожением.  Знаешь,  только в телевизионных передачах идут навстречу предпринимателям, и чиновники участливые! А по факту, в Московской области  выдумали  сложную систему, с помощью которой медленно, но верно,  чиновники завладевают   имуществом человека.  Знаешь, у меня имеется  на этот счет теория, но ее  никто  всерьез не воспринимает! Хочешь,  тебе расскажу?

– Хочу! – соглашаюсь я, вслед за Костей опять употребляя   спиртное.

– Так вот:  бюрократы стали  доминирующим классом на земле.   Они полностью  подчинили  население планеты.  Я имею в виду всех чиновников: гражданских, военных, а также  любых функционеров, получающих зарплату от государства. Кроме того, бюрократы всех стран объединяются, используя придуманную  ими идеологию  и религию.

–  И какая у них идеология? – интересуюсь я,  отсыпая себе семечек из пакета.

–  Они выполняю великую миссию –  спасают  нас от самих себя, а  мир от  разрушения.

– А религия?– спрашиваю я.

– Самая  примитивная, тотемизм.  Бюрократы  создают  внутри государственной  системы  кланы, чтобы иметь   как можно   больше  денег и власти. Это хорошо  видно на примере Серпухова. Было два клана: Фетисова в районе, Павловых в городе.  Они  платили губернатору дань,  но тот вдруг решил уничтожить  все вассальные тотемы на подвластной территории, и создать один большой,   свой. И таким образом получить все Подмосковье. Не иначе, собрался повыше.  Как только посты в нашей городской администрации заняли выходцы из тотема губернатора, начался следующий этап: прореживание  предпринимателей,  чтобы оставшиеся точно   знали,  кому нужно «заносить» и  клясться в верности. В результате  пятьдесят  владельцев магазинов, еле сводящих концы с концами, и я в том числе, получили судебное предписание  о том, что их постройки незаконны, и подлежит сносу.

– А  что, они действительно  незаконны?

– Правила устанавливаются городской администрацией. У чиновников Павлова были законны, а губернаторских – нет! – со вздохом произносит Костя, – кто ж уследит  за их, как правило, тайным законотворчеством?

– А разве нельзя обжаловать их действия?

 –  Можно! – кивает головой Костя, –  но  нужен  адвокат,  а не каждый может себе позволить! Мы  «отбиваемся» на свои, а чиновники совершают  «наезды»  за государственные средства, практически нескончаемые. Да и судья – он ведь  тоже из тотема губернатора! Нам быстро стало понятно, что взывать  к их  клановой  чести и милосердию бесполезно.  В результате, погоревав,   мы послали к новому мэру парламентёра.

– Взятку  надумали дать? – уточняю я.

– Ага, – кивает головой Костя.– А что делать? На мне, например,  висит  кредит за этот магазин. Если его снесут, чем я банку отдавать буду? Но оказалось, что интерес представляют  только наши земельные участки, для последующей перепродажи! Евгений Иванович  намеренно   устроился на работу в мэрию,  где  узнал, что  «губернаторские»  на нашем уничтожении зарабатывают  больше, чем на нашем существовании, как налоговых агентов. Ужас! Все закончится   так же, как и  в  братском славянском государстве!

–    Странную ты провёл   параллель! –  говорю я.

–  Отнюдь! Там тотемы борются  настолько яростно, что уничтожили собственную   государственность, и теперь полностью подчиняется    Америке. Если хочешь знать, мое мнение таково: государственные образования, как институт, отжили свое! В будущем останется только один – единственный клан, состоящий из чиновников всех национальностей. Это хорошо видно на примере  тотема США.

– Да США  как раз, никакой  не клан,  а супердержава!

–  Ничего подобного! Если бы Америка была государством, то заботилась  о себе подобных. А она  сеет  хаос, взращивает ложь, пожинает  трупы, и  в обязательном порядке распространяет   секты, эти  тотемные щупальца! Сегодняшняя Америка – это не государство, а самое большой в мире  тотем, держащаяся на черной магии миллионов  ее  проповедников и колдунов!

– А мы,  что? – спрашиваю я  Костю, – мы,  государство?

–  В какой-то степени. На данный момент мы отличаемся от остальных  тем, что у нас есть президент, который  сумел подчинить национальных бюрократов, и  сформулировал    тезисы «русского мира». Что заменило    в нашем сознании  концепцию о построении коммунизма. К сожалению,  «русский мир» ¬–  это ненадолго,  исчезнет вместе с нынешним президентом.  Ведь почему остальные славяне   бегут   в Евросоюз, отбросив в сторону   все   доводы о вреде  такого пути? Потому что славянскому  бюрократу, как и любому другому,  тесно в своей стране,  он хочет  получить  гораздо больше  власти и денег, сделав карьеру в институтах Евросоюза.  Но этот путь ведет лишь к  построению огромного, во  весь земной шар,  тотема, который  возглавит Антихрист. Поэтому Россия, держась обособлено, если хочешь знать, отдаляет конец света, пусть даже и являясь, как и все, тотемным государством!

–  От твоих речей плакать хочется! Мне кажется, ты все передергиваешь! –  говорю я.
–          Да нет, не передергиваю. Во всяком случае,  не больше, чем наш патриарх в своих проповедях.

–  А патриарх-то тебе, чем не угодил? – едва ли не со стоном спрашиваю я.

– Тем, что настоящей опорой нашего общества должен быть не вымышленный «русский мир», а  религиозная нравственность.  Нужно произвести религиозную реформу, наверное, самую крупную со дня крещения Руси, и сделать так, чтобы церковь  стала опорой  нашего государства. Тогда и класс бюрократов не будет доминировать, и олигархи  не поднимут головы!

– Да не возможно то, о чем ты говоришь, в нашем веке! – смеюсь я.

– Почему невозможно? – удивляется Костя, – в Иране, нашем теперешнем  союзнике, возможно? Там существует религиозная демократия, «персидский мир»  отсюда,  издалека, чем-то похожий на наш «русский мир». А мы, почему не сможем, как они? А, впрочем, если не сможем, то тогда точно,  рано или поздно, у нас будет то же самое, что и  у других народов.  Наш бюрократический класс, не ограниченный  идеологическими установками, как  было  при коммунистах, ни религиозными догмами, как  в Иране, превратит Россию в западную колонию!

–  Так что же ты конкретно хочешь от патриарха? – спрашиваю я.

– Что бы он опережал ситуацию, а он даже в хвосте событий не плетется! Необходимо созывать соборы и давать трибуну философам, общественным деятелям,  батюшкам из глубинки. Нам нужно  осмыслить наш век, и определить  пути развития русского общества. А у нас – тишина…

–  Наверное,  патриарх занимает такую позицию из-за разгрома церкви при коммунистах. Он  боится, что, если привлечет к себе внимание,  то случаться  очередные гонения!

– Ага! – кивает головой Костя, – этот «страх» устраивает патриарха, который, похоже, избирался для того, чтобы всласть  натешится правлением над  с каждым  годом уменьшающейся всея Руси, а не для того, чтобы предстоять за нас пред Богом!  Себялюбие его святейшества, видимо, настолько заразно, что  передалось некоторым батюшкам, а через них – и нам. История  не простит  нам той духовной лености и безразличия к судьбе  России, что сейчас имеет место в наших душах. Мы духовно  спим,  хотя небесные колокола  давно  бьют  тревогу, а православный дом  со всех сторон  горит!

  Шум от рабочих  неподалеку становится таким сильным,  что  у меня начинает болеть  голова. Я громко спрашиваю, наклонившись к уху собеседника:

– Что  происходит?  Почему  рабочие  так остервенело трудятся, будто не работают, а хотят  что-то доказать?

–  Это  потому, что все вручную, и напоказ. Так  новый мэр решает сразу две задачи: занимает безработное население, чтобы оно не таскалось по оппозиционным митингам,  и осваивает государственные деньги для последующей «распилки» –  Объясняет Костя.

     Рабочие вдруг быстро собираются и исчезают, оставив городскую улицу в безобразном виде.

– Куда это они? А заканчивать работу кто будет? – возмущаюсь  я.

– Видимо, крупный правительственный  чиновник, ради которого был этот  цирк, уже проехал! Теперь рабочих переместят туда, где  должен ехать следующий. – Смеясь, говорит Костя.

–  А куда им  ездить   в вашем провинциальном городе? – удивляюсь я.

–    В  парк  на берегу Оки,  комплекс развлечений  «Куб». Не слыхал  о таком?

– Да вроде нет.

– Еще услышишь. Фетисов и Павлов так старались, строя его, что накликали  на себя беду. Теперь губернатор  хочет у них  парк  «отжать». – Говорит Костя.

– Неужели  настолько хорош?

–  Скорее  губернатору понадобились  обряды черной магии, которые там практикуются. Но я чего-то устал от нашего разговора, о  «Кубе», с другими поговори. У тебя еще вопросы есть? – спрашивает Костя.

– Последний! – говорю я, доставая из кармана фотографию девочки  со стены в коммуналке,  – ты не знаешь, какое она имеет отношение к Жене?

– Надо же, какая милая! – удивляется Костя, –  возможно,  проясниться тайна переводов? Нет, Толик, не знаю. Попробуй в городском спортивном центре поспрашивать. Женя туда  неожиданно стал ходить, хотя спортом никогда не увлекался!  Значит,  у него были серьезные причины личного свойства, которые он даже от меня скрывал. Не исключено, из-за этой девочки,  хотел ее там видеть!

– Да, я проверю. Спасибо за помощь! – благодарю я.

– Всегда, пожалуйста! – отвечает Костя. Он  достает из кармана  купюру в пять тысяч, и говорит мне,– ты заходи, если что! А сейчас извини, я ворожить буду.  Пустой день,  мне  только этого не хватало. Попробую прогнать невезение!

– Костя, ты же православный! Неужели торговый обряд будешь совершать?– возмущаюсь я
.
– Серпуховская традиция!– отвечает он, размахивая денежкой   – ничего не могу с собой  поделать! Но  заметь, что  мы, торгаши,   отказались от долларовых  купюр  при проведении, и теперь за державу не обидно!

–  Патриотично! – соглашаюсь я.
 Костя наливает   «Лезгинки»  на «посошок»,  мы пьем,  и я отправляюсь восвояси.