Долгая дорога - киноповесть

   


                ПРОЛОГ   
               
-На какое число ты  наметил  операцию   ребенку  из России?
       
  -Операция намечена на пятнадцатое сентября,  но делать ее будет  Генрих  Глесс.

          -Я считал, что делать ее будешь  ты сам. Или испугался?

          -Дело,  в другом, папа…

          -Ладно, все равно  в среду мы собираем  консилиум по этому случаю там и поговорим.

          Хирург в раздумье, еще некоторое время  продолжал держать трубку в руке, и  машинально опустив ее на рычаг, подошел к окну. За ним просматривался зеленый госпитальный дворик с рядом нарядных столиков и скамеечек.

То, что происходит  с  ним вот уже который день,  выбивает его из  нормального жизненного  ритма. Нет, не выбивает,  а  убивает   наповал, лишая мыслей и здравого рассудка.  Ему все труднее становится   сдерживать  себя. 

 А как хочется    поделиться собственными бреднями с отцом  - директором    кардиологического Центра,  профессором, доктором   медицинских наук,   но опасение за  его здоровье  останавливает  сына. 

Отец  хирург-кардиолог  успел перенести операцию на  сердце, а все потому, что вложил его без остатка в науку, в любимую работу, в свой Центр.  Тогда  он,  его  сын,  стоял у операционного стола, спасая отца, а сейчас…
               

      
                АФГАНИСТАН    

               
                Начало  событий  1988  год


-Готовьтесь,   в наш  медбат  из Ташкента  сегодня  прилетают зарубежные врачи-волонтеры.   Там  они прошли месячную  стажировку в ЦВГ (центральный военный госпиталь),  – сообщил  начальник госпиталя, собрав свободный от дежурств медицинский  персонал.  –  Изобразите чего-либо типа  лозунгов: «Мы из СССР»,  «Дружба навеки», или чего-то в этом роде, мать их так. Куда черти несут народ?  Это же надо  волонтерство придумали! – вовсе не по-уставному ворчал полковник на неизвестных ему зарубежных коллег. – Мороки с ними не оберешься. Наверняка  по-русски ни бум-бум. Ладно, посмотрим. Принимайтесь за дело, - отдал он команду медперсоналу готовиться к встрече с иностранцами.


-Степан Иванович, - обратился он к своему заместителю, - привлеки ходячих раненых в помощь персоналу, возможно, кто из них сможет нацарапать какое приветствие на жестянках. В общем, разберись с этим делом.

Начальник, стянув с головы белый колпак,  озабоченно почесал лысину, и  отправился в перевязочный бокс, где у него было дел, а вернее раненых, под завязку.
Полковник  по специальности хирург-травматолог наравне с  рядовыми врачами  госпиталя, работает с ранеными, невзирая на свой ранг и занимаемую должность. За это все его искренне любят и уважают, как  коллеги, так и  раненые.
               
Шел пятый год  войны в Афганистане. Медбад расположился на просторах провинции Кундуз. Здесь   не воевать и не устраивать военный госпиталь, а отдыхать, блаженствовать в курортных особняках, любуясь на причудливые вереницы гор с сахарными пиками вершин,  подобно  Швейцарским Альпам.

Извилистый серпантин горных дорог, органично вписывается  в живописный  ландшафт.  Правда, сейчас   эти дороги,  начисто разбиты  тяжелой,  военной техникой, и по всей их видимой   длине  тянется  над  ними густой  шлейф рыжей пыли.

Любоваться было не на что. От былой красоты, вроде насмешки остался  жалким напоминанием дорожный указатель «Афганская Швейцария».  Великолепная зелень цветущих экзотических деревьев с пряным ароматом, эвкалиптовые рощи и необычайной пышности  кустарниковые заросли  превратились в безликое название «зеленка», в зону боевых действий.

Из операционного  блока  вышла  стройная  молодая женщина в хирургическом костюме,  устало стянула с рук  резиновые перчатки, освободила  лицо от   медицинской маски и  всей грудью глубоко  вдохнула  горный воздух. Она   расслаблено опустилась на перевернутый  ящик из-под  оружия,   притулившийся  рядом с дверью  у ствола толстого,  иноземного дерева.   

 Это  была медицинская операционная сестра Анна  с необычной фамилией Святая.

За это госпиталь считал ее своим талисманом.

-Коль с нами  Святая, значит, все будет нормально,  - с горьким юмором шутили коллеги.   

Сегодня  выдался особо тяжелый день. Три ампутации,   одна за другой, не считая  множество осколочных, черепно-мозговых  операций. Раненых подвозили беспрерывно.

Наконец выпал короткий перерыв. Пока санитары готовят  на стол очередного раненого, Анна решила, маленько  отдохнуть на воздухе.  Госпиталь работал не расслабляясь.  У стола приходилось  стоять   почти сутками,  без чувств падая от усталости.

Тут же в операционной, в уголке, поставлен узенький диванчик,   чтобы  на нем в полуобморочном сне  мог отдохнуть хирург час-другой между операциями.
Что спасало  врачей,  медсестер там, в том пекле? Кому было труднее тем, кто воевал с оружием в руках  на боевых рубежах, или тем, кто до  изнеможения, у операционных  столов  спасал  жизни,   истекающим кровью молодым   бойцам? 

Каждая ампутация   шрамом   ложилась  на сердце  хирурга. Кому как не ему знать,  что этим  он обрекает молодого  парня на вечную инвалидность. Однако в полевых условиях раздумывать не приходилось.  Либо  безногая жизнь,  либо смерть,  другого -  не дано.  Из двух зол  выбиралось меньшее.  Человеку  спасали жизнь.   

Самым тяжелым  был  1985  год.  Двести шестьдесят четыре ампутации провели хирурги. Через медбат, где служила Святая Анна,  за год прошли тысячи советских раненых, не считая  афганских.

Девушка  прислонилась спиной к дереву  и,   закрыв глаза,  тут же провалилась в сон.

          -…вы должны постоянно помнить, что давали клятву Гиппократа. …Вы должны в первую очередь спасать человека. …Вы должны быть патриотами родины.

…Вы должны,  …вы должны… - говорил и говорил главврач городской Уссурийской больницы, где  Анна  после окончания Уссурийского медучилища  работала медицинской сестрой. 

После, пройдя переподготовку на курсах   повышения квалификации на базе Владивостокского мединститута, стала работать  операционной сестрой.
 
-… особенно это касается тех, кто по долгу совести  обязан выполнить  на земле свой предначертанный  путь… Путь…. Путь…- все говорил и говорил  главный. 

Анне казалось,  врач   говорит  лишь для нее. - … военные в семье…, особое чувство долга…, Родина призывает…,  Афганистан…, раненые нуждаются в вашей  помощи… помощи…

Анна очнулась. Врач исчез. Ему удалось- таки в  реальности убедить из всего персонала медицинских работников больницы  двоих, охарактеризовав их, как самых подходящих  для отправки  в  Афганистан:  ее,  Анну Святую, как незамужнюю, опытную,  грамотную,  вдобавок ко всему, дочь военного. 

Дескать,  ей  сам Бог велел, проявить себя на ниве милосердия.  И Катю Митину, такую же,  как и Анна, незамужнюю    опытную  медицинскую сестру, которой так и не удалось добралась до  медбада  в Афганистане.

Колонна, в которой находилась девушка, двигаясь к месту дислокации, попала под огонь «духов».  Завязался бой. Выскочив из  кабины,  Катя  принялась перевязывать  раненых.  Однако сама  не убереглась,   ее наповал сразила    душманская пуля.

Где  ты похоронена, Катя Митина? В каком ущелье  лежишь за тысячи верст от родного   Уссурийска, в котором ее  ждет одинокая  мать?   Своего отца  девушка  не знала,  мать одна растила дочку. 

            В письме из дому мама  писала Анне: в коридоре Уссурийской городской больницы, где работала Катя, теперь висит ее портрет с припиской:   девушка  погибла за Родину. «За чью? – устало думала Анна, безвольно привалившись к дереву. – Возможно,  и мой портрет когда-нибудь повесят  рядом с Катиным. Хорошо хоть помнят еще», - горько подумала  она. 

Мама умоляла Аню вернуться домой. Действительно ей можно очень даже запросто демобилизоваться. Она уже третий год, как  на войне. Можно придумать и  другую причину. 

Врач, отправляя ее в Афганистан,   сказал о ней правду: она действительно дочь  офицера, полковника,  зам начальника штаба.  Тот запросто  мог  «откосить»  дочь от отправки  в пекло. Но не стал. 

Слишком велико было осознание патриотического  долга перед партией и правительством у родителя,  и  как военоначальник не поступился своей честью. Дочь, воспитанная в духе  отца,  не отказалась от командировки,  хотя и могла бы.

  За три года войны Анна свыклась  с работой в госпитале. Привыкла к  постоянному риску быть убитой, захваченной в плен, к постоянным перебазировкам  медбата к местам боевых действий. 

Привыкла к недосыпам,  к  многочасовой работе у операционного стола.  Знала, не ей так другой девушке придется  хлебать лихо, сполна отмерянное   медикам   любимой  Родиной.   

Мимо пробежала медсестра из перевязочной палаты.  Из пищевого блока вышли двое солдат  с водяным    баком, держа его  за ручки,   по тропинке стали осторожно спускаться к извилистой горной речке.

-…сказал,  они приедут к обеду. Нужно успеть приготовить угощение из… - сквозь дрему уловила Анна  обрывки  разговора.

«Сегодня прибывают  волонтеры», - протекло   в мыслях.

-Аннушка! – высунувшись, из  дверного  проема,  позвал  девушку Олег Петрович, ведущий хирург их медбада, и ее  напарник. Вернее она была у него постоянной напарницей, его операционной сестрой.

-Ты мне приносишь удачу, - постоянно говорит ей комплементы этот уже немолодой врач, жутко тоскующий по своей семье, оставленной в Союзе.

Иногда,  для  снятия страшной усталости и  стресса  после сложнейших операций  пил неразбавленный спирт, чем приводил девушку в  мурашковую дрожь.  Спирт помогал   врачу ускорить  засыпание.

-Аннушка, иди, есть работа! –  врач  посмотрел на небо, повертел по сторонам головой, увидев солдат с водяным баком, поинтересовался: - Чем удивите  на сегодняшний  обед?

Солдаты любили этого добродушного доктора и охотно общались с ним при любой возможности.

-Приказано готовить праздничный стол, у нас сегодня заграничные гости.

-Это замечательно, что гости, - сказал хирург, скрываясь вслед за медсестрой в глубине бокса.

Анна   надеялась, что в их медбат  приедут, по крайней мере,  человек шесть-семь медиков. А когда из машины, посланной на аэродром встречать врачей,  выбрались всего трое молодых людей,  в сопровождении   офицеров,   не столько  удивилась, сколько разочаровалась. Она надеялась на  сменные дежурства.   

Выходит, зря надеялась.

Дело в том, что Олег Петрович, сразу заявил:

-Как только прибудет мне замена, тут же уезжаю в Союз. Устал, да и семья без  меня уже   пятый год.

         Врач в Афганистане   с самого начала войны.

         Из троих прибывших:  один   фельдшер,  второй  врач-травматолог,   лишь один из  тройки  оказался хирургом.

-На безрыбье,   как говорится… - проворчал Олег Петрович, после  представления иностранных  гостей.

Через два дня  пришло распоряжение: фельдшера и врача-травматолога откомандировать в Кабульский  ЦВГ.  В медбате остается   двадцатишестилетний немец-хирург,  предполагаемая  замена  советскому хирургу Олегу Петровичу Лапину, сколь профессиональному специалисту, столь и человеку ответственному и сердобольному.

-Посмотрю, на что   пригоден фриц. Не потянет нагрузку, придется  распрощаться с  мечтой о возвращении на родину, - сидя в столовой за обеденным столом поделился он мыслями  со своей бессменной напарницей  Анной Святой.

Немецкий хирург Алекс  Вальтер Вейгель, с небольшим акцентом свободно общается на русском языке.

-В детстве наша семья  жила  в Германии в местечке Дюссельдорфа  на территории поселения русских немцев,  репатриированных  из Советского Союза откуда-то с Поволжья, - пояснил он  свое знание  языка. - Мы детьми много общались между собой, играли в одни игры, читали одни книжки. Мне было интересно прочесть вашего Чуковского,  Маршака,  а  потом и Пушкина. «Евгения Онегина»  прочел на родном языке поэта. 
Знание русского языка мне сильно помогло в дальнейшем. Два раза был в Москве на медицинских симпозиумах, когда между нашими странами установился относительный мир. Работал в госпитале  на территории ФРГ. Так что у меня богатый опыт по изучению русского языка.   

           Алекс  Вейгель с  самого начала  показал себя  толковым и профессиональным хирургом. Не терялся в экстремальных  ситуациях, моментально определял  характер ранений и травм. Отсюда  мгновенно  принимал решение очередности хирургической помощи. Человеком оказался контактным, с обширными знаниями не только в области медицины. 

Ни перед  кем не кичился, со всеми был ровен и приветлив. За эти  качества «немца» полюбили, так за глаза между собой  стали называть хирурга   сотрудники госпиталя. Однако  в этом   не было  ни  насмешки,  ни
пренебрежения.

            Однажды произошел  случай,  повлекший за собой  окончательное решение Олега Петровича  доверить Алексу  пост у хирургического стола,  посчитав его толковым специалистом, хотя и нерусским.  А было так:  шли  тяжелые бои возле Южного  Баглана.

Там действовал коварный и талантливый командир Афганских бандформирований  жестокий и безжалостный Гаюр.   «Духи» стояли насмерть. Но и  советские  не уступали. Бились, как говорят,  до последнего пульса. Только вот за что?

Потом, позже, История   задаст людям этот вопрос, когда  Афганистан станет для них иллюзией, сном. А пока из этой мясорубки беспрерывным потоком, навалом в КАМАЗах, на бронетранспортерах  везли и везли в госпиталь изуродованных советских солдат и офицеров.

Олег Петрович   почти сутки не отходил от операционного стола. Ему ассистировал «немец». Закончив основную часть операции, дорабатывать раненого  оставлял   ассистенту, сам   Олег Петрович переходил к другому столу, где  лежал подготовленный  к операции следующий   изувеченный.  На какое-то время случилось затишье.

Закончив очередную операцию, Олег Петрович  в полном смысле валился с ног, это  было заметно по  его  шатающей  походке и  вялой речи.

-Прилягте на диван,  отдохните,  пока мы    обрабатываем    раненого. В случае чего мы  разбудим вас, - сказала  ему Анна

Хирург тут же рухнул на диванчик, даже не стянув маски с лица. Медсестра осторожно отвела ее, освободив дыхание. Но этого  врач уже не слышал.

Буквально через  четверть часа  прибыл КАМАЗ  с восемью ранеными. Двоим из них, требовалась срочная операция. Остальных принялись обрабатывать медсестры  во главе с фельдшером. Санитары перенесли тяжелораненых на столы.

Посмотрев на спящего хирурга, Алекс сказал:

          -Олега Петровича   не будить.  Операцию  проведу сам.

Предстояла ампутация нижней конечности. Спасти ногу солдату не представлялось возможным. Голень полностью отсутствовала. Вместо нее от колена болтались кровавые ошметки.  В остальном  солдат был целым  и даже в сознании.

-На мину наступил, - в горячке твердил он, - не заметил, - словно оправдывался.  Ему грозила полная потеря  крови.

          От мин-сюрпризов   страдали не только советские военные, но и местные жители.  Дело в том, что  те были изготовлены в виде зажигалок, часов, авторучек, магнитофонов и даже чайных термосов. Многих поубивали они, но большею частью покалечили. 

От них страдали не только шурави,  так  «духи»  называют  русских, против которых эти мины замышлялись,  но  и афганские мальчишки, бача, бочонки, как зовут их  советские  солдаты.  Погрузившийся  в наркоз  страдалец,  уже ничего не чувствовал.

Для него война закончилась. Через день-два его отправят на самолете в Ташкент, в ЦВГ долечиваться, там изготовят ему новую ногу. Парню повезло еще, что целым остался  коленный      сустав.

Быстро управившись с  ампутацией, Алекс перешел к другому столу, на котором лежал  офицер. Располосованная санитаром  гимнастерка,  обнажила  на груди  развороченную   рану. Алекс  определил сложность   ранения.   Задета  кость ключицы.

Очистив рану от  костных осколков, обработал мягкие ткани, сшил кровеносные  сосуды. Плечевая  артерия  не задета,  уже хорошо,  что собственно   спасло капитана от потери крови,  при транспортировке. Мелкие осколочные ранения обработала медсестра. Наложив шину для неподвижной устойчивости плечевого пояса,  Алекс  отдал санитарам команду:  раненого капитана   снимать со стола. 

Далее ранения были попроще,  не  требовали особого напряжения.  Едва закончили с последним  раненым, как в модуль ворвались два десантника, они сами, как потом выяснилось, на руках,  вынесли  из боя  своего тяжелораненого  командира   и доставили  того в госпиталь на  БэТээРе.   Офицер был  в сознании, закрыв глаза,  слабо стонал. У  капитана  тяжелое  ранение в области правого бока.

Кишки  фиолетовыми вздутостями  пузырились из развороченной плоти.   Раненый  тяжело дышал.

-Вот так, док, подставился, - едва шевеля посеревшими губами, пробовал шутить тот с хирургом.

          Ему немедленно был введен наркоз. И операция началась.

          Потом, где-то спустя с полгода,  Алекс случайно встретит этого капитана в Кабуле,  где окажется  по делам.  Офицер сам  первым подойдет к  хирургу,  и они подружатся.

-Спасибо, док, - сказал   бывший капитан, теперь уже с погонами  майора. – Думал тогда,  все  хана мне. Я  видел, как кишки мои повылазили наружу. А  ты помог им вернуться  назад, – засмеялся он. - Давай зайдем в чайхану, отметим нашу встречу, да и мне  хотелось бы тебя отблагодарить не на ходу, а по-человечески, за то, что спас мне жизнь. Знаешь, - он как-то засмущался и добавил, - я у мамки один, не вынесла б она моей гибели. Да ладно тебе, пошли, пошли,  -  ему показалось, что врач   вроде бы заколебался  составить ему компанию..

          Они выпили по  рюмке русской водки.

          -Вот уезжаю в Союз, - сказал майор. – Отвоевался. Ухожу в запас.

          Алекс не стал уточнять причину  его ухода  из армии. По всей видимости они   были у майора.  На родине, родного  Пскова осталась  вдовой  его  престарелая мать. Батя, окучивая картошку в огороде, рухнул на межу и  в одночасье  помер. Остановилось сердце. Мать, изболевшаяся за сына,  добитая смертью мужа  попала в больницу. 

Получив печальное известие из Союза,  майор обратился по инстанциям с рапортом о выходе в запас. Там учли тяжелое ранение, больную одинокую мать, сложное  семейное положение и подписали отставку.

-Сейчас придет машина за мной, поеду на аэродром, и оттуда в Ташкент. А там уже до дому рукой подать, -  почему-то  с грустью  сказал майор.

На родине,  выплакав  глаза, его ждала одинокая, несчастная мать. Жениться майор  не успел. Все воевал.

Олег Петрович проспал целых шесть часов. А когда проснулся, увидел склонившихся над  операционным столом «немца» и Анну,  та ловко и быстро, без суеты подавала  ему хирургический инструмент. Натянув на лицо маску,  хирург подошел к столу,   стал молча  понаблюдать  за ходом операции,  немного постояв,  вышел  из  блока.

После отчета «немца», о проделанной работе, Олег Петрович навестил  прооперированных   Алексом, убедился в благоприятном исходе, а потом,  воспользовавшись временным   затишьем,   пригласил всех в столовую.

-Уезжаю, - обводя  коллег глазами, заявил, главный хирург. – Я, Саша, - так стали все называть Алекса  Вейгеля на русский манер,  -  проработал с тобой достаточное время, убедился в твоем профессионализме и самостоятельности и понял, ты отличный хирург. Я  спокойно  уступаю тебе  свое место  у стола вместе со своей  замечательной    операционной  сестрой.  - Он с грустной улыбкой посмотрел на Анну,  и продолжил: -  Она  была для меня не только  помощницей, но и  нашим общим госпитальным  оберегом, гарантом, чтобы  здесь, в Афгане нас духи не перестреляли, – мрачно  пошутил он. - Недаром у нее фамилия хотя и русская,  однако, очень редкая -  Святая. Пусть она будет и тебе не только помощницей, но и охранительницей.


Это была  прощальная  застольная речь Олега Петровича, их главного хирурга и просто коллеги. Все дружно подняли кружки с компотом, чокнулись и выпили за  него, пожелав  удачного пути  до  родного дома, и счастья  в мирной жизни.            
   
             Алекс,  на русский манер  просто Саша, или Александр с отчеством Валентинович  от своего  немецкого отца  Вальтера,   назначен  ведущим хирургом  медбата, взамен  отбывшего  в Союз  Лапина Олега Петровича. Это назначение ни у кого из персонала госпиталя  не вызвало ни малейшего  противодействия. 

Анна  так и осталась при своей должности  операционной сестры. Обладая достаточно большим опытом работы в полевых условиях,  девушка оказалась для нового хирурга незаменимой  помощницей. Однако, не только профессиональный  опыт  хирургической сестры заставил Алекса Вейгеля обратить внимание на  эту поистине  необыкновенно привлекательную девушку.

Сдержанная и тактичная, по-женски обаятельная,  она могла быть  достойной парой  для любого, даже самого взыскательного мужчины, окажись та  в других условиях.

Молодой мужчина  увидел в своей коллеге женщину. Это его не так удивило, как  насторожило.  Кто она?  Замужем ли, одинока?  Заводить с Анной разговор на подобную тему  он не решится.   Расспрашивать у  сотрудников о девушке, было  более чем  неприлично.

Он стал укорять себя за подобные мысли. Нашел,  время и место интересоваться женщинами!  Однако молодой хирург  неожиданно для себя   все чаще посматривал в сторону   операционной  сестры совсем не профессиональным  взглядом. 
            
Девушка о тайных чувствах  немецкого  хирурга   не догадывалась.  Однажды,  сидя на ящике на обычном своем месте у двери бокса во время короткого перерыва  между операциями,  сквозь прикрытые веки заметила, как   в дверях появился  Алекс. 

Лицо его было как всегда строгим и  серьезным. «Интересно,  умеет ли он смеяться?» –  расслаблено подумала Анна про своего коллегу, став  невольной  свидетельницей,  как  тот, стянув с головы медицинскую шапочку, охлаждая голову, взлохматил  свои  удивительно рыжие волосы в забавных завитушках. Те вдруг вспыхнули  яркими искорками  на солнце, словно тоненькие золотые ниточки. 

Лицо  его строгое и замкнутое,  оставалось  озабоченным и  уставшим.
            
Теперь в Анне  Алекса привлекала  любая мелочь: как та  стягивает  хирургические перчатки, обнажая нежную изящную кисть, как устало освобождается от  медицинской маски,  открывая  необычайно милое лицо с печальными серыми  глазами, как тыльной стороной руки поправляет выбившуюся прядь волос.   

В  это время ему хочется взять ее милую руку и, поднеся к губам, поцеловать. Прижать к себе  русую головку с  чудесными волосами,  нежно погладить их.   Заглянуть в ее печальные глаза, сказать что-то утешительное,  смешное, что могло бы  сделать их  веселыми.

Что происходит  с ним?   Очарование  ее профессионализмом операционной сестры, или просто как привлекательной   женщиной?  Времени на подобные философские рассуждения у  хирурга   не было. Его чувство жило само по себе в полном отрыве от   его сознания.  Тогда  почему засыпая на ходу от усталости после  многочасовых   операций,  падая  на  дежурный  диванчик, проваливаясь в сон,  с ним  летел и ее образ?

Словно добрый ангел окутывал он  его сознание мягким  облаком, погружая  в  забытье, снимая  усталость, чужую боль, и не проходящую тревогу. Лицо  его разглаживалось, строгие черты  становились  мягче,  обыденнее, исчезала напряженность.

Некоторое время  спустя  Алекс понял:  что  необыкновенная   русская  девушка  глубоко не безразлична ему.   Что это?   Любовь?  В своих  глубоких  чувствах к Анне, он убедился не где-нибудь, а смешно сказать  в  госпитальной   столовой.

Пусть простит его  судьба за столь банальное  далеко не романтичное место. Но иного для него не представилось.  Война.   Молодые люди обедали  за одним столом. 

Ее  лицо не пряталось под маской,  а  великолепные волосы  не  скрывались под  медицинской косынкой.  Девушка казалась  трогательно  незащищенной.  Алексу до ломоты в висках захотелось  обнять ее,  защитить  от  агрессивного  смертельно-опасного мира, от войны, от крови и смертей.  Чтобы исчезли из ее прекрасных глаз пугающая обреченность и боль.

Сказать ей, что все будет хорошо, что он  полюбил ее на всю жизнь, и что  они навсегда будут вместе.

Совершенно расклеился хирург в своих фантазиях, отчего боялся взглянуть на девушку, опасаясь  взглядом выдать свои   чувства.  Торопливо допил  традиционный компот, пожелал ей приятного аппетита, и встал из-за стола. 

Война не время  и не место для любви. К сожалению, а  возможно   к счастью в том и состоит ее  ценность, что   является  она  независимо от человеческих, либо иных катаклизмов. Может посетить человека где угодно, и когда угодно, в любое время.

Будь  то военное лихолетье,  либо мирный, солнечный берег теплого голубого моря.  Любовь рождается только  у  двоих. От того,   с какими  чувствами,  и как  эти двое будут подпитывать   любовь, зависит  длительность    ее пребывания с ними.  Для нее не приемлема поспешность, грубость,  невнимание, равнодушие. 

Ее  как всякого новорожденного  необходимо лелеять,  кохать,  баюкать  осторожно и  бережно  обращаться с нею.  Лишенные таких тонкостей,  как правило, люди несчастные. Любовь у них сравнима с  бабочкой на цветке.

Хотелось бы ее поймать. А она,  раз… и  улетела,  и  красота исчезла  навсегда.            

Насколько  прекрасна и божественна  ЛЮБОВЬ,  настолько она   жестока, безжалостна, эгоистична.  Может  растоптать, уничтожить человека,  подвести его  к краху, отнять  жизнь или сделать   душегубом.  Выходит,   любовь страшна и опасна? Однако,  как показывает жизнь,  она  страшна лишь для тех,  кому не дано обладать этим чудесным даром, кто не способен им пользоваться. 

Такие люди бездуховны,  как правило, несчастны,  постоянно жаждя возбуждающего любовного чувства,  разрушают себя случайными связями,   называя это «занятием любовью», пока   возрастающая  доза  «любви» не убьет их души, как убивает тело   наркомана увеличенная им  доза наркотика. 

Заняться любовью нельзя. Она либо есть, либо ее нет. Это не уборка квартиры, которой человек может ЗАНЯТЬСЯ на досуге. Любовь сама приходит к людям и никак иначе.   

Любовью  невозможно управлять. Ее нельзя заставить жить, как и умереть тоже, невозможно прогнать, избавиться, как невозможно заставить остаться. Перед ней человек бессилен. Он сам подчиняется ей, становится ее рабом, если не  способен  управлять ею.

А это далеко не каждому дано. Человек способный любить – великий, талантливый человек, а главное счастливый! 
Любящий человек,  никогда не сделает   любимого  несчастным, никогда не станет убийцей.  К сожалению,  как  учит людей  ЖИЗНЬ,  родная сестра ЛЮБВИ,  такое  присуще лишь сильным, волевым личностям,  способным  пользоваться удивительным даром  природы, умело пользоваться им, делая их  счастливыми. К сожалению, большинство людей,   прожив  всю жизнь, так и не изведали    ни с чем не сравнимого   блаженства, -   блаженства  ЛЮБВИ.

В грезах,  в далекой  мирной жизни,  Алекс изваял для себя  прекрасный  образ  любимой женщины,  и вдруг она явилась  наяву, здесь,  среди войны, смертей и крови  в образе   русской красавицы, его коллеге.  Именно  о  такой девушке мечтал  он всю свою взрослую жизнь. 

То, что Анна для него, немца,  иностранка, да еще  из  грозного Советского Союза,   влюбленному  даже  в голову не пришла    мысль, что это  каким-то образом может стать преградой   для его любви.  Для него   она была  просто женщиной.

Провожая,  Анну в Афганистан,    медсестры   Уссурийской  больницы,    шутили:

-Встретишь  героя, полюбишь, замуж выйдешь.  Вернешься назад вместе с мужем, а  возможно,  отправитесь к нему на родину, -  старались шутками сгладить горечь разлуки и серьезность командировки.    

Однако  получилось не так, как предрекали ей коллеги. Ни о какой любви даже мысли не возникало у нее  в творившемся военном  кошмаре. Беспрерывные поступления  раненых,  изувеченных в бессмысленной  военной мясорубке не оставляли времени на личные чувства. 

Не то время, и не то место для любви - сделала для себя вывод,  рано повзрослевшая девушка, сутками  с небольшими урывками для сна,  не отходившая от операционного стола.

За период  военных действий в  Афганской  войне по  официальной статистике убито  пятнадцать тысяч советских военнослужащих, включая военных врачей, фактически же  было убито  двести пятьдесят  тысяч. Раненых по отчетам  –  чуть более тридцати тысяч, фактически  более трехсот.

И все же  Анну, несмотря на собственные убеждения, относительно личных чувств, посетила любовь. Это было неожиданно и совсем уж без всякой романтики.   Командира спецназа, жизнерадостного капитана, доставили  в их лазарет с простреленным плечом и застрявшей в нем пулей. Ранение оказалось несложным.

Пулю удалили, перевязку сделали и в течение четырех дней, капитан наслаждался  неожиданным для себя отдыхом от боев. Так совпало, что во  время  нахождением  капитана  в медбате,  наступило временное  затишья  поступления  раненых.

У Анны  оказалось некоторое  свободное,  время.  Девушка выходила из палатки, садилась на ящик, у входа и, по привычке опершись на ствол дерева спиной, блаженно закрывала глаза, подставляя лицо лучам чужого солнца.

На второй день  после поступления в госпиталь  к ней подсел  перевязанный  капитан.

          -Отдыхаем, сестричка? – с дежурным вопросом, абы что сказать обратился он к  Анне.

         Она  сразу  ему приглянулась, как  только та   принялась  ловко   обрабатывать его рану после удаления коварной пули. Капитану  ничто не чуждо человеческое. Молодой, в принципе здоровый мужчина, отбрасывая временный недуг, вызванный ранением,  кинулся   флиртовать с красивой девушкой. Однако этот флирт  спецназовцу вышел  боком.   

Оптимист, балагур, отчаянная голова, не склонявшаяся ни перед чем и не перед кем,  пренебрегавший   опасностью в бою, храбрый воин и командир от Бога, вдруг влюбился в эту самую медсестру, словно школьник.

 Грубиян и  насмешник,  привыкший к быстрому покорению женских сердец,   капитан  неожиданно  в себе ощутил  незнакомое доселе душевное и телесное мление.   

Для  него  подобное  состояние  явилось полной  неожиданностью,  и… вот уж   никак не подумаешь, очень приятным   чувством.  Да таким, что  его разудалая буйная головушка слетела с плеч, и сейчас  валялась  где-то  там, возле операционного стола,  у  ног   виновницы  его безголовости.
   
        Храбрый и отважный  ОМОНовец, не боявшейся ни черта, ни ладана,   вдруг   заробел перед   безобидной, на вид девушкой,  за исключением разве,  что  когда  у той, в руках  появлялся  зверский шприц,  которого к его стыду, до ужаса  боялся.  Добиться благосклонности со стороны медсестры, капитан поставил перед собою, как боевую задачу. 
   

       До выписки оставался один день. Рана затянулась, как  на собаке, как о себе сказал  капитан. Однако дело было не в сравнении с собакой. Неопасное ранение, вовремя оказанная помощь и молодой организм  вернули  капитану  временно утраченное физическое здоровье.   Завтра приедут его бойцы из отряда и увезут своего боевого командира в Кандагар,  в составе сороковой Армии  там они продолжат храбро сражаться  неизвестно за что, оставляя на чужой злобной земле свою кровь и  молодые жизни.

           Объяснение с девушкой  произошло вечером, накануне предстоящего отбытия капитана в отряд. Сидя все на том же ящике, Анна отдыхая, слушала веселое балагурство  Капитана,  и  забавные смешные  истории  из собственной военной жизни, а может быть и  придуманных им самим. Но ей было приятно  их слушать.
           -У нас в роду почти все мужчины военные. Ну не в том смысле, что они были кадровыми офицерами, а в том, что никто из наших родичей не «косил» от армии. Мой дед по матери  прошел всю войну от дому до Берлина. Между прочим, кавалер  двух орденов «Славы»  и  «Красной звезды», – капитан, засмеялся, передернул  плечами, словно проверяя,   все ли в порядке с его зажившими ранами, продолжал    повествовать о своем замечательном  потомке.

           «Постой-ка, что-то я не то несу. Надо бы признаться,  что я  полюбил  Аннушку, - так  ласково  про себя  называл  он девушку, - а я  ей про какого-то  деда  заливаю».

          Однако, взглянув на нее, отбросил подобную мысль. С этой нельзя  вот так запросто   объясняться  в  любви.  Надо что-то  придумать, а что, зачерствевший в жестоких боях  капитан  совершенно не способен был  на  изысканные  сантименты,  поэтому продолжал дальше:

           -Дед  рассказал, как однажды  разведчики  привели немецкого «языка», а в части не оказалось  ни единого,   кто мог бы перевести   фрицево лопотание.  У них в  подразделении  в это время  служил боец по имени Дорофей,   как рассказывал дед, это был великий пересмешник. Без шуток не мог прожить и дня.

Шутил над товарищами,   иногда даже над командиром,  во всяком деле находил смешное  и потешное. За сатирические приколы в адрес отдельных личностей,  получал подзатыльники,  но бойца это  не останавливало. 

 Дорофей каким-то образом  прознав, что командиру требуется переводчик,   тут же  кинулся предлагать себя  в толмачи.  Тот с недоверием отнесся  к  заявлению бойца, достаточно   наслыша о его шуточках, однако иного   выхода у него  не было. 

Конечно,  ни о каком знании немецкого языка Дорофеем не могло быть и речи. 

Его словарный запас  ограничивался почерпнутыми знаниями  из школьной программы: «гутен таг, хенде хох и вас ис дас». На этом знание иностранного языка «переводчиком» заканчивались. Однако об этом его командир  не  знал. 

Боец был препровожден в землянку, где сидя на  грубо сколоченном табурете,   маялся  пойманный «язык».

-Гутен таг, - сказал Дорофей,  взглянув на немца. 

Тот, вскочив с места, вытянулся по швам,  что-то быстро залопотал по-своему, преданно глядя на бойца. Политрук едва не упал от   неожиданности.  Он убедился в знании   бойцом немецкого языка,   и теперь   с большим уважением  посматривал на Дорофея.

«Переводчик» подошел к столу  из грубоотесанных досок, на котором лежала разложенная командирская карта.   

–Вас ис дас?   -  глядя на немца, сказал Дорофей, указывая на карту.

Тот мгновенно скакнул к столу и, наклонившись, залопотал,  быстро водя пальцем  по  отдельным  участкам позиций, на которых  сейчас располагалась  дедова часть.  Пролопотав, немец  почтительно уставился  на Дорофея  и замолчал.

–Ну что он сказал? Где их основные силы?   Есть оголенные участки по их линии фронта? – закидал   политрук  «переводчика» вопросами.

–Пусть  немца выведут, - важно сказал  Дорофей.
Команда  тут же была  выполнена. Немца отвели в бункер.

–Ну, что, говори?! -  дотошничал командир.

–Значит так… -   важно начал  шутник, которому предстояло  исполнить в данный момент  роль командующего фронтом.

Он намолол командиру таких «подробностей», что тот засомневался.

-Что-то ты много говоришь. Немец говорил поменьше. 

-Так то ж на фрицовом языке он балакал, а я говорю на нашем, русском, все подробно, - не растерялся Дорофей. – Фриц много чего знает и про другие линии фронта. Его можно  передать в другие части.

«Я  наверняка это сделаю», - тайно  загораясь  патриотизмом, решил командир.

-Немец   не сказал на каких позициях не стоят их части? Ты    уяснил,    с какого  фланга  лучше  заходить нашим частям?  – уточнял позиции командир у «переводчика».

–Именно в этом месте  надо  начинать наступление, - с серьезным видом тыкал  заскорузлым от оружейного масла  пальцем в карту, заявил Дорофей, ни бельмеса не понявший  лопотания  «языка», как и саму карту.

В наступление пошли, по линии указанной  немецким «языком», вернее «переводчиком». Но  самое удивительное,  было в том,  что именно там,  где  ткнулся в карту  Дорофеев палец,  оказался  самый оголенный участок  немецкой  линии фронта.

Советским  частям удалось  намного километров углубиться в  немецкие   тылы, расколоть их фронт, и удержать плацдарм до подхода  других частей. Победа была полной.

-За своевременный и подробный «перевод» важных  стратегических сведений,  полученных от «языка», что повлекло за собой  разгром немецких частей  по  всей линии фронта,  Дорофея представили  к ордену «Красной Звезды». Как рассказывал дед,  Дорофей после этого,  насмешничая болтал  бойцам в окопах: дескать,  совершенно  не понимает немецкого языка, а плел командиру,   абы что в голову придет.

Однако однополчане ему не поверили.  Посчитали, что тот,  как обычно разыгрывает их. 

Анна от души смеялась, хотя особо смешного в  рассказе  капитана  не так уж было много.  Ее забавляло само присутствие  отважного командира, с его неуклюжими рассказами.

.................
         
          Уставшее за день солнце, с трудом скатилось к горизонту,  и,  теряя последние силы,   упало  за острые зубцы гор, устав   от созерцания  бессмысленных поступков   людей  на несчастной, многострадальной земле.  Светило  бессильно   было  помочь  людям,  обезумевшим в  кровопролитном  самоистреблении.  В сгустившихся сумерках обострились  далекие звуки: словно далекие раскаты грома    ухали и погромыхивали,  порождая эхо.   Прокатившись по    горными  вершинам, оно скатывалось в глубокое ущелье и затихало в нем.  Но  это вовсе никакая не гроза, а  напоминание о том, что где-то  идет смертельный, бессмысленный бой.

.................

          На следующий день, к полудню явились бойцы спецназа и  укатили на БТРе в сторону Кандагара, увозя своего боевого  подштопанного командира.
    
     -Аннушка, - стоя у борта боевой машины, сказал на прощание Капитан, вышедшей проводить его девушке,  -  я не умею говорить красивых слов.  Война за пять лет выбила их из моей головы. Но я тебе скажу напрямую. Я полюбил тебя всей душой и если я тебе не совсем безразличен, то имею ли я хоть маленькую надежду увидеть тебя снова? Когда-нибудь? – вопросительно посмотрев на девушку, добавил он.

          -Имеешь, - просто ответила Анна и сама потянулась к Капитану, чтобы поцеловать его.
          Бойцы, молча наблюдавшие необычную  сцену с их суровым командиром,  разинули рты. Потом уже сидя на броне,  весело подшучивали над ним,  и  капитан не обижался. Он знал, что все они  желают ему  счастья.
 
          Как не странно, но Капитан растопил ледяное сердце Анны, посеяв в нем вечные ростки ожидания счастья, названные  ЛЮБОВЬЮ. Ее поразило мужество  офицера во время операции, его неуклюжая попытка объясниться с ней.

Она  ощутила в себе ответное чувство к молодому человеку. Девушка  поняла,  что всем сердцем полюбила  отважного капитана. 

Но ведь война…
 
Ничего не оставалось Анне,  как ждать от  возлюбленного известей, он пообещал  на прощанье: звонить, писать,  либо передавать весточки с оказией.

Война отошла в сторону,  для Анны наступила женская пора радостного ожидания встречи с любимым.  Это рождало фантазии, вселяло надежду на счастье, отвлекало от грустных мыслей госпитальной действительности.   

От влюбленного часто  приходили известия. С оказией,  их привозили раненые из его отряда, в радиограммах, передаваемых ей из соседних воинских частей,  однажды даже получила от него письмо с полевой почтой. Коротенькие сообщения    были насыщены  надеждой и обещанием счастья.  Анна  окунулась в  чудное     состояние  - ожидания встречи с  любовью.

         Но не суждено было состояться  этой встрече. В операции по захвату кишлака, в котором засели  «духи»,  бесстрашный командир, первым ворвался в поселок. 

Уничтожив с десяток  моджахедов, однако,  сам Капитан получил смертельное ранение, так и не успев  перед смертью  увидеть образ любимой. Он умер мгновенно. Автоматная очередь разорвала не только  грудь, но и его молодое  любящее сердце,  оно далеко разлетелось   брызгами алой крови,  подобно сердцу  сказочного Данко.

        Бойцы его отряда  жестоко отомстили за   смерть любимого командира. Ни одна живая  душа  не покинула кишлак. Уничтожены поголовно все, не исключая женщин, стариков, детей. Расстреляв из танковых пушек,   глинобитные  хижины,  гусеницами распахали и стерли  с лица земли  поселок,  превратив  его в
пустырь.Под утро все было кончено.

.............

Солнце  неохотно, словно по принуждению  выбралось из-за зубчатой горы своего ночного убежища, и взглянув на землю  содрогнулось от ужаса  сотворенного людьми.   С трудом, поднявшись над  землей, оно скорбно взирало на бессмысленную человеческую жестокость.  Светилу еще долго придется взирать на кровавый  беспредел, творивший человеком  на  его многострадальной афганской земле.

..............



Весть о гибели  боевого командира в госпиталь привезли  бойцы его отряда, всем составом явившись перед Анной. Им отлично было известно, как  Капитан мечтал о встрече с этой  девушкой,  не скрывая  от них своих  чувств.

         -Заранее приглашаю всех на нашу свадьбу с Аннушкой, – говорил он своим отважным бойцам в периоды затишья от боя

         Анна о приглашении на свадьбу и планах Капитана не знала. Не сказали ей об этом и его отважные бойцы, не стали убивать второго человека – невесту их отважного командира. Они лишь передали ей, что их командир  самозабвенно любил ее и погиб как герой.  Позже  его матери  вручат «Звезду героя»,   к сожалению, посмертно.

Анна, жестоко пережив гибель любимого, осознала, что такое фронтовая любовь. Это непроходящая тревога,  разлука без надежды на встречу. Неизвестность следующего мига  жизни любимого. 

Будучи натурой романтичной, в своем одиночестве она соткала образ Капитана. Если во время их коротенькой встречи  он  лишь нравился  ей, то в своих фантазиях  девушка  дорисовала  его образ. Полюбила его, или так ей тогда казалось.

Случись Капитану остаться в живых во время ее влюбленности, и предложи тот ей стать его женой, она не   раздумывая  согласилась бы.   

          Несостоявшаяся фронтовая любовь, так трагически оборвавшаяся на самом взлете, заморозила ее изнутри.  Анна  сделала для себя вывод:  война  не место и  не время для любви, где человек живет лишь сиюминутным мгновением.

Но постепенно образ Капитана более придуманного Анной, нежели реального, бледнел, тускнел, пока не превратился  во что-то  призрачное, туманно далекое, оставшись в памяти, лишь легкой  грустью о чем-то несбывшемся.  Она  стала его забывать.
         
          Раненые по-прежнему  десятками  поступали в госпиталь. Кровь на боевых позициях,  словами деда погибшего Капитана,  лилась рекой.  Молодые  ребята, сменяя друг друга, мелькали перед ней на операционном столе, занимая руки -работой,  голову - заботой  о раненых.   

         Более  года минуло  после гибели Капитана. Жизнь, вернее служба Анны в госпитале не претерпела никаких изменений. Разве что стали реже поступать раненые. Иногда  в госпиталь за целых два-три дня не поступало ни единого страдальца.

         В один из таких свободных  промежутков, неожиданно для себя  Анна   ощутила в себе  щемящую  сладкую  боль. Состояние  похожее на некогда испытанное, ею чувство, к погибшему Капитану.   Девушка все чаще останавливала  свой взгляд на   рыжеволосом коллеге Алексе Вейгеле.  Она  не догадывалась о его чувствах  к себе.

А вот собственная симпатия к молодому мужчине   испугала и  одновременно обрадовала ее. Обрадовала,  тем,  что, оказывается,   сохранилась еще  у нее способность  полюбить мужчину, увлечься им,  а испугала - боялась повторения  печальной истории с погибшим Капитаном.
         
 
         Потом, уже много позже, когда молодые люди  признались друг другу в своих чувствах, Анна  начала успокаиваться  из опасения потерять любимого,  наивно полагая:  коль тот  рядом  с нею,   следовательно,  ничего с ним плохого не  случится.

         Когда в их  медбат прислали еще двух хирургов, а из соседнего медсанбата   перевели  трех  операционных медсестер,  стало намного легче дышать, появилось свободное время для отдыха.   Помимо этого  командование заметно  улучшило условия работы медперсонала. 

Разрешили  развертывать медпункты и полевые госпитали непосредственно в районе боевых действий. Это давало возможность оказывать своевременную, оперативную помощь раненым.  Раньше, приходилось в особо сложных случаях раненых доставлять в Кабульский  ЦВГ. Зачастую их не успевали довести до места,  те  умирали в дороге.

         Улучшилось обеспечение медицинским оборудованием и перевязочными материалами. Однако препараты по-прежнему транспортировались в стеклянных  упаковках, что в боевых условиях довольно проблематично.  «Духи» и те уже давно  пользуются мягкой синтетической, небьющейся  тарой. 

В советском же  здравоохранении  все оставалось по старинке.  Изменения в лучшую сторону врачи  почувствовали, когда   в Кабул  прибыла оперативная  группа Министерства обороны  во главе с Валентином Ивановичем  Варенниковым. 


Все о  нем отзывались только с хорошей стороны.

-Это честный, грамотный генерал. Если бы не он,  наши  здесь, наломали бы таких дров, что мама не горюй, - отзывался о нем Командующий  40-й Армией Громов.
          
         
           Молодые люди  теперь постоянно находились рядом: за операционным столом, на отдыхе, в столовой, на прогулке, они старались ни на минуту не расставаться.    

Спустя некоторое время Алекс сделал предложение Анне стать его женой.   За разрешением на совместное проживание  жених на попутном транспорте  отправился  аж в Кабульский  штаб 40-й  Армии.

Нравы советских людей на запредельных территориях блюлись по всей строгости  закона. А  невеста не желала их нарушать.
   
      В штабе расписывать молодых людей не рискнули, по причине разноплеменной принадлежности. Им выдали лишь разрешительный документ на совместное проживание. Громов  пообещал Алексу  помощь в деликатном  вопросе  после возвращения их в Союз. А пока благословил  молодых на совместное проживание. И на том спасибо.
   
       Так начали  они свое совместное проживание  в случайных, приспособленных жилищах  по месту дислокации  медбата.  Неудобства   не смущали   молодых людей, главное, что  они   теперь  единое целое и уже никогда не расстанутся. Даже короткая разлука была для них невыносимой.

Поездка Алекса в Кабул превратилась для Анны в настоящую пытку. Она холодела от одной лишь мысли, что с ним может произойти что-то плохое в дороге. Успокоилась лишь, когда тот выскочил  из кабины попутного КАМАЗа, прикатившего в госпиталь,  забрать «подштопанных» солдат. Анна кинулась  навстречу   Алексу со слезами радости. Обхватила его руками.

          -Все хорошо, любимая, все хорошо, - целуя ее в мокрые от слез глаза, говорил он.
         
          Имея относительно свободное время, Анна и Алекс занимались изучением афганского языка. Им нередко приходится оперировать раненых из числа местных жителей, попавших под обстрел, либо наступивших на мину.  Они посещали ближайший кишлак, где у  дехкан  покупали  овощи и экзотические фрукты за местные деньги-афгани,  выменивая их на  рубли. 
   
      Цены  в деревне были довольно пестрыми и неожиданными. Если килограмм мяса на местном рынке стоил двести пятьдесят афгани, это не так дорого по-военному времени,  то пистолет «Макарова»  стоит восемьдесят тысяч. Что же тут удивляться? Шла кровопролитная война,  и для людей  оружие стало дороже   пищи.    

         Над Джелалабадом качалась невыносимая жара. В один из таких дней Анна и Алекс спасаясь от удушающего пекла, устроились в тени густой «зеленки»  над ущельем, где глубоко внизу боролась с испепеляющим зноем  горная речушка. Потом все равно солнце  одолеет ее, иссушит русло,  превратив  его в каменистое ложе.

Спускаться к воде  категорически запрещено, есть опасение нарваться на засаду «духов», либо их снайперов, затаившимся в только им одним,  известным  горных укрытиях. 

          Сидя в тени,  молодые люди   расслабленно  наслаждались видами  долин, с  цветущими    алыми  маками.  Среди всей этой красоты бегали голые мальчишки десяти-двенадцати лет, бачата так  называют их на афганском языке.

Анна, на недоуменный вопрос Алекса, почему они это делают, пояснила: на их потные тела налипает наркотическая  цветочная пыльца, затем взрослые  соскребают ее с кожи, скатывают в темные липкие  шарики и продают по  двести афгани за каждый.

Контрабандисты  скупают  у местного населения липкую маковую пыльцу, изготавливают из нее наркотики. Затем переправляют их за кордон различными путями.

Один из них достаточно экзотический:  на Афганской территории верблюду на язык  помещают с десяток пакетиков с наркотическим порошком,  тот проглатывает их не жуя. Пройдя  через границу со своим   «чистеньким»  хозяином, верблюд отрыгивает  пакетики и все дела. 

Для пересечение кордона   существовало множество   способов. Самым действенным из них был подкуп пограничников деньгами,  либо  наркотиками, он  безотказно действовал   с любой   стороны  государственных  границ.
      
  Кто-то  потерял голову в бессмысленной   войне, а кто-то нажил на ней миллионы.  И  все же  главным  для  контрабандистов  была  переброска  наркотиков  за кордон, в   обмен  на оружие.  Оно  давало бандиту все: силу, власть, деньги и золото, которое можно вовсе не покупать, а отобрать у тех кто слабее, и зачастую вместе с жизнью его хозяина. 
   
       По горному серпантину, что виднеется далеко за ущельем, видны движущиеся фигурки то ли беженцев, то ли торговцев. Их ослы, груженные объемной поклажей,  едва просматриваются  среди тюков, видны лишь их длинные уши.

Босые полуголые погонщики с тоненькими прутиками в руках управляют этим экзотическим караваном,  бредущим в неизвестном направлении. Злой беспощадный «Афганец»  крутит пыльные воронки, столбом поднимая их высоко вверх, затем красно-охристым порошком осыпает  людей, поклажу,  и медленно бредущих животных. И тогда весь этот движущийся призрачный поток  пропадал из глаз,  словно мираж  в непроглядной  пыльной мгле.      

         -Я думаю, что военная компания подходит к концу, и с ее окончанием мы сможем вернуться на родину, – оптимистично заявил Алекс, далеко забрасывая  камешек в ущелье, из которого вдруг потянуло холодом и  тревогой.

Там таилась смертельная опасность. Спуск к реке приравнивался к самоубийству. Об этом знал  каждый.  Опасность таилась за той  горой, что по ту сторону ущелья, пряталась за каждым речным камнем.

         Вдруг Анна испуганно вскрикнула и прижалась к Алексу.

         -Что ты, милая? – обхватив девушку,  с тревогой спросил  он.   

         -Скорпион! – вскакивая с подстилки, с ужасом закричала она, указывая на карабкающегося по камню членистоногого   паука у самых ее ног, с воинственно закрученным  кверху острым хвостом.

         -Не бойся,  сейчас они еще не ядовиты и не агрессивны,  - прижав к себе девушку, успокоил ее Алекс.

         Однако вновь присаживаться Анна не рискнула. Стряхнув подстилку, они медленно стали подниматься по тропинке к госпиталю.
         
          Там им сообщили  новость: пришел приказ их медбату срочно сворачиваться и перебазироваться  в сторону  Котайн-Ашро, ближе к  местам боевых действий, на подходе уже КАМАЗы для транспортировки. 

Несмотря, что Анна и Алекс  были свободными от дежурств они, как все  приняли активное  участие в сборах. Срочно упаковывалось в ящики хирургическое  оборудование, укладывались инструменты,  медицинские материалы. Свои скромные пожитки  молодые люди собрали, за считанные  минуты.


          Новая дислокация медбата выгодно отличалась от предыдущего места расположения их госпиталя.  Во-первых,  это была ровная площадка,  приткнувшаяся тыльной стороной к горе с зубчатыми  скальными выступами,  напоминала собою гигантскую «сцену» городского парка культуры и отдыха.
   
      Удобное расположение хозяйства давало возможность охране свободно  обозревать  подступы к госпиталю. Во-вторых, и самым главным здесь было наличие горной речки. Она свободно выбегала из расщелины скалистой «сцены», и привольным плесом  разливалась по соседству с территорией  нового госпиталя. Кто-то  мудрый выбрал это место. Проблема воды в Афганистане для госпиталей постоянно оставалась острой.

Не успели остановиться большегрузные машины, как все их пассажиры, включая и водителей, горохом  посыпались на землю, и кинулись к благодатной воде. День выдался, как впрочем, и всегда,   знойным до одури. Стояло настоящее пекло. От рыжей дорожной пыли на лицах и одежде, люди  стали похожими  на существа  иных миров  одинакового  красновато-коричневого колера.

Устремляясь  к  воде, "существа" сбрасывали  набегу одежду, и кидались в  речку, но  тут же с диким криком выскакивали обратно. Вода оказалась настолько обжигающе холодной, что смена  палящего зноя на ее льдистость, была нестерпимой. Однако,  постепенно приноровившись к ней,  люди уже без боязни,  визжа и подпрыгивая,  шалили,  обдавая друг друга прозрачными,  искрящимися в солнечных лучах брызгами. Истинно похожими на  крошечные,  хрустальные шарики.  Вода теперь  не казалась  ледяной.
       
Анна со всеми вместе радовалась необыкновенному подарку судьбы. Вода  такая роскошь в Афганистане! А тут целая речка! 
      
 -Вот это да! –    серебряными  брызгами  обдавая Алекса,  радостно  кричала со всеми  Анна. –  Да у нас  здесь настоящий рай!

        -Но это продолжится недолго,  - охладил ее радость бывалый водитель КАМАЗа, растянувшийся сейчас под солнцем на серой гальке, словно на черноморском курорте.

        -Почему! Почему! – поднимая хрустальные фонтаны, в каком-то детском  восторге ликовала Анна, ей не хотелось верить, что чудесная сказка может кончиться. – Лёшик! Лёшик! –  брызгами  благословенной влаги  окатывала она любимого, ликуя от неуемной радости,  которая  не так часто выпадает на их долю.

У  нее  появились новое,  незнакомое  ей ранее  ощущение. Небывалый прилив нежности и любви к Алексу топил ее всю  всеохватывающим чувством счастья.  Наконец-то, Анна полностью избавилась от трагической любви к Капитану, от тоски, что сопутствовала ей.   

Болезненные  чувства  покинули ее исстрадавшееся сердце, и лишь легкая грусть, свернувшись  мягким клубочком,  улеглась  где-то  глубоко в  ее памяти.  Сейчас в ней жила и ликовала ее новая любовь! Нет не новая, а первая и единственная! Она захватила ее всю.

Чувство к Капитану,  которое  она некогда  считала любовью, оказалось,  вовсе и не любовью, а  придуманной, ею сказкой. Не найдя  подтверждения  придумка  растаяла,  пропала. То что происходит  с ней сейчас  совершенно иное  ощущение, непохожее ни на что.  Рядом с ней   ее любимый  Лёшик. Все в медбате  главного хирурга Алекса  Вейгеля  называют Александр Валентинович, и лишь для
нее он  Лёшик, ее родной и любимый, ее золотой мальчик.

-Чувствуете, как  жарит солнце? – продолжая  валяться у воды,   пояснял солдат. – Оно выжжет здесь все, высушит и эту горную речку. Да ты, сестричка, не переживай, - увидев,  растерянное лицо Анны,   утешил ее шофер. – Сегодня вечером подъедут саперы,  взорвут фугасы и устроят для вас огромадное озеро. Река успеет его наполнить, прежде чем ее выжжет солнце.

Анна не поверила бывалому солдату. Разве может такое  случиться,  чтобы  горная, быстрая и полноводная  речка с хрустальной водой  могла исчезнуть?

..............

Солнце, побелев от  бессилия образумить  людей, явившихся на  его родную  землю, ради чего и для  чего   принялось яростно жарить   их  испепеляющими лучами.   

..............

Полевой медбат монтировать и обустраивать помогали прибывшие с персоналом госпиталя солдаты. Первым был смонтирован хирургический блок, а затем и все остальные лечебные и хозяйственные постройки.  Оставив для охраны  госпиталя отряд бойцов, тяжелые КАМАЗы тронулись в путь, не дожидаясь рассвета. Ночью перемещаться  надежнее и удобнее,  не привлекая внимания «духов» пыльными хвостами   вдоль  серпантина,    и  спадом  дневного  пекла.

       К вечеру следующего дня, когда все  было готово к приему раненых, стали поступать первые  искалеченные. Работа закипела. Госпиталь работал круглые сутки. Хирурги не отходили от столов ни на минуту, сменяя друг друга  для короткого отдыха.

-Лёшик, -   прошептала Анна, едва шевеля языком и  почти падая от усталости.  Алекс поддерживая  девушку, вел ее в сторону столового блока. -  Пошли  спать.  У меня не хватит сил даже держать ложку в руках, так устала.

-Тебе надо хоть немного поесть. Через четыре часа у нас новое дежурство. Ты не ела почти  десять часов.

          Сутки выдались тяжелыми.  Раненые поступали в основном со сложными ранениями. Не хватало столов, весь персонал госпиталя хирургов и операционных сестер работали бессменно. На отдых и еду времени не оставалось. Короткий перерыв, что выдался им,   Алекс решил   использовать для еды   и  отдыха.

К концу  недели  предсказание бывалого шофера КАМАЗа  сбылось. Солнце сожгло все, что можно было сжечь и траву, и кусты, и, даже подпалило верхушки  заматерелых эвкалиптов, привычных к здешнему пеклу. Незнакомые  цветущие деревья,  казалось, только что распространяли вокруг  пряный аромат своих необыкновенных цветков,   сейчас стоят скукоженные и  почерневшие.

Но самое печальное, что  вместо горной  речки с хрустальной водой,  осталось лишь иссохшее каменистое русло.   Единственным утешением служил  глубокий водоем, устроенный  подрывниками в густых зарослях «зеленки»,  частично  укрывающих его своей кроной  от злого  раскаленного солнца.      
         
            К концу месяца  в госпитале запарка с поступлением раненых вроде бы спала.  Уже не таясь,  все кругом говорили о конце компании. Всем надоела война, в которой не было ни победителей, ни побежденных. Были лишь убитые и увечные.

           В хирургическом блоке  необычно пусто и тихо. Приготовленные к приему раненых  операционные  столы,   прикрытые  белыми простынями,   словно дремали,   отдыхая от  тяжкого труда.  Отдыхали и хирурги.

          Дежурными по блоку в этот день были  Алекс и Анна.   Молодые люди расслаблено сидели на  скамейке, устроенной из двух хозяйственных ящиков, с положенной на них откуда-то взявшейся дверью, окрашенной в белую краску. По-видимому, ее завезли из эвакуированного стационарного госпиталя.

-Скоро конец войне, Ане, и мы уедем ко мне, в Германию Я думаю, нам разрешат в Союзе заключить брак. Сейчас уже не так у вас строго  на этот счет. Ведь дали же нам бумагу в штабе Армии на разрешение  совместного  проживания здесь, –   обняв  девушку за плечи,  и прижав ее к себе, мечтательно рассуждал  Алекс. - Жаль, что нас не расписали в законном браке здесь в штабе. Я даже встретился с самим Громовым, командующим 40-й Армией. Он сказал, что заключение брака в здешних условиях будет недействительным. Пообещал помочь с оформлением в Союзе. Он так и сказал, значит скоро конец войне.   

           -Лешик, а ты заедешь  к моим родным  познакомиться?

           -Обязательно, моя хорошая. Обязательно познакомимся. Я их поблагодарю за  прекрасную жену, которую они подарили мне. – Он наклонился к девушке и поцеловал ее в висок.

«Сказать или не сказать Лёшику о своей тайне? Или подождать? - расслаблено
думала Анна, о чем уже не один день пыталась  признаться ему,  да  все не решалась. Не хотела  раньше времени  волновать его. – Нет, все же скажу».

           -Лёшик, а я жду ребенка, – не глядя на него, нарочито будничным голосом  сказала она, не  отнимая головы  от  его плеча.

           -Ане, что ты сказала?! Это правда?! – Он подскочил  с места, подхватил Анну на руки и стал кружить вокруг себя. – Ане, моя милая девочка! Вот это подарок! Я так тебя люблю! – его радости не было предела.
Послышался натужный рев КАМАЗа, взбирающегося   по крутой дороге к госпиталю.

Значит, везут раненых. Охрана вышла встречать транспорт. Привезли   всего лишь одного изувеченного  старшего лейтенанта,  с развороченными  внутренностями. Тот был без сознания,  на лице похожем на   пепельно-серую маску  отсутствовали  признаки жизни.  Угадывалась большая потеря крови.

Раненого сопровождали два офицера. Осторожно с помощью санитаров они уложили лейтенанта на носилки, спустили с кузова и понесли в хирургический блок. Там их встретили  готовые к приему  раненого  Алекс и Анна. Пока шла операция,  офицеры сидели на скамеечке, на которой только что недавно  отдыхали  хирург и операционная сестра.

Сейчас те за дверью,  боролись за жизнь молодого парня, их друга и однополчанина.  При появлении Анны  в дверях блока  офицеры  подскочили  с мест и кинулись навстречу.

            -Ну что,  сестричка,  живой?! – одновременно вскрикнули  лейтенанты.

            -Пока живой. Давайте сопроводительные документы на раненого, -  сказала  она.

            -Да, да, они у нас в машине.

            Все трое направились в сторону КАМАЗа, за рулем которого дремал  солдат.   

Один из лейтенантов,  заскочив в кузов,  вначале подал товарищу автомат, свой повесил  на шею, и,  взяв  вещмешок, спрыгнул на землю.

-Вот документы, - едва успел проговорить лейтенант, протягивая пакет сестре, как  со стороны блока послышались выстрелы и характерные выкрики «духов»:  гы-гы-гы!

Ясно, на них совершено нападение. Было ли это военное подразделение  душманов, либо бандитский налет рассуждать  не приходилось.  Сидевший в кабине солдат, не успев поднять  оружие,  как тут же  был  сражен  бандитами наповал.

Обливаясь кровью,  он  уткнулся лицом  в  баранку.

Охрана госпиталя яростно сопротивлялась, отстреливаясь,  от наседавших «духов». Из двери   хирургического блока   выскочил Алекс,  его  тут же  прошила автоматная очередь.   Бандиты не посмотрели, что это всего лишь безоружный врач. 

Взмахнув руками, хирург упал навзничь,   красное пятно тут же стало расползаться  на  его белом халате.

-Ле-е-е-ш-и-и-и-к! – в безумном крике захлебнулась Анна и  рванулась  к нему:

          Однако тут же была сбита с ног одним, из лейтенантов,  поливавшим «духов» из своего оружия.

          -Ему уже ни чем не поможешь, сестричка. Лежите! - придавив Анну
своим телом, не переставая стрелять в наседавших басмачей, прокричал он.

          Второй лейтенант, потеряв над собой контроль,  поливая из автомата  «духов»,  кричал сквозь слезы:
         
-Гады! Гады! - там, в боксе, лежал его умирающий друг  Димка, еще с училища.   
 
        Несколько пуль пролетели мимо, не задев его. Это было случайностью. Второй  лейтенант, прижимая   вырывающуюся Анну к земле,  схватил товарища за ногу, и резко рванул на себя. Тот, не удержавшись, грохнулся на землю.

           -Лежать!  Ты  ни чем не  поможешь  Димке, если они тебя грохнут! – закричал он  в самое ухо обезумевшего лейтенанта. – Побереги патроны, они еще пригодятся нам.

Стрельба вроде бы стала стихать. Оглянувшись, Виктор, так звали лейтенанта,  прижимавшего Анну к земле,  увидел, как    «духи», согнувшись и  прячась в «зеленке»,  обходят  их с тыла. Сколько их было,  не видать.  «Значит, обнаружили нас. Стараются захватить живыми».

-Олег!  «Духи»! – прокричал он товарищу и,  развернувшись в сторону душманов,   принялся  стрелять. 

          «Только бы не кончились патроны», - молил он.
Запасного диска не было. Виктор стрелял скупыми очередями. Олег, круто развернувшись на земле,  автоматной очередью скосил кусты, за которыми прятались бандиты. Их оказалось четверо.  Отстреливаясь, те покатились   к сухому руслу реки.

Однако пуля  лейтенанта достала одного из них. Бандит упал, уткнувшись лицом в гальку, неловко подвернув  под себя руку.  Его автомат  далеко отлетел в сторону и, заскользив  по склону, скатился  на самое дно высохшей реки.  Остальные, укрывшись за скалистым выступом, продолжали отстреливаться.  Для них отличной мишенью был белый халат Анны.

-Держи их здесь, я зайду с другой стороны! – прокричал Виктору Олег, согнувшись, под прикрытием валунов, кинулся к вершине обрыва, под которым укрылись душманы. 

Лейтенант был недоступен их пулям. Распластавшись на вершине скалы,  заглянул вниз  к ее подножию. Там, как на ладони,  двое  бандитов, периодически высовываясь из-за  огромного валуна, стреляли в сторону Виктора. Олег, не таясь, встал во весь рост,  и одной очередью уложил сразу обоих.

Словно тряпичные куклы, потеряв  опору, те  свалились  на  серую гальку, тут же  окрасившуюся  почерневшей кровью.  У  третьего видать, не выдержали нервы,   выскочил из-за  валуна, и тут же   нарвавался  на     автоматную очередь.   Скатившись с вершины, Олег кинулся  в сторону, где  оставил Виктора с медсестрой.

-Живы?! –  запыхавшись от быстрого бега,  обратился он к своим товарищам по несчастью. – Все! У меня кончились патроны, - отбрасывая в сторону ненужное оружие растягиваясь   рядом с ними,  доложил Олег. –  Госпиталь захвачен  «духами». С одним автоматом,  в котором сталось два патрона, сильно  не навоюешь.  Что будем  делать дальше?  Лезем на душманов и становимся трупами либо  их  пленниками, а это одно и тоже. Даже первое для  нас предпочтительнее, - рассуждал Олег, лежа за  густым кустом,  внимательно разглядывая территорию госпиталя, по которой шастали «духи».   

Сестру можно было не брать в расчет в принятии решения.  Та была в полном трансе, по всей   видимости, как решили офицеры,  из-за гибели хирурга. Война есть война.  Для нее нет избранных. Кто попадает ей под жернова, того и перемалывает.

Будь то офицер,  солдат, генерал или просто врач.  Олег понимал,   он  тоже наверняка  потерял  своего друга  Димку,   с таким трудом вытащенного  из огненного месива,  едва живого разорванного в клочья.

Со стороны  госпиталя доносились одиночные автоматные выстрелы. По всей видимости, «духи» добивали раненых.  Им известно с каким остервенением  дерутся советские бойцы,   порой казалось, идет не война, а страшная  кровавая бойня.

Моджахеды,  защищая свою землю безжалостно убивают шурави, как   называют они русских солдат, а шурави стирают с лица   земли  их кишлаки и селения, не щадя ни стариков, ни женщин, ни детей, мстя за своих погибших товарищей. В таком ключе проходят боевые действия противоборствующих  сторон в   многострадальном   Афганистане. 

...............

Печальное солнце,  багровое от скорбных слез  по нелепым смертям   несчастных, обезумевших людей,  наконец-то закончив свое дневное  дежурство, и с облегчением 
укатилось за зубчатую вершину горы.

................

Маленькая группка  людей из двух мужчин и одной женщины, укрывшись в «зеленке»,   чутко вслушивались в доносившиеся звуки со стороны  госпиталя.
 
        -Нэ двыгатся! – неожиданно раздался  над ними  знакомо-гыкающий окрик,  все трое почувствовали на своих затылках  прохладный металл оружия. 

Нога, в чужой обуви придавила автомат, лежащий на земле рядом с Виктором, тот, рванувшись к оружию, тут же получил удар в спину. Шурави так увлеклись угадыванием происходящих событий на территории госпиталя, что совершенно упустили опасность быть обнаруженными  моджахедами. 

«Откуда они  нарисовались?» - подумали  офицеры в мгновение, становясь пленниками. Они не знали, что на госпиталь напали вовсе не регулярные части оппозиционеров, а местный бандитский отряд  душманов.

Бандиты специализировались на работорговле,  захватывали в плен советских военнослужащих, а раненых пристреливали.  Живой товар приносит им такой же доход, как  торговля оружием и наркотиками.  Если в бою ясно,  где свои, а где чужие, то бандиты  действуют по своим законам, вернее совсем по беззаконию. 

-Высытавайте! Сыкоро! – толкая пленников в спину автоматами, приказал все тот же голос, на ломанном русском языке.

          Бандитов было человек пятнадцать. Ребята отлично понимали, что о собственном   освобождении  не могло быть и речи, по причине присутствия с ними медсестры. 

Та  все также  находилась в шоковом состоянии. В белом халате, с марлевой хирургической маской, висевшей  на ее шее, с завязанными  тесемочками на затылке, женщина представляла собой  жуткое  зрелище  в окружении бородатых вооруженных бандитов.

Ее  медицинский колпачок, сбитый  с головы при падении на землю,  валялся тут же, у ее ног.

-Пышли! – приказал бандит, подталкивая пленников в гущу бородатых   подельников, молча окруживших их плотным кольцом.

«Обложили словно стая волков», - горько подумал Олег, родом из русской глубинки, где-то из-под Тамбова, где каждому с малых лет  хорошо известно, как может обложить  стая волков  человека, оказавшегося  в одиночестве.
Олегу с Виктором всего по двадцать четыре года.

Закаленные бойцы спецназа  «А», прошедшие все круги ада, отлично владеющие любым видом оружия и смертельными приемами борьбы без правил, где руки, ноги, голова являются таким же грозным оружием, как автомат либо кинжал. 

В плотном окружении,  спецназовцам  ничего не составляло   вдвоем,  прикрывая друг другу  спины,  разметать и уничтожить  вооруженную  банду.   Не зря целых пять лет натаскивали их смертельным приемам борьбы и обороны.  Можно
уничтожить банду  и самим уйти, но  при этом погибнет  медицинская сестра. 

На такое друзья не пойдут. «Поживем, увидим», -   философски решили офицеры,   беря  Анну  под руки.  Стало быстро темнеть.   

Спотыкаясь по иссохшему руслу реки,  брели пленники в окружении  душманов  навстречу неизвестности.  Лейтенанты уже поняли, что захватили их не бойцы регулярной афганской армии, а группировка местных бандформирований. Такие  «отряды» в Афганистане  за каждой  скалой. Их не интересуют проблемы собственного народа и государства.

Им неважно кто встает на их пути:  шурави, либо собственные  афганцы. Каждый будет уничтожен, окажись помехой их бандитскому  промыслу.

Наркотики, оружие, валюта, драгоценности – вот ради чего  паразитами присосались они к телу  родного государства, являясь изгоями собственного народа. 

В кишлаках их боится  местное население,  не меньше  страшных  шурави.  Если советские военные мстят  за смерть своих товарищей, коварно убитых в аулах, то  банды моджахедов могут запросто убить дехканина за единственную овцу, с которой тот не пожелал  расставаться,  когда  бандиты  уводили  животное со двора.

«Духи» двигались быстро, не сбавляя темпа, видать, спешили затемно пройти  открытые места,  опасаясь стать  мишенью для шурави,  и  афганских частей.

Мельком взглянув на часы, их почему-то не отобрали, а самих офицеров не обыскали, Виктор  определил:  идут они  уже более трех часов.    Где-то в стороне, в горах  затявкал голодный  шакал. Сразу после этого послышались  звуки  отдаленных взрывов.

Выйдя из узкого, сухого каньона, они  увидели оранжевые сполохи на темном небе. «Куда  они нас ведут? К месту боя, что ли?» - озадачились лейтенанты. Порыв ветра  принес кисло-прелый запах овчарен,  значит скоро кишлак.

Послышался   собачий лай.  Замелькали слабые огоньки в окошках хижин. Теперь явственно почувствовался   кизячный запах  дыма, струившийся  из печных труб.

Их  привели  в  поселок. Насколько он был мал либо велик, об этом не позволяла судить абсолютная темнота, укутавшая землю. Однако небо продолжало жить своей отдельной жизнью.  Ухающая  канонада  боя, казалась совсем близкой,  вот за теми горами, что угадывались  на фоне багровых всполохов.

Там по всему видать шла серьезная схватка. Трассеры усердно полосовали ночное  небо,  временами вспыхивало яркое зарево, и лишь затем слышался хлопок взрыва. 

Словно  кто-то постарался  устроить  поздний салют.  Только разноцветиями  огней были  трассирующие  сполохи, с мгновенно  проносящимися сплошными  линиями,  да красновато-желтые вспышки взрывов. Это   был смертельный фейерверк,  а никакой  не праздничный. От  небесного мелькания, на земле становилось еще темнее

Их   завели во двор  глинобитной хибары,  едва  угадываемой в чернильной  темноте.  Из  распахнутых дверей жилища,  в скудной полоске света  появились трое мужчин в национальных  ватных полосатых халатах.  Они резко   отличались  одеждой  от   вооруженных бандитов.

Двое из них - молодые парни, третий - пожилой с реденькой бороденкой  и свисающими усами  а-ля Тарас Бульба, по всей вероятности   их отец.

Узкая полоска света, из приоткрытой двери,  падая на землю,  давала возможность пленникам хоть как-то сориентироваться в пространстве. Разговор  бандитов с хозяином шел на местном диалекте, во время которого один из конвоиров несколько раз пальцем указал на пленников, стоявших в окружении  молчаливых бородачей.

Старик, словно болванчик, согласно кивал головой в такт  словам говорившего, по-видимому,  главаря  шайки.  Сыновья  хозяина молча слушали старших, не проявляли никаких эмоций.

-Пышли! –  наконец  придя к какому-то решению в разговоре с «Бульбой», главарь махнул рукой   пленникам, подавая сигнал   следовать за ним.
В полном окружении  стражников тех подвели к низкому сооружению, едва угадываемому в темноте. 

Скорее  всего, это  была пещера, с низким входом-лазом. Посветив  фонариком во внутрь пещеры,  бандит,  наклонившись, осмотрев ее, и приказал:

          -Идыте  сыда  жить,

          Оставшись в полной темноте,  пленники услышали, как их чем-то запирают, то ли досками, то ли  камнями.  Для  лейтенантов  подобная загородка была  не более «непреступной»,  нежели крепость, сооруженная из песка в детской песочнице для трехлетнего ребенка.

Свернувшись калачиком,   Анна спала, или это был  нервный обморок. Девушка представляла жалкое зрелище.  Трагическое дополнение  вносил  ее белеющий в темноте  медицинский  халат. 

Ребята  не спали. Прислонившись спинами к стенке пещеры,  шепотом обсуждали ситуацию.  Коль сразу не пристрелили, значит, они нужны им живыми.  Если и решат все же их убить,  то,  по крайней мере, не здесь. А вот продать в рабство могут, это запросто.

«Эх, были бы мы одни, - покосившись в сторону светлевшего  пятна, подумали офицеры  об одном и том же. - Не сидели бы сейчас в безысходности, словно мухи в опрокинутой стеклянной банке». Во всем есть выход, - поучал инструктор, натаскивая курсантов, словно гончих псов на  зверя.  -  Только  его надо хорошенько поискать.

         Этот выход  отлично им известен, когда  ради   выполнения задания,  приходилось  жертвовать чьей-то жизнью.  Но то в боевых условиях,  где все на равных. Здесь совсем не тот случай.  Чтобы оставить медсестру или подставить ее под пули,  об этом не могло  быть и речи.
 
Они еще ранее  знали  операционную сестру Анну Андреевну, девушку с красивыми грустными глазами, когда доставляли бойцов своего отряда  на «подштопку»  в госпиталь. 

О ней много хорошего говорили раненые, прошедшие через ее исцеляющие руки.   

-Пока не будем предпринимать никаких действий. Во-первых, мы не знаем где и у кого  находимся и с какой целью нас захватили. Не думаю, чтобы нас сразу куда-то отправили. Ведь мы стали случайной  их добычей, следовательно, пока они сговорятся с теми, кто хотел бы нас купить, мы будем находиться здесь, -  резонно рассудил  Олег.

          Не томились бы  ребята в  пещере,  не будь с ними медицинской сестры. Она неминуемо  погибнет,  как ее врач, которого она до сих пор тихонько оплакивает,  схватись они   с бандитами. Вот и сидят  друзья, словно тигры в клетке.

Моджахедам, пленивших их, невдомек, каких   зверей  заперли  в пещере,  иначе  сразу   уничтожили их там, на месте, у госпиталя. Для бандитов это  были молодые здоровые рабы, которых  можно выгодно продать за большие деньги,  либо обменять на оружие.   Относительно женщины  пока  ничего не решили.

...............          
Утро высветило в  проеме пещерного лаза  щели, через которые острыми  пиками пробралось солнце,  дабы, воочию, убедиться,  живы ли   безрассудные русские безумцы, явившиеся на его землю зачем-то и ради чего-то.  Убедившись, что те все еще живы,  подобрало свои лучи, и покатилось  над горами,  удивляясь человеческой  глупости. 

...............
      
В пещере  стало сумрачнее.  Часы так и остались у ребят с собою. Пока их не ограбили. Возможно  по причине  полной темноты, а  возможно той  спешке, с которой главарь отдавал торопливые распоряжения своей банде.

 Пленники слышали, как те погорготав на своем языке, попрощались с хозяином и покатились в сторону гремящего «фейеверка».
Около двенадцати часов дня в проеме зашебуршали  и, в открывшийся проем, заложенный обыкновенным камнем-валуном,  просунулись  «Тарасовы» усы.

          -Сейчас за вами придут, чтобы отвести в соседний кишлак. Там вас продадут хозяину. Если будете его слушаться, и  честно у него работать,  с вами  ничего плохого не случится,  - доходчиво объяснил  парламентер по-русски, в то время как  во дворе слышались мужская речь  на чужом языке.

           -Откуда, знаешь, русский  язык? – спросил Олег, развалившись на  растительной подстилке.

           -Я сам туркмен,  жил в России,   давно приехал сюда   с детьми на заработки. С тех пор  живем здесь.

          -И стал бандитом, а для  советских людей  предателем, -  с пренебрежением  обвинил он хозяина пещеры.

          -Возьмите лепешки и воду, - не ответив на обвинение, «предатель»  протянул пленникам еду, и, путаясь в реденькой бороденке, закрыл  отверстие камнем.

           От лепешек  и воды отказываться не стали, хотя  предложена она  враждебной рукой.

           -Силы надо беречь  не только для   усердной  работы на хозяйском подворье, -  с серьезным видом заявил Олег. А когда Анна уставилась на него с недоумением,  то философски  добавил: -  Но и как воинам.               

               
          Мужские голоса усиливались по мере  приближения их к убежищу. Послышалась возня возле лаза, кто-то начал быстро разбирать пещерный завал.

..............

Хлынул яркий солнечный свет,  потянуло жаром. Солнце,  вскарабкавшись  по скалистым горам до самого зенита,  с горьким сожалением  взирало на  продолжавшееся  безумство  людей.  Чего  еще   могут  отчебучить  безумцы,  кроме того, что  уже сотворено ими?
Ничего разумного не дождавшись от несчастных,  светило принялось немилосердно  жечь и тех и других  испепеляющими лучами. Начиналось полуденное пекло.    

..............

Во дворе слонялись трое вооруженных  бородачей, хозяин с сыновьями     занимались разборкой  завала.

-Выходите, - сказал хозяин.

          Первым из лаза пещеры  протиснулся  Олег, за ним, держась за руки,  согнувшись,  выбрались  Виктор с Анной. Сощурившись от палящего солнца,  пленники остановились напротив вооруженных людей.

«Если здесь всего трое бандитов, то не так уж плохи наши дела»,  - подумали офицеры, опасаясь как бы те  не вздумали их обыскивать.   Тогда им придется  ликвидировать бородачей, а вместе с ними и хозяина с его сыном. Но  такое шло вразрез с их  намеченными планами. 

-Сейчас вас поведут вот эти люди, - пояснил им  туркмен по-русски. – Вы должны подчиняться  им, иначе они вас пристрелят. – Буднично добавил хозяин пещеры. – Руки вам не будут связывать, потому что вам придется карабкаться по горным тропам, но вас  постоянно будут держать на мушке. Малейшее уклонение от маршрута грозит вам гибелью, - попугал он пленников.

Услышав такое,  офицеры едва не повалились на землю со смеху, от того  что их поведут через горы под дулами  автоматов с несвязанными руками. Хозяин чуть шагнул перед бородачами, так что те оказались у него за спиной и выразительно посмотрел на пленников.

Тем показалось, что он их о чем-то предупреждает. О чем? Что сейчас они будут расстреляны, едва  выйдя  со двора?  Или что  им следует тут же  наброситься на бандитов?  Надо полагать, что сказать этого вслух он не мог.

«Ладно, разберемся», - решили  друзья.   

          Получив команду двигаться, маленький отряд тронулся в путь. Первым бандиты поставили  Виктора, за ним Анну, которая, сняв халат, свернула его комочком и прижала к груди, оставшись  в хирургических брюках и светлой трикотажной футболке.

Замыкающим в группе пленников шел  Олег. Вооруженное  сопровождение  расположилось подковою:  двое по бокам,  третий замыкал цепочку. По мнению лейтенантов,   конвоирование бандитами пленных  организовано надежно, но только не для   них.

Однако поспешных действий  ребята  решили пока не предпринимать. У них появился  шанс живыми уйти из кишлака, а  дальше  уже   действовать по обстановке.

          До глубины души поразило юных советских командиров  оружие  бандитов: те были вооружены  автоматами «Калашникова». А то время это было большой редкостью в советских воинских частях, где использовались в основном АК-47.         
Спотыкаясь и оскальзываясь на каменистых тропинках, двигаясь в цепочке, друзья по несчастью внимательно обшаривали глазами окружающую местность.

Они поняли, что находятся сейчас в самом центре бандитского военного равелина, характерного для  боевых действий в горах. Профессионально устроенные бойницы в естественных и искусственно созданных руками человека  пещерах,  недоступные  уничтожению. Наверняка в них  имеются  сквозные выходы для отступления.

В случае необходимости вход взрывался,  образуя,  непроходимый завал для преследователей, а сами  моджахеды свободно уходили  в ущелье  на  противоположную   сторону.

Хитро выложенные из камня остроконечные туры в седловинах между гор, являлись практически недосягаемые для  противника. Разве что только с воздуха. Но кто рискнет  соваться  сюда,  когда на вооружении у бандитов появились «Стингеры»?

По этой причине   полеты на  вертолетах равнялось самоубийству, о самолетах вообще не  шла речь. 

«Стингеры»  моджахеды  заимели  у  себя на вооружении гораздо раньше советских,  этим самым практически  перекрыли  полеты вертолетам. Ни раненых вывезти, ни  солдат доставить к месту назначения.   В окрестностях  бандитской базы  пленники не заметили ни единой,  живой души, видать те  отправились на разбой в сопредельные  вилайеты,   районы. 

Более чем странная  человеческая цепочка   карабкалась по  крутому  склону над ущельем по едва заметной козьей тропинке. Коварная,  осыпающаяся  галька,  выскальзывая из-под обуви, ежесекундно грозя  утащить  человека  в пропасть. 
Бандиты правильно поступили в своих решениях - не связывать пленникам руки.   Здесь  запросто можно  загреметь в ущелье,  оступившись  на  опасной тропе. Что означало  потерю жирного навара от продажи молодого мужика.
Преодолев опасный путь пологой каменистой тропы, группка людей спустилась на самое дно узкого  ущелья.

Для  пленников  передвижение  в горах  было настоящей пыткой.   Их обувь не приспособлена  для  путешествия по острым камням и  скользким валунам.  А вот у конвоиров  с передвижением проблем  не было. Те  шагали ровной  легкой поступью  в обуви, наподобие современных кроссовок,    приспособленных  для  передвижения в горах.
               
Все дальше и дальше  уводил  конвой  пленников от их временного ночного заточения. Не имея возможности переговариваться,  лейтенанты, вертя головами по сторонам,  планировали  действия по своему  освобождению, а что оно последует, в этом у них  не было никакого сомнения.

Лейтенанты не собирались   долго  относить себя к категории  узников.  В советском Союзе к  солдатам, а в особенности  к офицерам, попавшим в плен в Афганистане, было подозрительное отношение со стороны правительства.  Конечно, это не сорок  первый год, никто их не станет ссылать в сибирские лагеря и на рудники, но на   служебной карьере ставился жирный крест. Срабатывало позорное,  советское мышление  прошлого. 

Человек выбрасывался за борт жизни. Иди, боевой воин работать в колхоз, в лучшем случае трактористом, либо шофером.

Правда, к концу Афганской компании, к категории военнопленных в Союзе  вышло   послабление, вроде бы как амнистия. Однако  в нее слабо верилось. Особо настораживающее  отношение было к дезертирам. Об этом отлично известно ныне плененным офицерам. 

Не вернись они сейчас в расположение советских частей, их неминуемо запишут в лучшем случае, как пропавших без вести, а в случае освобождения  из плена, как дезертиров. Ведь с ними были  автоматы, а  сейчас их  нет,  потеря  оружия не прощается.

Из ущелья   свернули на едва заметную горную тропинку, и стали медленно карабкаться вверх.   Им предстояло преодолеть   полуразрушенные горы с крутыми  подъемами  и  глубокими впадинами. Пленники и конвоиры  вынуждены идти единой цепочкой друг за другом. Острые зубцы скал, хотя и невысокие, однако,  не позволяли  двигаться иным способом.

Тропинка, огибая невысокий  скальный выступ, неожиданно  резко пошла  вверх  к вершине  довольно высокого перевала. Пленники оказались в более выгодном  положении  относительно конвоиров. Они возвышались над  ними, в то время как те,    нагнувшись вперед, и, опустив  автоматы дулами книзу, с трудом  преодолевали крутизну тропинки.

Это был удачный шанс. Вскрикнув  спецназовское  «Аппа!» - сигнал подачи к боевому действию, Олег мгновенно развернулся и смертельным ударом ногой в висок моментально вырубил  ближайшего к себе бородача. Такая же участь постигла и второго, следующего за ним.

Третий, шедший последним в цепочке, был сбит падающими на него «выключенными» соратниками. Не ожидая от «смирных» пленников подобной  прыти,  конвоир  опрокинулся  навзничь и,  выронив  автомат из рук,   покатился под гору.  Виктор, оттолкнув Анну в сторону,  подхватил оружие  и единой очередью прикончил  бандита. Для подстраховки,  на всякий случай,  полоснул по головам и  других,  валявшихся  без признаков жизни.

Бывшие пленники, а теперь неизвестно кто они такие, и как их можно теперь называть, подобрали трофейное оружие,  сняли с бандитов нагрудники с шестью магазинами,  забрали сигнальные и осветительные ракеты, фляги с водой, а трупы   столкнули в неглубокую расщелину, даже не  удосужившись закидать камнями.   

Воины добыли  главное для себя: свободу и оружие. Теперь их  задача: определить базирование   советских воинских частей и пробиться к ним.               

Ночь застала их на горном перевале.  Беглецы были полностью дезориентированы  в пространстве. Чужая страна,  проклятые горы, где совершенно не за что зацепиться глазу, чтобы  иметь хотя бы приблизительное представление о месте нахождения. 

Найдя удобную выемку в скале, на подобие неглубокого грота,     маленький отряд расположился на ночлег. Дальнейшее продвижение становилось не только бессмысленным, но и опасным. В любую минуту можно  нарваться на бандитские сторожевые  отряды.

Ребята решили поочередно нести ночное дежурство у входа в пещеру.   
.............
Как-то неожиданно из-за зубчатой вершины горы выкатилась зловещая луна, отбрасывая от скал  страшные  черные тени, и сразу  с гор подул  холодный ветер. 
.............
Бандитские нагрудники  оказались для беглецов  очень даже кстати. Они не только защищали, но  и согревали  бывших пленников, устроившихся на ночлег. Анна,  смертельно усталая, с непередаваемой сердечной скорбью  о погибшем Алексе,  с тоскою прижимала к себе  светлый  комочек халата – единственную ниточку, уцелевшую от ее невозвратного прошлого.

Поверх бандитского нагрудника она подложила его под голову,  и  тут же  провалилась в обморочный сон, предоставив ребятам   самим решать проблему  ночного патрулирования.

Первым на ночное дежурство заступил Виктор. Ночь преподнесла неожиданный  сюрприз. Словно специально для них на черном, бархатном небе началась демонстрация   расположения боевых действий, обозначая их всполохами зарева, трассирующими пунктирами  огненных пуль, горным эхом глухих взрывов и  ухающими залпами орудий.   

Лейтенант по зубчатому выступу горы закрепил для себя  нахождение линии огня.  В два часа ночи  Олег сменил Виктора,  оставившего его досматривать  демонстрацию боя на  небесном экране. Теперь они имели твердое  представление о  расположении  советских частей.   

Лейтенанты решили пробиваться в свой родной 507-й полк, который располагался  в направлении Кундуз-Багланы. Утром, испив воды из  бандитских фляг, маленький отряд, сориентировавшись в пространстве, двинулся в сторону, где даже сейчас слышались взрывы.  Они шли уже  более двух суток  без отдыха,  с короткими остановками на ночлег.

В горах лучше не садиться, можно потом не встать. Просто не хватит ни силы, ни  воли. Пробирались по гребням  гор, так удобнее быть незамеченными для «духовских» наблюдателей, ребята  шли легко, и  казалось, что усталость  не  косалось  их.   

В некотором роде  это действительно было так. Для них  нынешний переход  не более чем обычное передвижение. Бывало  и  потруднее. А вот девушке  приходится нелегко. Ради нее  ребята  делают частые   остановки для ее отдыха, либо помогают ей  спускаться, либо карабкаться в гору.

          С каждым днем   все трудней  давался переход.  Уже третьи сутки, как они ничего не ели.  Все их мысли  вертелись вокруг еды. Спасала лишь вода в трофейных флягах, да и та, несмотря на экономию, уже на исходе.   К концу третьего дня, боясь слуховых галлюцинаций, явно услышали шум воды. 

Казалось,  та  с ревом прорывались через какую-то преграду,  и, падая вниз,  где-то там, затихала.

Путники остановились  и  прислушались. Не может же быть общей галлюцинации!  Из-за невысокого  гребнем им явственно  слышались звуки  клокочущей воды. Приободрившись все кинулись к его вершине. Оттуда им предстала удивительная  картина горной реки с небольшим водопадом. 

Продираясь, сквозь узкую горловину русла, водяной поток ревел  и бунтовал, словно  загнанный в клетку зверь, отчаянно стараясь вырваться на свободу.  И,  получив ее,  в безумном  порыве кидался вниз,  затихая там, в усталой  истоме, спокойной гладью  прекрасного  озерка.

Скатившись вниз по относительно пологому склону, потеряв всякую бдительность, путники приникли к благодатной  влаге,  чтобы вдоволь напиться  прозрачной ледяной воды, умыться,да и просто опустить в прохладу натруженные ноги.  Олег с Виктором, сбросив одежду до пояса, в блаженстве омывали грудь и спину, радостно вскрикивая от удовольствия и ледяной воды.

Анна, отойдя в сторону, за высокий валун,  разделась, вошла в воду,   нагревшуюся   на солнце у самого берега на мелководье.  Наконец-то, она получила возможность помыться  за долгое время в пути. На обнаженное тело,  натянула  халат, с которым  так и не рассталась.

Сейчас он как раз оказался кстати.  Нижнее белье, брюки, футболку и носки  пристирнула  в прозрачной воде, разложив  их  на горячем валуне,  под жарким солнцем.

Здесь, в близости с водой, оно  было не таким сжигающим, как в горах, либо на равнине. Горная река смягчала жестокий нрав Афганского  светила.

Вдруг со стороны ребят прогремела автоматная очередь. Анна инстинктивно бросилась на гальку, прижимаясь к  шершавому боку валуна.  Она помнит наказ лейтенантов, при возникших проблемах ей следует падать на землю и затаиться. 

Однако тут же послышался  веселый ребячий смех, да еще и с ликующими нотками, словно те  нашли чего-то  необычайное, то  ли  увидели какое чудо.      Она   подползла к краю валуна и  осторожно выглянула в их сторону.

Те, смеясь, засучив брюки выше колен,  с веселым криком  что-то вылавливали в горном озерце, у подножия водопадика.  Встав с гальки, Анна отряхнулась  и, выйдя из-за камня, увидела  в руках у ребят трепещущиеся огромные рыбины, которых они   с веселым смехом выбрасывали на берег.  Она поняла, в чем  там дело.

Обнаружив в речке рыбу,  ребята для ее  ловли использовали оружие, выпустив автоматную очередь в рыбный косяк. Некоторых из них  пришибли, а некоторых просто оглушили, остальные шарахнулись в разные стороны. Вот и вылавливают сейчас добычу,   болтающуюся  в воде кверху беловато-желтоватыми брюшками

-Анна  Андреевна! – закричал Виктор,  заметив девушку. Несмотря на то, что та была почти их ровесницей,   лейтенанты уважительно называли ее на «вы» и только по имени-отчеству. – Смотрите, какой обед мы выловили! – приподнимая вверх серебристую рыбину, радостно прокричал он. – Мы возвращаемся  к первобытному строю. Прокорм добываем дубинками, - смеясь, добавил он, когда  ошеломленная Анна, приблизившись, увидела  у ног  ребят   пять  увесистых серебристых рыбин. 

-Горная форель! – с гордостью и восхищением  сказал Виктор. – Царская рыба.
Олег  резво собирал скудную растительность  по склону берега и у самой воды.

-Сейчас будем делать шашлык, - пояснил он  Анне, присевшей возле добычи.

Он ловко соорудил горку из собранных сучьев, в то время как Виктор чистил рыбу у самой воды, неизвестно откуда взявшимся  большим ножом. Эта был боевой спецназовский кинжал, подобный  Анна видела у своего давно погибшего Капитана, тоже спецназовца.

Это грозное  оружие  в умелых руках  может быть даже более опасным, нежели автомат,  создающий шум и огненные сполохи, могущие служить мишенью для врага. Помимо всего у автомата есть вероятность промахнуться, ежели с тобой в дуэли участвует опытный и  ловкий противник. Тот может увернуться от пули,  неожиданно упасть, мгновенно среагировав  на движение автомата. 

Кинжал - оружие бесшумное и безотказное.

«Где Виктор прятал нож,  если  бандиты  не  обнаружили его?» - подумала Анна, а когда увидела, что и Олег орудует точно таким же  кроша  сухие ветки, то уверовала, что ребята не  в счастливой случайности избавились от  бандитского конвоя, а  профессионально и продуманно.   

           -Как вам  удалось поймать рыбу? -   наконец, отойдя от изумления, спросила  Анна.

-Очень просто, - пояснил Виктор, разрезая толстенную тушку на куски и нанизывая их  на заостренную палку,  срезанную с   обломка дерева,   принесенного сюда 
горным потоком. – Мы ее оглушили. Древний испытанный способ.

-А как  быть с костром? У вас есть спички? – беспокоясь, спросила Анна, считая, что эти отважные  сообразительные парни упустили такую важную деталь, как огонь.

-Ну-у-у, Анна  Андреевна, обижаете. Для чего военному человеку дано оружие? Оно не только защищает его, отражая врага, но и кормит. Отойдите-ка за свой  валун, - сказал молодой человек, беря в руки все тот же автомат.

Анна тут же, от греха подальше,  спряталась за  камень. Послышалась автоматная очередь,  а когда  выглянула из-за своего укрытия, костер уже весело пылал,  приглашая к себе  своей уютностью.

Олег удачно выбрал для него место у самой  скалы,  с   нависающим  козырьком, защищающим  людей от лучей палящего солнца. Девушка приблизилась к костру, и, опершись спиною о прохладный камень утеса, стала следить за тем, как ребята ловко управляются  с рыбой, готовя ее на  примитивном очаге.

Вскоре поплыл невыносимо  вкусный запах запеченной рыбы. И, несмотря на  отсутствие соли, лакомство оказалось на высшем уровне. Даже не сопоставимо ни с одним  ресторанным блюдом. Насытившись до отвала, как заявил Виктор, ребята приготовили рыбу впрок, на случай долгого пути. Заполнили фляги свежей водой.

 Двинулись  в путь  ближе к вечеру. Реку перешли по разлившемуся  мелководью, где  та едва шевеля своими  водами, спокойно  катила в далекий, только ей одной известный  путь. Анна босиком, ребята, засучив штанины брюк, свободно одолели переход. 

Далее их путь лежал вдоль  по течению  реки. Отвесные, хотя и невысокие горы, подступавшие к самой воде, не дали возможность путникам подняться на вершину горы. Обогнув береговой уступ,  им представилась  картина  широкого простора.

Гора, из-за которой только что они вышли,  будто рассыпалась, оставив вместо себя  многочисленные  камни и валуны, которые,   скатившись в русло,  образовали  ощутимую запруду. 

Река, получив неожиданное препятствие на своем пути,  бурно протестуя и пенясь вокруг горбатых валунов, создавала впечатление работы  огромного подземного миксера,  словно там, где-то внизу, кто-то невидимый раскручивая его, готовил  для великана пенный, ледяной коктейль.

Ночевку устроили у подножия невысокой  горы,  расположившись под  низко нависшим  рыже-красным  каменным осколком, похожим на гигантский клык. Ночью небо не вспыхивало  заревом. Не слышались ни автоматные  очереди, ни  пушечная канонада.

Словно там, куда они стремились в своем  многодневном   пути, вдруг наступило  перемирие. Это их сбивало с  толку, рождая сомнения: а верно ли они избрали свой путь? Не заблудились ли в горах? Ведь столько раз приходилось менять маршрут из-за их непроходимости.

Перекусив рыбными «шашлыками», попив воды, запасы которой у них имелись в достаточном количестве, посовещавшись, решили все же двинуться по ранее намеченному маршруту, ориентируясь  по  солнцу.

         -Зарево и взрывы были вон в той стороне, -  указал Олег на  вершину горы, что  виднелась невдалеке. – Я точно определил  вчера направление по восходу солнца. Но сегодня ночью во время дежурства я ничего не видел,  и ни чего не слышал.  Возможно, по каким-то причинам бои прекратились, – добавил он, однако с большим сомнением в голосе.

Еще  вчера, не только утром, но и днем они явственно слышали далекие  ухающие звуки взрывов. По ним  они и  продвигались, а сегодня полнейшая тишина.

Посовещавшись, решили все же не терять  времени даром и продолжить путь по вчерашним звуковым  ориентирам.  К концу дня разбитые усталостью,  палящей жарой,  а в большей степени  неуверенностью в правильности избранного пути, они  боялись потерять остатки мужества.   

Несмотря  на   выносливость,   молодые  лейтенанты  стали сдавать. Более пяти суток они ничего не ели,  кроме  рыбных «шашлычков», помимо всего у них заканчивались запасы воды. Новые источники на их пути не встречались.

Анна изо всех сил крепилась, стараясь не превратиться для ребят в тяжкую обузу.  Она мучилась виноватостью перед ними.  Сегодня  утром  почувствовала, что уже не встанет и не  сможет  двигаться  дальше.  Однако  на «автомате», чтобы не задерживать ребят заставила себя  приподняться и потащиться  за ними,  выискивая глазами  поглубже  расщелину, в которую можно  будет сигануть,  вроде бы, как нечаянно оступившись, освободив тем самым ребят от вины за  свою гибель.

Представив, как голодные шакалы растаскивают ее кости по ущельям, хотя   ей неизвестно, есть ли  они в этих местах  или их нет, да это и неважно, она испугалась так,   что  вдруг  почувствовала в себе прилив сил,  которые подтолкнули ее, и она снова поплелась вслед за   лейтенантами  неизвестно куда.

Обувь ее полностью износилась, остались лишь напоминания о ней. Оголившиеся пальцы  ног ступали по острым камням.  Из одежды  остались  жалкие лохмотья хирургического костюма, поверх которого она натянула  халат, правда,  теперь серого цвета.

Не лучше выглядели и ее спутники. Так и двигалась эта странная группка людей: двое изможденных усталостью и голодом, заросших небритыми бородами мужчин и неопределенного возраста,  странная женщина,  в  грязном медицинском халате. 

Анна присмотрелась к лейтенантам и поняла, что тем нисколько не легче чем ей  самой.  Они, как и она в  порванной обуви  и изодранной одежде, уставшие и, конечно, голодные, едва переставляли ноги, но не жаловались и не роптали. 


«Что это я раскисла? Хочу, чтобы меня пожалели? Видите ли, решила  быстренько устроить свою судьбу. А о ребятах я подумала? Ведь это  из-за меня   они сейчас тащатся  по горам.  Еще там, в госпитале свободно могли  скрыться от бандитов», - бичевала себя Анна «правильными» рассуждениями.   

От  подобных  мыслей   у нее  прибавлялись силы, и она спешила в жиденькой цепочке вслед за лейтенантами,  которые, карабкаясь вверх по осыпающейся гальке, постоянно протягивая ей руки, чтобы  помочь.

Взобравшись на вершину горы,  путники увидели далеко внизу, дорогу вдоль которой лежал  разоренный войной кишлак, с обугленными  разрушенными  хижинами, и пробитыми плоскими крышами. За редким исключением некоторые из них казались целыми, однако,  все их окна  зияли пустотой,  двери на  вырванной петле, беспомощно раскачивались от порывов  «афганца».  По всему видать,  жители давно   покинули этот поселок, либо были уничтожены.
    
     Однако и такое пристанище, в их положении можно было назвать благодатью.    Приободрившись надеждой, они стали торопливо спускаться  вниз. Почти подойдя к дороге,  увидели, как из  разбитого дувала,   показалась группка животных. Это были несколько овец и пара коз. С блеянием, толкая друг друга боками, те, словно понимая человеческую беду, держались в плотном  клубке.  Вслед за  маленькой отарой показался человек. Это был мужчина, по-всему из местных, судя по его  полосатому халату, подпоясанного  кушаком,  и повязкой   на голове.

Увидев приближающихся к нему ободранных, изможденных, но  вооруженных людей, человек оторопело остановился, застыв   соляным  столбом.  Его маленькая отара, словно почувствовав опасность, тут  же дружно развернувшись, засеменила обратно к развалинам, откуда только что их выгнал хозяин. Если это был действительно хозяин, а не мародер, в  осиротевшем кишлаке.

          -Не бойтесь нас, - спокойным голосом сказала Анна на местном наречии. 
Девушка  за годы службы в Афганистане  сносно овладела местными наречиями пушту и дари. Сейчас она в их маленьком отряде оказалась переводчиком. 

          Появившийся мужчина, как все восточные люди трудно поддавался возрастному определению,  свободно мог быть и  сорока, и шестидесяти лет.

           -Вы кто? – на пушту спросил тот, испуганно глядя на незнакомцев. При этом,  несколько раз тревожно оглянувшись назад, то ли за кого-то боялся, то ли беспокоился  за свою маленькую отару, скрывшуюся за  дувалом.

          -Анна Андреевна, спросите у него,  как называется место, где мы сейчас находимся?  – подсказал Олег девушке, надеясь, на ее перевод.   

         –Вы что, русские?  - вдруг неожиданно  для пилигримов спросил «хозяин»  на русском языке, услышав вопрос  Олега.

         -Мы советские  люди. Это два офицера, а я медсестра. Попали в плен к бандитам, бежали,  а теперь пробиваемся  в   свою часть.

        Анна не побоялась назваться  этому дехканину, кто они такие.   Она знала, что местные жители ненавидели  душманов, которые их нещадно грабили, а  молодых  сыновей уводили с собою в бандитские отряды. И более с симпатией, нежели с опаской относились к  шурави - советским военным, которые нередко помогали им едой, оказывали медицинскую помощь им самим, и их детям.

        -Так вы советские? – словно сомневаясь в этом,  уточнил дехканин. – Я тоже когда-то был советским. Я сам родом из Туркмении. Сюда меня привез отец еще подростком.  С тех пор  тут и живу. Вернее жил. – Он обернулся на развалины своего убогого  жилища. – Вот все, что осталось от моего хозяйства. Здесь  жила наша  семья.  Сына  забрали  бандиты, а когда он сбежал от них, поймали и расстреляли.

-Как называется ваше селение? – спросил Олег, опускаясь на придорожный валун, на  подобных   уже сидели его попутчики: Анна и Виктор.

          -Это провинция Гардез, но это кишлак, а город с таким названием вон там. -  Он махнул рукой куда-то то ли в небо, то ли за горы, видневшиеся  вдали. –  Большое горе свалилось на мирный народ. И каждый норовит его обидеть, - вроде как пожаловался дехканин этим несчастным оборванцам, которые в данный момент
были не счастливее самих  несчастных  дехкан.

         -Регулярные войска хоть не трогали мирное население, - продолжал рассказывать старик. - Спрячешься в расщелине, и тебя не убьют. А вот когда между собою начинают биться бандитские душманские группировки, достается всем, и в первую очередь мирным жителям. Обзывают нас предателями Пророка. А что мы,  простые жители,  можем сделать? Сил у нас нет, да и непонятна нам эта война. Кто за кого и с кем воюет, а главное за что?  Нам бы  землю обработать,  да сберечь  отары  на горных выпасах. - Человек вроде бы всхлипнул и грязным  рукавом  старого халата вытер глаза.

-Люди покинули разоренный  кишлак, и ушли в горы в сторону  Гардеза, – рассказывал он, - это почти за двести верст отсюда. Но тут мой  земляк,  убегавший от войны, рассказывал, что и в горы пришла война.  Некуда от нее спрятаться, приюта нигде нет, - с обреченностью закончил он. – Пойдемте ко мне,  на дувал, - пояснил  хозяин. -  В хижину не приглашаю. Все разрушено.
Даже потолок обвалился.

Потом Абдулла, так назвался мужчина, рассказал, что в этих местах шли  жестокие бои, чуть ли не целую неделю.

         -Все разбили, сожгли. Вон кроме обугленных развалин ничего не осталось, - кивнул он в сторону кишлака, ведя за собой  гостей, если так можно было назвать  измученных  скитальцев, а что они  ими стали,  у них уже не оставалось сомнения. – Мы даже не можем понять, кто с кем воюет, – повторил Абдулла, словно оправдываясь перед кем-то. - А нам, мирным жителям, одно разорение.
         
          Значит, это  здесь происходил бой,  который они  приняли  за линию фронта. Выходит, что  шли они все эти дни  совершенно в противоположную сторону  от расположения своих  частей. Все это их повергло в шок и безысходность.

          -Сейчас зарежем овцу. Я наперво накормлю вас, - засуетился хозяин, - а потом будем уже думать, что делать дальше, - с восточным гостеприимством  распорядился Абдулла.

          Советские гости не возражали. Во-первых,  были голодны до потери последних сил, во-вторых, наконец-то они достигли хоть какой-то,  но  определенности, то есть  повстречали человека, который им даст хоть какую-то информацию. А это значит: надо  насытиться, отдохнуть и лишь потом   планировать  свои  дальнейшие  действия.

Загнав живность в закуту, с обвалившейся крышей, Абдулла принялся рыться в хламье, сваленном в углу разоренного жилища.

           -Какую из овец вы намерены принести в жертву? – с голодным блеском в глазах спросил хозяина Олег, хотя интонация его была более склонная к юмору.
          
          -Да собственно любую, вот только сейчас найду нож. Сунул его в кучу тряпья,  завидев вас, спускающихся к дороге. Посчитал, что снова бандиты. Они и так разорили все мое хозяйство, - продолжая поиски,  пояснил хозяин свои действия.

           Никто  даже не заметил, как в горле одного из животного уже торчал нож, а само оно замертво рухнуло рядом со своими товарками, все также стоявшими с недоуменно вытаращенными глазами.

           Абдулла был поражен.

           -Да вам с таким владением ножом никакое  другое оружие не понадобится,  -  с   восхищением  произнес   хозяин, уважительно  взглянув на Олега,  отгоняя маленькое стадо в  угол дувала, и отгораживая  его  длинной жердиной.

           Тушку животного,  тут же во дворе, при помощи хозяина подвесили за задние конечности  на суку  корявого полузасохшего дерева.  Ребята собственными ножами ловко освежевали его, в то время как Абдулла с помощью Анны раздували очаг под огромным ведра в три казаном, предварительно  налив в него воду.

           -Зачем столько воды? – спросил Виктор  у хозяина.

           -Жара, мясо нельзя оставлять, не обработав его соленым кипятком. Часть мы съедим, а остальное мясо, проварив до полуготовности, провялим на сквозняке, заберем с собой. Кости отделите и вместе с внутренностями выбросите  в ущелье. Там шакалы  все подберут,  –  пояснил   гостеприимный хозяин.

         Анна, при упоминании о шакалах поежилась  -  оказывается, они и здесь  рыскают.

         Соль у хозяина была в достатке.

         -Мы  запасаемся ею впрок, обменивая на овец у приезжающих закупщиков, - пояснил он гостям, обрадовавшимся такому необычному лакомству.

         Порывшись в  котомке, лежавшей у порога разоренной хибары, Абдулла извлек из нее  толстую лепешку - хлеб местных жителей, выпекаемого  в круглых глиняных печах.

Еда  для оголодавших беглецов   оказалась  божественно вкусной.  Да собственно, показалась бы она такой и не только для голодных. Это действительно было                непередаваемо вкусно.  Почувствовав запах мяса,  исходящий  из котла едва сдержались, чтобы не броситься к казану и, выхватив голыми руками  обжигающий кусок, рвать его голодными зубами и глотать, глотать, сколько хватит сил.

Но такое характерно лишь для животных.  Скитальцы хотя и голодные до  полуобморочного состояния,  все же оставались людьми. По мере уваривания мяса, Абдулла, постепенно опускал в котел  пучки каких-то трав, снимая их  с уцелевшей  стены полуразрушенной хижины.

А потом был царский пир. Такого лакомства молодым людям никогда в жизни не приходилось пробовать, да и в дальнейшей своей жизни вряд ли придется. Не потому, что невозможным будет приготовить баранину в котле,  а все дело во времени поглощения пищи и обстановке, в которой это происходило.

            Утолив первый  голод,  и теперь смакуя вкусную мясную шурпу, по местному сурпу, гости совместно с хозяином   принялись строить  планы на дальнейшее.  Абдулла предложил  беглецам  самый разумный выход:  всем вместе отправиться  в его горное  стойбище.

Оставить девушку там, в его семье, а   парням уходить по ущелью  в сторону Кабула, где  предположительно располагаются советские воинские части. Не имея  других вариантов, лейтенанты согласились.    Трогаться  в путь решили  ближе к ночи.

            -Днем идти рискованно. Можно нарваться на  бандитскую засаду,  либо их снайперов, – пояснил  старик. – Нам необходимо отойти от кишлака  хотя бы  километров за пятьдесят-семьдесят. А  дальше будем идти,  уже не боясь. 

Абдулла   рассказал,  в кишлак он вернулся, чтобы забрать спрятанных  в  горной пещере животных, где в мирное время    хранил  запасы  корма для домашней скотины. Его многочисленная  отара паслось далеко на высокогорном пастбище.

С приходом войны  овец растащили бандиты, погубив все стадо. Благо он успел спрятать несколько  животных от  уничтожения.  Правда,  на стойбище с ними осталась  хорошая молочная коза, дающая в сутки по два, а то и по три литра молока.

-А эти козы еще молодые. Они пока  не доятся, -  хозяин кивнул в сторону испуганно жавшегося в углу табунка. Он помолчал и продолжил  грустное повествование:–  Мы с женой остались  одни, после того как  бандиты убили нашего сына. Пропала наша отара, убит сын. Вот, что наделала война,  -   добавил  Абдулла, и заскорузлой  рукой смахнул выкатившуюся  слезу. –

Выходит,  мой  отец не нашел счастья  в этом чужом  краю. Он вместе со своими  родителями похоронен здесь, в Афганской земле, далеко от Туркмении.  На родине, в  городе Амударья живет мой родной брат Ахмат. В то время, как отец увозил меня из Союза он служил  в Советской Армии.

Ехать с отцом отказался, так и остался  там  жить.  У него семья, большой    отцовский дом.  Дети уже взрослые. Встречу - не узнаю, - с грустью сказал дядька  о своих племянниках.

Наконец изголодавшиеся беглецы насытились.  Парни, блаженно развалились на куче хвороста, сваленного у очага. Анна, прислонившись к глинобитной стене в тенечке, наслаждалась сытостью и долгожданным отдыхом. Сняв обувь, если можно было назвать, то, что осталось от ее некогда довольно приличных туфель на  удобном каблуке, в которых  долгие часы простаивала у операционного стола,  и с грустью  посмотрела  на них.

Это были обрывки подошв, чудом державшиеся на  кусочках  кожи.   Обувь ребят была  более приличная, не считая, что у одного их них каблуки едва держались,  хлопая во время  ходьбы, грозя вот-вот отвалиться от подошвы; у второго, напротив, ботинки «просили каши». Носы, задравшись кверху, при ходьбе сильно  мешали своему несчастному  хозяину.

Подошва то и дело цеплялась за коварные камни,  грозя оставить ногу в  босом одиночестве. Человек, лишенный  обуви  в горах, с травмированными в кровь ногами,  обречен  на гибель.

-Вам следует  сменить одежду и обувь, - укладывая в сумки провяленное мясо на сквозняке, - сказал Абдулла. – В такой обуви по горам  много не  находишь. Надевайте  одежду моего сына,  -  сказал он ребятам, - Голову укроете  чалмой. Автоматы с  нагрудниками  придется оставить здесь. В горах они будут лишь помехой.  Оружие  привлечет тех, от кого нам следует держаться подальше.  Защитить оно нас не сможет,  если нарвемся на бандитов, разве что немного продлит нам  жизнь до того, как кончатся  патроны. Моджахеды никогда не
отступают, и никого не оставляют  после себя в живых. 

           «Это точно», - подумали лейтенанты, припомнив  бандитский налет  на госпиталь,  они сами видели,  как те добивали  раненых.

           -Да и в горах они себя чувствуют лучше, чем в собственном дувале, - продолжал Абдулла.  - А вот ножи это самое подходящее оружие в горах, – добавил он, имея  в виду, как ловко ребята  действовали кинжалами,  освежевывая   тушу овцы.

          -Тебе откуда известно, отец, про оружие? – привстав с места, спросил Олег, уставясь на мирного дехканина.

          -Пожил бы  среди бандитов и войны  всему  научился бы, какое оружие здесь нужнее, а какое нет. Вот, вам, обувка, - высыпал  Абдулла гору заскорузлых,  неизвестного  назначения  скукоженных  изделий, явно кустарного  «производства», больше похожих на высохшие гигантские гороховые половинки стручков, с лиано подобными ответвлениями. 

Это были КИМРЫ  - местная обувь, на манер русских лаптей, только  изготовлялись  те из ивового лыка,  а эти, судя по скукоженности  -  из  кожи  животных.

Лейтенанты, облаченные в полосатые шаровары и такой же расцветки  халаты, подпоясанные  мягкими кушаками, с чалмой на голове, преобразились в местных жителей. Пятидневная  небритость  довершала сходство  с моджахедами,  что не совсем   нравилось  ребятам. 

Однако, согласились, что такой наряд в глубине  страны, напичканной бандитами более безопасный, нежели их потрепанная офицерская форма  с босыми ногами. В своем новом облике они вполне  сойдут и за сторонников оппозиции, и  за  бандитов. Как кому больше понравится.

Хаос в стране царил невообразимый. Каждый поступал так, как считал для себя  выгодным.

          Оппозиция  ДРА ранее с высокими идеалами во имя  Аллаха, стала превращаться в полубандитскую организацию, переведя стрелки патриотизма на  диверсионно-террористическую деятельность.  Если раньше она действовала крупными формированиями, то в настоящее время - это  небольшие отряды  из десяти-пятнадцати человек, и даже совсем мелкие группы, состоящие из двух-трех  террористов.

Постепенно  «патриотические» оппозиционные группировки из защитников священного Отечества превратились в обыкновенных бандитов, как вредных для своего  собственного правительства,   так и опасных  для  мирных жителей.

         В 1973 году в Афганистане произошла Саурская революция,  свергнувшая в стране  монархию. Страна, стала называться республикой. Ее первым президентом стал двоюродный брат свергнутого короля, который совместно со своей так называемой Народно-демократической партией люто ненавидел Советский Союз с его коммунистической ориентацией.

Затем эта партия раскололась на два крыла: «Хальк», что означает «Народ»,  поддерживающая президента, во главе с  Тараки,  в последствии названная оппозицией с прокоммунистическими взглядами. И крыло «Парчан», в переводе  «Знамя»,  во главе с Кармалем,  сторонником коммунистических идей.

          Правда в последствии, как показала история, им руководила не любовь к коммунизму, а личная выгода.  Естественно СССР решил поддержать сторонника  коммунистических идеалов и  своего  нового «друга» Кармаля, который, оказавшись Иудой   для собственного  народа, способствовал введению  в  родную  страну чужеземной армии.

Так  двадцать пятого декабря 1979 года началась Афганская война,  продлившаяся две тысячи двести тридцать восемь дней  и закончившаяся пятнадцатого февраля  1989 года.  Цели и задачи  войны  тщательно скрывались от советских людей. 

Вместо  живых  сыновей  матерям  возвращали цинковые гробы,  погребая их на местных кладбищах без речей и воинских почестей, под большим государственным секретом.

Советскому народу родное правительство замазывало глаза и затыкало уши на Афганскую проблему. Политбюро ЦК КПСС разработало мероприятия по патриотической пропаганде среди населения о необходимости введения советских войск в Афганистан и передачи власти   «другу» Кармалю.

Эта была самая бесславная и бездарная   война со стороны   правительства СССР, за всю историю России,  погубившая тысячи молодых жизней. Бесплодность  самоуничтожения Афганского народа, привело к пониманию  гибельной  «помощи» иноземцев, каковым являлся Советский Союз. На этой основе встал вопрос о национальном примирении афганского народа.

В СССР началась перестройка во главе с Горбачевым. Этот политик был отмечен новым политическим мышлением в области внешней политике. До него, наконец, дошла вся трагическая глупость «помощи»  «брату» Кармалю.

          Начались переговоры с вооруженной оппозицией.  Разрабатывался план возвращение афганских беженцев на родину и введение военной амнистии всем афганцам, прекратившим борьбу против существующего строя. В результате  этой новой политики к руководству Афганской партии пришли новые силы, а  Генеральным секретарем ЦК  стал Наджибулла. Потом он на всенародном собрании всех слоев населения страны будет избран президентом.

         В конце 1988 – и начале 1989 года  подписано соглашение  о прекращении вооруженной борьбы. Начался вывод советских войск из страны.  Пятнадцатого февраля 1989 года последний солдат покинул многострадальную республику, так и ничего не понявший, почему его на этой чужой земле убивали, калечили, выворачивали душу наизнанку, вызывая помутнение рассудка.

Олег и Виктор офицеры советской армии, отряда особого назначения,  по  року бессмысленной войны в настоящее время находятся в подвешенном   гражданском статусе.

Кто они:  беглецы, дезертиры, пленники, только чьи?  У каждого из них высокое  чувство долга перед Родиной. Непредвиденные обстоятельства затянули их в паутину неопределенности. Лейтенанты не имеют даже представления где, и в какой точке чужой страны   находятся они  в настоящее время.

Ботинки, дождавшись долгожданной пристани, развалились, едва Виктор взял их в руки, нацеливаясь натянуть на ноги. Скептически отнесся он к  скукоженной обувке,  предложенной Абдуллой, и названную  «кимрами».

-Уж лучше бы назвали кикиморами,  такая  неуподобоваримая обувка, -  ворчал моторный Олег,  обматывая  ногу длинными  то ли шнурками, то ли  веревками, прикрепленными к заднику,  для прочности и,  как  объяснил  Абдулла, изготовленных  из овечьей кожи. 

-Дай я тебе помогу, - садясь перед юношей, сказал  хозяин, видя бесплодные потуги  справиться с подвязками.   – Смотри, как это  делается.

          Виктор и Анна, оставив свои, как и Олег, безуспешные попытки прикрепить к ноге «кимру»  стали повторять приемы, показанные Олегу Абдуллой.  Молодые люди с недоверием  отнеслись к сомнительной обувке. Однако, не имея  иного выбора,  покорились судьбе,  продолжая прикручивать  к ногам  заскорузлые  «стручки».

Позже они убедятся в преимуществе  неказистой «кикиморы», как обозвал ее
Олег,  на тяжелых горных тропах.  Ребята  помнили, как  их командир   в нарушение всех приказов выдавал им  при проведении  боевых операций в горах,  фирменные «адидасы» с мягкой подошвой, тогда  для  бойца это стало блаженством.
 
Ботинки абсолютно непригодны для лазанья по горам. Но и «адидасы» не шли ни в какое сравнение с кимрами,      «прикручеными»  к их   ногам.   В них совершенно не чувствовались  острые камни, их смягчали прочные эластичные кожаные подошвы. Обувка, обтекая валуны и  гладкие камни, создавала  комфорт ногам.

Кажется,  человек  ступает  по ровной поверхности, не ощущая никаких неудобств. Вот почему моджахеды  без проблем   шастают  по горам.

          Кимры, как вид обуви, горцы  разрабатывали и усовершенствовали  веками. Теперь ее изготавливают в каждом кишлаке и поселке ручным способом,   в городах - фабричным, на производстве.

Анна облачилась в старое платье хозяйки, найденное  Абдуллой  в  ворохе барахла,  сваленного на глиняном  полу  в углу  разрушенной хижины.  К ногам  плотно  пришнуровала   «кимры»,  подражая   Абдулле,  ловко  управлявшимся  с подвязками.  Голову покрыла старым выцветшим платком, больше похожим на
тряпку. Но это были уже детали.

Мужчины налегке, без оружия,  за спинами в старых мешках изготовленных на манер  рюкзаков с веревочными лямками, несли  нетяжелую поклажу, состоящую из  отварного и провяленного мяса, сосудов  с водой  и старых одеял. Оружие не хватило духу уничтожить, пожалели,  завернули в тряпицы и  закопали в глубокой  снарядной воронке,  у самого дувала, забросав сверху  глино-кизячными кусками   разбитой  стены.

Документы, лейтенанты спрятали в складках  своей необычной одежды. А вот у Анны  совсем их не было.  Она  сейчас никто.  Единственной связью с той жизнью был ее довольно потрепанный некогда белый халат, с которым она не решилась расстаться и сейчас.  Свернув в тугой  комочек, положила его в Викторов мешок.

           Халат выручал ее в пути пока  не вышли к кишлаку. Он был ей сменной одеждой после купания в речке. Служил подушкой во время сна в пещере на каменном ложе,   прикрывал от нестерпимо-палящих лучей  злого чужого солнца.  «Пусть он будет со мною до конца», - решила девушка,  считая,  с  его  потерей   потеряется и она сама. Хотя,  судя по всему, это уже произошло.

            Полное сходство  скитальцев с местными дехканами, усиливала  маленькая отара из пяти овец и двух молодых коз. Путники, полукольцом окружив животных,  длинными прутами  подгоняли их вслед за хозяином,  шедшим  впереди  этой странной группы.    На горном стойбище  Абдуллу ждала  верная  жена и подруга Гюльчахра.

-Путь наш  продлится   около двух суток. Если бы мы шли без  животных, могли одолеть это расстояние и за сутки. Кроме этого нам  следует идти осторожно, обходя  места, где могут быть моджахеды,   или как они себя называют, оппозиционеры, -  почему-то с иронией в голосе   сказал  Абдулла своим спутникам.

«Интересно, откуда этому далекому от политики дехканину известно такое мудреное слово? – подумала Анна. – Ведь газет, как я  чувствую здесь,  отродясь, не бывало,  да и не может быть.  Аул находится далеко от мало-мальски цивилизованного центра, где-то в пределах двухсот километров, по словам  Абдуллы». 

Словно  отвечая на ее мысленный вопрос, Абдулла пояснил:

-Когда бандиты забирали моего сына Тахира, я в беспамятстве кричал: моему сыну не место  в бандитском отряде. Вот тогда они и сказали: мы не бандиты, а оппозиционеры. Тогда я и понял, хрен редьки не слаще,  - вынес резюме  старик.  – Вот таких  оппозиционеров мы и должны бояться. Сейчас они словно шакалы прячутся в горах. Их пуля может в любой момент настигнуть как мирного путника,  так и  боевого солдата.

          -Напрасно мы оставили  свои  автоматы, -  после  услышанного  рассказа  пожалел  Олег.

В течение   почти  шести  лет он не расставался с оружием. Автомат, словно прирос к его руке. Но пришлось его бросить,  там, у сухого русла реки, когда, отстреливаясь от  бандитской группировки, напавшей на госпиталь, израсходовал всю обойму.

Без нее автомат становился бесполезным.

-Нет, автоматы  в горах  нам только навредят, -  повторил  проводник свою истину, -  они  сделали бы нас более подозрительными. Повстречайся на нашем пути бандиты, нам уже не отвертеться. Хотя мы могли  автоматы  продать им, заявив, что нашли, - с хозяйственной  расчетливостью пожалел  дехканин  брошенное оружие. Однако, преодолев меркантильность, вынес вердикт: – Однако без него целее будем. Ну, пора в дорогу, – сказал он, вставая с валуна, на котором сидел во время  непродолжительного отдыха.

           Овцы с козами, воспользовавшись передышкой путников, торопливо щипали скудную пожухлую растительность  между  камнями.  Люди засуетились и,  собрав  разбредшихся животных, погнали их  по   узкой  горной тропинке вслед за Абдуллой.   

 Несмотря на  крутые подъемы, обрывистые спуски, сложности с животными,   лейтенанты  чувствовали себя в пути несравнимо комфортнее  в нелепой местной одежде, нежели раньше в своей собственной. В нынешней  не так донимало палящее солнце,  а ноги, обутые в  «кимры»,  вовсе не чувствовали каменистости.

Казалось идешь не по  скользящей гальке или острой щебенке, не взбираешься по горной круче либо скатываешься с нее вниз -  а шагаешь по прогулочным парковым аллеям.

           Конечно же, это не так, но  беглецам  было с чем сравнивать. Их долгий мучительный путь в обычной обуви по горам,  дал возможность убедиться в преимуществе  местных «кикимор» перед любой другой обувью. Наконец, уставшие путники  остановились на  ночной  привал  у  шустрой горной  речушки.

Просто удивительно, как  ей удалось  уцелеть  под нещадно палящим солнцем.  Однако, присмотревшись, молодые люди поняли, в чем дело. Речушка была ни чем иным, как горным  ключом,  храбро вырывающимся из узкой расщелины. Это  потом его воды испарятся,  подальше  от источника, вон за теми   каменистыми выступами.   Животные, как и люди, добравшись до воды, долго не отрывались от благодатной влаги.   

Стоянку разбили в маленькой горной  котловине,  словно специально созданной для отдыха человека.  Натаскав камней, ребята устроили загон вроде  миниатюрной кошары,  лишив  своих лохматых  спутников возможности разбредаться  по ущелью.

Для ночного корма для них  натаскали кучу пожухлой растительности, собранной среди камней по горному склону, наломали  вполне зеленых веток кустарника у самого ключа.  В Афганистане  вода   большой дефицит. Ей почти поклонялись.

Мысли афганцев где бы они не находились постоянно вращаются вокруг воды. Ключ, конечно же, оказался на их пути  вовсе  не случайным. Абдулла знал  о его  нахождении.

За годы проживания в горах овчар  изучил все  водные источники,   где некогда   паслись  его  овцы.   Он знает о  горных ключах, неиссякаемых даже в самое жесточайшее  пекло, что давало  возможность иметь прекрасные   водопои  для его многочисленных отар. В овцеводстве водопои главное. Если овца  круглый год   может питаться сухой пищей, то без воды она не проживет и недели. 

          Не изменяя военной привычке,  ребята на ночь  заступили в поочередный  дозор, чем сильно возвысились  в  глазах   Абдуллы.  Теперь он полностью уверовал,  люди, с которыми свела его судьба на жизненной тропе  серьезные и ответственные.

Настоящие  офицеры. Впервые за все время  вне дома, эту ночь он спал спокойно, не тревожась ни за свою жизнь, ни за крохотную отару, которую    благодаря собственной смекалке  уберег от бандитов.  Ночь прошла спокойно.

Сколько не прислушивались  «часовые» к ночным звукам, надеясь услышать  боевые  отголоски  войны, так ничего и не услышали, кроме жалобного воя голодных шакалов далеко в горах.

Позавтракав куском лепешки  и подогретым на костре мясом, в виде шашлычков,  маленький отряд принялся собираться   в дальнейший путь. 

          -Пойдем вдоль русла ключа. Нам нужно попасть  на ту сторону  вон той горы, - кивнул  проводник в сторону скал, -  но с животными здесь не пройти. Поэтому нам придется обогнуть  отрог,  что  слева от нас, он совсем не длинный, – утешил  Абдулла своих спутников, доедая  последнюю порцию «шашлыка» и, следя за тем, как животные пьют воду.

Собрав нехитрые пожитки и  закинув за спины «рюкзаки», беглецы  в составе трех мужчин, одной женщины и  семи животных двинулись в путь.

-Сейчас свернем вон за  ту скалу, - указал проводник, на  видневшийся  впереди, словно выросший  из  земли  клыкастый  зуб.- И это уже, считай, половина пути.

Не доходя до скалы метров за сто,  Виктор споткнулся,  едва не упал, наступив на  подвязку, развязавшуюся на его «кимре».  Пришлось делать вынужденный привал.

Парень, виновато улыбался, понимал, что задерживает всю группу, опустился на камень и стал лихорадочно исправлять оплошность. Абдулла сразу заметил, что тот еще утром неправильно затягивал подвязки, однако отвлекся на животных, не  указал  парню на  ошибку и вот  остановка.

Он подошел к сопевшему от усердия и виноватости Виктору, который чем больше торопился, тем хуже получался у него  результат, присел перед ним на корточки:

           -Смотри, как это  делается, - сказал проводник и стал плотно обматывать  кожаные ремни вокруг ноги.

          Виктор быстро сообразил,  где  допустил ошибку. Он был благодарен  «учителю» за науку. Известно, что обувь в горах  самое главное для человека. Будь это  военный  или гражданский путешественник.       
         
Миновав  «клык»,  который оказался  вовсе не клыком, а отрогом горы, он только  в «профиль»  смотрелся  зубасто, отряд вышел на относительно ровное место с далекой каемкой «зеленки».

То был лес, а может эвкалиптовая роща, а возможно что-то другое экзотическое для чужеземцев.   Там ждала их  долгожданная прохлада,  тень, в которой можно будет укрыться от  безжалостного  афганского солнца,  побелевшего от злобы  на  незваных пришельцев,  готовое  испепелить их  с  лица   собственной  земли.

Путники, изнемогавшие от полуденного пекла,  брели   вслед за животными,   покрытыми, как и люди,  рыжей пылью. Устало, переставляя  ноги, в полнейшем отупении в мозгах от жары, стремились беглецы к заветной цели: к блаженной прохладе. 

Только Абдулла, казалось не чувствовал  обжигающего  жара и усталости. Шел и шел впереди, словно Данко, увлекая за собой смертельно уставших  людей,  потерявших надежду обрести мир и покой.

  Наконец они вступили в царство зелени, и тут же  повалились на скудную растительность, под высокие деревья, названия которых кроме Абдуллы не знал никто.

Среди них   не было  ни натуралистов,  ни ботаников. Да собственно это им было глубоко безразлично.  Укрыться бы только от безжалостно палящих лучей, глотнуть хотя и не прохладного, однако,  освеженного тенью деревьев воздуха - это было самым  заветным желанием  для   беглецов.

Животные тут же, словно для них  не существовало длительного изнуряющего перехода, принялись,  как ни в чем небывало щипать довольно сносную на вид травяную зелень,  правда,  прихваченную  сверху ржавчиной,  проникающими сквозь «зеленку», лучами  солнца.   

Люди измученные не так длительным переходом, как изнуряющей жарой в изнеможении  валялись на этой самой растительности,  раскинув усталые руки-ноги,  в таком бессилии, что случись сейчас, перед ними отряд моджахедов с оружием – не шевельнули бы и пальцем, предпочтя  движению  собственную смерть.   

Один  Абдулла  не только не упал на землю, а даже не присел,  сразу  направился  в глубь  «зеленки».  За ним,   проблеяв, боясь потерять хозяина,  потрусило  все его   лохматое стадо,   и  тут же скрылось из глаз. Где-то спустя час, в  кустах послышался треск и топот ног.

Путники поняли:  беспокоиться не стоит, это возвращается их проводник со своей отарой. Действительно, на фоне выцветшего неба, среди  листьев виридонового окраса   пирамидальнообразных  деревьев,  нарисовался  Абдулла.

За его спиной,  висел, тяжело оттягивая плечи  мешочный рюкзак. Освободившись от  веревочных лямок, сбросил ношу на землю у ног   отдыхавших, присел сам и принялся развязывать махор рюкзака.

-Вставайте, принес холодного питья, - сказал он,  выставляя на траву  фляжки и бутылки с водой,  такой прозрачности, словно ее кто-то нарочно подсинил, для придания  льдистой   свежести. – Я обычно этим путем не хожу,  здесь трудно с водопоем.

 Но сейчас особый случай. 

Что за случай не стал объяснять своим спутникам, то ли надеясь на их сообразительность, то ли по какой другой причине. Да это вовсе и не важно  для них.

Перед Абдуллой,  на траве  сидели  трое старых,   изможденных  оборванцев.    Одетая в лохмотья  кишлачной дехканки, в повязанном  до бровей рваном выцветшем платке, с толстым слоем красной  дорожной пыли, размазанной  по лицу,  Анна  выглядела  глубокой  старухой. 

Ребята, не бритые  почти две недели, заросли  густой грязной растительностью, изменившей  их  облик  до неузнаваемости.  По лицам, покрытыми  рыжей пылью,   грязными ручейками,  из-под ветхих  тряпичных тюрбанов  стекал пот, оставляя за собой глубокие бороздки.  Молодые парни  превратились   в ровесников Абдуллы. 

Вполне здесь уместна поговорка:  «не узнала б мать родная».
Часовой  передышки вполне хватило для полного восстановления молодых сил, чтобы   почувствовать себя  бодрыми. 

Резво повскакав со своих лежбищ, молодые люди, в облике стариков,  жадно набросились на ледяную воду. Обретя внутреннюю энергию,  они   были  готовы вновь  ринуться в путь.

Только вот куда? Что их ждет там, в   конце этого пути?  Будет ли это конец,  или  так и будут  они плыть по  злому  жизненному руслу, неизвестно куда, словно ненужные  щепки,   выброшенные  небрежной рукой беспечного столяра в реку, дабы избавиться от лишнего мусора, так и их самих выбросила война в  круговорот  жестокого  выживания. 

Абдулла, присев на траву для короткого отдыха,  на вопрос Олега, а далеко ли отсюда до  Советской границы,   пояснил:    
         
-Далековато, но если ехать на машине, то суток  двое - и ты на месте.   До войны в Анджой, что недалеко от границы,  автобусы ходили регулярно. Я по несколько раз в год ездил, навещать брата.  Тогда в мирное время считай,  и границ-то никаких не было.

Так, простые поборы на пограничных постах. Дашь местному  пограничнику  пару-тройку  шариков маковой наркоты,  или сотню-другую афгани, тебя и пропустят без препятствий. На другой стороне уже советскому пограничнику– вяленой баранины, они ее шибко уважали,    и ты  в Туркмении, а там брат на машине уже встречает меня.   
Такими путями пользовались все  местные жители с обеих сторон, для купли-продажи своего продукта.  Сейчас  путь закрыт для простого  дехканина,  но распахнут   для  провоза контрабанды  бандитами в основном наркотиков с этой стороны и оружия с той. 

Война. 

-Никакого порядка нет, -  задумчиво грызя травинку, сорванную тут же,  где присел  отдохнуть, с горечью добавил  Абдулла. 

Этот наивный человек осуждал нынешние порядки, и  не находил ничего предосудительного  в подкупе пограничников в мирное время лично им самим.  Он считал,  пересечение границы  с целью свидания с   родственниками  священным и правильным. 

Ведь он-то  навещал родного брата. Какое здесь  нарушение?
Ребята стали рассуждать: Анджой, знакомое название. Где-то там  проходила военная дорога Кунгуз-Багланы для советских войск, направляемых в район захвата  столицы Афганистана  Кабула. 

Это было  северо-восточное направление начала боевых действий советских войск на чужой территории. Однако  этот путь им был незнаком, но  слышать о нем приходилось. Сами они вступили в чужую страну с противоположного, западного направления: Кушка – Герат – Кандагар.  В этом  Кандагаре  встретили   своего  однокурсника по военному училищу Макса  Ивлева, который  рассказал им  каким образом  оказался там.

Их дивизия шла в направлении Термез – Кундуз, то есть с восточной части страны.  Далее  направление на  Ханабад, где в его пригороде  у  кишлака, что  недалеко от  Малям-Гулям  завязались  тяжелые бои.

-Там столько полегло наших солдат! Ужас! Никто ведь из нас не был готов к такому отпору. Нам  вешали лапшу, дескать,  идем с дружеским визитом в страну, которая нуждается в защите от бандитов,  которых мы запросто закидаем шапками. А вышло они нас… в общем…–  с горечью  рассказывал Максим о марш-броске, разочарованного  планами  высшего командования.

Перед дивизией,  в которой  воевал Максим,  была поставлена задача:  охватить кольцом наиболее важные административные центры страны.  Охватить-то   охватили,  да что толку от этого охвата.  Захват стратегических центров советскими войсками  принес неисчислимые страдания   несчастной стране, в которую, как оказалось потом, никто их не звал,  плюс  позорный  разгром советских войск, с тысячами загубленных  молодых жизней.   

Позже и сам Максим,  где-то под Урузганом сложит свою молодую головушку, штурмуя ненужный  ему чужой кишлак. Его осиротевшим родителям  так никто и не объяснил за что погиб их сын.               
             
-Значит так: мы находимся сейчас в восточной, вернее юго-восточной  части Афганистана, - стал рассуждать Олег, услышав    от Абдуллы  название   города Гардез. Максим  называл  еще Котайн-Ашро, когда они замыкали кольцо вокруг Кабула.  Далее город или селение,  вроде бы  он называл его Газино. Но это нам ничего не дает. – Печально  вздохнул он.

-Газни, - поправил его проводник, вмешавшись в рассуждение  офицеров. – Но этот город лежит в стороне от  Гардеза,    поближе к Пакистанской границе.

          -Да так оно и есть. Ведь он говорил, что они двигались в направлении Урузган – Газино, то есть Газни, - поправился Олег.

-А вот отсюда в восточном направлении  город Джелалабад,  расположен он на реке Кабул, - вслушиваясь в разговор ребят,  уточнил Абдулла. Он, как всякий Афганец ориентировался в основном на воду. Поэтому и  привязывал все пункты к живительным источникам. – Река Кабул, - продолжал он развивать свою мысль, - полноводная,  со   множеством притоков. Там хорошие водопои и выпасы для отар.

Вот уж правда говорят, что у кого болит, тот о том и говорит. Этот чабан, хозяин некогда почти тысячной отары овец, свои мысли направлял на пастбища, на водопои для  животных,   мысленно продолжая жить мирной, созидательной жизнью. Такая подробность молодым людям была  на руку. Им припомнилось, как Максим говорил:

-Эти проклятые моджахеды бегали по горам и своим горным речкам, словно по равнинам. А нам там пришлось несладко. В одних только этих  речках мы потеряли больше сотни  ребят.

Выходит,  верно названы населенные пункты Абдуллой. Теперь стало понятно, что,  передвигаясь с юго-запада,  ими пройдено огромное расстояние.  Словно с повязкой на глазах, плутая в горных лабиринтах,  шли они совершенно в противоположном для них направлении, все дальше и дальше  удаляясь   от расположения своей воинской части.

Однако, получив хоть какой-то ориентир  от проводника,   лейтенанты  надеялись наткнуться на оставшиеся контролируемые  Максимовой дивизией подразделения в этой части Афганистана. Надежду  найти расположение своей  воинской части они потеряли навсегда.

-Пора в путь, - вставая, сказал Абдулла,  закидывая за плечи  «рюкзак». 
          Все стали дружно собираться. Животные, почувствовав суету людей, подняли головы и уставились на своего хозяина.

          -Пошли, - сказал тот и первым двинулся в  путь.
Отряду предстояло пройти  по голой равнине  довольно большое расстояние. Все с сожалением покидали   спасительную от зноя тень «зеленки».

– Видите горы? – спросил Абдулла, указывая рукой на сиреневые  пятна, видневшиеся  вдали.

Были  они крутыми, или пологими определить на таком расстоянии путникам не представлялось  возможным. Да это и  не главное. Будь они хоть под самое небо, все равно их пришлось бы преодолевать.

-Вон там правее, мы свернем в глубокое ущелье и, пройдя его, окажемся на месте. – Если бы мы двигались другим путем, - объяснял Абдулла своим путникам, -  мы  уже были бы на стойбище. Однако там не пройдешь с животными. 

– Устали? – неожиданно обернувшись к молодым людям и  впервые улыбнувшись, спросил этот задубленный солнцем, горем и войной   человек.    

-Все  нормально, - за всех ответил Олег.

Ущелье,  засыпанное камнями, валунами и щебенкой, путникам помогали преодолевать  спасительные  «кроссовки» местного «производства»  марки «кимры». Вдобавок  ко всему,  в ущелье  стояла относительная прохлада. Поэтому и решили, что передвигаться здесь гораздо «легче» нежели по раскаленной степи.

Козы грациозно перепрыгивали с камня на камень, овцы, лохматыми клубками,  переваливаясь с боку на  бок,  преданно   следовали за своим хозяином.

Стойбище владельца  некогда многочисленных отар,  оказалось ухоженным и
огромным.  Однако  поилки для  животных в виде длинных деревянных корыт,   огороженные  овечьи кошары, навесы для зимней заготовки кормов, наводили на грустные размышления.  Здесь отсутствовали те, для кого  предназначались  все эти  сооружения. 

Встретившая  их женщина с трудно  определимым  возрастом, одетая по местному обычаю: в длинное  цветастое платье, в фартук, подоткнутый с одной стороны, по всей вероятности, как и ее муж, была туркменкой. На голове  у нее  красовался яркой расцветки платок, повязанный   концами назад под длинные
черные косы, которые свисали вместе с этими концами почти до пояса.  Путники заметили женщину,  еще  издали,   не доходя до стойбища.

Она стояла  на самом краю высокого утеса, и, приложив козырьком руку к глазам,  пристально всматривалась вдаль. По-видимому, делала  это она долгие дни в ожидании мужа, страшась  не дождаться  его. 

Увидев  Абдуллу,  несмело махнула  рукой, то ли в приветствии, то ли  показывая, что  заметила   его.

Чужие люди, идущие  вместе с  мужем  насторожили ее. Кто они,  зачем  идут  на стойбище? Среди них она  рассмотрела женщину. Судя по   одежде,  это были местные жители.  Она немного успокоилась, тем более  увидела, что муж действительно ведет оставшихся животных,  спрятанных в кишлаке.

  Бандиты, наведываясь на стойбище, постепенно  уничтожили  всю отару.   Ценная  Афганская порода тонкорунных овец была пущена под нож.    Уничтожив  овец, бандиты силой увели их мальчика, восемнадцатилетнего Тахира.  После он  бежал из банды, пробираясь домой,  напоролся на засаду и был убит  бандитом Мателлой.

-Отечество должен защищать каждый мужчина, - назидательно толковал  валявшимся в беспамятстве  родителям,  когда негодяй уводил  из дому их единственного сына. 

          -Какой же он мужчина, ему ведь нет еще и восемнадцати, - цепляясь за  полы  бандитского халата,  ползая  в пыли перед ним на коленях,  кричала обезумевшая от горя мать.  –Мателла! Ты  сам отец! Оставь моего сына! Ты ведь наш земляк, такой же, как и он туркмен, пощади нашего ребенка! – умоляла безжалостного бандита несчастная.

           Мателла действительно некогда проживал в Туркмении,  вместе с отцом промышлял контрабандой наркотиков. Попался. Был арестован. А когда оперативники уводили его из дому, отец подстерег милиционеров, застрелив их из ружья, освободил сына, и  по знакомым тропам  родственнички  сиганули  в забугорный Афганистан. 

Там, у старшего наркодельца были налажены давние связи с местным криминалом. После,   Мателла  вместе с отцом сколотив банду, стали бандитствовать, а тут как  раз,  кстати, для них,   началась военная  заварушка. Граница  между  Афганистаном и Туркменией     и без того подобная решету для воды, стала распахнутыми  воротами для контрабанды.  Пропуском служили  пачка афгани, либо рублей, в зависимости от места расположения «ворот».

Отец и сын отлично владели русским языком, как бывшие граждане Советского союза.   Банда, возглавляемая отцом Мателлы, одна из самых жестоких и безжалостных группировок. Им неведомы ни сострадания, ни жалость, ни слезы обиженных.

Особенно  свирепствовали они в отношении своих земляков, таких как Абдулла, честных тружеников.  Бандиты  уничтожили  отару его каракульских овец, всемирно известных по выходу каракуля наивысшего качества.


Всего лишился Абдулла: своих отар,   глинобитного, добротного дома в кишлаке, разрушенного прямым попаданием снаряда в крышу, нажитого собственным трудом, домашнего скарба. Но главное чего лишился этот человек  - своей кровиночки, своего ненаглядного единственного сыночка Тахира.  Без  которого  осиротели они с женой и сразу постарели на возраст погибшего сына. Абдулле всего  сорок два, а выглядит он глубоким стариком.   

Бандиты,  видя, что взять у несчастной семье больше  нечего оставили стойбище в покое. Только случайно отбившийся  от общей отары  маленький  косяк  из нескольких овец и  коз,  заплутавшихся  в скалах,  остался нетронутым бандитами. Потом  глупые животные сами  явились  в кошару к хозяину. Тот, насмерть перепугавшись, отогнал их к прежнему своему жилищу, в разрушенный  кишлак, и спрятал  в глубокой пещере, где хранил овечий корм.  Завалил выход камнями, расчистил  тоненький ручеек,  сочащийся  из скалы внутри пещеры,  у  основания  выкопал маленькое  озерцо,  обеспечив животных  естественным водопоем.

Шло время. Решив, что бандиты больше  не сунутся  на стойбище,  Абдула   с  риском для жизни  задумал вернуть животных из кишлака, надеясь вновь возродить  отару.   Уводя  табунок в деревню, Абдулла оставил единственную дойную козу, мать тех двух молодых коз, которые сейчас возвращаются в родные кошары.

Женщина стояла на скале, четко вырисовываясь на фоне вечернего неба,  рядом с ней, стоя передними ногами на плоском камне, изящной скульптурой  застыла коза,  всматриваясь, как и ее хозяйка, в группу усталых людей,   медленно  бредущих  в гору.

Гульчахра, так звали супругу Абдуллы,  по-домашнему Гуля, худенькая, черноволосая женщина, с тревожными глазами, в которых  навеки  поселилась смертельная тоска,  завидя мужа живым и здоровым,  прильнула к его груди, застенчиво приобняв за плечи и тут же, по-восточному обычаю  вежливо пригласила гостей в жилище.

Те,  шагнув через порог,  были удивлены неожиданным отсутствием крыши над головой.  Хозяева   пояснили:  это  не жилище, а дувал. Подворье. На русский манер - сени, только без крыши.  Хозяева  помещали  здесь овцематку в случае осложненного окота,  оберегая слабого новорожденного ягненка от  затаптывания  взрослыми животными.

Использовался дувал и для  других  хозяйственных целей.
Сама хижина оказалась просторным жилищем, с большим очагом  посредине, от которого  в студеную пору  исходит  живительное тепло.   Комнат как таковых в подобных жилищах  не бывает, но для каждого найдется   уютный  уголок  неподалеку от  очага.

Пока гости во главе с хозяином, сбрасывали пропыленные одежды  на дувале, хозяйка  деловито гремела ведрами и слышалось, как  лилась вода.

-Пошли мыться, - скомандовал Абдулла мужчинам. -  Анне, Гуля сама покажет ее место.
          Вымывшись, гости облачились в предложенные хозяевами  прохладные,  хотя и не новые, но аккуратные и чистые одежды.  За много дней скитания  потерянные пилигримы  впервые  усаживались за настоящим  столом, чтобы  отведать жидкой пищи, приготовленной из  настоящей лапши, с добавлением  пряных трав, что придавало супу необыкновенно приятный привкус,   помимо прочего в мисках было по большому куску мяса.

-У нас в горах нет холодильников, мясо либо вялим, либо солим в бочках,  затем закупориваем их,  чтобы рассол не  вытекал, и зарываем на дне ручья  либо речки,  вода, пробегая сверху, охлаждает и консервирует мясо - вот и весь  секрет.  Бочки с мясом бандиты не нашли, поэтому  мы  не  умерли от  голода, - пояснил хозяин, черпая большой ложкой  вкусное обжигающее варево, как и гости с удовольствием поглощавший пищу. 

На второе каждый получил по большой глиняной кружке холодного козьего молока с куском толстой лепешки - лаваша так называется  горский  хлеб. Насытившись, они выбрались из-за стола, когда уже на темном небе  во всю сверкали  звезды, каждая   величиной с добрую  айву. 

Уставшие от долгого пути,  и,    разморенные   сытным ужином,    гости тут же   завалились  спать.  Ребята устроились в   далеком  закутке  за печкой. Кроватей в подобных жилищах не водилось,  всяк мог валяться, как ему вздумается. 

Подушек  в  каждом углу лежало по целой дюжине.

-Вот это да! – блаженно возликовал Олег, бросаясь на мягкую  войлочную подстилку из овечьей шерсти и обкладывая себя многочисленными подушками. – За сколько времени поспим по-человечески, - уже засыпая, пробормотал он, проваливаясь в глубокий сон, в то время, как  его товарищ уже крепко спал,  посвистывая носом, видать  ему, все еще мешала въевшаяся, тяжелая  пыль чужой земли.

Им не надо  дежурить в тревожной ночи, бороться с одолевающим сном, мучиться ночным  голодом, выворачивающим наизнанку кишки, просящим пищи.  Лейтенанты спят здоровым  сном уставших  людей.

Анна, чувствуя легкость во всем теле от  прикосновения чистой  прохладной простыни, вынутой хозяйкой из большого ящика, по всей видимости, заменяющего ей  сундук, подложила под голову подушку, вторую обняла  и прижала  к себе, и тут же услышала:

-Я бесконечно люблю тебя, моя милая Ани. 

Над ней склонился ее милый  Лешик. Он не совсем  правильно изъяснялся  по-русски, но  девушка  понимала его  речь не только слуховым восприятием, а сердцем, всем своим существом.

Анна рывком  прижала к себе  его  голову   в рыжих   кудряшках. Пальцами 
разгладила  скорбные складки на переносице, возникающие каждый раз, когда  по восемнадцати часов ему приходилось выстаивать, наклонившись над операционным столом, спасая русских изуродованных войной юных ребят. Осторожно коснулась его бровей,  разводя  их в стороны:

-Ты очень красивый, мой Лёшик, - с глубокой нежностью глядя в любимые глаза,  сказала она. 

-Только рыжий, роот, - смеясь, добавил он  на родном языке. – Роот краус, кудрявый рыжий, - уточнил он  по-русски.

          -У нас, у русских, рыжие, да еще кудрявые считаются самыми красивыми, - взбивая  золотые кудри  своего ненаглядного, любовалась девушка симпатичными завитушками, устроенными ее руками.

Алекс крепко прижал к себе Анну, гладя ее волосы и целуя их.

          -Мой любимый  рыженький Лёшик, роот краус, -  радостно повторяла она, называя его «рыженьким кудряшкой» на его родном языке. – Я  думаю, неужели нужна была война, чтобы мы с тобой встретились?  - серьезно сказала она,   прижимаясь к родному плечу, и с глубочайшей нежностью целуя  уголки его губ.

Опершись на локти,  Анна  приподняла его голову  руками и, глядя ему в  глаза сказала:

-Господи! Как же я тебя люблю! – и опустилась  ему на  грудь.

          Они прижались друг к другу. Ни говорить, ни думать ничего не хотелось. В дремотном полумраке они явственно ощущали друг друга,  как единое целое. Пересилив  усталость, отогнав сон,  Алекс прижал к себе  бесконечно дорогую и любимую  женщину, и,  уткнувшись в  ее волосы,  произнес как клятву:

-Мы никогда не расстанемся с тобой ни на этом,  ни на том свете.

Девушка с признательностью погладила его руку, а потом  осторожно дотронулась до нее губами. Вдруг все исчезло. Она оказалась где-то в страшном  незнакомом месте.

По обе стороны от нее тянулась бесконечная дорога каменистая и ухабистая. Стало очень страшно.  Зловещей жутью окутал ее черный мрак, предвещая страшную беду. Анна пыталась кричать,  широко раскрывая рот, но ни единого звука не вылетало из ее горла.

В клубящемся  тумане,    на повороте каменистой  дороги она увидела,  уходящего в даль,  Алекса.

-Лёшик! Лешик! -  закричала   она, не слыша своего голоса.
Девушка  кинулась вслед за  любимым,  однако  дорога все дальше и дальше уводила его  от нее, словно  эскалатор с обратным  ходом  действия.  Чем  быстрее  бежала она  за  ним,  тем   большим  становилось   расстояние   между ними. 

 Анна опустилась на дорогу и горько расплакалась. Единственной  возможностью  встречи с любимым  для нее теперь  оставались  ее призрачные  сновидения.  Война жестоко изломала ее судьбу,  не оставив   ни  малейшей  надежды.  Но

Анна этого не осознавала, она спала.
 
Девушка  встрепенулась и открыла глаза.  Лицо ее было залито слезами. За  весь долгий изнуряющий путь, в тревожных дорожных снах ей ни разу  не пригрезился Алекс. Анна даже  мрачно возрадовалась  тогда,  что ее не донимает боль о гибели  Алекса.

Она отталкивала  видение   его расстрела  на своих глазах,  и потом расплывающееся  кровавое пятно на белом халате.  Страшная картина   навсегда    отпечаталась  в ее   израненном сердце.         

Впервые, за много скитальческих дней   в эту ночь,   к ней, отмытой от дорожной пыли и  усталости,  на удобном ложе,     во сне явился  ее  Лёшик.

Она несказанно благодарна судьбе за такой подарок.  Жаль, что   страшная бесконечная дорога  увела его,  что  стало  причиной ее горьких слез.  За окошком забрезжил рассвет, в жилище стали вырисовываться предметы.

Послышались тихие голоса, хозяева занимались своей обычной домашней работой:  женщина возилась у печи, готовя завтрак, мужчина готовил корм животным. Наполнял деревянные корыта водой.  Послышались тугие струи, ударяющиеся  о днище посуды.

           Анна тихонько встала, боясь растревожить сон парней, спавших где-то  в углу за печкой. На цыпочках прошла по мягким самодельным  шерстяным коврам к двери и бесшумно выскользнула в сени, вернее  на  дувал. Там ее приветливо встретила хозяйка с жестяным ведерком в руках. Это она, оказывается, доила козу,  струи молока, бившиеся  о дно посудины, долетали  до слуха проснувшейся Анны. 

-Там у нас туалет, - показала она рукой на необычное сооружение в конце тропинки,  стены которого были изготовлены из  сплетенных  прутьев.

Однако,  посетив столь незамысловатое сооружение,  девушка осталась довольна его сервисом. Умывшись, свежей водой из посудины, указанной хозяином, Анна почувствовала себя совсем счастливой. Только странный сон с печальным  концом, продолжал  тревожить ее. 

Она   старалась отогнать от себя  нежелательную его часть и оставить лишь  ту, где они была вместе с Лёшиком.

-Попейте молочка, пока готовится завтрак, -  хозяйка, поставила перед Анной вчерашнюю кружку с холодным молоком.

Сегодня оно было совсем  другим: густым, словно сливки, чуть сладковатым и очень вкусным. Вчера  от усталости и голода, она просто проглотила питательный напиток, не распробовав  его.

Анна, конечно, слышала о козьем молоке, но пробовать его не приходилось. Горожанка, дочь военного, живя в военных гарнизонах, единственный  ребенок в семье, не испытывала дефицита в молочных продуктах. Их было вдоволь  на прилавках  военторга.

Жизнь   насыщает  Анну   незнакомыми сюжетами и впечатлениями. Одно из них:  дегустация  козьего  молока.  Девушка присела   к   столу,   за которым  вчера наслаждались вкуснейшей  похлебкой из самодельной  лапши,  и принялась оглядываться по сторонам. 

 Место для стойбища выбрано чудесное. Ровная возвышенность, окруженная горами с белоснежными шапками на вершинах. После она узнает, что  это ничто иное, как   со школы знакомый  Гиндукуш. 

Длинная горная система,  как помнится Анне длиной  почти в  восемьсот километров. Наивысшая его точка  где-то около восьми тысяч метров. Имеет округлые хребты подобные Щвейцарским Альпам.

«Здесь не воевать, а отдыхать и развлекаться надо. Ах,  люди, люди, - с горечью рассуждала  девушка об окружающей ее красоте. - Интересно,  у какого подножия  Гиндукуша  мы  находимся  сейчас,  у южного или  северного? Судя по моим соображениям  -  у южного. Надо уточнить у Абдуллы». Такая мысль  возникла у нее не просто так.  Им предстоит долгий путь к  советской границе.

Следовательно, не миновать  «штурма»  подобно альпинистам, вершин  прекрасной горной системы под названием Гиндукуш.

Хорошо и спокойно    сидеть вот так и обозревать  дивные горные   просторы, не думая,  какие они на самом деле, когда остаешься с ними один на один.

Девушка тяжело вздохнула.   На стойбище беженцы живут третьи сутки.  Молодой организм  быстро восстановил былую силу,   измотанную в  долгих  шатаниях  по  горам.   Мелкая помощь  хозяевам, которым и самим-то делать  нечего, кроме бытовых мелочей,  да  несложной заботе о животных, не давала удовлетворения молодым людям. 

Лейтенанты понимали,  их приют здесь лишь временное пристанище. Они твердо решили заняться поиском  действующей советской  части  или  хотя бы сторожевого поста, лишь бы оказаться  у своих.

Отыскав листок бумаги и карандаш для ребят, хозяин присев рядом с ними за стол, изо всех сил старался  помочь  офицерам в составлении хотя бы примитивной карты. Абдулла называл по памяти города и кишлаки,  мимо которых  совершал походы в  советскую Туркмению к брату. Подробно описывал  перевалы Гиндукуша,   места,   где   легче   перевалить  их.

-Я  не советую вам переходить горы. За перевалом точно нет советских частей. Когда там шли бои, здесь хорошо были слышны взрывы и  стрельба, - пояснял хозяин. - Если  и остались, какие  советские части, то на этой, южной стороне.

Стрельба слышалась вон там, - указал он рукой  в  северо-западном направлении  Гиндукуша. - Но это было давно. Кто знает, может, и остались еще какие воинские  части в Махмудраки, он  расположен на этой стороне гор. Правда, на приличном расстоянии от реки  Баглан, - не удержался овцевод, чтобы не упомянуть в своем рассказе о воде, которая  для афганцев священна.

-Что же, - сказал  Олег, разглаживая ладонью листок, с нанесенными на них пунктами  предполагаемого  пути их поиска советских частей. – Отправляемся завтра на рассвете, чтобы  успеть   засветло   добраться до подножия горы.

-До подножия вы не дойдете и за три дня, - охладил его пыл Абдулла. – Это только кажется, что горы близко, но это обман.  Махмудраки ближе подножия, вот если сумеете до него добраться дня за три,   уже будет  хорошо.

Наступившее утро принесло грустное расставание. Анна, конечно, оставалась на стойбище с хозяевами. Она уже рассказала Гули о своей беременности, та мужу, а тот ребятам, чтобы бережнее относились к женщине. Те так и ахнули от такого сообщения, вспомнив  тягчайший поход по горам до встречи с Абдуллой. Однако быстро успокоились, теша себя надеждой  отыскать  советскую  часть, влиться в нее, сообщить  по  нужным каналам ориентиры нахождения  медицинской  сестры, а там найдутся люди, которые и заберут молодую женщину.

А пока она остается здесь под надежной защитой  гостеприимных хозяев, в обществе  молочной козы, не считая остальной живности.               

Для молодости свойственно строить замки, даже  если строительным материалом  являются воздух  либо песок.  Фантазийные   сооружения для созидателей  существуют  реально,   потому что ТАК  они   желают.

-Не вернемся через неделю назад, значит, нашли своих,  и все у нас в порядке, - оптимистично, как всегда  с улыбкой  заверил Олег, прилаживая за спину мешочный сидор, с набором нехитрого запаса пищи и  емкостей с водой.

-Либо сложили свои буйные головы, - охладил  торжественное заверение товарища более рациональный Виктор.

-Да ладно тебе разводить тоску на прощанье, - хлопнув его по  спине, засмеялся Олег.

Хотя именно так, как сказал Виктор, подумали все. Но вслух не стали поддерживать мрачные высказывания.  Хозяева и Анна  пожелали  ребятам доброго и удачного пути. Маленькая группка из двух женщин, мужчины и одной козы, долго стояла на высоком гребне  выступающего утеса, пока две крошечные   фигурки  не поглотило глубокое  ущелье.  Людям на стойбище  оставалось только ждать и надеяться.

 Как и предсказывал Абдулла,  лишь на третьи сутки  рано утром, осторожно выглянув из-за каменных валунов, лейтенанты увидели какое-то селение.  Это не могли быть Махмудраки, тот вроде бы должен быть, по словам Абдуллы городом.

Но кто  знает, что афганцы называют городом, а что кишлаком, деревней. Не пойдешь ведь стучаться в дверь с вопросом: что это у вас такое? 

Раскинувшееся перед ними селение в   основном   состояло из  глинобитных хижин,  над крышами некоторых из них   вились хилые струйки  печного дыма.

Сам   кишлак  или город   большею частью лежал в руинах.  На узких улицах  и переулках  наличия воинских частей,  техники, или   заградительных постов не наблюдалось.

Как не заметно было и самих дехкан.   Видать здесь прошли жестокие бои,  предположили  друзья. Повертев головами по сторонам, решили обогнуть населенный пункт и двинуться вдоль  подножия горы. К вечеру  набрели явно на брошенную стоянку военного лагеря.

На это указывали глубокие шрамы на местности  от гусеничной техники,  разбитость  дорог колесами тяжелых машин, пятна машинного масла на земле, в беспорядке валявшиеся  ящики от снарядов, с откинутыми   крышками.

-Точно!  Здесь стояли   наши. - Сказал Виктор, вытаскивая из кучи хлама,  покореженный плакат, написанный  красной краской  на тонкой жести: «Мы из Советского союза», причем  «союза» было затерто и едва просматривалось.

Место покинутой стоянки поражало какой-то зловещей пустотой и остервенением.

И этот частично затертый плакат, и  пустые снарядные ящики, с откинутыми крышками, словно широко  разинутыми  ртами,  беззвучно кричали о чем-то. Конечно,   не о радостном.  Побродив среди  бедлама, друзья  обнаружили  растерзанные лекарственные упаковки, старые испачканные бинты, тряпки в бурых пятнах, похожих на кровь.

-Возможно  здесь располагался медсанбат? – высказал предположение Олег, приподняв  стеклянную, с отломанным концом  ампулу с надписью «новокаин». – Вдруг здесь произошло то же самое, что и с нашим госпиталем? 

-Можно сказать и так. На это указывают старые бинты,  грязные куски ваты, - согласился с ним Виктор.

          Лейтенанты  продолжали  лазить среди различного мусора, разгребая  и разбрасывая  его в стороны.  Они тревожно   оглядывались  по сторонам,  словно надеялись здесь обнаружить  кого-то. Однако надежды были напрасными. 

Все же ребята пришли к выводу:  поход  был предпринят не зря. Они убедились в правдивости слов Абдуллы: в этой части Афганистана  советских военных частей  больше нет.


Война страшной змеей проползла по всей стране,  сейчас она  сворачивалась в тугие  удушающие кольца у Кабула и Котайн-Ашро,  перекрывая  им дыхание. Ее смертоносный хвост  тугой петлей захлестнул и   не отпускал  южные районы страны: Урузган, Шинкай, Кандагар и другие  беззащитные от  аспида населенные пункты.   
               
Только на десятые сутки ребята усталые и разбитые долгой, изнуряющей  дорогой,  и напрасными поисками, едва не заплутав в горных лабиринтах, наконец-то, уже на исходе дня,  увидели стойбище Абдуллы и, предвкушая отдых и горячую пищу   невольно ускорили шаги,  свернув на знакомую козью тропинку.

Они едва не упустили  знаковую примету: в пещере слышались блеяния  животных. Сразу вспомнили,  как Абдулла  говорил им:

-В случае возможной опасности,  животных буду прятать в этой пещере, коль овцы  сами избрали ее, спасаясь от  бандитов.    

          -Стой, что-то здесь не так, - подняв в предупреждающем  знаке руку, Олег, остановил  товарища, идущего за ним следом. – Смотри, животные в пещере.

          -Значит, на стойбище  чужие, -  подтвердил   Виктор.

          Ребята остановились.  Из мирных  дехкан они мгновенно превратились
в профессиональных  бойцов.  Они знали, как  выследить и обезвредить врага, при этом самим оставаться невидимыми. Используя  естественные укрытия   на местности,  говоря  военным языком,   друзья вплотную подобрались к плетеной из лозы стенке дувала, нависавшей  над самой кручей обрыва, и,  прильнув к ней,  услышали, то, что  повергло их в шок:

- … сюда снова через два дня, а пока забираем с собой женщину. Вот когда ты  представишь  нам  дезертиров, мы сразу отпустим твою родственницу, - слышался незнакомый мужской голос.

-У меня нет никаких дезертиров, а это действительно моя родственница из Баглана. У нее там убили всех родных. Я сам ездил за ней и привез ее сюда, - послышался  голос Абдуллы.

-Конечно, родственница у туркмена русская, - послышался насмешливый голос, - не делай из меня дурака.

          Разговор происходил на русском языке, по-видимому, из-за  «родственницы».

          -Она невестка моего двоюродного брата. Мателла, ты же знаешь в Советской  Туркмении местные жители женились на русских. Ведь твой брат тоже женат на русской, -  привел убедительный довод  Абдулла.

          -Ты мне не рассказывай биографию моего подлого брата. Он проклят и вычеркнут из нашего рода, - яростно заорал бандит. А что это был он, ребята не сомневались. Абдулла назвал по имени убийцу своего сына. – Короче,  в кишлаке у твоего  дувала  видели двоих дехкан. Несомненно, это дезертиры, как и твой сынок.

Кто они  мне не известно, только предупреждаю, если твои  кунаки  не  сдадутся добровольно,  тогда  будем  сами  решать,  как с ними поступать,  в том числе  и с тобой тоже, - философствовал бандит.

Где в это время находились женщины,  ребята не знали, не знали они и  количество бандитов, хотя это их   не тревожило. Значит, все же кто-то видел их в кишлаке, и донес  на Абдуллу.  Хотя  развалины  казались   необитаемыми. Хорошо  еще,  что их заметили уже в крестьянском одеянии, а не в офицерской форме.

-Собирайся, - послышался голос Мателлы, обращенный по всей видимости, к Анне.

          -Мателла! Пожалей женщину! Она ждет ребенка! Неужели у тебя нет души? – послышались рыдания   Гули.

          -Ничего с нею не случится. Посидит у нас в отряде в пещере, а через пару дней, когда явятся твои   бачата, сразу отпустим   твою невестку. Я  сам приведу ее сюда в обмен   на дезертиров, -  издевался бандит. – Давай, Рахим, выводи женщину. Нам надо засветло попасть в отряд, -  скомандовал  он кому-
то.

-Пока обозначились два бандита, Мателла и Рахим, - беззвучно, губами просигналил Олег товарищу. Тот кивком головы показал, что   сигнал понял.

         Для  бойцов  отряда особого назначения численность врага не имело значение. Важна информация  о противнике, либо его личное обозрение.

Остальное дело техники.  Вдвоем лейтенанты способны разметать и уничтожить более десятка вооруженных бандитов. Их этому натаскивали, как диких зверей  на учебных полигонах. Страх перед противником  полностью исключался.  Бандиты однозначно направятся в сторону виадука, ребята знали,  это единственный путь, связывающий  стойбище с внешним миром.   

Абдулла рассказывал,  что  мост раньше служил ему  для  встречи  с покупателями,  с менялами. Через него отправлялся  он в Кабул за нужным  товаром. 

Виадук для овчара был такой же необходимостью, как собственный дувал.  Ребята и Анна вместе с Абдуллой пришли совсем другим путем, известным лишь  их проводнику.

Осторожно выглядывая из-за плетня, заросшим густым кустарником, ребята увидели, как двое мужчин, одетые в местные одежды, и увешанные оружием, вывели несчастную Анну, вслед  за которой метнулась худенькая фигурка  хозяйки стойбища.

-Назад! – прикрикнул один из бандитов, наставив на женщину автомат. – Свяжу  как твоего старика. Либо прикончу!

Женщина,  прижав кулаки к губам, медленно стала опускаться на землю, скользя спиной  по стене дувала.

          -Значит двое, - прошептал Олег.

          По склону оврага, вдоль задворок жилища, ребята крадучись скатились за кучу  огромных валунов. Отсюда как на ладони видна тропа, по которой сейчас  бандиты   поведут  Анну. Олег  подал сигнал Виктору и тот, поняв  его,  отполз, в противоположный  конец  кучи.  Позиция нападения  выбрана великолепная.

Мателла,  и его напарник даже не поняли, что  произошло с ними.  Инстинктивно, организм послал в мозг сигнал защиты. Руки рванулись к горлу, однако рукоятку кинжала, перебившего сонную артерию, уже не в силах были  вырвать немеющие пальцы.   

Так и повалились  «оппозиционеры»  на дорожку с руками у  горла. Анна  не поняла, что произошло. В ужасе уставилась на валявшихся, у ее ног, бандитов.

А когда  увидела бегущих к ней  спасителей, громко расплакалась. Она тянула навстречу ребятам руки, стянутые  спереди какой-то тряпкой, похожей на старый,  выцветший платок.

-Анна Андреевна,  вы в порядке? - обеспокоенно спросил Олег молодую женщину, подбегая к ней первым. - Что произошло здесь, пока нас не было? – допытывался он, развязывая  ей   стянутые   запястья.

          Освободившимися руками, Анна, размазывала по щекам слезы, и  всхлипывая, рассказала, что кто-то из кишлака,  донес бандитам на Абдуллу,  дескать, тот прячет у себя дезертиров-моджахедов.

-Они  явились сюда. А меня взяли в заложники. 

Она снова заплакала, сотрясаясь в рыданиях.
          Не обращая внимания на валявшихся бандитов, Олег приобнял  испуганную девушку за плечи, и оглянувшись на Виктора,    очищавшего  ножи  об одежду  поверженных бандитов, сказал:

-Давай, Виктор, бегом к старикам, пока те не поумирали со страху.

Гуля, плача, старалась распутать руки мужа,  прикрученные за спиной тонкой  веревкой  к спинке единственного стула  в комнате.   Влетев в жилище, с двумя кинжалами в руках, Виктор тут же бросился к хозяину, моментально перерезал веревки, стягивающие  тому  руки и ноги.  Пока муж освобождался от пут, Гуля припала к груди парня,  и заголосила навзрыд:

-Бандиты увели нашу Анечку, связали руки и увели, - перемежая слова рыданиями,  жаловалась женщина.

          -Все хорошо, все хорошо, - смущенно поглаживая женщину по  вздрагивающим от рыданий плечам, приговаривал Виктор. – Сейчас она придет.

         Абдулла, смотавший  в клубок, разрезанную веревку, уставился на парня, не понимая, о чем тот говорит, и откуда он взялся.  Гуля,  оторвавшись от  груди  Виктора,  продолжая плакать рассказывала:

-Они связали Аннушку и увели, сказали придут сюда через два дня за дезертирами, которых искали у нас.  Они обещали Аннушку отпустить, но я не верю  им. Еще никто, попав в лапы  к головорезам, не возвращался назад живым.

- Женщина закрыла лицо руками и горько заплакала. Абдулла стоял молча, виновато вертя  обрывки веревки в руках.
           -Не успели мы Анну вовремя предупредить. Была она на далеком пастбище с Гулей,  ветки для веников ломали. Я, как  увидел, что с горы  спускаются бандиты, сразу загнал животных в пещеру. Пока  они меня пытали,  тут и женщины явились с охапками  веток. Вот они и сцапали Анну. Я к этому времени уже был привязан  к стулу.
           Виктор, помог хозяйке присесть на тот самый стул, с которого только что освободился ее муж, и, улыбаясь, сказал:

-Сейчас вы увидите свою Аннушку.

  Действительно заскрипела калитка пропуская кого-то на дувал. Через мгновение распахнулись двери и на пороге жилища показались  улыбающаяся Анна, с заплаканными  глазами и  Олег, поддерживающий ее за плечи. Гуля, сорвавшись со стула, кинулась к ним навстречу.

 Женщины,  обнявшись,  громко  расплакались, но теперь уже от счастья, что снова вместе. 

Абдулла рассказал  о  посещении  бандитов, а когда узнал  от  ребят, что те  убиты,  пришел в такой ужас, словно его   самого  уже  собрались  убивать. Да и было, отчего пугаться.

-Да-а-а, - протянул он, растерянно опускаясь на стул. - Вот теперь уже точно всем нам конец. Мателла, сын полевого командира, а по-простому главаря банды.

Убийца, каких поискать. Еще никому не удавалось  нанести  ему удар в спину, хотя и были некоторые  попытки, однако ни кто из них не остался в живых. А тут такое…  убийство его любимого сынка. 

          -Идемте, уберем их трупы с дороги, - прервал «страшную» речь хозяина Олег. - Они валяются у самого виадука. – Нужны топоры, - добавил он, когда мужчины, оставив женщин делиться впечатлениями счастливого освобождения, покинули жилище.

          -Вас сам Господь прислал к нам на выручку, - возбужденно говорил Абдулла, все еще не отшедший от бандитского беспредела, а главное от известия об их гибели. 

          Он шарил где-то под  верстачком в хозяйственном сарайчике,  и,  найдя топор, подал его Олегу,  даже не поинтересовавшись, для чего тот ему  нужен.

          -Опоздай вы на полчаса, и навсегда  потеряли бы  мы  нашу Аннушку. Ах, ты господи, господи, - продолжал он нервно  говорить, растирая рукой запястья изрезанные тонкой бичевкой. 
Взяв протянутый  Абдуллой  топор, Олег  спросил::

           -А, что  нет больше  топоров?

           -А для чего? – опешил хозяин  от такого вопроса.

           -Для тебя и Виктора. Будем обрубать виадук. Сегодня же в ночь и уйдем отсюда. Сам же сказал, что Мателла любимый сын главаря. А вдруг он сказал папаше куда отправляется. Следовательно, не дождавшись сыночка, тот сам, либо кого из своих головорезов пришлет сюда проверить: обнаружил  ли тот «дезертиров» или нет. А обрубленный мост даст нам выиграть время на пару дней, чтобы  успеть скрыться в горах.
           Бандиты  для лейтенантов не  представляли опасности.  За себя они  абсолютно   спокойны. А вот за чету овчаров и девушку сильно опасались. Уничтожь они  и следующую бандитскую  шайку, главарь может явиться сам, почувствовав неладное.  У  лейтенантов не было особого желания становиться Афганскими Зорро по искоренению  местных банд.
 
Для них благоразумнее будет всем вместе  покинуть стойбище.  Мужчины подошли к  поверженным бандитам, рядом с ними валялись автоматы «Калашникова».  Абдулла, видя, что  ребят заинтересовала  бандитская обувь, пояснил:

-Вот это и есть настоящие «кимры», а эти, что  у нас  на ногах,  местное,  ручное изготовление. Эти же, - указал он на ноги  душманов, - изготавливают на  фабриках, которые работают сейчас только на бандитов.

          Олег нагнулся, и под недоуменным взглядом  Абдуллы, молча  принялся стягивать с ног  убитых  "настоящие" «кимры».

          -Они им больше не нужны, а вот нам пригодятся, да  еще как,  - хлопая друг о дружку мягкие трофеи, выбивая из них  рыжую пыль, спокойно  пояснил он.

          Виктор спокойно наблюдал за действиями товарища. Ему отлично известны способы выживания,  вдолбленные  в училище.   И то, что делал сейчас Олег,  было не исключением. Приходилось у своих же погибших товарищей снимать  экипировку, чтобы выжить и победить ради живых и мертвых.

-Позвольте я сам расправлюсь с ненавистным бандитом, погубившим моего сына, - с яростным лицом решительно шагнул Абдулла к туше верзилы.  – Нет ничего позорней для  туркмена, нежели не быть погребенным в земле. Так вот я не позволю этому душегубу   осквернить ее. Пусть как последний, паршивый шакал, катится в пропасть на обед к своим братьям шакалам.
 
Подхватив бандита под мышки, Абдулла  поволок труп к краю пропасти,  где   глубоко внизу, что-то клокотало и ухало.  Словно кто-то там, внизу, плакал и всхлипывал,  безнадежно пытаясь спастись от  чего-то страшного. Но,  потеряв надежду,  в последнем порыве  вскидывался и с глухим стоном покоряясь  силе,  растворялся в бездне. Вот туда и столкнул  осиротевший отец, ненавистного убийцу своего сына.

-Будь ты навеки проклят, поганый шакал! - прокричал мститель и словно освобождаясь от скверны, вытер руки пучком травы, сорванной тут же у края  обрыва.

Второго бандита ребята, раскачав за руки-ноги послали в преисподнюю вслед за  подельником. И тут же все дружно принялись обрубать опорные  столбы виадука, которые  под последними ударами топоров пошатнулись и  затрещали.  Освободившись от основания, опоры с громким уханьем ринулись вниз, увлекая за собой мостовой настил. 

Тот под удерживающей  силой  противоположной  стороны  дернулся навстречу  скалистому  выступу пропасти, ахнул о него и, развалившись  на части,  рваными  обломками понесся  в стремнину догонять тех,  кто совсем недавно  прошел  по нему, чтобы уже никогда не  возвратиться назад.

Глубокая ночь застала  беглецов далеко от стойбища, где  ребята, едва успели перехватить горячей пищи, наскоро приготовленной им хозяйкой.  Женщины торопливо укладывали в «рюкзаки» самое необходимое. Одежду, обувь и одеяла поручено  нести женщинам.

Это довольно легкая поклажа и удобная за спиной. Мужчины  взвалили на себя ноши потяжелее:  соленное мясо, из бочки, вынутой из ручья, соль, без которой не обойтись, воду,   крупы, муку, чай, сахар.


-Нам только бы успеть до рассвета, добраться, вон до того уступа, - показал Абдулла, на чернеющий горный зуб на фоне едва различимого ночного неба.
Шли  практически на ощупь. Первым шел хозяин, за ним  животные: пять овец и две молодые козы.

Ребята шли  по бокам  маленькой отары, следя, чтобы какое глупое животное не потерялось в пути.  Женщины замыкали группу. Молочная  коза  идти в общей  отаре  считала для себя зазорным,  хозяйке пришлось вести  упрямицу на поводке.

Все  отлично понимали, что  овцы  и козы  это их жизнь. Впереди долгий путь, зима. И неизвестно еще как сложится  их  судьба на этом пути.


 В темное скалистое  ущелье беглецы вошли, когда достаточно четко  просматривались пологие вершины гор. Все были измождены  до крайности.

-Привал! – наконец, повернувшись к усталым путникам,  скомандовал проводник.
Те, не снимая поклажи со спин,  повалились на  гальку. И только животные, как ни в чем не бывало, принялись дружно щипать буйно растущую в расщелинах зеленую траву. 

Хилый ручеек, сочившийся из красноватого камня, образовал у его подножия крохотную лужицу.  Аблулла, опустившись на колени, руками разгреб щебенку, соорудив небольшое  озерцо, которое тут же стало наполняться водой.  Животные послушно стояли рядом с хозяином, понимали,   торопиться  не следует, водопой им обеспечен.

Так и вышло.  Водоемчик  напоил всё  козо-овечье  сообщество. Не побрезговала испить водицы и привередливая молочница - коза-дереза.


Гуля, несмотря на усталость, подоила ее вечерней дойкой. Ведерко с молоком пристроила на каменном выступе, подперев  со всех сторон для устойчивости крупной галькой. 

Травы  в ущелье  в  избытке.  Животных не стали ограждать  от возможного побега.  Измотанные тяжелым переходом и бессонной ночью, люди спали, словно  поверженные на поле брани.   Теперь можно расслабиться - они надежно укрыты   горным  ущельем. Абдулла  заверил:  никто не  сунется  сюда,  дорога к ущелью  мало кому известна.

Беглецы   понемногу стали просыпаться, когда  солнце  высоко взобравшись на небосвод,  принялось  немилосердно жечь землю. Оно, пыталось нащупать своими огненными лучами   укрывшихся в ущелье людей, но ему мешали  нависшие  острые скалы, которые надежно защищали  пилигримов  густой  тенью.   

Прохладный  ветерок, сквозняком тянувшийся вдоль ущелья,  приятно  холодил кожу.  Трава, не тронутая солнцем, создавала иллюзию зеленого  аквариума. Казалось,  сам воздух  в ущелье  зеленый. Перво-наперво пересчитали  лохматое поголовье. Как ни удивительно,  все  животные оказался в наличии. Некоторые из них по-прежнему щипали траву, некоторые, привалившись  лохматыми боками к  людям, мирно  спали рядом с ними.

Позавтракали  соленым мясом  и кусками лепешек. Анна попила  охлажденного, козьего молока.  Парни от  него  отказались. Гуля  подала ведерко мужу. Тот охотно допил молоко до самого дна.

Ребята,  попив воды  из родничка,  внимательно слушали  дальнейшие инструкции  Абдуллы:

-Нам  необходимо  до начала ночи одолеть ущелье. Мы  выйдем к большому кишлаку. Там живет мой бывший покупатель каракуля. Я хорошо его знаю. Он поможет разобраться в обстановке,  и посоветовать в каком направлении нам лучше двигаться, чтобы избежать нежелательных встреч с моджахедами.

-Он не заложит нас, как  случилось в вашем кишлаке? – спросил Олег, наученный горьким опытом доносительства.

-Нет, это исключено. Он люто ненавидит  душманов. Они отняли у него весь его товар, и готов сам мстить неверным.

Единогласно вынесли  решение:  пробираться к  Афгано-Турменской  границе  в районе  приграничного города Анджой. Там перейдя пограничный рубеж, постараться попасть в Туркменский город  Гаурдан. Оттуда можно на автобусе доехать до станции Аму-Дарья,   где живет  брат Абдуллы  Ахмет. Там они  отдохнут, и  будут планировать свою дальнейшую судьбу. А пока маленький отряд двинулся вдоль зеленого лабиринта, скрытого высокими  уступами. Идти   было легко. Мелкая галька не затрудняла движения, рельеф дна ущелья был относительно ровным.

Гуля подоила утренней дойкой  козу-дерезу, и теперь ведерко, обвязанное  тряпицею,   несла в руке, время от времени, предлагая   молоко  желающим. 

Люди  шли,    весь день, не отдыхая,  не теряя времени,  перекусывали на ходу. Стало заметно темнеть,   а когда полнейший мрак  поглотил их,  путники неожиданно   вынырнули из  ущелья. Открывшаяся перед ними   необозримая,  пустынная   ширь  поразила их.

-Вот это да! – ахнул Виктор, первым  шагнувшим из "лабиринта" вслед за животными, изумленный  простором. 

За ним  выбрались остальные,  поразившись представшей перед ними  картиной не менее  лейтенанта. После длительного пребывания людей в замкнутом ущелье, простор, открывшийся перед  ними,  ошеломил  их.  Человеку свойственно удивляться неожиданностям. Будь то житейское событие,  либо природное явление, как эта  пустыня,   представшая перед ними. Стало быстро темнеть. Животные  не обращая внимания на  восхищения людей,  деловито принялись пощипывать зелень  у самого выхода из ущелья.

-Вы пока отдыхайте здесь, -  после короткого совещания заявил Абдулла, когда  темнота  уже заметно сгустила свои чернильные краски,  - а я отправляюсь в кишлак.   

Все дружно завертели головами в поисках этого самого кишлака, однако кроме черноты, лежащей перед  ними,  ничего другого не  обнаружили.

-Кишлак там, - махнул проводник рукой влево  от ущелья. - Оно у самого подножья горы. Беру с собой молодую козу. Мой знакомый, запросто так, не станет оказывать помощи. Да и время сейчас такое, что за все приходится  платить. А коза все равно не доится,  -  добавил он, словно оправдываясь.

У всех мелькнула одинаковая  мысль: как им поступать далее, в случае если Абдулла  не вернется назад. Видать,  он и сам  подумал  об этом, однако не стал наводить людей на мрачные размышления. Он  уверен,  в  отряде  надежные защитники:  неунывающий Олег и спокойный уравновешенный Виктор. Оба опытные и сильные бойцы,  в этом Абдулла убедился  в случае с бандитами  на стойбище.

Попрощавшись,  проводник вместе с козой  пропал  в темноте.


Пошел уже второй месяц скитания   советских офицеров и  медицинской сестры по бескрайним   лабиринтам Афганской земли.  Вынужденный привал у выхода из ущелья, наводил людей на философские размышления.

Они молча  сидели, привалившись спинами к теплым камням, нагретым  за день  солнцем. Невидимо высоко над ними  нависало   чужое  равнодушное небо,   откуда  оно  стекало  опасностью на черную  зловещую землю, словно в преисподнюю.

Что там, вдали,  за бесконечной равниной? Горы? Поселки?  «Зеленка»?  - не разобрать.  На невидимом небе   ни единой звезды. Глаза  раздавливало густой, словно деготь темнотой, отчего становилось жутко.

Беглецам казалось, что  они   одни-одинешеньки на этой земле. Что никогда уже  не будет света, солнца, дневных, ярких красок. Сердце  ухало о ребра, пульсирующие сосуды сжимали виски.


И  вдруг! Что такое?!  Разливая вокруг себя мягкий зеленый свет, робко  вспыхнул  малюсенький,  одинокий фонарик  далекой  космической звезды. Заражаясь ее примером, приоткрыли свои крошечные окошечки и ее подружки.   

И случилось чудо! Все небо словно купол   планетария,  в одночасье  вспыхнул неисчислимыми  светлячками, и, опрокинувшись на людей  всей яркостью, превратил мрачную пугающую ночь в завораживающее зрелище. Уставшие люди, далекие от сантиментов, сидели, задрав головы кверху, и  в этот миг души  их отдыхали.

Минуло совсем немного времени и щербатые гребни  далеких гор, что едва просматривались в свете звездной пыли,  начали заметно обрисовываться на фоне светлеющего неба. Казалось  начинался рассвет. Однако это было не так. Из-за вершины плоской горы медленно, словно опасаясь чего-то, показался желто-оранжевый горб луны.

Убедившись, что  опасности  нет,   ночное светило зацепилось за острые зубья скалы, оттолкнулось от нее и, расправив свои, завораживающие  лунные одежды,  величественно поплыло над горами, над, людьми, над  землей.
 
Чернильная густота  непроницаемого мрака, в мгновение  сменилась вначале  робким светом,  вспыхнувших звезд,  а потом  окончательно разогнана,  появившейся  луной.  Для глаз адаптированных к темноте,  лунного света вполне  достаточно, чтобы четко  ориентироваться окрест.
            
Послышались осторожные шаги  человека,  и тут же из темноты появился Абдулла   без  козы на поводке. Все облегченно вздохнули.

-Все в порядке, - сказал он, встревоженным  людям, вскочившим ему навстречу.

– Сейчас мы отправимся  в кишлак.   Захир, - так звали знакомого Абдуллы. -  Живет на самой  окраине деревни. Мы сможем незаметно пробраться к нему. В кишлаке орудуют «духи», в основном -  из местных. Днем они крестьяне, а ночью отправляются на разбойный промысел. - Нам надо успеть до рассвета,   укрыться у него на подворье.

Луна с любопытством уставилась на странную группу людей с горсткой   
животных,  и вроде бы как с укором  посматривала  на  них:  куда только человеческая глупость   не заводит людей в этом страшном, истерзанном мире. А впрочем,  ей безразлично. Она-то  знала, что взывать к разуму земные  существа  бесполезно.
Оставалось лишь скорбно взирать на их   безумства. Ночное светило  горестно вздохнуло, и покатило по  своей лунной дорожке.

-Пока луна не закатилась за горы,  мы успеем добраться до поселка, - сказал Абдулла.   

Маленький отряд снялся с места, и  вместе с животными тронулся в путь за своим проводником. Рассчитывали на проживание у гостеприимного  туркмена  не более суток,  а  пришлось задержаться у того почти на трое.  Неожиданно  под утро, едва   беглецы  переступили порог хозяйского дувала,  как в  кишлак нагрянул вооруженный отряд моджахедов. Кто они,  каких  «рангов»? Никто из беглецов не собирался выяснять. Понимали,  надо  затаиться.
Обычный поход  Захира  за кормом для своих  овец, у прибывших бандитов не вызвал подозрения.

Дехканин   специально  отправился к реке  длинным путем, с целью  прояснить   обстановку в кишлаке. Встретив среди вооруженной группы людей знакомого, поздоровался с ним, пожелал всем здоровья,  и послушал о чем говорит народ.

Возвратившись в хижину, где по углам затаились беглецы, хозяин поведал о причине неожиданного появления  вооруженного отряда в их  кишлаке. Те собираются  напасть  на другую конкурирующую такую же, как они сами бандитскую группировку, действующую   в их районе.               

За вынужденную задержку у гостеприимного хозяина  Абдулле пришлось оставить вторую молодую козу, тем более  та создавала проблемы в пути.  Мекала, дергалась, рвалась неизвестно куда,  не желала идти  без своей подружки.

Животные с  рождения  вместе:  питались, резвились,  рядом спали, рядом  бежали в дороге.  Хозяин позволил гостям  на дувале  зарезать овцу. Без запаса еды отправляться в дорогу было рискованно. Баранину проварили в соленом тузлуке с добавлением трав, слегка провялили, упаковали  в «рюкзаки». 

Шкуру, ливер и часть мяса  Абдулла оставил хозяину.   

Уходить решили в ночь, как только взойдет луна. Бандиты покинули кишлак, отправившись на разбой в прифронтовые  районы.  Снова в путь,  снова беглецы устремляются к  общей  цели - к пограничному  рубежу.   Однако, у каждого из  них  своя, личная цель: Абдулла с женой уходили от  мести  главаря банды за убийство  его сыночка  Мателлы, такого же бандита и зверюги, каким был  и  сам  папочка.   

Потеряв  на  чужбине все,  что  нажил собственным трудом, чабан  лелеял надежду  добраться до своей  исконной  родины  и  там возродиться.
Анна, Виктор и Олег, молодые советские люди,  попавшие под жернова  провальной  войны,   всей душой  рвались  на Родину, надеясь на ее понимание и реабилитацию.  Для  Афганистана они   инородцы,   здесь их люто ненавидели. 


Октябрь подходил к концу, когда маленький отряд наконец-то достиг южных отрогов Гиндукуша. Днем все еще стояла теплая, даже жаркая погода, однако,  по ночам становилось довольно прохладно. Ночевали в горах, в пещерах, ущельях,  в распадках.

Особенно тяжелым был переход  через пустыню.  Днем  трудно было укрыться от жары,  ночью  от леденящего  пронизывающего ветра.  Люди старались  использовать любое углубление в земле,  укладывались рядом с животными, стараясь таким образом защититься от промозглости. 


Кишлаки обходили стороной, лишь заслышав  их кисло-прелый запах, принесенный ветром, либо далекий лай собак. Они не могли рисковать, несмотря на то, что  так хотелось выспаться хотя бы  среди развалин, почувствовать под собой  ровный глиняный  пол, а над головой кровлю.

Позволить себе  подобное  они не могли -  оставалась опасность  быть захваченными моджахедами.    Надежда  достичь границу до начала зимы,  таяла с каждым днем.

Пробираться  по козьим тропам в горах становилось все трудней, да и  опасным.  Измотанные  до  предела  люди, едва  тащились к отрогам.

-Скоро будет большая пещера, теплая и надежная. Она настолько большая, что когда я гонял свои отары на продажу в эти края, то именно  в ней   ночевал с животными. Правда, я шел тогда по дороге, которая лежит, аккурат, у ее подножия, – рассказывал Абдулла, сидя на большом валуне, среди своих несчастных спутников, остановившихся для короткого отдыха.

Он понимал, как устали люди,  старался  хоть  чем-то поддержать  у  них уверенность  в себе,  не потерять  веру  в жизнь. Молодых мужчин не так мучил тяжелый путь, как поселившееся в их  мыслях сомнение, а в верном ли направлении они  движутся?

А вдруг их проводник от усталости и безнадежности ведет их  неведомо куда. Они могут плутать в этих чертовых горных лабиринтах всю жизнь, пока душа не покинет их  тела.

Лейтенанты, натасканные  приспосабливаться  к  любым условиям,  ни единым намеком не показали своих сомнений.  Они видели, как тяжело приходится в пути женщинам.  Одна из  которых  беременная, вторая  и без того  худенькая, вовсе истощала в дороге.   

Однако они  не  ропщут, не жалуются,  молча переносят  трудности  адского пути
наравне с мужчинами.   Абдулла все чаще с надеждой поглядывает на  ребят, ища у них поддержки.  Ничего  другого им не остается, как  крепиться.

-Только бы  найти хоть   какой-то ориентир,  чтобы определить где мы сейчас находимся. -Тогда сами можем стать проводниками, - как-то отойдя в сторонку, шептались ребята. 

К концу дня,  путники, едва переставляя ноги, и потеряв всякую надежду на отдых,  вдруг  прямо перед собой  обнаружили  огромную пещеру, как оказалось ту, о которой говорил Абдулла.   

Это  убедило ребят в том, что их проводник не выжил из ума,   не потерял чувство ориентировки   в этих  проклятых   горах. Стало быстро темнеть.  Закатившееся солнце за зубастую  гору, утащило за собой дневное тепло. Внезапно прискакавший свирепый ветер,  пригнал леденящую стужу.   Наконец, изнемогшие от усталости путники, шагнули в пещеру, предварительно расчистив баррикаду из камней у ее входа,  вроде бы как  специально устроенную кем-то, и все с облегчением вздохнули.

Сюда не сунется шальной ветер со своей стужею.  Здесь не слышны его завывающие  стоны. У людей исчезло чувство давящего пространства окружающей бесконечности.   

Наконец-то путники обрели стены, кров над головой, пусть и пещерный,  но  защищающий  их.

-Проблем с водой у нас не будет, в глубине пещеры есть  ключ, - пояснял Абдулла,  пока его товарищи по несчастью  освобождались от  поклаж. – Ребята, - обратился он к молодым  мужчинам, - вам придется  позаботиться о корме для животных, а  я помогу женщинам   приготовить пищу, - роясь в своем «рюкзаке»,  распоряжался проводник.

Все словно очнулись от летаргии. Вроде бы  даже уменьшилась смертельная усталость, больше рожденная неуверенностью, нежели физической  немощью. Народ дружно принялся за дело.

Абдулла  занялся  костром.  Притащил откуда-то из глубины пещеры два толстых бревна,  каким-то образом оказавшихся в ней.  Комли их обложил хворостом,  собранным возле пещеры,  и вскоре  огонь  весело запылал, распространяя вокруг тепло и свет.  Обнаружилось старое кострище,  не исключено, что кто-то действительно некогда посещал пещеру.   

Для приготовления горячей пищи,  Абдулла укрепил  над огнем  небольшой казан, с которым так и не расстался в дороге, знал, что пригодится, хотя бы нагреть горячей воды, когда кончится пища. Налил в него  воду, нарезал   вяленого мяса, бросил  в варево горсть риса. 

Это будет их первая горячая еда  после  расставания  с гостеприимным  Захиром, и его бандитским кишлаком.  Дехканин подробно описал  Абдулле единственно возможный путь продвижения  к границе. Других  более-менее безопасных  путей, по его  мнению, не  существовало. Везде свирепствовали банды  душманов.

Анна  пользовалась особой привилегией в  отряде:  ее освободили от  тяжелой поклажи, ночью укрывали от холодов  одеялом из овечьей шерсти,  скармливали ей  весь козлиный удой, который заметно поубавился в связи с  долгим путешествием. 

Молодая женщина получала хотя и скудный, но нужный  в ее положении продукт. Пока Абдулла возился с костром, женщины развязывали свои рюкзаки,  готовясь к позднему обеду и долгожданному отдыху. На  разосланную тонкую клеенку разложили ложки, легкие алюминиевые  миски, кружки.

Ребята натаскали для животных охапки  веток и  сухой травы.  В боковой нише  устроили для них закуту, огородив ее валунами, собранными в пещере. Один, из них, был настолько  огромным, что сдвинуть его с  места  не представлялось возможным.

Однако, ребята все же рискнули,  всей силой подналегли на него,  как вдруг валун  неожиданно поддался, и   легко   сдвинулся   с места.   Камень оказался  не вросшим  в суглинок,  как другие, гораздо меньших размеров, с трудом  поддававшиеся  выковыриванию,  а  лежал на  рыхлой щебенке.     На это ни один из них не   обратил внимания, не до того было, устали, а плывущий запах горячей мясной похлебки, сильнее усталости тянул к  костру.

Вход в пещеру завалили  камнями,   решили в эту ночь не устраивать  дежурства, положившись на заверение Абдуллы, о полной безопасности. В горах    продолжал свирепствовать  ледяной   обжигающий ветер. Однако теперь он уже не страшен людям.   

           Ночь прошла спокойно. Спали, как убитые.  Первым проснулся Олег.   Необычный свет наполнял  пещеру. Приподняв голову с рюкзака, служившим  ему  подушкой, он взглянув в пещерный проем и ахнул, от  представшего ему  зрелища:  словно в замедленной съемке,  в проеме  тихо проплывали с хороший клок ваты крупные, снежные хлопья.   

Подхватившись,  кинулся к выходу. Так и есть. Все вокруг укрыто снегом. Недаром накануне вечером,  ветер нес ледяные потоки. Олег еще тогда подумал: вроде  как к снегу. И вот он, тут как тут. Однако снегопад вовсе  его  не  огорчил,  напротив, даже обрадовал.

Им не придется тащиться по горам,  а будут   сидеть  в тепле, надежно защищенными  стенами  огромной пещеры,  и любоваться крупными падающими хлопьями, похожими  на их  русский новогодний  снег,   и отдыхать.

-Да-а-а, - протянул Абдулла, неслышно остановившись за спиной Олега, глядя на природное явление. – Это очень плохо, но с другой стороны хорошо, что мы успели вовремя добраться до этой пещеры. Захвати  нас снег  в горах,  пришлось бы всем нелегко.
Особенно животным. – Хозяин был верен себе:  животные  для него на первом плане. - Смотри, Олег, вон там внизу, дорога, - указал проводник на белеющий простор вунизу у подножия горы,  где  не  просматривалось даже признака дороги.  Хотя здесь в этой стране все относительно, даже и  такое понятие, как козья тропа у них тоже дорога.

-Не вижу. – Олег, пытаясь обнаружить  хоть какой-то  намек на эту самую дорогу, шарил глазами окрест,  но  ничего не  находил. «Показалось, что ли проводнику?» – подумал он.

  -Да вот же, вот, смотри, - продолжал Абдулла показывать пальцем неизвестно куда. 

Все уже проснулись и,  столпившись у выхода пещеры, с интересом наблюдали за природным   явлением. Снег завораживал, успокаивал, его тихое пушистое парение приводило   людей  в   состояние умиротворения,  стирало тревогу, усталость.
            
ДОРОГА! ДОРОГА!

Теперь уже все, в том числе и Олег, увидели ее  извивающееся  тело  у самого подножия горы. Люди облегченно вздохнули:  им  больше не придется  карабкаться по горам,  лазить по  ущельям  и скалам.

 Теперь они  будут идти по прямой, хотя и щебеночной,  но все же ровной дороге. Несчастные  совсем  забыли от эйфории, в каком мире они находятся: если горы и ущелья  укрывают их от опасности, то дорога, ровная,    приманивая их  своей  легкостью, смертельно опасна  для  беглецов. 

На ней в любой момент может появиться транспорт, полный зверствующих «духов»,  либо бандитствующих  моджахедов.  Однако,   усталые люди, потерявшие всякую надежду выйти, хотя бы к какому-либо  объекту, указывающему на действительное существование в этом мире иной жизни кроме гор, ущелий и звериных троп, совершенно об этом не думают.   
            
ДОРОГА!

Настоящая человеческая  дорога! Для  них, для их жизни!

-Только  по ней нам не придется идти, - охладил Абдулла ликование путников. - Слишком опасно. Эта дорога ведет к границе. А  по ней сейчас передвигаются   контрабандисты, торговцы наркотиками, оружием, драгоценностями, не брезгуют подторговывать рабами.
И лишние свидетели им вовсе не нужны, они просто  уничтожат нас. Но может и другой менее привлекательный для нас вариант: мы можем стать для них легкой добычей,  и нас  продадут в рабство. - Добил он своих друзей по несчастью, только что  выстроивших планы прогулок по торной дороге.   

Снег идет третьи сутки. Однако путников это вовсе не беспокоит. Они наслаждаются теплом, отдыхом  и уютной защищенностью. Утром  на четвертые сутки люди проснулись от  едва слышимого шелеста.

Повскакав с «постелей»,  бросились к выходу. Высоко над горами висело, словно умытое солнце. Оно лукаво посматривало с небесной высоты на глупых людей, и откалывала  кренделя,    необычно жаркими лучами для этого времени  года. Отчего недавно такой мягкий и пушистый снег,  казавшийся  легким и невесомым, вдруг осел, съежился и сник.

Окончательно сник он к середине дня. Лишь веселые ручейки, сбегавшие с пологих уступов, напоминали о  прошедшем снегопаде. Животные,  выпущенные на свободу, дружно кормились подножным кормом. Люди живописным монументом  застыли у входа в пещеру, и зачарованно смотрели вниз, на пробегавшую перед их глазами желанную, но запретную для них  дорогу.

Снег полностью исчез. Под жаркими лучами,  задымились мокрые камни. Пар валил, словно в парилке. Всем было легко и весело. Это был  первый праздник, за много, много дней  их тяжелого пути.   

Полюбовавшись на природные  закидоны, все вернулись к своим обязанностям: разведению костра, готовки пищи, заботы о животных. Абдулла,  принялся собирать  сухие  сучья  внутри пещеры, чтобы разжечь  концы все тех же толстых бревен,  по сути,  являющихся источником  костра. Горели они ровно и ограничено по воле человека.  Приготовив пищу, Абдулла  гасил горящие концы, оставляя бревна до следующего раза.

Внезапно выпавший снег, а затем оттепель лишили возможности собирать вне пещеры сухие сучья для костра. Последние заготовки еще вчера вечером сгорели  под казаном.  На их поиски Абдулла отправился  в глубь пещеры. 

Прошлый раз, когда  ребята двигали большой   камень,  устраивая загородку животным, он заметил  торчащий из  почвы  толстый сук с сухими ветками. Решив  наломать хвороста для растопки очага, потянул его,  однако,   почувствовал, что тот  крепко  держится  в грунте.

А когда наклонился, посмотреть, что удерживает его,  увидел в суглинке под  лохматыми ветками, присыпанный щебнем   лоскут грязной ткани.  Не рискнул  самостоятельно копаться под камнем,  окликнул ребят:

-Здесь что-то есть, - сказал Абдулла, указывая  на  ветвистый сук и видневшуюся под ним тряпку,  когда те подошли к нему.

Женщин в пещере не было. Они, сидя на камнях у входа, наблюдали за животными,  и наслаждались прелестями природного явления. Надо же на дворе ноябрь, а такая благодать!

-Конечно, это же юг, – пояснила Гуля,  на восхищение Анны. – Здесь всегда так. Но и зимы  бываю злые, безжалостные. Не так мучают морозы, как ветра. А когда это все вместе, то просто гибель. А если случаются  джуты, то тогда наступает всеобщее бедствие. – Анна с интересом слушала  рассказ женщины. –

Джут – это когда случаются страшные  снежные бураны. Животные не могут добывать корм из-под высоких снегов и гибнут от бескормицы. Тогда  джайляу,  летние обильные кормом пастбища для отар, оказавшиеся  под снегом зимой, буквально устланы трупами погибших животных. - Женщина говорила спокойно, словно об  обыденном явлении.

Она не задумывалась, что возможно им самим придется  подвергнуться джутам.  А это  совсем другое, чем находиться  в теплой и защищенной от
холодов хижине на стойбище,  либо  в уютном домике в кишлаке. Или хотя бы вот в такой, как  их, пещере.

         -Гуля, а ваши овцы гибли? – с содроганием в голосе спросила девушка, потрясенная услышанным.

         -Нет, мы заранее  заготавливаем  уек-сары, это такая невысокая  трава желтоватого цвета. Основной корм овец и коз зимой, если только пастбища становятся непригодными для кормов,  траву прячем в кошарах, либо в пещерах, где удобнее, - поясняла женщина особенности ведение собственного хозяйства. –

Для заготовки кормов мы нанимаем работников,   платим  им по договоренности  овцами. У нас за все расчет овцами, - добавила Гуля,  печальным  взглядом всматриваясь в далекие горы. – Деньги нам нужны,  лишь  для   городских   покупок. 

Женщины продолжали расслабленно сидеть на теплых камнях, нагретыми  не  по времени разгоряченным солнцем,  не  подозревая,  чем сейчас заняты  в пещере мужчины
         
-А ну, отойдите подальше, посмотрю, что тут такое, - присаживаясь на корточки  перед веткой,   сказал Олег.

Под камнем могло быть все что угодно. От  человеческого захоронения, до запрятанного в земле  боевого оружия,   или  мины-сюрприза. Он принялся осторожно разгребать руками податливую почву. 

 Ребят  не насторожило тогда с какой   легкостью им удалось сдвинуть  камень с места, не придали тому ни какого значения. Они были слишком усталыми и голодными. Все снежные дни вообще  не обращали внимания на это место,  животных из пещеры не выпускали, а к водопою   водили со стороны других камней.

Олег продолжал  осторожно разгребать рыхлый суглинок, вперемешку с крошками розового краснозема и  мелкой гальки.   Ниже  лежал пласт  чистого щебня,  правда,  неглубокого, за ним следовал мелкий песчаник. Этого было достаточно для приличного захоронения.  А что это было так,  Олег уже не сомневался.   

Его пальцы  почувствовали  твердый предмет. Осторожно очистив  поверхность  от грунта, он  увидел деревянную крышку ящика зеленого цвета  явно  военного образца,   с двумя замками-защелками  и ручками по бокам. «Оружие, -  решил он. – Кто-то спрятал его здесь. И судя по утрамбовке не так давно. Значит, хозяин может явиться сюда в любой момент», - рассуждал Олег, продолжая осторожно сметать  песчаник  с  крышки ящика.

-Здесь   может быть   «сюрприз». Следует подумать о целесообразности   вскрытия  ящика.

-Давай я попробую, - наклоняясь над Олегом,  предложил Виктор, вроде бы как ему почудилось опасение в  голосе  товарища.

          -Не одно и тоже? - сказал тот. - Ты или я.  Но вскрывать все равно придется. Мы ведь не знаем, что в нем лежит. Абдулла, - повернулся он к проводнику, - мало ли чего готовит нам этот сундук. Выйди к женщинам, а то бабахнет,  и  останутся  те одни. Иди, иди, - сказал он на протестующий жест мужчины.

Абдулла понимал  правильность подобного приказа. Он поманил за собой  Виктора,  однако  тот,   протестующе  махнул  рукой.  Освободив верхнюю часть ящика  от  мягкой  упаковки, клок которой и обнаружил Абдулла,Олег  стряхнул остатки  щебня с крышки, и, нажав на боковые зажимы защепов, осторожно отвел освобожденные  петли от пазов, и с обеих сторон стал потихоньку приподнимать крышку ящика.

Та без сопротивления и помех свободно и легко подалась кверху. Олег,  лег головой  на уровень приоткрытой щели, заглянул в нее. Проводов и прикрепленных к крышке «сюрпризов» не наблюдалось.  Став на колени,  он свободно откинул крышку.

Лейтенанты  уставились во внутрь ящика.

Меньше чем на половину тот  был заполнен какими-то свертками, упакованными, как и сам ящик в тряпицы. Теперь им предстояло выяснить содержимое  упаковок.

Прежде чем вытащить сверток, Олег тщательно и осторожно исследовал его кончиками пальцев на предмет взрывчатки. Однако ни металлических, ни  каких-либо других подозрительных предметов в упаковках не прощупывалось.

Осторожно,  вынул, сверху лежавший сверток,  развернул его, и разочаровался.  В тряпице лежал  полиэтиленовый пакет с веществом белого цвета, где-то около килограмма весом, по всему это был наркотик. Таких пакетов оказалось около десяти. А вот следующий пласт упаковок поразил друзей до глубины души. Там лежали пачки афгани, упаковки  советских  денег и, самое необычное, совершенно непривычные для советского человека американские доллары.

-Вот это да-а-а! -  ахнули друзья. - Выходит,   мы  раскопали в пещере «сезам»,  разбойничий клад.

Еще больше   их  ошарашило, когда на самом дне ящика, в картонной коробке из-под обуви,  обнаружился  настоящий пиратский клад, там лежала целая гора золотых и драгоценных украшений.  Однако советские офицеры не могли   определить  подлинную ценность находки, их не обучали этому в училище, их учили убивать.

-Абдулла! – позвал Виктор проводника, выглянув из пещеры. –  Иди  сюда!
Женщины, стояли  на выступе  скалы  метрах в пятидесяти от пещеры,  следя за животными, мирно щипавшими  зазеленевшую на солнышке травку,  а  мужчина недалеко от входа сидел на  камне, свесив голову.

Услыхав голос,   тот  быстро вскочил и почти бегом припустил  к пещере. Женщины удивленно  посмотрели ему вслед.

-Смотри, Абдулла, что мы здесь обнаружили, - сказал Олег, показывая на  тряпку, где  были разложены   находки.

Увидев такое, овчар сразу все понял.

-Эту захоронку устроили   контрабандисты. Они знают,  сейчас в этих районах  людей  нет.  Все ушли  из разрушенных  войной кишлаков и деревень  в горы.
Пещера необитаема, пастухи потеряли свои отары,  путь сюда заказан всем, кроме конечно  бандитов. Да и те просто так не будут здесь околачиваться по пустым горам.

Они держатся сейчас поближе к боевым рубежам, как подлые шакалы,  выискивая    жирную  добычу. А это наркотики, деньги, оружие, и, – он указал на коробку с драгоценностями, -  золото. Я думаю,  они со дня на день явятся сюда. Либо забрать и отправиться к границе, либо, чтобы пополнить свою добычу.  Нам надо уходить отсюда,  и поскорей. - Подвел свою речь проводник.

-Ну, уж нет, - категорически заявил Олег. – Я не желаю быть мишенью для «духовских»   бандитов.  Как только они обнаружат пропажу, сразу  кинутся по нашим следам.   А куда мы уйдем? Снова в горы? И это когда  вот - вот наступит зима? Нет, нам надо дождаться их. Посмотреть на их действия и только потом решать, что делать дальше.

Хватит нам уже быть беглецами. Мы едва оторвались от бандитской шайки батюшки Мателлы, как тут же  наживем других преследователей. Нам только и останется, что прятаться ото всех. А наша цель: побыстрее  добраться  до  границы, и  оказаться в советской Туркмении. Вот  такие дела.

-И сколько мы тут будем ждать этих  пиратов? – спросил Виктор. – А вдруг они до самой весны сюда не заявятся? А мы и время потеряем, и  закоченеем  в этой пещере. Ведь топливо-то у нас на исходе. Да и клад Абдулла  нашел благодаря тому, что собирал ветки  для костра. -  Привел резонный довод рассудительный парень.

Мужчины с ним согласились, однако пошли на компромисс:  пожить в пещере еще пару-тройку дней и если разбойники не явятся к своей  захоронке, то двигаться дальше, ночью по дороге, а днем укрываться в горах. Это и быстрей, а главное легче, чем карабкаться по камням и перевалам опостылевших гор. На том и  остановились.

  -А чтобы  бандиты  нас не преследовали, клад  оставим здесь,  –  привел убийственный довод  овчар-бессребреник.

Ребята с сожалением, как на больного  посмотрели на своего наивного проводника. Интересно чем он думает подкупать пограничников на  контрольных постах? И если этот вопрос раньше не поднимался ими, как  безнадежный, то сейчас у них появилась надежда,  с помощью клада им удастся свободно проникнуть  через  пограничный рубеж.  А чтобы не огорчать своего старшего товарища молодежь пообещала:

-Так,  Абдулла, мы и поступим, как ты сказал. - Хотя  имели на этот счет  совершенно другое мнение.

Мужчины по этому случаю закололи овцу. Теперь в их отаре остались  три овцы и одна дойная коза, правда,  с  суточным надоем  молока  чуть более полулитра за сутки. Но и это было большим подспорьем для Анны. Ведь у них кроме мяса, да небольшого количества  риса,  никакой другой еды уже не осталось.

К концу третьих суток к вечеру, когда заметно похолодало, утих ветер, и над вершинами  гор стали вспыхивать одна за другой  крупные, словно оранжевые айвы, Афганские звезды,   мужчины, сидевшие  на камнях у входа в пещеру, услышали вдруг звуки похожие на движущийся  по дороге   транспорт, вроде бы как в  их сторону.

-Убей меня Бог, - вставая с камня и, навострив  уши,  с волнением выдохнул  Олег, - в нашу сторону идет транспорт. Вот только не пойму, какой?

Теперь уже все повернулись в сторону, откуда  явственно доносился такой знакомый, такой родной и почти забытый звук, работающего двигателя  с неровными всхлипами на ухабах, подъемами и спадами.  Темнота быстро сгущалась.

Дорога внизу, откуда доносился гул машины,  пропала из виду. Все боялись пропустить желанный момент появления  транспорта. Они словно путники, в  ожидании   автобуса, с  радостным чувством, что наконец-то  усядутся в уютный теплый салон, и машина помчит их мимо  надоевших гор, деревьев, что виднеются невдалеке, мимо звезд, зацепившихся за острые горные пики, которые они тоже без сожаления оставят висеть  над  чужой землей.  А  сами  будут   ехать,  и ехать  до самого  родного  дома.

К сожалению,  подобное  путешествие  не для наших беглецов. Но все равно они были несказанно обрадованы  знакомому звуку, в надежде хотя бы издали  полюбоваться  проезжавшей машиной. 

     Ни у кого из них не мелькнула мысль кубарем скатиться с горы и, кинувшись наперерез, замахать руками, прося остановиться, как это делали много раз в той далекой потерянной жизни,  в родном  городе,  где можно было и не торопиться.

  Уже явственно слышалось урчание транспорта, медленно, словно на ощупь пробирающегося у самого подножия  горы,  на которой сейчас застыли беглецы.

Сама машина была  невидима  по причине полнейшего  мрака.  Однако это  не БТР, ребята определили сразу,  и не    родной  КАМАЗ.  Транспорт двигался осторожно, на малой скорости.  Сгустившаяся  тьма над вершинами гор едва рассеивалась, висевшими на небе звездными сливами, внизу  на дороге лежала непроницаемая чернота.   «Интересно, как может  транспорт передвигаться в полнейшей темноте?» -  всех озадачила одна и та же мысль.  Звезды не могли  быть  светилами, а луна взойдет не ранее,  чем через пару часов. 

Мужчины  продолжали напряженно вслушиваться  в темноту.  Неожиданно   машина остановилась, как раз напротив  их пещеры, двигатель, всхлипнул и  затих.

-Никак наши флибустьеры  явились. Либо пополнить  клад,  либо забрать его, -  прошептал Олег.

Чернильная темнота скрывала явившихся людей, их действия угадывались  по едва долетавшим оттуда звукам:   вот щелкнула  открывшаяся  дверка кабины,   зашуршала щебенка, видать кто-то спрыгнул на дорогу, послышалась тихая речь, за этим осторожный щелчок   прикрытой  дверки,  видать  там покинули кабину.

«Значит, не   случайно остановились здесь, коль совсем заглушили двигатель», - сделали ребята вывод, не сговариваясь.

-Интересно сколько их  там? –  прошелестел,  нежели спросил Виктор.

          -Тебя это волнует? – не оборачиваясь на шепот, отозвался Олег.

          Он прекрасно понимал, что все они  обречены в этом пути. Не оставалось  ни единого шанса вырваться из безнадежного тупика, чтобы  уцелеть.  Нынешнее укрытие    в пещере лишь оттягивает  их конец. Надвигается  страшная  Афганская зима. 

Она  не понаслышке  известна  Олегу своей  лютостью. Не раз приходилось замерзать даже   в специальных с подогревом костюмах при выполнении особых заданий,  лежа в расщелинах на кинжальном ветру. Но даже и тогда у него оставалась надежда выжить, а сейчас ее не было.

Маршрут их пролегает  по  земле,   выжженной войной. Группке беглецов  не найти приюта на своем пути.  Подобно погибшему  войску Наполеона  под Москвой,  им  предстоит  замерзнуть в  чужих снегах.   У них  не осталось  ничего, кроме   самих  себя.   

Три  оставшиеся овцы  не спасут их от голодной смерти.    Одежда их  далека от зимнего сезона. Топливо для костра фактически закончилось. Остановившись на ночлег в какой-либо пещере, либо в разрушенной  хижине,  брошенного поселка,  они уснут, чтобы больше  уже никогда не проснуться.

  И вот она  хотя и призрачная, но надежда  на спасение. Фортуна подбрасывает им шанс. Упустить который  значило  потерять все, зная, что  подобного случая, как этот, может больше  не повториться. Мгновенно созрел план. Олег был  отличным тактиком,  это  качество спецназовца,  записано в его личном деле. 

Подобно хищным зверям, поджидающим  добычу,  лейтенанты изготовились к решающему  прыжку, где   исходом будет  либо  победа, либо смерть. Хотя о смерти они как-то не  подумали. Для  них не существует количество потенциальных врагов, для них есть лишь  единственный фактор - ситуация момента.

  Послышались решительные шаги.  Ребята  предположили - явились «хозяева сезама».   Уверенные в полнейшей   безопасности,   переговариваясь, и  помогая друг другу,  разбойнички  решительно карабкались по крутой тропинке, ведущей к пещере, подсвечивая себе слабым лучиком крохотного фонарика.  Подобные  походы кладохранителей, по всей вероятности,  совершались  ими  неоднократно.   

  Абдулле было приказано  идти к женщинам, увести  их в глубь пещеры и  там затаиться.  Правда, тот попытался остаться,  жестами предлагая  ребятам помощь, однако Олег,  подтолкнув «помощника»  в сторону пещеры,  прошептал   в ухо:

         -Иди, не тревожься, все будет хорошо.

          Овчар,  лишь  на миг, задержался  у входа,  как услышал   в темноте   короткий  хрюкающий всхлип, словно кто-то  поперхнулся глотком воды,      послышались звуки возни,  и   тут же:

         -Абдулла, помоги!   
Кинувшись на голос Олега,    увидел,  как  ребята что-то тащат к пещере.

-Что это?! – подскочив к ребятам, спросил  проводник и, наклонившись, оторопел.

Те  тянули  двоих, по всем признакам, убитых бандитов,  здоровенных,  бородатых  душманов, настоящих громил.  Абдулле с перепугу  даже показалось, что один из них главарь разбойной банды отец, убитого ребятами Мателлы. Такой же громадный и страшный.  Однако, вглядевшись, понял  - ошибся.   Подобные люди знакомы ему: это жестокие опасные контрабандисты, люди, живущие вне закона, как для властей собственного государства, так и сопредельного.

-Абдулла, разложи костер и предупреди женщин, чтобы не пугались, - деловито распорядился  Олег,   обхлопывая  руками  одежду  бандитов в поисках оружия.

           Как ни удивительно,  ни в руках,  ни среди одежды  оружия не оказалось. Значит, были уверены: здесь им ничего не угрожает. Абдулла оказался прав  - это место действительно заброшенное.  Контрабандисты об этом прекрасно знали.

Поэтому и устроили схрон, в  заброшенной  глухой пещере, что лежит  на пути к границе. Удобно, а главное  надежно.  Конкурирующие группировки  не «конфискуют»  «товар» при  очередном налете  на кишлак.

-Женщины уже спят с овцами. Они нам не помешают, – прошептал проводник,   с ужасом взирая на  зловеще возвышающиеся  «горы».

          -Замечательно. Закопаем бандитов в их же яме, только вначале вытащим ящик, - распорядился  Олег.

           Абдулла поджег сложенный  кучей сухой хворост, приготовленный для    завтрашнего костра.

           -Закапываем трупы и уходим. Вернее,  уезжаем в ночь, - сказал Олег, орудуя вместе с Виктором отломанными от деревянного ящика   досками, углубляя место захоронения.

           При свете костра более тщательно обыскали карманы бандитов, обнаружив в них ключ зажигания от машины, какие-то  бумаги и большой полиэтиленовый пакет в кармане у одного из бандитов.  Все это  передали в руки Абдулле. Видать контрабандисты шли с пакетом за товаром.

           Разровняв  и притоптав ногами,  место последнего бандитского успокоения,   ребята     накатили на него  тот самый громадный камень, 
который  до этого покоился  на  бандитском «сезаме». 

  -Абдулла, буди женщин, уезжаем! -  отдал приказание  Олег, увязывая в узел тут же лежавший клад. – Давай наркоту выбросим, - обратился он к Абдулле, как к человеку,  разбирающемуся в зелье.   

-Весь порошок не следует уничтожать, он нам сослужит пропуском на границе. Но часть из него можно уничтожить.

Пока  мужчины укладывали в рюкзаки «сезам», вареное мясо и посуду  женщины паковали «постельные принадлежности». Ни одна, ни другая из них не задали ни единого вопроса. Жена овчара по обычаю, Анна по законам военной ситуации. Ее уже ничего не удивляло.

-Олег, а вдруг они оставили кого-то возле машины?  - задал Виктор резонный вопрос.

-Вряд ли. Они   не брали б с собой ключ зажигания, а оставили бы его в замке.
Да и вообще, имеет ли это какое-то значение, - небрежно  ответил  тот.
Однако, видя, что вопрос друга вызвал  сомнения у остальных членов коллектива,  сказал:

-Ладно, мы с Виктором идем первыми,  все проверим и посигналим  фонариком, - включая и выключая трофей,  показал он, как это сделает. –Постойте здесь, - все же остановил Олег, двинувшийся за ними отряд,  состоящий из   мужчины,  трех овец, двух женщин и одной козы.

Животных привязали на поводки, опасаясь при спуске  потерять тех в темноте. 

Спустя   некоторое  время они увидели мигающую точку со стороны дороги. И начали спуск. Навстречу им уже спешили ребята. Транспорт оказался  фургончиком,  типа советского «пикапа», с кузовом в виде фанерного домика с дверкой, запирающейся  с наружной стороны металлической защелкой и внутренней задвижкой.

Отодвинув защелку, Олег открыл дверку и, посветив во внутрь кузова фонариком, ахнул:

-Да тут целый склад! Но главное, - он наполовину забрался в домик и весело прокричал оттуда: - Канистры с бензином, живем! Давайте, забирайтесь во внутрь - сейчас отчаливаем. – Он помог женщинам забраться в кузов, посветил им  фонариком, чтобы те могли  устроиться. 

Вместе с Абдуллой забросили  животных, а затем, и, сам, овчар с помощью Олега, забрался в домик. Там он привязал животных к металлическим стоякам  для  подстраховки.

В это время Виктор прогревал  двигатель. Тот с единого оборота завелся и сейчас ровно и удовлетворенно  пофыркивал, готовый в любую минуту  сорваться с места.    

-Держи, - сказал  Олег, подавая фонарик Абдулле. – Закрывайтесь на задвижку, чтобы не вывалились, - пошутил он, возбужденный от возможности активно действовать, распоряжаться, а не сидеть в бессмысленном ожидании  собственного конца.

Погибать так с музыкой,  это был  его боевой  девиз.   

          Заскочив в кабину,   понял, каким образом контрабандисты ехали без проблем в полнейшей темноте. Виктор ткнул  пальцем на водительское сиденье,   там  лежал прибор ночного видения.

-Просто замечательно! - несказанно обрадовался  Олег. - Не придется ожидать восхода луны. Не придется терять драгоценное время.

          -Как вы там? – выскакивая из кабины и постучав о  стенку фургончика,  прокричал он, уточняя готовность к отправлению. 

-Все нормально! - послышался изнутри голос Абдуллы. - Тут какие-то мягкие тюки, мы на них устроились. А овец привязали к бортам, – отчитался  теперь уже не проводник, а пассажир перед командиром.

         -Тогда крепче держитесь, отправляемся! - с оптимизмом и радостью в голосе, прокричал Олег и кинулся в темноту.    

Пассажиры в кузове были немало озадачены, как  ребятам удается на такой скорости  мчаться   в полнейшей   темноте. Страха они не испытывали, знали, коль  мчатся, значит так  надо. Ребята могут все.  Они не  ведали, что   на  глазах у Виктора   прибор в виде космического   шлема, помогающий видеть в сплошной темноте. 

Увидь его в таком наряде  Гуля,  либо   Абдулла,  могли  серьезно напугаться, а вот Анна улыбнулась бы. Ей такие штучки были отлично известны.   Как-то их госпиталь  ночью перебазировали на новый участок, и ей    пришлось сидеть в кабине рядом с шофером. Тогда она тоже подивилась довольно странному сооружению на голове водителя.
   
Пассажиры, удобно устроившись на мягких тюках, несмотря на тряску и качку мгновенно уснули,  швыряние из стороны в сторону казалось им парением в облаках.

Они не карабкались по горам и ущельям,  не брели по бескрайним  зловещим
пустыням,  они  крепко спали, спали  измученные, смертельно уставшие от дороги, от неизвестности, от неустроенности,   затерянные в хаосе бессмысленной войны.   

Сейчас они  счастливы. Несказанно счастливы,   что едут. Куда? Неважно, главное едут,  едут по настоящей дороге,   в настоящем  автомобиле.
Каждые три часа ребята, сменяя друг друга,  садились за руль, давая возможность организму отдохнуть, поспать. Засыпали мгновенно, едва пересев на место пассажира, не мешала и сидячая поза. Это были уже детали. Бывали ситуации, когда  отряд шел маршем почти двое суток без сна, отдыха и еды. Тогда им приходилось  спать на ходу.  Угол кабины был уютной  постелью, не избалованному комфортом бойцу спецназа.    Пассажиры в кузове не ощущали  ни толчков, ни  тряски, а тем более остановок машины, во время смены  ребят  за рулем, они блаженно спали.

Где-то в горах ухнул взрыв, долгое эхо носилось  по расщелинам,    бессильно цепляясь за   скалы и,  не  удержавшись, недовольно ворча, скатывалось в пропасть.

 -Вот и кончилось наше с тобой «свидание», - так называла Анна совместные коротенькие минуты отдыха, сидя на снарядных ящиках  с Алексом  у входа в  операционный блок, когда  медсестра, выскочив из бокса, позвала их,  сообщив, что раненый  подготовлен и лежит на столе.      

В рассеянном  полумраке от фар проехавшей машины  золотыми искрами  вспыхнули  светлячки  рыжих волосах  Лешика.   Девушка  притянула к себе его голову и легонько коснулась губами  золотых завитушек.  У нее вдруг  появилось ощущение предстоящей разлуки. Не этой, что, встав с  ящика, сейчас отправятся за операционный стол, а разлукой навсегда,  на  длинной без начала и конца страшной дороге. 

Анна с  чувством  безысходности, полными тоски глазами, словно состарившаяся на сто лет, с тоской  смотрела на Алекса, и понимала:  уже ничего в этой жизни не  возможно  изменить.

Алекс с искривленными от страданий губами, провел рукой по ее волосам, встал с ящика, и  пошел  прочь от нее, не оглядываясь.

-Лёшик! Лёшик! – закричала  она вслед любимому, чувствуя, что тот уже никогда не вернется.

Он уходит от нее по   жуткой  длинной дороге куда-то в темноту,  навсегда. Ее крик пропадал,   таял,  словно в вате.  Раздался новый взрыв, и земля под ней подскочила.
             
Анна проснулась и сразу поняла, где она находится. И что взрыв это был вовсе не взрыв, а  лишь очередной  скачок  машины на дорожном ухабе, и что вновь ей приснилась страшная дорога,  с   навсегда  уходящим   по ней  Алексом. Теперь ей осталось   жить  лишь воспоминаниями. 

Постепенно далекие события, произошедшие в госпитале,  и сам Алекс поблекнут в ее сознании, и она смирится с потерей. Самое страшное потрясение для человека первое известие и само событие. Потом он смиряется с безысходностью и  продолжает  жить, правда, уже в другом  состоянии.

Транспорт, прыгая и подскакивая на ухабах горной дороги, резво несся в неизвестность. В маленьком застекленном окошечке фургона  серело небо.

Значит, начинается рассвет. Ребята торопились укрыться в каком-либо  распадке, либо в ущелье. Решено было  передвигаться  лишь ночью, в темное время суток, не обнаруживая себя. Заворочалась Гуля, спавшая рядом с Анной, уткнувшись той в плечо.

Абдулла, как оказалось, уже  стоял у  оконца, держась за перекладины, и  следил за проносившимся мимо пейзажем.  Мокрая дорога от растаявшего снега еще не пылила.

Знаменитая красная Афганская пыль поднимется, когда солнце полностью высушит дорожную щебенку.  Пыль страшный  бич для транспорта и людей. Она слепит глаза, набивается в рот, в нос, в уши, забирается в пазуху, несмотря на плотные одежды.

Одиночно передвигающийся транспорт, с клубящимся за ним рыжим шлейфом, может уничтожен любой из сторон:  советскими, военными подразделениями, либо отрядами оппозиции.

Почти рассвело, когда, наконец,  прекратилась тряска и машина, раскачиваясь из стороны в сторону, съехала  с дороги в  довольно густую «зеленку». Это были заросли с вечнозелеными деревьями,  похожими  на  русские тисы, произраставшие в южных районах  Союза.

Машина остановилась, и беглецы  высыпали  на землю. 

          После  дорожной разминки  все дружно принялись за дело. Женщины  собирали сухие ветки и сучья для костра, готовясь к стряпне. Мужчины решили при дневном свете  рассмотреть содержимое кузова, и отобрать  нужное для себя. 

Действительно там  оказалась масса полезных вещей, получше  денежного и золотого клада: довольно солидные запасы продуктов в виде консервов, муки, крупы и соли. Кроме этого  обнаружили теплую одежду и зимнюю обувь.  Но самое главное для путников,  в кузове было несколько  канистр с бензином.

Выходит, бандиты основательно  подготовились к далекому путешествию,  возможно даже  за кордон.

Из кулей извлекли две теплые куртки хаки, на искусственном меху, так называемые  «пакистанки», их производит местная промышленность, вернее производила.

В настоящее время  фабрика  не работает,  а  ее производство полностью уничтожено.  По всему,  одежда была из старых запасов, хотя куртки по внешнему виду казались новыми.   Тут же в мешках были упакованы две пары настоящих фабричных кроссовок «кимры»,   для  холодного времени года, совершенно не похожие на те обноски, что были сейчас на ногах у беглецов. Кроме  всего прочего в кузове обнаружились   одеяла,  вязка пустых мешков, даже  тренога с закоптелым казаном.

            -Вот это да-а-а! –  завосхищался Абдулла,  рассматривая   казан.

- Такого даже у меня  на стойбище не было.

            Треногу с казаном  тут же приспособили для приготовления пищи, и уже через некоторое  время в нем весело  булькала баранья похлебка, сурпа,  распространяя вокруг себя ароматные запахи мяса.  По особому случаю в котел добавили немного  риса из бандитских запасов, решили продукты экономить.  Неизвестно еще, сколько времени  придется им путешествовать.

           -Перекусим, отдохнем и к ночи тронемся в путь, - сказал Олег, поглощая необыкновенно вкусную похлебку, а возможно и не такую уж вкусную, каковой она кажется сейчас,  изголодавшимся людям без настоящей, горячей пищи. 

Все с жадностью поглощали жидкое варево.  В прошлый вечер им так и не пришлось поужинать.  Запасы  топлива были на исходе.  Ящик из-под «сезама» решено было   оставить на самый крайний случай.

Сейчас  он, предусмотрительно захваченный ими, служил столом во время еды,  и стулом во время отдыха.

Ребята внимательно осмотрели сам автомобиль. Это была машина  специального выпуска   Афганской автомобильной промышленностью,  с  утолщенной шиновой резиной, изготовленной  применительно к местным  дорогам, где на каждом шагу острые камни, с торчащими осколками  и опасной щебенкой. Удобный  кузов фургончика, выполненный по аналогии советского пикапа, с той разницей, что имел  окошечки.   

Ребята  завалиться  спать прямо под деревьями, предварительно спросив у
Абдуллы стоит ли им опасаться  ползучих гадов.

-Фаланги, скорпионы, тарантулы и каракуды  -  самые ядовитые  из них,  сейчас  уже не опасны, – пояснил Абдулла,  знаток местной фауны, успокоив парней. - С первым выпавшим снежком они прячутся под камнями, и  до наступления весеннего тепла, носы оттуда не высовывают.

Относительно подобных  тварей,  лейтенанты   были осведомлены на специальном курсе  в училище. В походах обязательным  атрибутом  экипировки был шприц  с противоядной  сывороткой  в герметичной упаковке. В случае укуса укол  делался непосредственно через одежду.

Ребята устало растянулись под зеленым деревом, предварительно расстелив бандитское одеяло, и тут же уснули.
Нынешнее передвижение  путников  несравнимо с  их, ранее  пешим  карабканьем по горам, утомительным переходам по бесконечным пустыням.   И все же  им было еще  очень далеко до главного горного перевала, не говоря уже о границе.

-На северной стороне Гиндукуша начнутся  уже настоящие  холода.  Туда мы доберемся не раньше  декабря. А это уже настоящая зима, – объяснял Абдулла метеорологические  и сезонные   катаклизмы  края. - Не знаю, сумеем ли мы добраться до тех мест  до  жгучих холодов, - высказал он свои сомнения.

Находиться   человеку в кабине во время передвижения не проблема, можно пересилить  крепчающие холода, а вот  о кузове такого  не скажешь. Однако  никто из путников  не роптал. Все осознавали, что необходимость движения, приравнивалась к жизненному существованию, иначе конец.  Единственную  надежду остаться в живых и не погибнуть от холода - давала  им машина.  Она  укроет  беглецов от  пронизывающего  кинжального ветра, и даст им хоть какой-то, но  приют.

В фургончике люди, закутавшись в одеяла,  прижавшись к животным старались спасаться от пронизывающего холода.  По-прежнему они передвигались только  по ночам.

Случалось, что рассвет заставал их в степи.  Тогда  фургончик загоняли   в подвернувшееся  углубление.  Собирали степную сухую траву  уек-сары,  ею  маскировали  машину,   кормили   животных.  Костра не разводили,  опасаясь случайного обнаружения. 
            
К подножию Гиндукуша подошли,  когда на востоке  стала растекаться  серая мглистая муть. Начинался рассвет, а с ним  усиление холода.  Останавливаться на дневное  укрытие не имело  смысла. Топлива для костра не было, вокруг  лишь голые острые скалы. Деревянный ящик давно  сгорел под бандитской треногой.

С большим трудом удается им надергать у дороги хилой растительности для  голодающих животных. У беглецов  выбора не оставалось:  остановиться и закоченеть от холода,  либо двигаться, но быть обнаруженными  случайным наблюдателем.

И все же  решено было   передвигаться не только по ночам, но и  в светлое время суток. Только бы не подвела машина. 
Фургончик с трудом карабкался по   крутой  щебеночной   дороге.   Ближе к перевалу  вначале слабый, а затем как-то сразу повалил густой  колючий снег.

Ветер остервенело бил в стекло машины. Ребята молили только об одном, чтобы двигатель не заглох. Тогда им точно всем конец.  Сквозь  мутную снежную завесу,  на дороге,  к своему ужасу они  увидели  горный обвал.

-Этого только нам не хватало, чтобы  дорога была перекрыта, - сказал сидевший   за рулем Виктор.

Пришлось делать вынужденную остановку. Выскочив из кабины, ребята кинулись  в ненастье. Благо   обвал оказался не таким  уж серьезным. Камни  запросто  можно  было самим  сбросить  с дороги. Олег,  сбегал  к машине предупредил  женщин и Абдуллу о причине задержки, бегом вернулся  к завалу.  Немного  погодя,  к ним  присоединились  остальные путники. Работа  не тяжелая, напротив, имелась возможность  согреться. Почти заканчивалась расчистка, когда Анна почувствовала, что ее повело в сторону. 

Она обессилено опустилась на камень, объяснив свое состояние желанием  передохнуть. Ее вообще-то не допускали к работе. Однако девушка  не желала быть обузой и работала наравне со всеми.

Свое недомогание объяснила себе холодом и  недоеданием.  Консервы, перенесенные из кузова в кабину,   не служили настоящей пищей без овощей и хлеба, а вяленая баранина уже закончилась.

Единственной поддержкой ей служило  молоко  козы-дерезы,  дававшей сейчас менее  полулитра в сутки. Полузамерзшая,  потерявшая реальность  Анна сидела  на валуне.  На  ее плечи  и голову  падал, и падал густой  снег.

У нее даже не хватало сил стряхнуть его. Перед  глазами  плыли  серые  насупленные очертания гор, едва угадываясь на фоне начавшегося  быстро темнеть неба. 

Все вокруг охвачено  безысходной жутью, страхом, опасностью. Анна ощутила себя одинокой на этой земле,  чужой и враждебной.  От потерянности, холода и обреченности  девушка беззвучно заплакала,  не чувствуя, как слезы  катившиеся из  глаз не таяли  на ее  лице,  а  схватывались  ледяной коркой.

«Зачем война? Зачем смерти? Зачем она здесь? Зачем погиб Лёшик?». Слезы продолжали литься без всхлипов и причитаний. Дрема накатывала страшной усталостью.

Чувство гнетущего состояния сковало тело. Вялая мысль о смерти шевельнулась в мозгу. Зачем жить? Уснуть вот здесь, сейчас среди этих камней и не проснуться.

Не карабкаться по горам, не прятаться  по ущельям, пугаясь и обмирая от  каждого шороха. Не замерзать в кузове фургончика от лютого холода.  Рядом с дорогой  глубоко внизу угрожающе ревела бездонная пропасть. Упасть в нее, уйти в бурлящую глубину злого потока, в толщу воды, а  когда   она сомкнется над ней,  тогда  злой мир с  равнодушными, холодными горами,  укрытыми снежными шапками исчезнет для нее навсегда.

Она уже ни о чем  не сожалела. Все здесь для нее чужое и ненавистное:  и небо, и скалы, и  это некогда огненное, а  теперь  остывшее солнце,   спрятавшееся  в плотной снежной  круговерти,  равнодушно   оставившее   замерзать человека,  в безнадежном  одиночестве. «Только бы хватило сил встать, только бы дойти до обрыва,  и все», - вяло текла мысль в остывающем мозгу.  Она стала медленно заваливаться набок.

Коченеющую Анну подбежавшие  ребята подхватили  под руки и потащили к кабине: дать женщине возможность отогреться. Ее  лицо и без того пепельного цвета,  посинело,  а  побелевшие губы указывали  на едва  теплившуюся в ней  жизнь. Ясно,  с  девушкой  дело плохо.

Олег уселся за руль, а Виктор запрыгнул с супругами  в глубину фургончика, в котором, как им показалось, было относительно тепло. Они  раздвинули  лежавших, как ни в чем не бывало,  своих лохматых  попутчиков,  и блаженно улеглись между ними, зарывшись в их густую  теплую шерсть.

На высокогорье  стало  трудно дышать, начало давить на уши. Разогретые тела людей от активной работы на завале,   быстро остывали. Пришлось натягивать на себя все, что попадалось под руку. Единственное, что спасало от смертного холода,  исходившее от  животных  тепло. Если спина или бок, прислоненные, к овцам согревались, то верхняя часть туловища, несмотря на гору одеял и одежды, жутко мерзла. Хотелось забраться под  овец и согреться их теплом.

-Потерпите, скоро начнется спуск,  сразу станет  теплей и легче дышать, -   обнадежил    Абдулла.
       
…Анна  была счастлива.

-Лёшик! Мой золотой  рыжик, - она прикрыла его рот ладонью, и он прижался к ней губами, вдыхая родной запах, вовсе не больничный, а совсем другой, особенный ее запах. – Неужели нужна была война, чтобы мы встретились?

Где-то совсем  недалеко  явственно были слышны звуки боя. Затем они покатились куда-то в сторону.

Горы содрогались,  всхлипывали  и ухали от ужаса и боли, вспыхивали   ракеты,   разливая  вокруг  мертвящий зловещий свет.          

-Мне пора,  -   сказал Алекс,  вставая  и, не оглядываясь, стал  удаляться  от нее, не касаясь ногами  дороги.  Он    уплывал от нее по воздуху.

-Лёшик! Лешик! – беззвучно кричали губы.    Но у нее не было сил встать с камня, на котором только что  они сидели,  чтобы  догнать или удержать любимого.

Ее  захлебывающие рыдания сотрясали  все ее тело,  она теряла рассудок. Алекс  все дальше и дальше уходил   от нее  по бесконечной дороге, пока  вовсе не пропал из виду.

Всхлипнув, Анна очнулась. Был ли это сон  или обморок, неизвестно. Открыв глаза,  поняла, что находится в кабине грузовичка, вжатая в угол.

-Доброе утро, Анна Андреевна, - весело поприветствовал ее молодой человек, если можно так сказать о том кто сейчас сидел за баранкой автомобиля. – Мы подъезжаем к какой-то деревне. Там отдохнем и обогреемся. – Оптимистично нарисовал словесную картину этот неунывающий  "аксакал".

Именно так можно назвать теперь Олега, в облике которого не осталось и частички того франтоватого  офицера, каким он впервые  предстал перед Анной, привезя своего умирающего друга в госпиталь,  в том далеком-далеке другого мира  и другого времени. 
             
За стеклом кабины заметно посветлело. Начинался рассвет. «Значит, я проспала всю ночь», - подумала она.  Как  попала в кабину,  выяснять  не стала, для вопросов не было сил, да и зачем  создавать лишние проблемы водителю с ответами. 

По лобовому стеклу машины  хлестали струи дождя  вперемешку с ошметками снега.  Под колесами чавкала грязь, тугими фонтанами разлетаясь  в  стороны.
Неожиданно  в стороне от дороги замаячили  глинобитные нагромождения, в виде развалин после землетрясения. Воспрянув духом, Олег направил в их сторону  свой  уставший грузовичок. Развалины оказались  разрушенным войной кишлаком. 

Однако и  этому  рады измученные путники, потерявшие всякую надежду найти хотя бы какое-то пристанище. Каково же было изумление Олега, когда он заметил  слабую струйку дыма, выползавшую из трубы  хижины, прилепившейся   к   самому  подножию крутой горы.            

Через мгновение  фургончик, петляя в лабиринте узких  улочек, добрался до вожделенного источника дыма.  Приблизившись к  двери, обитой   кусками  рваного войлока,  несчастные  постучали, ожидая любого сюрприза. Однако желание попасть в теплое жилище настолько   было велико, что  пересиливало возможную опасность.

На пороге появилась относительно молодая женщина восточного типа, как потом оказалось, узбечка. Она пугливо уставилась на  явившихся   странных гостей, с животными на веревках.

-Мы добираемся до Анджоя, нас застала непогода в горах, позволь нам  обогреться, -  обратился Абдулла к женщине на местном наречии. 

Будто  вздумай та отказать  им,  они  вежливо  извинились бы,  и отправились в непогоду месить грязь вперемешку со снегом. Конечно,  нет. Оттеснив   хозяйку в сторону, непрошеные гости с  животными уже толпились внутри довольно просторного жилища, с традиционным огромным очагом  посередине, сооруженным из саманных кирпичей, изготовленных  видать самим хозяином. 

Полы  просторного  помещения, подобно  обширному полигону   устланы  простым без узоров  толстым войлоком.

         После лютых дорожных холодов  теплота   в жилище  показалась путникам тропической  жарой. Пошарив  по сторонам глазами, непрошеные гости кроме хозяйки  никого не  обнаружили.

 Женщина  со страхом взирала  на странных  оборванных людей,  с группкой животных. Она боялась их, явившихся  внезапно  и неизвестно зачем.  Как оказалось,  хозяйка опасалась не только за себя.  За печкой  в куче хлама послышался детский писк, слабый едва различимый.

 Женщина резко распрямилась, словно   сжатая пружина,  отшатнулась  от гостей и метнулась на плач. Через мгновение оттуда послышался ее убаюкивающий голос. По-видимому, она укачивала  ребенка, который вряд ли  сможет выжить в  подобных условиях.
          

Спустя некоторое время хозяйка вновь появилась перед гостями, топтавшимися   у двери, на мягком войлоке млея от тепла. Они не решались без приглашения пройти вглубь жилища. Тут же  у порога топталась их крошечная отара.
 
         -Животных можете  отвести в закуту,  там, во дворе - сказала  хозяйка. – Чаю хотите? Намерзлись? – осмелев, предложила она. 
Женщина поняла, что  это не бандиты,    вероятней всего простые беженцы, бегущие от войны, и она  успокоилась.

Пристроив животных в относительно теплом загоне, по всей вероятности некогда служившим  хозяйским  овцам,  на это указывали  остатки корма,  незваные гости, разомлев от тепла, пили горячий  травяной  чай. Согревшись,  Олег с Виктором вышли к машине, решив загнать  ту  в дувал, и замаскировать. Ребята не могли знать, что ожидает их  в подозрительной  теплой  хижине среди развалин разрушенного кишлака. 

Все это смахивало на  специально  устроенную западню. Однако они настойчиво гнали от себя подозрительные  мысли. Очень уж не хотелось покидать   стены теплого  приюта.
          Кто она эта   мать-одиночка?  Как может  одна, с больным ребенком жить в разрушенном кишлаке? Нет, тут что-то не так.   Некогда  умные инструкторы  вдалбливали в сознание  особистов:  ни чему и ни кому не доверять, не верить, все подвергать сомнению.   Вопрос о подозрительной хозяйке   лейтенанты оставили    открытым.

Консервы  и часть бандитских бакалейных припасов,  решили отдать хозяйке.  А когда вошли с припасами  в жилище,  застали   необычную картину: на единственном низеньком столе среди  тряпок  шевелился живой комок  - крохотный ребенок. 

Наклонившись над малюткой,  его деловито осматривала Анна,  о чем-то тихо переговариваясь с матерью малыша. Медсестра, ловко удерживая кроху на  ладони,  профессионально ощупывала его  посиневшее тельце.  Тот словно краб, растопырив  красновато-фиолетовые  конечности, шевелил ими, покряхтывал и  поскрипывал.

Абдулла с Гулей, приткнувшись в углу, крепко спали, вручив свое  спокойствие  надежным парням,   в них они твердо уверены.
         
Лейтенанты, помимо  приемов ручного боевого искусства, владеют  всеми видами современного оружия, могут подолгу находиться в экстремальных условиях без пищи и воды. 

Их организм   способен   переносить  страшную жару и низкие температуры.  В длительных безостановочных переходах  сутками находиться без сна и отдыха.    Безоружные они также  смертельно  опасны  вооруженному  противнику,  как и с оружием.

Удар ногой в голову  убивает человека наповал. Руки – ломают кости и сворачивают шейные позвонки. Головой,  раскалывают противнику череп, без собственных последствий.   

Единственно слабым местом этих  монстров остается  не выдавленная из их сознания любовь к родине, не к той, о которой плакатно кричали политработники,  к другой, где,  выплакав  глаза от тоски,  их ждут   родные  матери.  Поэтому и рвутся  они   на эту самую  родину, к родному дому,  к своим   матерям.
         
         Завернув в тряпки свою драгоценность,  хозяйка  отнесла ребенка куда-то  в угол за печку, и тут же вернулась обратно. Она положила в огонь сухие брикетики кизяков, усиливая пламя. От очага шел сухой расслабляющий жар.

-Отдыхайте, я сама  приготовлю   для вас пищу, - сказала хозяйка более приветливым голосом, нежели вначале.

С Анной она изъяснялась на русском языке, когда узнала от нее кто они такие. В свою очередь о себе  рассказала, что родилась здесь, а замуж вышла за узбека из   советского  Узбекистана. Отсюда и знание русского языка.  Завели  с мужем хозяйство.  До войны  наведывались в Узбекистан, к родителям мужа.
 
-В Афганистане много людей, подобно моему мужу, перебравшихся  сюда из Советского Союза. В основном это овцеводы и земледельцы. В Союзе запрещают  иметь собственное хозяйство, отары и  землю,  а здесь  это не запрещается. -  Рассказывала, осмелевшая   женщина, ловко орудуя  ножом, на положенной прямо на пол  деревянной,  широкой доске,  нарезая   незнакомые  для Анны  фиолетовые упругие плоды, похожие на крупную русскую морковку.    
            
         Принесенные мужчинами консервы, крупа и сахар, осмотр ребенка медсестрой,  изменило  отношение  хозяйки к гостям, сняло напряжение. Теперь  она сама старалась угодить им,   принявшись за приготовление для них  пищи. Ребята, разомлев от тепла, клевали носом, едва не до самой кошмы, борясь с одолевающим  сном.  Их  все еще  мучило   сомнение в искренности женщины,  несмотря на  ее приветливый  голос.

         -Давай спи, - тихо сказал Виктор Олегу. - Ты всю ночь сидел за рулем, а я хотя и  мерз, однако все ж  мне удалось подремать между баранами, - сглаживая настороженность друга, тихонько пошутил он. –Я подежурю, заодно осмотрюсь и помогу хозяйке  в приготовлении обеда.

         Анна  улеглась рядом с Гулей, не раздеваясь и не снимая тряпки с головы.  Только  с облегчением, как и все  освободилась  от изрядно потрепанных  мокрых «кимров».   Настоящие, обнаруженные в фургончике,   всей группой  решено было передать  лейтенантам,  те  не стали возражать, тем более, из  трофейных «кимров»,  добытых на  стойбище,  выглядывали босые офицерские пальцы,  рванье   пришлось выбросить.  Спавшие женщины, как  впрочем, и мужчины представляли  собой груду старого тряпья,  брошенного,  как попало на кошму.
Настолько они  все пообносились.    
               
        Усталость оказалась сильнее голода,  беглецы проспали далеко за полдень.  Хозяйка, поняла,  гости ни ей, ни ее ребенку не причинят зла. Она принялась накрывать на стол, Виктор  ловко помогал ей. Не дождавшись пока все, примутся за еду, он наскоро проглотил похлебку и,  отойдя в дальний угол, завалился на кошму и мгновенно  уснул, едва  коснувшись головой  подушки. 

       Проснулся  он, когда за маленьким мутным оконцем кончалась ночь. Вначале  не понял, какое  время суток во дворе, настолько  разоспался.  Оберегая его сон, Олег  не стал будить парня, так и  длился  он полдня, а затем и  целую ночь.

..................

Солнце, с неохотой  оставив свое   ложе за  горными хребтами,  словно на повинность  выкатилось  в  стылое,   линялое небо. Оглядевшись вокруг,  с сожалением убедилось, что  мир, наполненный глупостью,  за прошедшую ночь  не изменился, а  люди  не стали мудрее. В глубокой  печали закуталось  оно в серую облачную пелену,  и целый день не вылазило  из нее,  так   и  упало вечером  за  гору,   не расставшись  со своим покрывалом и  грустным настроением.   
         
..................

        Оторвав голову от подушки, Виктор в едва различимом сумраке жилища увидел возле очага двоих мужчин. Один из них был точно - Олег.  Он  сидел на низенькой  скамеечке у огня, упершись локтями в колени,  и поддерживая  голову  ладонями.

Второй,   расположился  прямо на кошме, по-восточному скрестив перед собой ноги,   мужчина  был одет в полосатый   ватный халат, на голове круглая тюбетейка. Однако это  был  не Абдулла. Хотя на прежнем месте, где  тот спал,   его  не оказалось,  видать отправился к животным в сараюшку. В противоположном углу просматривался  ворох тряпья –  там спали  Анна Андреевна с Гулей. Хозяйка в обзоре  не наблюдалась. Возможно, все еще спит со своим ребенком  за очагом.

        «Что за  мужчина? Откуда он взялся?» –   настороженно подумал Виктор,   опуская голову, и прислушиваясь к тихим голосам беседующих. Однако сколько не напрягал слух, до него не долетело ни единого слова, кроме тихих звуков.  Он понял: незнакомец не представляет для Олега опасности. Они спокойно сидели и  тихо беседовали, следя за огнем в очаге. Время от времени незнакомец брал кирпичик кизяка и отправлял его в огонь.

Такие действия человека говорили о полном доверии к собеседнику. В  них не просматривалось ни угрозы,  ни опасности.

          Тихонько кашлянув, показывая, что  просыпается, Виктор, приподнялся и остался сидеть на кошме. Оглянувшись, Олег позвал:
-Виктор иди сюда.  – А  когда тот приблизился к нему,  спросил: - Хорошо выспался? 

          -Еще как! – сказал молодой человек, в образе старца, пристально вглядываясь в  незнакомца.

Это был мужчина азиатской расы,  где-то лет тридцати пяти - сорока. Среднего роста с темным обветренным лицом.  Что-то тревожно-настороженное мелькнуло в его глазах, когда, подавая Виктору руку для пожатия, назвал себя:

-Рамза.

Позднее Виктор узнает, незнакомец - хозяин  хижины,  в которой удалось им  найти  временный приют.  Его жена, убедившись, что явившиеся  в жилище  люди не причинят ничего худого,  поведала Олегу о своем  муже,   скрывающемся в горах  от   бандитов.  Зульфия, так звали хозяйку,  рассказала историю его побега из отряда душманов.

Мужа силой увели в отряд.  А когда главарь банды  собрался  с грузом  наркотиков к Пакистанской границе, Рамза вместе с другими бандитами должен был сопровождать караван с грузом. 
В пути нарвались на засаду моджахедов, в стычке  мужа ранило,  он скатился в расщелину, и притворился мертвым.  Когда  все разбежались,   рванул домой, и теперь  скрывается  в горах,   опасаясь,  что  бандиты в любое время могут явиться к нему домой.

Зульфия, по-домашнему Зуля,  знала, встреча мужа с нагрянувшими  к ней гостями  неминуема, знала  и то, что тот вооружен.  Обнаружив в своем жилище  посторонних людей, может натворить  бед.  Она вышла навстречу мужу и все ему рассказала.
            
-По профессии,  я  агроном,  учился  в сельскохозяйственном техникуме в Ташкенте. Работал на родине агрономом в колхозе.  Старший  брат перетянул меня сюда, пообещав сделать хозяином. На родине этого нельзя, там колхозы.  Здесь все  получилось, как и обещал брат. Я приобрел землю, стал заниматься земледелием.

Хозяйство мое процветало. Однако с началом войны все рухнуло, а тут еще  меня насильно забрали в отряд, да не в какой-то, а в бандитский. Хотя здесь,  других  кроме бандитских, собственно и  не водится, – с горечью добавил агроном.

Далее он поведал  о своем  отряде:

-Исамбай, главарь банды, в которую меня привезли,  настоящий зверь. Не только  безжалостно расправлялся с чужими, не щадил и своих. За малейшую провинность самое слабое наказание – битье плетьми, пока кожа лохмотьями не сползала со спины, но чаще всего –  пуля в висок. А тут в последнее время и вовсе распоясался.
Пропал его  любимый сынок,   Мателла.

При этом имени ребята насторожились. Значит Рамза из бандитской шайки, возглавляемой отцом  бандита, которого они прикончили и сбросили в пропасть.

Неисповедимы  пути твои, Господи! Вот так встреча!

-Сынок   под стать  своему  батюшке,   бандит до мозга костей, хвастун  и   байбак.   Любил  говорить:  у меня есть все - кроме совести и денег, когда кто-то пытался его образумить, или чем-то подкупить, - описывал   бандитский «дезертир»    бывшего соратника по автомату и  лимонке. - Исамбай  гордился  своим  выродком. 

 А он   возьми, да пропади! Ох, как он рвал и метал!  – Рамза мстительно улыбнулся и продолжил: - Видать нарвался выродок на такого же душегуба, каким был  сам.

Туда ему и дорога!  Сынок был большим охотником до чужого добра. Видать пошел за добычей, да не удалось поживиться.   Вообще-то он  не очень слушался  своего  папашу, что хотел то и делал. Его сильно не любили в банде, даже самые отъявленные головорезы. Не исключаю,  что кто-то из этих  бандитов мог тихонько прикончить  Мателлу.   

  Исамбай поклялся отыскать  убийцу своего сыночка и отомстить самым жестоким способом.  На это он мастер.  Доходило  до того, что  сдирал кожу с живого человека, - откровенничал бывший «однополчанин» бандита Мателлы.
«Долго тебе придется, Исамбай,  искать тех, кто погубил твоего сыночка», - мстительно подумали ребята, вспомнив встречу с бандитами,  и чем она закончилась.       

-Я с радостью ухватился  за возможность сорваться из отряда и с большим желанием  отправился конвоировать контрабандный груз,  лелея мечту по дороге удрать домой. 

И тут подвернулся такой  удобный случай. Однако я  хорошо изучил Исымбая,  он может  запросто засомневаться в моей смерти. Вот почему я прячусь в горах. Пока жив этот живодер,  спокойного житья на этой земле мне не видать, - с грустной иронией  сделал вывод  Рамза.

Олег  в свою очередь  агроному  «поведал  историю своего путешествия»,  дескать пробираются они в Советский Союз, на родину, война застала их в Афганистане внезапно. 

Узнав, что   Абдулла     с женой  отправляются  на машине к  родным в Туркмению, дескать, напросились к ним в попутчики. 

-Вот так мы и оказались здесь.  Зима застала нас врасплох, пешком не пойдешь, на грузовичке не проедешь, – закончил  он  «честный»  рассказ  Рамзе,  о том, как и почему они оказались в его доме.    

В этом объяснении не было ничего крамольного  против  гостеприимного хозяина. Напротив,  Олег  действовал по русской пословице: меньше знаешь крепче спишь.

-Вам лучше всего переждать зиму здесь, - предложил хозяин, в то время как «гости» собирались  сами именно об этом просить хозяина. – Опыта   путешествия в таких условиях у вас нет, - при этом ребятам стоило усмехнуться.

Однако можно простить хозяина,  он  не ведал, кто сидит рядом  ним. Его собеседники,  могли, закинув рюкзаки за спину,   без проблем рвануть в сторону границы.  Отлично обученные  преодолевать любые пограничные заслоны, при этом  самим, оставаться невидимками, дырявая Афганская граница   для них не более чем городской тротуар.

Да вот такая проблема: родились они в Советском Союзе,  воспитывались  в пионерских  лагерях, комсомольских и партийных организациях, где девизом было: сам погибай, но  товарища выручай или: раньше думай о родине, а потом о себе.

Таким «товарищем», а теперь и  частичкой их родины  была медицинская   сестра, Анна Андреевна, да еще в ожидании ребенка. Правда, признаки эти  в обзоре  ее фигуры не просматриваются по причине   свисающих обветшавших лохмотьев  ее нынешней одежды.

Но это не важно. Главное  сберечь эту женщину, стоявшую  более  трех  лет у операционного  стола  в военных госпиталях  на самой   линии фронта,   спасавшую  от смерти их  товарищей по оружию. А теперь они в ответе за  туркменскую чету, которой  обязаны не меньше, чем сейчас  узбекскому агроному своим гостеприимством.

-Главное, что надо помнить, -  подчеркивал  Рамза, об особенностях  местного ландшафта. - Если ты не уверен, или чувствуешь, что  тебе не одолеть  горного перехода, лучше остаться дома,   -  поучал он  своих невольных слушателей.

Эх Рамза, Рамза, хороший ты человек, и дай-то тебе Бог или как там у  вас: твой  Аллах или Мухамед удачи и счастья за твою  доброту и помощь заплутавшимся людям в этом жестоком и холодном мире.   Знал бы ты,  кого сейчас поучаешь.

-У меня есть достаточно оружия, чтобы поделиться с вами, - совсем уж доверительно заявил этот добрый человек. – Я его насобирал здесь после прокатившихся боев на нашей территории. Оно у меня в порядке содержится, - с гордостью заявил  наивный агроном. – Вы можете выбрать  себе любое. Есть даже гранаты, - совсем уж ошарашил  он  офицеров, ассортиментом своего   арсенала.  Те едва не попадали  со смеху  на пол от услышанного, представив себя увешанными лимонками.

-Спасибо,  Рамза, но мы предпочитаем не иметь оружия, боимся напороться на тех, кто может его у нас отобрать, - со скромной «боязливостью»   вклинился Виктор в разговор, внимательно слушая  хозяина.
       
  Рамза будучи человеком относительно образованным принялся чертить путешественникам их предстоящий   маршрут. Даже попытался набросать что-то наподобие карты. Но ничего нового  ребятам не сообщил, кроме того, что они уже знали от Абдуллы.

Однако хозяина  слушали  внимательно  с видом  глубокой  заинтересованности, дабы не обидеть того. Единственное, что  почерпнули  ценного  из его сообщения, что в этих краях бандитских группировок нет  или почти, нет – все они покатились на юг в сторону Кабула.

-Правда, иногда на машинах,  не останавливаясь, боясь засады, мимо поселка проскакивают контрабандисты. Но это бывает очень редко. За все время, что я здесь нахожусь,   наблюдался  всего один случай. -  «успокоил» хозяин своих гостей.

-Бандитам здесь делать нечего.  Все что можно они  забрали, народ разбежался кто в горы, кто куда. Но и там людям живется несладко.  Война. От нее нигде не спрячешься,  - горько сетовал агроном. -  Если и шастают  здесь какие  группировки, - продолжал он, -  то в основном местная шпана, типа шакалов промышляющих на падали. Они  сами, как огня  боятся тех,  кто их  может припугнуть.

Кстати, не желательно сталкиваться в пути с контрабандистами, это  отъявленные бандиты, подобные Исымбаю.   Поэтому  вам стоит взять с собой в дорогу хотя бы  один  «Калашников», - озаботился  хозяин оружия.


«Ну и ну, - мысленно ахнули  лейтенанты на  предложение «хотя бы один». -  Выходит автомат  у него не в одиночестве. Так сколько же их у него, у этого «мирного» агронома? Да видать мужик хозяйственный».

-Рамза, тебе не стоит прятаться в горах пока мы здесь. Живи дома с женой и ребенком.

«Дезертир», опустив голову,  уставился на  сложенные калачиком ноги  и признался с грустью в голосе:

-Мне  очень хотелось бы этого, да и Зуля боится  оставаться одна. Но я опасаюсь, а вдруг меня отыщут головорезы  Исымбая?  Они ни перед чем не остановятся. Можете пострадать и вы, а я этого не хотел бы.

          -А если  они явятся к тебе в дом, где будет одна Зуля с ребенком? Они ведь ее могут убить? – закинул провокационную удочку Олег.

          -Не, - сказал наивный владелец арсенала, - женщину с ребенком они не тронут. Они  обыщут все подворье, и не обнаружив  меня, уйдут.– убежденный
в своей правоте относительно  бандитского кодекса чести,  твердо  заявил этот наивный человек, только что толковавший об их жестокости.

«Ну, ну, видать не все параграфы  бандитского «Устава»  изучил  этот  доверчивый человек», - решили про себя офицеры, но промолчали. Действительно  вскорости Рамзе придется разочароваться  относительно бандитской порядочности, о которой он толковал своим гостям.

…Горы горбатились под тяжестью снега. Слепая луна   мертвым   светом поливала  скалистые  выступы, ущелья, делая  их  страшными, жуткими и опасными. Анна брела,  утопая  в снегу. Ветер  выжигал глаза, слезы, не успев скатиться на лицо, застывали на ресницах  льдистыми наростами.

Ей только  бы добраться до дороги,  ступить на  нее,  и сразу окончится ее трудный путь.  Подобравшись к самому краю отвесной скалы,  заглянула вниз, и  увидела дорогу, но  удивительно,  дорога была летней.

По ней,  опустив голову, шел ее Алекс. На  груди  у  него, по  белому  халату  растекалось огромное кровавое  пятно. Неведомая сила подхватила  девушку  и  бросила   вниз.

-Лёшик! - с глубокой нежностью позвала она любимого. – Тебе больно? –  она тянула к нему руки,  стараясь дотронуться  до него, погладить его золотые волосы, утешить, успокоить. Однако насколько она к нему  приближалась, настолько тот  отдалялся от нее.

Она поняла, что  ей   никогда не догнать  Алекса, он уходит от нее навсегда.

-Лёшик! Лёшик! -  в бессильной тоске немо звала она,  а, истратив  силы, упала на дорогу.

Над ней кто-то наклонился,  присмотревшись, Анна  увидела   лицо Алекса.   Он вернулся!

-Анна Андреевна! – почему-то по имени отчеству позвал он ее. – Вставайте! Вставайте!

И тут она проснулась. Над ней, стоял Виктор,  с тревогой в голосе  прошептал, видя, что девушка  очнулась:

          -Быстрее вставайте, надо уходить, во дворе бандиты.

Уже все были на ногах. В мутное оконце, выходящем во двор всматривались Олег с Рамзой. Абдулла, наклонившись к куче тряпья в углу, что-то выискивал там. Гуля  молча стояла рядом с мужем. Хозяйки и ее ребенка не было видно.
Лунный свет, проникая в окна, делал предметы в жилище вполне различимыми.   

           -Идите сюда, - приблизив губы к уху женщины,  прошептал Виктор Анне, подталкивая  ее куда-то в сторону.

           Повинуясь,  еще не отошедшая ото сна Анна осторожно последовала за парнем. Тот, отогнув угол ковра  на стене,  втолкнул ее в темноту узкой щели. Девушка оказалась, в непроницаемом мраке, и  тут же  услышала голос Зули, и ощутила ее руку:

-Ступайте, не бойтесь.

          Анна, уцепившись за женщину, шагнула вслед за ней и вздрогнула, кто-то невидимый толкнул ее в спину.

-Это я, - тихо прошептал у нее за спиной голос Гули. – Не бойся. Я спотыкнулась.

На ощупь рассадив   женщин  по  каким-то мешкам, Зульфия, невидимая в темноте, пояснила:

           -Стена нашего дома прилегает к небольшой пещере. Муж ее обустроил и теперь она  служит нам кладовой.

           -А что произошло? – шепотом спросила Анна, на ощупь, устраиваясь поудобнее  рядом с  Гулей.

           Ни единого просвета, ни единого звука, их словно опустили в банку с густой черной краской. «Так, наверное,  в могиле», - не к месту подумала Анна.

          -Бандиты подошли к дому, кто-то из ребят услышал шаги во двое, а потом разбудил мужчин и они увидели троих вооруженных людей. А  нас  отправили  сюда,  что там происходит сейчас, не знаю, - с тревогой в голосе сказала  Зуля.

           В укрытие извне не долетало ни единого  звука. И неудивительно. По-видимому, события разворачивались во дворе, а здесь они отгорожены не только стенами пещеры, но и размерами просторного  жилища.

         
           Спустя  какое-то время, а какое никто из женщин не мог определить, откинулся полог и  в проем   хлынул свет  фонарика, показавшийся всем ярче  прожектора. На пороге тайного убежища стоял Абдулла, живой и невредимый.

          -Выходите, - позвал он женщин.

         От неожиданно разлившегося  света в полнейшей темноте, проснулся и заплакал ребенок на руках хозяйки. Та, укачивая его, первой двинулась  к выходу. Мужчин в жилище   не оказалось.

-Где Рамза? – с тревогой оглядываясь по сторонам, спросила    Зуля  у  Абдуллы

          -Все в порядке с твоим  Рамзой, живой и здоровый. Все живые, - ответил он на немые вопросы Анны и Гули. – Во дворе порядок наводят.
Что за порядок женщины узнают позже, когда  мужчины вернутся в дом.

Контрабандисты, со своим главарем Исымбаем воспользовавшись устоявшейся  зимней   погодой и лунными ночами, решили  прорываться к границе. По пути  главарь задумал  навестить  дом  Рамзы. 

Он не поверил в его гибель в той стычке, и  сейчас надеялся врасплох застать предателя спящим. Если того не окажется в хижине,   поспрашивает его  жену, где в настоящее время  находится  ее муж. Если  глупая женщина не ответит на вопросы,  ее просто пришибут  в назидание дезертиру. От этой мысли  Исымбай находился  в приподнятом настроении, предвидя развлечение в виде  казни  дезертира и его жены, о ребенке, живодер  не догадывался.    

-Сиди в кабине,  там и  троим делать нечего, - приказал главарь   бандитскому водителю, оставляя  того  за рулем. 

Исымбай     предчувствуя  окончание войны,  что означало  конец  его разбоям,  твердо  решил уйти за кордон  в Пакистан,  прихватив с собой   награбленный  «сезам» в виде валюты, драгоценностей и наркотиков.  Членам банды  перед отъездом  «пояснил»,  дескать, отправляется  за кордон  с целью закупки оружия. Такое проделывалось  им  неоднократно.

Не все поверили сказкам главаря,  однако перечить боялись.  Многие  понимали,   Исымбай задумал побег, прихватив с собой все  награбленное бандой богатство. Для охраны  «товара» в  дороге,  им были   отобраны   трое самых проверенных    и преданных ему бойцов, один из них в качестве водителя.   

«Ладно,  у  границы, поделюсь с ними частью товара, а в случае чего, прикончу», -  по бандитски рассудил Исымбай, на том и отправился отряд в  долгий путь. Правда, перед   этим «заботливый» командир  лично  проверил  оружие своих «преданных» бойцов,  озаботившись их безопасностью.


 Он заменил в их автоматах  боевые патроны  на холостые,  чуя нутром, что   «дружеского расставания»  у границы не избежать.  Замена  боекомплекта   сыграет  с   «мудрым командиром»  скверную  шутку.   Бандит есть бандит. И Исымбай не был исключением.

Жилище своего бывшего  «соратника» по разбою Исымбай знал отлично. Именно отсюда Рамзу «добровольно» забрили в бандиты.  Неугомонный атаман решил между дел, в смысле по пути к границе, заехать в кишлак,  убедиться действительно ли его «доблестный» боец пал смертью сопротивленца в той дорожной стычке с неверными, нарвавшись на засаду.

Однако у хитрого шакала на этот счет было свое мнение.
Проезжая по безжизненному кишлаку, напрочь уничтоженному  прокатившимся здесь жестоким боем  Исымбай заметил единственный дымок над крышей уцелевшего дома его «хитрого погибшего»  бойца. 

Смело, по-хозяйски  направился   он  к хижине  «предателя» в сопровождении двух  преданных бойцов.  Зайдя на дувал,   был несказанно удивлен, обнаружив   замаскированный    грузовой фургончик.

-Ну и ну,  вот это Рамза! Или его вдова, если действительно тот погиб, уже обзавелась другим  кунаком?  Быстро  же у вас,  все  получается, -  засмеялся  он.

Рядом, держа автоматы, на изготовку,  неотступно следовали за ним  его преданные бойцы. Подойдя к двери,  командир приказал:

-Стучите  в дверь, да погромче.

Те застучали так, что едва  не снесли  ту с петель.  Дверь стала  медленно открываться. И тут произошло невероятное  на глазах у хитрого  командира: его храбрый боец, вдруг завизжал  будто свинья  и, схватившись за горло, покатился  по  земле.

        –Стреляй! Стреляй по двери! – закричал он второму,  совсем забыв, что у того   в барабане автомата холостые пули.  Свое оружие он  выпустил из вида. Слишком неожиданным было  нападение.

        Не успев отскочить от двери, как  тут же  почувствовал,  что-то горячее  пронзило его шею, схватившись руками за горло, Исымбай  только и успел подумать: «Откуда здесь спецназовцы?»   Ему, как никому другому, были  отлично  известны их штучки с ножами.   

Грохнувшись  у входа в дувал,  бандит  перегородил путь к отступлению второму бойцу. Тот, поняв, что их предали, и  они попали в засаду, бросил ненужный автомат  и,  сиганул через ограду.  Преследовать  его не стали, ножей всего было два. Да и  вовсе  это ни к чему.

      Подбежав к машине, боец молниеносно заскочил в кабину:

-Гони!!!  - заорал он диким  голосом. 

      Водитель,  видя, что его  командир  напоролся на засаду и погиб, не стал ждать такой же для себя участи, рванул с места так, что задние колеса машины, словно ноги застоявшегося жеребца,  взбрыкнули и бешено понесли седоков в ночь.

Исымбая погубила бандитская самоуверенность,  мстительность и полное отсутствие  разумных действий.  Он считал, что сильнее и умнее его поступков  еще никто  не придумал.

А вышло-то оно вон как, нашлись похитрее  и поумнее его

Мужчины оттащили  бандитов к обрыву, и сбросили, словно падаль в ущелье на радость голодным шакалам. Как жили, так и умерли. А вот автоматы,  хозяйственный  Рамаза, все же  подобрал. Везет  человеку  на оружие.  Ребята деловито протерли ножи, которые тут же исчезли где-то в глубине их лохмотьев.
Грешно радоваться убийству, но Абдулла, радовался гибели Исымбая. Наконец-то, он  почувствовал себя свободным.

Что греха таить, дехканин опасался,   прознай  Исымбай,  кто убил его сына,   отыщет его  хоть под землей.  Тогда не спастись  ни ему, ни его родным. Он даже боялся  возвращаться к брату,  опасаясь навести бандита на  его семью.

          А вот  Рамза  не подозревал, о смертельной опасности, только что миновавшей  его самого, жену и маленького ребенка.  Узнав в убитом своего «командира» он был несказанно удивлен.

-Нет!  Вы только посмотрите, как он меня нашел?! – нервно подергивая губами, оглядываясь на остальных, удивлялся агроном, начисто забыв о первом своем «свидании» с бандитом именно в этой хижине. Совсем одурел мужик от  наивности.

Удивляйся, удивляйся, доверчивая ты душа, да только благодари своего Аллаха, что послал он тебе  вовремя  необычных постояльцев, иначе  сейчас ты со своим семейством    распивал бы чаи  в обществе  Магомеда, либо медленно умирал  от  бандитских  пыток.    

Ребята, откровенно говоря, тоже  радовались  гибели Исымбая. Не потому что боялись его, а потому что тот мог  доставить  им в дороге  довольно большие неудобства.

Хорошо, что  встреча с ним произошла здесь, где можно было спрятать женщин. В дороге этого сделать практически невозможно. Теперь уже  опасаться было нечего.

Уцелевшие бандиты с богатой добычей  главаря, спрячутся так, что ни одна ищейка их не отыщет. Надо думать  они останутся довольными трофеями, доставшимися им от  Исымбая. Это будет  местью коварному  главарю  за все их унижения и обиды.

Декабрь  со злыми морозами, ветрами  к своему концу разразился  обильным снегопадом. Густые хлопья,  похожие на  комочки ваты,  падали и падали с неба, словно кто-то там, наверху опрокинул арбу со снежками, да и  забыл  вернуть ее на место, засидевшись  в чайхане,   наслаждаясь   ароматным чаем.    Наконец-то декабрь перешел в январь. 

К середине месяца потянул северный кинжальный ветер. Ударил  крепчайший мороз. В горах навалило снега столько, что  пологие вершины превратились в гигантские грибы, с нависшими краями. «Грибы» грозили путникам на горных дорогах снежными лавинами. Для  беглецов о дальнейшем продвижении   не могло быть и речи.   

          Проверив наличие канистр с бензином в кузове машины, и  приблизительно прикинув расстояние по «агрономовой карте»,  ребята сделали невеселый вывод: до границы  им не дотянуть, не хватит бензина. Но и пешком пускаться в путь с беременной Анной  нереально. Конечно, можно оставить ее здесь, у этих гостеприимных людей, но это значило обречь женщину на гибель. Ни кто  ее здесь не отыщет, а  сама она,  после родов,  с ребенком на руках до границы не доберется.

         Большая проблема и у самих лейтенантов. Неизвестно еще, как отнесутся к ним в советском Союзе после их исчезновения из части.   Этот вопрос постоянно мучает  офицеров.

Смогут ли они объяснить свое столь долгое отсутствие неизвестно где? Как объяснить где  были все это время? Чем занимались?   В случае их ареста  в России они уже ни чем не смогут помочь Анне, чтобы вызволить ее из этих развалин. 

И они приняли решение:  двигаться насколько хватит горючего. И тут выручил случай. В один из относительно потеплевших дней, когда погода вдруг сменила гнев на милость, ребята вышли  к машине, чтобы рассортировать в фургончике  бандитский груз перед предстоящим путешествием.  К ним подошел  Рамза.

Мужчина некоторое время понаблюдав за ребятами, как те   вытаскивали из кузова пустые канистры, и ставили их в ряд  возле заднего колеса, спросил:

-А бензина у вас до границы хватит?
 
Знакомый  с  работой  машин,  Рамза  знал,  для  работы двигателя  необходимо топливо.

          -Да вот подсчитываем. Осталось не более как километров на  двести. А дальше – пешком. Жалко бросать машину, но другого выхода нет, – пояснил Олег, выставив последнюю, пустую емкость из фургона, и, вытирая руки подвернувшейся тряпкой, смеясь, произнес: - Если только не встретим по дороге бензоколонку.

-По дороге вы ее не встретите, а вот в деревне Забал,  правда здесь зовут это селение городом,  есть человек, промышляющий топливом. Он сливает из брошенных разбитых военных машин  бензин и  потихоньку им приторговывает.

Правда, навар у него небольшой,  по причине почти  полного отсутствия транспорта у населения.

-Так это же замечательно! - загорелись ребята в один голос. – Давай, Рамза, сгоняем туда на машине и закупим у него топлива. Ему доход, а нам  возможность добраться до границы.   

-Мы  съездим, но не сейчас,  зимой до деревни не добраться. Там даже  войны не было по причине полной непроходимости. Люди добираются до соседних кишлаков  по виадукам, а единственная окружная дорога по  горному  серпантину, по которой можно добраться туда,    действует лишь  после схода  снега.

-Это уже  кое-что. Есть надежда выкарабкаться из этого капкана.  Как только вы живете в этой глуши? – с тоской заявил Виктор, не удержавшись от вопроса.
На что   Рамза   категорически запротестовал:

          -Вы не  думайте, что  у нас  беспросветная  глушь. Это только зимой так кажется, а летом  настоящие  Альпы, - блеснул он местным патриотизмом.  -

Какие здесь луга! Какие прекрасные степи, цветущие  огненными маками! Ни в одной стране такого не увидишь! Правда,  некоторые  эту красоту превращают   в наркотический  яд. Наживаются на человеческой беде. Кстати, Афганский наркотик самый качественный в мире. Только гордиться нечем, - с грустью сказал агроном. –Конечно, наркотик нужен в медицине, это святое дело, чтобы спасать человека, а не убивать. – Прочел целую лекцию ученый агроном  и тут же продолжил  расхваливать «свое болото», как тот кулик-патриот.

Свободного времени у молодых людей была уйма, в хижине другой, кроме специальной литературы на языке пушту не было,  и единственным средством развлечения служили устные байки,  рассказываемые самим хозяином.   

-Зимой у нас настоящая   Швейцария, - разошелся патриот, совсем забыв, что его гости имеют возможность лично созерцать «Швейцарские» прелести и мнение они имели, мягко говоря,  совершенно противоположные.

Однако обижать гостеприимного агронома они не стали, а  продолжали почтительно слушать, хотя их собственные мысли были далеки от местной экзотики. 

-Посмотрите на эти причудливые горы! – продолжал  Рамза, словно перед ним были не группа оборванцев, а иностранные туристы, с разинутыми ртами от удивления уставившиеся  на  белеющие  высокогорные  снега. Хотя вовсе не понятно, что они там хотели разглядеть. Но это не так важно, смотрели и смотрели, и
пусть смотрят.

- До войны по этой вот  дороге потоком шли автобусы  с туристами. Легковые машины с целыми семействами. - Он замолчал, а потом словно извиняясь,  сказал: - ну не потоком, но шли. А сейчас… - он замолчал, повернулся и грустно побрел  к  хижине.
          
Январь в этом году выдался снежным  и морозным. Подобного давно не бывало,  как сказал Рамза. Снег толстыми пластами лежал повсюду: на плоской крыше жилища, на дороге, на скалах. Казалось, им  наполнен сам воздух.  Снег плавал, окутывая человека  колючими искорками, забирался  не только под одежду, но и вовнутрь,  забивался в легкие, в нос,  едва  кто-то вдруг высовывал его наружу.
 

Миллионы тонн снега  зависали  на горных кручах, грозя лавинами и обвалами. Но все  когда-то кончается. 
          
На третью неделю января зима стала сдавать. Снегопады  прекратились, морозы ослабли. Продрав  глаза от долгой спячки,  солнце   вынырнуло из снежной пыли, и стало заметно наливаться живительной силой.  Снег, скукожившись под  его потеплевшими лучами, покрылся темнеющейся коркой, и стал опадать. 

Кое-где у подножия скал, у стен хижины и сарая показались первые робкие проталины. Ребята освободили машину из-под  толстого слоя  снега,  и нагретый  металл кабины и капота  задымился веселыми струйками пара.    Значит, скоро наступит Афганская весна. Однако по ночам все еще держался довольно крепкий мороз.

В начале февраля, наконец-то потянул теплый южный ветер. Он пригнал бодренькие, дождевые тучи, которые разразились почти летним обильным ливнем. Вода растопила остатки снега,  а выглянувшее солнце   подсушило  дорогу. У пилигримов  появилась надежда продолжить путь домой.

Однако оставалась бензиновая проблема. Но и та благополучно разрешилась.  Они благополучно смотались в  «город»,  оказавшийся  обычным  кишлаком, раскинувшимся  в глубокой долине, окруженный горами,  начисто оторванный от  цивилизации. Неудивительно, что змеюка-война не приползла  туда, видать побрезговала, чем несказанно порадовала  «городских» жителей.

«Бензоколонка»,  в  виде  железных бочек,  разбросанных  как попало  по обширному дувалу, представляла собой, вопиющее  безобразие. Удивительно, как до сих пор   хозяйство «заправщика»  не  взлетело на воздух.   Лейтенанты  пришли в ужас, когда у них на глазах,  рядом с бочками, хозяйка высыпала горячую золу из очага.

          Рамза при покупке бензина был переводчиком,  видя, как щедро  отсчитывают покупатели  афгани  за топливо.  «Заправщик» не только затарил все ими привезенные с собой емкости, но  и выдал им дополнительно свои собственные канистры, получив за них щедрую оплату. Едва ли не  весь запас «бензоколонки» закупили  ребята у хозяйственного «заправщика».

Теперь в фургоне плотными рядами стояли  емкости с бензином,  а сама  машина,  заправленная под «завязку»,  резво катила обратно по высохшей дороге горного  серпантина. 
 
         Прощаясь с гостеприимным   Рамзой и его доброй  женой, ребята отдали им кучу ненужных для себя бумажек под названием афгани, объяснив их наличие «своими» высокими    заработками,  дескать,   воспользоваться  которыми  не  пришлось  из-за  начавшейся войны.   

В Советском Союзе афгани   были  ни к чему. Этим объяснением  «гости»   развеяли    сомнения   честного агронома   относительно  кучи денег.  Позже,  агроном найдет им применение. Он  возродит свое поле,  засеет его семенами,  а потом соберет обильный урожай. 

Его ребенок, благодаря козе-дерезе останется жив. Прощаясь, гости подарили  семье, помимо афгани,  молочную  козу, чем несказанно  обрадовали  супругов. Благодаря теплому закуту, обильной еде животное возродило свою молочность.

         Из трех овец, привезенных «гостями» в дом Рамзы,  осталось две. Одну зарезали еще в январе для приготовление пищи.  За стол садились вместе  и гости, и хозяева, поэтому и еду готовили в общем казане.  Вторую овцу зарезали  накануне  отъезда, мясо проварили  и  провялили.  Это будет их основным  пищевым рационом  на всем их длительном пути. Последнюю овцу на всякий случай, решили забрать с собой. Понимая, что отправляются,  по сути,  в неизвестность.   Никто из них не  мог сказать точно, когда она, эта неизвестность, окончится для них.

         Рамза и  Зуля с ребенком на руках  вышли проводить  невольных своих гостей. Долго, махали им  вслед,  пока   фургончик  не скрылся за поворотом.  Так и  не узнал  гостеприимный хозяин,  кто те двое русских  молодых кунаков в  странной  группке скитальцев.
 
               
                *   *   *
               
               
Анна сидела на скамеечке в саду под развесистым деревом, названия которого она так и не запомнила.  Рядом в корзине спал ее сын, которого назвала  Тимошей, Тимом, Тимофеем, в честь своего легендарного  деда  Героя  Великой  Отечественной войны, отца  своего папочки. 

Минуло три месяца после того, как они всей  группой явились на  подворье брата Абдуллы. Здесь, в этом доме  она и родила сына, здесь она ждет ответы на запросы о месте службы своего отца.

Прошло довольно  много времени с тех пор,  как Анна написала письмо родителям на Дальний восток в город Уссурийск, где ее отец служил заместителем начальника штаба военного округа. Однако письмо  вернулось  назад, с пометкой  «адресат выбыл».

Она не удивилась такому сообщению. Военнослужащих Родина-мать перебрасывала  с места на место, словно шарики пинг-понга, куда ей вздумается.   Родители  давно  потеряли  ее. Наверняка  из части,  к которой был приписан их медбат, если только она сохранилась,  им ответили  -   пропала без вести. Анна, не теряя надежды отыскать родителей,  решила написать на адрес родной, городской больницы, из которой  отправилась в воюющий Афганистан. 

Дура была, вот и отправилась.  Ответ пришел довольно быстро, не прошло и месяца. В нем сообщались больничные новости,  ее помнили там, однако,  не имея  от нее никаких вестей,  были  не в курсе  ее скитаний.  В письме сообщалось, что главврач отделения  сам отправился в  штаб округа, и передал письмо Анны лично в руки начальнику штаба. 

          Наконец, на исходе третьего месяца ее пребывания в далеком  Туркменском железодорожном городке Аму-Дарья,  видать названный в честь реки, на которой  располагался   городок, пришел ответ и не просто ответ, а телеграмма. 
         
         Брат Абдуллы  Ахмет, у которого   проживает Анна, работает  управляющим конторы «Заготскот». Его семья  считается интеллигентной.  Сам хозяин имеет  для такого захолустья довольно приличное образование, окончил  Ашхабадский  зоотехникум, отделение овцеводство. Имеет собственный просторный дом с большим садом.

         Два его взрослых сына работают в соседних  районах партийными руководителями. Младшая дочь  Динара – учительница русского языка в средней школе, замужем за  фельдшером  здешнего медпункта. Живут в собственной квартире, отдельно от родителей.

         Гостеприимные, как все восточные люди,  Ахмет с супругой  с  радушием  приняли нагрянувших  "гостей" с «той» стороны. Увидев  Абдуллу с женой, прослезились, не обделили своим  гостеприимством и остальную компанию. А когда узнали, что Анна, потеряла мужа и ждет ребенка,  немедленно  послали  за зятем для обследования беременной. Роды  принимал он сам, тут же  в этих обширных  хоромах Ахмета.

          Для Абдуллы с женой,  брат  выделил отдельный домик,  притулившийся в глубине огромного сада,  для  временного проживания,  пока   тот не обзаведется  собственным жильем.      
          

Анна с закрытыми  глазами  в полудреме сидела, прислонившись спиной к дереву, где тут же, рядом, на деревянной скамейке,  в плетеной колыбельке,  спокойно спит ее сынок.  Несмотря на почти трехмесячный отдых,  ее  все еще преследуют видения   долгого, неимоверно трудного пути, по которому  она  скиталась почти целый год.
            
          Дорога, дорога…   
         
          В ее сновидениях раз за разом  встают и встают картинки прошлого,  ввинченные в мозг, в сознание, и, похоже, не собираются  покидать его.

        Абдулла оказался прав, проблем на «государственных рубежах» не возникло. Наркотики, открыли границу, причем сквозную.

-Убегаем от войны, - пояснил Абдулла  причину их появления  на заставе.

          Пограничников  поразил вид беглецов, трех стариков, заросших густыми грязными всклокоченными бородами и двух женщин, одна из которых была беременной, вторая, тащившая  на обрывке веревки  грязную замученную овцу,  была подобна  несчастному животному. Пограничники махнули на  нищих рукой,  и пропустили.

Наличие наркотиков у бедолаг  не удивило  их. Для  афганских бедняков его  изготовление - основной промысел. Абдулла назвал  имя брата,  его место  проживания, и  группа из  пяти  оборванцев  и  замученной, едва переставлявшей от истощения  ноги овцы,  двинулась  по родной советской земле.

 Анархия царила везде, царила она и на границе.
С машиной пришлось расстаться. Однако  сталкивать ее в пропасть не стали, пожалели. Фургончик вполне   еще пригодится какому-либо хозяину, тем более в баке еще оставался бензин.  А  появление на машине нищих бродяг  у поста вызвало бы  нездоровый интерес со стороны пограничников.
          
Шоковое сообщение получили они  на  родной земле: война в Афганистане  закончилась. Это случилось еще  15 февраля 1989 года, как раз в то время, когда они покидали  гостеприимное подворье Рамзы. Советские войска  полностью выведены из Афганистана.

Последним покинул чужую страну, пешком пройдя мост через реку Пяндж, командующий сороковой Армией генерал Громов.   Части советских войск,  вступив  на  территорию республики  Таджикистана,  двинулись вглубь страны, на родину, в Россию.

         Однако  беглецы об этом  ничего не знали.   Не знали они и того, что были проведены встречи между представителями СССР и афганской оппозицией, а также с представителями пакистанского, иранского руководства и бывшим королем Афганистана  Захир Шахом о прекращении войны,  о восстановлении мира в стране  и формировании коалиционного правительства.

         Подробности   об этом они  узнают  гораздо позже.
         
        Сидя в цветущем саду, пронизанном солнечным светом, Анна приходила в ужас от того,  как ей   удалось преодолеть такой путь, да еще, будучи беременной? Как не погибла, как не сорвалась в горах со страшных скал и не закоченела в бескрайних пустынях от пронизывающего кинжального  ветра? Этого она не могла  объяснить себе и   реально осознать. 

Безусловно, своей жизнью она обязана  офицерам Виктору и Олегу, так и не пришлось ей узнать  их фамилий. Да это и неглавное. Для нее они навсегда останутся в ее сердце близкими и родными людьми.   

Впервые Анна увидела старших лейтенантов в тот роковой день,  когда  они доставили  в госпиталь своего тяжелораненого друга, истекающего кровью,  да вот только не удалось ему уцелеть, а вместе с ним  погибли и  охрана, и  весь персонал госпиталя, «Погиб и мой Алекс», - Анна впервые  мысленно назвала его полным немецким именем. 

         После пересечения границы, Алекс  ни разу  не пригрезился  в ее сновидениях.  Не приснился ей, и после рождения сына. «Возможно он поддерживал меня в дороге,   являясь в моих  снах,  чтобы я смогла дойти до своих, и родить сына?» - сентиментально рассуждала Анна, придумывая участие Алекса в Тимошкиной и своей судьбе.

-Аня! – послышался одновременно со скрипом калитки  голос Динары.  Девушка  ежедневно заходит в дом родителей,  возвращаясь из школы. – Аня! – уже ближе послышался голос молодой женщины. – Тебе телеграмма!

           Анна поспешила навстречу.

            Телеграмма была от родителей: «Несказанно счастливы. Вылетаем  мамой тридцатого июня. Рейс 302, Ашхабад. Целуем  Папа». Анна плакала навзрыд от счастья предстоящей  встречи с родителями, от перенесенных страданий,  от  боли за гибель Алекса.

-Вы с мамой  поедете  поездом, - сказал отец, когда  родители наконец-то добрались до дочери и, отдохнув пару дней у гостеприимного Ахмета, собрались в обратный путь. – Анечка, ты  не сможешь  лететь самолетом, у тебя с ребенком  нет никаких документов. На железной  дороге попроще, там  их  не спрашивают, а я полечу самолетом,  заранее сделаю запрос в Уссурийск, где  ты  получала паспорт.  Пока вы доберетесь до дома, я думаю, все подтверждающие бумаги уже будут на месте. Позвоню в штаб,  там наверняка помогут.

Анна тепло, со слезами на глазах попрощалась с Абдуллой и Гулей, с которыми пришлось перенести столько лишений, с добрыми  их  родственниками, приютившими ее с ребенком,  словно родную.




С Олегом и Виктором она попрощалась еще  накануне. Ребята, на третий день, отмывшись, постригшись и побрившись, отправились в местную лавку  за покупкой  одежды, затем  пошли в местный военкомат на всякий случай, навсегда   попрощавшись с Анной. Они  были готовы ко всему, даже на  самое худшее.   Их  запросто могут посчитать  дезертирами.

Однако,  спустя  несколько часов  вернулись живыми и здоровыми вдобавок ко всему веселыми.  Смеясь, рассказали Анне, как долго им пришлось объяснять  туркменскому военкому,  откуда они  здесь объявились. Их спасли  сохранившиеся  документы и  боевое оружие. Однако, как потом  они поняли,  что на местном военкомате их мытарства еще не кончаются.

Военком дозвонился до главного Управления. Оттуда пришел приказ  офицеров направить в их распоряжение.  Теперь  еще не известно, что решат там. Но самое главное, что  появилась хоть какая-то надежда легализовать себя и вернуться в свою родную часть.

Во время прощания Анна предложила ребятам забрать часть  драгоценностей «сезама». На что те испуганно  замахали руками:

          -Вы, что, Анна Андреевна! А вдруг нас станут обыскивать,  как мы объясним   их наличие? Вот уж действительно «несчастные»   офицеры с набитыми золотом  карманами, - засмеялся  Олег. - Тогда уж точно и гадать не надо, чем  мы занимались в чужой стране.

О долларах вообще  не шла речь. Ребята не могли представить для чего и где их можно использовать.  А вот  советских денег взяли,  но совсем  немного, пояснив, что у них бесплатные билеты на поезд, сухой паек и выданные военкоматом дорожные  суммы. Решили не обогащаться лишними деньгами, дабы  не вызывать  ненужных  подозрений у командования.

-Драгоценности отдайте Абдулле, - сказал рассудительный Виктор, - благодаря ему, мы смогли  выжить, добраться до границы, перейти ее. По сути,  мы стали причиной тому, что ему пришлось сорваться с нажитого места бросить все, и уйти с нами в горы. Он лишился своих овец,  которых мы благополучно съели,  и которые согревали нас в холода. Он найдет «сезаму»  хорошее применение. Ему  предстоит   строительство  дома, закупка овец.

-А вот Ахмету можно отдать доллары. Он  грамотный и умный человек,  наверняка знает,  как с ними обращаться. Пусть  это будет ему  платой от всех нас за его гостеприимство, - добавил Олег.

Попрощавшись с Анной и Гулей,  ребята   направились в дом,  поблагодарить хозяйку  за  гостеприимство.  Хозяин в это время находился  на работе,  и  офицерам  не пришлось лично  попрощаться с ним, они попросили передать ему их благодарность. 

Жена Ахмета, совсем не по-восточному, обняла каждого из них, поцеловала в лоб и пожелала удачи. Не пришлось сказать  добрые слова прощания и   Абдулле, который стал для них обоих родным -  дехканин в это время хлопотал о строительстве собственного подворья, где-то в соседнем  кишлаке.
            
Накануне  отъезда Анна  встретилась с Абдуллой и передала ему разговор с ребятами.

-Они решили, чтобы я  отдала вам  драгоценности, - начала  она  разговор, а когда тот, запротестовав, начал отказываться, Анна строгим голосом оборвала  его препирательство, заявив, что это решение коллективное и обсуждению не подлежит. -   Ахмету  отдадите доллары. Откуда у  нас оказалось все это состояние, объясните  брату сами, как сможете.

Помимо «сезама» Анна  передала Абдулле значительную сумму советских денег, сказав, что ребята отказались от  них, а взяли  самую малость. 

-Вам с Гулей они  сейчас нужнее, как никогда. Не будете же вы бесконечно жить за счет своего брата, - резонно заявила Анна, пресекая всякую возможность отказа со стороны  Абдуллы.

Оставшиеся  деньги  теперь уже  Абдулла  настоял, чтобы  Анна  забрала  себе.   

         -У  тебя маленький  ребенок, муж погиб,  а жить за счет   родителей  сама не захочешь.   Теми же словами, говорю тебе,  какими ты только, что убеждала меня. Эти деньги будут тебе на первое время, пока твоя жизнь не войдет в  нормальную колею, - решительно заявил Абдулла,  с неожиданной для  него твердостью.            

               
                *   *   *


               Шли годы, все дальше и дальше уходила из сознания людей Афганская война, бледнели события и лица, связанные с нею. Расплывались и таяли в памяти Анны,  страшные  скитания по чужой  земле, а с ними таял и образ  погибшего отца ее ребенка, немецкого врача-хирурга  Алекса Вальтера Вейгеля.

За все прошедшие  годы ни единого раза он так и не  явился  ей во сне. Видать  навсегда  увела его  та  страшная из сна дорога,  не только из ее жизни, но и из  сознания.  Сыну уже пять лет. Растет мальчишка  Тимофей  Александрович,  Тимоша, не имея никакого представления о своем родном отце, и фамилия у него  дедова,  а вот отчество Александрович,  русский вариант от имени Алекса.

         Единственное, что досталось  ребенку от отца -  его удивительное сходство   с родителем:   рыжие золотистые кудряшки,   милое голубоглазое лицо -  юная копия взрослого  Алекса Вейгеля.            
               
   
                ГЕРМАНИЯ

                год   1994


                ПРОЛОГ


По трапу самолета прибывшего рейсом  Москва – Берлин в аэропорт Темпельхор, в плотном потоке пассажиров слегка прихрамывая, спускалась  молодая женщина, с гладко зачесанными   русыми  волосами, собранными в тугой узел на затылке. Ее голову с  высоким  выпуклым  лбом,   оттягивала  назад  густая тяжесть волос,  придавая женщине горделивую осанку.

 По внешнему облику она не походила  на местную фрау. Ее  славянский тип лица, особая  прическа с прямым пробором,   серые печальные глаза, в которых   затаилась   тревога и страх,  все  выдавало в ней  истинную  россиянку.  Женщина явно впервые  попала сюда,    судя,   как она  растерянно  оглядывалась   по сторонам.

Несмотря на  начало сентября,  было   довольно прохладно.   Незнакомка  под стать погоде одета в  длинное  черное пальто тонкого кашемира, со шлицами по бокам.  Только что  вошедшие  в моду  брюки,  фасона «ветерок» из плотного  тяжелого   шелка, темного цвета, мягкими складками красиво облегали ее длинные, стройные ноги.

Наряд  прекрасной иноземки завершал тонкий,  элегантный свитер, с высоким стоячим  воротником,  и  длинный  осенних  тонов  шелковый шарф, внезапно отброшенный одним концом за спину, рванувшимся ей  навстречу,  чужим ветром. Однако, засмущавшись  своего нахальства,   тот тут же  упал к ее ногам, и  покорно затих, сраженный  красотой  женщины. Но она этого не заметила. Ее  большие  выразительные глаза по-прежнему  оставались тревожными.


                *   *   *
Вернувшееся  на миг сознание  рвануло на части  израненную плоть. Болело все,  даже  слабые стоны причиняли невыносимые страдания. Сознание  рваными кусками  трепало  мозг, готовый вот-вот проломить черепную коробку и вырваться наружу.

Ему казалось,  произойди это и  станет  легче. Просветы сознания лишь добавляли телесные муки. Забытье не спасало от пытки болью, мысль о смерти не волновало его, напротив, в кратковременном забытье  он желал ее прихода, чтобы  найти избавление от невыносимых страданий. Наряду с телесными, его начали преследовать душевные муки.

Если физическую боль еще можно как-то укрощать с помощью  сильнодействующих препаратов и инъекций, то душевные разрывали  все его существо на части. Где Анна? Что с ней? Жива ли?  Накануне  налета «духов» на госпиталь  она сказала, что  ждет ребенка.

Как радовался он  тогда! Если до этого у него были  какие-то сомнения  в отношении  советских властей на разрешение  жениться на  русской  девушке и увезти  ее в Германию, то теперь, все преграды к их браку отпадают  сами собой.

Никто не посмеет разрушить семью. Ведь теперь они с Ани, его любимой и  желанной Ани, стали единой семьей. Тяжелейшее  ранение немецкого хирурга ни кому из местных врачей не давали даже малейшего шанса на его выздоровление.

Все  удивлялись, как  он до сих пор все еще  остается живым. При подобных ранениях, и при этом адских болях, когда обезболивающие средства  практически не действуют, человек умирает от болевого шока. У немца  разорвана печень, частично задето легкое, не считая   раздробленных ребер грудной клетки, и внутреннего повреждения мягких тканей. Буквально  пару сантиметров  не хватило до сердца, чтобы разнести его в клочья.

Врачи с мученическим состраданием наблюдали за  агонией  раненого. Все что можно было сделать,  они  сделали. Сделали на высшем уровне. Заштопали печень, залатали легкое,  остановили внутреннее кровотечение, влив в коллегу неимоверное количество донорской крови, склеили по кусочкам рёбра, и  все напрасно. Улучшение не наступало.

Все с тревогой ожидали завтрашнего утра: нынешней ночью должен наступить кризис – либо он пойдет на поправку, либо…

Беспамятство   давало раненому возможность жить. Едва охлаждался  мозг от жара, когда вот-вот кровь готовая была свернуться в багровый сгусток,  как тут же вставала картина:

 …-Лёшик, - непередаваемая  нежность слышалась в голосе  любимой, - мой золотой  любимый рыжик. - Анна тронула губами его  светлый  завиток возле виска  ласково и нежно.

Его  бросило в туман, который мягкой ватой окутал его, и стал убаюкивать.  Она обхватила руками его голову, прижалась к нему своим  телом, и он    ощутил, как из нее начали перетекать  живительные силы,  которых у него  совершенно уже не было.  Ушла боль, тело  стало невесомым, он  оторвался  от земли и полетел.

Утром  сестра,  дежурившая всю ночь у  койки  безнадежного  пациента, на минутку задремала, а когда  открыла глаза, увидела на его лице умиротворенную улыбку,  и закричала:

-Господи! Помер!

На возглас прибежало все отделение. Пробившись сквозь толпившийся  у койки «умершего»  персонал отделения, дежурная  врачиха всю ночь, не спускавшая глаз с пациента,  испуганно закричала:

-Как  помер?! Я  только, что  была  возле  него,  измеряла   температуру, он был живым! - И наклонившись над  раненым, облегченно вздохнула: - Ну, Лидия Афанасьевна, вы меня и напугали. Жив он, жив! Он спит и ему снится хороший сон!

И тут все заметили: их коллега, врач, перерезанный автоматной очередью жив! А ведь точно, не надеялись.

-Ладно, ладно,  - сказала смущенно сестра, впавшая спросонья  в ложную тревогу. -Расходитесь, дайте раненому подышать. – Она подошла   к  окну, широко распахнула его. - Пусть страдалец  подышит  природным кислородом. 

Толпа врачей  направилась  к двери, шепотом переговариваясь между собой:

-Ну и ну!

-Вот это да!

-Надо же выжил!

-А ведь ни единого шанса не было.       

-Это просто чудо!      

Выздоровление, если можно отнести это понятие к  едва живому Алексу,  действительно  было чудом. У врачей появилась надежда  вернуть  немца к жизни.

Все вздохнули с облегчением,  и  было отчего. Сверху  пришла строгая директива: немецкий врач должен быть живым, иначе… короче, все знали, что может последовать  после  слова  «иначе». Однако не только это заставляло советских врачей бороться за немецкого коллегу, которого доставили в госпиталь практически мертвым, а истинное сострадание и медицинское братство.

Неважно  какой национальности пациент, цвета кожи и  разреза глаз. Ты врач, и этим все сказано. Вот почему весь госпиталь, узнав об улучшении состояния  безнадежного  немецкого  хирурга,  вздохнул с облегчением.
 
Извините, это вам не сорок первый,  а девяностые   цивилизованные годы.  Ученые всего мира, в том числе  русские и немецкие, объединившись единой миссией,  работают сейчас  над  проблемой  радиационного заражения  всего живого и водных бассейнов  земли. Одновременно с этим  было сделано открытие: радиация при малых дозах не только не убивает, а напротив стимулирует рост растений,  исцеляет человека.

Эту научную задачу  на равных  решают  ученые  всех стран. Здесь нет, и не может быть ни   врагов,  ни друзей, здесь рождаются  новые открытия.  Подобное  происходит  в мире  людей.  В  военном госпитале во время афганской войны  немецкий хирург-волонтер спасал советских раненых бойцов,  сейчас его самого  спасают советские врачи.

Действительно звонок был  «свыше». Дело в том, что дед  раненого немецкого хирурга, организатор той самой противорадиационной научной  миссии, с известным мировым именем.  И советскому правительству совершенно не нужны заморочки с немецкими властями из-за  их умершего  врача в советском госпитале. Хотя, к слову сказать, дед о ранении внука не был поставлен в известность. Не спешили с сообщением, выжидали результатов.

Алекс медленно возвращался к жизни, однако  это не приносило ему удовлетворения. Лежа с закрытыми глазами, мучительно сосредотачивался на единственной мысли, которая  по слабости организма тут же уплывала, не успевая  сформироваться в  логически законченную систему, и он  оставался один.

Если физическая боль   так-то  снималась  препаратами, то душевная  жгла его раскаленными углями,  истощая и без того слабые  силы.  Бредовое состояние не  покидало его сознание. Случайно в одной из медсестер,  в очередном  бреду,  ему пригрезилась его Анна. Незримая сила подбросила  несчастного с койки,  и  он рванулся к женщине. 

Алекс тянулся к ней руками, мычал, стонал от усилия  позвать, коснуться любимой.  Его дыхание прервалось, и он захлебнулся от счастья.

Оглянувшись,   сестра едва успела подхватить падающего раненого и уложить на койку. Это была не Анна. От разочарования Алекс горько заплакал. 

Сестра,  сидевшая  у  койки горестно смотрела на страдальца, считая, что тот,  вспоминая родную мамочку,  горько убивается  о ней.   Женщина не догадывалась, о ком печалится немец в бреду. Она по-бабьи жалела его, хотя и  был  он  «фрицем». Всхлипнув, Алекс  вернулся в реальный мир, в котором, как  он  уже понял,  без Анны ему не будет покоя.

-Ну, слава Богу, очнулся  касатик, - сказала пожилая  сестра, неизвестно кому, то ли себе, то ли   раненому. – Сашенька, - так ласково называют его в госпитале. – Тебе что-то снилось страшное, что ты плакал? –   озаботилась  добрая женщина,   проверяя возвращение  сознания  раненого.      

«Сашенька» бессмысленными глазами  уставился на сестру,  еще не полностью вернувшись из призрачного мира, в котором он постоянно пребывает. Значит, еще не полностью оклемался, -  «поставила» диагноз  сердобольная  сестра раненому, вытирая куском марли,  его заплаканное лицо. «Потусторонние»  глаза  страдальца,  подтвердили ее предположение. 

Алекс,  не отреагировал на заботливое обращение. Он еще не способен  был реагировать на человеческую эмоциональность. Он закрыл глаза и уснул.

-Ну и хорошо, спи, спи, голубок, выздоравливай.  Ты наш самый трудный  раненый. Ты должен жить, хотя бы  из-за  уважения к нам. Вон как начальство накручивает хвост нашему главному за тебя. Грозятся отдать под суд, если  не оклемаешься, -  ласково говорила пожилая медсестра,  осторожно поправляя подушку  «немца», и  заботливо укрывая его одеялом.

- Врач велел держать у тебя в палате окно открытым, чтобы больше дышал свежим воздухом,  сил набирался, ведь ты же пока не способен  ходить на прогулку. Но обязательно пойдешь, - оптимистично закончила она свой монолог, сидя  возле койки   спящего  пациента, и поглаживая его бесчувственную руку. 

Пошел девятый месяц, как  Алекс  находится в Ташкентском ВЦГ, в тяжелейшем состоянии    на грани жизни и смерти, с большим  наклоном в сторону потустороннего мира.  Только в последнее время,  начали проявляться признаки улучшения с  кратковременным возвращением сознания. 

Проснулся Алекс, именно проснулся, а не очнулся,  оттого,  что стал зябнуть. Для него  ощущение холода было в новинку, после  длительного  срока  бесчувствия.  Ташкентский январь вовсе  не холодный, однако, долго открытое окно принесло в палату много свежести.

Обведя осмысленными глазами стены, потолок палаты,  увидел,   сидевшую возле  его койки пожилую  женщину в белом халате. Та склонившись  над картонной коробкой,  стоявшей  у нее на коленях,  что-то  перебирала в ней.

-Доброе утро, Сашенька. Проснулся? - приветливо сказала женщина, отставляя в сторону коробку.  Встала со стула,  наклонилась  к  нему, потрогала  лоб. –
Вот и славненько. Температуры  у нас сегодня нет.  Однако  окошечко на всякий случай прикроем, - приговаривала женщина, словно ребенку, закрывая створки окна.

Она опасалась другой напасти: как бы их  драгоценный пациент не простудился, не дай Бог, не закашлил. - Этого еще нам не доставало, - озаботилась медсестра.

«Значит я живой, нахожусь в советском госпитале, - догадался Алекс. Однако тут же  жуткой картинкой мелькнул  расстрел госпиталя моджахедами. Анна!  Она вышла из бокса буквально за секунды до нападения душманов.  Требовались документы на раненого офицера.
Того удалось спасти от тяжелейшего ранения и потери крови. Парень должен  выжить, я сделал  для этого  все», - подумал  хирург, едва живой  сам. 

Заслышав автоматные очереди, Алекс в страшной тревоге за Анну кинулся из бокса, и тут же был располосован автоматной очередью. Анну на территории госпиталя   он так и не увидел. Наверняка ее сразу сразила первая очередь бандитских выстрелов. 
Раненый  мучительно застонал и  закрыл глаза.

-Тебе больно? Где болит? – обеспокоилась сиделка,  опасаясь,   чтобы  несчастный вновь не  впал в беспамятство.

-Нет,  у меня  ничего не болит, - вдруг  осмысленно  проговорил Алекс. – Я все вспомнил.

-Ах ты, бедняга, - с сочувствием сказала сестра,  ошалев от радости, услышав его голос. - Все, возвращаясь оттуда, страдают и мучаются, - плела она абы что, лишь бы  молчавшему более полугода «немцу»,  и вдруг заговорившему, не дать снова впасть в беспамятство. – Я сейчас принесу тебе попить, -  объяснила она свой уход из палаты.

На самом деле  сестра  кинулась к врачу с сообщением: «немец» заговорил.

Главный строго наказал, при первых признаках речи   раненого немедленно сообщить  лично ему.  Наконец-то,  свершилось:  он  заговорил!
Спустя  минуты в палату набилось целое представительство врачей  госпиталя.

-Выздоровление немецкого хирурга просто чудо, -  во время «пятиминутки», заявил главврач коллегам. – Откровенно говоря, я совершенно не надеялся на его выздоровление. Уже начал сушить сухари, -  пошутил  он.

Действительно Алекс начал выздоравливать. Наконец-то  главврач госпиталя  смог доложить на «верха»: здоровье  немецкого врача пошло на поправку. Сам Алекс не  подозревал, что где-то, кто-то,  с кем-то переговариваются о его состоянии.

Полученное сообщение об удовлетворительном самочувствии раненого,  пошло дальше по соответствующим каналам. Подтвердили и возможность  его  транспортировки.

Выздоравливающего врача  можно было уже перебазировать в немецкий госпиталь для окончательного долечивания и реабилитации.

Алекс быстро шел на поправку. Однажды попросил разрешения у главврача  о  встрече с ним   по личному вопросу. 

          -Николай Иванович, -  сказал Алекс, когда тот зашел  в палату, и присел на стул рядом с  его койкой. –Помогите  мне найти мою жену.  Мы работали вместе в медбаде,  в Афганистане, - он назвал часть, к которой был приписан госпиталь. – Она была моей хирургической сестрой. Потерялись во время бандитского налета. Я был  тяжело ранен, а где она я до сих пор не знаю. У нее необычная даже для русских  фамилия Святая. Святая Анна Андреевна. Пожалуйста, помогите ее найти.

Врач  слышал, как  немец  в горячечном бреду твердил имя «Ани». Ему докладывали об этом и  другие  лечащие врачи  раненого.  Выходит, он  звал жену, и как теперь выяснилось, в довершении  ко всему,  она оказалась русской. Час от часу не легче.

-Она ждала ребенка, - добавил Алекс и с тоской уставился в потолок, скрывая  слезы. – Мы планировали демобилизоваться накануне родов,  и уехать ко мне на родину, в Германию, - пояснил он.

-Я  сделаю все возможное, что в моих силах, - пообещал врач, вставая. – А вам с завтрашнего дня будет разрешено вставать.

-Мне можно будет  выходить на прогулку?! – обрадовался   Алекс.

-Ну, батенька, до прогулок еще далеко, вы  врач и понимаете, что можно делать, а чего нельзя  после такого ранения. Вначале вы хотя бы  смогли с чужой помощью  посидеть какое-то время на койке, а потом уж как мы будем чувствовать себя после этого,  дело может дойти  и до прогулок. – Врач, пожелав пациенту здоровья, покинул палату.

Алекс теперь жил только ожиданиями. Ждал полного выздоровления, ждал вестей об Анне, а если врач не сможет помочь  ему, он сам лично станет искать свою любимую, только бы  поскорее встать  на ноги. 

Сознание уже полностью вернулось к нему, и он теперь мысленно   восстанавливал ее образ. Ее  глаза,  то задумчивые, то усталые, то веселые и беззаботные в минуты отдыха,  печальные и тревожные над  хирургической маской, во время операции.
Их выражение  беспрестанно менялось, но всегда   оставались прекрасными и любимым.  Теперь каждый раз, засыпая,  Алекс  надеялся  в  сновидениях отыскать  свою единственную,   свою любимую женщину. 

Спустя четверо суток, после памятного разговора, в палату Алекса  вошел главврач. Осмотрел  выздоравливающего  коллегу, поинтересовался  самочувствием и успехами в упражнениях по сидению  на койке,  и лишь  потом  перешел к тому, чего с таким нетерпением ждал от него  пациент.

-Пробили тут знающие люди по соответствующим каналам  вашу проблему, - начал он, пряча глаза где-то у стены, за подушкой  Алекса.  Помолчал. Потом  в упор посмотрев на побледневшего  немца, решительно сказал: - Пропала без вести.

Ничего на это не сказал Алекс, он  отвернулся  к стене, едва сдерживая слезы. Рухнула надежда получить хоть какие-то известия  об  Анне.   Главный, сочувствующе дотронулся  до его руки, и  сказал:

-Не убивайтесь. Пропал человек без вести, это еще не значит, что погиб. Остается надежда, что ваша жена жива. - Хотя сам он не верил ни единому своему  утешающему слову.

Оттуда, куда  главврач делал запрос, ему сказали: вряд ли медсестра  осталась живой  в той мясорубке. А если и осталась,  то «духи»  захватили  ее в плен.

А это похуже  смерти. Но врач не стал добивать своего коллегу страшными предположениями, не стал отнимать у   того  последнюю надежду.            

Потребовался  месяц, чтобы  по международным и государственным каналам прошла бюрократическая волокита относительно возвращения в Германию немецкого  волонтера,  работавшего в  советском медбате  хирургом на территории Афганистана.

За  Алексом из Германии  прибыл  его отец,  доктор медицинских наук, профессор, директор немецкого кардиологического Центра в Берлине.  Для   Алекса приезд отца явился  шоком. 

В госпитале  от  раненого приезд родителя скрывали,  не хотели  заранее волновать. А вдруг тот по какой-либо причине возьмет, да не приедет. У русских это запросто. А он явился, да не один, а  с бригадой опытных немецких врачей, на собственном специализированном санитарном самолете медицинского Центра, чтобы забрать Алекса для его дальнейшего лечения в Берлине.

О визите  немецких врачей начальник госпиталя был заранее предупрежден советскими  властями. Гостей встречали едва ли не всем  медицинским  персоналом.   Немцы  осмотрели  своего пациента и остались довольными  русскими коллегами.

-Еще бы  были недовольны. Парня вытащили буквально с того света. Еще неизвестно кто из нас лучше мы, русские, или  немцы с их хваленой медициной, - тихонько обижался лечащий врач Алекса, стоя за спинами своих коллег,  на сдержанную похвалу немецких медиков.   

Прощаясь, Алекс с большой душевностью благодарил весь персонал госпиталя, принимавший  участие в его спасении, даже произнес вроде как прощальную речь:

          -Уезжая из  Советского Союза, я искренне заявляю, что чист перед его народом, перед советскими солдатами,  которых в меру своих сил старался спасать  там, в Афганистане. Таких врачей как я, там было много и каждый из нас спас не одну сотню жизней.   

 Возвращаясь домой,  я не раскаиваюсь в том,  что добровольно отправился  в Афганистан.  Все что  смог, я сделал. А теперь  здесь, в советском госпитале  меня самого, спасли  советские врачи. Огромное вам спасибо,  что  не дали умереть, что дежурили  круглыми сутками возле  моей койки.    Все  вы останетесь  навсегда  для меня родными.

Стоявший  рядом с   его  отцом  переводчик тихо шептал  профессору перевод.   У того по мере прощальной речи сына  все более каменело лицо,   особенно это стало заметным, когда  тот упомянул о смерти.  Ведь   профессора  информировали лишь о незначительном ранении сына. 

От подобной речи  благодарного пациента начальник госпиталя едва не прослезился, однако постеснялся  показаться  сентиментальным, как перед гостями, так и перед своим  персоналом.


 *   *   *


Невозможно вернуться вспять. Время рванулось вперед, неудержимо отсчитывая часы, дни, годы человеческой жизни. Ничего не вернуть, ни чего не поправить. Что  было -  все ушло в прошлое.

Осталась лишь боль в сердце и душевная  неприкаянность. Пять лет минуло с тех пор,  как немецкий самолет, взяв курс на Берлин, умчал из советского  Ташкента  Алекса  Вейгеля немецкого хирурга по доброй воле сунувшего голову в пекло Афганской войны, где едва не погиб, и только чудом был спасен  советскими врачами.  Неисповедимы  пути твои Господи!

Все прошедшие годы Алекс не переставал разыскивать Анну. Был подключен к поиску даже его отец, его влиятельные друзья и коллеги. Но все было напрасным. Советская бюрократия монолитным заслоном  стояла на пути его поисков.

Куда бы  он ни писал лично, делая запросы, куда бы ни стучались  немецкие власти,  все поисковые  запросы снова и снова попадали   на один и тот же стол, откуда  шла  однозначная отписка: пропала без вести.

Алексу  не известен был   адрес родителей Анны. Из ее рассказов он знал,  ее отец  советский военоначальник,  служил где-то на Дальнем востоке, а где точно он не знал. Однако, надеясь на редкую даже в России фамилию  Анны - Святая, он по совету знакомого немецкого военнослужащего  рискнул отправить запрос  в   военный  штаб Дальневосточного округа  с просьбой сообщить место нахождения Святого Андрея. Отчество ее отца он не знал, а имя определил по отчеству Анны.

Ответа на свой запрос не дождался. Еще бы!  Письмо из Германии с запросом   сообщить  адрес проживания  их  штабиста. Да где это видано, чтобы  какому-то немцу сообщались такие сведения?! Запрос  оставили без ответа, а начальник штаба, хороший друг  отца Анны дабы уберечь   того   от неприятностей просто-напросто письмо  сжег, и все дела.  На правах друга он «прикрыл» товарища.

Почти четыре года как Алекс работает  хирургом в кардиологическом Центре в Берлине, возглавляемым его отцом  Вальтером Вейгелем. Отец посвящен в печальную историю  сына. Ему известно, что его фрау ждала ребенка. Родитель понял:  сын никогда не успокоится, пока не узнает истинной судьбы своей русской жены.

Не случись того страшного  бандитского налета на  полевой госпиталь,  где  Алекс  фактически был убит, и где  его едва живого подобрали бойцы  подоспевшего отряда  советских десантников,  не пропала бы его милая Анна.   Они   давно бы проживали  в Берлине,  вместе со своим ребенком.   Это было их  заветной  мечтой.

Алекс тяжело вздохнул, от нахлынувших воспоминаний. Встал, собираясь покинуть   свой кабинет. Ему  только что сообщили: из России привезли ребенка, которому требуется  срочная диагностика сердца.

Малыш задыхался. В приемном покое Алекса встретили относительно пожилые  родители. При его появлении они встали, с надеждой уставившись на вошедшего   хирурга.  Дежурный врач сказал родителям,  подготавливая малыша для отправки в диагностический бокс, сейчас они встретятся с    хирургом   высокой специализации именно по  заболеванию  их  сына.

-Что с ребенком? – неожиданно для родителей,  спросил врач  на их родном,  русском языке, хотя неудивительно  для подобного центра,  сюда привозят больных  из различных  частей света.

Оба супруга неплохо говорят  на немецком языке, об этом  они  указали в госпитальной ознакомительной анкете, в свое  время  им пришлось   по долгу службы,  проживать в Германии более двух лет.         

-Предположительно у ребенка дефект межжелудочковой перегородки, - за родителей ответил дежурный врач, предварительно заглянув в медицинскую карту ребенка.

-А почему задыхается? – вроде бы как самому себе сказал Алекс, наклоняясь над малышом, и осторожно осматривая его.

У того даже не было сил плакать. Ребенок  страдальческими глазами смотрел на врача, и только нижняя губка вместе с подбородком дергалась в обидчевом страдании, словно молча спрашивая врача:  за что мне это?  Он  с трудом втягивал в себя воздух, отчего его грудка поднималась, словно у раненого цыпленка.

Алекс, не зная почему, не распорядился  увезти ребенка на  поджидавшей его коляске, а взял того  на руки,  бережно   прижал к себе,  и  понес  к лифту. Родители ринулись вслед за врачом, однако были остановлены дежурной  фрау:

-Вам туда нельзя. Теперь он будет в надежных руках врача. Это очень хороший  хирург, - добавила она,  чтобы хоть как-то утешить их. – Вам сразу   сообщат результат, как только проведут диагностическую клинику, а  сейчас вы можете пока отдохнуть. Вас проводят в гостевой дом, что рядом с госпиталем, буквально во дворе.

Тут же появился молодой человек, одетый в серо-желтую униформу, и препроводил их  к зданию  в старинном интерьере. Гостевые  комнаты оказались уютными  апартаментами, со всеми удобствами. Окна  их номера выходили на зеленый дворик, со скамеечками,  окрашенными  в веселые  яркие цвета. Видать там  посиживают выздоравливающие пациенты.

Но родители не видели ничего  этого. Им  не до   красот и уюта. Их сердца были, там,  рядом с их родным мальчиком.

Ребенка немедленно, по распоряжению Алекса, поместили в барокамеру, для снятия приступа.  Пока он не будет снят диагностировать ребенка нельзя. Алекс не  покинул  бокс,  хотя в нем   находилась дежурная сестра.  Он сам следил за состоянием страдальца через  прозрачные стенки камеры. 

Спустя некоторое время мальчик успокоился,  дыхание заметно выравнивалось, став  более  легким, подбородок и нижняя губка  перестали дрожать.  Малыш закрыл глаза и уснул. «Уже хорошо,  пусть поспит, набирается сил. А ему они потребуются, чтобы  побороться за  жизнь», -  раздумывал  Алекс о  маленьком пациенте,  продолжая  за ним наблюдение. 

Сестра тихо сидела за дежурным столом. Ни единым движением она не выдала своего удивления  более чем странному поведению доктора. Наблюдение за  пациентом в барокамере - ее прямая обязанность.

«Бедняжка, видать болезнь совсем измучила  его, не давая  уснуть», - глядя на измученное личико ребенка,  сострадал Алекс. Так оно и было на самом деле.  В дороге мальчика  практически не отпускали удушающие приступы.      

Родителей пригласили для беседы с врачом довольно  поздно, где-то около двадцати двух часов.  В этом госпитале  работа персонала  продолжается круглые сутки, не делая временных  перерывов.

Родственники могут в любое время  приходить в палату и   находиться рядом со своими больными,  сколько угодно, если это не мешало   лечению пациента.

-У ребенка давно такие приступы?  - спросил Алекс, когда родители уселись напротив него на диване. 

Они так и не сняли  дорожных одежд, как определил он, видать так и сидели, напрягшись словно струны, все это время,  страдая за своего несчастного малыша.

-Нам можно к нему? – не слушая вопроса врача, спросила женщина. Мужчина  измученными глазами с мольбой  смотрел на Алекса, как на Бога.

-Он прошел сеанс   барокамеры, дыхание у него нормализовалось, он даже поел и сейчас спокойно спит. Я вас обязательно провожу к нему, а  вы мне пока расскажите о ребенке. Давно ли у него появились  признаки удушья? Чем он  болел?

Женщина подробно рассказала о заболевании ребенка,  чувствовалось, что та  внимательно следит за  его здоровьем. Мужчина, сидевший рядом с нею, не спуская глаз с врача, молча кивал головой, соглашаясь с женой.

-Удушье появилось недавно. Нам врач сказала, что это болезнь сердца. Выписывала лекарство, но оно не помогало. Мы были у кардиолога, он посоветовал ваш Центр.

Иначе, сказал он, ваш ребенок умрет. – Она тихонько без всхлипов заплакала, а мужчина, наконец-то опустил глаза, и стал тереть руки, словно они у него озябли.   – Вот мы и приехали к вам. По вызову. Мы писали сюда, звонили, - сбивчиво поясняла женщина, вытирая слезы носовым платком.

После ухода родителей, Алекс снова вернулся в палату, где находился маленький пациент из России. Он сел у его койки и стал пристально всматриваться в спящего ребенка.

Что происходит с ним самим? Рассуждал о себе Алекс.
Почему ему до жути хочется  прислонить  свою голову рядом с  рыженькой в завитушках головкой малыша?  «Золотой мальчик, - подумал он, и  его  обожгло воспоминание.  - Ведь  так  называла меня Анна, лохматя мои  рыжие кудри. Мы так тогда смеялись! Мы так были счастливы! А теперь я сам называю ее словами чужого  малыша. ЧУЖОГО?!» – он взглянул на ребенка, и ему почудилось в его миленьком личике что-то до боли, до слез знакомое. Он где-то уже видел это лицо! Но где? В клинике? Нет. Он бы помнил об этом. Тогда где?

У  Алекса так и не хватило  силы  отойти от  спящего ребенка.  Свое странное поведение объяснял  себе  опасением  за  повторение приступа. Хотя отлично знал, как врач, приступ  повторится не раннее следующих суток. Подтащив к кроватке    кресло, уселся в него,  положил голову на его спинку.

Так и продремал он до утра у постели  чужого ребенка.  Дежурная медицинская сестра  тихо встала из-за стола, когда другая сменяла ее на дежурстве, в то время, как  врач продолжал спать в кресле у кроватки маленького пациента.

Неординарное  отношение к больному ребенку из России со стороны ведущего хирурга, вызывало некое удивление его коллег. Да и было отчего. Он лично сам, на руках, относил мальчика на процедуры, хотя для этого существуют специальные, удобные приспособления. Тщательно следил за тем, как  у того берут пробы на анализ крови,  мазки из горла,  делали рентгеновские снимки. 

В первую очередь сам проверял их показания, хотя для этого  у пациента есть лечащий врач.

Подобного явления  не случалось в  госпитале, тем более с хирургом Алексом Вейгелем, известным, как человеком замкнутым, молчаливым и необщительным.
Шли дни. Ребенок  привязался к Алексу,  доверительно обнимая его  за шею, когда тот нес его на руках  на очередную процедуру. Анализы показали: мальчику предстоит серьезная операция.

Если  не сделать ее в ближайшее время,  малышу останется  жить  максимум   полгода, с тяжелейшими сердечными приступами.  Врач  видел, как задыхался ребенок в приемном покое. У Алекса гвоздем засела в мозгу крамольная, если не сумасшедшая мысль, и он  эту мысль скрывал ото  всех.  Хирург  боялся,  его могут посчитать душевно больным,  отстранят от практики. Он  нафантазировал  себе -  русский малыш его сын.

«А почему, - рассуждал он, - не может быть такого?  Анна каким-то образом осталась жива. Не исключено, что она могла, как и он, быть тяжелораненой, в последствии родила и по каким-то причинам умерла. Ее ребенок каким-то образом оказался в семье пожилой четы». 

Допрашивать родителей мальчика  Алекс не рискнул. Это не входит в компетенцию хирурга. Тем более,  для такого ребенка они довольно пожилая пара, можно вызвать неудовольствие с их стороны, если тот вдруг окажется  усыновленным. 

Это уже скандал в клинике, нарушение Устава.  Больше всего  немецкого хирурга,  настораживало  время  рождение  русского малыша, по его подсчетам, полностью  совпадающее с возможным рождением его собственного  сына.

Ему стало  казаться, что он действительно сходит с ума.  Алекс уже не мог жить без  «золотого малыша», так мысленно  называл он ребенка. Каждый раз,  неся того на руках на очередную процедуру, нежно прижимая к себе его худенькое тельце, и  едва не со слезами на глазах, от переполнявших его чувств, целовал кудрявую рыженькую макушку.   

Постепенно к странному поведению врача в отделении привыкли все, и перестали удивляться.

Алекс все же решил посвятить отца  в свои  навязчивые бредни. Иначе, как ему казалось, у него действительно  взорвется мозг. Требовалось срочно с кем-то посоветоваться.   Вейгель старший подошел к сообщению сына со всей серьезностью.

Он, как врач понимал, его сыну действительно угрожает серьезный психический срыв. Из-за   тщетных  поисков своей русской жены,  сын подвергся страшной депрессии,  из которой ему с помощью медикаментозных средств,  с трудом удалось вернуться  в нормальное состояние. И вдруг новая история с ребенком.  Опасаясь повторения депрессии, отец серьезно принял  бред сына к сведенью, и пообещал  ему, что  лично сам займется   мальчиком.

-Да-а-а, -  задумчиво протянул профессор,  ласково поглаживая рыжие кудряшки на головке  малыша, идентичные  его собственному сыну. - Или ты  убедил  меня в сдвиге своей психики, или действительно это твой сын. 

Он твоя  копия  в таком же возрасте, как это золотое чудо. – Больше всего Алекса поразило, что отец назвал ребенка золотым. – Ну что же, - сказал профессор, вставая со стула, на котором сидел у детской кроватки, – чтобы ты действительно не лишился  разума убедись, что это действительно  твой сын. Или наоборот, чтобы успокоиться.

-А как я это сделаю? – с такой безысходностью  и тревогой в голосе спросил он  профессора, что тот действительно стал опасаться за рассудок  сына.

-Да-а-а, совсем плохо у тебя с головой,  сынок. - Отец с сожаление посмотрел на своего  отпрыска. – Да очень просто, проведи генетическую экспертизу,  и все дела.

-Папа! Ты гений! -  кинулся  Алекс с объятиями к отцу. Что для сдержанных немцев,  было большой редкостью. Однако тут был особый случай. – Представляешь, папа, у ребенка такая же фамилия, как и у Анны. Это еще больше насторожило меня, -  забегая  перед отцом, направлявшимся к двери, торопливо вываливал он родителю свои заморочки.  Алекс окончательно потерял себя от возбуждения. - Меня только одно ставит в тупик его пожилые родители. – Он уже утратил приличие,   насильно удерживая отца в дверях, перегородив тому выход из палаты. – Возможно это его приемные родители, а Анна погибла? – сыпал он на отца свои ночные бредни по поводу  предполагаемого отцовства.

-Ты не пори горячку в догадках,  проведи вначале анализ ДНК,  и если подтвердится  твое отцовство,  тогда ты сможешь оспаривать ребенка, даже если его усыновили.

Доказательством в суде тебе послужат горы документов, подтверждающие твои поиски его матери и, естественно генетическое подтверждение отцовства. Но в любом случае  тебе придется  до суда   вести разговор с его   приемными родителями.  А что они приемные, то тут не может быть иного мнения.

-Папа, мужчина уехал, осталась только женщина, - затосковал сын.

-Неважно, поговоришь с нею. А пока нечего лезть к людям с глупостью. Ты слишком долго искал свою Анну, вот тебе  и мерещится все что угодно.  Однако, я тоже поражен удивительным  сходством ребенка  с тобой  в раннем возрасте. Хочу предупредить,  тебя может  постигнуть  глубокое разочарование с анализом ДНК. Тогда  придется тебе смириться, что золотокудрый малыш не твой сын - закончил  профессор  «утешительную» речь, и, отодвинув сына в сторону, вышел из палаты.

Генетический анализ крови,   на сто процентов показал  отцовство Алекса.  Ознакомившись с заключением,  он не смог удержаться на ногах,  и  в бессилии опустился на стул.  Потом медленно побрел вдоль коридора. Лаборанты с удивлением смотрели ему вслед, удивляясь  его  шатающей   походке. Лишь чувство приличия  удержало хирурга в рамках,  не дав впасть  в  психическую эйфорию.

-Папа, это мой сын! - услышав в телефонной трубке ответный голос отца, закричал Алекс. Там молчали. –Папа, ты слышишь меня?! Что ты молчишь?!

-Слышу, - наконец, отозвался профессор. – Жди я приеду. Ты где сейчас?

-Я у себя в кабинете, - ответил он и положил трубку.

Его била крупная дрожь. Слишком долго он страдал, слишком долгой   оказалась дорога  к сыну,  дарованному  ему, то ли случаем, то ли Богом.

Родительницу малыша  Алекс  пригласил  по совету отца вроде бы как для собеседования перед  предстоящей операцией  с профессором Центра. Теперь  волновался не только отец  ребенка, но и его дедушка. Что-то преподнесет им  разговор с  незнакомой женщиной?

-Это наш внук, - на вопрос: вы родители ребенка?  пояснила женщина. - Муж военнослужащий, ему нельзя долго отсутствовать. Мы вместе  привезли   внука сюда.
Муж  был здесь всего два дня и улетел назад.

-А где родители ребенка? – теперь уже задал вопрос профессор. –У нас  принято обязательное присутствие родителей во время  операции  детей.  - Пошел профессор на ложь,  только  бы узнать истину о  малыше.

-У него только мать, это моя дочь, а ее муж погиб в Афганистане, -  объясняла женщина историю своей семьи совершенно не подозревая, что после этого последует.

Алекс теперь уверенный в том, что дочь этой женщины и есть его Анна, однако не решался спросить ее имени и где сейчас она сама.

-Накануне отъезда в ваш госпиталь, с  дочерью произошел несчастный случай, она сломала ногу и ее одели в гипс. Но ко дню операции  она обязательно будет здесь.

Ей обещал врач снять повязку. Вроде уже все хорошо, - она засмущалась своей чрезмерной откровенности. – Она мне вчера звонила,  что дня через два прилетит самолетом. – Оправдывалась  женщина  перед врачами за свою дочь.

Те могут подумать,    мама малыша забросила  сына. Но это было не так. Она знает, как рвется  сюда  Анна, к своему  ребенку.  Через день звонит в Берлин, спрашивает о нем, плачет от тревоги и горя.       

-Мальчика поддержали  лечебной терапией,  исключили сопутствующие симптомы, он заметно окреп  и  готов к операция. Проводить ее будем немедленно, иначе малыша  не спасти, - безжалостно бухнул пожилой доктор, глядя на свою предполагаемую родственницу, советскую генеральшу.  – Операция назначена на следующую неделю,  ориентировочно на среду-четверг.  Будьте готовы.

-Спасибо вам доктор, - женщина в течение всего  разговора, теребила туго зажатый в кулаке носовой платок, которым  время от времени вытирала беззвучные слезы, бежавшие из глаз. То ли это были слезы благодарности к врачам, то ли страданием за внука.

Беседа проходила  на немецком языке.

Попрощавшись, женщина вышла из кабинета.

-Как ты собираешься  поступить  в столь  щекотливой   ситуации? – задал родитель вопрос окаменевшему сыну,  опасаясь за его сердце,  готовое разорваться от чрезмерной, эмоциональной  нагрузки. Слишком долго он ожидал встречи со своей  загадочной, для отца,  Анной.

-Не знаю, - ответил Алекс, уставившись в стену остановившимся взглядом. – В какой-то бульварной книге я прочел, где  по сюжету происходило подобное.

Случайно где-то на войне, в какой-то африканской стране хирург оперировал разорванного солдата, как потом оказалось это его родной сын, о котором он и не подозревал. Я тогда  посмеялся  над выдумкой  сочинителя. А теперь, попав в подобную ситуацию, мне  вовсе не до смеха.

-У тебя немного другой сюжет, ты знал, что у тебя где-то есть, или, по крайней мере, должен быть ребенок. И вот он  с тобой. Теперь все будет зависеть от обстоятельств и от Бога. Молись и проси у него милости, - вставая, закончил наставления отец.

Дойдя до двери и уже взявшись за ручку, обернулся  и  с улыбкой сказал: - у меня внучок просто золотой. -  И скрылся за дверью.

Алекс был поражен откровенной сентиментальностью  отца.   Еще большей неожиданностью для него  явилось, что женщина, только что покинувшая  кабинет, оказалась матерью его Анны.

-Оперировать ребенка   буду сам,  со своей бригадой, -  на следующее утро, сняв телефонную трубку, услышал Алекс голос  отца. Почему профессор принял такое решение, не стал объяснять сыну. - Вечером встретимся,  и все  обговорим, - сказал он и отключился.         
 
                *    *    *


Алекс сразу увидел Анну, та в  плотном потоке пассажиров, только что сошедших с лайнера, ступила на ленту эскалатора.  Его сердце оборвалось и понеслось куда-то вниз,  через мгновение оно подпрыгнуло к самому горлу  готовое вот-вот выскочить наружу. Дыхание перехватило, и  время   остановилось.

-Ани, моя любимая девочка, моя сказка и мечта, - шептал Алекс, совсем не замечая, что разговаривает вслух. И только громкие голоса пассажиров не давали словам разлетаться  по  сторонам, они  растворялись в гомоне толпы.

Ступив с эскалатора, Анна, остановилась,  огляделась по сторонам, по-видимому, решая в какую сторону ей следует двинуться,  заметив указатель на стене  «получение багажа», прихрамывая, направилась в сторону  указателя. 

Прихрамывая  двинулась вдоль стены, иногда касаясь ее рукой,  сторонясь   несущегося  потока галдящих пассажиров, торопившихся  быстрее заполучить багаж.
   
«Не хватало еще, чтобы я упустил ее здесь», - ринулся Алекс  вслед за Анной, бесцеремонно расталкивая пассажиров. На него  шикали, возмущались, но это  его не  смущало.

-Ане! – закричал он поверх голов пассажиров, размахивая руками, чувствуя, что та сейчас свернет за угол,  и он ее потеряет.

Анна, словно наткнувшись на невидимую  стену, резко остановилась. На нее тут же налетели  идущие сзади пассажиры. Не оборачиваясь, она мгновение  постояла и снова двинулась вместе со всеми.

-Анна! Анна! – теперь уже во весь голос, не стесняясь людей, кричал  он.

Женщина резко   обернулась, и тут же ее лицо покрылось смертельной бледностью. Она увидела в толпе Алекса,  она узнала его, прорывающегося к ней сквозь плотный поток людей. 

Не веря в реальность происходящего, она  прислонилась спиной к стенке туннеля, и закрыла глаза. Ей казалось, что сейчас она сойдет с ума. 

Такого не может быть! Ведь  он убит! Она это видела собственными глазами, как  автоматная очередь  насквозь прошила его грудь. Она видела халат, залитый кровью.  Нет, после такого не выживают!

Поэтому,  вернувшись в Союз, на родину, не стала его искать, заранее зная ответ. Тем более  ей гражданке Советского Союза вряд ли  бы дали информацию о гражданине Германии без веских на то причин.

А какие  у нее  были причины для этого? А никаких. Кто ты такая, спросили бы у нее? Что на это она смогла ответить?  Да, что? А ничего, вразумительного.  Так и осталось для нее безымянным место его последнего  упокоения, как посчитала  Анна. 

И вдруг  вот он  живой!   Нет! Такое не может быть реальностью! Но он уже  почти рядом с ней, настоящий, не в призрачных снах и  тоскливых мыслях, а  ЖИВОЙ! ЖИВОЙ!
       
Он прижимает  ее к себе,  она слышит стук его сердца, живого, настоящего  сердца, ощущает его теплое дыхание.   

Алекс  обнимал Анну, целовал  милое родное лицо, теперь уже залитое не только бледностью, но и слезами. Она едва верила в реальность происходящего. Слезы счастья,  радости,  потоком  струились по ее лицу, переходя в  несдерживаемые рыдания  за  душевную боль,  за одиночество долгих лет, за  горькую разлуку. 

За долгую страшную дорогу. 

-Ты жив! Жив! –  она, задыхаясь,  цеплялась за  его плечи. - Я тебя даже не пыталась  искать,  посчитав, что ты убит, там, в Афганистане, у дверей  бокса.

Это  произошло  на моих глазах! –Она жадно вглядывалась в его лицо, боясь, что этот невероятный мираж,  вдруг исчезнет, а с ним и  он, ее  Лёшик, как в тех, ее  далеких страшных  снах.   В них  каждый раз он  уходил  от нее навсегда.

Потом, позже она расскажет ему все о своих  невероятных скитаниях по чужой  враждебной земле.  Расскажет о своих снах, о своей жизни без него. А пока…   

-Я не переставал  искать тебя все эти годы.  На все мои запросы приходил один  и тот же ответ: пропала без вести.

-У меня родился сынок, - оторвавшись от него,  Анна снова горько заплакала, словно жалуясь ему, не слушая его слов. 

Движущийся человеческий  поток обтекал необычную пару, застывшую в объятиях друг друга. Пассажиры  мельком взглядывали на них,  некоторые с недоумением, другие с любопытством,   а кто-то  с сочувствием. Для сдержанных немцев  громкое рыдание молодой женщины и  слезы мужчины в многолюдном месте были необычными. Однако они догадывались: что-то важное должно было произойти  в жизни этих людей, коль   не замечая окружающих,  так   несдержанно   выражают они  свои чувства. 

-Я знаю о сыне, он уже со мной, - держа ее лицо в своих ладонях,  сказал Алекс,    подобно  Анне   не скрывая  своих слез.   

Отстранившись от него, Анна   непонимающе уставилась на него.

-Я знаю,  Тимоша  болен.  Он в нашем госпитале сейчас,  в моем отделении. 
Алекс  кратенько рассказал ей,  откуда  он  узнал, что Анна,  жива и каким рейсом прилетает в Берлин. Потом он расскажет ей, как почувствовал, что ребенок из России его сын.

Но это будет потом, потом, а пока: 

-У него сейчас все хорошо, относительно хорошо, - заметив в глазах Анны мелькнувшее сомнение, успокоил он ее. – Малыш прошел интенсивный курс оздоровительной терапии. Одышки нет. Но ему  необходима срочная операция.

Анна снова горько заплакала, уткнувшись Алексу в плечо. Наконец она поверила, что это не сон, а что в действительности Алекс живой, теперь ей есть с кем разделить  веру в выздоровление  сына, есть на кого опереться.

-Врач сказала  мне, там дома, в России, - все еще всхлипывая,  рассказывала  она, Алексу - что перенесенные стрессы матери во время беременности негативно сказались на развитии плода. Да я и сама прекрасно  об этом знала. Надеялась, что все обойдется.

 А оно, видишь, не обошлось. Я вначале планировала  операцию  Тимоше делать в России, но врач рассоветовала мне.  У нас много отличных профессиональных  врачей, но хорошего медицинского оборудования  нет.

Да и не только. Как ты знаешь, больного спасает не только операция,  а послеоперационный уход может быть не менее важен  для больного.  А у нас,  она начисто, отсутствует. Врач посоветовала ваш госпиталь. Я   созвонилась с Берлином, получила согласие, а потом и вызов, но поехать с ребенком не смогла.

На беду попала в аварию и  сломала ногу. С Тимошей поехали дед с бабушкой, мои родители.    Ты не представляешь, Лёшик, -  как и прежде назвала она  его этим ласковым именем.  - Что мне пришлось пережить там, дома, я просто разрывалась на части!  Ребенок  где-то среди чужих людей, в чужой стране, а я  с этой ногой! 

Врачу заявила: не снимите гипс: полечу на костылях. Уговорила. Слава Богу, рентген показал, что кость срослась. Правда, боль   еще осталась, прихрамываю, но  могу ходить  без костылей.

Алекс не стал  наспех  рассказывать Анне, как  чудом  выжил, благодаря  русским  десантникам и волшебству советских врачей. Все это он расскажет  ей потом, позже.  А сейчас у них счастье необычной  встречи.  Наконец-то закончилась  страшная, долгая дорога,  разъединявшая  их обоих   целых шесть лет.



                ПОСЛЕСЛОВИЕ

-Дедушка, а почему облака  не падают? А почему вода мокрая?  А почему я  не вижу ветер? А почему Тим русский, а я немец? А почему… – донимал  профессора  любопытный «почемучка»  его шестилетний внук  Эрик, младший  сын Алекса и Анны.

Сегодня в доме Вейгелей событие:  их старшему сыну Тиму исполнилось семнадцать лет, и он зачислен вне конкурса в Берлинскую художественную Академию, как обладатель Гранда на звание «Лучший юный художник года».

Давно забыта  операция на сердце, которую с успехом провел его дед профессор  Вальтер  Вейгель, не доверив ее  опытным   хирургам.

После того, как  профессор узнал, что русский ребенок действительно его внук, сын Алекса и  той незнакомой  русской женщины Анны, его жизнь с этого времени  сосредоточилась лишь на этом   златокудром малыше.

Вальтер, недавно отметивший свое шестидесятипятилетие,   продолжал руководить медицинским Центром, оставаясь практикующим хирургом. Теперь под его началом работает не только его сын, но и невестка, та  незнакомка, которая явилась  в их семью двенадцать  лет  назад из России, став в ней  родной  и любимой.   

Это она  подарила ему двоих замечательных внуков.
Тим, так на иностранный манер называют  Тимофея, проявил незаурядные способности в искусстве живописи. Неоднократно являлся победителем на множественных  выставках  рисунков в различных жанрах. 

А теперь  еще и  победа на престижном конкурсе на получение Гранда, дающего право  на  зачисление  в  Берлинскую художественную   Академию   вне конкурса.

А вот шестилетний Эрик  Вайгель еще не проявил себя в чем-то конкретном, его интересовало в этой жизни все. Дед не успевал отвечать на его  вопросы,  у  внука  они следовали один за другим.

-Папа, -  выйдя на веранду, где отдыхал профессор с любопытным внуком, Анна сообщила: -  Все гости уже собрались,  мы ждем вас.   Прибыли журналисты   и  телевидение,   все  с  нетерпением  ожидают  открытия  домашней  художественной выставки  картин нашего Тима, – произнесла  невестка с внутренней  гордостью за старшего сына.  Такое же чувство за внука было  написано и на лице дедушки,  профессора  Вальтера  Вейгеля.
             
 2016 год