Подземное путешествие

В память Алисе

Ляля спустилась под землю. Ее поезд уезжал, оставляя за собой гул, тепло, легкий запах метро и серую мраморную стену с афишей, с которой на нее смотрела местная рок-звезда: озорная девушка с рыжими волосами и с зелеными глазами. Ляля сразу узнала в ней свою давнюю подругу Катю.  Вот только в жизни глаза у нее разноцветные от природы – и зеленый только один, второй синий. У ведьм так бывает. Это Катя сама ей сказала в первый день их знакомства, причем, с гордостью, а потом поцеловала в щеку со словами: «Классно, что ты тоже куришь». На тот момент им было по 15 лет. Они познакомились в оздоровительном лагере на берегу горной речки, куда убегали тайно. Ребята из отрядов постарше там лишались невинности и впервые пробовали алкоголь, но это случалось по вечерам. Днем там никого не было, кроме Кати и Ляли, они  прибегали туда, чтобы побыть в тишине и наполнить легкие никотином.  Они вели беседы на разные темы, писали стихи, мучили гитару и загадывали желания, глядя на маленький каменный островок, на котором вопреки всему выросла красивая береза.
Вообще, Ляля -- маменькина дочка и никогда не курила, но в лагере было категорически запрещено, поэтому начала. Бунтарский дух жил в ней всегда, но умирал под натиском родительской опеки. Катя делала это осознанно, ей нравился сам процесс. Это, по ее словам «концентрировало мысли, чтобы не быть дурой».  Она воспитывалась в семье пожилых доцентов психологии, которые многое ей позволяли и даже сами покупали сигареты.
–   Ты куришь не  в себя, –  смеялась Катя. –  Ты что?   
– В себя, – оправдывалась Ляля и начинала затягиваться по-настоящему. От этого приятно кружилась голова, и на лице появлялась глупая улыбка.
Катя смотрела на нее как на умалишенную, а потом начинала негромко петь о чем-то жизненном под гитару, да так артистично, что Ляля пыталась подпевать, хотя не знала текста и терпеть не могла свой голос. В ее глазах появлялось неподдельное восхищение, а губы еле заметно вздрагивали, пытаясь попасть в незнакомую музыку. Катя рассказывала о том, как автор этого текста, по одной неофициальной версии, утопилась в речке из-за депрессии, по другой –  тоже неофициальной, якобы ее убили за «не те песни», по приказу сверху, а все свалили на хулиганов.  Катя любила трагические истории, она рассказывала их с надрывом, передавая жуткую  атмосферу, так, как будто сама через это прошла. Ляля удивлялась: откуда в ее 15-летней подруге столько боли? Она думала, что невозможно настолько явно передать то, чего не испытал сам, и однажды пришла к выводу, что все эти истории ей рассказали панки, с которыми она водится, а она пересказывает, передавая их мимику, интонации  и настроение.  Возможно, не до конца понимая, но остро чувствуя…Потом она поняла, что это не пересказ и не игра, просто Катя видит мир именно так, полным несправедливости и печали.  Иногда Ляле казалось, что Катя хочет умереть. Ей хотелось верить, что Катя претворяется, потому что ее настроение менялось довольно резко. То она говорила, что  «жизнь – дерьмо, все бабы дуры…», то в ней просыпалась любовь ко всему миру, и она спешила к кому-нибудь на помощь.
Катя знала много песен и интересных историй про все на свете, она очень много читала,  умела изыскано материться и петь. Ляля петь не умела совсем и книги не любила, ей казалось, что намного интереснее жить и познавать все опытным путем. Но она очень любила слушать. Кате нравилась Ляля легкостью, спонтанностью,  бунтарским нравом,  и тем, что она восхищается ее пением, не замечая фальши.
Один день Ляле запомнился особенно. На улице была гроза. Ляля вдруг решила, что они должны искупаться в ледяной речке под вспышки молний, когда еще выпадет такой шанс – испытать судьбу.  Во время «тихого часа» они через окно выбрались на улицу. Чтобы не сильно намочить одежду они побежали на речку,  но заметив вожатую, спрятались в соседнем здании – там располагался концертный зал. Внутри было темно, и, судя во всему, никого кроме них… но дверь не была заперта.  Катя тряхнула мокрыми волосами, села за рояль и начала извлекать из инструмента невероятно красивые звуки.   На которые пришли какие-то люди.  Они включили свет и строго спросили: «Что вы здесь делаете?» Ляля поняла, что это охранники. На вид им было не больше 18 лет. Она молча подошла вплотную к тому, что был выше ростом и вроде бы главнее, и с наигранным смущением глядя вниз, на свое глубокое декольте в мокрой футболке пригласила присоединиться у прослушиванию музыки. Она выглядела развито для своих лет и смело пользовалась женскими уловками, подсмотренными в кино и у взрослых женщин, не понимая их силы. Ей нравилось дразнить  и ничего не обещать. Это умиляло Катю, потому что даром очарования она не обладала и не стремилась к этому, подобные игры виделись ей пустым занятием.
Катя самозабвенно играла, никого не замечая вокруг, капли от дождя стекали на ее пылающие щеки. Она смущалась грубым вторжением. Ляля подошла к ней и наклонившись над самым ухом шепотом спросила что ей делать дальше. Катя ничего не ответила,  даже не посмотрела на подругу и не перестала играть, но по ее губам Ляля четко прочла: «Возьми сигареты».   Ляля так и сделала. Охранники отдали все, что было. После чего, Катя хлопнула крышкой рояля, схватила подругу за руку и увела, пообещав мальчикам, что они вернутся после перекура. Дождь прошел, выглянула радуга. Они бежали по влажное траве босиком и смеялись до боли в животе. «Тихий час» должен был скоро закончиться, и нужно было успеть вернуться на места.
В тот же день, после небольшого перекуса, девочки решили сбежать в ближайшую деревню, чтобы купить мороженого и пива. На кассе они увидели молодых мотоциклистов. Ляля начала восторженно что-то шептать на ухо Кате, не предполагая, что та подойдет к одному из них и скажет: «Привет. Ты прикольный. Прокатишь мою подругу? Ты ей понравился. Вон та фея с розовыми волосами в драных левайсах от тебя без ума».
Да, пока Ляля была в лагере, они искромсали ее джинсы и покрасили  волосы в розовый цвет краской, купленной в этом же магазине на деньги, которые насобирали у других детей и вожатых «на спасение морских черепашек».
Ляле показалось, что мотоциклист похож на какого-то голливудского актера. Он назвал свое имя, но она сказала, что будет называть его Том Круз и засмеялась. Они мчались по дороге на огромной скорости. Из глаз Ляли текли слезы от ветра, и все тело покрылось гусиной кожей. Мотоциклист намеренно ехал с наклоном, чтобы произвести впечатление. Ляля была готова к тому, что они прям сейчас разобьются или к тому, что он окажется сексуальным маньяком-убийцей. Она в первый раз ехала на мотоцикле, и от страха не могла контролировать ход своих мыслей, но готовилась к худшему. Влажные пальцы Ляли вцепились в его футболку. В этот момент она ощутила, что кожа молодого мужчины стала гусиной от ее касания. Лялю накрыло непонятное волнение и страх, что ее опасения имеют место быть. Она прокричала Тому Крузу на ухо, что надо вернуться назад. Он тут же повернул, как будто ждал команды. Он отвез ее туда, откуда забрал. Катя успела выпить банку пива и познакомиться со вторым мотоциклистом. Он предложил отвезти их в лагерь. Так на двух мотоциклах вчетвером они вернулись. На месте их ждала разгневанная вожатая, которая собралась родителям звонить, потому что девочек долго не было.
На следующий день Ляля простыла, ее перевели в лазарет, там она пролежала три дня, и целыми днями стихи писала про любовь.  Как только ее выпустили, они с Катей сбежали на речку. День был очень жаркий. Предварительно намазав друг друга кремом от загара, они загорали топлес. Ляля принялась с выражением читать все, что написала за дни болезни…
–   Что вы тут делаете?
Перед ними нарисовался мальчик из отряда. Все в нем было смешно – огромная голова, удивленные серые глаза, слишком большой рот, осветленные волосы, смешная стрижка, тонкие пальцы, которые он заламывал как девочка, манерный голос.
–  Уйди! – огрызнулась Ляля и прикрылась тетрадью для стихов.
– Нет, пусть он останется, – Катя улыбнулась и подмигнула ему, натягивая майку.
–  Я хочу с вами ближе познакомиться. Я же вижу, что  у вас тут интересно,  – заискивающим тоном продолжил он.
– Мальчик, я пишу стихи и никому их не читаю. Кроме Кати. Потому что она моя лучшая подруга. Понял? Иди туда, куда шел.
– Нет, я не уйду. А давайте покурим? Я вас угощу.
– Да! – Катя захлопала в ладоши.
– Нет, ты слишком голубой, угощай своих дружков, – фыркнула Ляля
– Я не голубой! – взбунтовался мальчик. – Я – Стас.
– Тебе в рифму ответить? – Ляля засмеялась. – Ну, ладно, я Ляля, а это Катя.
Мальчик тоже оказался  какой-то степени поэт. В свои 15 он уже подрабатывал в молодежной газете и получал гонорары. Они подружились  и сбегали на речку втроем. Им было весело. Стас очень интересно рассказывал обычные, казалось бы, истории, всегда подмечал детали.  Когда Ляля в порыве нежности внезапно щипала его за бока, смешно пугался. И  манерно ругался, когда ему казалось, что кто-то их заметил. Он был предан своим подругам. Катя играла и пела, выражая в музыке все, что было в ее душе. Ляля восхищалась друзьями, придумывала им ласкательные прозвища. Катю она назвала Лис – за рыжие волосы, Стаса – Киса, за мягкость и вкрадчивость. Они ее называли – «недостающей нотой» в их дуэте – за ее музыкальное имя.
Однажды Киса принес запашистую самокрутку. – Лучший подарок тот, что сделан своими руками! – сказал он с загадочным видом и протянул  ее Кате. Та хмыкнула и спросила где он это взял. Стас заверил, что сделал сам из целебных трав, которые насобирал в лесу.
 – Сам? Ну-ну! – Катя засмеялась, потому что не поверила в то, что Стас один мог пойти в лес, тем более сделать то, в чем у него нет опыта. На что Киса предложил всем вместе отправиться на поляну. По дороге им повстречалось несколько белок, сова и маленькая серая змея, на которую Ляля чуть не наступила. Она отстала от ребят на несколько шагов, остановилась, чтобы поправить кофту, привязанную к поясу, и когда посмотрела вниз, то увидела, что прямо перед ней медленно проползает змея. Остановись она секундой позже, ее нога пришлась бы ползучей по спине. Вряд ли ей это понравилось бы.
– Я устала, давайте попробуем подарок Стаса, – Катя рухнула на зеленую траву и закатилась смехом. – Киса, ты же не обиделся, что мы не дошли до твоей чудо-поляны. Мы покурим и сходим. Ее разноцветные глаза блестели счастьем, на лице сияла улыбка.
Он не возражал. Ляля сняла кофту и постелила под голову подруге. Катя предложила друзьям прилечь рядом и курить «паровозиком» – передавая дым друг другу. Киса стеснялся, но Ляле идея очень понравилась, раньше никогда этого не делала.
–   Самокрутка  что надо, –  одобрила Катя. Стас немного покраснел от смущения, но сознаваться, где он ее брал не стал. Затянувшись пару раз Ляля куда-то улетела. Пока ребята живо разговаривали обо всем на свете, она замерла и  уставилась куда-то вдаль. Когда ее спросили все ли в порядке, она ответила что-то, непонятно и абстрактно, чуть ли не в стихотворной форме, а потом заявила, что чувствует пульс Вселенной и находится во всех измерениях сразу,  знает о чем говорят букашки в траве, о чем журчит речка и поют птицы. Кате и Стасу стало смешно, они решили посмотреть, что будет дальше и оставили подруге остаток самокрутки.  Они сидели обнявшись и слушали Лялю, которая «вела трансляцию  из детства» – говорила, что видит себя в трехлетнем возрасте и оказывается помнит любимую мамину кружку с узорами, которую кто-то разбил, когда она пошла в первый класс… Очень подробно описывала узоры. Потом она вдруг заплакала.  Киса достал из кармана шоколад и протянул Ляле.  – Вкусно, как в детстве, – чуть ли не простонала она от удовольствия.
– Киса, молодец! Подготовился!  – радостно закричала Катя. – Шоколад после целебных трав самое вкусное на свете!
– Я вас люблю, – скромно произнес он, откусил плитку, зажал ее губами  и протянул Кате, а Катя Ляле. Круг замкнулся.
 Тогда они поклялись, что никогда не забудут эти дни и  друг друга. Выход из леса они искали почти до полуночи. Как ни странно, никто не заметил их исчезновения. И лишь утром вожатая отвела их в зал, где стоял рояль и отчитала по первое число. Потом увидев, что ее никто не слушает,  сменила гнев на милость и  мягко попросила провести остаток дней спокойно, оставалось три дня. Их друзья провели неразлучно и действительно тихо – им было хорошо вместе. Катя написала песню, Ляля черно белый портрет Кати простым карандашом, а Киса делал какие-то записи в блокнот и никому не показывал.
Прошло несколько лет, и троица уже больше никогда не встречалась в полном составе. У всех была своя жизнь… Стас стал менее манерным, весьма сдержанным красавцем и разбил (как любят это слово отверженные) не одно женское сердце, потому что тогда на речке в день знакомства Ляля была права. Катя…
Подъехал поезд и заслонил афишу, с которой смотрела рыжая бестия. Ляля зашла в вагон.
–  Это был самый счастливый месяц в моей жизни, –  сказала мысленно Ляля куда-то в пустоту. –  Я помню как сейчас тот прекрасный пейзаж – речку, лес и девочку с разноцветными глазами, поющую рок.  Жаль –  сильно похожа…
Катя не стала рок-звездой. Нет, она не умерла от наркотиков или неразделенной люби. Просто пьяный водитель не заметил ее на пешеходном переходе. После их встречи на его капоте осталась вмятина от ее головы. Катя…осталась вечно 19-летней. При жизни она подписывалась красивым ником, в переводе обозначающим «душа», когда она об этом говорила, то добавляла душа –  то есть призрак. Конечно же, Ляля помнила этот ник, но никогда не произносила его вслух. Он стал пророческим. Примерно за неделю до той аварии приснился сон как они с Катей идут по лесу и вдруг из зеленого болота вылезает желтый черт и зовет их к себе. Они отбиваются. Но потом Катя  сама прыгает в липкую жижу. Поверхность болота снова тиха и безмятежна, а жирный черт, становится еще жирнее, торжествует. В то утро Ляля проснулась в холодном поту и вспомнила посиделки на берегу горной речки и сравнила их с лесным болотом из сна. Ей показалось это символичным: речка и болото.  Она провела параллель между бурной жизнью и загробным «болотом» из которого уже нет пути обратно.  Ляля хотела позвонить Кате и спросить все ли у нее в порядке, но что-то ее отвлекло. Потом, когда уже все случилось, она много раз вспоминала об этом, но понимала, что опоздала. Представляла Катю на пешеходном переходе, того несущегося на огромной скорости водителя, лужи крови, родителей Кати, узнавших о несчастье…Понимала как все нелепо.
– Катя, почему, чёрт возьми?! Хотя чёрт тут не при чем. Нет, он как раз во всем виноват! Чёрт из сна. Он заграбастал тебя в свое болото. Мы вместе с тобой флиртовали со смертью: убегали купаться в горную речку в грозу, травили себя сомнительными самокрутками, блуждали по лесу, кишащему змеями, ночью. – Ляля мысленно говорила с покойной, потом облизнула соленые губы и укуталась в шарф, словно прячась от прохожих, которые не обращали на нее никакого внимания.  – Я бы все поняла, но чтобы умереть как праведник – на пешеходном переходе, в то время когда горел зеленый…Браво!  Но зачем?
В эту самую секунду Ляля  пожалела о том, что не была на похоронах. Она на них не ходила, потому что злилась на себя, на того водителя, который если бы был трезв и соблюдал скорость, не убил бы… Злилась и на подругу… Хотя что такого она сделала? Просто умерла. Ляля хотела запомнить ее такой, какой увидела впервые – юной и дерзкой, с гитарой. А не в гробу в марлевой маске. Теперь память сыграла злую шутку – Ляля ясно видела дерзкую, юную девчонку с гитарой, и верила в то, что она жива. От этого ей становилось невыносимо.  Она поняла, что прощание с покойным нужно вовсе не покойному, а тем, кто остался, и все традиции придуманы не зря. И вообще мир такой, какой он есть и определенная логика в нем присутствует.  Ляля поднялась наверх и вышла из метро. Жадно вдохнула свежий морозный воздух.  И ощутила облегчение. Достала зеркальце, чтобы проверить на месте ли макияж и увидела на лице первые морщины… – Кому-то они не грозят, – горько усмехнулась она.  Люди проходили мимо, куда-то спешили,  пели птицы, гудели машины. Все было так естественно. Жизнь кипела и звала попробовать все, что еще неизведанно за себя и за тех, кому уже не дано.