С любовью к вам

Стихи, проза, переводы




Зачем ты в этот мир пришла

Зачем ты в этот мир пришла?
Спросила как-то я себя -
Чтоб вербой нежной распуститься,
И зноем летним насладиться,
Зимою - снегом распушиться,
Затем – уснуть…
Зачем я в этот мир пришла?

1976
 



                В дороге длинной



В дороге длинной, быстро спетой,
Устала я, устала я.
Наряд иллюзий многоцветных
Смешит тебя, смешит тебя.
Как неизбывно, неустанно
Плетешь тоска ты кружева,
Сплетая в круг слова, знакомых,
И непрожитое вчера.

Но натянув, наряд вечерний,
Как смех безумный весела,
Забуду день, забуду встречи
И буду, друг, тебе мила…


1977

 


                Прелюдия


Казалось мне – дни жизни бесконечны.
А мамины глаза, смотрящие с тоской
И предостереженьем на меня,
Лишь видимость ее.

Меня минует боль твоя.
Ах, мама, я испить должна
Всю вереницу долгих дней,
Дней бесконечных, беспечальных
И горьких, в муке изначальной,
Хмельных, как миг прикосновенья,
Безумных, в тайных сновиденьях,
Я все, я все испить должна…

Ах, мама, вечно – знаю я -
«… а мир светляков нахлынет -
И прошлое в нем потонет
И крошечное сердечко
Раскроется на ладони…»

Казалось мне, дни жизни бесконечны

1983
 





                Отцу
               

Слова, слова, слова, слова,
Как будто в забытьи,
И странный сон,
Забытый днем,
Во мне ожил…

Войду ль в тот старый дом,
Вдруг ставший сном,
Дом детства моего?
Увижу ль тень, что у двери
Быть может ждет меня?

Тебя, седого, у двери,
Спрошу ль – куда идти?
Коснусь руки,
Прижмусь к груди,
Не отдохну в пути…

1976
 

               
       Долины разлуки
Долины разлуки окутаны туманом сырым,
От которого вздрагивает сердце
И наворачиваются на глаза слезы.

Утром, пока солнце не высушило
Печальную вату тумана
И не стерло воспоминаний,
Спешу туда тропою,
Усеянной камнями тоски.

Долины разлуки ждут меня.
И солнце не стерло еще
Бесплотную тень,
Устало сидящую под деревом встречи

Отец мой любимый!
Меня истомило ожидание встречи…

А день уже золотит
Груду пестрых шаров и мишуры,
Что мастерил здесь долгие годы
Отец мой, в ожидании встречи.

Опускается ночь.
Печальный туман и бесплотные тени
Неслышно покидают долины разлуки,
Обнажая дно каменистого ущелья…

    Леону
               
Дай мне руку
И я поведу тебя
В свой зачарованный мир,

Сниму с волос твоих
Седину усталости,
Сотку наряд спокойствия
Из тепла развалившейся церкви
В весеннем хмельном бреду.

Мир очерчен судьбой.
Круг незрим – не дойти.
Так останься, смотри –
Это сын мой играет
С моим безумным сердцем
На тропе, что уводит к теням,
Нас породившим.
Веселы они и беспамятны
И не знают меня…

Что же там, впереди?
Круг незрим – не дойти
Так замрем же – смотри
Нежная зелень одевает
Зачарованный мир…
1976


                Что мне сказать тебе

                Что мне сказать тебе,
Когда нет слов.
Лишь звуки,
Надрывающие душу, неведомые.
Лишь августовские женщины
В цветастых уборах,
Лишь праздничный гроб.
Лишь невеста в красной фате.
Лишь дрожь в онемевшей руке.
И судорожные слезы,
Застывшие комом в горле

1983
 

                Без названия
Переполнено сердце, безрассудное сердце
Невыносимой болью, совершенной верой
И щемящей нежностью

К кому? Почему?

Почему неустанно и многократно
Рождаемся мы сами в себе,
Наделяя свою старую оболочку
Все более беззащитной сердцевиной?

Не потому ли старики
Так похожи на детей,
Что истончившаяся оболочка
Не в состоянии более
Скрыть свою сердцевину…

И боль, и нежность,
И совершенная вера
К кому? Почему?
Все больше, и больше
Переполняют мое безумное сердце

Как это вынести?
                Вынести…
                Вынести…

1984


                И вновь весна

И вновь весна.
Не жди. Не надейся. Не жди.
Дорога одна. И в пути
Не смей оглянуться на горы,
На далекие, весенние горы

Все дальше, вперед иди.
Не смей срывать цветы.
Цветы – ах, не мята ли это,
Дурман светляков и росы?

Не жди вновь утра. Не жди.
Не верь своим снам – то не ты.
Не жди, не надейся, смотри –
Вон там уж конец пути…


1984
 

                Покой
Как бы мне хотелось окаменеть,
Потерять слух, зрение, рассудок
Не жить, а просто – быть.

Быть, чтобы при необходимости
Можно было бы использовать меня
Для стирки, шитья, готовки
И прочих ненужных дел

Ибо я не могу себе позволить
Окаменеть
Покой – Освобождение – Ничто…

Поскольку мой сыночек, моя греза,
Мне нужно быть.

Быть
Чтобы укачать тебя, убаюкать
Приласкать, обнять и утешить
И коснуться тебя.
Чтобы мог ты расти и верить
Что все это кому-нибудь  нужно,
                нужно,
                нужно…

1985
 





                Слова

Я выплакиваю бездну,
Обуявшую меня.
Бездну, что не облекается в слова.
Ибо они понятны лишь тому,
Кто также пытался выплакать бездну,
Не найдя никого,
Кто понимал бы эти слова…

1999
 


        Собор

Мне больно, больно.
Не прикасайтесь ко мне
Словами, взглядами – ничем…

   
 Я вновь в пути, бегу от боли.
Вот он, Собор. Врата открыты.
Кто эти лицедеи? Люди?

Я с безнадежным криком
«Бога нет» - срываюсь в бездну,
Лечу всю жизнь…
И застываю хилым крестиком
На груди каменного истукана –
Расколотого подобия Бога

1998

                Теплый стан

Теплый стан, Теплый стан, Теплый стан.
Ты убежище и одиночество
И в молчанку давно не играешь
И к себе ты уже не пускаешь

Или запахи эти исчезли?
Ведь цыганкой ты больше не пляшешь.
В темный угол забившись, лишь плачешь.

Оттого ль твои свечи погасли
Что труха твоих стен еще в красках
Тех сердец, того солнца шального…

Как сумел ты взять и так наспех
Покрыть памятью мертвой былое

1982
 

                Незабываемое

                Памяти Ильи Антонова


Я увожу отрывок лета,
Прозрачной летней ночи грусть,
Молочное тепло рассвета
Сны белых пароходов –
В путь…

Как трепет век
Мгновенья эти
Усталой фразе
Не вспугнуть.
Грядет рассвет!
Все больше света!
Скорей, скорей, скорей уснуть…

1976
 




                Дорога

Мне сын сказал –
Смотри-ка, мама,
Дорога льется,
Не бежит,
И мы плывем по ней
Сядь прямо -
Устало сыну я в ответ.

Мне сын сказал –
И горизонта нет,
Его залили
Озера синей синевой,
И горы спят.
Их не укрыли
Баранов шубкой меховой.

Ах, сын,
Леса темны,
            Цветы увяли,
                И горизонта нет. . .


1982
 


               

                Романс

Далеко, далеко, далеко,
Ты печально, и тихо, и нежно
Тронь струну
И она отзовется
Так печально,
Так тихо, так нежно. . .

Далеко, далеко, далеко
Засмотрюсь я в лесные озера,
И в ответ –
Так печально, так тихо, так нежно,
Темный взгляд,
               тихий взгляд,
                скорбный взгляд.

1986
 



               
                Мой Ереван

Зимний день
В холодеющем свете
Черно – бел.
Он губами заснеженных террас
Пьет вечерние звуки глухие,
Дым печей горьковатый –
Пресыщенно,
Не торопясь…

Тонкой марлей ночь повисает
На темных изломах
Антенн и дерев,
Ближний холм горизонт заполняет
В зябнущих снах
И огненном мусоре
Новогодних елок…

1979
 




                Ночь

Ночь, ночь, ночь
Я снова умираю,
Укрывшись смятеньем
И тревогой,
Баюкая нестарящуюся душу
В ожидании дня…

2012
 




                Молитва

Сиди тихо, тихо, тихо
Молчи тихо, тихо, тихо
Беда лихо, лихо, лихо
Сиди тихо, тихо, тихо

Господь всемилостивый!
Единый в трех образах –
Отца, Сына и Святого Духа
Не дай предстать, Милосерд
Перед твоим отсутствием

1999
 


    Малатья

Бесплотное время
Клочьями сожалений
Набивает мое старое тело.

Задувая искры в дальних углах,
Воровато оглядываясь
И ухмыляясь,
Приподнимает свой расшитый подол. . .

И я трепещу
Близ неотвратимых
                беззвучных
      далей. . .


2013
 

                Гавар
               

Это – удивительный городок в колюче-замкнутом временном пространстве.
Гравитационное очарование его в те далекие позабытые времена было настолько велико, что покинуть его не могли даже инопланетяне, движущиеся со скоростью света.
  …Отец, зажав в теплой ладони мою руку, в сопровождении сарказма мамы Роз и небольшого хурджина с едой идет-ведет нас к зеленому заливному лугу – Чиманнер.
     Терпеливо объясняя по пути:
Вчера ночью там, из родников родилась река…
Вот они, Чиманнер, что дают жизнь реке.
Плавной, медлительной.
Рождающейся вдруг. Внезапно.
Широким полукругом,
Из Ниоткуда,
Пьющей воды подземных родников
 Мимо нас чередой спешат виды аскетичного городка.
Отец – молодцевато:
Это кузница. Здесь подковывали моих лошадей.
О, да! З-р-н-г! З-р-у-н-г! – наковальней звенит прозрачный воздух. Дымятся конские «каштаны».
    Над городком, над отцовским отчим домом, объемля ВСЕ и защищая их от солнца, вьется запах новорожденного лаваша.
Ломанная линия гор, слившись с горизонтом, плавно перетекает в овал.
Черный квадрат. Красный крест. Черный круг. Красный квадрат.
    Благословенный август. Праздник Навасард. Начало года. Желтые пшеничные поля, взявшись за руку с ближним горным хребтом, зашлись в круговом танце. Горячий воздух поет–вибрирует голосами тысяч цикад.
    Над беспредельным куполом неба, синим-синим Севаном и дремлющим Гегамским хребтом царит ЦВЕТ…
                Тише… Тише…
Здесь царство Лазури, Охры, Изумруда. В зачарованном царстве этом, окружающем городок, исчезают «верх и низ». «левое и правое».
 И возникает МИР, соотнесеный с Мировой Гармонией.
    …Ах, все цвета в туманы уплывут, и разлетятся тихо над спящими полями…
    …Декабрьский Черный Круг, оторвавшись от заснеженных гор, застилает небо, заменяя Солнце.
Отец, отвернувшись от зала, окаменев стоит в глубине СЦЕНЫ.
Городок, помертвев лицом, сидит истуканом. И тоска, его и моя, переплавившись в Огненный Квадрат, заполняет пустоту белого-белого зимнего неба. Декабрьского неба, провожающего в последний путь Отца.
А городок Гавар – ;;;;;;, превратившись в грезу, остался жить в том далеком и позабытом 1950-ом.

2015

 

              Серьезное дело похороны
Умер отец Акопа. Коллектив нашего НИИ, обняв два рыжих венка из осенних хризантем с надписями на траурных лентах «Соболезнуем», направляется в район старого Еревана – двор кинотеатра «Ереван».  Ереван моего детства.
    Здесь, в маленьком покосившемся домике с крошечным садом вокруг и живет Акоп. А в одной из трех комнатушек со вставшим на дыбы деревяным полом лежит отец Акопа. Под ним – колченогая тахта, одетая в старый облысевший ковер, в ногах букеты бумажных роз.
   Кособокие стены и небольшие оконца клонятся к центру. Перспектива нарушена. Соболезнующие, попеременно сменяясь, хороводом обходят гроб и, ненадолго присев на полукруг древних венских стульев, скорбят…
    Со стен из позолоченных рам сочуственно смотрят на них дедушка и бабушка Акопа, как бы говоря:
«Знаете, все-это-не очень-страшно».
Особо расчувствовавшихся утешает глубокий голос дудука. Отцу Акопа дудук нравится. Очень. Акопу – не очень. Хотелось бы чего-нибудь посовременнее, скрипку, что ли !
    Дважды обойдя покойника, поклонившись, повинившись, коллектив облегченно вздохнув, выходит во двор. К двум чахлым тутовым деревьям. Женщины в цветастых платьях бдят у гроба. Уходим. Пыльный предвечерний Ереван смотрит вслед добрыми глазами черно-туфовых домов как бы подтверждая: «Видите, ВСЕ ЭТО СОВСЕМ НЕСТРАШНО. ДЕЛО ОБЫЧНОЕ».
    Сегодня хороним бабушку Сирамарг.
Окраина нового Еревана, взбежавшая на холмы Нор Норка, застроена пугающе одинаково-разными серыми панельными многоэтажками.
    В январских сумерках вход в подъезд охраняет шеренга богатых траурных венков под присмотром лакированной крышки гроба с золотыми вензелями. Welcome  на панихиду! Дребезжащий лифт госте¬приимно взмывает вверх к маленькой бедной квартирке, где ждет последнего «прости» бабушка Сирамарг.
    Нет древних венских стульев и бумажных роз. Бабушку провожают дорогие свечи, охапки живых цветов и пластиковое великолепие голубых синтетических обоев.
Седая сгорбленная бабушка Сирамарг, удобно устроившись в гробу, неторопясь, терпеливо успокаивает испуганных плачущих внуков: «ЗНАЙТЕ. ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА. ВЕРЬТЕ, ВСЕ СОВСЕМ НЕСТРАШНО…».
    Уходим. Стая ворон, тучей взмыв с дерев, заполняет темнеющее январское небо, хрипло приветствуя новую весну...
2013

                АРМАГАН

Армаган–потухший вулкан, конусообразно высящийся над севанским бассейном в районе Мартуни.
    Лето 1991. Позади тяжкая зима и пережитая боль. Мы снова в Мартуни, в двух деревянных домиках у самого берега.
Прозрачными утрами из синевы озера выплывают рыбацкие лодки, груженные рыбой. Молодцы в резиновых сапогах, подогнав лодки к берегу, споро торгуют крупным восхитительным сигом.
     Ели ли вы что-либо вкуснее севанского сига, почти заживо сваренного в севанской воде, на севанском хворосте?! Так да или нет?
Наши покровители – хозяева местечка – секретарь с председателем - зовут на на Армаган.
Подали грузовички. Едем. Дорога веревкой обвившая крутые склоны, камениста. Все выше в горы. Горячий воздух звенит голосами цикад. Они там, в нижних лугах, с цветущими маками и выгоревшей травой. 
    В кузове нашего грузовичка скорбно блеет баран, радостно бренчат бутылки. И кажется шагнешь из машины – сорвешься в пропасть.
Вот и вершина. Армаган.
Грузовичок перева¬ливает через край кратера и застывает на внутренней стене вулкана.
    Заколдованный мир! Поющая благоуханная тишина. В жерле кратера плещется серое озерцо в обрамлении каменистых валунов и нерастаявшего снега.
Склоны кратера одеты чахлой травой и вулканическим шлаком.
    И кажется – нет времени. Не было начала. Не будет конца. Все остановилось. Людские фигуры наклонно утыканы в склоны вулкана. Перспектива нарушена.
С  чем соизмеряться?
     Громадный синий купол неба шапкой укрывает потухший Армаган. Ватное облако, неторопливо и плавно обогнув край этого удивительного мира, вливается в чашу кратера. Вокруг бело от душистого тумана, обнявшего все. Облако плывет, плывет и медленно выливается вниз – к золотым полям и синему озеру у ног вулкана.
     Дымится шашлык из скорбного барана, звенят стаканы.
     Садимся в грузовички и, нехотя выпутавшись из волшебства нарушенной перспективы, задвигаем зана¬вес заколдованного мира.
Вниз.
     Никогда больше не вернуться мне на Армаган…

2013


 ПЕРЕВОДЫ

 ЕГИШЕ ЧАРЕНЦ

Мои слова как колокольный звон.
Переливаются манят в сини.
Печали, что бесплотны и тоскливы,
Всего лишь сны, всего лишь грусть в лазури,
Прозрачные печали, парящие в сини…

 



Раскаленное золото солнца –
Прохлада сожженной души.
Пылающий образ души,
Распятой в горном храме.

Обнявши крест златокрылый,
Улыбчива и пылка,
Душа как первый поцелуй,
Как румянец алый,
На девичьем твоем лице.

Как застенчивая печаль,
Как призрачный струящийся багрянец,
Как солнечное воспоминание…





Солнце в голубом – золотой мотылек.
Небо исходит синей синевой.
Пламенеют, горят два алых крыла.
Рдеет оно.  Зачем? Для кого?

Пылают, горят в беспредельной дали
Два алых крыла и венец золотой…
Солнце парит золотым мотыльком,
А небо все есть, живет в голубом…


 

Синюю чашу с трепетом выпей, ты пей!
Сердце твое да полнится сказкой, ты пей!
Вечернее небо пускай без конца
Полнит душу синим вином,  ты пей!
Пусть молчит твое сердце, грезя печально
Синюю чашу, чарующую  душу, ты выпей!





Сестра моя!
Я воспарю колокольным звоном, чтобы уйти…
Завороженным и смиренным я воспарю, чтобы уйти…
К небесным сферам в сумерках вечерних
Бесплотным и незримым я воспарю, чтобы уйти…
К синим пределам загробного мира,
Пристанищу закатного солнца
Я воспарю.  К стране Аменти.
Я воспарю, сестра моя,  чтобы уйти…




Я иду. Смотрите ! Смотрите!
Я иду из веков…
Я несу свои сны многоцветные,
И песни безрассудных дней.

Смотрите ! Смотрите!
Ведь незнакомы мы…
Я любил этот мир беспредельный
Но давно уже, как схоронил
В ядовито-зеленых днях воспаленных
Обескровленные крылья свои…

Схоронил их в тех днях безвозвратных,
Когда темная ночь беспросветная
Заворожала тьмой и покоряла вас…

И иду я сейчас многоликий,
Обесславленный и падший, как шлюха,
Я – смиренный и кроткий,
И забытый, как давняя мечта…


 


Синева, сестра моя – молитва души,
Синева – это грусть,
Синева – неизреченная тоска –
Прозрачна и чиста…

Синева – дождливое утро
Бездонных твоих глаз.
В синеве давним вечером
Душа моя рыдала,
Бессильна и кротка…

Синева – на заре к молитве зовущий
Звон колоколов,
Синева – это слезы,
Синева – это роса
Души и Вселенной…

В синеве божественное слово
Струится по небосводу,
А душа – священный оттиск
В лабиринтах синевы…

И то, что пока не свершилось
Но должно произойти,
Прозрачным вином струится
В младенческом сердце
И синеве души




МАТЕОС ЗАРИФЯН

Есть ночи, такие светлые,
Что чудится – само небо
Каплями стекает вниз,
К серебряной песне забытой.
Таинственного мира,
Где боги обнялись в смятенье…

Есть ночи, такие темные,
Что мнится – Это песня забытая


Ночною тьмою льется вниз
В волшебный незнакомый мир,
Где смятенные души
Приникли друг к другу в порыве…


 

НААПЕТ КУЧАК

Милая, дарю гранат,
Алый, сладкий плод.
Сколько зернышек внутри?
Сможешь сосчитать?

За зерно – по поцелую
Больше не прошу!

До чего же глуп ты, милый!
За зерно по поцелую?!
Как могу я целоваться
С ночи до зари?...




О ночь, молю, не уходи!
Стань лучше годом, сможешь ли?
Ко мне мой милый в дом пришел,
Ко мне навек! Ведь знаешь ты…

О утро, медли, не спеши, уйди!
Ведь игры наши потревожишь ты!
Приходишь, прогоняешь ночь,
Меня с любимым разлучаешь… Прочь!





Белолицая краса!
Долго ль сердце
Будут ранить
Алые твои уста?

Ты бровями поведешь –
Истоскуешь, изведешь,
Пуговицу расстегнешь –
Белой грудью поведешь,
В плен навеки ты возьмешь…

Если встанешь
И уйдешь –
Душу мою уведешь…
 


Тебя изваял Всевышний.
Ты – белоснежный храм.
Груди твои – сияющие лампады,
Что освещают храм.

Позволь поселиться в том храме,
Стать твоим звонарем,
Позволь возжигать лампады
И ночами молиться в нем.

Уходи, легкомысленен ты,
Слишком дерзок твой взгляд,
Не быть тебе звонарем в моем храме,
Не возжигать лампад.

Ведь уйдешь ты к другим,
Увлеченный пирами
И забудешь меня…

И погрузится в мрак
Белоснежный мой храм,
И лампады погаснут в ночи


АВЕТИК ИССААКЯН

Студеная ночь.
Звезды безмолвно
На землю глядят…
Блики луны
Коснулись горы –
Спящих отрогов,
Снежных покровов

И склоны –
Искрятся, сверкают.
Пронзительный ветер
Раскинувши крылья,
Воет в стремительном беге,
Крупинками снега
Бесцельно вонзаясь
В скалистый утес.

Бесконечен мой путь.
Кого я ищу?
Зима и метель…

В смятенье бреду
В одиночество, в ночь…
О, если бы вдруг
Позабытый мой друг
Надеждой меня озарил…

                Абу-Лала –Маари
                (отрывок из первой суры)

И караван Абу-Лалы
Тихо, журча как родник,
Неспешно шагал в уснувшей ночи…

Ровным шагом отмеривал
Тот караван свой извилистый путь
И струился сладкозвучный звон
Нарушая безмятежность полей

Изнеженный, в неге Багдад почивал
В раскошных лучезарных снах Джанната
В гюлистанах газели распевал соловей
Томясь от любви

Фонтаны сверкали алмазом
Благовония и лобзанья
Воскуряемые дворцам светозарным
Витали вокруг…

Караваны жемчужных звезд
Блуждали по небесной сфере
И звучал небосвод беспредельный
Несмолкающей гармонией звезд

Благоуханием гвоздики
Навевал ветер сказки
Тысячи и одной ночи,
Пальмы и кипарисы
В сладкой истоме
Качались вдоль дорог…

И караван, величаво ступая,
Не оглядываясь, струился вперед.
Неизведанный путь ласкал и манил
Абу-Лала неисчислимыми соблазнами.
Шагай, мой караван, не уставая
Шагай до дней моих последних…

Так, беседуя с сердцем, странствовал
Великий поэт Востока Абу-Маари
Шагай, мой караван,
В пустынные края уединенные
В вольную изумрудную даль
К Солнцу воспари, мое сердце сожги
В пылающем горниле светила

…"Выехал на сиреневое нагорье и по сторонам стали попадаться огромные черно-красные остовы армянских церквей, словно руины какого-то исчезнувшего мира.
Никогда не видел ничего потусторонней этих развалин. В первой же церкви остро почувствовал, что она вообще не людьми построена, а существует вне времени.
В этих стенах был какой-то древний космический завет, заключенный до рожде¬ния нашего сознания, на ином языке.
Армяне потрясающе вписывали церкви в ландшафт, словно Создателю был нужен последний мазок и он давал кисть человеку.
Глядя на маленький храм среди огромных библейских просторов, я испытывал острое чувство Радости, Ясности и Свободы.
Церковь жила в ВЕЧНОМ. ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС. И я тоже чувствовал, что живу…"

Александр Бурмин
 




Голос Родины моей охрип.
Звучит сдержанно и печально.
Но, как и всегда, ОН ЯСЕН И СВОБОДЕН.

Родина моя,моя Армения!
Страна застывшего камня,
Колыбель вечности.
Я не прощаюсь с тобой
Ведь я еще вернусь…
Ибо смерть – всего лишь состояние души…


Майя Манвелян
декабрь, 2015