Деды-патриоты

ДЕДЫ-ПАТРИОТЫ.
Середина 70-х.
Я учусь еще в школе.
Русский язык пока на стадии изучения у меня. Языковой среды нет. Все говорят на азербайджанском, к тому же на диалекте Казахского района. Помогают фильмы, песни, книги. Радуюсь любой возможности прямого контакта с носителями языка. Очень редко к нам приезжают какие-то группы, труппы. Нет, трупов не завозили! Приезжали живые музыканты. ВИА (Вокально-инструментальные ансамбли). Коллективы со всего СССР. То с Украины, то России, то с Белоруссии.
 
Часто бываем в Грузии. Рад даже возможности поговорить на русском с грузинами. Успел побывать в Артеке. Пообщаться даже с армянами. С детства там отдыхали , в Дилижане. Раз в год грузинские, армянские и азербайджанские школьники встречались у Красного моста на границе с Грузией. Нас почему то всегда раньше времени увозили оттуда. А мне хотелось подольше там оставаться, пообщаться, поговорить. А в самом райцентре были аж две школы с обучением на русском; 2-я школа и русско-армянская. Приветствовалось знание русского. Проводились даже олимпиады на республиканском уровне. Любой , кто знал русский мог претендовать на более высокую должность, чем азербайджаноязычный. Изучению русского языка отводилось достаточно часов в школе. Даже делили класс на две группы для лучшего усвоения материала. Так поступали еще и с английским и французским. Но у нас был только французский. К нему я тоже тяготел. Но возможностей для изучения было еще меньше. С русским мы как-то еще сталкивались в повседневной жизни. Страна была едина. И не было никаких препятствий для того чтобы свободно передвигаться по огромной стране. Чем мы и занимались периодически. То Сочи, то Москва, то куда-то еще. И цены были на переезды небольшие.

Русский язык был для меня привлекателен сам по себе. Откуда это во мне не знаю. Ну может в детстве ходил в детский сад, где все дошкольные занятия проводились на русском языке. И может на подсознательном уровне то, что я получил в садике требовало продолжения?
 
Вообще-то я хотел о другом. О двух случаях, почти идентичных, которые произошли со мной и с моими двумя дедушками.

Первый дед, Самед Мурадов.
 
С отцовской стороны. Со следом осколка на лбу и вмятиной от пули на плече. Почти в самом начале войны он потерял сознание от пули и осколка. Проснулся уже в плену. Попал в Бухенвальд. Точно не знаю, но по-моему он провел все годы войны в плену у немцев. Выжил. Благодаря французу. Врачу.

Женевская конвенция об обращении с военнопленными, иначе называемая Женевская конвенция 1929 года была подписана в Женеве 27 июля 1929 года. Её официальное общепринятое название конвенция об обращении с военнопленными. Вступила в силу 19 июня 1931 года. Именно эта часть Женевских конвенций регулирует обращение с военнопленными во Второй мировой войне.

Будет возможность почитайте. Любой военнопленный был защищен этой конвенцией не хуже простого гражданина любой страны. Право на то, право на это. Запрет по отношению к нему на определенные действия. Медицинское обслуживание, работа, отдых, письма, посылки, денежное пособие и многое другое. Почти как в санатории. Это я немного загнул конечно. Но вполне сносные условия, чтобы не беспокоиться ни о чем в ожидании конца войны или передачи родине. Ты просто военнопленный. И все! Никаких тебе пыток, работ за пределами физических возможностей, наказаний, пыток, издевательств.
 
Конечно, на практике это могло как-то не так гладко выглядеть, но то что все европейские и американские военнопленные были защищены этой конвенцией видно даже в фильмах снятых американцами про Вторую Мировую войну.
 
А Советский Союз не подписал эту конвенцию, чем моментально поставил своих пленных в положение ниже животных.

Немцы могли примерно так думать: Раз им наплевать на своих военнопленных, то черт его знает что они творят с нашими у себя.

Советские военнопленных юридически не существовало. С ними можно было делать все что угодно. Травить газом, заставить работать на любой работе, не кормить, не одевать, не лечить, сваливать в яму, поджигать, хоронить живьем в общей яме, или просто дождаться пока они не умрут от всего этого.
 
Почти четыре года дед провел в Бухенвальде.  Этот концлагерь  считался одним из самых жестоких. Выживать там мало кому удавалось. Мало кто выдерживал жесточайший режим концлагеря.

Но дед выжил.
 
Он мало рассказывал о концлагере. Почти ничего. Единственное, что он охотно рассказывал , это про то, как французский врач его спас от неминуемой смерти. Он обучал искусству выжить, гигиене, умению общаться. Он, французский врач, имел все права военнопленного. Он получал довольствие, вполне пригодное для поддержания организма в порядке, он получал посылки с родины, из Франции. Колбаски, ветчину, сыр. Может даже бутылку бордосского. Кто знает. Но получал. И делился с моим дедом и своим пайком, как нормальному военнопленному и частью продуктов с родины. То, что дед не голодал и физически оставался здоровым помогло ему избежать участи миллионов узников концлагерей. Его не убили, он сам не умер и дождался освобождения. Не знаю, знал ли дед французский и на каком языке они общались. Но одно знаю точно, что жизнью своей он был обязан французу. Потом мой отец, его сын всю жизнь изучал французский и поступил в Медицинский Институт в Москве,старшая сестра  поступила в Институт Иностранных Языков на факультет французского языка имея золотую медаль по итогам средней школы и право на один экзамен по специальности. Долгое время работала с французами и в конце все таки уехала жить во Францию и создала семью с французом.

Я изучал тоже, но безуспешно и не стал врачом. Но история имеет продолжение в лице племянницы, , которая поехала в Париж изучать французский язык. Думаю, на этом связи с Францией не закончатся и будут иметь продолжения. Жизнь подаренная французом вернулась на его родину, уже в двух "экземплярах".

Ах да. Дед!
 
Он вернулся и долгое время оставался как бы опять же юридически в непонятном состоянии. Вроде он был советским гражданином, но с каким-то низким чем остальные уровнем. Его не брали на работу, от него отворачивались власти, его клеймили и называли врагом народа, только за то , что оказался в плену, еще и имел наглость выжить. Долгое время ему было очень плохо. Только когда Сталин умер стало легче. Перестали на бывших военнопленных смотреть как на врагов народа. Он наконец-то устроился на работу. Но старался не лезть на рожон. Политических разговоров не вел, в дискуссиях не участвовал. И вообще старался говорить очень мало. Друзей у него было мало. Работа-дом. Дом-работа. Советский Союз выработал у него инстинкт самосохранения. Не высовываться. Оставаться в тени. Никакой публичности. Просто делать свою работу молча и тихо. Если учесть, что до войны ему и нашему роду тоже пришлось нелегко, когда советская власть долгое время гонялась за потомками беков, буржуев, "кулаков", постепенно отнимая все, еще и пытаясь их обвинить во всех смертных грехах, то понятно почему он был таким угрюмым, жестким, иногда даже жестоким. Иногда мой двоюродный брат, который был у него в попечении и которому доставалось от деда, называл его фашистом и обвинял в том, что он наверное был полицаем у немцев, на что дед еще больше распалялся. Но это уже другая история...

Для дополнения портрета деда добавлю, что он был почти идеальной копией французского актера Жана Габена в преклонном возрасте. Я мог бы выставить портрет Жана Габена вместо дедушкиного. Поразительное портретное сходство. Не только физически. Такой же основательный, тяжелый на общение, человек не слова , а дела. Что-то он все таки носил в себе тяжелое с тех самых времен. Вед невозможно пройти ад и остаться таким же, как и до него. Ко мне он относился достаточно мягко, но я все равно боялся его. Помню, как один раз просидел на ветке высокого абрикосового дерева в ожидании его ухода с сада несколько часов. Он мне ничего бы не сказал. Но одного его взгляда хватило бы.

И вдруг случается самое удивительное.

Выясняется, что я вместе с ним иду в Дом Культуры.
 
С ним!
 С дедом!

 Никогда до, и никогда после я ни разу не слышал, не видел, и не помню, чтобы он как-то оказался в публичном, общественном месте, за исключением празднования Дня Победы во Второй Мировой войне. Он там тоже молчал. Другие выступали, толкали речи, благодарили советское руководство, партию за светлую жизнь, за безоблачное небо над нашими головами примерно в таком духе:

Закончилась зима
Наступило лето
товарищу Сталину
Спасибо за это

Проклятые фашисты, дружная семья советских народов, интернациональная фронтовая дружба, великая страна победившая фашизм...

А он молчал. О чем, не знаю и уже никогда не узнаю.

Был такой ясновидящий или медиум в Азербайджане. Как бы местный Вольф Мессинг. Наш, локальный. Тофик Дадашев. Он читал мысли. По крайней мере  подразумевалось, что он умеет читать мысли. Представление или выступление Тофика Дадашева мы и пошли посмотреть.
 
Был у него помощник на сцене, который принимал записки от зрителей с текстом, о том, что надо делать медиуму, принимал, сортировал, приглашал на сцену, держал в руках записку, Тофик Дадашев напрягался, ходил по сцене взад и вперед, вокруг "заказчика", очень жестко призывал его думать про свою записку:

Думай! Думай! ДУМАЙ!!!

Зритель терялся полностью, переставал даже помнить что же он там написал в записке, потом медиум хватался за его руку, как бы соединяя внутренние стороны рук от локтя до запястья и в таком виде спускался в зал, ходил между рядами, жертва его тащилась за ним рука об руку, медиум выкрикивал свою фразу, заходил меж рядов, хватал или вытаскивал какой-то предмет или у того, кто рядом или у того , кто сидел, засовывал в карман другого и моментально возвращался на сцену для следующей записки. Тяжело было смотреть на все это. Жалко было тех, кто писал записки. Если помощник выбирал чью-то записку и звал его на сцену, тот моментально терялся, переставал что-либо понимать, напрочь забывал, что он там написал в записке. У него пропадал дар речи. Мысленные способности исчезали полностью.

А наш медиум как будто специально этого добивался. Был страшно возбужден. Почти до предела. Вот это его возбуждение так парализовало очередную жертву , что никто даже не обращал внимание на то, а правильно ли тот угадал, что надо делать. Все находились в каком-то оцепенении. Чувство страха витало в воздухе переполненного зала. Воздух был так наэлектризован, что любой находящийся там мог поверить во что угодно. Все только и делали, что завороженно следили за перемещениями Тофика Дадашева по сцене и залу, слушали его порывистые выкрики, нервно рукоплескали очередному угадыванию, не зная даже правильно ли он угадал и вообще что он угадывал или почему он должен угадывать какие-то тупые руководства к действию.
И вдруг...

-E-ey, azerbaycanca danish!!! (Эй ты, говори на азербайджанском!)

Это был крик моего деда.

Это был как камень брошенный в пруд с лягушками. Наступила тишина. Тофик Дадашев чуть не уронил очередную грязную расческу на пол. Записки слетели с рук помощника. Все старались вникнуть в смысл сказанного. Напомню, что это была середина 70-х, пик советского строя, когда все были убеждены, что скоро в СССР останется только один язык, язык Ленина и Пушкина. Даже руководитель республики на совещаниях говорил на русском, пытался даже с колхозниками общаться на этом языке. Фильмы никто не дублировал на азербайджанский. Многие азербайджанские фильмы даже снимались сначала на русском языке, а потом дублировались.

Мы сидели рядом. В таком маленьком городке все знают друг друга. Деда знали все. Может дед и не знал всех. Но его точно знали. Меня тоже знали многие, несмотря на такой возраст. Хотя бы из-за отца. Он был врачом-терапевтом. И многие приходили к нам домой минуя поликлинику, где он работал. Еще, почти все знали мою маму. Она работала в школе. И многие учились у нее. И знали меня как сына учительницы. Кроме ветеранов войны в советское время учителей тоже уважали и узнавали.
Я по возможности постарался больше сжаться в кресло. Мне показалось или все таки весь зал повернулся и посмотрел на нашу сторону. Дед повторил фразу еще громче:

-E-ey, azerbaycanca danish!

Знал ли дед русский язык? Скорее всего да. Может и немецкий знал и французский тоже. Но я ни разу не слышал от него русскую речь, тем более две другие. Может и говорил где-то с кем-то. Но со мной ни разу на русском не заговаривал, да и незачем было. Он вообще мало говорил. Даже во дворе. Он почти не говорил в общественных местах. Но тут он не то что заговорил , а прокричал:

-Эй ты, говори на азербайджанском!!
 
Это кричал мой дед.

Дед, Тот же самый дед, о котором я вам рассказал.
 
Мне было плохо.

Но хуже было самочувствие в другой раз уже с другим дедом.

Другой дед. Мамед -Гусейн  Зейналов. (на фото - он)

Совершенно другой человек. Полная противоположность деда с папиной стороны. Высокий, худой, с тонкими чертами лица и зачесанными назад прямыми и длинными волосами (не хватает только бриолина для полной картины), немного крупным, но изящным носом, с усами а ля Эджевит, одним из президентов тогдашней Турции. В отличии от другого деда он был достаточно, даже чересчур интеллигентен. Одевался всегда как денди, обязательно фетровая шляпа, пальто прекрасной кройки, галстук у того деда тоже был всегда завязан, но на этом  галстук как-то смотрелся . Читал запоем. Целую стену гостиной  до потолка занимали книжные полки. Не просто книги, а полные собрания сочинений всех (доступных тогда) зарубежных авторов. У него были настоящие читатели, картотека собственных книг, журнал учета выдачи книг читателям. У меня было привилегированное положение . Я в любое время приходил, брал любую книгу, заваливался на диван и читал отключившись от внешнего мира. Меня за это еще и вкусно кормили. Но перед этим бабушке приходилось орать под моим ухом, чтоб я переключил внимание с книги на реальность.

Ах да. Дед!

Он тоже не любил разговаривать…с ветеранами. Была такая комната, специально выделенная для ветеранов в том же Доме Культуры. Просто пустая комната со столом и стульями. Они приходили в ненастную погоду и резались в домино и обсуждали политику. Тогда (даже сейчас) основной темой обсуждений были отношение между СССР и США. Ничего не изменилось, кроме названия и размеров одной из стран. А дед тоже служил. Он был военным ветеринаром. Учился в Ереване. Тогда ( в начале 20-го века) азербайджанцев там было достаточное количество. Знал старый (эски) алфавит, арабский. Потом ему пришлось выучить латиницу в первом варианте. Это было в 1923-м году. В 1939-м по приказу Сталина латиницу поменяли на кириллицу.  Из за таких частых изменений алфавита почерк деда стал очень странным. Он продолжал думать в письме справа налево, писал слева направо и при этом у него получались какие-то странные завихрения в нижней части любой буквы. А у ветеранов , по мнению деда завихрения были в мыслях. Никак у них не получалось мыслить. Мой дед заходил к ним в эту комнату и через несколько минут вылетал обратно с  проклятиями. Он то втихаря слушал «Голос Америки» И «Радио Свобода». Старался иметь собственное суждение на основе полученных информаций с официальных источников в СССР и зарубежных радиостанций. В отличии от многих до конца жизни читал книги. Тратил последние деньги на них. Иногда даже в ущерб жизнеобеспечения семьи.
 
Мне нравилось с ним общаться. И может тяга к русскому языку появилась благодаря тем книгам, которые у него были. Мне очень хотелось их прочесть. А дед спокойно читал, писал и разговаривал на русском. Он был для меня кумиром. Спокойным , рассудительным, справедливым, начитанным, честным, порядочным, благородным.
И когда я узнал, что мы вместе с ним пойдем в Дом Культуры на концерт радости не было предела.  Тем более выступал любимый мной тогда  певец Полад Бюль-бюль оглы. В афише было написано имя еще одного артиста. Конферансье – Юрий Кукуй. Странная фамилия. Но запоминающаяся. Скорее псевдоним. А может и нет. Теперь я точно понимаю, что он был с Одессы. Все юмористы тогда были оттуда. А наш будущий министр был с Баку. А мы все были с Казаха, райцентра , расположенного очень далеко от Москвы и не так уж близко к Баку. Мы скорее были достаточно близко к Тбилиси.

И вот мы сели на наши места в том же зале. Я сижу с другим дедом. И предвкушаю удовольствие от музыки.

Певец, будущий министр и посол вышел, энергично спел несколько песен с группой «Ашуги», которая в то время  его сопровождала везде. Потом накал его выступления немного снизился. Кукуй (извините), конферансье, начал что-то говорить  для  зрителей в зале. Все таки, не так уж много людей знали русский язык , и не так уж много было среди них – знающих русский – чтобы оценить его шутки.
 
Я для себя давно решил , что знание (хорошее) языка можно определить по двум параметрам. За других не могу поручиться, но от себя и про себя могу сказать вот что…

Первое.
 Человек должен начинать думать на этом языке. Если у него в сознании существует поток мыслей на определенном языке, то можно его назвать носителем этого языка.
Второе, и самое главное для меня.
Он должен понимать шутки на этом языке.

Пример:
 
Все видели фильм «Мимино». При просмотре первый раз фильм для меня остался загадкой. Я не понимал, почему этот фильм называют комедией. Я следил за событиями. И мне показалось, что слово «комедия» написано для привлечения зрителей. Какая же это комедия, недоумевал я. Ко времени выхода фильма я еще не так уж хорошо знал русский, чтобы оценить неправильную речь героев с точки зрения носителя языка. Со второго, с третьего, с  четвертого и бесконечного по числу количества раз просмотра , с каждым разом все больше и больше понимая тонкости языка я все больше и больше влюблялся в  этот фильм. Если можно назвать фильм по примеру книг, то «Мимино» почти настольный фильм  для меня.
 
Знание тонкостей языка не подразумевает умение оценить шутку, если все это не подкреплено знанием  изнутри  жизни того народа, чей язык он изучает. Ведь шутят то в основном над  недостатками мышления или образа жизни. Во всех народах существуют шутки про дураков, или шутки над остальным народом со стороны тех, кто сам себя называет дураком. Парадокс. Но смех вызывается исключительно парадоксальным мышлением того, кто смешит и смеется. И человек смеется в силу парадокса того, что ему говорится или он видит. Только человек может смеяться. Это самое главное отличие человека от животного. И еще, умение читать и писать. Но это так, к слову. Можно не уметь ни того, ни другого (читать, писать) и быть вполне приличным человеком. А можно уметь и то, и другое, но все равно оставаться животным. Животным с человеческими навыками и умением. Но это тоже так, к слову.

Когда будущий министр и посол начал рассказывать про свою поездку во Францию, о том что собираясь на концерт в Париже он дал себе слово, что концерт ему не понравится, но он был таким великолепным, что он забыл обещание самому себе и весь отдался происходящему. Потом еще что-то говорил, я уже не помню. Как-то все послушали, кто-то что-то понял, кто-то не понял, но и не стал зацикливаться на этом. В конце концов он певец и ему не надо было говорить как сейчас. Он тогда не был министром и послом. Он был певцом. Сейчас научился говорить и на азербайджанском. Тогда вообще не задумывался наверное об этом. Ему хватало могучего и великого. Вырос  в Баку! В Баку до сих пор говорят на русском дома и на улице. Странно, но на русском я заговорил именно в Баку! С азербайджанцами , выросшими в Баку. Они не воспринимали азербайджанскую речь. Понимали , но не говорили. Просто вставляли какие-то словечки. А я говорил на азербайджанском, вставлял какие-то словечки или языковые обороты с русского. И даже не заметил, как начал говорить полностью на русском. Не забывая свой, родной язык конечно.

Ах да. Концерт!

А Кукуй начал шутить.
 Он же конферансье!
Он должен не только заполнить паузу между песнями, но еще и развлекать публику, вызывать у них определенные позитивные эмоции, поддерживать тонус, выгодно представить певца, рассказывать смешные истории, шутить…

Он все перечисленное делал. Старательно отрабатывал свой хлеб. Говорил, улыбался, рассказывал, придавал разные оттенки голосу, пересказывал истории  в лицах…
И вдруг прозвучала знакомая фраза. Точь в точь. Как и в прошлый раз, громким и недовольным голосом. Рядом со мной. С соседнего кресла, где сидел мой дед. Другой. Мамин отец. Мой любимый дед. Которого я боготворил.

– E-ey, azerbaycanca danish!!!

Оказалось, что у деда достаточно громкий голос.  Почти командный.
Получив второй удар от второго деда, я вконец сросся с креслом.
Первого я как-то еще оправдывал в мыслях. Я на что-то списал его крик. Уже не помню. Но второго деда , выкрикивающего ту же фразу , там же, теми же словами никак не мог понять .

 Я думал примерно так:

Он то точно знает русский. Столько книг перечел. Слушает передачи на русском. Смотрит фильмы. Комментирует футбольные матчи наравне с комментатором, не хуже, иногда даже лучше чем он. Он то все понимает, что там этот Кукуй говорит. Зачем ему надо было кричать русскому (или еврею) конферансье, чтобы тот говорил на азербайджанском. Он то не заговорит! Может певец-министр-посол мог бы что-то сказать на своем «родном», но не русский же!

Был полный нонсенс в его выкрике. И полный бардак в моих мыслях.

 Как он мог?

 Этот вопрос долго меня мучал. Да так, что до сих пор помню детали того события.
Даже имя конферансье.
 
Вернее фамилию.

 Кукуй!

В полудетском сознании я считал себя опозоренным на весь район.

 Мои деды кричат на концертах!  Те, кто вообще не знают ни слова на русском не кричали, а мои деды, зная русский язык кричали. И требовали азербайджанскую речь. А второй даже от русского, а не от местного медиума.

Сейчас , когда прошло столько времени я начинаю немного понимать ситуацию.
Это не был ура-патриотизм. Слово вынесенное мной на заголовок немного неправильное. Я не утверждаю, что они не любили свой народ или свой язык. Как раз наоборот. Любили и смогли передать эту любовь мне. То, что я пишу на русском не означает, что я не пишу на родном. Те, которые читают на азербайджанском могут подтвердить это. Я знаю свой язык и люблю. Можно сказать, что  обожаю. Когда слышу правильную речь, когда читаю правильно написанный текст, я готов расцеловать человека, который умеет так говорить и писать. Но последние 25 лет идет такая деградация в просвещении, что те , которые могут это,  давно утонули в потоке косноязычных неучей, выпущенных нашими школами и высшими заведениями. Иногда оказывается, что не носители языка говорят на азербайджанском чище, чем сами носители. Это позор, это ужас. Но это реальность.
 
Они кричали не для себя. Они кричали для тех, кто не понимает. Им это не нужно было.

Нам это было нужно. Всему народу.
 
Как грузинам, которые говорят исключительно на грузинском.
 
Как армянам, говорящим между собой только на армянском.

Как туркам, обожающим свой язык.

Как тем же русским, развивающим свой язык.
 
А мы …

Мои деды хоть прокричали по одному разу публично, не выдержав всей нелогичности ситуации.

Один по отношению к местному медиуму, который ни слова не сказал и даже не знал на своем родном.

А другой послу-министру-певцу, который  в райцентр Азербайджана притащил русскоязычного конферансье, и который сейчас вынужден защищать интересы Азербайджана в России.
 
Сейчас.
После потери земель.
После 20-го января.
После развала СССР.
Только после этого начал изучать свой родной язык.

Почти сродни русской аристократии, которая  отказалась наконец то от французского языка и начала изучать русский язык после 1812-года.

Мы до сих пор не закончили процесс изучения и даже испортили его.

Родной язык, которого требовали мои деды в те стародавние советские времена…

И напоследок…
Русский язык я все равно люблю.
Ведь знание и изучение другого языка не требует отказа от собственного.
Но начинать надо с собственного.



19.01.2017.
Зия Ф.М.