сборник записок гр. Муравьева-Виленского, о мятеже

Представляем вашему вниманию один из важнейших документов - «Воспоминания М.Н. Муравьева о восстании 1863-1864гг.», надиктованные Михаилом Муравьевым в 1866 году незадолго до его смерти и многие годы, ходившие в списках. В 1882-1883гг. они были опубликованы в нескольких номерах журнала «Русская старина». Этот журнал был самым известным в дореволюционной России периодическим историческим изданием, основанным в 1870 году М.И. Семевским, выходившим до 1918 года и внесшим огромный вклад в развитие русской историографии и культуры. Номера журнала объединялись по 3-4 выпуска в одном томе. И, например, первая и вторая главы записок графа Муравьева, изданных в ноябрьском и декабрьском выпусках «Русской старины» за 1882 год, вошли в 36 том, а третья и четвертая главы с приложениями к ним, напечатанные в 1-6 номерах за 1883 год, вошли в 37 том. С приходом к власти большевиков и в ходе «культурной революции» по всей стране было проведено методическое уничтожение дореволюционных книг, и на сегодня, даже в Российских библиотеках не сохранилось ни одного полного издания «Русской старины». Полный комплект журнала был впервые переиздан в 2008 году в Санкт-Петербурге силами издательства «Альфарет» в дорогом подарочном формате и тиражом всего 100 экземпляров. Журнал по прежнему остается недоступным широкому кругу, кроме как в отсканированных неполных версиях плохого качества в различных файлообменниках и электронных библиотеках. Что касается записок графа Михаила Николаевича Муравьева, то в 2008 году они вышли отдельной книгой в издательстве «Пашков дом» небольшим тиражом в тысячу экземпляров и в продаже ее давно уже нет.
 
Полный сборник записок гр. Муравьева-Виленского, о мятеже в Северозападной России в 1863-1864 гг. составленный по номерам журнала Русская старина. Файл PDF сборника (178 страниц - 58 мегабайт). Составитель - проект «Западная Русь»
 
В январе 1863г. в Царстве Польском вспыхнуло вооруженное восстание, которое начало распространяться на территорию Литвы и Белоруссии, затронув, прежде всего, Гродненскую и Ковенскую губернии. Центральное руководство восстанием осуществляло подпольное польское «правительство», которое находилось в Варшаве. В Литве и Белоруссии руководил восстанием исполнительный отдел, управляющий провинциями Литвы, который подчинялся подпольному польскому «правительству».
Руководители восстания рассчитывали добиться успеха с помощью иностранной военной интервенции в Россию западноевропейских государств и, прежде всего, Англии и Франции.
Внутри империи ставка делалась на приверженцев Римско-католической церкви - помещиков, шляхту, чиновников и разночинцев. Предусматривалось также разжигание крестьянских мятежей в Царстве Польском, Западном крае, включая и центральную Россию. Таким образом, обретение государственной независимости второй Речи Посполитой должно было осуществиться в результате разрушения Российского государства.
Общей целью повстанцев было отторжение Литвы, Белоруссии и части Малороссии от Российской империи и включение этих земель в состав независимого Польского государства в границах 1772г.
Для подавления польского восстания в Литве и Белоруссии в мае 1863г. император Александр II назначил М.Н. Муравьева. (Пребывал в должности виленского генерал-губернатора с 1863-1865 гг.). Свою управленческую деятельность Виленский генерал-губернатор начал с организации эффективной системы мер по борьбе с вооруженными выступлениями польской шляхты и уничтожению краевой подпольной организации. Не менее важной по своему общественно-политическому значению для жизни населения края была борьба с повстанческим террором, направленным на устрашение мирных жителей, сохранявших верность российской монархии.
Твердое руководство М.Н. Муравьева войсками и администрацией позволило в короткий срок покончить с жестокими убийствами мирных жителей, грабежами, насилиями и бесчинствами, которые сопровождали вооруженные действия польских повстанцев.
К концу 1863г. Северо-Западный край был «совершенно усмирен». Получив разрешение государя императора Александра II на продолжение своей деятельности в качестве генерал-губернатора Северо-Западного края, М.Н. Муравьев активно приступил к решению вопросов реформирования практически всех сторон административной и общественной жизни региона. Таким образом, «с декабря 1863г. в Северо-Западном крае начинается совершенно новый период управления Михаила Николаевича, период внутреннего спокойного преобразования края».
Всего лишь два года Михаил Николаевич Муравьев управлял обширным Северо-Западным краем, но это короткое правление превратило регионального администратора обширной империи в политика национального масштаба, навсегда вошедшего в историю России, Литвы и Белоруссии. М.Н. Муравьева благословлял митрополит Московский Филарет (Дроздов), а поэт Ф.И. Тютчев посвятил ему замечательные стихи.
Его как «истинно русского государственного деятеля» глубоко почитало местное православное духовенство и митрополит Литовский Иосиф Семашко, а император Александр II называл графа Муравьева «гениальным человеком».
Виленский генерал-губернатор был объектом поклонения белорусских крестьян, которые видели в нем «заступника», подлинного освободителя от экономического гнета польских панов. Крестьяне с любовью называли его «батька Муравьев», строили церкви и часовни в честь Архистратига Михаила - небесного покровителя М.Н. Муравьева.
Историческая справка сайта «Западная Русь»
 
Предисловие редактора...Записки эти продиктованы графом Михаилом Николаевичем в течение трех месяцев, именно с 3-го января по 4-ое апреля 1866 г., одному из бывших при нем чиновников А. М-ву, и несколько лет спустя разошлись по рукам, в С.-Петербурге, в нескольких списках. Наш список получен из первых рук, и 7-го декабря 1881 г. мы получили от старшего достопочтенного внука покойного графа весьма любезно выраженное согласие на то, чтобы поделиться с читателями «Русской Старины» этим историко-биографическим памятником.
I
...Я оставил в исходе 1861г. министерство (государственных имуществ) и в марте 1862г. отправился за границу для лечения.
Возвратившись из-за границы осенью 1862г. и находя необходимым в следующем году вновь ехать за границу для лечения, я испросил себе увольнение от управления департаментом уделов и межевым корпусом, сохранивши звание члена государственного совета и присутствующего в комитете финансов.
В 1863г., начавшиеся еще с 1861г., волнения в Западном крае приняли характер вооруженного восстания. Правительство наше, до того времени послаблявшее всем польским проискам и революционным манифестациям, коим сочувствовала и в России вся демократическая партия, устрашилось неминуемых бедственных для России от того последствий.
Маркиз Велиопольский, поставленный еще в июне 1862г. во главе (гражданского) управления Царства Польского, начал уже терять свое влияние во мнении Государя и вообще Петербургского общества, устрашенного быстрым развитием вооруженного мятежа как в Царстве Польском, так в особенности в Северо-западных губерниях.
Польская революционная партия была покровительствуема Западными европейскими державами, которые, видя слабость нашу и значительное сочувствие высшего общества и вообще демократической русской партии польскому делу, признали возможным настойчиво требовать восстановления Польши.
Правительство наше, устрашенное совершающимися в Царстве и в Западных губерниях событиями, угрожаемое опасностью от европейских держав, долго еще колебалось предпринимать решительные меры к укрощению мятежа. В Царстве Польском мятеж возрастал ежедневно. В Литовских губерниях генерал-губернатор Назимов, человек (недалекий) и слабый, но пользовавшийся полным доверием Государя и личною даже привязанностью его, при всей своей добросовестности, не понимал положения края и не находил никаких разумных средств к подавлению мятежа.
Впрочем, надо в оправдание его сказать, что направление, даваемое из Петербурга, преимущественно министром внутренних дел, также шефом жандармов князем Долгоруковым и министром иностранных дел, не давало ему возможности действовать твердо и решительно. Ибо первые два заботились только о том, как примириться с поляками и склонить их к снисхождению к России разными уступками, которые, как известно, еще более возрождали в них самоуверенность в успехе, а последний, кн. Горчаков, разделяя систему действий Валуева, кн. Долгорукова и Велиопольского, (который овладел почти всеми правительственными умами в Петербурге, в последнюю бытность свою в столице), страшился еще угроз Западных держав, которые настойчиво требовали признания независимости Польши в пределах 1772г. Государь колебался, хотя и чувствовал необходимость решительных мер. Из Варшавы прибыла депутация Замойского, который на аудиенции у Государя настойчиво требовал автономии Польши и восстановления ее в пределах 1772 года.
Страх правительства нашего был так велик, что Замойского приняли и выслушали весьма милостиво, хотя не согласились на его предложения; но и не смели подвергнуть его ответственности и отпустили с обязательством лишь ехать за границу и не возвращаться в Царство.
Замойский, по прибытии в Париж, огласил слабость и колеблемость нашего правительства.
В Петербурге, в начале марта месяца 1863г., князь Горчаков склонил Государя к изданию манифеста об амнистии всех поляков, которые положат оружие к 1-му маю. Мера эта послужила к вящему поощрению их к мятежу. Они увидели из нее страх, обуявший наше правительство, и западные державы еще более стали настаивать на исполнении прежних их требований на счет Польши. Дела в Царстве Польском и Западном крае более и более запутывались и усложнялись: насилия, грабежи, неистовства, производимые мятежными шайками над русскими, захваченными везде врасплох, увеличивали обуявший наши правительственные лица страх.
Они боялись уже не за Литву, а за Петербург и за себя, они страшились всеобщего развития демократических начал: в Петербурге во второй половине апреля 1863г. между главными правительственными деятелями была общая паника. События под Динабургом т.е. разграбление графом Плятером транспорта с оружием, до того устрашили Петербург, что по железной дороге был послан уланский полк для усмирения ничтожной этой шайки, с которой не могли справиться местные власти, потому что само высшее правительство не принимало на месте никаких мер; министерство внутренних дел и жандармская часть вполне бездействовали.
Надо заметить, что восстание Динабургское было перетолковано поляками, имевшими большое влияние на Петербургские власти, совсем иначе, чем было. Жандармерия уверяла, что это есть бунт раскольников против помещиков, что это предвещает резню, бывшую в Галиции в 1848г., что Плятеры, Моли и прочие помещики совершенно покойны и нет никакого заговора против правительства. Виленский окружной жандармский генерал Гильдебранд, в душе поляк, и имевший много родных в Динабургском и Режицком уездах, всеми средствами старался уверить, что в крае нет мятежа и что надобно смирить старообрядцев, которые грабят мызы помещичьи. Князь Долгоруков уверил в этом Государя и 16-го числа испросил высочайшее повеление отправить туда войско и генерала для усмирения старообрядцев, которые управлялись министерством государственных имуществ, и известил о том министра Зеленого.
Ген.-адъют. Зеленый, знавши превратное толкование этого дела со стороны жандармов, ввечеру 16-го апреля отправился к Государю, объяснил ему настоящее положение дела и испросил отмену посылки особого генерала от шефа жандармов и разрешение о предоставлении ему, министру государственных имуществ, прекратить тамошние беспорядки без вмешательства жандармов, для чего и послан был им служивший в министерстве ген.-лейтен. Длотовский, с предоставлением ему прав военного начальника той местности. Генерал Длотовский, по прибытии в Динабург, обнаружил настоящее положение дел, весь заговор тамошних помещиков и развивавшийся мятеж во всех соседних уездах, как в Витебской, так и в Виленской губерниях, причем принял меры к охранению крепости Динабурга, в которой все управление было в руках польских чиновников и почти не было для охранения оной войск, кроме одного резервного батальона и прибывающих для комплектования его рекрутов. Динабург не был взят мятежниками по собственному их бессмыслию, ибо не дождавшись предназначенного ими дня для взятия его (что было сделать весьма легко), гр. Плятер, со своими сообщниками, семью днями ранее кинулся на транспорт и тем обнаружился их замысел и вооруженный мятеж. Старообрядцы, ненавидящие поляков, давно видели их приготовления к восстанию и при первом покушении Плятера все вооружились, отбили транспорт, рассеяли шайку и взяли самого Плятера. Не ограничиваясь сим, старообрядцы отправились по Динабургскому и Режицкому уездам укрощать мятеж и тем самым отняли возможность сформироваться собиравшимся мятежным бандам. Поляки испугались, в особенности помещики, ибо увидели, что все их замыслы уничтожены одними старообрядцами, которые, за неимением войск, сами усмирили мятеж в Динабургском уезде. Вот причина всех возгласов, бывших в Петербурге, против старообрядцев, которые подверглись бы страшному гонению от нашего правительства за исполнение ими верноподданнической присяги. Таково было настроение Петербургского управления. Генерал Зеленый первый показал необходимость принять решительные меры против мятежа и противодействовать петербургским деятелям.
По причине возгоравшегося мятежа, я не признавал возможным оставлять Россию и потому отложил предположение о поездке за границу.
17-го апреля 1863г., в день рождения Государя, я был на малом выходе в церкви; там только и говорили о Динабургском происшествии. Государь подошел ко мне и спросил: «Слышали ли вы, что случилось в Динабурге?» Я отвечал его величеству, что слышал и что этого ожидать надо было не только в Динабурге, но и везде в Западных губерниях, и в особенности в Ковенской (надо заметить, что до апреля месяца Ковенский губернатор и Виленский генерал-губернатор уверяли, что в Самогитии все спокойно и никаких нет приготовлений к мятежу, тогда как там было все его основание). Государь отвечал мне, что «послал туда полк и надеется, что все будет прекращено». Я же старался его уверить в противном, прибавив, что уже более 30-ти лет знаю тот край и что те фамилии, которые замешаны в Динабургском деле, участвовали и в мятеже 1831 года. Тем и прекратился разговор мой с Государем.
Между тем восстание европейских держав против нас увеличилось; по-видимому, готовились грозные силы и в особенности во Франции, где польские революционеры с необыкновенным успехом вооружали общее мнение против нас. Правительство наше готовилось к отпору.
Войска наши были в самом неустроенном положении и только что формировались из кадров. Батальоны, квартировавшие в Западном крае, наполнялись рекрутами, которые в апреле месяце едва прибывали в оные и не были ни вооружены, ни одеты. В Литве стояли одни только: 1-я пехотная и 1-я кавалерийская дивизии, с которыми можно было предпринять войну; остальные же едва только могли бороться с мятежными бандами. Правительство вынуждено было отправить в Литву 2-ю гвардейскую пехотную дивизию, потому что там не было войск, и на случай войны с Европой нельзя было дать отпора.
В виду европейского напора и могущих быть военных действий, в апреле месяце 1863г., вызван был сюда (в Петербург) брат мой ген.-адъют. Николай Николаевич для совещания о защите всего прибрежья от Свеаборга, в Финляндии, до границ Пруссии.
II
25-го апреля 1863г. брат мой был у Государя, и, как я после узнал, Государь был очень расстроен полученными из Литвы сведениями. Я ожидал с нетерпением возвращения брата от Государя, чтобы узнать о ходе дел на Западе, как вдруг приезжает от Государя фельдъегерь с приглашением меня к нему. Я немедленно отправился во дворец и нашел в аванзале Государя одного министра иностранных дел, кн. Горчакова, очень смущенного. Я у него спросил, не знает ли он, зачем Государь меня потребовал и кто теперь у Государя? Он отвечал, что у его величества еще мой брат и что Государю угодно со мной поговорить о делах Западных губерний. Не прошло пяти минут, брат вышел от Государя и сказал, что Государь меня требует (ему Государь объявил о своем намерении на счет меня).
Взойдя к Государю, я его нашел весьма смущенным. Он мне рассказывал о положении Литвы и Царства Польского, обо всех своих опасениях относительно возможности удержать за нами Литву, в особенности при европейской войне, которую должно ожидать после сделанных нам угроз Франциею и Англиею. При этом его величество сказал, что имеет до меня просьбу, чтобы я принял на себя управление Северо-Западным краем, с командованием всеми войсками, в нем расположенными, и с присоединением к четырем губерниям Виленского генерал-губернаторства двух Белорусских; он надеется, что я прекращу мятеж и приведу там все в надлежащий порядок; что он даст мне все полные права действовать по усмотрению надобности, и что от меня будет зависеть, по укрощении мятежа, ежели пожелаю, или оставаться там генерал-губернатором, или возвратиться.
Предложение Государя было для меня совершенно неожиданно. Мне и в мысль не приходило, что я буду послан в Литву, а в особенности когда, оставляя министерство, я видел нерасположение Государя…На предложение Государя я отвечал, что, как русскому, было бы бесчестно мне отказываться от исполнения возлагаемой ныне на меня его величеством обязанности: всякий русский должен жертвовать собою для пользы отечества, и потому я беспрекословно принимаю на себя эту трудную обязанность генерал-губернатора в том краю; что от его величества будет зависеть приказать мне оставаться там столько времени, сколько он найдет это нужным, но что вместе с тем прошу полного со стороны его величества доверия, ибо в противном случае не может быть никакого успеха. Я с удовольствием готов собою жертвовать для пользы и блага России: но с тем вместе желаю, чтобы мне были даны и все средства к выполнению возлагаемой на меня обязанности, и, главнее всего, условиться предварительно в системе действий; при чем я сказал его величеству, что нахожу действия по управлению Царством Польским вовсе несоответственными настоящим обстоятельствам; необходимо, чтобы как в Западных губерниях, так и в Царстве была одна система, т.е. строгое преследование крамолы и мятежа, возвышение достоинства русской национальности и самого духа в войске, которое теперь негодует оттого, что оно, будучи постоянно оскорбляемо поляками, не имело даже права противодействовать их буйству; что необходимо дать решительный отпор иностранным державам, которые будут всеми средствами опорочивать предлагаемую мною систему строгого преследования мятежа и польского революционного духа; что необходимо, дабы и министры Его Величества были проникнуты тою же системою и теми же мыслями, ибо, в противном случае, не может быть успеха в действиях на местах.
Все это, совокупно взятое, заставляет меня просить его величество еще раз обсудить, не найдет ли он другое лицо для выполнения возлагаемого теперь на меня поручения, система действий которого привлекала бы к себе более расположения Европы и петербургских правительственных лиц. Я вперед знаю, что система моих действий не будет нравиться; но я от нее отступить не могу и заявляю вперед, ибо знаю довольно народ польский и уверен, что уступчивостью и послаблениями мы только ухудшим дело, а единственно мерами строгой справедливости и преследования крамолы мы можем восстановить спокойствие в крае. При этом я выразил его величеству мое убеждение, что край тот искони русский, что мы сами его ополячили, и что опыт 1831г. нам не послужил в пользу и что теперь надо решительно подавить мятеж и уничтожить крамолу и восстановить русскую народность и православие в крае. Говоря о политическом и нравственном положении края, я ссылался его величеству на приобретенный мною опыт в распознании польского характера и враждебных его против России направлений; что в бытность мою в том крае, т.е. в Витебске – вице-губернатором, в Могилеве и в Гродне – губернатором, и находившись во время всего похода 1831 года в Литве при главнокомандующем, графе Толстом, который вверил мне все распоряжения по гражданской части во время мятежа, я мог узнать, как тот край, так и революционные замыслы и польские крамолы.
На все это Государь мне ответствовал, что он меня благодарит за самоотвержение и готовность принять эту трудную обузу, что он вполне разделяет мой образ мыслей, предлагаемую систему и от оной не отступит.
Весь этот разговор с Государем был так неожидан, что когда мне Государь сказал, что поэтому можно отдать в приказах о назначении меня генерал-губернатором, я просил его еще повременить и приказать своим министрам со мною объясниться по делам Западных губерний, дабы я мог разъяснить им мой взгляд на управление тамошним краем, ибо я должен быть уверен, что и министры будут мне во всем содействовать. Государь на это согласился и сказал:
«Я поручаю вам объясниться по этому делу, в виде комитета, с кн. Долгоруковым, военным министром Милютиным, министром государственных имуществ Зеленым и министром внутренних дел Валуевым. Но прошу вас только ускорить этим, ибо время не терпит. По окончании с ними соглашения, вы мне напишите, и я вас тотчас призову для окончательных мероположений».
Во исполнение высочайшей воли, 27-го числа апреля 1863г. мы окончили совещание. Министры все были со мною согласны на словах, хотя видимо было, что кн. Долгоруков и Валуев колебались; но видя трудность положения дел, вынуждены были согласиться, ибо, как я выше сказал, страх обуял их всех.
28-го числа апреля я был уже у Государя, объявил ему соглашение с министрами и представил Его Величеству некоторые вопросы по управлению с расширением прав действия; на все мои предположения Государь изволил согласиться. Но вслед за тем я увидел уже возрождавшееся противодействие со стороны Валуева и Долгорукова. Им не нравились испрошенные мною права по управлению.
30-го апреля я опять был у Государя и заметил уже в нем некоторую холодность, так что я вынужден был повторить ему, что не лучше ли послать другого в Западные губернии.
Государь прогневался и сказал:
«Я однажды высказал свои убеждения и не намерен их повторять».
А когда я ему сказал, что его министры не совсем разделяют его убеждения, то он мне с некоторою грубостью отвечал: «Это не правда». Тогда я встал и сказал его величеству: «Найдите другого вместо меня».
Государь взял меня тогда за руку и просил извинения в неправильном выражении, которое вырвалось, как он говорил, невольным образом. Я сказал Государю, что неправды не говорю и еще раз повторил: «Найдите другого, который вашему величеству будет говорить правду».
Тогда Государь меня обнял, просил еще раз извинения и чтобы я навсегда это забыл, что такой у него «дурной характер, иногда высказывает против его желания не должное слово». Мы примирились, и Государь спросил только: «Итак, я могу отдать в приказах о вашем назначении?»
Я отвечал, что «когда и как будет угодно вашему величеству. Я согласен и сделаю все, что могу для исполнения этого важного возлагаемого на меня поручения. Я служу России и готов жертвовать собою для нее и для вашего величества. Прошу только не оставлять жены и дочери».
Мы обнялись с Государем и расстались очень дружелюбно; но, может быть, на сердце у него что и осталось. При сем Государь мне повторил, что он желал бы, чтобы я скоро ехал, что дела в Литве очень плохи, что Назимов просит поскорее его сменить. Я просил у Государя, по крайней мере, неделю времени, чтобы приготовиться, собрать людей и вообще русских деятелей, ибо мне одному делать там нечего, а в особенности желал я устроить лучшее управление в Белоруссии прежде, чем прибуду в Вильну, откуда было бы уже трудно распоряжаться, по случаю прекращения всех внутренних сообщений мятежными шайками.
1-го мая 1863г. отдано было в приказе о назначении меня генерал-губернатором шести Северо-Западных губерний. До 12-го мая я оставался в Петербурге, приискивая людей на службу, входил в сношения с министрами на счет различных мероположений, кои я признавал необходимыми, как в отношении гражданского, так и военного устройства; был несколько раз у Государя в Царском Селе с докладами.
Перед отъездом представился и императрице, которая была в большом смущении о положении дел в Царстве и Западных губерниях. Она благодарила меня за решимость и самоотвержение и, между прочим, объясняя трудность положения дел и о напоре против нас западных держав, сказала: «Если бы мы могли удержать за собою хотя Литву», а о Царстве Польском не было уже и речи, – вот в каком расположении были тогда сами царственные лица.
12-го мая, помолившись в Казанском Соборе, в 10 часов вечера, я отправился по железной дороге в гор. Вильну. Грустна была разлука с женою и с детьми. Меня провожали брат Николай Николаевич (Муравьев-Карский), Зеленой и многие другие...(с.6-15; 389-398)
Граф Михаил Николаевич Муравьев. Записки его о мятеже в Северозападной России в 1863-1864 гг.