Шекспир. Сонеты 57-63 Перевод

Сонет 57

      Being your slave, what should I do but tend
      Upon the hours and times of your desire?
      I have no precious time at all to spend,
      Nor services to do till you require.
      Nor dare I chide the world-without-end hour
      Whilst I (my sovereign) watch the clock for you,
      Nor think the bitterness of absence sour
      When you have bid your servant once adieu.
      Nor dare I question with my jealous thought
      Where you may be, or your affairs suppose,
      But like a sad slave stay and think of nought
      Save where you are how happy you make those.
      So true a fool is love that in your will
      (Though you do any thing) he thinks no ill.


      Будучи твоим слугой [рабом], что мне делать, как не прислуживать
      тебе в часы и моменты твоего желания?
      Время не имеет для меня ценности, мне не на что его тратить,
      и нет для меня никакой службы, пока ты ее не требуешь.
      Я не смею ни сетовать на бесконечно тянущиеся часы,
      когда я, мой господин, ожидаю тебя [следя за часами],
      ни думать о горечи тоскливой разлуки,
      когда ты отослал слугу прочь.
      Не смею я и вопрошать, в своих ревнивых мыслях,
      где ты можешь быть, или гадать о твоих занятиях,
      но, как печальный раб, могу только ждать, не думая ни о чем,
      кроме как о том, какими счастливыми ты делаешь тех, кто с тобой.
      Любовь так глупа, что в твоей прихоти,
      что бы ты ни делал, не видит ничего дурного.

Что делать мне, рабу, как не служить
Тебе в моменты твоего желанья?
Я временем не склонен дорожить -
Лишь честно исполняю приказанья.

Ни сетовать на циферблата круг
Не смею, ожидая господина,
Ни размышлять о горечи разлук,
Когда меня прогонишь без причины.

И в мыслях вопрошать не стану я,
Куда и с кем надолго ты уходишь,
Ждать и не думать — вот моя стезя,
Пока с другими время ты проводишь.

Любовь глупа настолько, что не может
Дурное видеть в том, кто всех дороже.


    Сонет 58

    That god forbid, that made me first your slave,
     I should in thought control your time of pleasure,
     Or at your hand th'account of hours to crave,
     Being your vassal bound to stay your leasure.
     O let me suffer (being at your beck)
     Th'imprisoned absence of your liberty,
     And patience, tame to sufferance, bide each check,
     Without accusing you of injury.
     Be where you list, your charter is so strong
     That you yourself may priviledge your time
     To what you will; to you it doth belong
     Yourself to pardon of self-doing crime.
     I am to wait, though waiting so be hell,
     Not blame your pleasure, be it ill or well.


     Да избавит бог*, сделавший меня твоим рабом,
     чтобы я в мыслях следил за моментами твоих развлечений,
     или желал получить из твоих рук отчет о проведенных часах,
     будучи твоим слугой, обязанным дожидаться, когда у тебя будет досуг для
меня.
     О пусть я буду, ожидая, что ты поманишь, терпеть
     это тюремное заключение -- разлуку по твоей прихоти**,
     и пусть терпение, послушное страданию, сносит любой отказ,
     не обвиняя тебя в обиде.
     Будь, где пожелаешь; твои привилегии так велики,
     что ты можешь свободно отдавать свое время,
     чему захочешь, и тебе принадлежит право
     прощать себя за собственные прегрешения.
     Мне остается ждать, хотя такое ожидание -- ад,
     не осуждая твои развлечения, будь они дурны или хороши.
     ---------
     * Купидон.
     **  В  подлиннике -- стилистическая фигура: "imprisoned absence of your
liberty", буквально: "заключенная в тюрьму разлука твоей воли".


Избави бог и не попутай черт
Отслеживать твои мне развлеченья,
Имею ль право требовать отчет,
Когда обязан ждать я порученья?

Готов я вечно ожидать свой час,
Как заключенный, белый свет не видя,
Безропотно снося любой отказ,
Не смея обвинить тебя в обиде.

Будь ты, где хочешь - воля в том твоя,
У привилегий много искушений,
Имеешь право ты прощать себя
За прихоти свои и прегрешенья.

А мне же остается только ждать
И, ад терпя, тебя не осуждать.

Вариант 2

Избави бог, мне, став твоим рабом,
Отслеживать в уме момент забавы,
Иль пожелать отчет принять о том,
Когда слуга лишь ждать имеет право.

Готов разлуки пытку я терпеть,
По прихоти твоей тебя не видя,
Терпя отказов хлещущую плеть,
Не обвинив карателя в обиде…

Ты волен быть, где хочешь, господин,
Твои мне привилегии известны,
Имеешь право только ты один
Прощать себя, поставив всех на место.

Ад ожиданья — вот моя стезя...
Рабу судить властителя нельзя.



   Сонет 59

  If there be nothing new, but that which is
     Hath been before, how are our brains beguiled,
     Which, labouring for invention, bear amiss
     The second burthen of a former child!
     O that recrd could with a backward look,
     Even of five hundred courses of the sun,
     Show me your image in some ntique book,
     Since mind at first in character was done,
     That I might see what the old world could say
     To this composd wonder of your frame:
     Whether we are mended, or whe'er better they,
     Or whether revolution be the same.
     O sure I am the wits of former days
     To subjects worse have given admiring praise.


     Если в мире нет ничего нового, а то, что есть,
     было прежде*, то как обманывается наш ум,
     который, в творческих муках, заблуждаясь, дает
     второе рождение уже бывшему ребенку!
     О, если бы архивы, озирая прошлое
     хоть за пятьсот витков солнца,
     показали мне твой образ в какой-нибудь древней книге,
     написанной с тех пор, как впервые мысль была выражена в письменах,
     чтобы я мог увидеть, что древний мир смог сказать
     об этом чуде -- твоем сложении:
     мы ли усовершенствовались, они ли были лучше,
     или же кругооборот всего сущего ничего не меняет.
     О, я уверен, что умы прежних дней
     возносили восхищенную хвалу худшим предметам.
     ---------
     * В  сонете нашли  отражение  идущие  от  Книги  Екклесиаста и античных
философов представления о циклических изменениях всего в природе, приводящих
к бесконечным повторениям, без какого-либо развития.


Коль в мире новшеств не было и нет,
То как обманут ум в своей надежде,
Рождающий в порыве чувств сонет,
Который был рожден когда-то прежде!

О, если бы архивы прошлых лет,
Пусть за пятьсот витков привычных солнца,
На твой взглянуть дозволили портрет
В тех книгах, что лежат на самом донце,

Я б смог узнать, как был ты встарь воспет,
Что удалось сказать другим о лике, 
Твоем сложенье...и какой поэт
Искусней всех, иль все равновелики.

Но я уверен, их кумиров свет
Тусклей сто крат... Тебя прекрасней нет!


 Сонет    60

 Like as the waves make towards the pebbled shore,
     So do our minutes hasten to their end,
     Each changing place with that which goes before,
     In sequent toil all forwards do contend.
     Nativity, once in the main of light,
     Crawls to maturity, wherewith being crowned,
     Crookd eclipses 'gainst his glory fight,
     And Time that gave doth now his gift confound.
     Time does transfix the flourish set on youth,
     And delves the parallels in beauty's brow,
     Feeds on the rarities of nature's truth,
     And nothing stands but for his scythe to mow.
     And yet to times in hope my verse shall stand,
     Praising thy worth, despite his cruel hand.


     Подобно тому, как волны, напирая, движутся к каменистому берегу,
     так наши минуты спешат к своему концу,
     каждая сменяя ту, что ей предшествует, --
     упорной чередой все стремятся вперед.
     Рождение, едва появившись на свет,
     ползет как дитя к зрелости, а лишь только увенчается ею,
     кривые затмения ополчаются на его великолепие
     и Время, которое дарило, теперь губит свой дар.
     Время пронзает цвет юности
     и роет борозды на лбу красоты,
     кормится всем редкостным и подлинным в природе,
     и все живет лишь для того, чтобы быть скошенным его косой.
     И все же до грядущих времен доживут мои стихи,
     восхваляющие твою красоту, вопреки его жестокой руке.
   
    Подобно волнам, бьющимся о брег,
    Гонимые подружками вперед,
    Не прерывая свой упорный бег,
    Спешат минуты, зная свой черед.

    Новорожденный к зрелости ползком
    Одолевает мили до поры,
    Когда ее достигнет, но потом
    Отнимет Время все свои дары.

    Цвет юности пронзив, глумится всласть,
    И, борозды оставив на челе,
    Убийца-Время, знаменует власть
    Над редким и прекрасным на Земле.

    Стихи мои векам не одолеть -
    Красу твою им вечно петь и петь.
   
    .
Сонет 61

   Is it thy will thy image should keep open
     My heavy eyelids to the weary night?
     Dost thou desire my slumbers should be broken,
     While shadows like to thee do mock my sight?
     Is it thy spirit that thou send'st from thee
     So far from home into my deeds to pry,
     To find out shames and idle hours in me,
     The scope and tenure of thy jealousy?
     O no, thy love, though much, is not so great;
     It is my love that keeps mine eye awake,
     Mine own true love that doth my rest defeat,
     To play the watchman ever for thy sake.
     For thee watch I, whilst thou dost wake elsewhere,
     From me far off, with others all too near.


     По твоей ли воле твой образ не дает закрыться
     моим тяжелым векам в томительной ночи?
     Ты ли желаешь, чтобы моя дрема обрывалась,
     когда тени, похожие на тебя, обманывают мое зрение?
     Твой ли это дух, посланный тобой
     так далеко от дома подглядывать за моими делами,
     чтобы обнаружить у меня постыдные поступки и часы праздности,
     в чем состоит цель и смысл* твоей ревности?
     О нет: твоя любовь, хотя и сильна, все же не так велика;
     это моя любовь не дает моим глазам закрыться,
     моя собственная истинная любовь побеждает мой отдых,
     чтобы мне быть в роли стража для тебя.
     За тобой я слежу, когда ты бодрствуешь в другом месте,
     далеко от меня, слишком близко к другим.
     ---------
     * В оригинале --"tenure", что, по мнению исследователей, следует читать
как "teno(u)r" (смысл, содержание).



Не ты ли векам не даешь тяжёлым
В ночи сомкнуться, образ свой прислав?
Нет ты ль мою прервать желаешь дрёму,
Тенями схожими являясь мне во снах ?

Не твой ли дух так далеко от дома
Меня в безделье хочет уличить,
В постыдном шаге,  ревностью ведомый?..
В чем цель, скажи, улики получить?..

О, нет! Твоя любовь не столь огромна...
То страсть моя, нарушив мой покой,
Опять к тебе стремится вероломно,
Как верный страж,  всегда она с тобой.

Я должен быть спокоен за тебя,
Когда с другими ты, любовь моя...

 
Сонет 62

    Sin of self-love possesseth all mine eye,
      And all my soul, and all my every part;
      And for this sin there is no remedy,
      It is so grounded inward in my heart.
      Methinks no face so gracious is as mine,
      No shape so true, no truth of such account,
      And for myself mine own worth do define,
      As I all other in all worths surmount.
      But when my glass shows me myself indeed,
      Beated and chopped with tanned antiquity,
      Mine own self-love quite contrary I read;
      Self so self-loving were iniquity.
      'Tis thee (my self) that for myself I praise,
      Painting my age with beauty of thy days.


    Грех себялюбия целиком владеет моими глазами
      и всей моей душой и всем мной безраздельно,
      и от этого греха нет исцеления,
      так глубоко он укоренился в моем сердце.
      Мне кажется, что ни у кого нет такого очаровательного лица,
      такой совершенной формы, такой большой добродетели,
      и я сам определяю собственное достоинство,
      поскольку я всех других по всем достоинствам превосхожу.
      Но когда мое зеркало показывает мне меня таким, каков я на самом деле,
      потасканного, в глубоких морщинах*, задубленного от времени,
      свою любовь к себе я понимаю наоборот:
      так любить себя было бы чудовищно;
      это тебя -- то есть, себя -- я восхваляю в себе,
      украшая свою старость красотой твоих дней.

Красой твоей свою украсив старость
      * По мнению комментаторов, "chopped" здесь следует читать как "chapped" (потрескавшийся, в глубоких морщинах).



Грех себялюбия, владеет безраздельно
Моей душой, он всех грехов упорней...
От этого греха нет исцеленья,
Во мне он,  как сорняк, пускает корни.

Мне кажется лицо мое прекрасным,
Фигура совершенной, добродетель
Невероятной...Всем должно быть ясно -
Нет лучше никого на белом свете...

Лишь зеркало — исток моей кручины,
В нем старость вижу жалкую такую,
Что  отрезвляюсь… Глядя на морщины,
Я так любовь к себе тогда трактую:

Восторг внушает красота твоя,
С тобою рядом молодею я...




Сонет 63

     Against my love shall be as I am now,
      With Time's injurious hand crushed and o'erworn;
      When hours have drained his blood and filled his brow
      With lines and wrinkles; when his youthful morn
      Hath travelled on to age's steepy night,
      And all those beauties whereof now he's king
      Are vanishing, or vanished out of sight,
      Stealing away the treasure of his spring:
      For such a time do I now fortify
      Against confounding age's cruel knife
      That he shall never cut from memory
      My sweet love's beauty, though my lover's life.
      His beauty shall in these black lines be seen,
      And they shall live, and he in them still green.


      Против того времени, когда мой возлюбленный станет      таким, как я сейчас, --
      разбитым и потрепанным губительной рукой Времени, -- когда часы истощат его кровь и покроют его лоб
      линиями и морщинами; когда его юное утро
     поедет по крутой дороге к ночи старости,
      и все те красоты, королем которых он является сейчас,
      будут исчезать, или уже исчезнут с глаз,
      похищая сокровище его весны, --
     для такого времени я сейчас строю укрепления
      против жестокого ножа губительной старости,
      чтобы он не вырезал из памяти
      красоту моего возлюбленного, хотя этот нож
 уничтожит его жизнь.
      Его красота будет видна в этих черных строках, --
      они будут жить, и он в них пребудет цветущим.


Обороняясь, времени назло,
Когда кумир мой станет стар, как я,
Остынет кровь, а гладкое чело
Морщин глубоких вспорет колея,

И утро юности дорогою крутой
В ночь старости покатится стремглав,
Когда вослед за юной красотой
Весна навек лишится всяких прав,

Сейчас веду я страстные бои,
Подставив щит,  чтоб  нож  коварных лет,
Уничтожая  жизнь моей любви,
Не иссекал из памяти портрет.

Сильней строка, чем времени рука,
Пусть милый образ радует века!