Жажда и голод

     Это кажется Гегель сказал, что в споре рождается не истина, но проблема. Трудно знать точно, что лично имел ввиду под этой фразой сей витиеватый философ, плюс неточности семантической трактовки немецких слов по-русски, но мысль приблизительно понятна. Хотя бы одно ясно определенно: спор никогда не ведет к истине. Более того – он от нее как раз и уводит.

     Мир, от самого Адама, уже с убийства Каином брата его Авеля всего лишь из-за разногласий по поводу жертвенных даров Создателю, есть одна сплошная, перманентная ссора. Да, с тех пор и поныне история человечества – никогда не прекращающаяся война всех против всех. Чаще всего война за деньги и еду, за средства жизни, но почти всегда под флагом поиска справедливости, сиречь, истины. Конечно же в смерти Авеля виноват отнюдь не Каин, но Бог. Ведь Ему, единственному источнику истины, ничего не стоило принять одинаково и зерно, и ягненка, но Он предпочел ягненка, чем и посеял смертельную вражду между братьями. То есть именно Он положил спор как надежнейший способ сокрытия знания, познания добра и зла, так вероломно украденного у Него беспечной и любопытной Евой.

     С тех пор человек больше не ищет истины, он только назначает на ее роль ту или иную идею, как то: иудаизм, христианство, ислам, фашизм, коммунизм, демократию и прочь, а после кулаком и мечем, реками крови внедряет её в головы неразумного, алчущего лишь хлеба и зрелищ, плебса. Однако, кроме хлеба и зрелищ, в каждой плебейской душе нашей, в каком-то потаенном углу её, притаилась эта неизбывная, необъяснимая тяга к этой самой, черт бы ее, истине. Она не утоляет ни жажды, ни голода - она как раз рождает жажду и голод, подталкивая на поиски чего-то безусловно гораздо большего, нежели просто жизнь.

     Так родились науки. Три из них: философия, психология и филология стоят особняком и очевидно выше прочих. Почему особняком и выше? – да потому что не имеют ввиду никаких прагматических, ведущих лишь к употреблению, результатов. Их цель для человека - лишь познать самого себя. Конечно, есть еще и математика, которая тоже могла бы быть чистым познанием, кабы не состояла в услужении у всех остальных наук, ведущих, в конечном итоге, к уничтожению жизни на земле.

     Среди же этих трех, когда-то я ставил на первое место философию, позже – психологию… Теперь убежден, что матерью всех наук является филология. Без знания, без понимания языка человека нет и не может быть никаких других знаний. В письменном и устном наследии человечества зашифрована преданием, притчей, мифом, метафорой, семантикой, синтактикой и прагматикой закодирована вся правда о нем, о его прошлом, настоящем и будущем. Если бы случилось начать жизнь заново (чего я, разумеется, изо всех сил не хотел бы), то прежде всего получил бы подряд эти три образования, начав именно с филологии. Но даже если бы подарил мне Господь уникальную память, то все равно я на смог бы вобрать в себя всех тонкостей и секретов всех языков земли. Конечно, можно было бы попробовать создать всемирный институт, под сенью которого собрались бы все умные головы филологии, дабы коллективной мудростью постичь через эту науку конечную истину, но, боюсь, все равно бы все закончилось спором и ссорой, Каином и Авелем… Тоска…

     Вавилон длится, он сильнее матери наук, одним только разделением языков он не допустит прекращения распрей и крови. Нет…, не будет, не предложит Создатель иного исхода потаенной неизбывной тоске человеческой, кроме Ахматовских: «Чугунная ограда, сосновая кровать». Но, пока жив, забыв про филологию, философию и психологию, про жажду свою и голод, я буду помнить Блока:

«В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине».