Записи текущего

Записи текущего
Часть 1.

Предисловие.
«Но если я буду молчать, я никогда не начну». 
Шекспир

Когда-нибудь я найду ключевую начальную фразу, вскрывающую весь смысл этих "Записей". Пока ее нет, хотя все "Пролегомены" посвящены ее поиску.
Записи были начаты по неожиданному побуждению во время отпуска - раздел "Отпуск. Тумак". Потом, болея гриппом, написал "Записки про кота Маркиза", т.к. ни на какую  другую работу сил не было. Я решил написать про своего кота. Писать было легко,— он был весь на виду со всей своей независимостью, спорадическими вспышками ласковости и дикости. До этого было много событий, но они не отражены из-за нехватки времени, а главное из-за отсутствия внутреннего настроя, сбоя внутренней мелодии. Но зато потом мне повезло — я заболел воспалением легких и обрел большой досуг. Сейчас, перечитывая разделы "Болезнь №З" и "Снег", я не чувствую, что они написаны во время болезни. Более того, все периоды досуга; даваемые болезнью, я стал активно использовать, поняв, что болезни даются нам для переосмысливания неправильностей нашей жизни, а также для подведения некоторых итогов. Потом я стал использовать и другие урывки и обрезки времени, чаще всего утром или вечером, а также в дороге. Так появились, в частности, "Записки смотрителя весны". Наконец, во время другого отпуска, уже через год, который я провел почти безвылазно дома, работая над проблемами информатики и запойно читая, я написал разделы "Сатурн русской революции", а потом, уже осенью, "Имена". Занятия информатикой оказали определенное влияние на структуру записей — разделы "Записей" переплетаются друг с другом, "входят" друг в друга. В содержании отражены только некоторые опорные пункты. Но текст структурирован и по многим другим ключам. Можно было бы провести инвертирование текста более полно, но жаль разрушать единое.
Те места, где говорится о новых для меня исторических фактах, осмысливаются прошедшие события, быстро теряют свою познавательную ценность, но зато превращаются в документ, отражающий кинетику "открывания" истории.
«Записи текущего» не касаются многого — отношений с людьми, работы.
О причинах этого сказано, в частности, в "Ночной записи о дневнике от 8.0I.87".и в "Пролегоменах». В дальнейшем этого вопроса, конечно, не избежать.
"Записи" предназначены не для выплакивания жалоб, а для мелкого и крупного ремонта, устранения дефектов личности, возникающих во время жизни не для разрушения, а для синтеза, выращивание ростков новых подходов к жизни. А главное - мир вокруг и внутри нас бывает так удивителен, что трудно удержаться не описать или не нарисовать его.
От прекрасного мира природы, трансцедентного его видения, до событий истории. «Имена»  - поэты,  писатели, философы, персонажи истории, простые и знаменитые люди. Животные и растения. Время и пространство. Жизнь души и духа…  Впрочем, впереди повествование…



Содержание
1. Пролегомены.               
2.Тумак. Отпуск.                7
3.Записки про кота Маркиза.                15
4. Болезнь №З                16
Разогнать лень.
5.Снег                24
Ночная запись.  Храм в душе.24.I2.86.                29
   I987г 
                32  Ночная запись. О дневнике.8.01.87.                29
   Ночная запись. О спящих.14.01.87.                32
   Болезнь №4.                ЗЗ
   Ночная запись. Не спится.25.01.87.                34
   Болезнь №5.                З5
6.Записки смотрителя весны.                36
    Утра марта.                36
    В парикмахерской. Крокодил в храме.                41
    Черный Гусь.                45
    Апрель.                47
    Белая дорога(поездка в Жирновск).                49
    Май.                55
    Борьба с сатаной.                58
7.Перволетье.                62
8."Сатурн русской революции".                64
    О литературных выписках.                66
     Школьный портфель.                69
    "Реквием"Ахматовой.                70
    "Ревизор" - взгляд Набокова.                71
     Над домом (еще один полет).                72
     "Июль блестяще осенокошен".                73
     Уход Маркиза.                76
     Лосось — жрец любви.                77
     Золотое царство растений.                80
     Булгаков.                80
     Мандельштам.                81
     Вавилов. Письмо Берии.                82
     Меклер.                84
     Черный грузовик.                85
     Музей.                87
     Слепец и собака-поводырь.                93
9.
    Вторая волна.                91
    Ахматова - Жданов.                93
   Фадеев.                94
   Пастернак. "Август".                95
   Зощенко –Жданов.                96
10. 
    Имена.                97
    Мандельштам.                97
    Шапитько.                99
    Берггольц.                100
   Тимофеев.                101
   Вавилов.                101
11.
   Дополнение к "Именам".                107
   Бухарин.                107
12.
    Приложение.                109
     I. Выдержки из письма Ф.Раскольникова Сталину.                109
     2. Конец "Сатурна".                113



1. Пролегомены.
(начало книги «Записи текущего»)

1.

Как будто я с усилием открыл тяжело-скрипучую дверь - так я начал эти записи. Я карабкался из сильнейшего утомления - физического, душевного, эмоционального. Но было ощущение, что я еще не всего растратил себя, что еще не предел моих возможностей. И вот началось рождение живого существа – записей текущего.
Текущего - одновременно и вне и внутри меня. Что текущее было и миром вокруг, являющимся во мне в разнообразных формах. Но я чувствовал, что и это я сам. шел снег, зеленели деревья, происходили события, умирали люди-всё это было мной. Я вдруг почувствовал в себе протяженность во времени и в пространстве. Некоторая часть этих чувствований отразилась в этих записях.
 Вдруг оказалось, что среди множества крупных и мелких, нужных и зряшних дел, горестей и радостей, отношений и взаимодействия,  происходит упорная и непрерывная  работа самосознания, работа по поддержанию своего "я" как существа кратковременного, балансирующего над хаосом и то и дело в  этот хаос соскальзывающего, снова из него возникающего, светящегося от  пересечения многих лучей какой-то краткий миг. Но краткости  этого мига тем не менее вполне достаточно, чтобы успеть почувствовать огромность и ошеломительность бытия.

2
Все испытать или хотя бы все почувствовать. Почувстовать себя летящим дождем, черной пористой почвой  впитывающей влагу, посмотреть в небо глазами луж. Это вчувствование в окружающее дополняет нашу активную деятельность отношения с людьми.
Мне пришлось работать на салом противоположном красоте полюсе — складах саж, участках открытой развески сыпучих химикатов, в сплошном реве тяжелого оборудования и висящей в воздухе сплошной пелене ядовитой пыли . B этом цехе не было бликов — они не возникали на засыпанных cажей поверхностях. Лица людей были черны и наполовину закрыты респираторами. Работа здесь требовала много физических сил и непрерывной работы ума, так как производственных процесс во многом держался на интуиции, опыте и расчете работающих. В отношениях между людьми здесь была некая значит значительность - отделенные друг от друга шкурами пропыленных комбинезонов, респираторами, непрерывным шумом, они общались немногими словами, жестами выражениями глаз. Нo была и какая-то загадочная притягательность в этом месте. Жизнь не уничтожалась, а делала необходимую работу неуклонно, со всем напряжением, как  с отрешенностью от царящей где-то красоты, как это бывает при выполнении долга. Жизнь отвоевывает себе место в любом царстве необходимости.
    Была и нервотрепка административной работы — каторга среды мелких дел, позволяющих цементировать работу большого коллектива.
   Ещe одна сфера — научно-инженерная деятельность. Напряженная, изворотливая работа ума при создании десятков изобретений. Научные статьи. Микроскоп. Аналитические весы. Расчеты. Kипениe жидкостей в колбах.  Семинары,  конференции. Командировки. Заказчики и исполнители.
Было многолетнее выбивание квартиры — унизительное, изматывающее, приводящее иногда к кавитации мозга, а иногда вдруг к приобретению новых ценностей, большей любви к ближним своим.
Обычные коловращения жизни... А жизнь у человека одна - как он ее проживет, так и проживет. Второй раз прожить не удастся, по другому не удастся...
И все же... почувствовать себя одиноким желтым листом, летящим с дерева в холодеющем осеннем воздухе. Почувствовать себя самим этим воздухом, легко, свободно и огромно текущим над поверхностью земли.
 
3.
Всю жизнь я барахтаюсь в море страниц. Книжный мир удвоил реальность Исторические и художественные персонажи не умирают - живут с нами, окружают нас. И отношения с ними важны для нас, так как они могут изменить отношения живым людям. Одни книги открывают нам двери и в них. Другие мы ощупываем, как слепец ощупывает выпуклости сосуда без отверстия. Книги-паразиты крадут у нас время. А есть еще книги, которые наполняют нас сладкой отравой, ослабляют нас.
     Нам почему-то мало живого мира, живых людей. Мы отчуждаем себя за чтением, видим в себе много незаполненной пустоты, чувствуем голод пустых клеток мозга. И, наполняя эту пустоту, вдруг получаем еще больше места в себе для вновь открывающегося новыми сущностями мира вокруг.
Жизнь других умерших и вымышленных людей передается нам. Без этого наш мир- это мир без теней. Мир без теней не пригоден для жилья.
Мы должны сконцентрировать в себе рассеянный опыт жизни других людей, наполнить память, включиться в великую сеть всеобщей духовной жизни с живущими, умершими, созданными воображением,  -  ведь мы можем пообщаться  с самим Сократом и даже с Христом, а можем просто посидеть в кабачке со Швейком. Но только тогда, когда чтение будет не просто чтением, а вхождением во врата нового мира.

4.
Мы общаемся непрерывно с небольшим количеством людей. И все равно умудряемся лишить большинство из них своей любви, а значит и себя ее лишить. Как мы умудряемся делать это? Может быть мы не понимаем главных ценностей этого мира, не понимаем этих ценностей в себе, не продуцируем их? Сухое, эгоистическое "я" как заведенная каким-то равнодушным механиком машина бегает по этой жизни, добиваясь нелепых, мелких целей. Бегает эта машина исправно, бегает по  проложенным для нее рельсам, а кто-то из ее создателей глядит с довольной ухмылкой на творение свое. Но в машине этой могут вдруг произойти какие-то необыкновенные превращения, и неожиданно бежит она с путей своих в луга свободы. Великий разум может проснуться даже в глупейших из нас и будет он учить нас. И почувствуем мы влажные толчки своего сердца, сладостную силу великих инстинктов, освобождающую энергию радости и увидим распахнутые глаза, смотрящего на нас человека, и душу его, и любовь его. И трудно нам будет удерживаться в теле своем, не коснувшись этого близкого человека...
5.
Не охватить все происходящее в себе и в мире. Жизнь наша — не одна широкая дорога, но множество разделенных тропинок, бегущих по самым различным местам. По многим из этих тропинок идешь одновременно, один или с другими людьми, иногда в толпе -  первобытноединым существом. И путь этот не только перемещение в пространстве, а прежде всего во времени,  это может быть даже сидение перед телевизором или на собрании.
Но мы можем оказаться на какой-то заброшенной тропинке совсем одни. Мы останавливаемся и вдруг чувствуем, как важна нам Жизнь. Не только наша личная жизнь, но жизнь вообще, безотносительно к какому-то отдельному существу. И как важна, даваемая жизнью всех существ на Землe способность мыслить, чувствовать, как важна способность сознавать.

6
Белая снежная равнина. Ни одного постороннего предмета - царство абсолютного духа. Может это полет над облаками, ровно и плотно окутывающими землю? Сверху черно-синее небо с ослепительно-резким, не смягченным атмосферой солнцем. Полная свобода для малоразличимой в себе мысли. Черно белый мир с проволочными каркасами мыслей. Но вот эти каркасы обволакивает настроением (что такое - настроение?), смазываются четкие линии логических построений, искривляются в мягких изгибах разделительные поверхности. Все томится в ожидании красок, запахов, звуков. И вот они хлынули изо всех пор окружающего пространства, окрашивая и озвучивая, оживляя поверхности, дробясь и рассыпаясь, создавая живую ткань бытия.
Невыносимое желание осязать. Ощущать течение материи вокруг тела. Жить в мире взаимодействий, в мире Единого Поля Взаимодействий.
Ослепительно белый лист чистой бумаги перед началом Творения...

( декабрь I987  — январь 1988 г.)



2. Тумак. Отпуск.
6.08.86. Усилие, необходимое для первой записи.
Извечная привычка зависеть от других, поддерживать с ними так называемые дружеские отношения. Так утрачивается вкус к одиночеству.
Пушкин писал: Ты-царь, живи один.
А что делать, если люди идут к тебе? Ни в коем случае не отталкивать их. Никого. Это и есть уважение, с которым мы должны жить.
Стрекоза. Прозрачные, стеклянные крылья. Сухие, шуршащие. Огромные глаза, которым нет необходимости двигаться — обзор во все стороны. Нет век, А как они защищены от солнца? Ведь стрекоза весь день на солнце, в японском хокку:
Над ручьем весь день
Ловит, ловит стрекоза
Собственную тень.
Японская поэтесса Тиё-ни  (1703-1775г.)

Желание не только одиночества, но и недвижности, не движения, лежания. Это не лень. Это накопленная усталость. Но имеем ли мы на это право? Лежание Уитмена и делание Швейцера. Толстой сочетал оба эти человеческие проявления.
Влюбляться в дерево, растущее за окном.
Нужно ли спокойствие, ясность?
Вчера ходил в лес. Потрясают огромные жирные пауки, висящие на уровне лица, на нитях, натянутых поперек заброшенной дороги лесной. Неожиданно зашуршавшая в траве ящерица пугает горожанина так же, как и неожиданный и непонятный треск в глубине чащобы. А вот на полянах — спокойствие, Тем более у реки.

6.08.86. Многое из написанного банально, тем не менее, необходимо писать, записывать, отсеивать.
Потом наступает чтение. Никакое из занятий не дало мне большего наслаждения, чем чтение, причем чтение мыслей, совпадающих с твоими не воспринимается как банальность. Важна форма их выражения.
Сплю и сплю. Долго был этого лишен. Теперь сплю даже до обеда. Мозги как - будто расправляются, готовы к большой работе. Так организовать свою жизнь, чтобы непрерывно было хорошее самочувствие, наверное, нельзя. Выродишься. Не будешь жить сердцем. А Толстой? Рассуждал он или чувствовал? Вот с Достоевским сомнений нет. Это страдающая душа в физиологической своей основе. А Толстой — жалеющая (в том числе и себя). Страдающая только для себя, Что-то не то я пишу. Необходимо изучить с этой стороны.
Упрощенная «социальная проза» и прочие штуки мало нужны там, где идет самосовершенствование, где добрые краткие люди. Удивительно это упорное стремление к хорошему обществу из плохих людей.

7.08.89. Проблема работоспособности при желудочно-кишечных расстройствах, головной боли. Помогает ли тут воля? Обычный понос делает человека жалким существом, во всяком случае, сбивает с него спесь.
Перечитывал "Уолден" Торо, Поразительная все-таки вещь!
«В природе день проходит очень спокойно, и никто никого не упрекает в лени».
«Мы часто бываем более одиноки среди людей, чем в тиши своих комнат".
Лень — это что? Образ мышления или физиологическая необходимость, физиологическая целесообразность или презрение к суете? Смещение оценок. А почему невыносимо одиночество для многих людей? Поэтому, это сидение на лавочках, перемывание пустоты, теперь еще и телевизор, книги для убивания времени. И я убивал время. Убийца времени.
(см. ниже «Разогнать лень», с.20, ) Лень, с.10, РЛ, с. 20)
8.08.86. Счастье выпадает нам кусочками. На полчаса вдруг остался один или полчаса с любимым человеком, с другом. Но во всех случаях - это время, когда тебе не мешают другие, "разнообразные не те", не мешают тебе или тебе с другом. Современный человек не властен устранить помехи со своего жизненного пути (никогда не был властен). Да без них он и не почувствовал бы этих минут счастья, принял бы их как должное, как обычное состояние. В нашей воле, конечно, перестроить свою жизнь так, чтобы было минимальное количество помех от ненужных контактов и т.п. Упростить в этом смысле жизнь, уменьшить круг знакомств, точнее перестроить этот круг. Не сходиться со случайными людьми, хотя и не отталкивать их. Доброе отношение к людям, прежде всего.
Пропало ощущение счастья, радости бытия. Природа не приводит в былой восторг, нет такого ощущения как в "Гарбурбараме". Но некоторые лекарства еще действуют: неожиданно прилетевший дятел, его бодрый стук по гулко звучащему дереву, полет стрекоз, молчаливое, будто жду кого-то, озеро.

12.08.87. В описании полетов нужно показывать разнообразие воздушных струй, течений, "воздушных полей" (Торо). Я хорошо помню переливающиеся воздушные струи над аэродромом, когда мы запускали в детстве свои авиамодели на соревнованиях. Мы видели текущие над нами реки, восходящие потоки и медленно вращающиеся вихри, у нас открылось новое зрение, зрение летателей. Мы запускали свои модели и летали вместе с ними, восторженно бегая по полю. Высоко в небе трепетали огромные коробчатые змеи, размахивая по небу длиннющими хвостами, и прямо на нас летел парашютист. Он кричал нам, чтобы отогнали автобус, в который он неминуемо должен был попасть. Парашютист кричал с высоты примерно ста метров. Вид падающего на нас человека необычен, с этим мы никогда не встречаемся.
Нитку, которой удерживался змей, привязывали к большому транспортиру, укрепленному на столе. Побеждал тот, у кого нить образовывала больший угол. По нити бежало к змею "письмо". Все с интересом смотрели, как письмо поднималось все выше и выше, в самое небо...

13.08.86. Мы делали стенгазету. Ну, подумаешь важность — стенгазета! Неожиданно мы разошлись и вложили в нее всю душу. Смеялись, рисовали, сочиняли и развлекались. Марк Кристаль рисовал так, будто он делал главное дело жизни. Может ему еще никогда ничего так хорошо и вдохновенно не удавалось. Мы думали, что занимались пустяком, а сами жили, переживали счастливейшие минуты своей жизни.
Велосипед заменяет мне верховую лошадь. Лучше всего ехать не спеша, поскрипывая. Ехать по тропинке среди упоительно пахнущих трав одиноко, счастливо, в своем времени и пространстве, творя свое время и пространство.
Откуда этот отвратительный дискомфорт около получаса по утрам после завтрака Тоска или дурнота, что-то вроде кратковременного отравления. Сигарета снимает его, но нужно найти причину.
После хорошего отдыха легко пишутся стихи. Ясно, ведь стихи требуют огромной комбинаторной работы мозга. Вообще, для творчества нужно готовить себя не только духовно, но и физически.
Освобождение от лишнего. Философские эксперименты или опыты по изменению своей жизни. На них мало кто идет. Боятся даже погулять в одиночестве.
Научиться делать простые дела с наслаждением, существенное приобретает он для себя, для души своей.
Что еще делает радостной нашу жизнь? Можно сказать, что все. И что еще важно, так это то, что не существует, как писал Торо, смертельного яда и незаживающих ран.
Объективно мир вокруг не для того существует, чтобы чинить нам зло. В этот мир нас ввели пожить и порадоваться на какое-то мгновенье по сравнению с периодом небытия до рождения и после смерти.
И только сами себе мы портим жизнь. Ввязываемся в какие-то искусственные ситуации. Зачем? Зачем нам дан рассудок? Где наша цель, благодаря которой тысячи наших мелких дел объединяются в дело нашей жизни? Не будет такой цели, не будет и счастья. И не жалуйся тогда понапрасну.
Не идти на поводу ни у кого. Не порти жизнь никому. Неужели мы не можем устоять против ворчания близкого нам человека?

17.08.86. Сегодня проснулся с неожиданным ощущением прилива сил. Побежал на Волгу, начал делать зарядку. Не было ни малейшего признака недомогания, никаких слабых покалываний или болей в голове, ни одной зоны нездоровья. Появилось ощущение собственного могущества. Утро было прохладное от ночного дождя, но солнечно. Я вошел в воду, поплыл. Pека несла меня... Ура! Я пришел в себя. Какая замечательная фраза: я пришел в себя. Вдали показалась "Ракета" и, описывая плавный размашистый полукруг, ракета стала разворачивать к пристани в легкой утреннем тумане, стелящемся над водой. Надолго ли я сохраню в себе это состояние замечательного физического и психического здоровья? Сейчас мне кажется, что я готов к большой работе без какого-либо ухудшения самочувствия. Вот в таком же состоянии у кого-то появилось, наверное, выражение "Готов горы свернуть".
А ведь было несколько дней до этого, когда казалось, что отдых ничего не улучшил, снова возрождалась поганая слабость, тяжесть, ипохондрия. И вдруг это могучее дыхание силы! Хорошо сейчас!
Быть самим собой, не дать себя заболтать. А если не знаешь куда деться - крути педали велосипеда, бегай, плавай, ходи по лесу. Наконец, просто пиши - письма, дневники, описывай себя. Мне кажется, что познание себя, сам процесс этого познания дает душевное здоровье или, во всяком случае, душевную зарядку.
Вас не должны пугать предстоящие большие дела или большие перемены. Мы должны идти им навстречу с открытым лицом, ясной душой и с pовно бьющимся сердцем. Так я научился входить в холодную вoду: я иду, не останавливаясь, смотрю далеко вперед по реке, я поднимаю брызги от быстрого движения, не останавливаясь захожу все глубже и глубже, пока не наступает время плыть. Тут я бросаюсь в воду и плыву, опустив голову в воду, ощущая стремительное обтекание водными струями своего тела. И не надо ежиться и ойкать или брыкать, надо улыбаться и идти по воде, как Иисус Христос. Надо и в жизнь научиться так же входить.
Быть великаном и идти вперед, не подстраиваясь ни к кому, не делая из  себя дурачка, идти и идти добрым великаном, излучая свет.
И вот, наконец, я чувствую целительное влияние природы, целительное, как говорит Эмерсон, "для тела и души, увядших от вредной работы или общения с дурными людьми". Я иду и вижу лес, реку, как будто впервые. Я с наслаждением вижу горизонт. Горизонт всегда таит для меня какое-то колдовство. "Видимо, здоровье требует, чтобы ему постоянно был открыт горизонт. Мы не ведаем усталости, пока способны видеть достаточно далеко",- ведает нам Эмерсон. Taкая философия мне нравиться, это действительно любовь к мудрости, это мудрость заботящаяся о человеке.

26.08.86. Начав с употребления стимуляторов в малых дозах (табак, кофе), человек постепенно увеличивает их потребление. А нужны ли они? Интересно сравнить выдающихся людей, потребляющих и не потребляющих стимуляторы:
Потребляли стимуляторы                Не потребляли
     Маркс (табак)                Толстой (выяснить)
     Менделеев (табак, чай)                Ленин
     Бальзак (кофе)                Ганди
     Маркес (табак)                Швейцер (выяснить )
     Шукшин (табак, кофе)                Шоу
     Достоевский (табак)                Павлов
     Сименон (табак)                Пушкин
     Энгельс (табак)                Лермонтов
     Эйнштейн (табак)                Гете
     Бор (табак)                Чехов
     Малковский (табак)                Гоголь
     Вудворд (табак, вино)

Пушкин и Лермонтов работали исключительно плодотворно и в нелегких условиях.
Все из первого списка быстро дряхлели! В старости (Маркс, Менделеев), или получали рак (Энгельс), или инфаркт (Шукшин), хотя Сименон, академик Семенов — долгожители. Более ровная ситуация во втором списке. Не считая Пушкина, Лермонтова (дуэль) и Ленина (наследственный склероз), Чехова (туберкулез), Гоголя (особый случай), остальные были весьма бодрыми старцами до самой смерти. Особенно Швейцер, работающий с перенапряжением всю жизнь в экстремальнейших условиях. Первые пять из второго списка следовали высоким моральным идеям. Павлов был одержим наукой, Пушкин, Лермонтов - жрецы высокого искусства Вот это главные стимуляторы.
Образ жизни Толстого - классический пример содержания себя в состоянии высокой работоспособности.
Речь не идет о содержании творчества или о том, что именно курение и довело Шукшина до инфаркта. Речь идет о том, можно ли достичь высокой работоспособности в творчестве экстра класса не прибегая к искусственным стимуляторам.

27.08.86. Странное дело: мелкие удары судьбы или грубость в детстве и юношестве мы переносим легче. Чувствуем острее, но физиологически это захватывает нас меньше. Радость, похвалу — наоборот. Курильщик в стрессовой ситуации тот час же хватается за сигарету — он нашел способ уменьшить психический дискомфорт. Алкоголик тоже. Нормальный человек должен иметь свои средства. По-моему, полезно имитировать паузу курильщика: постоять, посмотреть вдаль, а значит и внутрь себя.
Созерцание это и самоуглубление.
В закрытых комнатах нет выхода раздражению, только разве из окна мы можем посмотреть в целительную даль. Терапия далью, горизонт терапия.

14.09.86. Я уже как будто в другом времени - за этот период вновь обрел тонный взгляд на жизнь, подвергся естественным испытаниям - ремонт и обмен квартиры, болезни жены, всякие орг. вопросы на работе. Огромным комом навалил на себя изучение английского (последний приступ). Снова начались "судороги", но я теперь смотрю на них несколько иначе. Во-первых, как на нечто проходящее , во-вторых, как на нечто неизбежное, поддерживающее тонус, хотя бы и в стрессовом варианте, в-третьих, это главное, я решительно настроен на борьбу с отвлекающими от настоящей жизни мелочами, на борьбу с ворами и похитителями времени.
Не давать красть у себя время, не давать забалтывать себя — с одной стороны. Не превращаться в деловую машину, не имеющую роскоши человеческого общения, - с другой.

3. Записки про кота Маркиза.
29.10.86. Кот равнодушен к технике. Зато появившаяся вдруг муха мгновенно привлекает его внимание — она из его мира. Нужно жить в своем мире, узнавать посланцев из своего мира.
Мы уходим почти на весь день, а кот остается один в квартире. Его перестают ласкать, таскать и дергать. Нравиться ли ему оставаться хозяином в доме? Собаке явно не по душе одиночество, коту без сомнения легче, но в удовольствие ли ему это. Я вхожу и вижу растянувшегося посреди комнаты кота. Кот никогда не залезет в кухне на стол. А без нас? Многие коты без зазрения совести забираются в отсутствии хозяев на стол, а застигнутые врасплох мигом соскакивают. Знают, бестии, что нельзя этого делать! Значит, без хозяев стеснения меньше, а, следовательно, и удовольствие некоторое есть. Конечно, если отлучка хозяев не слишком долгая.

31.10.86, Коту быстро надоедает общение, и никакие ласки его больше не привлекают. Его зовешь, он не сдвинется ни на шаг. Сидит и смотрит, будто не понимает, что его зовут. Ему сейчас это не надо. И на наши желания ему наплевать - это не собака, всегда готовая пойти на ваш зов. Почему же "собака" ругательное слово? Есть люди собаки, а есть коты. Вот коту захотелось к вам подойти. Теперь это сама любезность. Он ластиться к вам, мурлычет, как трактор. О, Подлиза! Никакой собаке в этом не сравниться с ним. Но ласка кота не долга. Удостоверившись, что вы никуда не собираетесь уходить, кот удовлетворенно засыпает.

2.11.86. Маркиз деятельный участник уборки в квартире. Он ловит швабру, гоняет мусор, преследует веник. Укоры в это время воспринимает как похвалу. Беспорядок во время уборки радует его - появляется возможность проявить себя ловким охотником за бумажками и прочим мусором.
"Животные не делают глупостей",- заметил Солоухин. И, тем не менее, есть более и менее умные животные.
Знания у животных — это в большой степени воспоминания опыта прошлых поколений — инстинкты. Но инстинкты проявляются не в виде реализации жестких программ, как у насекомых, а окрашенные элементами рассудочной деятельности.
Кот реализует толстовский принцип "Жить одному" (в смысле жить не связывая себя условностями общества, жить, как считаешь нужным).

З.11.86. Маркиз нежится на батарее. В квартире тепло, так нет, лежит, как старый дед на лежанке. Батарея жесткая, неудобная, но любовь к теплому сильнее, чем к мягкому. Сибаритство и изнеженности. Или потребность? Сказывается и южное происхождение.

7.11.86. Маркиз упал с балкона (это второй этаж) и разбил нос. Наверное, ловил муху. Несколько часов из носа капала кровь, нос распух, кот то и дело чихал и фыркал. Маркиз испытал сильное нервное потрясение, но потом ничего, отоспался.

4. Болезнь №3.
30.11.86. Я бреюсь. Маркиз только что начал засыпать, удобно устроившись на батарее, но новый звук (от перемешивания мыла кисточкой) заставил его открыть глаза. Я впервые на его глазах брился безопасной, а не электрической бритвой и необычное действие заинтересовало его. Изо всех сил борясь со сном, он смотрит на меня. Время замедляется.
Человек приходит с работы и ложится пластом. Нет сил ни на чего, даже на еду. У нет одного легкого, есть сколиоз, сердечная недостаточность, непрерывные воспаления легких и простуды, боль в ребрах. Он давно мог умереть. Но он живет и работает. Трудная и романтическая личная жизнь. Судьба долго махала над ним черным флагом. Но он прожил больше многих благополучных долгожителей. (Пиндрас А.А.)

2.12.86. Я болен, у меня воспаление легких. Температура и туман в голове от антибиотиков. Серьезная умственная работа не по силам, но простые мысли о жизни идут легко. Главное появляется новое ощущение жизни на фоне того спокойствия, которое дает болезнь.
В болезни можно работать - урывками по полчаса, а потом с наслаждением лежать в бессилии.
Читаю прилежно дневник Толстого.
Дневник любого человека неизбежно будет содержать интересные мысли, если его ведут регулярно, живут с ним. Эти мысли продиктует сама жизнь.

6.12.86. Хорошо болеть дома. Среди книг и забот ближних. Гладить кота. Пить чай. Идет снег. Мне хорошо — болезнь как награда.
Болезнь есть болезнь. Творчество дается тяжело — нет ясности мышления. Но зато, какое спокойствие! Мне не тяжело болеть, это ведь не язва, не почки. Я как бы возвращаюсь в детство - ведь воспалением легких я изрядно поболел в детстве.
В голове туман, вата, иногда она просто болит, но я не сетую.
Книги я сейчас читаю медленно, с роздыхом. Пабло Неруда «Признаюсь я Жил».
У Неруды мать умерла, когда ему было один месяц.
Не знали матерей Пушкин, Лермонтов, Толстой. у Чехова "не было детства"
Гоголь?
Мне кажется, что у многих, если не у большинства, поэтов были сложности с родителями или не было матери, или родители развелись, (Высоцкий), или был тяжелые по характеру отец (Некрасов). У Горького детство надломил дед.
И эти травмы и надломы детской психики не проходили даром, преломляясь у каждого в творчестве по своему. Конечно, нельзя все заложить в детстве.
Есенин любил мать всю жизнь. И Маяковский. Это другие случаи. Маяковского ломала несчастная любовь. А Есенина? Высший лирик и, казалось, баловень судьбы, Что делало его поэтом, то есть существом тревожным, несчастным, психологически неустойчивым?
«Друг мой, друг мой, я очень и очень болен. Сам не знаю, откуда взялась эта боль».
Детство, не детство, судьба, не судьба, а душа у поэта уязвленна. Сам ведь я писал:
Но жив иль умер истинный поэт
Навечно он источник боли и волненья.
Каких животных я помню в самом раннем детстве? Во-первых, это, конечно, Трезор - большой серый, добрый пес. Дворняга, сидящая на цепи. Много времени я провел с ним в обнимку. Кота помню слабо, но, говорят, что кот был ко мне привязан страшно, как его ни гоняли от меня, но спать он прилаживался мне на шею. В благодарность я постриг ему усы. До сих пор стыдно.
Был у нас (или у соседки) козленок, с которым я играл. Иногда он мчался за мной, я влетал в дом, едва успев захлопнуть дверь, и козленок со всего маху ударял в нее рогами. Было жутко.
Однажды купили большую овцу. Была она у нас недолго, однажды пропала, и ее отчаянно искали. Нашли и вскоре зарезали. Я случайно обнаружил ее отрезанную голову с открытыми глазами. Потрясение было сильнейшим, меня долго успокаивали. И сейчас не хочется верить, что овца эта мертва. Так мне хотелось, чтобы у нас была овца.
Поросенок. Помню то наслаждение, которое он испытывал, когда его чесали. Готов был его чесать и скрести целыми днями.
Огромное впечатление оставили гуси, выеденные двумя индюшками, но это целый рассказ, да и индюки тоже.
Не помню из раннего детства коров, ходячих образов деревенской морали. Лошади и ишак были обычными, как автомобили, страшные, но приведшие к несчастным случаям встречи со змеями.
В арыках водилось существо, удивительно похожее на волос и вызывающее естественное опасение оживший, извивающийся волос, длинный, черный, не понятный.
Насекомые не запомнились, они помнятся уже с волгоградского периода: тарантулы, которых мы выливаем из норок, осы, пчелы, богомолы, бабочки и очень милые жучки, называемые нами слониками. Эти слоники могли вытащить из пальца занозу — осторожно, безболезненно и удивительно для вас.
Мысли скачут с одного на другое, я хватаю то одну книгу, то другую. Лихорадочность болезни...

7.12.86. Я осторожно беру эту тетрадь, как будто в ней содержится какой-то хрупкий мир. А он как раз и не хрупок этот мир. Он прочно остался в прошлом. И там, в прошлом ходят и разговаривают люди, растут деревья, бегают собаки. А я тот же самый, живу и там и здесь одновременно. Нам дано безраздельное право в любых моментах отправляться в этот мир, все дальше и дальше отдаляющийся от нас. А на его место становится более близкий по времени мир. Череда наших миров... И мы их полные владельцы, только изменить ничего не можем. Изменять надо сейчас в мире действия.
Воспаление легких — это болезнь-облако. Оно окутывает вас слабостью, лишает веса. Вы перемещаетесь по комнате, едва касаясь пола. Парите под одеялом.
Здоровую плоть тянет к себе земля, небо — тянет к себе больного. Я помню как душа моя выходила из тела 30 лет назад — температура около 41, сильнейшее двустороннее воспаление легких, наступающая темнота в глазах, плачущие люди, испуганный врач, делавший укол (она смотрит ошарашенно на меня и, не замечая, сгибает иглу, но не чувствую боли, только удивляюсь как это можно согнуть о мою руку острую иглу). Плачущая мать, еще какие-то люди в комнате. И, наконец, спасительный кислород из брезентовой подушки, Он врывается мне в гордо из сухой резиновой трубки, и вот яснеет, яснеет все вокруг. Улыбаются люди. Я чувствую вину перед ними, сколько я их собрал вокруг себя! Потом отец несет меня, завернув в красное байковое одеяло (оно до сих пор у меня — предмет из другого давно ушедшего в прошлое мира) по осенней грязи к машине "Скорой помощи". И снова полное беспамятство.
И вот я лежу в палате среди других детей. Только у меня одного к спинке кровати привязана кислородная подушка. И немного горжусь ей и немного стыжусь ее - в больнице собственные ценности.
Мне было 8 лет. И я почти забыл обо всем этом. Но там, 30 лет назад, я снова умираю и выздоравливаю. Ничто не может отправить меня на тот свет 20 лет назад, хотя тогда это было так легко, Я стал неуязвимым в прошлом.
Вот вам и хрупкий мир из тетради.
Серый фашист в тупой каске стреляет в меня из пулемета. Так начатое лось для меня первое из запомнившихся мне землетрясение: оно было но-— чью и во сне превратилось в фашиста.
Неруда говорил, что "во сне душа по глубинным каналам получает весть из недр земли". И что ужас от землетрясения особый. "Этот ужас — не тот, что овладевает при виде несущегося на тебя быка, или нацеленного кинжала  или вот-вот готовой проглотить тебя воды. Этот ужас — космический, вселенная разом становиться ненадежной, она рушит и разваливается у тебя на глазах. И земля гудит глухими раскатами, гудит незнакомым голосом".
А днем все может быть и довольно забавно: в лужах плещется вода, с трубы сыплются и скатываются по крыше. Только старые узбеки, где бы они ни находились, падают на колени и молятся лицом к востоку. Я помню, как один старик соскочил с ишака, на котором ехал, и стал молиться посреди улицы. Наверное, этим старикам яснее, чем нам, слышится голос природы.
Полвторого, как ни вертелся, не могу уснуть.
Я не ругаю болезнь. Болезнь это указание на неправильный образ жизни, а может, вообще, на неправильность нашей жизни. Вот и думай, что неправильно. Болей и думай.
Болезнь всегда заставляет задумываться о ценности жизни. Добрее становишься к людям.
Нельзя болеть слишком уж пассивно. Нужно делать максимум того, что можешь по собственному обслуживанию. И по возможности делать все. Не спеша, со вкусом. Например, готовить еду, делать уборку. На это есть вполне достаточно времени. Не доводить своих близких капризами. Плохо, что больному обычно не хватает сил на длительное общение. Это может обидеть. Что-то и здесь надо придумать. По-моему, лучше сказать об этом прямо: нет мол больше сил.
А еще у меня подозрение, что болезнь лечит нашу нервную систему. Слишком уж мы, спокойны становимся ко многому, мало поневоле.

9.12.86. Встал неожиданно рано — проснулся просто от хорошего самочувствия. Это удивительная редкость сейчас - просыпаться самому, без будильника, испытывая радостное чувство пробуждения, чувствуя легкость в голове и во всем теле. Что для этого надо делать? Раньше лечь слать? Не есть на ночь? Или же быть уверенным, что наступающий день не принесет тебе гадости?!
Налетела вдруг буря, рвала и швыряла листья, ломала хрупкие ветки, выламывала старые деревья. Набросанный везде мусор, потоки грязи, опустошенность и оглашенность стоят вокруг. Откуда все это прилетело, зачем? Еще не оправившиеся деревья стоят в недоумении. Откуда вдруг налетает на нас зло? Вот тебе и день без гадости...
Разогнать лень.
11.12.86. И вдруг наступает расслабленность. И облаком наплывает лень.
Нужно чем-нибудь "завести" человека, чтобы разогнать лень. Хотя бы боем тамтамов. Так делал Швейцер: он выводил своих негров  расчищать лес, взяв тамтамы. Сначала работа шла вяло: жара, духота, болезни, сидящие в каждом. Но вот кто-нибудь начинал  бить в тамтам, мотыги начинали двигаться быстрее, быстрее, раздавались шутки и вот мотыги уже мелькают с бешенной скоростью, работа кипит!
А можно так: посадить меня перед листом белой бумаги и не давать ни на что больше отвлекаться. Через 15 минут начну работать — гарантия.
12 . 12.86. Когда много спишь, то ночью не спится. Нападает тоска, ощущение уходящей жизни. Становится так невыносимо, что лучше не пытаться заснуть — в полудремотном состоянии начинают рождаться "чудовища".
Не только сон, но и ослабление разума дремотой рождает чудовищ.
Вчера был такой солнечный, золотой день с ярко-синим небом, тихий, умиротворенный, что казалось, что это какой-то другой мир. Я расслабленно шел в поликлинику, укутанный теплой легкой шубой, как облаком. Я не чувствовал веса. Казалось, медленно и давно плыл над землей, слегка волнообразно в такт шагам. То ли слабость, то ли спокойствие. И необычайно яркое золото вокруг. Странный декабрь, Мир и тишина.
И Я убивал в себе что-то очень живое тем, что старался забыть свое горестное, как мне казалось, детство. А горестным-то оно мне казалось потому, что из-за обостренной чувствительности я переживал, что живу не той жизнью, которой хотел бы, для которой был избран явившейся мне вдруг Истиной. Это ощущение избранно стыда чего-то великого явилось.
Явление Космоса.
Вдруг в конце второго класса звездной летней ночью, явилось огромное, зажгло во мнe свет, а почти через год я занялся астрономией с поистине религиозным благоговением. И вдруг ощутил Космос, душа моя уносила в другие галактики. Я был загипнотизирован. Как не смешно, но это было очень серьезно, и я до сих пор уважаю себя десятилетнего. С тех пор и образовалась во мне бездна, великое счастье занятия наукой, а потом и, литературой. Я разучился жить нормальной жизнью. Но и оторваться от этой обычной жизни не мог. И приносила она мне горести, так как видел все увеличенным и раскрашенным на мой манер. Желание мирские и чувственные редко исполнялись, а то, как много необычного было в моем
детстве, я не понимал. И чтобы не разрываться от тоски из-за воспоминания, я убивал их. Теперь нужно восстановить их постепенно кусками. Теперь мне кажется, что в детстве я был значительнее, чем сейчас. И не только я. И сейчас встречаю детей, к личности которых, душевной их цельности, чувствую уважение.


14.12.86. Вчера снова был солнечный золотой день, и снова я ходил в поликлинику на уколы, снова завораживало меня синее-синее голубое небо. Красиво выглядят дома красного кирпича и дома с желтой штукатуркой - это не унылый серый бетон. Около наших домов много акаций с изящной, легкой кроной - они особенно хороши в этот белоснежный солнечный декабрь.
Разлитая вокруг радость и красота. Надо их уметь собирать в себе, быть резонаторам этой вибрации жизни.
Мне кажется, что я как шмель пролетел над цветами жизни. И пусть был коротким и недолгим этот полет, но в полной мере я увидел великую Красоту и Гармонию жизни, почувствовал ее радостную трепещущую суетность, я описал несколько цветов (дела и любовь моя), вооруженный жалом и имеющий яд, не обращал я их против других шмелей. Но пауки избегали меня. Но смею ли я сравнивать себя со шмелем, королем цветов? Лети шмель, мохнатый, сильный, мирный. Не трогайте его, пусть он летит к цветам своим. Лети шмель! Я не рожден шмелем, но я вселюсь в тебя, и будут цвести и благоухать цветы, питать нас нектаром, а мы будем опылять их и мир наполнится цветами, и солнечный цвет соединит нас в одно.
Вдруг хочется спросить себя: во что еще, кроме самого себя, превратится твоя внутренняя радость? Не впадаю ли я в своеобразный эгоизм? Радоваться жизни, когда "взглянешь окрест, и душа твоя будет уязвима слепа"?
Какими только способами мы не пытаемся созидать свое счастье! И мы то пытаемся собрать его по кусочкам, то ищем какие-то тайные тропинки к нему. А оно, невидимое, стоит рядом, огромное, ручное, широко улыбается. Но мы не видим его, что-то случилось с нашим зрением.
И только вдруг почувствуем горячее дыхание его, дыхание самой жизни, сосредоточенной в нас. А жизнь уже прошла, по крайней мере, в значительной своей части.
Есть в нас какое-то существо, которое радуется, даже когда нам плохо. Иногда оно сжимается до точки, но даже на похоронах живо и с любопытством глядит на мир. Оно как-бы говорит в такие моменты, что все делается в согласии с законами природы. Те, кто придавливают в себе это существо, могут стать очень деловыми людьми: никто не помешает им больше быть целеустремленными. Но если это существо вырастить в себе так, чтобы оно заполнило всю вашу оболочку, то деятельность ваша будет еще более неутомимой - деятельность пророка, революционера, может быть, хорошего семьянина.
Что венчает опыт нашей жизни? Умение не испытывать несчастья унизительным для себя образом. "Печаль моя светла..." Не должно быть злой печали Светлая печаль не от того, что человек владеет своими чувствами, а от того, что жизнь его, поступки его правильные ПРАВИЛЬ НЫЕ . Умение жить в радости для себя и для других.
Какая самая большая радость в твоей жизни? Ответ женщины: "Ты."
Надо искать или делать свой мир.

5. Снег.
15.12.86. Вчера долго не спал, читал, размышлял, делал записи. Речь идет, конечно, не только о дневнике. Дневник это еще одна жизнь. У Толстого в дневнике почти нет упоминания о работе над "Войной и миром", "Анной Карениной". Как будто он только и делал, что корил себя за лень и разбирался сам с собой.
И вот, несмотря на то, что уснул около часа ночи, несмотря на болезнь (воспаление легких), проснулся пол-шестого с необыкновенной ясностью в голове. И не мог понять, что это такое. Уснуть больше не мог, хотя и пытался. И только когда подошел к окну, понял: выпал снег. Выпал так, как будто свершилось полное преобразование природы, Вот почему я проснулся - шел снег. А я и не догадался, что природа звала меня посмотреть на свое действо. И вот снова пошел снег, роскошно  мягко, радостно. Снежинки летают  в воздухе по самым замысловатым траекториям, образуют вихри, потом вдруг все падают вертикально, парадным строем, потом снова взлетают вверх и опять вниз обрушиваются на землю мягким, как благословление, потоком, заполняющим все пространство видимой музыкой природы. С нежным, едва слышимым шепотом идет снег...
(см. продолжение 20.12.86, 2.1.87 и 10.01.87 .  Полностью миниатюра «Снег» http://www.proza.ru/2017/01/07/2094)
Самое лучшее - это надеяться на свою память и все первичное хранить в ней и активно использовать.

16.12.86. Спокойно. Только спокойно. Всегда нужно быть готовым ко всему. Нужно быть готовым выступить в дорогу. Идти, испытывать лишения и трудности. Помнить, что внутри ты всегда остаешься неуязвимым. И внутреннюю твою среду не загрязнить никому.

17.12.86. Все проходит, даже болезнь. Жизнь общественная уже трубит в мое окно, уже построены для сражения мои полки. И вот я, как привязанный тросами истребитель с включенными на Форсаже двигателя. Сейчас будет отцепка, мгновенный яростный разбег и стремительный набор высоты.
Я слушаю по радио "Вальс снежных хлопьев" Чайковского из балета "Щелкунчик", а за окном идет снег. Будто кто специально подстроил, даже как-то неудобно.
Мне хочется написать такую книгу-дневник, в которой не только исповеданность, но и полезные сведения, наблюдения натуралиста, встречи с мудрецами и поэтами, учеными и простым людьми, их мыслями и заботами. Нормально это может быть похожим на книгу Олеши "Ни дня без строчки", но установки у меня другие. Книга Олеши, при всех своих достоинствах, не отвечает на вопрос "как жить?". Книга Олеши - это книга мелочей, самолюбования, метафор, воспоминаний. Книга Олеши — это наблюдения без влияния на личность читающего, это наблюдения и над собой, но в этих наблюдениях нет переживания за других, хотя бы и через свои переживания, как у Толстого.  К этой книге хорошо подходят строчки Мартовского:

... а не буду понят, так что ж — по родной стране
пройду стороной,
как проходит косой дождь.

Я очень люблю эту искреннюю и художественно совершенную книгу. Но чего в ней нет, того нет. Нет выстраданной веры в человека. Он независим и горд, но он одинок и хочет быть таковым. Происходящее в жизни кажется, мало трогает его, а ведь он жил в годы ломки человеческих судеб. Над ним самим чинили несправедливость. Молчание. Гордость художника? Убеждение, что личная жизнь писателя никому не интересна?
Он хочет, чтобы ему помогали, любили его, но не очень к нему прикасались. Им движет самолюбие, не лезущее в глаза, твердое маленькое самолюбие. Его книги интересны, по при их чтении не хочется плакать или смеяться, зажигаться энергией. Но разве вправе мы требовать это от всех писателей? Писатели нужны разные... Просто я очень люблю Олешу, вот и придираюсь к нему. Придираюсь и навязчивому любованию метафорами, они у него иногда начинают мешать восприятию, он их слишком откровенно преподносит. Хотел ли он стать лучше, чем он есть, как Толстой, Достоевский? Боюсь, что сама постановка вопроса кажется неуместной многим нашим интеллигентам. Глупой даже. А почему собственно глупой? Потому — что собственную совесть не хочется тревожить? А Толстой не боялся признаваться в своей глупости, "нехорошести", он работал над собой и поэтому стал великим писателем. Да дело вовсе и не в том, что он стал великим писателем. Он душу свою обретал, вот что главное. Но в книге Олеши больше морали, переоценки собственной души, чем в некоторых очень уж идейно построенных книгах.
Вечер. И снова ползет вверх температура. Доколе же, Господи? Досадно, но ругаться не надо. Что это? Почему? Может меня упорно убеждают в необходимости изменения жизни? Ведь завтра на работу, хотя и без выписки. Нет, хватит. Надо выйти на арену. Пусть на меня посмотрят. Будет тяжелый день, как для ученого секретаря — 4 защиты два дня подряд, и еще одно дело по лишению степени. Вся организация на секретаре. И к врачу тоже завтра. А в голове включилась лампочка, которая светит внутрь.
Писать только о том, о чем не можешь не писать. Всему придет свое время.
Это Толстой говорил, что если не можешь не писать — не пиши.
Мысли выплывают вдруг, как пузыри воздуха в озере. Что-то там рождается на дне. А бывает и другое состояние, когда мысли текут потоком.
Вчера я нервничал полдня, потом хорошо поработал. Возбудился: базы данных и прочая информатика. А сегодня как расплата...
Что меня выбило из колеи? Да то, что нужно срочно оформлять бумаги в Индию, да еще на английском языке. Английский язык — вот причина тревог. Никтo не поможет быстро выучить язык! И хотя я довольно неплохо разбираюсь в грамматике, но словарный запас мал, научная лексика еще хуже.
Есть еще какое-то время, есть. Надо систематически и спокойно заниматься языком и все будет нормально. Я приобрету то, о чем мечтал всю жизнь.
Еще и еще раз измеряю температуру (надо все-таки говорить меряю). И вот, наконец, поплыла, кажется, вниз. 22.30. Завтра рано вставать.
Не нервничать. Не переставать быть великаном. Нужна уютная, мягкая мания величия, как говорит Леви. И уж не болезни ее сбить.
Я все больше и больше приобретаю охоту писать. И мне легче и легче это делать. Не нужно пренебрегать короткими отрезками времени для записей. Потом ведь все модно перечитать и выбросить.
А может болезнь идет волнами, в своем ритме. В живых организмах все процессы должны иметь волновой характер.
Быстрее, быстрее записывать — вдруг появляется желание. А потом оно вдруг сменяется диким отвращением к этому занятию. Тоже волновой процесс. И проблемы тоже волнами проходят через размышления человека, Это наглядно видно, например, у Толстого в дневниках.

19.12.86. Реальная жизнь подвергает сильным испытаниям взгляд на сущее, как на красоту. Что-то злое, завистливое и трусливое находит массу способов испортить эту красоту. На все это можно было бы не обращать внимания, если бы эти "нечто" не переходили в наступление не только на красоту, но и на добро — высшую ценность бытия, не пытались бы подмять под себя всех, кто их слабее. И вот в столкновениях рождается некоторое равновесие, вернее, некоторое временно устойчивое состояние, поддерживаемое явными и тайными "вооруженными" действиями сторон. И внутренние проблемы личности, самосовершенствование, становятся вдруг чем-то смешным. Поистине нужны большие силы для устойчивого проведения своей линии.
Нельзя в тоске набираться гадости окружающей жизни, как и нельзя плыть по течению. Нужно взять посох, в котором все лучи и идти своей дорогой.
Не зря так мучила Толстого тема ухода.
"Ах, бежать бы и скрыться бы, как вору".
(Н. Гумилев «Вероятно, в жизни предыдущей» )
Нет, только не это. Надо жить так, чтобы не от чего было бежать. Надо всегда идти навстречу лучшей жизни, не бежать от худшей жизни в другую плохую жизнь. Я знал одного главного инженера который, иногда прятался в туалете на работе от всех на полчаса. И жил представьте себе. Что это? Психотерапия? Бегство? Невыносимость? А человек был волевой, властный. Но наверное всему есть предел.
Музыка из ХХI века — "Болеро" Равеля. Такое же впечатление производит и танец английских фигуристов Торвил и Дина. Что-то совершенно невероятное, выходящее из рамок нашего времени. Из всех зрелищ мною виденных это было одно из самых впечатляющих. Да танец ли был это? Это было что-то дьявольское, видение другого мира. Было такое ощущение, что тебя медленно заглатывает время. Всех завораживало это единство музыки и движения. Потом на остальных танцоров смотрели как на трясогузок. Выходить на лед не имело смысла, как и на соревнованиях в Мехико после прыжка Бомона.
Надо дружить со временем. Использовать энергию его потока, совершать омовение временем.
Мы мыслим больше пространственно. А мыслим временем в экстремальных ситуациях - тут и мы можем почти остановить время. "Не думай о секундах свысока"- одна из лучших фраз в искусстве о времени.

20.12.86. Позавчера был тяжелый для меня день, физически тяжелый, даже пришлось иного выступать на совете. Остаток дня лежал пластом. Больничный продлили еще на 5 дней и, увы, правильно. А вчера встреча с гадостью. Откуда у некоторых людей уверенность, что они имеют право судить?
Бывают ситуации, когда положение 'Не судите, да не судимы будете" правильно. Не судимы будете своей собственной совестью.

21.12.86. Идти вперед, не уставая. Возраст не должен быть помехой. Толстой и в 7О лет продолжал учиться любви к людям и, хотя размышлял об этом всю жизнь, не стеснялся говорить, что он наконец-то понял, как надо жить. Вот запись 7мая I895 года: "Воскресенье. Москва. Утром нынче, в первый раз (!) после долгого тумана ясно понял, почувствовал, что жизнь служения людям открыта мне вполне, и захотелось этой жизни, только этой жизни. Но вошел в жизнь и как будто колеблюсь,— где служение: идти к Хохлову, облегчить его, к девице, о которой вчера просили студенты; или дома: домашние, прислуга, или встречи на улице? Отвечаю себе: и то, и другое, и третье, и четвертое. Записывать, что требуется вне дома, и делать. Помоги, отец. Так вдруг радостна, полна стала жизнь". Казалось бы, истина найдена, а через несколько дней, 1З мая пишет: "Давно не помню в себе такого упадка духа. Сжался и сижу, жду."
Ритмы духовной жизни .
Занятия английским мне начинают нравиться все более и более. Нужно набрать некоторую критическую массу слов и грамматических правил и конструкций, чтобы получать удовольствие от чужого языка, восхищаться его достоинствами. Действительно, в некоторых случаях по-английски, по французски, по-немецки и т.д. что-то можно выразить лучше, короче, яснее чем каком-то одном языке.

22.12.86. И снова утро. Несколько минут на записи, это я могу себе позволить, т.к. я все еще на дому, на больничном. Несколько дней на- Нцп было преждевременное возбуждение: я дескать здоров.
Последние несколько дней шел снег. Землю теперь основательно прикрыло. Деревья в инее. Негативный снимок природы. Но правильнее; природа вдали одела одно из самых своих нарядных, праздничных убранств. Чистейшее одеяние на десятки, сотни километров. Нет грязи и камней, старых листьев, черных веток. Все стерильно. Пустынно. Одиноко идет какой-то человек — контрастно-черная фигура на белом. Поразительно покрытое инеем дерево на фоне темно-красной стены дома. Роскошно-пушистая прорисовка ветвей. Там где деревья растут густо - сплошная нежнейшая материализация пространства. Масса инея висит в воздухе, и едва слышное перешептывание по всему пространству деревьев. Восторженно-тихий шепот парка.
Простая мысль — не расстраивать себя по пустякам. Я на это многие годы убил. Со страстью и темпераментом обсуждал мелкие проблемы с мелкими людьми. Либо с людьми, которые уже хорошо и давно усвоили мой взгляд или с людьми, которые слушали с интересом, но им все это было просто не надо. Грубая мысль Библии: "Не мечите бисера перед свиньями" во многих случаях очень верна и отнюдь не высокомерна. Нужно сохранять силы для больших дел главное сохранение свежести головы, а эту свежесть теряешь при пустопорожней болтовне. И надо оставлять силы и свежесть ближним своим, тем, кто в вас действительно нуждается.

2З.12.86. Утро. Иней. Хочется жить хорошей жизнью. Спокойно, напряженно работать. Жить простой жизнью — без лишних вещей и лишних потребностей. Но удовлетворять главные свои потребности — в творчестве, в любви, в общении с друзьями и природой. Удивительно, но мы живем не задумываясь, не формируя свой идеал жизни,  нам его навязывают, может быть и хороший, но чужой. Мы невольно продаем свою душу случайному.
Маркиз сидит в форточке и глядит на мир за окном. Пространство этого мира то и дело во всех направлениях пересекают птицы. Они больше всего привлекают и завораживают Маркиза. Птицы пробуждают в Маркизе его высокую мечту — поймать воробья
Вопрос о том, правильно ли мы живем, не нов, его ставили перед собой и будут ставить. Весь смысл этого вопроса постоянной его постановке перед самим собой.
Некрасов в одном юношеском стихотворении писал:
Я день и ночь тружусь для суеты,
И ни часа для мысли, для мечты...
Зачем? На что? Без цели, без охоты!..
Лишь боль в костях от суетной работы,
Да в сердце бездна пустоты!
Конец пребыванию дома. Больничный закрыт по 23.12.86. Конец болезни.

24.12.86. Первый рабочий день — до 18часов. Устал вдребезги, пришел весь мокрый, как мышь (почему мысли мышь?), с головной болью, лежу пластом. И это тоже жизнь. Саднит в горле и в груди. Съел несколько "ложек керосина тусклых мелочей" /Черный/. К концу дня все уже плыло передо мной, равнодушие, поднимаясь к самым глазам, сочилось наружу. И люди начинали "двигаться, как тени". Мое покрывало.
Пишу сразу же после прихода с работы.
Прошло 1,5 часа. Уже хорошо. Главное понемногу яснеет в голове. 2 таблетки аскофена действуют? Лежание с газетами? Интересно, могу я просто лежать, не читая?
Делаю эти записи, считаю, что дневник должен быть привязан к конкретным событиям жизни хотя бы в некоторых проявлениях. Вот и Толстой отмечает в своих дневниках такую ерунду, как катание на велосипеде или число убитых на охоте фазанов, зайцев. Например, запись в 1865г.16  октября. Убил двух беляков." Казалось, зачем это? В это время он писал "Войну и мир", вот о чем надо писать. Но об этом до удивления мало.
"17 октября, До обеда на неудачной охоте. Писать не очень хотелось" Все-таки проговаривается голубчик. А вот и привязка к роману: "Для Долохова видел на охоте местность, и ясно". Так что и беляки пригодились. Но дело не в обязательной пользе этих малозначащих записей, что какие-то одному автору понятные вехи, вешки, колышки.
1858г: "21 апреля. Чудный день. Баба в саду и на копани. Я угорелый…”
Ночная запись. Храм в душе
Проснулся полпервого, крутился 40 минут. На сердце тяжесть, но та муть, что была во мне вечером, осела. Проснулся с ясной головой и отчетливой мыслью, возникшей вдруг ни с того, ни с сего: "Храм в душе, храм должен быть в душе" . И еще: "В душе должен быть храм." Лежал, думал с какой-то отстранённой легкостью. В душе действительно представлялся ажурный, воздушный храм высотой в десятки километров. Едва видимые колонны-паутинки, вместо икон пейзажи, плавно проносящиеся мимо меня: холмистая местность с осенними лесами, потом зеленые луга, лужайки летнего леса. Как-будто смотришь из окна поезда — это плывут воспоминания, связанные в цепь ассоциаций. А вот и храмы, в которых я действительно был: темные, блистающие тяжелым золотом алтарей и горящих свечей русские церкви, соборы Троицко-Сергиевской лавры, роскошные католические костелы Праги и Брно. Целые поколения молились в них, затратили на них так иного труда. Не надо умалять этого труда — это тоже творения рук людских. Пение, звуки органа, уходящее прошлое, так и не сумевшее порвать пут лицемерия. Дух, пребывающий в смятении, ищет своего храма, ему нужна передышка в надежном убежище. Но бессонной ночью не пойдешь в костел. А дух хочет покоя и красоты. Сотвори для него храм у себя в душе, огороди его от тягот дневных и забот, пусть парит он в праздничном храме, в великом молчании ночи. Помилуй его, успокой его рокотом морских волн. Моря ведь достаточно в твоей душе. Введи его в леса, где бродил когда-то, вознеси в горы, выше, к снегам, к самому небу, дай сбежать ему с этих гор веселой горной речкой, дай услышать ему звонкую песню бегущей воды. Не стесняйся, ты волен дать свободу духу своему, завтра ты снова впряжешь его в телегу дел твоих, а сейчас пусть летит твой дух в просторах души твоей, в мире, сотворенном тобой. Может это лес под дождем, капли, падающие с листьев, дождь, то перестающий, то идущий с новой силой, может это далекое озеро хранящее тишину, легкий утренний туман, тающий под солнцем, может это живое пламя костра, задумчивые глаза людей и темнота леса, вокруг сплачивающая их в таинственное братство. Никто не посмеется над вами, ибо в тайне храните полеты вашего духа в храме души своей. Не ломайте ночью крылья духу своему.

25.12.86. Сегодня уже лучше. Хватило сил искупаться в ванне (принять ванну все-таки не по-русски - французская фраза). Но после ванны тяжеловато. Опять лежу, опять жизнь течет мимо. Почему такое ощущение? Я ведь жив, лежу, но жив. Любого свой дом, жену, детей. И все-таки притуплено восприятие жизни. Я слишком спокоен. Тепло. Тихая музыка. Я ни к чему себя не призываю, живу правильно, на пределе почти сил своих. По записям в дневнике нельзя судить о моей жизни. Она намного динамичнее, резче, мощное. Например, у меня 60 изобретений, а каждое из них это борьба. Но эти 60 изобретений тоже далеко еще не вся жизнь.
Вместо того чтобы что-то читать, как я обычно провожу досуг, я пишу, этот дневник. Я устал читать. И все чаще и чаще делаю периоды почтения. А потом опять носом в книгу.
Читать непрерывную хронологию душевных состояний не всегда интересно. А вот живые события, люди, с которыми мы встречаемся — это интересно для читающего. Или легче, потому что тут нет морализирования.
Толстой все время отмечает свои плохие поступки и дурные мысли. Мне кажется, что у меня их меньше, и их фиксация не способствует самовоспитанию. Это что-то вроде отпущения грехов. Ну а описание своих добрых дел — некое вознаграждение. А не из-за вознаграждения делаются добрые дела.
Из приемника звучат звук, гитары, мягкие переборы, кажется, перебирают струны твоей души. Лежу и лежу, жизнь вливается в меня. Голова нормальная, но на сердце упорно лежит булыжник. Перегрузка, когда был по больничному, этого не было.
Я пью чай с лимоном, вернее, наслаждаюсь чаем с лимоном.

Болашева:
 главная задача художника — создание большого приподнятого образа.
 Да, так.

(Продолжение следует на http://www.proza.ru/2017/01/24/1365 продолжение 1 части )