Киноповесть немка. часть вторая. жестокость

 Афганистан. Район Джелалабада. Февраль, 1986 год.

     Угрюмые скалы  холодных зловещих гор, нависшие с обеих сторон дороги, кажется, вот-вот сожмут и раздавят грузовик, как спичечный коробок. Так наверное думает за рулем каждый новичок, идущий первый раз в составе колонны, но только не Коля. Вот уже идет шестой месяц, как он в Афгане, шаферит в составе десантно-штурмовой бригады. «Пока  Бог милует» - любит говорить Николай, рисуя краской очередную звезду на дверце кабины Урала. Их уже четыре. «До аса еще далеко» - шутит Коля.
     Во время Отечественной советские летчики за сбитые самолеты фрицев на фюзеляжах своих ястребов рисовали звезды. В Афгане водилы переняли эту традицию, и тот, кто приходил с рейса, который, как считалось равносилен был подвигу, ставил звезду.
     Впереди Николая идет грузовик, на котором красуется пятнадцать звезд. Это машина сержанта Карпова, у него весной уже дембель.
     «Скоро перевал, а там уже наши, но прежде надо обогнуть эту гору», - думает Николай.
     Дорога, по которой двигалась колонна, уходила за гору и, обогнув ее, змейкой выползала в обратном направлении.
 – Это же какой крюк, километров пятнадцать, двадцать будет?.. А прорыть бы в ней туннель, сколько горючего и времени сэкономишь?.. – трезво, по-деловому рассуждает Николай. - Гиблое место, для засады в самый раз, - подняв вверх взгляд, вслух произносит он.
      В прошлый раз духи обстреляли колонну у самых ворот части, поэтому свободная от руля правая рука Николая лежит на автомате, зацепив большим пальцем за предохранитель.
      В этот раз Коле повезло, он идет налегке – продукты. Впереди только Карпов, да один БТР, а за спиной, колонна из десяти «наливников», в самом хвосте которых грозно грохочет громоздкий и неуклюжий танк.
      Николай прекрасно понимает, что в условиях боевых действий в горах с танка толку мало, как впрочем и с БТРа, но такой порядок - в рейс без охраны идти не положено. Впрочем, один танк и БТР для такой колонны это не охрана, но по сведениям агентуры армейской разведки: "В данном районе моджахедов нет". И все же, Николай больше доверяет своей, бригадной разведке, чем армейской, агентами которой являются те же афганцы, а для них шурави: "днем – дуст(друг), ночью – душман(враг)".
     - "Чужое… Все здесь чужое… - продолжает размышлять Коля, непрерывно бросая взгляд с  дороги, вверх, на унылые немые горы, ощупывая глазом каждый выступ, каждый подозрительный снежный ком или бугорок. – Чужая страна… Чужая война… Чужие люди… Горы… И эта дорога… Все… Все здесь чужое". 
     Николай отрывает ладонь от автомата, который лежит на пассажирском сидении и разминает затекшую кисть быстрыми движениями пальцев: растопыривая и снова сжимая их в кулак. Проделав эту процедуру несколько раз подряд, он снова кладет руку на автомат, крепко сжав его ладонью.
     А свои?.. А свои вот они, - на смуглом, красивом лице Николая появляется едва уловимая улыбка. Он кидает свой добрый взгляд на тентованный кузов машины Карпова. – Сержант Карпов, да пацаны, идущие следом. И нет мне роднее и ближе их сейчас на всей земле, разве что отец с матерью, да две сестренки. Но они там, дома, в Белоруссии, а я здесь… И пацаны здесь… - Коля на секунду вглядывается в боковое зеркало, в котором виден шлейф из грузовиков с цистернами, - и идем мы сейчас в одной связке… Война здесь всех сблизила, породнила, а эта дорога, - он отрывается от зеркала и серьезным строгим взглядом меряет дорогу, - сделала нас братьями...

     Азита выскакивает из дома и подбегает к навесу, где стоит несколько домашних коз. Она подбрасывает им корм и нежно гладит животных по мягкой густой шерсти. На одной из них девушка замечает расслабившийся узел веревки и решает ее перевязать, и только она пытается сделать это, как коза резво мотнув головой, снимает с себя поводок, вырывается из под навеса и стремглав выскакивает со двора. Вырвавшись на свободу, она немного пробегает по безлюдному кишлаку, а потом, словно обезумев, бросается в сторону гор.
     Все это время Азита бежит за своей любимицей, уговаривает ее вернуться обратно, но Айна(зеркало), так назвали они с дедушкой козу за удивительную шерсть, в которой можно увидеть свое отражение, даже и не думает возвращаться назад.
     - Ты куда, глупенькая?.. Вот я тебе, проказница!.. А ну-ка назад!.. Айна, я к кому обращаюсь?.. - Но коза даже не смотрит в сторону Азиты, а наоборот, стремится все выше и выше в горы.
     – Ну что ты с ней будешь делать, - Азита разводит руки в стороны и хлопает ладонями. – Ну, посмотрите на нее, - с укором говорит она и бросается вслед за козой.
     Ноги Азиты скользят по леденистым каменьям, она периодически спотыкается и падает на  холодные каменистые откосы, больно ударяясь коленями. – Ну, я тебе задам, - скорее от бессилия, чем от злобы грозит Азита, но коза рада тому что вырвалась на свободу и не обращая внимания на угрозы девушки, еще больше ускоряет ход.
 
     Капитан Анисимов во время движения колонны время от времени припадает к смотровой щели БТРа и осматривает окрестность.
     – Чисто, ну и слава Богу, - шепчет он себе под нос в очередной раз оторвавшись от щели. Взглянув на ручные часы, капитан достает с планшета карту и внимательно изучает ее.
     – Ну, так и есть, где-то здесь стоит наш дозор, - спустя несколько секунд  говорит он и оборачивается к сержанту, который дремлет на соседнем сидении. - Уже три дня как поставили.               
     Сержант вздрагивает, протирает красные воспаленные от бессонницы глаза и недовольным, охрипшим от простуды голосом, спрашивает:
     - Сделаем привал, товарищ капитан?..
     – Ты что болен? – обращает внимание Анисимов на болезненный охрипший голос сержанта.
     - Кажется, есть немного.
     Капитан протягивает руку и прикладывает ее к голове сержанта.
     - Да у тебя жар, - не без сожаления замечает он. - Как приедем, сразу в санчасть.
     Сержант ничего не отвечает, лишь отмахивается рукой и откинув голову назад, опять закрывает глаза.
 
     Боец Скворцов уже три дня как в составе танкового экипажа находится в дозоре. Сегодня он еще с рассвета заступил на пост. Так вот и сидит полдня, на броне танка, рядом с ДШК, спрятав голову от холодного колючего ветра в теплый воротник куртки. На ночь его сменят, потому что он салага, и никто из экипажа не рискнет доверить свою жизнь «Скворцу». Сухпаек, который дали им в дозор, закончился еще вчера, но самое обидное - нет ни одного глотка воды, хорошо что в горах хватает еще снега.
     Скворцов время от времени вытягивает голову из куртки и смотрит в ту сторону дороги, откуда должен появится прапорщик Мишин с полевой кухней. Вот и сейчас Скворцов с надеждой присматривается к дороге.
     – Ага, как бы не так, хрен тебе, а не хавку… Забыли они что ли о нас?.. – недовольно бурчит солдат, пряча голову в воротник.
     В это время со скрежетом и металлическим звоном поднимается танковый люк и показывается опухшее от сна красное лицо командира экипажа, сержанта Малышева.
     – Скворец, ну что тут у тебя? – зло спрашивает он.
     – Все нормально, товарищ сержант, - продрогшим голосом отвечает Скворцов.
     – Что же тут нормального, - с той же злостью рычит Малышев. – Где этот раздолбай Мишин?!.. Еще вчера он должен быть со жратвой!.. Кинули и забыли... Суки!.. Боятся задницу из берлоги высунуть, вояки!..  Замерз?! - все с той же грозностью в голосе спрашивает он, и не дожидаясь ответа на вопрос протягивает кружку.
     – На, хлебни немного, не кипяток, но все же…
     Скворцов принимает из рук сержанта кружку.
     – Что, снег растопили? – по детски радуется он воде.
     – Нет б…я, из источника святого муллы, - грубо отвечает сержант.
     Скворцов с жадностью выпивает содержимое кружки.
     - Спасибо, товарищ сержант, - благодарит он Малышева и возвращает назад кружку.
     – Спасибо прапорщику Мишину скажешь, когда жрачку привезет, - все также недовольно ворчит Малышев и обратно ныряет в танк, со злостью закрывая за собой люк.
     Скворцов проводит влажным языком по сухим, обветренным губам, достает из бокового кармана сигаретный окурок и спички, как вдруг, в горах, он замечает животное похожее на козу, а через мгновение, в след за ней, девушку.
     Коза резво делает рывок вперед и останавливается. И так она проделывает это несколько раз, по мере приближения девушки, как будто играет с ней в догонялки. Скворцов с интересом наблюдает за ними, пока они не теряются в горах.

     Что может быть дороже, ближе и роднее для солдата, чем письмо с родины. Письма - это святое: ровной стопочкой сложенные в полиэтиленовый пакет хранятся они в Колином вещмешке, который лежит в кабине машины за спинкой сиденья. Последнее письмо, которое он получил из дома, от одной из сестер, лежит в нагрудном кармане «песочки» и как только выпадает свободная минута, Николай достает его и с жадностью читает каждое слово давно уже заученного наизусть текста.
     - Коля, ты что, опять письмо получил, так вроде бы, почтовик-броневик не приходил сегодня? – шутливо спрашивает, кто-нибудь с сослуживцев.
     - Да не, это я еще то, которое в прошлый раз получил, читаю, - скромно отвечает Николай и смущаясь приговаривает: - "Домом пахнет".
     Сослуживцу ничего не остается, как только с пониманием по-доброму улыбнуться в ответ Николаю.
     И будет это письмо находиться в кармане «песочки» до тех пор, пока почтовый бронетранспортер, не привезет новую весточку из дома и уже оно, будет согревать сердце Николая, а это, как и все предыдущие письма ляжет ровной стопочкой в вещмешке солдата.
     Из письма сестры он узнал, что одна из его одноклассниц этой зимой вышла замуж за Колиного дружка, Мишку, с  которым он успел поработать до армии, на колхозной машине. И что зима в этот раз выдалась крепкой, и все мужики в деревне, в том числе и ее муж Ваня, кинулись в лес, за речку, которая замерзла, на заготовку дров. А еще она писала про гласность и перестройку, которую затеял Горбачев и что все скоро будут жить хорошо, и еще всякую всячину, на которую Коля на гражданке даже не обратил бы внимания, а теперь это настолько было ему интересным, дорогим и близким.
     Ход Колиных мыслей внезапно прерывает замеченное им в горах на снегу темное пятно. До рези в глазах он внимательно осматривает его и убедившись, что изучаемый им предмет ничто иное, как камень, Коля отрывает от него свой взгляд.

     Капитан Анисимов оборачивается к радисту, который сидит сзади него.
     - Передай, что мы в квадрате шестнадцать, - строгим голосом командует он.
     Радист наклоняется над рацией и делает подряд несколько позывных.
     – Товарищ капитан, связи нет.
     - Какого черта?.. - проявляет недовольство Анисимов. - Как нет?
     - Мертвая зона… Горы… - виновато отвечает радист.
     - И когда она будет?..
     В ответ радист только пожимает плечами.
     - Что ты мне тут жмешься, как целочка, - уже почти криком говорит капитан.  - Давай вызывай, вызывай родной.
     Солдату ничего не остается, как под тихий смешок и улыбки  солдат, сидящих в БТР, выполнять команду недовольного офицера.

     Малышев(малый),командир танка, ни насколько не сомневался в надежности, смелости и отваге своих ребят, которую не раз подтверждали они за время совместной службы в Афгане. "Зеленцов(зеленый), механик-водитель – почти два, а Касымов(коса), наводчик, более года вместе с ним - проверенные ребята. Скворцов(Скворец),заряжающий – салага, но парень толковый, из него получится танкист, - мысленно прокручивает сержант ситуацию, в которой они оказались. - Стоим в таком квадрате, где, как назло, нет связи, а то я быстро вытянул бы жирную задницу прапорщика Мишина. Вот бы его, суку, сюда… Сказано, духов нет, так что сидишь?..  Давай, вези, свои кострюли…"
     - Слыш, малый, нам бы чем-нибудь воробьев приманить, а потом гранату туда, -  как будто угадывает ход мыслей сержанта, Зеленцов. – Мне Иванисов рассказывал, они тоже где-то стояли, ни жрачки, ни связи. Поскребли по закромам и сусекам, хлебные крошки нашли и рассыпали их по земле. Через пару минут слетелось все живое вокруг: воробьи... ну,там... воронье всякое. Беркуты с неба на землю пали... Одним словом, война... все жрать хотят... Скорпионы, и те, из под камней вылезли. И вот в эту кучу-малу, пацаны гранату... Как долбануло!.. В общем пух отдельно, мясо отдельно... Подгоняй рефрижератор... Две недели так жили, пока о них командиры доблестной Советской Армии не вспомнили: - «Ну, думают, нет больше ребят, если не духи, то от голода зачахли». Примчались они на своих боевых, а у ребят шайбы - во, - Зеленцов разводит перед собой руки, как будто держит ими  увесистый качан капусты, - а брюхо, в танковый люк не пролазит.  Не жизнь, а курорт…
     - Ну и мастер врать твой Иванисов, -  сквозь веселый заливной смех с южным акцентом перебивает Зеленцова, Касымов.
     - Да это не Иванисов, это зеленый у нас мастер сказки рассказывать, - улыбаясь, отвечает Малышев.
     - Вы, что, думаете, я вру. Да это в натуре было. Они тогда духам такого шороху наделали, что те поклялись им отомстить... С тех пор ребята с закрашенным номером ездят... А какой номер у них, помнишь коса?
     - Сто третий, - отвечает Малышев, опережая замешкавшегося Касымова.
     - Точно у них номер закрашен, - вспомнив, спохватывается Касымов. – Я еще тогда подумал – смертники.
     - Они тогда в засаде сидели и караван духов раздолбили вчистую, - подхватывает разговор Малышев. - Их тогда всех к награде представили.
     - Ну вот, а вы смеетесь, - недовольно ворчит Зеленцов.
     - Да мы, зеленый, не над ними, мы над тобой, то есть, не над тобой, а над тем, как ты рассказываешь, - весело тараторит Малышев и опять отдается во власть смеха.
     - А может, в соседний кишлак сгонять и там что-нибудь раздобыть?.. В смысле,  попросить, - поправляет себя Касымов, заметив на себе недоумевающие  взгляды ребят. – А что тут такого, в конце концов, не убивать мы их придем, а поесть попросить…
     - Дадут, а нашим скажут, что мародерничали, - Малышев на секунду делает паузу. - И вместо дембеля, дизбат... И это в лучшем случае.
     - А в худшем? – Касымов испуганно смотрит на сержанта.
     В ответ Малышев тяжело вздыхает и недовольно машет рукой. – Я где-то читал, что человек без еды может жить долго, а вот без воды... - он берет кружку и делает из нее глоток. – Снег в горах еще долго будет, - говорит он, облизывая языком губы.
     - Как там наш скворец, лапки с крылышками не отморозил? – спрашивает Зеленцов и весело смотрит на Малышева.
     - Да нормально, еще чирикает – также шуткой отвечает сержант.
     - Нет, он скворца жалеет, - возмущается Касымов. - Ты себя пожалей, что ночами на морозе мерзнешь.
     - Лучше я ночами буду мерзнуть, чем с глоткой перерезанной под гусеницей лежать, - спокойно отвечает Зеленцов, глядя в упор в глаза Касымова.
     - Да я не о том, - меняет тон Касымов.
     - А о чем? – все также спокойно спрашивает Зеленцов.
     - Где это видано, что бы ночью салага спал, а деды глаз не смыкали, - не сдерживается Касымов.
     - На войне брат, на войне... - вступает в разговор Малышев и по-товарищески хлопает по плечу Касымова.
     Касымов  умолкает и понимающим добрым взглядом в знак согласия стыдливо опускает голову.               

     Скворцов еще за долго до появления колонны услышал непонятный звук, но не придал этому особого значения. К тому же если честно признаться, то ему  не хотелось лишний раз понапрасну  беспокоить «дедов» и лишь тогда, когда он увидел вылезший из-за горы БТР, он на мгновение теряется, а потом, как шальной  начинает стучать по крышке люка танка прикладом автомата.
     Первой из люка показывается недовольная голова Малышева.
     - Мать твою... Скворец... Ты что молчал?.. – без особой злобы ворчит сержант на солдата, радуясь приближающейся колонне, с трудом сдерживая себя от обоймы ругательств и матерщины, к которым он так привык за эти два года.
     Малышев быстро выскакивает из люка и прыгнув с танка, что есть силы бежит  на встречу колонне. Зеленый и коса, пулей выскакивают вслед за своим командиром и как будто состязаясь друг с другом на перегонки, бросаются за сержантом.
     - А я!?..  А мне!? – теряется Скворцов, не зная, что ему делать, бежать или оставаться на месте. Солдаты ничего не отвечают скворцу, лишь зеленый делает ему отмашку рукой, которая означает только одно: «отстань, не до тебя». После этого Скворцов еще больше сосредотачивается и крепко сжав в руках автомат, наводит его в сторону колонны.
 
     Водитель БТР, ефрейтор Бубнов, не сразу замечает хорошо замаскированный вблизи от дороги танк и лишь тогда, когда уже трое танкистов практически выскакивают наперерез колонне, он резко нажимает тормоза с такой силой, что броневик останавливается как вкопанный.
     - Бубнов, ты что творишь, - злобно рычит капитан Анисимов под стоны и ахи недовольных солдат, придерживая рукой шапку, которая едва не свалилась с его головы.

     Коля резко давит педаль тормоза. Скользнув по земле, Урал останавливается за несколько метров от машины Карпова. Грузовики, идущие следом за Николаем, со скрежетом и шипением колес, тяжело останавливаются один за другим.
    "Духи", - словно вспышка молнии мелькает в голове Николая. Он наспех открывает дверь и с автоматом в руках выскакивает из кабины под колеса Урала.
     В след за ним, один за другим с оружием в руках сыплются из кабин своих грузовиков солдаты и отбегая на безопасное расстояние от своих взрывоопасных машин, ищут укрытия прижавшись к скалам и занимают оборону.

     - Товарищ капитан, смотрите... - виновато произносит водитель БТРа Бубнов и как бы в оправдание, кивает головой на дорогу.
     Недовольный выходкой водителя, капитан прислоняется к смотровой щели.
     - Ну, так и есть... Это наш дозор... У них-то связь, надеюсь, есть?.. - с надеждой в голосе произносит он.

     Николай осторожно высовывается из-под машины и быстрым взглядом бегает по вершинам гор: – "Никого". Он перекатывается на другую сторону грузовика, смотрит вверх… по сторонам…
- Ты, бульбаш, кого там ищешь? - слышит Коля знакомый голос сержанта Карпова и  поворачивает голову в ту сторону откуда шел голос.
     Карпов спокойно сидит на подножке своего грузовика и вертит в руках шапку.
     - Потерял что-то, спрашиваю?.. Нет?.. Тогда что ты там делаешь?.. – все с той же ноткой издевательства спрашивает сержант.
     Судя по поведению Карпова, Коля понимает, что духами тут и не пахнет, а дело, видно, в другом, и чтобы не выглядеть смешным в лице товарища, уверенно отвечает.
     – Да, потерял... В прошлый раз... На этом самом месте... - говорит Коля и делает вид, как будто что-то ищет.
     - А что, если не секрет?
     - Да, мелочь...
     - Но мелочь нужная?..
     - Ну да, конечно.
     - А какая?
     - Да так, пустяк...
     - А какой пустяк, не скажешь? – не сдается надоедливый сержант.
     - Скажу...
     Коля вылезает из-под кузова грузовика и отряхивая с себя прилипший мокроватый снег, вполне серьезно спрашивает.
     - А где?..
     - Кто?
     - А зачем тогда?..
     - А я откуда знаю.
     - Но если ты, сержант, не знаешь, то откуда знать об этом мне, рядовому?
     - Логично. Только ты о чем?
     - Карпов, может хватит? - На лице Николая появляется добрая, дружеская улыбка. - Стали, спрашиваю, зачем?
     - Ах, вот ты о чем? - Карпов встает с подножки и не спеша одевая шапку, улыбается, и спокойно говорит.  – Дозор... Наши...
     Под веселый смех и шутки, отпускаемые в свой адрес и довольные тем, что нет никакой опасности, вылезают солдаты из укрытий. На радостях они бросают снег,  бегают, догоняют и валят друг друга наземь.
     Обогнув машину Карпова, Коля, замечает в метрах полста от дороги вырытый капонир, из которого торчит верхняя часть танка с длинным пушечным стволом и бойца стоявшего во весь рост на башне с автоматом в руках.
     Пройдя с Карповым еще несколько метров, впереди БТРа, Коля замечает капитана Анисимова в окружении трех танкистов, которые оживленно ему что-то рассказывают.
     - Я же вам говорю... Мы здесь уже третий день... Нам бы немного воды, да какой-нибудь жратвы, товарищ капитан, - доносятся до Коли жалостливые просящие слова одного из танкистов.
    - Прапорщик Мишин боится нос высунуть… Трусливая собака... - с укором говорит решительный и уверенный в себе уже следующий голос…
     - Сержант, у нас тут со связью проблема, я бы хотел воспользоваться вашей, - обращается Анисимов к танкисту, который стоит спиной к Николаю.
     - А я вам про что, товарищ капитан... Связи тоже нет... Горы... -  говорит  сержант Малышев и подняв обе руки вверх, указывает ими на горы, виновников отсутствия связи. -  Все волны пожрали.
     - А как же вы здесь без связи, одни, среди д... - капитан на секунду запинается и обводит взглядом горы, как будто на них что-то ищет. - Гор, - находит он нужное слово. Он обхватывает руками стоящих рядом с ним танкистов и по-отцовски с любовью прижимает их к себе.
     - Как же вы... Ребятки... - сдавленным голосом шепчет капитан.
     - Так я же вам говорю, - не замечая дрогнувшего голоса капитана, лепечет Малышев. - По началу мы все, кто ходил в дозор, возвращались в часть, но духи, суки, в окопники начали совать всякую гадость: то итальянки, то еще какую-нибудь дрянь... Три экипажа подорвались... С тех пор команду дали стоять круглосуточно, чтобы духи, значит...
     - Карпов! - злостным командирским голосом выкрикивает Анисимов, прервав Малышева.
     - Я здесь, товарищ капитан, - отзывается Карпов, стоявший рядом с Николаем и в рывке подбегает к капитану.
     - Слушаю, товарищ капитан, - спокойным голосом говорит сержант, меряя взглядом танкистов.
     - Карпов, дай парням несколько коробок тушенки... Ну в общем, все, что есть у тебя... И не жалей... - раздраженным от волнения голосом приказывает капитан.
     Сержант еще раз обводит взглядом танкистов и только после этого нехотя произносит: - «Есть», - и также не охотно отдает честь.

     Духи, как стервятники, поджидая свою жертву, облепили дорогу с ветреной стороны гор. Одни из них, пригнувшись, перебегают с места на место, занимая более выгодные позиции, другие, вытаскивая голову из под  капюшонов «Аляски», несмело выглядывают из своих укрытий и осматривают дорогу.
     Рашид, сын Мирзо,  в предчувствии скорого боя, в успехе которого он не сомневался, лежал, спрятавшись за камень и смотрел на дорогу. В его недобрых, злых глазах, застыл холодный, леденящий взгляд смерти. В этих глазах не было ни жалости, ни сострадания, ни любви, ни тепла,  лишь одна серая беспросветная пустота.
     Вот уже почти два года прошло с тех пор, как Рашид возглавил отряд после смерти своего отца. Он поклялся жестоко отомстить за смерть отца, который с половиной своего отряда пошел в Союз и не вернулся. Тогда лишь троим удалось вернуться  живыми, один из которых был американец, а остальные сто воинов, в том числе и его отец, остались лежать там, на советской стороне. Рашид гордился и восхищался своим отцом и хотел всегда и во всем быть похожим на него, и он стал таким же жестоким, кровожадным и хладнокровным убийцей, как и его отец Мирзо. Рашиду пришлось покинуть свой родной кишлак у приграничной зоны с Союзом, где вовсю хозяйничали сорбазы и шурави, и перебраться сюда, к границе Пакистана. Здесь он со своими людьми устраивал постоянные набеги и засады на дорогах, где проходили боевые колонны неприятеля. Ему практически всегда везло. Напав и разбив врага, он безнаказанно уходил в Пакистан, где отсиживался со своим отрядом и, отдохнув, набравшись сил, опять шел в Афганистан, на дорогу... 
     Вот и теперь, получив сведения от своих людей, которые служат в правительственных войсках Афганистана, он со своим отрядом ждет малоохраняемую вражескую колонну, заранее подкинув дезинформацию русским об отсутствии группировок моджахедов в этом районе. 
     Дядя Вагида, Азад, родной брат Мирзо, всегда был рядом со своим племянником. Он гордился и радовался  легким победам своего племянника. «Настоящий воин джихада», - не раз можно было услышать из его уст слова в адрес племянника, после очередной успешной победы над врагом.
    В этих победах Азад видел и свою заслугу: он давал нужные советы и рекомендации горячему и решительному племяннику. Азад и в этот раз сделал все, для легкой победы Рашида. Это он через своих людей обманул и убедил русских в том, что дорога свободна, а отряд Рашида будто бы ушел за кордон, в Пакистан. И самое главное, именно на этом участке дороги отсутствовала связь, а значит, русские не смогут вызвать подкрепление. О танке русских, который стоял в семи километрах отсюда, Азад знал и особо не боялся его.
     – А если сунется, то мы его достойно встретим... Главное, что русские клюнули... Охраны минимум, - радостно рассуждает Азад, лежа в двух шагах от своего любимого племянника. – Десять бензовозов для нас - это хорошая нажива, а для шурави... - его лицо расплывается в сладкой улыбке, – сами виноваты, если глупы и доверчивы, как овцы.    
     - Дядя, Азад.
     Услышав свое имя, Азад, поворачивает свою голову на родной близкий для него голос.
     - Что, Рашид? –  отвечает он шепотом, словно боясь, что его кто-то может услышать.
     - А они не передумают?.. Точно пойдут?.. – спрашивает Рашид, имея ввиду русскую колонну, из-за которой они уже с самого утра дрогнут здесь, на этом холодном, пропитанном сыростью, ветре.
     - Об этом только одному Аллаху известно, - отвечает Азад и достав из-за пазухи маленькую жестяную флягу, протягивает племяннику. Рашид в ответ ничего не говорит, а лишь отрицательно мотает головой. Дядя не сразу убирает флягу, ожидая, что Рашид передумает и выпьет согревающий напиток, и лишь только после того, как племянник поворачивает голову, устремив свой взгляд на дорогу, Азад снимает пробку и делает несколько маленьких глотков.
 
     Довольные тем, что запаслись едой и водой, танкисты вчетвером еще долго стояли и смотрели вслед уходящей колонны, пока плетущийся в ее хвосте танк не растворился вдали вслед за грузовиками.
     На этих четырех грязных, замусоленных, покрытых копотью лицах, лежал одинаковый безжалостный отпечаток войны. Это он сделал их, восемнадцатилетних, на этой войне седыми, это он вопреки всем законам жизни научил без страха и жалости убивать и умирать в восемнадцать…
     - Все, хватит глазеть, - грубо обрывает молчаливую тишину Малышев и первым отрывает взгляд от скрывшейся за горами колонны. Солдаты не сразу, а постепенно нехотя, один за другим, отводят взгляды от дороги. 
     - Ну что, пошли, посмотрим, чем нас братишки угостили?.. – желая скорее доставить удовольствие своему желудку, говорит Малышев и направляется к танку. Следуя за ним, танкисты, по-мальчишески, легко и умело заскакивают на танк и один за другим ныряют в люк.
     - А ты куда? – останавливает Касымов, залезающего в танк вслед за ним Скворцова.               
     - Оставь коса, - гневно произносит Малышев. – Пускай парень похавает, заодно и погреется.
     - А духи?..
     - А духи пускай подождут... - спокойно отвечает Малышев. Касымов, не смея перечить решению своего командира, пожав в недоумении плечами, молчаливо соглашается.

     Увидев колонну, сердце Рашида дрогнуло и, застучав ускоренным ритмом, погнало кровь по венам  молодого крепкого тела. В одно мгновение его лицо и глаза становятся красно-лилового цвета, не от страха, а от предвкушения того звериного инстинкта, который испытывает хищник нападая из засады на беззащитную жертву.
     В данном случае ситуация была схожей, практически небоеспособная и беззащитная колонна русских, против хорошо вооруженной, подготовленной банды духов.
     Рашид берет в руки рядом лежащий с ним гранатомет и наводит его в сторону приближающейся колонны русских.

     - Хватит Айна, погуляла, а теперь домой, - с обидой чуть не плача говорит Азита на проказницу козу. Айна вдоволь набегавшись и нагулявшись, наконец-то успокаивается и засеменив своими ножками, делает несколько шагов в сторону девушки.
     В это время до Азиты доносится непонятный звук. Любопытная девушка поворачивается и направляется в ту сторону, откуда идет гул моторов.
     Коза Айна обижаясь на Азиту, что та больше не обращает на нее внимания, немного потоптавшись на месте, вприпрыжку устремляется вслед за своей хозяйкой.

     - Минтай в томате, - читает Зеленцов, держа перед собой консервную банку.   - Так, а здесь что? – он открывает плотную бумажную коробку и достает оттуда  жестяную банку.  – Перловка, - скривив гримасу на лице, недовольно произносит он.
     - Посмотрите на него, он еще перебирает, гурман чертов, - не выдерживает Малышев кривляний своего товарища. – Не хочешь - не ешь, нам на больше будет, - говорит он и улыбаясь подмигивает Скворцову.
     - А я что, я ничего... – оправдывается Зеленцов, ловко вскрывая штык-ножом консерву.

     Два провода с оголенными концами, зажатые в грубых мужских руках, медленно приближаются друг к другу. Мгновение и... Оторванная башня БТРа на несколько метров поднимается вверх, следом летят человеческие фигуры: десант. В колонне, то тут, то там вспыхивают бензовозы, огонь от которых без особого труда перебирается на близстоящие машины. Горящие солдаты, словно живые факелы от боли и безумного ужаса в панике бегают среди полыхающих машин и тут же замертво падают из-за болевого шока и  вражеских пуль.
     Стоны, мольба, жалостливые крики раненых о помощи, огненные языки пламени вперемешку с черным густым дымом до самого неба настолько напугали Николая, что он в страхе забился под кабину своего грузовика и обеими руками уцепился за колесо.
     «Может это и есть тот самый ад» - думает Коля, вспоминая, как в детстве за какую-нибудь  провинность его не раз пугали старшие. –  За что мне все это?.. В чем я провинился перед тобой, Господи?! - вырывается из груди Николая.
     - Ты че орешь, глотку простудишь?!
Коля не отрывая рук от колеса, резко поворачивает голову.
     - Что, страшно?.. – Сержант Карпов пытается улыбнуться, но улыбка получается нереальная, страшная. - Мне тоже, - честно признается он. - Только на войне, брат, со страхом много не навоюешь... Но ты вообще, как?.. – заметив растерянность и страх в Колиных глазах, Карпов.
     - Я.. Я... нормально, - едва совладав с собой, отвечает Николай.
     - Бьют по наливниках, нас не трогают… Пока не трогают… Разделаются с ними - за нас возьмутся… Слышишь, что я говорю?
     Коля ничего не отвечает, лишь положительно кивает головой.
     - Видишь крупнокалиберный, достань его, суку, а я сейчас, - указав рукой куда-то за грузовик, говорит сержант и ныряет под кузов машины.
     Николай приподнимается и боязливо высовывает голову из-за капота машины. Не высоко в горах он замечает ДШК,  из сопла которого один за другим вылетают смертоносные заряды. Не отрывая взгляд от пулемета, Коля наощупь находит у своих ног автомат. Передернув затвор, он кладет ствол автомата на край капота и плотно прижимает приклад к своему плечу. В прорези прицела Коля замечает у ДШК голову духа, который немного приподнялся, чтобы перевести огонь в хвост колонны, где оказывал сопротивление духам, танк русских. Прицелившись, Коля посылает несколько очередей из автомата. ДШК замолкает. – Я попал... Попал... Попал... – как ребенок радуется Николай своей первой легкой победе...

     - Жить - хорошо, - не сдерживая радости, произносит Касымов, забрасывая в рот очередную ложку перловки.
     - А хорошо жить - еще лучше, - разделываясь с консервой, весело лепечет Скворцов, напомнив всем знакомую фразу из популярного фильма, которая вызывает у ребят веселый и здоровый смех.

     - Пока не очухались, надо уходить, - слышит у самого уха Николай  неестественный голос непонятно откуда нарисовавшегося Карпова.
     - Коля слышишь, что я говорю?.. Заводи мотор и уходи!.. Я приказываю! – сорванным, охрипшим голосом кричит Карпов.
     Неестественный звериный голос и сам суровый вид сержанта настолько был страшен, что Коля даже не может понять, кого он сейчас больше боится: духов или его - Карпова. Не смея перечить «страшному» сержанту, испуганный Коля бросается к двери грузовика, но в последний момент оборачивается: - «А как же ты?!» - прийдя в себя, спрашивает он Карпова.
     - А у меня тут еще дела, - уже спокойным, приглушенным голосом говорит Карпов и, как будто очнувшись, опять злобно кричит – Заводи!
     Не помня себя от страха, Коля заскакивает в кабину. Правая рука автоматически поворачивает ключ зажигания и включает передачу.
     - Давай, браток, - прощаясь, говорит Карпов в след тронувшемуся грузовику.
     Подняв ствол насколько это возможно, уже горящий танк русских делает еще пару выстрелов по сидевшим в засаде духам...
     ...Спустя минуту из открывшихся люков выскакивают танкисты, но тут же падают, скошенные вражескими пулями...
     То тут, то там раздаются одиночные автоматные очереди оставшихся в живых русских, но духи, которые спускаются сверху, дружным, шквалистым огнем, без особого труда расправляются с солдатами.
     - Все рассчитали суки… С ветреной стороны засаду сделали, - с досадой  говорит Карпов, на бегу уложив с автомата духа спускавшегося с горы и не мешкая, ныряет к кабине бензовоза.
     С жжением и шипением издавая зловонную, смертоносную испарину, в мокрый на половину с землей снег, где только что пробежали ноги Карпова, обоймой одна за другой вонзаются несколько автоматных очередей.
     – Ничего, еще не такое видали, - роняет Карпов и запускает две: одну за другой гранаты. Открыв кабину бензовоза и оторвав от руля руки бойца с дыркой в голове, сержант отодвигает тело убитого и заскакивает в грузовик.
     Люди Рашида лавиной слетают с гор к горящим грузовикам, огненное жало которых ветер поднимает и отгоняет в противоположную от них сторону, не создавая им особой угрозы и препятствий для атаки.
     Заметив в зеркало дружно спускающуюся по склону скалы группу духов, сержант Карпов поворачивает ключ зажигания.
     - Так надо, мама, - едва уловимо шепчут его губы.
     Немного понаблюдав в зеркало за духами, пока те спустятся ниже Карпов включает передачу и дав задний ход, глубоко утопив ногой педаль газа, разгоняет бензовоз в скалу...

     - Малый глянь в перископ, посмотри, что вокруг делается? – отвлекшись от тушенки, говорит Зеленцов  - Задраяли все щели и люки, сидим здесь, как те топали на плющихе, ничего не слышим и не видим. 
     - Да дай ты хоть пять минут спокойно поесть человеку  – вступается Касымов за командира, недовольный тем, что отрывают того от еды.

     Проезжая мимо БТРа, Коля останавливает грузовик и выскочив из него бегает среди лежащих на земле десантников в надежде на то, что кто-то может быть, еще остался живой.
     Николай еще никогда не испытывал такого дикого животного страха: "А может, это не страх, а что-то гораздо страшнее и ужаснее, что он даже не может понять и осознать своим неопытным молодым рассудком".
     Не помня себя, со звериным ревом, который выходил у него из груди, он метался от трупа к трупу, заглядывая в мертвые стеклянные глаза ребят.
     Подбежав к капитану, который лежит у самого БТРа, Коля нагибается и улавливает легкое едва заметное дыхание: - "Живой" - мелькает слабая надежда.
     - Товарищ капитан! - Несколько раз подряд сначала шепчет, а потом, что есть силы, кричит Николай и тормошит капитана.
     В ответ, Анисимов, издает тяжелый болезненный стон.
     – Живой! – На радостях кричит Коля. - Живой!
     Он с трудом взваливает себе на плечи капитана и сгибаясь в коленях несет его к машине.
     Заметив сквозь дым некое движение впереди колонны, духи открывают по Николаю огонь.
     Не обращая на вражеские пули, Коля подбегает к грузовику, открывает дверь и не спеша с осторожностью, укладывает на сидение Анисимова и тут же бросается за руль.
     Сделав легкую пробуксовку,Урал, как шальной, срывается с места.
     В отчаянии и досаде, что от них ушел грузовик, духи что-то кричат на своем и  злобно безнадежно стреляют ему вслед...

     Спустившись вместе со всеми с гор, Рашид из автомата в руках добивает лежащих на земле смертельно-раненых десантников.
     Откуда-то, из-под колес одного из горящих грузовиков, духи вытаскивают ничего непонимающего, контуженного бойца.
     Рашид тутже приподнимает автомат и наводит его на солдата, что бы сделать выстрел.

     Обратив внимание на тишину - взрывы, автоматные очереди и одиночные выстрелы, также резко затихли, как и начались, - Азита, набравшись смелости, решает посмотреть на горящую внизу дорогу и высовывает из-за камней голову.
               
     - Не делай этого, Рашид, - останавливает Азад племянника. – Скоро у русских праздник, - ехидно улыбается он, - вот мы и сделаем им подарок.
     В знак согласия Рашид делает такую же "милую" улыбку и убирает автомат от пленного, в сторону.
     - А это еще что?! – спохватившись, кидает вверх свой удивленный взгляд  Рашид и в один миг подняв автомат, дает длинную очередь.
     – Не люблю живых свидетелей, - радуясь точному выстрелу, широко оскалив зубы, говорит он, глядя прямо на дядю.

     - Ну что, скворец, поклевал немного, а теперь давай порхай наверх… - говорит Малышев после того, как Скворцов приговорил пару банок консерв.
     Облизав во рту ложку и спрятав ее во внутреннем кармане куртки, предварительно завернув в какой-то лоскуток, Скворцов, лениво, неохотно начинает вставать, не желая покидать теплое место...
     – Вообще-то я еще мог бы склевать столько, - вполне серьезно заявляет Скворцов, глядя на пустые консервные банки.
     – Ну, брат, столько только орлам под силу, - Зеленцов выпячивает вперед свою грудь. - А так как ты у нас скворец, то довольствуйся тем, что дали, – шутя говорит он, под веселые взгляды друзей.
     - Сим-Сим, откройся, - говорит Скворцов и, с силой толкнув рукой люк, вылезает из танка и тут же, словно оглушенный, падает обратно.
     По рассеянному испуганному лицу Скворцова, ребята понимают, что произошло что-то ужасное. 
     - Что?! - орет Малышев на испуганного Скворцова, который пытается прожевать ртом воздух, не в силах сказать и объяснить что-то внятное. 
     Не дожидаясь от Скворцова хоть какого-то ответа, Малышев прилипает к перископу.
     – Мать твою, - опять нервно орет он. – Колонна!.. Зеленый!.. 
     Но Зеленцов уже был на месте: не первый день на войне...
 
     Дождавшись, пока уйдут духи, Азита бросается к истекающей кровью козе Айне. Дрожащими руками она приподнимает голову бедного животного и, не в силах что-нибудь сказать, со слезами на глазах склоняет голову.

     Не обращая внимания на мины и другие смертоносные ловушки, которые могли оставить после себя духи, ребята, подлетев на огромной скорости к колонне, останавливают танк и один за другим выскакивают из танка.
     – Скворец! – кричит на ходу Малышев Скворцову, который засел за ДШК. - Если что?!... Ложи тут все, что шевелится... - на ходу кричит он солдату и вместе с Зеленцовым и Касымовым, что есть духу, бежит к колонне.
     "Сидим обжираемся!.. - в укор самому себе и в адрес рядом бегущих с ним ребят, недовольно кричит Малышев. - Жить хорошо!.. А хорошо жить!.. - передразнивает недавний разговор сержант,  истязая себя самого и ребят. – А ребят тут"!.. - надрывно, чуть не плача продолжает орать Малышев.
     Первым на пути ребят, встает обгоревший танк, дальше, одна за другой полыхающие огнем машины и обгоревшие искалеченные трупы: своих и чужих.
     Обежав от начала до конца колонну, ребята не находят ни одного живого...
     - А-а-а-а! - что есть мочи орет Малышев, собрав в этот ужасный крик всю свою боль человеческой скорби и жалости. Он приподнимает автомат и безутешно открывает беспорядочный огонь.               
     Напуганная выстрелами, Азита вскакивает на ноги и исчезает за высокой скалой.  Заметив ее, Зеленцов и Касымов выкладывают по целому рожку, изрешетив пулями то место, где только что была Азита.
     - Что это было?! - закончив палить из автомата, кричит Малышев и не дождавшись ответа, бросается к горе.
     Зеленцов и Касымов кидаются в след, за ним. Они резво поднимаются вверх, к тому самому месту, которое они только что обстреляли и к своему удивлению обнаруживают там убитую козу.
     - А девка где? – говорит Касымов и растерянно смотрит на парней.
     Малышев нервно сплевывает и глядя прямо в глаза Касымова, злостно кричит.
     – По-твоему, это все, - он поворачивается  лицом к дороге и указывает рукой на горящую внизу колонну, - девка сделала?..
     – Малый зря ты так, коса правду говорит - вступается Зеленцов за товарища. - Здесь точно баба была.
     Спустившись с горы, опустив угрюмые головы, ребята, молча бредут к своему танку. Зеленцов неожиданно останавливается и резко поднимает голову. 
     - Стойте! - радостно вскрикивает он. - А где машина?
     Малышев и Касымов останавливаются и обменявшись друг с другом непонимающими взглядами, безнадежно спрашивают в один голос.
     – Какая машина?
     - Какая, какая, - делает счастливый вид Зеленцов. – В колонне две тентованные машины были.
     – Ну,-  соглашаются с ним парни.
     - Здесь только одна, - Зеленцов кивает головой в сторону колонны. - А где вторая?

     Чем дальше Николай удалялся на своем грузовике от того места, где духи расстреляли колонну, тем сильнее его тело пробивала мелкая, с каждой минутой нарастающая дрожь. Он, Коля, впервые, видел так близко смерть, чувствовал ее гнилой, вонючий запах, слышал ее жесткое, прерывистое, как у дряхлой старушки, дыхание, смотрел в ее холодные, мраморного цвета глаза. «Так вот, какая она...» - звучала эта фраза в голове Николая до тех пор, пока он не в состоянии больше ввести машину, заглушил мотор.
     «Тихо. Почему так тихо? - не может понять Николай. - А где?.. - Коля мучительно пытается что-то вспомнить. –  Где?.. – пытается что-то вспомнить Николай, сжимая сильно брови. Поднимая взгляд Коля нечаянно ловит свое отражение в зеркале. Он медленно подносит свою тяжелую дрожащую руку к зеркалу и, ткнув пальцем в свое отражение чуть слышно удивленно хрипит  - Я?.. Я?!.. Я!.. Я!.. – узнав себя в отражении начинает он злостно кричать и до крови молотить кулаком в зеркало. – Живой?!. Живой?!. живой?!. – с укором приговаривает он, при каждом ударом в зеркало. – А где?!. – в ярости кричит он, нанося очередной удар по разбитому зеркалу, - Где пацаны!  Где Карпов! Где Анис"... - обрывается на полуслове Николай и останавливает разбитый до крови кулак у самого зеркала...   (Продолжение следует)